Текст книги "Террористический акт, захват заложника, бандитизм"

Бандитизм следует разграничивать и с пиратством (ст. 227 УК). С объективной стороны пиратство заключается в нападении на морское или речное судно, совершенном с применением насилия либо с угрозой его применения. Конститутивным признаком субъективной стороны данного преступления является определенная цель – завладение чужим имуществом. Как видно, по объективным и субъективным признакам состав пиратства во многом совпадает с составами бандитизма и разбоя (не случайно в международно-правовой практике пиратство чаще именуется морским разбоем). Норма о пиратстве является специальной по отношению к общим нормам бандитизма и разбоя. На «специальность» нормы, предусмотренной ст. 227 УК РФ, указывает, во-первых, специфичный предмет преступного посягательства – морское либо речное судно. Во-вторых, местом совершения пиратства может быть открытое море, любое другое пространство, где судно находится вне юрисдикции какого-либо государства. Это вытекает из смысла международно-правовых норм (Женевская конвенция об открытом море от 29 апреля 1958 г., Конвенция ООН по морскому праву от 10 декабря 1982 г.), хотя в диспозиции ст. 227 УК РФ на данное обстоятельств не указывается. В случаях, когда нападение на российское судно осуществляется в пределах государственной границы РФ, содеянное следует квалифицировать по ст. 162, 209 и в зависимости от характера наступивших последствий по другим статьям УК РФ.

§ 5. Основные направления совершенствования уголовного законодательства о насильственных преступлениях против общественной безопасности

Развитие уголовного законодательства – это длительный процесс, во многом обусловленный практикой, это поиск наиболее эффективных путей и средств борьбы с деяниями, представляющими особую общественную опасность. Особенно усложняется он в связи с появлением новых видов преступных посягательств, которых ранее не существовало. В России процесс развития уголовного законодательства проходил неравномерно и характеризовался различными периодами (часто революционной природы), которые зачастую радикально меняли существующие подходы, а выход законодательства на новые рельсы осуществлялся в условиях недостатка времени и глубокой научной проработанности.

Переход от социалистического государства к капиталистическому потребовал пересмотра многих положений действовавшего длительное время УК, поэтому Уголовный кодекс РФ 1996 г. принимался в спешке, при его разработке нередко сталкивались различные точки зрения ведущих специалистов уголовно-правовой науки. Многие ученые считают данный закон далеким от совершенства, о чем свидетельствуют существенные изменения, касающиеся как Общей, так и Особенной частей, внесенные в него уже менее чем через полтора года после вступления в силу. При этом в действующий УК РФ были включены дополнительные уголовно-правовые нормы, предусматривающие уголовную ответственность за действия, считавшиеся ранее не преступными.

Все это свидетельствует о необходимости совершенствования действующего уголовного закона, особенно в части составов, актуальность которых неуклонно возрастает. В первую очередь мы имеем в виду насильственные преступления против общественной безопасности, такие как террористический акт (ст. 205 УК РФ), захват заложника (ст. 206 УК РФ) и бандитизм (ст. 209 УК РФ). Кроме того, нуждаются в уточнении и дополнении квалифицирующие признаки (или квалифицированные виды) указанных составов преступлений.

В связи с вышеизложенным предлагаются следующие меры по совершенствованию действующего законодательства.

В настоящее время на законодательном уровне закреплено два определения террористического акта. В ст. 205 УК РФ террористический акт обозначается как совершение взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, если эти действия совершены в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения, либо оказания воздействия на принятие решений органами власти, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях.

Законодательное определение терроризма также дано в Федеральном законе «О борьбе с терроризмом» от 25 июля 1998 г. В соответствии с ч. 3 данного Закона под терроризмом понимается насилие или угроза его применения в отношении физических лиц или организаций, а также уничтожение (повреждение) или угроза уничтожения (повреждения) имущества и других материальных объектов, создающие опасность гибели людей, причинения иных общественно опасных последствий, осуществляемые в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения или оказания воздействия на принятие органами власти решений, выгодных террористам, или удовлетворения их неправомерных имущественных и (или) иных интересов; посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность; нападение на представителя иностранного государства или сотрудника международной организации, пользующихся международной защитой, а равно на служебные помещения либо транспортные средства лиц, пользующихся международной защитой, если это деяние совершено в целях провокации войны или осложнения международных отношений.

