Текст книги "Лев Троцкий и другие. Вчера, сегодня. Исторический процесс"

В телевизионных программах из уст уважаемых докторов и академиков исторических наук в адрес Октябрьской революции звучит сплошное «осуждам» и «проклинам». Так было не всегда: всего каких-нибудь 30 лет назад некоторые из этих уважаемых господ пели совсем иные песни. Нынче же в дискуссиях на данную тему выразить мнение, отличное от «общепринятого», по меньшей мере, рискованно. В таком же духе, надо полагать, эти властители дум просвещают с университетских кафедр и наше студенчество. Какие претензии предъявляют большевикам эти интеллектуалы? В общем случае, они таковы.

Во-первых, в феврале 1917 года страна была вполне обеспечена продовольствием, не было даже карточек. Хлебный бунт в Петрограде, вылившийся в революцию, не имел никаких рациональных предпосылок. Это была трагическая, нелепая случайность или стало результатом злонамеренной пропаганды тех же большевиков.

Во-вторых, большевики отняли у России победу в мировой войне. Истощенная войной Германия была на последнем издыхании, и до окончательного триумфа требовалось продержаться всего несколько месяцев.

В-третьих, в 1918 году они заключили грабительский Брестский мир, отдав противнику за просто так огромные территории, уплатив огромные контрибуции.

В-четвертых, они развязали Гражданскую войну против собственного народа, унесшую, по разным оценкам, от восьми до двенадцати миллионов человеческих жизней и разрушившую хозяйство страны.

Не будучи горячим сторонником большевиков, попытаюсь все же ответить на некоторые вопросы, исходя из чувства исторической справедливости.

1. Мировая война 1914–1918 годов началась, как всем известно, с патриотического подъема среди населения, причем по обе стороны фронта. Все рассчитывали на скорую победу, и все парламентские партии голосовали за военные бюджеты в своих странах. Кроме русских социал-демократов, которые заранее предупреждали: «посеявшие ветер пожнут бурю». Думская фракция РСДРП(б) была отправлена в ссылку. Можно обвинять большевиков в непатриотизме, но нельзя отрицать того, что они поступили по-своему честно и мужественно.

Однако вскоре наступило отрезвление. Военные неудачи, миллионы жертв (убитые, раненные, плененные), разруха, казнокрадство, Григорий Распутин – все это вместе делает Николаевскую монархию непопулярной в российском обществе. Февральская революция 1917 года, произошедшая без участия большевиков, показала, насколько она непопулярна. И дело здесь не в банальном хлебном бунте, который оказался лишь поводом.

2. Войны, как учили нас классики, бывают справедливыми и несправедливыми, наступательными и оборонительными, захватническими и освободительными. Первая мировая война была захватнической со всех сторон. Она была империалистической и велась за передел мира в пользу воюющих держав. Когда большевики, захватив власть, обнародовали архивы министерства иностранных дел, то всем стало ясно: стратегические планы царского и Временного правительств преследовали, среди прочего, цели захвата и раздела чужих территорий, – хотя, надо признать, Россия была втянута в эту войну спонтанно, будучи союзницей стран Антанты. Подобные же планы были и у германского генштаба, и у союзников России.

Захватнические войны, в противоположность освободительным, начинают терять популярность у населения с первого же поражения. Русская армия добивалась успехов на отдельных участках фронта, за которыми неизменно следовали поражения. Это – главная причина пацифистских настроений в обществе. И не требовалось особой агитации, чтобы сделать эту войну непопулярной. Несмотря на все патриотические лозунги и победные реляции, солдату было непонятно – за что он три года гниет в окопе и проливает кровь.

К исходу войны линия Австро-Венгерского фронта приблизительно соответствовала таковой на начало войны; на Германском же фронте у России были территориальные потери. Какая уж тут победа? Перелом в войне наступил после вмешательства в нее США на стороне Антанты. Без этого вмешательства, решительно перевесившего чашу весов, стороны продолжали бы истреблять друг друга до полного взаимного истощения, после чего все равно бы грянула революция. Поэтому, когда говорят об «упущенной победе», мне становится как-то неловко.

