Текст книги "Гончаров и смерть репортера"

– А ты не дергайся, сволота!

Слава Богу, Ухов не спал. Я широко распахнул дверь палаты – так, чтобы он сразу понял, что я не один, что мой визит есть явление чрезвычайное и отнестись к нему надо должным образом. Это была заявка, и от того, поймет ли ее Ухов, зависели наши жизни.

– Здорово, стариканька, – весело начал я, внимательно следя за его реакцией, – все лежмя лежишь на моих денежках, охраняешь, молоток! А за ними, брат, хозяин пришел, отдавать пора.

– Заколебал ты меня, – сразу включился в игру Ухов, и я внутренне перекрестился. – Не успел заныкать, а уже забираешь.

– Кто ж знал, Максимушка, что они так скоро понадобятся, уж извини.

– Как знаешь, но договор есть договор, пять процентов мои.

Я вопросительно взглянул на психопата. После секундного колебания он недовольно кивнул.

– Хозяин согласен, Максимушка. Как мне их из-под тебя достать-то?

Ведь двигаться тебе совсем нельзя. Что бы придумать?

– А что тут думать, снимайте меня на пол вместе с матрацем, только осторожно, и не забудьте запереть дверь.

Сразу же уяснив ситуацию, я уцепился за изголовье тюфяка, Шурику не оставалось ничего другого, как взяться за ноги. Это было очень опрометчиво с его стороны, потому что едва только матрац коснулся пола, он тут же отлетел к стенке и, ударившись затылком, на секунду потерял контроль и ориентацию. Но мне этой секунды хватило вполне. Чтобы не портить ему физиономию, я крепко приложил его затылком о пол, и легендарный «камикадзе» заскучал как самый последний фраер. Не откладывая дела в долгий ящик, я связал ему ноги и руки разорванными тут же простынями, а в заключение с большим удовольствием утрамбовал его глотку куском больничного полотенца. Убрав в холодильник автомат, я наконец занялся Максом, который все это время одобрительно комментировал мои действия.

– Ты уж извини, Ухов, что даже в больницу я обращаюсь за твоей помощью.

– Это нормально, Иваныч, помоги мне подняться, сам-то я еще не могу.

Ты сперва перетащи меня на пол, потом постели матрац на койку, а потом мы с тобой меня положим.

Я все сделал точно, а когда стелил матрац, мне стало нехорошо. На кроватных подушках уховского ложа я обнаружил десяток веселых пакетиков с презервативами.

– Что это за хрен с бугра? – спросил он, когда с Божьей помощью водрузился на кровать. – Из-за него у меня заболела нога.

– Макс, это долго рассказывать, а времени у меня в обрез, осталось всего семь часов. В шесть тридцать мою жену, твоего друга и еще одного алкаша расстреляют. Поэтому говорю самое главное. Я случайно напал на след торговцев наркотиками и по глупости увел у них полный «дипломат» денег. Но вскоре они меня вычислили, взяли в заложницы Милку, а нас с Медовым, как безмозглых баранов, накрыли в лесу, когда мы тащили из ямы твою «Ниву».

– Какую «Ниву», у меня «шестерка»!

– Успокойся, ее больше нет, но дело не в этом. Я должен вернуть им деньги, только тогда они обещают нас отпустить живыми и здоровыми.

– Иваныч, ты старше меня на десять лет, неужели ты веришь в подобную лапшу? Они никогда не отпускают заложников. А этот мудак с тряпкой, значит, из их бригады и приставлен к тебе на случай экстренной ликвидации?

– Ты правильно понял, но что делать? Обращаться к Ефимову – значит заранее распроститься с Милкой и Медовым, потому как ихнего главаря я сам подставил под нож хозяина и терять ему нечего. Я должен появиться в шесть часов утра с деньгами и с тем подонком, что скучает у двери. Кое-какой план я прикинул, но осуществим ли он? И опять нужна твоя помощь.

– Тогда излагай, и в сжатой форме, потому что времени у тебя действительно мало, но сначала займемся твоим конвоиром, он уже шевелится, сейчас он у нас будет пай-мальчиком. Говоришь, что тебе его нужно доставить туда живым и невредимым? Сейчас попробуем.

