Текст книги "История. Узнавай историю, читая классику"

Глава VII. Приступ

[…] В это время из-за высоты, находившейся в полверсте от крепости, показались новые конные толпы, и вскоре степь усеялась множеством людей, вооруженных копьями и сайдаками. Между ими на белом коне ехал человек в красном кафтане, с обнаженной саблею в руке: это был сам Пугачев. Он остановился; его окружили, и, как видно, по его повелению, четыре человека отделились и во весь опор подскакали под самую крепость. Мы в них узнали своих изменников. Один из них держал под шапкою лист бумаги; у другого на копье воткнута была голова Юлая, которую, стряхнув, перекинул он к нам чрез частокол. Голова бедного калмыка упала к ногам коменданта. Изменники кричали: «Не стреляйте; выходите вон к государю. Государь здесь!»

[…] Мятежники съезжались около своего предводителя и вдруг начали слезать с лошадей. «Теперь стойте крепко, – сказал комендант, – будет приступ…» В эту минуту раздался страшный визг и крики; мятежники бегом бежали к крепости. Пушка наша заряжена была картечью. Комендант подпустил их на самое близкое расстояние и вдруг выпалил опять. Картечь хватила в самую середину толпы. Мятежники отхлынули в обе стороны и попятились. Предводитель их остался один впереди… Он махал саблею и, казалось, с жаром их уговаривал… Крик и визг, умолкнувшие на минуту, тотчас снова возобновились. «Ну, ребята, – сказал комендант, – теперь отворяй ворота, бей в барабан. Ребята! вперед, на вылазку, за мною!»

Комендант, Иван Игнатьич и я мигом очутились за крепостным валом; но обробелый гарнизон не тронулся. «Что ж вы, детушки, стоите? – закричал Иван Кузмич. – Умирать так умирать: дело служивое!» В эту минуту мятежники набежали на нас и ворвались в крепость. Барабан умолк; гарнизон бросил ружья; меня сшибли было с ног, но я встал и вместе с мятежниками вошел в крепость. Комендант, раненный в голову, стоял в кучке злодеев, которые требовали от него ключей. Я бросился было к нему на помощь: несколько дюжих казаков схватили меня и связали кушаками, приговаривая: «Вот ужо вам будет, государевым ослушникам!» Нас потащили по улицам; жители выходили из домов с хлебом и солью. Раздавался колокольный звон. Вдруг закричали в толпе, что государь на площади ожидает пленных и принимает присягу. Народ повалил на площадь; нас погнали туда же.

Пугачев сидел в креслах на крыльце комендантского дома. На нем был красный казацкий кафтан, обшитый галунами. Высокая соболья шапка с золотыми кистями была надвинута на его сверкающие глаза. Лицо его показалось мне знакомо. Казацкие старшины окружали его. Отец Герасим, бледный и дрожащий, стоял у крыльца, с крестом в руках, и, казалось, молча умолял его за предстоящие жертвы. На площади ставили наскоро виселицу. Когда мы приближились, башкирцы разогнали народ и нас представили Пугачеву. Колокольный звон утих; настала глубокая тишина. «Который комендант?» – спросил самозванец. Наш урядник выступил из толпы и указал на Ивана Кузмича. Пугачев грозно взглянул на старика и сказал ему: «Как ты смел противиться мне, своему государю?» Комендант, изнемогая от раны, собрал последние силы и отвечал твердым голосом: «Ты мне не государь, ты вор и самозванец, слышь ты!» Пугачев мрачно нахмурился и махнул белым платком. Несколько казаков подхватили старого капитана и потащили к виселице. На ее перекладине очутился верхом изувеченный башкирец, которого допрашивали мы накануне. Он держал в руке веревку, и через минуту увидел я бедного Ивана Кузмича, вздернутого на воздух. Тогда привели к Пугачеву Ивана Игнатьича. «Присягай, – сказал ему Пугачев, – государю Петру Феодоровичу!» – «Ты нам не государь, – отвечал Иван Игнатьич, повторяя слова своего капитана. – Ты, дядюшка, вор и самозванец!» Пугачев махнул опять платком, и добрый поручик повис подле своего старого начальника.