3. Об обстоятельствах Брестского мира мы поговорим в своем месте. Остановлюсь на главном: откуда вообще взялись эти большевики, и каким западным ветром занесло их в Россию? Чтобы ответить на этот, в сущности, немудреный вопрос, достаточно прочесть известное стихотворение Наума Коржавина «Памяти Герцена». Во всем, оказывается, виноваты декабристы, которые разбудили Герцена. А тот, ударив в колокол, разбудил Чернышевского. И далее все пошло наперекосяк: проснулись народовольцы Желябов и Софья Перовская; от взрыва бомбы проснулся Плеханов, а он-то и разбудил Ленина. Мы все страдаем от хронического недосыпа. Не выспавшись, трудно вспомнить, что было с нами вчера, на прошлой неделе, в прошедшем веке. Дефицит исторической памяти побуждает наступать на «те же грабли»…

Приход большевиков – не случайность, он был исторически предопределен. И никакая это не смута. Смута способна породить российский бунт, бессмысленный и беспощадный. Большевистская революция вместе с Гражданской войной была беспощадна, но отнюдь не бессмысленна.

Приход к власти большевиков в результате Октябрьского переворота 1917 года сегодня воспринимается как абсолютное зло. Теперь это как бы общее место и никем не оспаривается. В подобной трактовке истории заинтересованы многие, но прежде всего – власть предержащие, которые испытывают аллергию от одного слова «революция». При этом «общественное мнение» не делает различия между Лениным и Сталиным, и Ленин часто представляется таким же кровавым диктатором и тираном, как и Сталин.

Делается это небескорыстно. О преступлениях сталинского режима наслышаны все, – и тому есть тысячи документальных свидетельств, – так же как и о деятельности Сталина в качестве «эффективного менеджера». Фигура Ленина, напротив – растаяла в тумане истории и лишь издали маячит в виде идола из гипса с вытянутой рукой, указывающей нам дорогу к светлому будущему. Никто, кроме узких специалистов, не интересуется его литературным наследием. О его деятельности можно приблизительно судить по высказываниям современников, отражающим их личную позицию. Они противоречивы. К тому же почти все отечественные источники тенденциозны, прошли через цензуру, которая не пощадила и трудов самого Ленина. На дефиците объективной информации расцвели всевозможные легенды о Ленине.

А если сравнивать между собой этих двух руководителей советского государства, то нужно учитывать время и условия их деятельности. Ленин возглавлял республику Советов во время Гражданской войны, жестокой со всех сторон. Проявить слабость в этих условиях – значит потерпеть поражение. И к врагам советской власти Ленин относился, как к своим личным врагам. Это объясняет резкость его суждений, распоряжений и рекомендаций. Ленину вообще были чужды притворство, лицемерие, византийство. Нынешние толкователи прошедшей истории любят вытаскивать из того времени на всеобщее обозрение наиболее шокирующие буржуазную публику изречения Ленина, забывая об условиях и поводах, по которым они были произнесены. Да, Ленин бывал резок и категоричен в своих оценках. Политическую борьбу он ставил на классовую основу. (Зато теперь у нас полная гармония классов и нет никаких противоречий. И волки сыты, и овцы целы, не правда ли?..) Но, во всяком случае, он был честен. После окончания Гражданской войны Ленин повел себя как трезвый политик, не чуждый компромиссов и «крутых поворотов». Возможно, что при жизни Ленина политическое развитие в СССР пошло бы по иному маршруту.

Сталин возглавил страну в мирное время при отсутствии реальной внешней угрозы. Однако вся его деятельность у руководства заключалась сначала в «закручивании гаек до срыва резьбы» и возвеличивании собственной персоны, а затем – в терроре по отношению к собственному народу в масштабах, которые не знала современная цивилизация.

