Текст книги "Башня из красной глины"

– Чумовая баба! – с видом знатока констатировал Дымин, когда они со Смирновым отошли и сели за свободный столик.

– Ты, между прочим, обручен, – напомнил следователь.

– Я помню. Но имею я право на мальчишник?

– Ладно, это дело твое.

– Парня-то нашли? – переключился опер, видя, что Смирнов настроен на деловой лад.

– Нет. И вряд ли найдут. Капотов уже отправил береговой охране запрос на поиск тела.

Дымин сочувственно цокнул языком.

– Что, за борт свалился?

– Может, да. А может, свалили.

– С чего ты взял?

– Смотри, что я нашел среди вещей парня. – Смирнов продемонстрировал оперу глиняных человечков.

– Занятно. И что?

– Сергей говорил, что хорошо лепит.

– Тогда ничего удивительного, что…

– Но я не нашел у него запаса глины, – перебил опера Смирнов. – Ничего, что он взял бы с собой в дорогу, чтобы лепить. Понимаешь? – Он вгляделся в лицо Дымина. – И Капотов утверждает, что парень работал с голубой глиной, а не с красной.

– Где он тогда взял глину, чтобы слепить это? – нахмурился опер.

– Вот именно. Где?

– Там, где ее спрятал Крысолов.

– А есть другие варианты?

– Думаю, ты прав. Значит, парень – просто убранный свидетель? Это не ради него нас сюда заманили?

– Уверен, что нет. Крысолов начнет действовать после того, как мы отчалим из Ремголова. Как ты предполагал.

– Значит, у него не одна цель.

– Почти наверняка.

– Что будем делать? Свяжемся с местной управой?

– Нет.

– Почему?

– А зачем? У нас даже тела на руках нет. И его не найдут раньше, чем «Фаэтон» отчалит, я уверен.

– Да, это маловероятно, – согласился Дымин. – Значит, продолжаем охоту?

– Конечно. Местные нам только помешают, – добавил Смирнов. – Кстати, а что это за мужик с Самсоновыми сидит?

– По-моему, наш клиент.

– С чего взял?

– Выправка военная, держится с генетиками как старый знакомый, а они психуют и не могут этого скрыть.

– Он только с ними общался?

– Да. Больше я его ни с кем не видел.

– Запоминай всех, к кому он подойдет или кто подойдет к нему.

– То есть мне теперь на него переключиться?

– Да. Но сначала мне надо услышать его голос.

– Ну, подойди и спроси Самсоновых о чем-нибудь. Заодно и познакомься. С учетом того, что ты тут ловишь убийцу, ничего удивительного в этом не будет.

– Ты прав, – согласился Смирнов.

– А я займу место на наблюдательном пункте.

– Чертов Казанова!

Дымин довольно хрюкнул и направился к бильярдному столу, где к Юле уже пытались подкатить двое каких-то парней. Смирнов пронаблюдал за тем, как опер сказал им что-то, и они мгновенно отвалили.

Следователь убрал человечков в карман, поднялся и пошел к столику, за которым сидели Самсоновы со своим собеседником. Когда они заметили, что он приближается, лица у них так вытянулись, что их визави даже обернулся. У него было ничем не запоминающееся лицо, с мелкими чертами, только подбородок был слишком тяжел и потому обращал на себя внимание. Голубые глаза быстро обежали фигуру Смирнова, чуть задержались на том месте, где под ветровкой был спрятан в кобуре пистолет. Это не осталось незамеченным и полицейским. Профессиональный взгляд, брошенный на него собеседником Самсоновых, утвердил следователя в подозрении, что именно с этим человеком разговаривал на верхней палубе профессор, еще до того, как он услышал его голос.

– Простите, что помешал, – проговорил Смирнов, останавливаясь возле столика так, чтобы видеть всех троих. – Мы незнакомы. – Он протянул мужчине руку. – Старший лейтенант Смирнов.

– Анатолий Жеребин, – представился тот, пожав ладонь следователя. Рукопожатие было коротким и крепким.

– Вы – отец одного из пациентов? – спросил Смирнов, чтобы заставить мужчину говорить еще. – Простите, что расспрашиваю…

– Нет, я друг семьи Самсоновых. – Жеребин добродушно улыбнулся. – Мы тут случайно встретились. Я плыву в Сургут по делам, а они, оказывается, на какой-то свой очередной семинар. Бывает же, а?

