Текст книги "Лев Троцкий и другие. Вчера, сегодня. Исторический процесс"

Настоящего штурма фактически не было. В то время как Синегуб с группой юнкеров провел удачную операцию по очистке некоторых помещений «Зимнего» от пробравшихся туда мятежников, полковник Ананьев, руководивший его обороной, капитулировал. Юнкерам – защитникам дворца – была обещана жизнь, Временное правительство было арестовано. П. И. Пальчинский, – горный инженер, во Временном правительстве – заместитель министра торговли и промышленности, – участвовал в переговорах с большевиками и министрами

Временного правительства об условиях сдачи. Когда он сообщил юнкерам решение правительства сдаться безо всяких условий, подчиниться силе, некоторые юнкера не хотели сдавать оружие:

– Прикажите открыть огонь!

– Бесцельно и бессмысленно погибнете, – последовал ответ.

Далее Млечин пишет:

«Синегубу и его юнкерам, оставив оружие, удалось преспокойно выйти из дворца. С изумлением поручик узнал, что офицеры штаба Петроградского военного округа и генерального штаба, узнав о начинающемся восстании, преспокойно отправились в заранее оборудованное убежище, где провели ночь, выпивая и закусывая. Утром там появился представитель ВРК большевиков, чтобы составить список офицеров, готовых сотрудничать с новой властью…».

Арестованных министров Временного правительства под охраной отряда красногвардейцев – от напиравшей толпы солдат и матросов, требовавших самосуда – отправили в Петропавловскую крепость. Их судьбы сложились по-разному, и правыми оказались те, кто постарался убраться как можно дальше от власти большевиков.

А. Ф. Керенский прожил долгую жизнь в эмиграции. Он пережил свою супругу и остался на чужбине в одиночестве. Отвечая на вопрос одного из журналистов о причинах победы большевиков в октябре 1917 года, Керенский сказал примерно следующее:

– Нужно было застрелить одного человека.

– Кого, Ленина? – спросил журналист.

– Нет, Керенского!

Итоги

Итак, большевистская революция свершилась, и пора подвести некоторые итоги. Оценивая прошлое, мы смотрим на него с диспозиции сегодняшнего дня, ибо так проще. Но такой подход не вполне объективен, так как игнорирует обстоятельства происшедшего, нравы и настроения в обществе. В октябре семнадцатого большевики захватили власть путем практически бескровного переворота. Потом было пролито много крови, но это уже другая история, которая впереди. Далее возникают вопросы:

– был ли захват власти большевиками неизбежен, и какие могли быть этому альтернативы?

– был ли он незаконным и, следовательно, преступным?

Свою позицию по первому вопросу я изложил раньше. Вообще, любой революции, как говорил Ленин, предшествует революционная ситуация: это когда «низы» не желают жить, а верхи не могут править по-старому. По моему разумению, состояние «верхов» в этой ситуации является определяющим: именно когда «верхи» в силу собственной несостоятельности или из-за внешних обстоятельств не могут править по-старому – и происходят революции. А когда они могут, мнение «низов» обыкновенно никто не спрашивает: те подчинятся силе.

Ситуация в России к осени 1917 года сложилась вполне революционная как по причине слабости самого Временного правительства, уже не контролировавшего положение в стране, так и под воздействием внешних обстоятельств: провал предпринятого в начале июня наступления на германском фронте, нарастающая разруха, гиперинфляция, трудности со снабжением, развал армии и т. д. Все это привело к потере остатков популярности власти у населения. Особенностью революционной ситуации как таковой является ее изменчивость и «нетерпеливость». Если вовремя не воспользоваться ею, момент будет упущен. Поэтому Ленин так торопил захват власти большевиками: именно в момент их наибольшей популярности в столице у «низов». В случае промедления «маятник» настроений в обществе начал бы движение в противоположную сторону.

А какая другая власть могла бы восстановить порядок в стране, скатывающейся к хаосу безвластия? В данном случае порядок был восстановлен по-большевистски. Но могло быть – по-фашистски, с приходом какого-нибудь диктатора, что и произошло позже в ряде европейских стран. Не думаю, что большевистский порядок начала двадцатых годов в России, смягченный НЭПом, хуже фашистского. Впрочем, смотря на чей вкус.

Среди большевиков было немало идеалистов, поступками которых руководили отнюдь не шкурные соображения. Они действовали во имя коммунистической идеи переустройства мира, – как ее понимали. Почти все они, кому не повезло умереть раньше, потом сгинут в сталинском «Гулаге». Время конца ХК и начала ХХ веков в Европе и в России было временем «пассионариев», породившее немало ярких личностей в политике, науке, искусстве, литературе. Были среди них и революционеры. Потом народ измельчал. Пассионарии сошли с политической арены, наступало время прагматиков и циников.