Прибежавшая по его вызову медсестра с недоумением посмотрела на связанное тело моего врага и боязливо подошла к Ухову. О чем они шептались, я не слышал, но понимал, что девчонка в чем-то не соглашается. Но Ухов парень настырный. В конце концов, покачав головой, она вышла, а Макс немного смущенно меня спросил:

– Иваныч, у тебя с собой деньги есть? Надо рублей сто. Сам понимаешь, лекарства нынче дорогие, а особенно такие, как надо тебе.

– О чем речь, Ухов, только объясни, что ты задумал.

– Да ничего страшного, просто сейчас сестричка сделает ему укольчик, и он у тебя будет ласковый и ручной как ягненок. Потом через каждые два часа ты будешь сам делать ему инъекции, да что я говорю, сестренка сама все объяснит и покажет. Самое главное – не продавай ее, за такие игрушки она вылетит с работы только так! Будем считать, что одним козлом стало меньше, а сколько их всего?

– Не считая этого, двое. Но они стоят пятерых.

– Все равно, Иваныч, твой вопрос решаем! Есть у меня один парень…

– Нет, Макс, на этот раз парни не помогут, я уверен, что в мое отсутствие они перестрахуются еще дважды, а мне надо действовать наверняка. Я не остановлюсь ни перед чем. Ты меня знаешь не первый год, знаешь, что я всегда был противником крайних мер, но на сегодняшнюю ночь это не распространяется.

Есть у меня одна задумка насчет «дипломата»…

Неожиданно, как-то неслышно в палату вошла максовская подруга. В кармашке халата она что-то судорожно сжимала. Казалось, там у нее зажата «лимонка» с выдернутой чекой. Закрыв дверь, она вывалила на стол целую горсть крохотных ампул и наполненный шприц. Вздохнула и вопросительно посмотрела на Ухова.

– Давай, Наташка, не робей, за все отвечаю я!

– Тогда помогите мне, подержите его, кажется, он пришел в себя и просто притворяется. Точно, смотрите – веки дрожат.

– Какую часть тела ему предпочтительно оголить?

– Это внутривенное. Первый укол я сделаю сама, а там смотрите сами.

Прижав Шурика коленом, я бесцеремонно заголил ему предплечье. Он даже не пикнул, когда игла воткнулась в вену.

– А он ведь наркоман, – озадаченно сообщила Наташа. – Смотрите, все руки исколоты, не знаю, как на него это подействует.

– А ты, Натаха, вкати ему с двойным сиропом, чтоб наверняка! – мудро посоветовал Макс. – И нам спокойней, и ему уютней.

– Не знаю даже, а вдруг ему плохо станет, я же не знаю, чем он колется, помрет еще, что тогда делать будем?

– Не боись, а помрет – так одним дерьмом меньше станет, тебя это не коснется.

Вкатив ему второй укол и заверив меня, что через пятнадцать минут клиент будет готов к транспортировке, Наталья вышла, а Макс, поглядев на часы, заторопился:

– Иваныч, время идет, и твои задумки с «дипломатом» за шесть часов никто не воплотит в жизнь. Сделаем по-другому. Тебе понравились мои башмаки, которыми я разворотил всю задницу тому подонку?

– Да, но для моих оппонентов они не пройдут.

– Я это знаю, не перебивай. Вот ключи от квартиры. Сейчас ты поедешь ко мне домой, зайдешь на лоджию и во встроенном шкафу найдешь ботинки, они тебе немного великоваты, но ничего, натянешь два шерстяных носка, и будет в самый раз! Только сразу их не надевай, сначала сними стельку и проверь, все ли на месте…

Неожиданно побледнев, Ухов замолчал, а я только теперь заметил, как на белой больничной простыне проступает кровавое пятно.

Выскочив в коридор, я позвал Наталью. Потом, развязав улыбающегося Шурика, придерживая под курткой автомат, я вместе с ним в спешном порядке покинул больницу. Слава Богу, Шурик вел себя на редкость смирно и молчаливо. Он безропотно уселся на переднее сиденье, продолжая улыбаться светло и радостно.