– И не говорите, – согласился Смирнов. – Давно дружите?

– Много лет. Я и детей их нянчил на руках.

– Вы хотели о чем-то спросить? – вмешался Самсонов.

– Да, простите, – как бы спохватился Смирнов. – Профессор, когда можно будет познакомиться с семьями детей, которых вы везете на семинар? – Теперь он был уверен, что слышал на верхней палубе голос Жеребина.

– После отплытия из Ремголова состоится встреча. Они там все будут. Я уже договорился с капитаном, нам предоставят кают-компанию.

– Так что, если хотите, приходите, – добавила его жена, буквально пожирая полицейского глазами.

Было заметно, что ей и ее мужу очень хочется, чтобы Смирнов поскорее ушел. А вот Жеребин сидел абсолютно спокойно и, кажется, даже с интересом слушал разговор.

Поблагодарив за приглашение и еще раз извинившись, Смирнов вернулся за столик и заказал подошедшему стюарду стакан минералки. Он решил, что на данный момент все самое важное происходит именно здесь, в игровом зале.

Через некоторое время к нему присоединились Дымин и дочь Кушековой. Смирнов бросил на опера недовольный взгляд, но тот лишь виновато пожал плечами: мол, а что я мог сделать?

– Ну что, кого-нибудь подозреваете? – поинтересовалась девушка, устраиваясь напротив.

– Зачем вы плывете в Сургут? – вместо ответа спросил Смирнов.

– Что? – проговорила она ошарашенно. – В каком смысле?

– Вы что, генетик?

– Нет, я учусь на психолога.

– Может, у вас проблемы с генетикой и вы лечитесь в лаборатории, где работает ваша мать? – Смирнов помнил, что Кушекова это отрицала, но почему бы не спросить саму девчонку?

Юля наконец рассмеялась:

– Нет, со мной все в порядке. А почему вы спрашиваете?

– Не могу понять, зачем вам тащиться в Сургут.

– Мама попросила составить ей компанию.

– И вы согласились?

– Ну да. Почему бы и нет? Я еще ни разу не была в Сургуте, между прочим.

– А может, вы навязались своей маме в попутчицы? – прищурился Смирнов. Он блефовал, но чем черт не шутит.

Юля взглянула на него, и он придал своему лицу насмешливое выражение.

– Это она вам сказала? – раздраженно проговорила девушка.

– Зачем вы поплыли? – вместо ответа спросил Смирнов, еще раз решив развить успех. Юле еще долго надо было учиться психологии, подумал он заодно.

– Не скажу! – Девушка насупилась и отвернулась.

Полицейский понял, что правду она говорить не хочет, а убедительную причину придумать не успела. Подсказывать ей он не собирался, поэтому тоже замолчал.

Он обвел глазами игровой зал, отметив, что здесь помимо Самсоновых и Бирюкова находятся также Викулова и Кожин – они сели за столик в противоположном конце, у самого входа, и заказали по бокалу мартини. Затем Смирнов обратил внимание на двойняшек. Те как раз атаковали настольный хоккей и сейчас яростно дергали хромированные ручки, заставляя игроков ловить и отбивать шайбу под оргстеклом. Они были похожи как две капли воды – только разного пола. Симпатичные, спортивные, умные, имеющие богатых и известных родителей, обладающих связями, и целую жизнь впереди.

Наблюдая за двойняшками, Смирнов подумал: что мешало Самсоновым не афишировать тот факт, что у их детей генетическое заболевание (если оно, конечно, было)? Они могли просто вылечить их, и все. И вот теперь дети плывут на семинар, сами не зная о том, что являются одними из лучших научных достижений собственных родителей.

Но здравый смысл подсказывал, что такое совпадение – чтобы у генетиков родились близнецы с заболеванием, напрямую относящимся к сфере профессиональных интересов их родителей, – очень маловероятно. Особенно с учетом того, что в лаборатории уже работает один человек, чей ребенок родился с генетическим дефектом, – Золина.

Смирнов выбросил эти мысли из головы. Нет, это просто одаренные дети, кроме того, Самсоновы явно занимаются их развитием – отсюда и их успехи.