Советская власть, как бы критично к ней ни относиться, многое дала простому народу: бесплатные здравоохранение и образование, – качества, несравнимого с нынешним, – мизерная, по сравнению с нынешним временем, плата за коммунальные услуги, очень дешевый проезд на транспорте, приемлемое для жизни, – не скажу, что всегда достойное, – пенсионное обеспечение, доступность здравниц страны для трудящихся, обеспечение права на труд, – безработица в стране практически отсутствовала, – личную безопасность граждан благодаря работе милиции, в целом ответственной перед Законом и т. д.

Роскоши не было, и народ не был так развращен деньгами и приобретательством, как в наше время. Роскошь порождает паразитизм и пороки. Разница в доходах между самыми богатыми и бедными категориями населения была несопоставима с нынешним временем. «Верхи» при всех своих номенклатурных замашках вынуждены были придерживаться определенных правил приличия и скрывали свои привилегии за высокими заборами, не выставляли их напоказ. Теперь никаких правил приличия не существует.

К этому следует добавить всеобщую грамотность населения, научно-техническую революцию, гигантский за годы советской власти рост промышленного потенциала страны. По экономической мощи СССР занимал второе место в мире после США и не уступал этой сверхдержаве по оборонному потенциалу. Смогла бы Россия в каком-либо ином обличии добиться подобных результатов? Я в этом сомневаюсь.

Следует также вспомнить освоение Сибири и Дальнего Востока, пусть даже руками заключенных. За этим ощущалась внятная государственная политика развития страны. Нынче же эти обширные территории с разреженным и все убывающим от бесперспективности существования населением, по существу, играют незавидную роль колоний Московского царства. Они замерли в ожидании прихода своих будущих хозяев из-за великой китайской стены…

Кое-что советская власть восприняла от завоеваний Февральской революции 1917-го года. Равенство всех перед Законом, кроме, естественно, представителей «номенклатуры», которая как раньше, так и теперь – равнее всех других. Однако это неравенство не есть родовой признак социализма, а напротив – его искажение. Отмена сословных привилегий, ликвидация дискриминации по национальному признаку. Правда, со сталинских времен дискриминация эта негласно была частично восстановлена по отношению к некоторым этносам. Эта реальность, также противоречащая идее социализма, нанесла ущерб репутации СССР и внесла свою лепту в дело его развала. В целом же решение национального вопроса было найдено в построении союзного многонационального государства и развитии культур, «национальных по форме, социалистических по содержанию». Межнациональных конфликтов в СССР, по большому счету, не было. Они возникали в процессе его распада.

Не менее важно и то, что идея социализма оказалась привлекательной для многих угнетенных народов мира, – к сожалению, немногие из них воспользовались ею должным образом. Этими идеями с двадцатых и до середины тридцатых годов ХХ века, до начала больших политических процессов в СССР, были впечатлены и многие представители западной интеллигенции, всемирно известные писатели, политические и общественные деятели. Следствием чего, в частности, были победы «Народных фронтов» во Франции и Испании в середине тридцатых годов. Для участия в грандиозном социалистическом эксперименте в Советский Союз прибыло немало представителей левой интеллигенции, коммунисты и антифашисты из стран Европы и Америки и даже простые рабочие, фермеры, предприниматели. Правда, позже, во времена пресловутого «культа личности», многие из них пожалели о своем необдуманном поступке.

Наивысшего расцвета эпоха социализма в СССР достигла, пожалуй, на рубеже 1960-х и 70-х годов. Были построены наукограды, приручен атом и уже замахивались на «термояд». Начато освоение космоса; Юрий Гагарин, луноход… все казалось достижимым, и не было преград. Все это внушало советскому человеку чувство законной гордости за свою страну и служило привлекательным фасадом для стороннего наблюдателя.

Но было у советской власти и другое лицо, куда менее привлекательное.