Подобный дуализм при определении правового понятия терроризма, как обоснованно отмечалось в литературе, не является оптимальным, поскольку влечет за собой дополнительное доктринальное толкование. Вместе с тем сомнительной представляется точка зрения Л. Д. Гаухмана, полагающего, что первое из приведенных определений отражает уголовно-правовое значение терроризма, а определение, содержащееся в Федеральном законе «О борьбе с терроризмом», отражает его общеправовое значение[439]439
  Гаухман Л. Д. Уголовно-правовая борьба с терроризмом. Указ. соч. С. 5.


[Закрыть]. По мнению автора, из сопоставления данных определений следует, что основные критерии, отграничивающие терроризм от смежных видов преступной деятельности, в данных определениях существенно не отличаются. В частности, и в том и в другом случае подчеркиваются насильственный характер террористических действий, их целевая направленность, выражающаяся в нарушении общественной безопасности, устрашении населения или оказании воздействия на принятие органами власти решений, выгодных террористам.

Кроме того, основное отличие приведенных определений заключается в том, что понятие терроризма в определении, приведенном в Федеральном законе «О борьбе с терроризмом», отличается от понятия, изложенного в ст. 205 УК РФ, указанием на то, что он может быть совершен путем посягательства на жизнь государственного либо общественного деятеля либо путем нападения на представителя иностранного государства или сотрудника международной организации, пользующихся международной защитой. Однако данные дополнения текстуально практически не отличаются от диспозиции ст. 277 УК РФ «Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля» и ст. 360 УК РФ «Нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой». Таким образом, и определение, изложенное в указанном Законе, и определение, приведенное в УК РФ, отражают уголовно-правовой аспект терроризма.

Сказанное не означает, что указанные определения свободны от недостатков и не нуждаются в существенной корректировке. Положения, закрепленные на законодательном уровне, обязательны для исполнения работниками правоохранительных органов, суда и являются свободными для критики, как со стороны исследователей в области тех или иных отраслей права, так и практических работников правоохранительных органов, применяющих данные законоположения на практике. Конструктивная критика законодательства способствует повышению его эффективности и является непременной частью законодательного процесса.

Так, общий анализ указанных определений привел автора к следующим выводам. Во-первых, подход разработчиков данных правовых норм, заключающийся в попытке перечислить все возможные способы и методы осуществления деяний террористической направленности, в данном случае не оправдан. При таком казуальном подходе велика вероятность упущения из виду каких-либо способов осуществления террористической деятельности, в том числе с применением новейших достижений научно-технического прогресса.

Во-вторых, при этом здесь велика вероятность дублирования. Например, в определении, которое содержится в ст. 3 Закона «О борьбе с терроризмом», указывается, что терроризм может быть осуществлен путем воздействия на принятие органом власти решений, выгодных террористам, или удовлетворения их неправомерных имущественных и (или) иных интересов. Формулировка «принятие решения, выгодного террористам» охватывает и удовлетворение их неправомерных имущественных и (или) иных интересов. Кроме того, старая редакция делает законодательные конструкции громоздкими, неудобными для их уяснения как правоприменителями, так и иными гражданами.

Представляется, что не лишено оснований предложение автора о необходимости использования в тексте норм, посвященных терроризму, термина «общественный лидер». Дело в том, что понятие общественный деятель устойчиво ассоциируется в общественном сознании с неким функционером, занимающим крупный пост в формальной общественной организации, партиях, профсоюзах и т. д. Между тем не только представители данных организаций являются выразителями интересов широких слоев общества. Ими выступают и высшие руководители государства, руководители республиканских правоохранительных ведомств, судьи, которые, выполняя государственные обязанности, одновременно непосредственно влияют на формирование общественного мнения и общественного сознания, т. е. являются общественными деятелями. Например, не вызывает сомнений, что деятельность Президента РФ, членов Совета Федерации Федерального Собрания РФ, депутатов Государственной Думы Федерального Собрания РФ одновременно является и государственной и общественной.