– Мне нужно отойти, – сказал он, вставая.

– Вы вернетесь? – быстро спросила Юля.

– Не знаю. Может быть.

– Еще партию? – предложил Дымин, чтобы отвлечь девушку.

Она пожала плечами, но пошла к столу. Опер отправился следом.

Вернувшись в каюту, Смирнов позвонил Павлову.

– Привет.

– Здорово! Я тебе как раз звонить собирался.

– Ну, я не дождался.

– Как плавание?

– Нормально. – Следователь решил не распространяться по телефону насчет пропавшего Сергея. Лучше он напишет об этом в электронном письме и отправит на ящик опера. – Выяснил насчет «Волги»?

– У тебя не забалуешь! – усмехнулся Павлов. – Слушай. Следов глины на машине нет. В гараже тоже. Так что если ее и вымыли, то не в гараже. Но есть и хорошая новость: я отправил еще одну группу порыскать вокруг гаража, и на расстоянии примерно двадцати метров в кустах оказались бахилы!

– И что?

– А вот в бахилах была глина. Та самая, из карьера.

– Объясни, что это значит.

– То, что водитель, перед тем как сесть у карьера в тачку, надел бахилы, чтобы не оставлять на коврике следы. А потом засунул их в кусты.

– Значит, на «Волге» Самсонова ездили?

– Улика, как ты сам понимаешь, косвенная. Я не могу утверждать, что эта машина была на карьере. У нас есть только бахилы со следами глины.

– А какие-нибудь следы? Хотя бы в гараже или возле кустов?

– Погода сухая, так что пусто. А в гараже, я думаю, все убрали, если что и было. Но вообще там земля твердая, как камень, так что вряд ли это понадобилось.

– А замок на гараже или на машине взламывали?

– Нет. Но сейчас есть такие ключи, которыми можно открыть что угодно и не оставить следов.

– Знаю. Ты молодец, что отправил еще одну группу. Спасибо.

– Не за что. Теперь вот что. Я позвонил директору НИИ Калужникову и спросил, как так получилось, что на работу взяли человека, которого судили по обвинению в краже оборудования с предприятия.

– И что?

– Он долго мялся, а потом признался, что ему позвонили из одной очень серьезной правительственной организации и сказали, что Кожина нужно непременно взять. И обещали, что никаких проблем с ним не будет. И их действительно не было. А специалист он, по словам Калужникова, действительно первоклассный.

– Что за контора? – насторожился Смирнов.

– Не знаю. Калужников наотрез говорить отказался и заявил, что я сам не хотел бы это узнать.

– Серьезно?

– Он здорово нервничал и, по-моему, вообще перепугался, что я поднял эту тему. Думаю, без самого серьезного предписания он ничего не скажет.

– А предписания нам никто не даст, – сделал вывод Смирнов, потому что взять на работу человека не преступление.

– Вот именно. На самом деле Калужников мог мне вообще ничего не говорить. Даже про контору.

– Да, это он с перепугу.

– Думаю, да. Повезло, так сказать.

Смирнов подумал: одна ли и та же контора протежировала Кожина и сопровождает теперь на теплоходе группу Марухина? Почти наверняка – да. Жеребин сказал, что знает Самсоновых давным-давно. Раз нянчил их детей, значит, познакомились они еще до рождения двойняшек. Ниточки тянутся ох как далеко в прошлое! И там должно быть то, что скрывают будущие жертвы Крысолова. То, что хотят знать как Жеребин, так и Смирнов.

– А что насчет Липина? – поинтересовался, возвращаясь к разговору, следователь. – Он общался с кем-нибудь из лаборатории вне роддома?

– Это я еще не отработал.

– Давай быстрее.

– Извини, я не железный, – возмутился опер. – Я и так поручил Липина Никитину.

– Так, может, он уже все узнал?

– Нет, я справлялся.

– Давно?

– Полчаса назад.

– Ладно. Как только – так сразу.

– Слушаюсь, сэр.

– А ты хотя бы выяснил, есть ли на «Фаэтоне» родители детей, которых в лаборатории Марухина не вылечили?

– Скажешь тоже «хотя бы»! – обиделся Павлов. – Думаешь, это раз плюнуть было?