В условиях однопартийной системы, возглавляемой догматическим послесталинским руководством КПСС, в стране господствовал идеологический гнет, стеснявший жесткими рамками свободу самовыражения граждан. Образ мыслей советских людей предписывался партийным руководством и контролировался «компетентными органами», исполняющими роль политической полиции. Любое инакомыслие пресекалось, а его носители подвергались репрессиям, начиная с отеческого внушения в парткоме завода, – часто с последствиями для карьеры, – кончая тюремной решеткой или, того хуже, психбольницей для упорствующих в своих заблуждениях. Так как в СССР по определению не могло быть политических заключенных, то упорствующие шли по уголовным статьям или их перевоспитание поручалось дюжим санитарам психушек. Правозащитная деятельность как таковая стала предметом рассмотрения отечественной психиатрии, поскольку не укладывалась в комплекс поведения «нормального» человека в СССР. Она в этом усматривала проявление «вялотекущей шизофрении», и десятки психически здоровых людей коротали свой век в психбольницах тюремного типа, лишенные какой бы то ни было юридической защиты, превращаясь в «овощ».

Крамолу находили в любой неподконтрольной государству сфере деятельности граждан, начиная с самостийных поэтических сходок у памятника Маяковскому в Москве на улице Горького, кончая распространением «самиздата» и «тамиздата». «Стукачество» и «сексотство» расширяли сферу тотального контроля государства за настроениями в обществе; любое неосторожное высказывание могло иметь для человека неприятные последствия. Все эти обстоятельства породили «двоемыслие» в головах советских людей и стали пищей для множества анекдотов о нашей жизни. За парадными фразами, демонстрировавшими единство наших граждан, скрывались апатия, лицемерие, цинизм.

Широкие конституционные гарантии напоказ скрывали реальное отсутствие политических прав и свобод у граждан СССР. Любое неформальное и неподконтрольное властям их объединение рассматривалось в качестве антисоветской организации. Редкие забастовки, даже по чисто экономическим мотивам, жестоко подавлялись; их организаторам давали большие лагерные срока, а то и «вышку». Для подавления волнений в городах использовали войска, стрелявшие на поражение. Такова была реальная картина о правах и свободах граждан СССР.

Не могло быть речи и о свободе творчества, будь то сфера изобразительного искусства, литература, театр, эстрада, кинематограф. В сентябре 1974 г. на окраине Москвы по распоряжению властей была снесена бульдозерами самостийная выставка картин советского художественного авангарда. Лучшие фильмы выдающихся советских сценаристов и кинорежиссеров уродовала цензура, другие и вовсе не допускались к экрану. Они десятилетиями пылились в хранилищах или сразу уничтожались по распоряжению партийного руководства.

Литературное творчество, как наиболее востребованное в обществе, подвергалось, пожалуй, наибольшему прессингу со стороны цензуры и надзорных органов. Хрущевская «оттепель» конца 50-х – начала 60-х годов, которая несколько ослабила тиски цензуры и породила определенные надежды у творческой интеллигенции, оказалась явлением временным.

Принято считать, что «оттепель» закончилась в 1966 г. судом над писателями Ю. Даниэлем и А. Синявским, которые, скрываясь под псевдонимами, смогли опубликовать за рубежом неподцензурный сборник своих рассказов. Вычисленные бдительными чекистами, они предстали перед судом после шумной разоблачительной кампании в газетах, в которых простые советские граждане – агрономы, доярки, ткачихи, поварихи, чабаны и оленеводы, не прочитавшие ни единой строки из крамольного сборника рассказов, гневно клеймили этих «перевертышей» за их антисоветское сочинение. «Разоблаченные» писатели получили за свои неподцензурные мысли реальные срока – 5 и 7 лет лагерей.

Однако не все прошло так гладко, как замышлялось. Подсудимые на «открытом» процессе, – зал суда был заполнен чекистами, – своей вины не признали, не раскаялись, не просили суд о снисхождении. В защиту осужденных, рискуя карьерой, выступили сотни представителей советской интеллигенции, в том числе всеми уважаемые люди. Никто не желал возврата к сталинизму. Протесты раздавались и из-за рубежа.

Битва за свободу творчества закончилась лагерными сроками для одних и высылкой из СССР других – десятков представителей творческой интеллигенции, имена которых ныне известны всему миру.