Кроме того, в Федеральном законе «О борьбе с терроризмом» в ст. 3 справедливо отмечается, что террористические акции включают в себя, помимо посягательства на государственных или общественных деятелей, посягательства и на представителей национальных, этнических, религиозных или иных групп населения. По мнению автора, термин «общественный лидер» позволит в данном случае объединить и термин «государственный деятель», и термин «общественный деятель», и термин «представитель национальных, этнических или религиозных групп».

Таким образом, ст. 205 УК РФ целесообразно дополнить указанием на то, что к терроризму также относится посягательство на жизнь общественного лидера, имеющее целью прекращение его общественной деятельности либо из мести за такую деятельность (террористический акт).

Такое разграничение терминов позволит достаточно четко отграничить терроризм от иных видов посягательств на жизнь государственных чиновников. По мнению автора, это необходимо, поскольку в настоящее время, ввиду повышенной активности террористических организаций во всем мире, законодатель, а за ним и правоприменители, необоснованно расширяют круг деяний террористической направленности, включая в них преступные деяния, смежные с терроризмом, но не являющиеся таковыми в уголовно-правовом смысле. Данную позицию поддерживает 82 % опрошенных нами сотрудников правоохранительных органов, 10 % – высказали противоположное мнение, а 8 % – ничего не смогли пояснить по данному вопросу.

На наш взгляд, необоснованным выглядит описание объективной стороны терроризма, данное в диспозиции ч. 1 ст. 205 УК РФ. В нем для выражения терроризма используются словосочетания «иных действий» и «эти действия», предполагающие лишь активную форму поведения человека. Между тем террористическая акция иногда может быть осуществлена и путем бездействия (например, посредством невыполнения обязанностей, связанных со своевременным отключением производственных или технологических процессов в энергетике, на транспорте либо в добывающей промышленности). Поэтому, вероятнее всего, в диспозициях ч. 2 и 3 ст. 205 УК РФ и употреблены выражения «те же деяния» или «деяния», своим содержанием охватывающие действия и бездействия людей.

В соответствии с ч. 1 ст. 205 УК РФ к террористическим действиям приравнена и угроза их совершения. На наш взгляд, это неоправданно, так как угроза совершения взрыва, поджога и иных террористических действий по степени общественной опасности не равна реальному взрыву, поджогу и иным террористическим действиям. Такое равенство, закрепленное в диспозиции ч. 1 ст. 205 УК РФ, только подтверждает факт нарушения в этом случае законодателем им же и провозглашенных принципов: равенства граждан перед законом (ст. 4 УК РФ), справедливости (ст. 6 УК РФ) и гуманизма (ст. 7 УК РФ).

Одним из недостатков ч. 2 ст. 205 УК РФ является то, что в п. «в» законодатель не включил также использование боевых припасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств. Исходя из буквы закона, получается, что устройство обвалов, камнепадов, затоплений с применением огнестрельного оружия либо просто стрельба из него является более опасным преступлением, чем совершение тех же действий с применением взрывчатых веществ или взрывных устройств.

В первом случае действия виновных квалифицируются по п. «в» ч. 2 ст. 205 УК РФ, во втором – по ч. 1 ст. 205 УК РФ. Логика законодателя здесь не совсем понятна. В связи с этим представляется необходимым предусмотреть в числе квалифицирующих признаков террористического акта применение боевых припасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств, тем более что п. «к» ст. 63 УК РФ относит такое использование к числу обстоятельств, отягчающих наказание.

Субъектом террористического акта (ст. 205 УК РФ) является вменяемое физическое лицо, достигшее 14-летнего возраста.

По нашему мнению, произошло неоправданное снижение возраста уголовной ответственности за терроризм с 16 до 14 лет. Вместе с тем за некоторые смежные преступления – посягательство на жизнь государства или общественного деятеля (ст. 277 УК РФ) и диверсия (ст. 281) – уголовная ответственность наступает с 16 лет. И это вполне понятно. Указание на повышенную общественную опасность террористического акта вряд ли является весомым аргументом для снижения возраста уголовной ответственности.