– Короче, узнал?

Опер обреченно вздохнул.

– Вот откуда такие, как ты, Валера, берутся? – спросил он грустно. – Все-то тебе неймется. Мало того что сам пашешь, так еще и других заставляешь.

В ответ Смирнов выдержал зловещую паузу.

– Ладно, – сдался Павлов. – Бумажка есть?

– Найдем. – Следователь вытащил из кармана блокнот.

– Есть такие. Их двое. Васильев Степан Аркадьевич, каюта тридцать два, и Рокотов Виктор Леонидович, каюта сорок пять. Записал?

– Да.

– Их детей вылечить Марухин с компанией не смогли. От детей отказались соответственно три и два года назад.

– То есть как это – отказались?

– Сочли продолжение лечения нецелесообразным. Проще говоря, бесполезным.

– Понятно. И что стало с этими детьми?

– Один умер два месяца назад. Другой жив, находится в спецклинике в Финляндии. Кажется, он даже не ходит.

– И кто его отец?

– Васильев.

– Ясно. Спасибо.

– Свои люди – сочтемся.

– Это твоя работа, между прочим.

– Конечно. Кто же спорит? Но согласись, делать ее можно по-разному.

Смирнов усмехнулся. Павлов был, конечно, прав. Повесив трубку, следователь прилег на койку и только теперь почувствовал, что устал. Глаза начали закрываться, едва голова коснулась подушки. Полицейский взглянул на часы: до Ремголова еще почти час. Можно немного и вздремнуть. Он встал, запер дверь и, не раздеваясь, растянулся на покрывале. Через две минуты Смирнов уже спал.

Ему снился промышленный район Питера – его южная окраина. Места, огороженные бетонными плитами, поставленными вертикально, с натянутой поверх колючей проволокой. Когда-то частые и ровные витки свисали искореженными кусками, во многих местах перерезанные ножницами по металлу или кусачками. Это были заброшенные территории, заваленные хламом, который даже нельзя было сдать в пункт приема металлолома. Тут валялся мусор, в основном шприцы и наполовину разрезанные алюминиевые банки, покрытые сажей в результате нагревания, – в них варили наркотики.

Ворота в прессовочный цех были сделаны из массивных досок, но в них имелась дверь обычного размера. Она была открыта. Смирнов пересек грязный двор и вошел.

Здесь произошло то, что навсегда запечатлелось в его памяти, записалось в подсознании. Высокий потолок терялся в тени, с него свисали хлопья паутины. Под ногами хлюпали лужи – шел дождь, и вода лилась через дыры в крыше. Пахло дерьмом, дохлыми крысами и плесенью.

Следователь сразу увидел то, что его интересовало: два ряда прессов, похожих на ноги гигантских роботов. Они были мертвы много лет, покрылись ржавчиной, но еще хранили следы демонов, которые когда-то обитали в них. Он чувствовал их запах – нестерпимую вонь гниения.

Смирнов впервые понял, что это место полно зла, когда прорвался через милицейские заграждения и увидел то, что осталось от Кристины. Мешанина из мяса и костей, не имевшая ничего общего с живым человеком, с девочкой, которую он знал. Вой сирен, окрики милиционеров, рыдания обоих родителей и жуткий хохот своры чудовищ, выглядывавших из металлических сочленений адских машин, выстроившихся вдоль цеха в два ряда! Позже Смирнов опять приходил сюда, но не для того, чтобы найти несуществующие улики. Преступника поймали, еще когда Смирнов был подростком, и посадили. С ним расправились сокамерники, не пожелавшие выносить общество убийцы ребенка. Смирнов просто хотел убедиться, что демоны на месте, что они никуда не делись, так же как зло, разлитое по миру. И они были там, где он и ожидал их увидеть. Они узнали его и зашипели, выползая из ржавых, давно забывших, что такое движение, станков. Тонкие когтистые пальцы протянулись в его сторону, рты растянулись в жутких ухмылках.

Смирнов развернулся и вышел, ни разу не обернувшись. Он знал, что должен бороться со злом в любых его проявлениях – таков был его долг по отношению к Кристине, и он ни разу ему не изменял.

Его разбудил Дымин.

– Валер, мы причаливаем, – сообщил он. – Я подумал, что ты не захочешь это пропустить.