Четыре Нобелевских лауреата по литературе – предмет национальной гордости для любого народа – осчастливили своим творчеством страну Советов. Но судьба их сложилась по-разному. Писатель и партийный функционер Михаил Шолохов, авторство которого в написании бессмертного романа «Тихий Дон» до сих пор подвергается сомнению в литературных кругах, был обласкан властями и получил все, что только возможно в его положении. Писатель и поэт Борис Пастернак, опубликовавший за рубежом свой роман «Доктор Живаго», затравленный «литературной общественностью» и «компетентными органами», был вынужден отказаться от Нобелевской премии и вскоре умер от скоротечного рака. Двое других – А. Солженицын и И. Бродский, – получивший свою премию уже находясь за границей, – были изгнаны из СССР.

В качестве компенсации бесправного положения граждан страны в государстве искусственно поддерживался высокий градус патриотизма, который единственный и должен был внушать им чувства самоуважения и групповой солидарности. Везде, где только возможно, мы показывали нашим недоброжелателям «кузькину мать», демонстрировали военную мощь и решимость «не поступиться принципами». Эту решимость СССР доказал всему миру не единожды, предоставляя «интернациональную помощь» тем, кто ее вовсе не жаждал – от Венгрии (1956 г.) и Чехословакии (1968 г.) на западе до Афганистана (1979 г.) на юге. Чтобы расширить сферу влияния в мире, досадить ненавистному Западу и ослабить его позиции, в широких масштабах велась поставка оружия и наших инструкторов на Ближний Восток и в другие «горячие точки», подкормка им людоедских диктаторских режимов, обучение боевиков на территории СССР. Автомат Калашникова стал символом террора в глобальном масштабе, а с такими организациями, как ХАМАС, у России до сих пор дружеские отношения. И эта политика в парадигме «холодной войны» проводилась под лозунгом борьбы за мир во всем мире.

Классики марксизма полагают политику концентрированным отражением экономики. В СССР, наоборот– экономика была концентрированным отражением политики. Высшее партийное руководство совместно с Совмином определяло стратегию экономического развития страны. Через Госплан и профильные министерства плановые показатели спускались конкретным исполнителям. Деятельность Госплана прославлялась в анекдотах, однако, не будучи специалистом в этой области, я всегда считал плановую экономику в нашей ситуации единственно возможной. Вопрос лишь в том, что и как планировать.

Особенностями экономики СССР была ее тотальная милитаризация и удручающе низкий, по сравнению с развитыми странами, уровень производительности труда, – что, с другой стороны, решало проблему безработицы. Никто не знал, сколько средств реально тратилось на оборону. Эти цифры были строго засекречены и не обсуждались. Естественно, что они были вне парламентского контроля, как это принято в демократических странах. Таким образом, тон экономического развития задавал военно-промышленный комплекс. Непомерные военные расходы, гонка вооружений, стремление к гегемонии в мире в качестве великой державы в конечном итоге подорвали экономику СССР. Это случилось на рубеже 80-х и 90-х годов при катастрофическом падении мировых цен на нефть. Можно сказать, что экономика СССР стала заложницей интересов военно-промышленного комплекса и сырьевой направленности экспорта.

Например, промышленностью были изготовлены десятки тысяч танков, около шести тысяч боеголовок ракет и множество единиц другого вооружения, которое в таких количествах никому не было нужно и со временем превращалось в металлолом. А склады боеприпасов стали у нас национальным бедствием: ни в одной стране мира они не взрываются с такой регулярностью. Трудно себе представить, сколько было затрачено средств на это вооружение и многое другое; есть сведения, что прямо или косвенно ВПК поглощал до 70 % бюджета страны.