Умысел виновного при совершении преступления, предусмотренного ст. 205 УК РФ, направлен на создание обстановки страха, неуверенности у населения, чтобы таким образом оказать давление на принятие решения органами власти или международными организациями. Вряд ли несовершеннолетние в возрасте от 14 до 16 лет могут преследовать указанные в диспозиции ст. 205 УК РФ цели. Если несовершеннолетний в возрасте от 14 до 16 лет, по мнению законодателя, не может иметь очевидного представления об общественной безопасности преступления, предусмотренного ст. 277 УК РФ, и диверсии (ст. 281 УК РФ), преследовать цель прекращения государственной или иной политической деятельности государственного или общественного деятеля либо цель подрыва экономической безопасности и обороноспособности РФ, то его умыслом, на наш взгляд, не может охватываться и цель, которая предусмотрена в диспозиции ст. 205 УК РФ.

Исходя из этого, было бы логичным установить уголовную ответственность за террористический акт (ст. 205 УК РФ) с 16 лет, как за смежные с ним преступления. Опрос сотрудников правоохранительных органов, ведущих борьбу с терроризмом, показал, что 88 % опрошенных также согласны с нашей позицией по данной проблеме и лишь 12 % – высказали противоположную точку зрения.

Объективная сторона преступления, предусмотренного ст. 206 УК РФ, носит сложный характер и выражена действием в захвате заложника (заложников) или его (их) насильственном удержании[440]440
  Резепкин О. Ю., Журавлев И. А. Указ. соч. С. 51.


[Закрыть].

Термины «захват заложника» и «удержание лица в качестве заложника» требуют, на наш взгляд, конкретизации.

По нашему мнению, под захватом заложника необходимо понимать любые противоправные насильственные действия, связанные с изъятием человека или группы лиц из его (их) микросреды помимо его воли с целью последующего удержания. Под насилием мы понимаем как физическое насилие, так и реальную угрозу его применения. При этом изъятие человека присутствует всегда, вне зависимости от физического изъятия его с места пребывания. По нашему мнению, даже если человек остается при захвате на прежнем месте, он все равно изъят из своей микросреды. Продолжением захвата являются перемещение и удержание человека.

Под удержанием заложника (заложников) понимаются насильственные или с угрозой применения насилия действия с целью воспрепятствования покинуть место пребывания или свободному передвижению. Это может быть содержание лица в помещении, водном или воздушном судне, автобусе, ином транспортном средстве и т. д., которые потерпевший не в состоянии самостоятельно покинуть. Удержание в большинстве случаев представляет собой продолжение процесса захвата заложников. Однако возможны случаи удержания заложника без его захвата, например при добровольном решении представителя власти или иного лица стать таковым взамен захваченных ранее.

Целесообразно, на наш взгляд, в диспозиции ч. 1 ст. 206 УК РФ раскрыть понятия «захват» и «удержание лица в качестве заложника», чтобы избежать ошибок в следственно-судебной практике.

С целью устранения противоречия в применении уголовного законодательства, связанного с похищением человека, а также захватом заложника и незаконным лишением свободы, необходима разработка постановления Пленума Верховного Суда РФ, содержащего в себе руководящие разъяснения.

В данном постановлении необходимо дать понятие похищения человека и захвата заложника (до внесения изменений в ст. 126 и 206 УК РФ, о необходимости которых говорилось выше), отразить наиболее сложные вопросы квалификации указанных составов преступлений, подробно раскрыть квалифицирующие признаки (аналогично постановлению о судебной практике по делам об убийствах), а также решить вопросы разграничения между собой сходных деяний.

Представляется целесообразным дополнить п. «г» ч. 2 ст. 206 УК РФ указанием на использование боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств. Данное уточнение будет логично и обоснованно отражать сущность рассматриваемого преступления. Кроме того, дополнение указанного перечня будет соответствовать содержанию и смыслу ст. 222 УК РФ, предусматривающей ответственность за незаконные действия с данными предметами, представляющими повышенную опасность для общества.

В ч. 3 ст. 206 УК РФ необходимо внести дополнение следующего содержания: «…с использованием оружия массового поражения, в том числе химического и бактериологического». Данное дополнение действующей уголовно-правовой нормы соответствует реалиям сегодняшнего дня в связи с тем уровнем, которого достиг международный терроризм.