– Правильно сделал. – Смирнов сел, продирая глаза. Веки упорно отказывались подниматься. – Погоди минутку, я сейчас.

Он встал и отправился в ванную, где быстро разделся, влез в кабинку и принял контрастный душ, хорошенько промыв глаза. Когда он вышел, Дымин стоял перед раскрытым иллюминатором и курил.

– О! – сказал он, обернувшись. – Новый человек?

– Типа того, – согласился Смирнов, натягивая футболку.

– Что будем делать?

– Следить, чтобы никто не сошел.

– В смысле? Собираешься препятствовать?

– Нет, конечно. Препятствовать будет Самсонов.

– Каким образом?

– Я встану так, чтобы видеть трап. А ты займешь позицию возле Самсонова. Если кто-нибудь из нашей семерки попытается смыться, я звякну тебе, а ты натравишь на него профессора.

Дымин усмехнулся:

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Ну ты даешь. Ладно, тогда я пойду искать Самсонова.

– А я к трапу.

– Слава богу, это ненадолго! Остановка всего полчаса.

Смирнов вышел спустя пару минут. Он протиснулся через толпу пассажиров, у которых билеты были только до Ремголова, и, отойдя влево, встал у борта, вытащив мобильник и открыв в журнале контактов номер Дымина. Однако, оглядевшись, он заметил самого опера, стоявшего метрах в пятнадцати впереди. Затем он увидел Самсонова. Смирнову не понадобилось много времени, чтобы понять, что он там делает: профессор занял позицию прямо возле сходней и внимательно следил за потоком пассажиров. Похоже, он тоже опасался, что кто-нибудь из его коллег даст деру.

Время шло, и оказалось, что в Ремголове сходит довольно много пассажиров. Правда, вместо них на борт поднимались другие, но их было куда меньше. Самсонов заметил Смирнова довольно быстро, а затем увидел и Дымина. Его лицо нахмурилось, затем он решительно подошел к следователю.

– Думаете, кто-нибудь захочет удрать? – спросил он напрямик.

– А вы? – чуть улыбнулся Смирнов.

– Как видите, опасаюсь.

– Будете ловить?

– А вы?

– Я просто наблюдаю. Не имею основания для задержания.

– А я вот имею! – Самсонов ухватился за поручень так, словно пароход швыряло штормом. – Мы все должны быть в Сургуте на семинаре. Это очень важно.

Как выяснилось, опасения профессора были не напрасными: на нижней палубе появился Бирюков с чемоданом и клетчатой сумкой на колесиках. Чуть ли не крадучись, он шел вдоль борта, пока не заметил Самсонова. Химик остановился как вкопанный, замер, а затем завертел головой, словно ища место, где можно спрятаться. Профессор издал сдавленный рык и ринулся Бирюкову навстречу. Тот весь сжался.

Смирнов не слышал, что Самсонов говорил своему коллеге, потому что тот сразу схватил химика под руку и потащил прочь, но было ясно, что ничего хорошего. И едва ли Бирюков предпримет еще одну попытку.

Самсонов не вернулся, но полицейские выстояли вахту до конца – пока не были втянуты сходни и «Фаэтон» не отчалил.

– Как тебе спектакль? – спросил Дымин, когда они шли в кают-компанию, чтобы посмотреть на семьи детей, плывших в Сургут.

– Бирюков реально перетрусил, – заметил Смирнов. – Но, по-моему, он последний, кто может интересовать Крысолова.

– Потому что стал работать в лаборатории всего три года назад?

– Да. Его предшественник был замазан по самые уши, но Бирюков наверняка ни при чем.

– У страха глаза велики.

Полицейские пришли в кают-компанию раньше всех.

– Давай сядем здесь, – предложил Смирнов, указав на отдельно стоявший столик. – Мы тут скорее в роли зрителей, чем участников.

– Я только за.

Ученые и семьи детей, которым они помогли, начали собираться минут через пять. Первыми пришли Кожин и Викулова, затем Кушекова, Бирюков и Золина. Самсоновы явились последними, когда уже все, включая родителей с детьми, сидели за большим конференц-столом. На полицейских бросали взгляды. Родители – недоумевающие, ученые – тревожные. В кают-компании воцарилась атмосфера дискомфорта и нервозности, которая Смирнова вполне устраивала. Он переводил взгляд с одного лица на другое, всматривался в затылки тех, кто сидел к нему спиной. Дети вертелись, но вели себя прилично. Они были разного возраста, но не старше пятнадцати лет.