Я не рассказал Максу еще об одной проблеме: об отсутствии у меня денег, рассчитывая с его помощью обойтись без них, но теперь этот вопрос стал одним из главных. Подъехав к своему дому, я, привязав покорного Шурика к сиденью, поднялся в квартиру и позвонил полковнику. Естественно, в двенадцать ночи он ответил мне отборным русским матом, но я начал говорить сбивчиво и взволнованно:

– Алексей Николаевич, срочно приезжайте ко мне, ситуация такова, что ваше присутствие просто необходимо.

– Пошел ты в… Где вы были в восемь часов, я приезжаю и, как идиот, кукую под закрытой дверью больше часа. Мне что, по-твоему, нечего делать?

– Об этом потом, мне немедленно нужны вы!

– Вот сам и приезжай, а то совсем обнаглел, скоро на голову мне сядешь и ножки свесишь. И послал же мне Бог зятька!

– Вы не понимаете, Алексей Николаевич, насколько серьезна обстановка, но сам я приехать к вам не могу, на то существует ряд серьезных причин.

– Чтоб ты сгорел вместе со своей дурной головой и суетливыми руками!

Жди, через полчаса буду, сделай крепкий чай.

Положив на самом видном месте записку с извинением и просьбой подождать минут пятнадцать-двадцать, я оставил дверь приоткрытой и погнал к его дому, рассчитывая, что уже минут через десять он предоставит свою квартиру в мое недолгосрочное пользование. Расчеты оказались верны, и как только он, тормознув тачку, уехал, я тотчас, посредством Милкиного ключа, вломился в его жилище.

Куда можно спрятать «дипломат», а тем более женщину, в обычной трехкомнатной квартире? Это может быть антресоль, чулан со второй дверью или пол на застекленной лоджии, больше просто некуда, если, конечно, не долбить стену в квартиру соседа. Его тайник я обнаружил через десять минут – совсем не там, где предполагал. Тесть оказался примитивнее, чем я думал. В сортире, открыв дверцу коммуникационного канала, я без труда обнаружил то, что искал, – заветный «дипломат» с деньгами. Открыв его и убедившись, что все на месте, я принялся за изготовление «бомбы». Для этой цели мне потребовался черный полиэтиленовый пакет, томик стихов Евтушенко и несколько метров клейкой ленты.

Получившийся в итоге брикет я облепил денежными прессами и уложил на дно – получилось красиво и впечатляюще.

Уже уходя, я позвонил домой, учтиво извинился перед полковником за доставленное беспокойство, а когда в ответ посыпалась брань, я тут же бросил трубку, не желая выслушивать его оскорбления в мой адрес.

Что же, полдела сделано, можно хоть сейчас поехать и отдать деньги, только не будет ли это очередной моей глупостью? Скорее всего – да, но выхода нет.

Можно еще проехать к Ухову домой, осмотреть его сапоги-скороходы, правда, особой надежды я на них не возлагаю. Что значу я, даже с ножом, против двух профессионалов? Ноль! Тем более у них под прицелом голова твоей жены.

Бесполезно!

Бесполезно, но заехать надо! – сообщил мне второй Гончаров, и я послушно повернул машину к дому Макса. Дверь открыл без труда, опасаясь только одного – как бы максовская супруга не вышла раньше времени из роддома. Но все обошлось, я был в квартире один и сразу же занялся делом. Нужная мне вещь оказалась там, где и должна была быть. Первым делом, как и рекомендовал Макс, я вытащил из ботинка стельку, а за ней довольно странный предмет, ничем не напоминающий нож. Это была прямоугольная металлическая коробочка с четырьмя ровными отверстиями в торце, а прямо над ними торчала какая-то скоба. Поборов искушение потянуть за нее, я принялся за дальнейшее исследование. Снизу коробочки я обнаружил едва приметную щель, а затем и всю крышку. Открыв, понял, что моя догадка подтвердилась и я держу в руках миниатюрную четырехствольную «Катюшу», заряженную четырьмя малокалиберными патронами. В действие она приводилась посредством курка-скобы, который я чуть было не сдернул. Механизм выстрела был до смешного прост, а потому и гениален. Срабатывал он в полном смысле с полупинка, то есть при ударе ногой большой палец упирался в скобу, а та, в свою очередь, освобождала четыре взведенных бойка. Прямо скажем, дьявольскую штуку придумал Ухов.

То же самое я обнаружил и во втором десантном ботинке. Заметно повеселев, я уже в чертовой обувке сел в машину и спросил своего подопечного, достаточно ли ему хорошо. В ответ он улыбнулся и счастливо загукал.