Вопрос «законности» революций или их «незаконности» относится, скорее, к области философии, нежели права. Вся история человечества с древнейших времен движима войнами и революциями. Такова природа человечества. Эти катаклизмы подобны тектоническому сдвигу в земной коре под действием накопившейся внутренней энергии, землетрясению в природе, – если возможно такое сравнение.

Конечно, любой революции предпочтительно бескровное эволюционное переустройство политической системы под новые реалии развития общества: экономические, научно-технические, демографические и прочее. Но непременным условием эволюционного развития является зрелость общества и, прежде всего, его элиты. Там, где элита несостоятельна, неизбежны регресс и деградация с перспективой распада государства, или происходит революционный взрыв. И, когда совершаются революции, «законники» стоят на последнем месте в ряду тех, кто судит о них. Успешная революция признается, по меньшей мере, закономерной.

Если сравнивать Февральскую революцию 1917 года с Октябрьской, то первая, по моему разумению, выглядит несравненно менее «законной». Февральская революция разрушила устои российского государства и прикончила саму 300-летнюю Романовскую монархию, которая вместе с православной церковью была, если хотите, естественной духовной средой и естественным законным воплощением власти для большинства населения страны, кроме части интеллигенции и либеральной буржуазии – сторонников конституционного строя. В этом плане, с учетом действовавших юридических норм и государственных уложений, Февральская революция представляется мне совершенно «незаконной», хотя исторически назревшей. А между тем ее легитимность у нас почти никто не ставит под сомнение, кроме оживших монархистов да русских националистов.

В марте 2010 года в Мосгорсуде слушалось дело группы «наци», именуемой «Белые волки», на счету которой было более 30 убийств, совершенных примерно за год. По причине несовершеннолетия ее главарю Артуру Рыно за все его «художества» не могли дать более 10 лет лишения свободы. Такова юридическая норма. Свои злодеяния этот маленький, но очень перспективный нацист мотивировал, среди прочего, ненавистью ко всем формам власти в России после свержения царя Николая II. Такой образ мысли в свои юные годы он не мог усвоить самостоятельно. Помогли старшие товарищи-наставники. Интересно еще и то, что Рыно оказался наполовину чукчей, и если это – очередной анекдот про чукчей, то очень скверный. Учитывая его выдающиеся заслуги, товарищи по борьбе применили к юному нацисту «расовую амнистию». Теперь он «равный среди равных» и даже первый среди равных.

Совершив переворот, большевики передали власть из рук Временного правительства – незаконнорожденного дитяти Февральской революции – Второму съезду Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Этот акт я не могу считать незаконным, ибо Советы явились демократически избранным, во всяком случае, от значительной части населения России представительным органом власти, а Временное правительство никто не избирал. Собравшееся в Петрограде вскоре после Октябрьского переворота Учредительное собрание, призванное по первоначальному замыслу решать вопросы политического устройства России, запоздало, так как вопрос о власти был уже решен – это власть Советов.

В Учредительном собрании, на скорейшем созыве которого в свое время настаивали и большевики, последние имели 22 % от общего числа делегатов, а большинство его представляли эсеры, включая левую фракцию, примкнувшую к большевикам. Однако от обеих столиц и ряда крупных городов России представительство большевиков в Учредительном собрании было намного больше и достигало 40–45 %. Учитывая, что все политические вопросы решаются в столицах, такое соотношение голосов если и не обеспечивало большевикам вместе с их союзниками решающего перевеса, то превращало бы Учредительное собрание в клуб бесконечных дискуссий, в то время как реальная власть в стране уже была в руках большевиков.

В современном мире вопросы преемственности власти решаются демократическим путем всеобщими выборами, и легитимность этой процедуры никем не оспаривается. Однако это не помешало приходу к власти нацистов в Германии в 1933 году. Получив вместе со своими союзниками парламентское большинство, нацисты путем ряда последовательных законодательных актов «перекорежили» вполне респектабельную конституцию Веймарской республики, ликвидировали политические свободы и все политические партии, за исключением своей собственной, радикально покончили с оппозицией. Немецкий народ, подвергшийся за годы их правления перевоспитанию в национал-социалистическом духе, рукоплескал своему фюреру до тех пор, пока не наступила катастрофа.

Нечто подобное мы наблюдаем в нашем хранимом Богом отечестве, хотя и в смягченном виде, без фанатизма. Наша Государственная Дума в лице ее направляющей силы – партии «Единая Россия» – и нескольких сателлитов, изображающих оппозицию, в течение десятилетия пребывания у власти с упорством бульдозера разрушала избирательную систему российского государства для того, чтобы никогда эту власть не терять.

