Текст книги "Военная доктрина Красной Армии"

Опыт Гражданской войны

(из доклада на совещании командного и комиссарского состава войск Украины и Крыма, 1 марта 1922 г.)

…Гражданская война, как вы все знаете, характеризовалась наличием в ней ряда моментов, резко отличающих ее от войн минувшей империалистической эпохи. Наиболее характерными из них являются величайшая маневренность и величайшая подвижность всех операций Гражданской войны. В области тактики широкое применение имела практика образования ударных массированных кулаков. Затем проявлялось яркое стремление искать решения путем энергичных наступательных операций. Эти моменты, наряду с теми особенностями внутреннего быта и организации Красной Армии, которые вытекают из изменившегося существа нашего государства, дают многим повод думать, что и в области методов боевых действий нами создано что-то новое, еще невиданное и неизвестное миру, что мы создали в процессе нашей борьбы новую тактику и стратегию, что мы опрокинули принципы старого военного искусства.

Нужно сразу же сказать, что такая оценка является совершенно неверной. Конечно, в принципе правильно то, что раз в известном государстве произошел радикальный переворот, раз у власти стал новый общественный класс, раз изменилась природа внутренних общественных взаимоотношений, то этот переворот должен найти свое отражение во всех других областях жизни и, в частности, в области военного дела. Из сказанного выше о природе и характере нашей Красной Армии уже видно, как сказался этот переворот в военном деле. Если мы посмотрим на общую физиономию Красной Армии, на сплоченность верхов и низов, командного состава с рядовой красноармейской массой, на существующую в ней систему дисциплины и пр., то мы ясно увидим всю разницу между нею и армией любой буржуазной страны. Что же касается области стратегии и тактики, то здесь, по моему мнению, мы не можем отметить наличия каких-либо глубоких, радикальных изменений. Я думаю, что в случае укрепления пролетарского государства, в случае полной эмансипации рабочего класса, конечно, будут неизбежные изменения и в этой области. На это указывали наши великие учителя Маркс и Энгельс.

Между прочим, я должен заметить к вашему сведению, что Энгельс, который был одним из основателей научного социализма, был также и крупным военным и всегда живо интересовался вопросами военного дела. В наследство от него нам достался целый ряд трудов, к сожалению, плохо нам известных, так как небольшое лишь количество из них переведено на русский язык. Энгельс указывает, что в результате социального переворота произойдет переворот и в военной науке, что рабочий класс, взяв власть в свои руки, сумеет дать новое содержание военным взглядам и сумеет создать новые методы в области тактики и стратегии. Но все это возможно лишь на почве колоссального расцвета техники. На первых же порах существования пролетарской власти рабочий класс должен будет пользоваться всем тем наследством, которое достанется ему от старого режима, и будет бороться его методами и приемами.

Мы знаем все, что тактика и стратегия в своей прикладной части менялись с изменением рода оружия. Всякая тактика соответствует определенной исторической эпохе, если изменяется род оружия, вводятся новые технические усовершенствования, то вместе с этим меняются и формы военной организации и методы вождения войск. Имеет ли это место в применении к Советской России?

В настоящий момент – ничего подобного. Напротив, мы имеем перед собой не рост нашей техники, а даже некоторый регресс; не расцвет и увеличение наших производственных сил, а некоторое, несомненно, временное, но все-таки их ослабление.

Поэтому ничего принципиально нового Красная Армия в области тактики и стратегии не внесла и вынуждена пользоваться в своей борьбе теми методами, той техникой и теми приемами, которые существуют и существовали в прежнее время.

Но вместе с тем явившийся результатом революции ряд особенностей в методах борьбы Красной Армии, несомненно, есть. Я имею в виду изменение самого человеческого материала в рядах Красной Армии. Революция чрезвычайно сильно изменила его состав и характер. Мы имеем сейчас в Красной Армии руководство за пролетарским элементом, мы имеем армию действительно рабоче-крестьянскую. Это изменение солдатского и особенно командного материала должно было сказаться и сказалось и в способах боевых действий, применявшихся Красной Армией.