– Ну вот и ладно, вот и хорошо! Шурик-жмурик, словил, значит, кайф, ну и будь счастлив! А мне надо немного отдохнуть перед началом большого дела, как ты думаешь, имею я на это право? Правильно, ты тут маленько посиди, поторчи, а я в комочек сбегаю, глоточек сделаю. Как ты думаешь, стоит или нет?

Нет? Ну ладно, тогда я часок вздремну, а чтобы ты не скучал, я тебя еще разочек ширну, мой маленький. Дай-ка дяде ручонку. Вот так, мой сладкий, сейчас мы немного отъедем и отдохнем, а то на глазах-то неудобно. Что люди подумают, нехорошо, скажут, один ошарабанился, скажут, а другой и вовсе спит. Неприлично получится, а чего ты все похихикиваешь, надо мной, что ли? Плохо это, брат Шурик, смеяться над ближним. Не по-божески, как сказал бы твой Цезарь.

Нехороший он человек, злой, но ничего, скоро мы ему сделаем а-та-та по голой попе. Ты ведь не против? Ну и славно, мой козленок, мы с тобой им такого жару зададим, что они у нас неделю кровью ссать будут! А что с тобой делать? Не знаю, мой дорогой! Это ты сейчас у меня блаженный, а недавно чуть было не снес мне черепушку, до сих пор язык с трудом ворочается. Честное слово, не знаю, что с тобой делать. Будем решать коллегионально. Не могу я такой грех на одного себя брать. Ну, вот и приехали, отдыхай!

* * *

В четыре утра, с притушенными фарами, я свернул на чертову просеку и медленно, давая им время разглядеть себя, пополз к траншее. Доехав до места, я остановился и врубил полный свет. Что за чертовщина?! Кроме трактора – никого!

Но выходить наружу я не торопился, наперед зная, что какую-нибудь пакость они мне подготовили. Не успел я подумать, как получил тому подтверждение. Фары трактора неожиданно вспыхнули, совершенно меня ослепляя. То же самое произошло и сзади. Меня зажали с двух сторон, только зачем?

– Туши свет, Рустам, – позади меня раздался повелительный голос Цезаря. – Все в порядке. Пришел без хвоста.

Слепящий свет исчез, и тот же голос приказал мне с поднятыми руками выйти из машины. Подчиняясь, я вышел, оставив дверцу открытой так, чтобы в любой момент мог выхватить приготовленный автомат.

– Почему молчит Шурик? – не выходя из белой «Волги», напряженно спросил Цезарь. – Шурик, у тебя все в порядке?

– У-у-у, – согласился Шурик, счастливо улыбаясь и выглядывая из машины.

– Послушай, Цезарь, – заговорил я громко и зло, – я считал тебя гораздо умнее. Надо быть полным идиотом, чтобы послать со мной этого придурка, мы еще не доехали до первой штаб-квартиры, а он был уже готовый и при всех назвал меня ментом. Ты хоть понимаешь, что он наделал? Там же могли завалить и его, и меня! Я был о тебе лучшего мнения, Кал Хулий Цезарь!

– Заткнись, ты привез бабки?

– Мы с тобой будем говорить на эту тему только после того, как я увижу жену.

– Смотри, пока не надоест, только побыстрее.

Он включил свет в салоне, и я облегченно вздохнул, увидев на переднем сиденье изможденную, отупевшую от страха, но все-таки живую Милку. У ее виска подонок держал автоматный ствол. Демонстрировал он ее недолго. Вскоре свет погас.

– Ну что, удовлетворен? Теперь отвечай: ты привез бабки?

– Да, за исключением пяти процентов, которые я должен был заплатить за хранение.

– Черт с тобой, покажи их!

Я положил кейс на багажник и, вытащив пейджер, для блезиру потыкал в него пальцем. Потом, немного поколдовав с цифровыми замками, осторожно, словно боясь взрыва, открыл.

– Отойди в сторону, – приказал Цезарь, по-прежнему не покидая машины.

– Что-то больно много их стало, блефуешь, сука?