Отменены выборы по «одномандатным округам», в которых могли побеждать в конкурентной борьбе независимые кандидаты. Повышен порог прохождения партий в Государственную Думу с целью не пустить в нее небольшие партии демократического толка. В избирательных бюллетенях отменена графа «против всех» и одновременно исключен порог явки. Теперь критически настроенный электорат, игнорирующий выборы с заранее известным результатом, может не беспокоиться: выборы признаются состоявшимися при любой явке избирателей.

Законодательными нормами и фильтрационными действиями управляемых избирательных комиссий так называемая «несистемная оппозиция» намертво отсечена от избирательного процесса. Это делает почти невозможным обновление партийного состава Думы. В то же время обезличенные партийными списками думские депутаты никакой ответственности перед избирателями не несут.

Сюда же добавим «временное» решение о назначении губернаторов президентом вместо их избрания населением в соответствии с конституцией России; сюда же – увеличение президентского срока с четырех до шести лет, и срока полномочий Государственной Думы – с четырех до пяти. При этом одно и то же лицо может избираться президентом два срока подряд, затем после перерыва еще два срока и так далее: «эх раз, еще раз, еще много, много раз». И так – до естественной кончины, как и водится у нас на Руси.

Кроме упомянутого, в избирательное законодательство внесены:

– запрет на создание избирательных блоков, которые облегчили бы возможность избрания небольшим оппозиционным партиям, нарушающим установившийся монолит единомыслия традиционных думских фракций;

– запрет на включение в партийные списки представителей других партий;

– запрет на внесение денежного залога при регистрации кандидатов, идущих не от партий;

– запрет на работу на выборах наблюдателей от общественных организаций;

– запрет на агитацию в телеэфире одних кандидатов и партий против других. При этом, располагая неограниченными медийными возможностями в плане односторонней агитации, сама партия власти остается на телеэкране вне критики.

Трудно отыскать что-либо подобное в законодательстве цивилизованных государств, однако это и есть лицо «суверенной демократии» по-российски.

Подобные законодательные меры, – принятые, надо признать, с молчаливого согласия равнодушного населения, – плюс монополия на средства массовой информации, плюс административный ресурс позволяют нынешней партии власти со всем ее чиновничьим аппаратом доминировать в политическом поле. Вместо того чтобы оппонировать исполнительной власти, как это принято повсеместно, российский парламент главной своей задачей ставит эту власть обслуживать. В нынешнем исполнении Государственная Дума, по моему разумению, является только конституционным прикрытием российского самовластия.

Однако выборы в Думу 2011 года и президентские 2012-го, ввиду неожиданной активности электората, поколебали устои выстроенной системы и могли привести к нежелательным результатам. Тогда была запущена машина фальсификаций в масштабах всей избирательной системы. Возмущенным гражданам Центризбирком рекомендовал обращаться в суды. Об этом же талдычили как нынешний незаменимый, так и давешний приятный во всех отношениях президенты. Но суды, заваленные жалобами, отказывались рассматривать их на том основании, что «избирательные права граждан заканчиваются в момент опускания ими бюллетеня в урну»; все же остальное находится в компетенции избирательных комиссий, на которые и жаловались граждане. В итоге за приписки и воровство голосов, вбросы бюллетеней, «карусели» и прочее жульничество никто не ответил. Выборы признаны состоявшимися, а высшему арбитру и гаранту честных выборов господину Чурову вручен полководческий орден.

Но совершенно неожиданно за этим последовали стотысячные митинги протеста в столице. И тогда новая Дума стала в авральном порядке штамповать законы, выстраивающие средневековую крепость на пути гражданского общества: о митингах, о некоммерческих организациях, об уголовной ответственности «за клевету» – и это только начало.

Возьмем, например, поправки к закону о некоммерческих организациях (НКО). Ряд известных НКО просветительского, гуманитарного и правозащитного толка время от времени под конкретные задачи получали гранты из-за рубежа от благотворительных фондов. Подобная материальная помощь находится под жестким контролем со стороны компетентных органов, чтобы, не дай Бог, эти скудные пожертвования не были потрачены не по прямому назначению или в ущерб интересам государства. А вся деятельность НКО подлежит строгой отчетности, она абсолютно прозрачна.

Казалось бы, чего еще нужно? – А хочется вообще запретить деятельность НКО, чтобы они здесь «не отсвечивали». Вот и придумали, чтобы НКО, занимающиеся политической деятельностью и получающие материальную помощь от фондов, – потому что помощь родного государства покупается «лояльностью», – отныне стали именоваться «иностранными агентами». Понятие «политическая деятельность» в законе предусмотрительно не раскрывается, что позволяет прокуратуре и судам толковать его, как им угодно. Сразу же в «политической деятельности» могут быть «уличены» все наиболее значимые и полезные обществу НКО.