Самсонов взял на себя роль председателя. Вначале он поблагодарил семьи тех, кто согласился составить ученым компанию и выступить на семинаре. Затем раздал программки и предложил всем присутствующим ознакомиться с тем, что именно их ждет в Сургуте.

Смирнов не столько слушал, сколько следил за поведением и реакцией родителей, которые относились к ученым уважительно и буквально смотрели им в рот. Они были благодарны им, причем искренне – это чувствовалось. Полицейскому не удалось выделить из присутствующих никого, кто, казалось бы, мог испытывать по отношению к членам лаборатории неприязнь или обиду.

Собрание уже подходило к концу, когда дверь распахнулась и в кают-компанию влетел полный мужчина с красным лицом и короткими руками. Одет он был в полосатую рубашку и светлые брюки, лежавшие на ботинках гармошкой.

При его появлении все присутствующие обратились в сторону двери. Смирнов опустил руку, рванувшуюся было к пистолету. Дымин встал и ненавязчиво переместился поближе к незнакомцу.

– Заседаете?! – торжествующе прошипел мужчина, тяжело переводя дух. – Хвастаетесь! – Он диким взглядом скользил по лицам сидевших за конференц-столом людей. – Ваши-то дети выздоравливают, от них эти докторишки не отказались!

Самсонов поднял руку, словно желая что-то сказать, но мужчина резко дернул головой и крикнул:

– Молчать! Вы уже решили, что мой ребенок не стоит ваших усилий, выбросили его на улицу, словно… словно!.. – Мужчина задыхался, пытаясь подобрать нужное слово.

В этот момент в кают-компанию вбежали два матроса, за их спинами мелькнул белый китель стюарда.

– Выйдите, пожалуйста! – приказал один из матросов, беря незнакомца за локоть.

Тот вырвался и визгливо, явно впадая в истерику, заорал, делая шаг вперед:

– Сволочи! Сколько они вам заплатили, чтобы вы продолжали лечить их детей?!

Матросы уже без разговоров схватили его под руки и выволокли из кают-компании. Из коридора донеслись вопли и ругань. Затем хрип и стоны, что-то глухо ударило в стену. Заглянувший в кают-компанию стюард убедился, что все целы, и захлопнул дверь, чтобы до присутствующих не доносились звуки.

– Господи! – шепотом проговорила одна из матерей. – Кто это?

– Отец одного из детей, которому мы не смогли помочь, – ответила Самсонова.

Раздались слова сочувствия ученым и осуждения тех, кто не понимает, что генетики не боги и не волшебники.

– Что за люди! – возмущенно воскликнул кто-то.

Смирнов вдруг понял, что родители, присутствующие на этой встрече, не просто благодарны. Они боятся. Боятся того, что от их детей откажутся, и потому готовы льстить, пресмыкаться и уничтожить любого, кто встанет поперек пути их обожаемым ученым. Мог ли Смирнов их за это осуждать? Он решил, что нет.

Они с Дыминым досидели до самого конца – пока люди не начали расходиться. Лишь тогда Смирнов подошел к оказавшемуся ближе всех Кожину и спросил:

– Вы знаете, кто это? Я имею в виду фамилию.

– Васильев. Трудно не запомнить человека, каждые три месяца являющегося в НИИ, чтобы устроить скандал.

– Это не первый случай?

Кожин усмехнулся:

– Я вас умоляю! Он нас уже достал.

– Понимаю.

Смирнов сделал знак Дымину, и они вышли в коридор.

– Хочу с ним поговорить, – сказал следователь.

– С этим мужиком?

– Ага.

– А мне что делать?

– Следи за Самсоновым.

– Почему за ним?

– На его «Волге» ездили в карьер, где нашли тело Липина.

– Откуда ты знаешь?

– Разговаривал с Павловым.

– А мне почему не сказал?

– К слову не пришлось.

– Что ты такой скрытный? – Дымин покачал головой. – И всегда так: вечно из тебя надо все клещами вытаскивать!