[…] Жители начали присягать. Они подходили один за другим, целуя распятие и потом кланяясь самозванцу. Гарнизонные солдаты стояли тут же. Ротный портной, вооруженный тупыми своими ножницами, резал у них косы. Они, отряхиваясь, подходили к руке Пугачева, который объявлял им прощение и принимал в свою шайку. Все это продолжалось около трех часов. Наконец Пугачев встал с кресел и сошел с крыльца в сопровождении своих старшин. Ему подвели белого коня, украшенного богатой сбруей. Два казака взяли его под руки и посадили на седло.

Что такое сайдак?

Сайдак – комплект вооружения лучника, состоявший из лука и колчана со стрелами.

Кем был Емельян Пугачев?

Емельян Иванович Пугачев (1742–1775), предводитель восстания XVIII в. Принимал участие в Семилетней войне, и русско-турецкой 1768–1774 гг., дослужился до чина хорунжего. Склонный к авантюрам, в 1772 г. Емельян объявился на Яике (Урале), где заявил казакам, что он – чудом спасшийся после дворцового переворота император Петр III. Вспыхнувшее в 1773 г. восстание охватило огромную территорию Поволжья и Урала. Мнимый император обещал крепостным крестьянам волю, а казакам – свободу от податей и защиту от притеснений. Пугачевцам удалось разгромить части царских войск, но в августе 1774 г. он потерпел поражение под Черным Яром и выдан бывшими сподвижниками властям. В 1775 г. Пугачев был казнен.

Почему жители встречали Пугачева хлебом-солью?

Неудивительна такая встреча – ведь для многих простолюдинов это был подлинный, чудом избежавший смерти «император Петр III». Именно его недолгое правление породило легенду, что император хотел облегчить жизнь народа, а за то и был свергнут собственной женой. Историки сообщают о не менее сорока самозванцах, выдававших себя за Петра III. Даже в далекой, балканской Черногории объявился «свергнутый император» – самозванец Стефан Малый даже успел поцарствовать в 1767–1773 гг., но был убит в результате турецкого заговора.

Что такое присяга?

Новый император получал присягу военнослужащих – торжественную клятву верности. Поэтому-то для достоверности «императору Петру III» и требовалось, чтобы ему присягнули солдаты и офицеры, уже дававшие присягу императрице Екатерине II. Комендант крепости отказался нарушить свое клятвенное обещание и поплатился за это жизнью. А вот главный недруг Гринева, Швабрин Пугачеву на верность присягнул, чем не только сохранил себе жизнь, но и получил должность казненного Ивана Кузьмича.

Зачем солдатам резали косы?

Солдаты в XVIII в. носили парики с туго заплетенными косами. Отрезание косы означала освобождение от прежней службы в армии – казаки париков не носят. Часто вместо парика солдаты должны были заплетать в косу собственные волосы на затылке, по бокам – в букли и пудриться. Вместо пудры часто использовали… муку.

Глава VIII. Незваный гость

[…] Размышления мои были прерваны приходом одного из казаков, который прибежал с объявлением, что-де «великий государь требует тебя к себе». «Где же он?» – спросил я, готовясь повиноваться.

– В комендантском, – отвечал казак. – После обеда батюшка наш отправился в баню, а теперь отдыхает. Ну, ваше благородие, по всему видно, что персона знатная: за обедом скушать изволил двух жареных поросят, а парится так жарко, что и Тарас Курочкин не вытерпел, отдал веник Фомке Бикбаеву да насилу холодной водой откачался. Нечего сказать: все приемы такие важные… А в бане, слышно, показывал царские свои знаки на грудях: на одной двуглавый орел, величиною с пятак, а на другой персона его.

Я не почел нужным оспоривать мнения казака и с ним вместе отправился в комендантский дом, заранее воображая себе свидание с Пугачевым и стараясь предугадать, чем оно кончится. […]

Необыкновенная картина мне представилась: за столом, накрытым скатертью и установленным штофами и стаканами, Пугачев и человек десять казацких старшин сидели, в шапках и цветных рубашках, разгоряченные вином, с красными рожами и блистающими глазами. Между ими не было ни Швабрина, ни нашего урядника, новобраных изменников. «А, ваше благородие! – сказал Пугачев, увидя меня. – Добро пожаловать; честь и место, милости просим». Собеседники потеснились. Я молча сел на краю стола. Сосед мой, молодой казак, стройный и красивый, налил мне стакан простого вина, до которого я не коснулся. С любопытством стал я рассматривать сборище. Пугачев на первом месте сидел, облокотясь на стол и подпирая черную бороду своим широким кулаком. Черты лица его, правильные и довольно приятные, не изъявляли ничего свирепого. Он часто обращался к человеку лет пятидесяти, называя его то графом, то Тимофеичем, а иногда величая его дядюшкою. Все обходились между собою как товарищи и не оказывали никакого особенного предпочтения своему предводителю. Разговор шел об утреннем приступе, об успехе возмущения и о будущих действиях. Каждый хвастал, предлагал свои мнения и свободно оспоривал Пугачева. И на сем-то странном военном совете решено было идти к Оренбургу: движение дерзкое, и которое чуть было не увенчалось бедственным успехом! Поход был объявлен к завтрашнему дню.