Учитывая повышенную общественную опасность захвата в качестве заложников детей, не достигших 14 лет, предлагается в ст. 206 УК РФ предусмотреть дополнительный особо квалифицирующий признак – «в отношении заведомо малолетнего». При этом указание на «заведомость», что лицо заранее знало о малолетнем возрасте ребенка до 14 лет, не является излишним в связи с возможностью ошибки виновного в пограничном возрасте потерпевшего (13, 14 или 15 лет).

По нашему мнению, в настоящей редакции примечание к ст. 206 УК РФ, предусматривающее обязательное освобождение от уголовной ответственности лица в случае добровольного или по требованию властей освобождения потерпевшего, не соответствует принципу неотвратимости наказания за совершение этого тяжкого преступления.

В соответствии с примечанием к ст. 206 УК РФ «лицо, добровольно или по требованию властей освободившее заложника, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления». Анализ текста не дает ответа на следующий важный вопрос: если в действиях лица, добровольно освободившего заложника, содержится и иной состав преступления, например причинение легкого или средней тяжести вреда здоровью захваченного, подлежит ли он освобождению от ответственности за захват заложника, а будет привлечен только по ст. 115 (при наличии жалобы потерпевшего) или 112 УК РФ, либо он подлежит уголовной ответственности и по ст. 206 УК? Однако причинение легкого, как и средней тяжести, вреда здоровью охватывается насилием, опасным для жизни или здоровья, являющимся квалифицирующим признаком данного преступления, т. е. дополнительной квалификации по ст. 115 или 112 УК РФ здесь не требуется, что еще сильнее запутывает решение вопроса об освобождении от уголовной ответственности в случае добровольного освобождения захваченного.

Следует отметить, что освобождение от уголовной ответственности в соответствии с примечанием к ст. 206 УК РФ не соответствует Конституции РФ, где в ст. 49 виновность лица устанавливается только вступившим в законную силу приговором суда.

Л. В. Иногамова-Хегай, также усматривая противоречие уголовного и конституционного законодательства в данном вопросе, тем не менее, считает такой вид освобождения от уголовной ответственности соответствующим нормам международного права. Так, в соответствии с Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. и Международным пактом о гражданских и политических правах, принятым ООН 16 декабря 1966 г., при решении вопроса о виновности основное внимание уделяется не судебному порядку, а доказанности виновности в соответствии с законом[441]441
  Иногамова-Хегай Л. В. Конкуренция норм уголовного права. М., 1999. С. 24.


[Закрыть]. Такое противоречие должно быть устранено путем изменения уголовно-процессуального законодательства, и вопрос об освобождении от уголовной ответственности лица, виновного в совершении указанного преступления, должен решаться судом, вынесшим обвинительный приговор. Это должна быть не обязанность, а право суда.

Кроме указанных выше нерешенных и спорных положений, при решении вопроса об освобождении лица, захватившего, а затем освободившего потерпевшего добровольно, возникают и другие проблемы. Так, лицо, захваченное в качестве заложника, или иное похищенное лицо могут находиться в неволе месяцы или годы. При этом с ним могут обращаться как с вещью или животным. Однако если преступники выпускают его по своей инициативе, в соответствии с примечаниями к ст. 206 УК РФ (как и к ст. 126 УК) похититель подлежит обязательному освобождению от уголовной ответственности, если в его действиях будут отсутствовать признаки другого состава преступления.

Например, в Москве преступники похитили коммерсанта, бывшего работника таможни, при этом он в течение двух месяцев пролежал в связанном положении по рукам и ногам, на глазах у него были очки для подводного плавания, стекла которых покрывал скотч. Преступники сказали ему, что если он их случайно увидит, это будет последним, что он увидит в жизни[442]442
  Мир новостей. 2001. 2–8 июля.


[Закрыть]. Если бы они добровольно отпустили потерпевшего в описанной ситуации (мотивы значение не имеют) и в суде по каким-либо причинам не было доказано истязание, преступники должны быть освобождены от уголовной ответственности.