Рабочий класс представляет собой класс по преимуществу революционный, класс в величайших размерах активный, класс, который стремится к совершению невиданного миром переворота. Эта классовая особенность проявляется в величайшей активности, инициативности, в способности к организации, объединению и к действиям большими организованными массами, как у отдельных его представителей, так и у всей пролетарской массы, взятой в целом. Здесь имеется существенная разница между психологией рабочих, с одной стороны, и крестьян – с другой. Эта разница резко сказалась в боевой практике нашей Красной Армии.

В противоположность рабочему классу, способному к организованным массовым действиям, крестьянство, живущее совершенно в других социальных условиях, не может похвалиться этим качеством. Крестьянство, распыленное, разбросанное по отдельным уголкам, привыкшее действовать либо в одиночку, либо совершенно небольшими массами, выявило соответствующие черты в методах военных действий. Крестьянство – отец партизанщины. Партизанщина же есть не что иное, как военное выражение психологического уклада нашего крестьянства. Крестьянин выступает на поле брани потому, что он борется против опасности контрреволюции, но крестьянин не может по своей внутренней природе, по своему внутреннему укладу быть сторонником методов борьбы, требующих массового объединения, массовых организаций.

И мы видим, как на всем протяжении существования Красной Армии шла борьба этих двух начал. Мы знаем, как трудно было рабочему классу, при его слабой численности, преодолеть партизанские настроения и подготовить основу для новой тактики. Но в отношении Красной Армии, как она отлилась в итоге нашего боевого опыта, нужно сказать, что крестьянская идеология руководящей роли не имеет. Внутри Красной Армии в полной мере царит дух пролетариата. Организация, методы борьбы, цели – все пропитано чувствами и настроениями рабочего класса, хотя он в рядах армии далеко не составляет большинства.

Этим обстоятельством, на мои взгляд, объясняется в значительной мере то, что маневренность с ее величайшей подвижностью нашла такое широкое применение в боевом опыте Красной Армии. Правда, мы не должны переоценивать это обстоятельство; ясно, что маневренный характер операций зависел не от этих внутренних качеств классовой природы пролетарских элементов, руководящих армией, но и от ряда чисто объективных условий. Ведь маневренность операций наблюдалась не только с нашей стороны, но и со стороны наших противников! Это объясняется чисто объективными моментами: величиной театров военных действий, безграничностью наших земельных пространств и т. п. Армии той и другой стороны не соответствовали по своей численности территории, и, конечно, уже это одно принуждало воюющие стороны прибегать к подвижным действиям и искупать недостаток количества маневренностью действий ударных групп. Но, повторяю, наряду с этими чисто объективными условиями здесь, несомненно, роль, и притом очень крупную, играли моменты, вытекающие из классовой природы Красной Армии, из духовных свойств руководящих ею пролетарских элементов.

Следует отметить, что в самой природе гражданской войны как войны классовой уже существуют данные, требующие максимального развития решающих операций маневренного типа. Это вытекает из того, что гражданская война как война классовая должна быть решающей по преимуществу. В случае национальной войны государства, стремясь к полному разгрому, на худой конец могут примириться и с половинчатыми результатами. Они могут ограничиться достижением определенных преимуществ и заключить соглашение, устанавливающее возможность дальнейшей мирной связи. Совсем не то при войне классовой, при войне гражданской, – исходом ее может быть только полный разгром одной стороны, половинчатые решения, раз война началась, невозможны. Это обстоятельство, несомненно, точно так же нашло свое отражение в стремлении обеих сторон добиться цельного и законченного решения. Здесь нельзя было остановиться на полпути. Нужно было победить полно и всеобъемлюще.

Вот те моменты, с одной стороны, чисто объективные, а с другой, – вытекающие из существа классовой, гражданской войны и самой природы участвующих в ней сторон, которые должны были сказаться на общем ходе наших операций и методах борьбы. Спрашивается: насколько этот принцип маневренности, так ярко сказавшийся в гражданской войне, может найти применение в будущих наших революционных войнах?