В обоснование этой придумки ссылались на зарубежный опыт, – для любой нашей мерзости всегда отыщется какой-нибудь зарубежный опыт. В некоторых странах свободного мира действительно применяется такое определение. Но относится оно к организациям и частным лицам, которые совершенно открыто и легально занимаются лоббированием интересов тех или иных компаний, агентами которых они и являются. Понятно, что подобное не имеет ничего общего с деятельностью НКО. Однако думские депутаты сделали вид, будто не понимают разницы в применении этого определения у нас и за рубежом.

Именоваться «иностранным агентом» безо всяких на то оснований унизительно, а быть таковым в России – смертельно опасно: денно и нощно официоз занят промыванием мозгов российского обывателя, навешивая ярлык «проплаченных агентов Госдепа» на оппозицию существующей власти. И обыватель весьма восприимчив к подобной пропаганде. В таких условиях ни одна уважающая себя НКО добровольно не согласится быть «иностранным агентом» и, следовательно, пользуясь грантами из-за рубежа, нарушит российское законодательство. И тогда задавленные штрафами и судебными исками НКО погибнут от истощения, самоликвидируются, либо будут запрещены. И все – «на законных основаниях».

В весьма уязвимом положении находится, например, ассоциация «Голос», которая ведет мониторинг нарушений на выборах и, следовательно, является «бревном в глазу» у власти. Под судебным прессингом могут оказаться такие известные правозащитные и просветительские организации как «Мемориал», «Агора», движение «за права человека» и им подобные, а также, между прочим, «Левада-центр», ведущий независимые статистические исследования. Статистика – важный инструмент пропаганды; независимая статистика всегда нежелательна для власть предержащих. Когда рейтинг нашего президента был высок, то к статистике, даже независимой, претензий не было. Когда же он упадет до немыслимого уровня – ниже 50 %, то объявившую этот результат ассоциацию захочется признать «иностранным агентом». Но лучше сделать это заранее.

Думой уже приняты законы об уголовной ответственности «за оскорбление чувств верующих» и о расширении сферы действия понятия «об измене Родине», пополнившие копилку репрессивного законодательства.

По существу, ни чем не ограниченную власть и внушительную прибавку к заработку получили «стоящие на страже» силовые ведомства, и мы являемся свидетелями того, как еще недавно «демократическая» Россия превращается законодательным и явочным порядком в полицейское государство. И не было никакой революции, а есть вялотекущий антиконституционный переворот – сначала в области законотворчества, затем в области произвола. Сегодня любого оппонента действующей власти можно при желании посадить за решетку или упрятать под домашний арест по уголовной статье.

Мы живем в авторитарном государстве, притом архаичном, с перевесом феодального начала в отношениях власти и ее подданных. В соблюдении исторических традиций произошла своеобразная реставрация монархии в новых условиях, с почти что неограниченной властью президента. Идет ужесточение на всех уровнях, и дело может закончиться возведением нового «железного занавеса», отгораживающего Россию от цивилизованного мира. Этому может поспособствовать и насаждаемая ныне идея имперского величия России. Она подчеркивает особость нашего развития, суверенность мышления, сакральность российской власти, «духовность» национального характера и прочее – все, чем отличается Россия от погрязшего в своем либерализме и «бездуховности» загнивающего Западного мира.

И, наконец, что представляет собой наш законотворческий орган «Государственная Дума», которая по своему назначению должна отражать интересы всех слоев общества? Депутатский корпус, в большинстве своем, представлен партийными карьеристами, лоббистами интересов корпораций и собственных интересов, отставными и действующими силовиками, чиновниками разного ранга, а также спортсменами, артистами, фигуристами, журналистами, телевизионными ведущими и тому подобной легковесной публикой, играющей роль управляемого балласта. Немало и долларовых миллионеров, владельцев недвижимости, – оформленной на родственников, – в разных городах и весях. Мне трудно представить себе, чтобы кто-нибудь из них, за единичными исключениями, поступился своими личными интересами в угоду общественным и даже государственным. Они желают как можно дольше оставаться у государственной кормушки, пользуясь влиянием, неприкосновенностью и материальными преференциями, которые назначили сами себе.

Деградация этого «органа» от первого до последнего созыва шла последовательно и неуклонно, с исчезновением демократических фракций – самой квалифицированной и конструктивной части депутатского корпуса. Сегодня в законотворческой деятельности безраздельно господствует подавляющее «агрессивно-послушное большинство». В обстановке полной безнаказанности, без тени сомнения оно принимают такие законы, которые позорят Россию перед миром; однако в силу своего развития многие из этих депутатов не ведают того, что творят.