Пустые прилавки магазинов, тотальный дефицит взывали к повышению товарного производства, прежде всего – в области ширпотреба. Но как этого добиться, если производитель не очень-то в этом и заинтересован? Повышение производительности труда ведет к снижению расценок и повышению норм выработки. Снижение себестоимости производства далеко не всегда приводит к росту прибыли, так как цена на продукцию, которая рассчитывается от себестоимости, при этом тоже снижается. Цена определялась не рыночным спросом, а именно затратами на производство продукции. На все были свои нормативы, в том числе – и на заработную плату. Если, например, кто-то исхитрился бы увеличить выпуск производимой продукции за счет внутренних резервов, предположим, в два раза, то его фотография появилась бы на доске почета завода, а от министерства он получил бы грамоту. Однако материальное вознаграждение коллективу завода за этот беспримерный подвиг будет мизерным, а на следующий год возрастут плановые показатели. Жесткие директивные рамки, строгая регламентация хозяйственной деятельности предприятия и тотальный контроль сковывали инициативу исполнителей, сводили на нет их заинтересованность в получении прибыли. Инициатива была наказуема.

Чтобы добиться успеха, нужно было обойти эти рамки. Это удавалось некоторым предприимчивым руководителям обыкновенно небольших предприятий, которые за счет рациональной и, по возможности, безотходной организации производства, реального повышения производительности труда добивались увеличения объема выпуска продукции. А сверхплановый ходовой товар сбывали через торговую сеть, сокращая тем самым дефицит на прилавках магазинов. Дополнительная прибыль шла на поощрение участников производства. Такие предприятия имели двойную бухгалтерию.

В начале 60-х годов подобной предпринимательской деятельностью озаботились «компетентные органы» и ОБХСС. Действующие лица теневого бизнеса подвергались судебному преследованию. После чистосердечного признания, под гарантию следователей о неприменении высшей меры, – и сдачи государству всех накопленных ценностей, руководителей и организаторов обыкновенно расстреливали, остальным давали различные срока. Всего за 2–3 года через суды прошло около 170 подобных дел, – включая дела валютчиков, – которые широко освещались в печати.

В расстрельных списках в изобилии присутствовали еврейские фамилии – как когда-то в кампании борьбы с «троцкизмом». И эта особенность имела эффект разной направленности. Внутри страны раскрученная газетами кампания о том, что почти все пойманные жулики – евреи, подвигала обывателя к естественному выводу, что все евреи – жулики. А западные интеллектуалы, как Бертран Рассел, видели во всей этой истории очередной рецидив антисемитизма в СССР. Через два – три года страсти улеглись, пока в 1967 г. не наступил следующий рецидив – теперь по поводу «наглой агрессии Израиля против арабских стран», получившей название «Шестидневная война».

Сельскохозяйственное производство в СССР, функционировавшее под жестким контролем партийного руководства, было затратным, трудоемким и нерентабельным. Страна, обладавшая самым обширным в мире клином сельскохозяйственных земель, уже в хрущевские времена закупала хлеб за рубежом, и зависимость от зарубежных поставок с годами только усиливалась. Предпринятая попытка модернизации путем введения полного хозрасчета и хозяйственной самостоятельности совхозов с оплатой труда по достигнутым результатам, а не по затраченным усилиям, в конечном счете провалилась из-за нежелания партийного руководства допустить неподконтрольные ему хозяйства. А инициатор этого эксперимента экономист И. Н. Худенко, который добился ошеломляющих результатов по снижению себестоимости продукции в хозяйствах Казахстана, в 1974 г. закончил свои дни в тюремной больнице.

Вышеуказанные изъяны в экономике, зависимость платежного баланса СССР от экспорта энергоресурсов, непомерные для мирного времени военные расходы, неспособность высшего партийного руководства к модернизации страны и боязнь перемен после падения мировых цен на нефть привели к финансовому и экономическому краху и распаду СССР. Это случилось уже при новом руководстве страны, которое не несет ответственности за груз накопленных десятилетиями проблем, однако оказалось «крайним».

Следует отметить, что по истечении 20 лет после отказа от социалистического выбора вышеуказанный негатив в развитии экономики страны в значительной мере сохранился, а некоторые моменты усилились, – в частности, ее зависимость от экспорта нефти, – и добавилось немало нового. За это же время Китай – в прошлом наш младший партнер по соцлагерю – превратился во вторую мировую сверхдержаву, всемирную мастерскую. Не порывая с коммунистической доктриной, они в полной мере освоили рыночные механизмы развития экономики, чего России не удается под властью капитала.