[…] Пугачев взглянул на меня быстро. «Так ты не веришь, – сказал он, – чтоб я был государь Петр Федорович? Ну, добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька. Послужи мне верой и правдою, и я тебя пожалую и в фельдмаршалы и в князья. Как ты думаешь?»

– Нет, – отвечал я с твердостию. – Я природный дворянин; я присягал государыне императрице: тебе служить не могу. Коли ты в самом деле желаешь мне добра, так отпусти меня в Оренбург.

Что за царские знаки на теле? Были ли они?

Конечно, Пугачев ловко обманывал казаков, подбивая их на восстание – никаких «царских знаков на теле» не существовало. За них он выдавал шрамы, то ли полученные в сражениях, то ли от заболевания фурункулезом. На простых людей такой обман действовал успешно: ведь особа императора была священной.

Кого называли Тимофеичем?

Афанасий Тимофеевич Соколов (1710–1774), атаман по прозвищу Хлопуша. Был осужден, отдан в солдаты. В 1768 г. за грабежи Хлопуше вырвали ноздри и отправили на каторгу. В 1773 г. сидел в Оренбургской тюрьме, но губернатор отправил его к пугачевцам с письмами, где власти предлагали казакам выдать самозванца. Но Хлопуша перешел на службу к самозванцу, а после доставки пушек с уральских заводов, Пугачев присвоил ему звание полковника.

Был ли успешен этот поход Пугачева?

Осада пугачевцами Оренбурга, важнейшего центра огромной территории, длилась с октября 1773 г. по апрель 1774 г. Гарнизон под командованием губернатора Иоганна Рейнсдорпа (3700 солдат и офицеров) оказал восставшим упорное сопротивление, все приступы были отбиты благодаря мощи крепостной артиллерии. Пугачев потерял много времени на осаду Оренбурга, дав возможность властям подтянуть войска, чтобы освободить крепость.

Глава XI. Мятежная слобода

[…] Я вошел в избу, или во дворец, как называли ее мужики. Она освещена была двумя сальными свечами, а стены оклеены были золотою бумагою; впрочем, лавки, стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде, ухват в углу и широкий шесток, уставленный горшками, – все было как в обыкновенной избе. Пугачев сидел под образами, в красном кафтане, в высокой шапке и важно подбочась. Около него стояло несколько из главных его товарищей, с видом притворного подобострастия. Видно было, что весть о прибытии офицера из Оренбурга пробудила в бунтовщиках сильное любопытство и что они приготовились встретить меня с торжеством. Пугачев узнал меня с первого взгляду. Поддельная важность его вдруг исчезла. «А, ваше благородие! – сказал он мне с живостию. – Как поживаешь? Зачем тебя Бог принес?» Я отвечал, что ехал по своему делу и что люди его меня остановили. «А по какому делу?» – спросил он меня. Я не знал, что отвечать. Пугачев, полагая, что я не хочу объясняться при свидетелях, обратился к своим товарищам и велел им выйти. Все послушались, кроме двух, которые не тронулись с места. «Говори смело при них, – сказал мне Пугачев, – от них я ничего не таю». Я взглянул наискось на наперсников самозванца. Один из них, тщедушный и сгорбленный старичок с седою бородкою, не имел в себе ничего замечательного, кроме голубой ленты, надетой через плечо по серому армяку. Но ввек не забуду его товарища. Он был высокого росту, дороден и широкоплеч, и показался мне лет сорока пяти. Густая рыжая борода, серые сверкающие глаза, нос без ноздрей и красноватые пятна на лбу и на щеках придавали его рябому широкому лицу выражение неизъяснимое. Он был в красной рубахе, в киргизском халате и в казацких шароварах. Первый (как узнал я после) был беглый капрал Белобородов; второй – Афанасий Соколов (прозванный Хлопушей), ссыльный преступник, три раза бежавший из сибирских рудников. […]

[…]

– Да! – сказал он с веселым видом. – Я воюю хоть куда. Знают ли у вас в Оренбурге о сражении под Юзеевой? Сорок енаралов убито, четыре армии взято в полон. Как ты думаешь: прусский король мог ли бы со мною потягаться?