– Ладно, не гундось. Займись лучше профессором.

– Есть, сэр!

– Американских боевиков насмотрелся?

– Почему боевиков? Военных драм, – с достоинством возразил Дымин.

Они расстались уже на палубе. Опер привалился к стене, чтобы подождать Самсонова и ненавязчиво сесть ему на хвост, как он это назвал, а Смирнов пошел искать Васильева. Он поинтересовался у помощника капитана, что сделали с буяном, и тот ответил, что его попросили вернуться в каюту, но он отказался и отправился на верхнюю палубу.

Смирнов поднялся по трапу и огляделся. Народу было много, и пришлось пробираться сквозь толпу, выискивая глазами Васильева. Наконец он заметил его возле борта. Тот стоял, опершись о перила и глядя на воду. Большой, грузный и сгорбленный.

Следователь подошел и встал рядом.

– Я был в кают-компании, видел, как вы ворвались, – сказал он.

Васильев поднял на него взгляд. В глазах у него стояли слезы.

– Что, я был очень жалок?

– В тот момент нет.

– А теперь?

Смирнов пожал плечами. Васильев мрачно усмехнулся.

– Кто у вас? – спросил он.

– В каком смысле? – не понял Смирнов.

– Мальчик, девочка?

Он явно решил, что к нему подошел один из родителей.

– У меня никого, – пояснил следователь. – Я там случайно оказался. Вы знаете Рокотова?

– Кого? – ответил Васильев, не проявив ни малейшего интереса.

– Рокотова Виктора Леонидовича. Он тоже плывет на этом корабле.

– Нет, впервые слышу.

– Я хотел еще спросить: вы специально купили билет на «Фаэтон», чтобы устроить эту сцену?

– Да, – бесцветным голосом произнес Васильев.

Смирнов понял, что его можно расспрашивать о чем угодно: этот человек был погружен в свое горе и отвечал как автомат. От недавнего воинственного настроя не осталось и следа – он выгорел, как горстка пороха.

– А как вы узнали, что члены лаборатории поплывут этим рейсом?

– Они не пропустили бы семинар, это ясно как божий день. Позвонил в бюро, которое продавало билеты на теплоход, назвал несколько фамилий. Сказал, что должен встретиться с этими людьми на борту.

– И вам дали информацию? – Смирнов был удивлен.

– Нет. Сначала не дали. А потом я подъехал в офис и дал кое-кому денег.

– Понятно. Ну и как, это того стоило?

Васильев пожал плечами:

– Не знаю. Хотелось посмотреть в глаза этим… – Он замолк, стиснув зубы.

– Вам хоть стало легче? – спросил Смирнов.

Васильев повернул голову и удивленно посмотрел на него.

– Легче? – повторил он и вдруг расхохотался.

Он еще продолжал смеяться, когда полицейский отошел, решив, что больше ему спрашивать этого человека не о чем.

Смирнов хотел еще побеседовать с родителями, присутствовавшими в кают-компании. Не то чтобы он всерьез думал, что кто-то из них может быть Крысоловом, но они многие годы посещали лабораторию и должны были неплохо узнать генетиков. Следователь и сам не знал, чего ждал от них, – может, просто хотел поговорить для очистки совести. К тому же опыт подсказывал ему, что не следует пренебрегать никакими возможностями, ведь никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Кто бы мог, например, подумать, что Смирнов увидит у Нины Золиной такую же книжку, что та, из которой была вырвана картинка с Фаэтоном?

Для начала Смирнов нашел каюту Каримовых. Когда он постучал, Арсен и Улдуз пили чай из зеленого пластмассового термоса. Их дети бегали где-то по палубе. Полицейский в двух словах объяснил цель своего визита и тут же получил предложение присоединиться к чаепитию, но отказался.

– У меня всего несколько формальных вопросов, – сказал он, садясь на стул. – Как зовут ваших детей? Я заметил в кают-компании, что у вас их двое.

– Артур и Денис. Старшему двенадцать, а младшему восемь, – ответил Каримов, отставив чашку. Это был крупный мужчина с большими залысинами и выразительными темными глазами. На носу сидели очки в широкой оправе. Его жена, толстушка в цветастом платье, кивнула и неуверенно улыбнулась.