По данному поводу справедливо отмечает П. Скобликов: «Но поскольку речь идет не о смягчении уголовной ответственности, а о полном от нее освобождении, которое никак не увязывается с продолжением похищения человека и захвата заложника во времени, а только с достижением целей, к которым стремится виновный, и некоторыми другими условиями, есть основания утверждать, что такое дополнение уголовного законодательства сказывается не столько на интересах потерпевшего, сколько самих преступников»[443]443
  Скобликов П. Незаконное лишение свободы, похищение человека и захват заложников в новом уголовном законодательстве // Законность. 1997. № 9. С. 52.


[Закрыть].

Действительно, виновный похищает человека, например своего давнего обидчика, удерживает его в течение неопределенно долгого промежутка времени, а затем, посчитав себя отмщенным, отпускает его. В такой ситуации в соответствии с законом – на основании примечания к ст. 126 и 206 УК РФ в нынешней редакции – его надлежит освободить от уголовной ответственности. Аналогичная ситуация может возникнуть при временной изоляция конкурента по бизнесу и т. д. Виновный, убедившись в бесперспективности дальнейшего удержания захваченного, может «добровольно» его освободить и опять же быть освобожденным от уголовной ответственности.

Безусловно, поведение лица, добровольно или по требованию властей освободившего заложника, должно стимулироваться в том числе и нормами уголовного права, однако в таком виде примечание к ст. 206 УК РФ (как и к ст. 126 УК) оставаться не может. Решение данного вопроса требует дополнительного теоретического исследования и в связи с этим остается за рамками данной работы.

В этой связи представляется целесообразным высказать некоторые предложения. Вопрос об освобождении от уголовной ответственности в случае добровольного освобождения похищенного или захваченного должен быть увязан с определенным сроком. Например, если потерпевший освобожден в течение одной недели, похититель подлежит обязательному освобождению от уголовной ответственности; если в течение двух недель – он может быть освобожден от уголовной ответственности как на стадии предварительного расследования, так и на судебной стадии; если в течение трех недель – виновный не может быть освобожден от уголовной ответственности, однако наказание при этом не должно превышать максимального срока наказания за это преступление; если в течение одного месяца – данное обстоятельство может быть учтено в качестве смягчающего наказание.

По такому пути идет и зарубежное уголовное законодательство. В соответствии с УК Швейцарии лицо, захватившее заложника, а затем отказавшееся от принуждения и освободившее потерпевшего, может быть наказано мягче, при этом речь не идет об обязательном освобождении от уголовной ответственности[444]444
  Уголовный кодекс Швейцарии / Пер. А. А. Серебренниковой. М., 2000. С. 53.


[Закрыть].

В судебной-следственной практике довольно часто возникают вопросы при квалификации деяний, совершаемых бандами. Поэтому рассмотрим некоторые из них.

Поскольку, как уже отмечалось, преступление, предусмотренное ст. 209 УК РФ, признается оконченным уже в момент создания устойчивой вооруженной группы, целью которой является совершение нападений на граждан и организации, возникает вопрос: охватывается ли в таком случае составом бандитизма совершение конкретных общественно опасных деяний, либо необходимо квалифицировать их по совокупности с бандитизмом?

Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении № 1 от 17 января 1997 г. (п. 13) указал: «Судам следует иметь в виду, что ст. 209 УК РФ, устанавливающая ответственность за создание банды, руководство и участие в ней или в совершаемых ею нападениях, не предусматривает ответственность за совершение членами банды в процессе нападения преступных действий, образующих самостоятельные составы преступлений, в связи с чем в этих случаях следует руководствоваться положениями ст. 17 УК РФ, согласно которым при совокупности преступлений лицо несет ответственность за каждое преступление по соответствующей статье, части статьи УК РФ».

Это постановление не уточняет, какие именно преступные действия, совершаемые членами банды в процессе нападений, образуют самостоятельные составы преступлений, и подразумевает, как будто, что как самостоятельное преступление должны рассматриваться любые действия участников банды, которые законодатель рассматривает как преступные. Если исходить из такого толкования данного постановления, то требуют отдельной квалификации действия членов банды в процессе любого нападения, будь то собственно нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни и здоровья или с угрозой применения такого насилия (разбой), требование передачи чужого имущества под угрозой применения насилия (вымогательство), умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества, убийство, причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью и т. д.