На этот вопрос мы должны дать ответ, исходя из тех же самых предпосылок, которые я излагал. Мы должны вспомнить, что революционная война, хотя и не будет точной копией войны гражданской, но в значительной степени будет приближаться к ней.

Момент объективный, в виде наличия большой территории, сохраняет и здесь свое значение почти полностью. Таким образом, рисуя объективные условия будущей войны, мы должны сказать, что все то, что сказывалось на определенном характере операций Красной Армии в минувшую гражданскую войну, в той или иной степени будет оказывать свое действие и впредь. Поэтому, даже отвлекаясь от вопроса о том, насколько целесообразен с чисто военной точки зрения маневренный характер операций, мы должны сказать, что такой характер для будущих операций будет неизбежен, ибо он определяется основными, решающими моментами, лежащими вне нашей воли и вне нашего воздействия. Но и с точки зрения военной целесообразности, по моему мнению, не может быть ни малейшего сомнения в том, что маневренность должна войти в плоть и в кровь нашей Красной Армии. На обучении и подготовке Красной Армии и ее командного состава к быстрому и смелому проведению марш-маневров должно быть построено дело нашего боевого воспитания. Следует иметь в виду, что только маневренность позволит нам искупить недостаток нашей техники. Мы должны всегда помнить, что, несмотря на все стремления к достижению технического совершенства, сравняться с нашими противниками в этом отношении мы будем не в силах, и здесь принцип маневренности, подвижности и активности в значительной степени даст нам возможность уравновесить наши шансы. Таким образом, и с точки зрения целесообразности, и с точки зрения объективной необходимости Красная Армия, готовясь к будущей войне, должна будет особенно культивировать свои маневренные качества.

Но и здесь нельзя пересаливать через край. В нашей среде встречаются лица, которые думают, что, утвердившись на принципе маневренности, мы можем совершенно махнуть рукой на все то, что связано с так называемой позиционностью, что вытекает из опыта империалистической войны. Такой вывод, конечно, является величайшим заблуждением и чреват большими опасностями для Красной Армии. Такое голое и такое резкое противопоставление этих принципов вообще является неправильным. Никакая наиманевреннейшая война никогда не обходится без элементов позиционности. Самое обеспечение маневра требует уже в известной обстановке и при известных условиях применения позиционных приемов. Поэтому ознакомление Красной Армии с этими формами борьбы является настоятельной необходимостью для каждого красного командира.

Правильным будет лишь тот вывод, что позиционные формы войны с характерным для них длительным состоянием неподвижности и устойчивости линий фронта ни в коем случае не могут быть основными, преобладающими формами наших ближайших столкновений.

В самом деле, если мы посмотрим, на какой почве и почему выросли позиционные формы войны, то мы увидим, что такой почвы в условиях наших будущих войн не имеется.

Позиционность создалась на почве бессилия столкнувшихся друг с другом сторон найти решение прямым массовым ударом. С другой стороны, объективные условия в лице ограниченной территории и богатейшей техники позволяли каждой стороне, отказавшись от скорого решения, перейти к обороне на неподвижных позициях. Результатом этих двух моментов и была позиционная тактика с характеризующей ее неподвижностью и устойчивостью линий фронта.

Поэтому и с точки зрения объективной возможности, и с точки зрения военной целесообразности принцип позиционности как преобладающая форма военных операций для нас является исключением. Но, повторяю, это отнюдь не служит поводом для командира Красной Армии отказаться от необходимости в полной мере ознакомиться с этими способами борьбы. На нашей западной границе, где театр военных действий будет менее значительным по размерам и где в случае необходимости нам придется обеспечить маневренные действия неподвижным стоянием и защитой на определенных позициях, нам весьма и весьма пригодятся те знания, которые дает опыт минувшей империалистической войны.