Хвастливость разбойника показалась мне забавна.

– Сам как ты думаешь? – сказал я ему, – управился ли бы ты с Фридериком?

– С Федор Федоровичем? А как же нет? С вашими енаралами ведь я же управляюсь; а они его бивали. Доселе оружие мое было счастливо. Дай срок, то ли еще будет, как пойду на Москву.

– А ты полагаешь идти на Москву?

Самозванец несколько задумался и сказал вполголоса:

– Бог весть. Улица моя тесна; воли мне мало. Ребята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею головою.

– То-то! – сказал я Пугачеву. – Не лучше ли тебе отстать от них самому, заблаговременно, да прибегнуть к милосердию государыни?

Пугачев горько усмехнулся.

– Нет, – отвечал он, – поздно мне каяться. Для меня не будет помилования. Буду продолжать как начал. Как знать? Авось и удастся! Гришка Отрепьев ведь поцарствовал же над Москвою.

– А знаешь ты, чем он кончил? Его выбросили из окна, зарезали, сожгли, зарядили его пеплом пушку и выпалили!

Чем знаменит капрал Белобородов?

Иван Наумович Белобородов (1741–1774) происходил из крестьян Казанской губернии. Был отдан в солдаты, служил в артиллерии, получил звание капрала. По болезни был отправлен в отставку в 1766 г. Женился, стал торговцем, после начала восстания Пугачева был вновь зачислен на службу, но бежал. Примкнул к пугачевцам, со своим отрядом захватывал уральские заводы, но в сражении под Казанью попал в плен и был приговорен к смертной казни.

Что за сражение под Юзевой?

Конечно, никаких «сорок енералов» в бою под Юзеевой в ноябре 1773 г. убито не было. Потери правительственных войск составили около 130 человек (убитыми, ранеными и пленными). Пугачевцам удалось разгромить отряд поручика Карташева, состоящий из двух рот и шедший на соединение с основными силами генерал-майора Василя Кара. Генерал действительно должен был отступить под натиском более многочисленных сил восставших и их артиллерией.

Глава XIII. Арест

[…] Это было в конце февраля. Зима, затруднявшая военные распоряжения, проходила, и наши генералы готовились к дружному содействию. Пугачев все еще стоял под Оренбургом. Между тем около его отряды соединялись и со всех сторон приближались к злодейскому гнезду. Бунтующие деревни, при виде наших войск, приходили в повиновение; шайки разбойников везде бежали от нас, и все предвещало скорое и благополучное окончание.

Вскоре князь Голицын, под крепостию Татищевой, разбил Пугачева, рассеял его толпы, освободил Оренбург и, казалось, нанес бунту последний и решительный удар. Зурин был в то время отряжен противу шайки мятежных башкирцев, которые рассеялись прежде, нежели мы их увидали. Весна осадила нас в татарской деревушке. Речки разлились, и дороги стали непроходимы. Мы утешались в нашем бездействии мыслию о скором прекращении скучной и мелочной войны с разбойниками и дикарями.

Но Пугачев не был пойман. Он явился на сибирских заводах, собрал там новые шайки и опять начал злодействовать. Слух о его успехах снова распространился. Мы узнали о разорении сибирских крепостей. Вскоре весть о взятии Казани и о походе самозванца на Москву встревожила начальников войск, беспечно дремавших в надежде на бессилие презренного бунтовщика. Зурин получил повеление переправиться через Волгу.

Не стану описывать нашего похода и окончания войны. Скажу коротко, что бедствие доходило до крайности. Мы проходили через селения, разоренные бунтовщиками, и поневоле отбирали у бедных жителей то, что успели они спасти. Правление было повсюду прекращено: помещики укрывались по лесам. Шайки разбойников злодействовали повсюду; начальники отдельных отрядов самовластно наказывали и миловали; состояние всего обширного края, где свирепствовал пожар, было ужасно… Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!