В большинстве случаев именно так понимается указанное постановление Пленума Верховного Суда РФ на практике. Более того, по совокупности с бандитизмом квалифицируются и действия участников группы по приобретению, хранению, ношению оружия. Так, приговором Новосибирского областного суда от 22 июля 1998 г. участники банды, совершившей разбойное нападение, в ходе которого был убит человек, были признаны виновными в совершении преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 209, п. «ж», «з», «к» ч. 2 ст. 105, п. «а», «б», «в» ч. 3 ст. 162, ч. 3 ст. 222 УК РФ.

Так, М. В. Геворкян в своей работе делает следующий вывод: «Цель нападения как конститутивный признак бандитизма предполагает и фактическое наступление в результате него различных последствий, которые таким образом входят в состав этого деяния; дополнительной квалификации по совокупности с иными преступлениями при этом не требуется»[445]445
  Геворкян М. В. Уголовно-правовая характеристика бандитизма: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. СПб., 1997. С. 6.


[Закрыть]. С учетом этого, по мнению данного автора, постановление Пленума Верховного Суда РФ в этой части является необоснованным и требует пересмотра. Кроме того, необходимо внести изменения и в нормы уголовного права. В частности, с одной стороны, убийство также должно охватываться составом бандитизма, поскольку цель нападения может заключаться и в лишении жизни потерпевшего. Однако, с другой стороны, ст. 209 УК РФ не предусматривает, в отличие от санкции ч. 2 ст. 105 УК РФ, смертной казни, поэтому в случае совершения убийства в ходе бандитского нападения квалификация действий участников банды только по ч. 1 или 2 ст. 209 УК РФ также будет не вполне верной, не соответствующей тяжести деяния. Поэтому необходимо, по мнению М. В. Геворкян, дополнить ст. 209 УК РФ частью четвертой, устанавливающей уголовную ответственность за «бандитизм, сопряженный с умышленным убийством при отягчающих обстоятельствах», а до того, как такая норма введена, квалифицировать указанные действия банды по совокупности ст. 209 и ч. 2 ст. 105 УК РФ[446]446
  Там же. С. 15.


[Закрыть].

По мнению А. И. Дворкина, Э. У. Бабаевой, М. Е. Токаревой, К. Т. Черновой, «умышленные убийства, совершенные бандой во время нападения, подпадают под признаки бандитизма и не требуют дополнительной квалификации по ст. 102 УК (имеется в виду УК РСФСР). Аналогичным образом решается вопрос о квалификации при совершении бандой во время нападения хищений государственного, общественного или личного имущества граждан, а также в случае ношения, приобретения, изготовления и хранения оружия. Эти действия охватываются понятием бандитизма и не требуют дополнительной квалификации по совокупности»[447]447
  Дворкин А. И., Бабаева Э. У., Токарева М. Е., Чернова К. Т. Расследование убийств, совершенных организованными вооруженными группами: Методическое пособие. М, 1995. С. 7.


[Закрыть].

А. Андреева и Г. Овчинникова также считают, что нет совокупности преступлений при совершении бандой разбойного нападения, но мотивируют такой вывод несколько иначе: «Представляется, что совокупности преступлений не может быть, если объективная сторона второго состава, даже тяжкого преступления, как и бандитизма, выражается только в нападении. Разбой и бандитизм окончены, независимо от того, удалось ли завладеть имуществом, повредить или уничтожить его. Таким образом, поглощаются составом бандитизма акты “разбойного нападения” как для завладения имуществом, так и оружием (ч. 3 ст. 218 УК (УК РСФСР), поскольку и вооруженность, и нападение в целях завладения – это элементы бандитизма, которые, как более опасный состав, поглощает ч. 3 ст. 218 УК. Если проанализировать квалификацию действий лиц, участвующих в актах нападения банды, но не являющихся членами банды, то практически под состав ст. 77 и ч. 3 ст. 146 УК подпадают абсолютно одни и те же действия, что исключает квалификацию по совокупности этих преступлении»[448]448
  Андреева А., Овчинникова Г. Там же. С. 23.


[Закрыть].