Таким образом, вывод получается такой, что основной, преобладающий характер наших будущих операций будет маневренный. Но вместе с тем эта самая маневренность потребует широкого и полного знакомства с позиционными формами ведения войны. Вообще здесь нужно каждому красному командиру твердо усвоить, что самым опасным делом для нас является рутинерство, увлечение какой-нибудь определенной схемой и каким-нибудь определенным методом. Красный командир должен научиться в полной мере владеть тем методом мышления, тем искусством анализа явлений, который дан марксистским учением. Сущность этого метода сводится к тому, что для нас не может быть ничего абсолютного и закостенелого; все течет и изменяется, и всякое средство, всякий метод может найти свое применение в известной обстановке. Искусство командира проявится в умении из многообразия средств, находящихся в его распоряжении, выбрать те, которые дадут наилучшие результаты в данной обстановке и в данное время.

Другим моментом, характеризующим действия нашей Красной Армии, является их наступательность. Я уже отмечал причины, вызывающие необходимость при известных условиях наступательного характера наших операций. Сейчас я буду говорить лишь об относительной целесообразности наступления и обороны с точки зрения чисто военной. Существует взгляд, что и с этой точки зрения наступление на основании опыта империалистической войны не представляет преимуществ перед обороной и что не следует культивировать духа наступательности как составной части военного мировоззрения каждого командира и каждого рядового. Такого рода взгляды особенно стали развиваться в результате минувшей империалистической войны. Так, во Франции колоссальные потери в результате первоначальных наступательных операций французской армии заставляют многих представителей военного мира Франции, а также и гражданского мира поднять вопрос о пересмотре старых взглядов в этом отношении. Упорно стала проводиться и выдвигаться идея, что оборона, если ее только проводить планомерно и сознательно, имеет даже преимущества над наступлением.

Вопрос этот для нас чрезвычайно важный и коренной; от ответа на него зависит весь характер боевого воспитания нашей Красной Армии. Я лично принадлежу к числу тех, которые не согласны с только что охарактеризованными мною настроениями и взглядами. Уже Маркс в своей брошюре о гражданской войне во Франции говорил, что наступление является самым лучшим видом обороны. Не правы те, кто думает, что наступление может действовать на психологию противника, лишенного средств или очень слабого, а на противника, сознающего свою силу, атака не производит угнетающего впечатления. Каждый из нас на своем личном опыте знает, как инициативный, хотя гораздо более слабый противник путает все расчеты врага, расстраивает его планы и одерживает победу.

Поэтому я считаю необходимым со всей решительностью бороться с такого рода настроениями. Я считаю, что нападение действует всегда на психологию противника тем, что уже одним этим обнаруживается воля более сильная.

Я сам из своего собственного опыта могу привести массу примеров, подтверждающих правильность этого. Приведу два случая. Один относится ко времени моего пребывания на Восточном фронте, когда мне пришлось командовать Южной группой армий фронта против армии Колчака, двигавшегося к Симбирску и Самаре. Я припоминаю обстановку, в которой работал мой штаб в Самаре. Войска Колчака уже надвигались вплотную к Волге; мы едва удерживали Оренбург, окруженный с трех сторон; защищавшая его армия все время стремилась к отходу; к югу от Самары уральские казаки прорвали фронт и двигались на север, угрожая Самаре и железной дороге Самара – Оренбург. Почти всюду мы отходили, но я не могу сказать, чтобы мы сознавали себя более слабой стороной, но так как инициатива находилась в руках белых и так как ударами то в том, то в другом направлении сковывалась наша воля, то мы чувствовали себя не особенно приятно. И требовалась не только колоссальная воля, но и яркое убеждение в том, что только переход в наступление изменит положение, чтобы действительно начать таковое.

В тот момент пришлось считаться не только с отступательным настроением частей, но и с давлением сверху, со стороны главного командования, бывшего тогда в руках т. Вацетиса. Он стоял за продолжение отступления. К счастью, я имел поддержку в лице присутствующего здесь т. Каменева, который был тогда командующим Восточным фронтом. Невзирая ни на что, мы перешли в наступление и начали блестящую операцию, приведшую к полному разгрому Колчака. Правда, т. Каменев получил тогда 1 1/2-месячный отпуск без всякого желания с его стороны, но дело было сделано. Надо пережить и перечувствовать всю тяжесть положения атакуемого, чтобы понять, какое преимущество имеет наступление перед обороной.