Пугачев бежал, преследуемый Иваном Ивановичем Михельсоном. Вскоре узнали мы о совершенном его разбитии. Наконец Зурин получил известие о поимке самозванца, а вместе с тем и повеление остановиться. Война была кончена. […]

Чем известен князь Голицын?

Петр Михайлович Голицын (1738–1775), генерал-поручик. Возглавил корпус (7 тыс. солдат при 25 орудиях), шедший на выручку осажденному пугачевцами Оренбургу. В марте 1774 г. произошло сражение под Татищевой крепостью, продолжавшееся более четырех часов, генералу даже пришлось со шпагой в руках вести в атаку своих солдат. Пугачевцы понесли огромные потери – 6,5 тыс. убитыми и ранеными, и были вынуждены отступить.

Почему башкиры примкнули к Пугачеву?

В восстании Пугачева действительно активно участвовали башкиры. Недовольство их было вызвано многими причинами. Строительство крепостей приводило к изъятию пастбищных земель у кочевников-башкир. Земли захватывали и владельцы заводов, росли государственные налоги и повинности. А «император Петр III» в своих указах жаловал башкирцев «землями, водами, лесами, рыбными ловлями, жилищами… хлебом, верою и законом вашим».

Пугачев взял Казань?

Взятие Казани оказалось последним успехом Пугачева. 12 июля 1774 г. его войска вступили в город, но взять кремль, где скрылись многие жители, пугачевцам не удалось. В городе начались пожары, вечером на Арском поле произошло сражение с войсками подошедшего к Казани отряда полковника Ивана Михельсона. Пугачевцы отступили в город, но 15 июля были разбиты правительственными войсками. С сотнями сподвижников Пугачев бежал за Волгу.

Глава XIV. Суд

Марья Ивановна благополучно прибыла в Софию и, узнав на почтовом дворе, что Двор находился в то время в Царском Селе, решилась тут остановиться. Ей отвели уголок за перегородкой. Жена смотрителя тотчас с нею разговорилась, объявила, что она племянница придворного истопника, и посвятила ее во все таинства придворной жизни. Она рассказала, в котором часу государыня обыкновенно просыпалась, кушала кофей, прогуливалась; какие вельможи находились в то время при ней; что изволила она вчерашний день говорить у себя за столом, кого принимала вечером, – словом, разговор Анны Власьевны стоил нескольких страниц исторических записок и был бы драгоценен для потомства. […]

Мысль увидеть императрицу лицом к лицу так устрашала ее, что она с трудом могла держаться на ногах. Через минуту двери отворились, и она вошла в уборную государыни.

Императрица сидела за своим туалетом. Несколько придворных окружали ее и почтительно пропустили Марью Ивановну. Государыня ласково к ней обратилась, и Марья Ивановна узнала в ней ту даму, с которой так откровенно изъяснялась она несколько минут тому назад. Государыня подозвала ее и сказала с улыбкою: «Я рада, что могла сдержать вам свое слово и исполнить вашу просьбу. Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха. Вот письмо, которое сами потрудитесь отвезти к будущему свекру».

Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю, что вы не богаты, – сказала она, – но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».

Обласкав бедную сироту, государыня ее отпустила. […]

Здесь прекращаются записки Петра Андреевича Гринева. Из семейственных преданий известно, что он был освобожден от заключения в конце 1774 года, по именному повелению; что он присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу. Вскоре потом Петр Андреевич женился на Марье Ивановне. Потомство их благоденствует в Симбирской губернии. В тридцати верстах от *** находится село, принадлежащее десятерым помещикам. В одном из барских флигелей показывают собственноручное письмо Екатерины II за стеклом и в рамке.

О какой императрице идет речь?

Гринев был оклеветан Швабриным. Маше удалось его спасти, добившись личной аудиенции у Екатерины II, рассказать императрице подлинную историю Петра Гринева, только потому, что ее отцом был комендант крепости, капитан Миронов, казненный за отказ присягнуть самозванцу.

Был реальный Швабрин?

Дворянин Михаил Александрович Шванвич (1749–1802). В 1773 г. корпус, где служил Шванвич, был разбит пугачевцами, и он попал в плен и принял присягу на верность Пугачеву. Служил у восставших «секретарем Военной коллегии», потом – командиром отряда, но в апреле 1774 г. бежал в Оренбург. В январе 1775 г. по приговору суда Шванвич был лишен чинов, дворянства и сослан в Сибирь.