Смирнов читал биографии всех родителей. Он помнил, что Каримов преподает историю зарубежной литературы в одном из вузов. Тогда он не придал этому значения, но сейчас вдруг вспомнил об этом и решил спросить:

– Арсен Заурович, какая у вас специализация? Я имею в виду профессиональная.

– Мой профиль – рубеж девятнадцатого и двадцатого веков.

Смирнов заметил во взгляде Каримова легкое недоумение.

– Вы знакомы с немецкой литературой?

– Разумеется.

– Знаете Майринка?

– Что конкретно вас интересует?

– Его роман «Голем».

Повисла короткая пауза.

– Я думал, вы хотите поговорить о смерти Марухина, – сказал наконец Каримов. – Может, я чего-то не понял?

– Безусловно, и об этом тоже. Но что конкретно я могу спросить у вас об этом печальном инциденте? – дипломатично ответил Смирнов. – Вы ведь не имеете отношения к убийству, поэтому мои вопросы могут касаться его лишь косвенно, верно?

Каримов качнул большой головой:

– Пожалуй.

– Давайте сделаем так: я буду спрашивать, вы отвечать, а я потом посмотрю, пригодится ли мне что-нибудь.

Каримов пожал плечами:

– Уж извините, но складывается впечатление, что вы сами не очень представляете, что делать, – проговорил он.

– В каком-то смысле так и есть. Пробую то да се. Тычусь во все носом, как слепой щенок.

– Уверен, вы преувеличиваете. Ясно ведь, что вы пришли к нам не просто так. Все мы – я имею в виду семьи, плывущие на семинар, – у вас под подозрением. Иначе вы не стали бы тратить время на людей, которые на первый взгляд не могут иметь отношение к смерти Марухина.

– Пусть мои мотивы вас не волнуют, – сухо заметил Смирнов.

– Как угодно. – Каримов снова пожал плечами и отхлебнул чаю. – Так вас интересует роман Майринка «Голем»?

– Именно.

– Можно хотя бы знать, почему?

– Глина присутствовала на месте преступления, – уклончиво пояснил Смирнов. – Она явно имеет символическое значение.

– Но почему вы связываете ее именно с Големом? – удивился Каримов. – Есть ведь множество сказаний, мифов, верований, в которых фигурирует глина.

– Знаю, – кивнул следователь. – Но, поверьте, причины есть.

– Ладно, пусть так. Что ж… – Каримов постучал указательным пальцем по краю кружки, словно собираясь с мыслями. – «Голем» – так называемый роман-миф. Майринк использует известную легенду о глиняном человеке, но рассказывает ее по-своему. В то же время это готическое произведение, очень атмосферное. Из-за этого его называют также мистическим романом. Мой хороший знакомый даже писал диссертацию по этому произведению.

– Какое значение имеет знак «тав» в легенде о Големе?

Каримов нахмурился.

– Насколько я помню, у Майринка нет об этом ничего. Это ведь буква еврейского алфавита, верно?

Смирнов кивнул:

– Последняя.

– Кажется, я слышал, что иногда в рот Голема клали записку с символом «алеф», чтобы оживить его. Соответственно убивала глиняного истукана буква «тав», – проговорил Каримов. – Это перекликается, кстати, с Библией. Помните место, где Христос называет себя альфой и омегой всего сущего? То есть началом и концом. Библия, вопреки распространенному заблуждению, написана не на арамейском, а на греческом. Так что если переводить ее на древнееврейский, то Христос говорил бы об алефе и таве. В случае легенды о Големе эти символы иллюстрируют две стороны бытия: жизнь и смерть. В романе Майринка раввин пользовался другим способом: на лбу истукана писалось…

– Это я знаю, – прервал его Смирнов, видя, что Каримов может говорить еще долго. – Спасибо.

– Не за что.

– Скажите, кто-нибудь из членов лаборатории когда-нибудь обсуждал с вами «Голем»?

Каримов заметно удивился.

– Нет, конечно! С какой стати?

– Вы можете предположить, кто убил Марухина?

– Грабитель. Его ведь нашли дома? Мне неизвестны подробности, если честно. Впрочем, если вы говорите, что там была глина… может быть, сумасшедший?