Другой случай – из борьбы с Врангелем. Он был всегда слабее нас; Красная Армия была, несомненно, сильнее его, но что же мы видим на деле? Сохраняя инициативу на своей стороне, производя постоянно наступления в том или ином направлении, он долго срывал нашу подготовительную работу, не давая возможности собраться с силами для нанесения решающего удара и даже одерживая крупные победы. Я вспоминаю один момент, когда мы готовились к последней решительной операции. Врангель в первых числах октября вновь попытался сорвать подготовку. Переправив ударную группу на днепровское правобережье в районе Александровска, он ударил по 2‑й Конной армии и приданным ей частям пехоты.

Несмотря на то, что этот удар я ожидал и для отпора были стянуты превосходные силы, все-таки первоначально мы потерпели ряд крупных неудач. Для нас должно было быть ясно, что сторона, держащая инициативу, сторона, имеющая в своем распоряжении момент внезапности, часто срывает волю противника и этим самым создает более благоприятные для себя условия. Военный критик говорит: «В конце концов побеждает тот, кто оказывается более сильным в момент борьбы». Это совершенно верно, но дело в том, что момент атаки и наступления сам является составной частью этой силы. Сама атака, само нападение усиливает атакующую сторону и дает ей более шансов на успех. Я утверждаю, что атака и наступление при прочих равных условиях всегда выгоднее обороны. Наше мнение и наши взгляды должны быть в этом отношении определенными и решительными.

Конечно, никакого догматизма у нас быть не может. Те выводы, которые получаются из нашего опыта, не являются чем-то абсолютным. Всегда может создаться такая обстановка, при которой отступление неизбежно или даже необходимо и полезно. Поэтому наши красные командиры должны воспитать себя и людей, подчиненных им, так, чтобы они рассматривали отступление как один из моментов в общем ходе наступательных операций. Отступление может оказаться нужным для того, чтобы создать лучшую обстановку для подготовки нового и решительного наступления. Здесь нужно считаться с сущностью дела, а не с внешними формами. Нужно считаться с основной целью операции. Что касается способов и приемов ее проведения, то здесь все комбинации в конечном итоге дают определенный и решительный результат.

Есть еще и другие выводы. Я указывал вам здесь на маневренность и подвижный характер наших будущих операций; крупная роль будет принадлежать в этих условиях партизанским действиям, для чего надо организовать и подготовить их проведение в самом широком масштабе, а отдельные группы войск планомерно и систематически воспитывать в духе подготовки к этим действиям. Другое средство, могущее пригодиться в борьбе с техникой, – это широкая подготовка войск к ведению ночных действий. Ночные операции считались всегда важным моментом в общем ходе боевых действий; при новых завоеваниях техники роль ночных действий должна, возрасти еще больше. Действия ночью позволят нам ослабить значение нашей технической отсталости. Если мы не ограничимся теми указаниями, которые существовали до сих пор в деле подготовки войск к ночным действиям, и если мы разработаем тщательную программу воспитания и обучения войск, если, наконец, мы сумеем провести в жизнь эти начала, то на театре будущих военных действий мы сумеем создать выгодную для нас обстановку и с большей надеждой на успех будем бороться с техническим превосходством нашего противника.

Я уже отметил необходимость заняться пересмотром наших программ, наших наставлений и уставов военного обучения. Эта работа и должна привести к созданию того самого единства в области методов ведения войны, которое сейчас настоятельно необходимо. Нам нужно будет эти наставления и уставы переработать на основе коллективного опыта Красной Армии, пересмотреть под новым углом зрения, создавшимся на почве изменившихся условий борьбы, и тогда эти уставы явятся систематизацией всего нашего опыта и спаяют армию в единый организм.