– Нет. Просто на дне, как я и обещал, находится бомба, и она, как ты сам понимаешь, закодирована. Ключ у меня в кармане, и радиус его действия не больше пяти метров. На большем расстоянии «дипломат» превращается в обычную бомбу. К деньгам сейчас даже нельзя прикасаться, потому как некоторые пачки приклеены прямо к корпусу.

– Блефуешь, гнида, так и есть! Как же я проверю, не куклу ли ты мне втираешь?

– Очень просто, укажи мне на любой пресс, и я тебе его подам, можно попробовать.

– Хорошо, принеси мне вторую справа от меня во втором ряду.

– Эту? – спросил я, осторожно снимая нужный пресс и жонглируя пейджером.

– Эту, эту, давай ее сюда!

Просмотрев деньги и, видимо, оставшись не вполне удовлетворенным, он приказал то же самое проделать Рустаму. После нескольких проверок он увлекся до такой степени, что пожелал это сделать самолично.

– Рустам, обшмонай его, нет ли на нем чего, да забери автомат у этого козла.

– Нет ничего, Цезарь, он нам мозги сушит. Нет у него никакой взрыватель, это у него пейджер, забрать?

Не долго думая я упал на землю, закрывая голову руками.

– Кретин безмозглый! – истошно заорал Цезарь. – Отдай его игрушку назад и отойди подальше. Держи бабу под прицелом, если что, сразу фигачь. Ну что, попробую и я, – подходя к «дипломату», сообщил он и протянул руку:

– Можно?

– Можно! – разрешил я, лихорадочно прикидывая, с чего мне начинать, когда наступит удобный момент. Перебрав несколько пачек, Цезарь остался вполне доволен качеством доставленных денег.

– Ладно, сообщай свой код-пароль, и мы поехали, можешь свою бабу забирать.

– Не торопись, я еще не видел своих друзей.

– Эй, вы там! – крикнул он по направлению ямы, и ответом ему была полная тишина. – Рустам, посмотри, что там с ними! – вроде бы беззаботно приказал он, но в этой показной беззаботности мне послышалось колоссальное напряжение. Уже рассветало, и было видно, с каким трудом он старается быть спокойным.

– Цезарь! Честное слово, я их не убивал! – удивленно развел руками водитель.

Этого оказалось достаточно. Цезарь как раз повернулся на возглас Рустама, когда я всей силой аккумулированной злобы двинул ему ногой под зад, почему-то сам с оглушительным треском падая прямо на него. Наверное, Рустам замешкался от неожиданности, потому что ожидаемой автоматной очереди я не услышал, зато увидел, как самозабвенно тащится Шурик и возбужденно подпрыгивает Милка.

– Падай на пол, стерва! – крикнул я, закатываясь под машину с цезаревским автоматом в руках, напряженно ожидая треска рустамовского автомата.

В трех шагах от меня в предсмертных судорогах корчился непобедимый Цезарь, обагряя кровью рассвет и землю.

– Все нормально, Константин Иванович, вылезайте! – неожиданно, как гром среди ясного неба, раздался голос Медова.

– Не может он вылезти, обгадился потому как, – язвительно отозвалась Милка.

Толком еще ничего не понимая, я осторожно высунул голову. Наверху, на кромке бункера, болотной кикиморой сидел Сергей Медов. Почему-то живой и с автоматом в руках, а на пандусе мокрым псом отряхивался и отфыркивался мой добрый знакомый тракторист Витек. Но больше всего меня удивило отсутствие Рустама. Опасаясь его восточного коварства, я внимательно огляделся по сторонам.

– Да вылезай же ты, наконец, придурок! – опять крикнула Милка. – Нет никого, в больницу мне срочно надо!

– Что произошло?

– То, что и должно было произойти, – неловко спрыгивая с верхотуры, простуженно пробасил Медов. – Утопили мы азиата в родном волжском говне. Мы слышали, как он пошел на нас взглянуть и на всякий случай притворились мертвыми. Когда раздался выстрел, он повернулся в вашу сторону, ну тут-то я его и зацепил. Наручники я разломал почти сразу, просто ждал подходящей минуты, чтобы наверняка. Там у вас есть чего-нибудь глотнуть? Заболеем, наверное!

Особенно Витьку хреново, а этого-то, Цезаря, мать его так, кончить бы надо, чтоб не мучился, все одно – не жилец. Вы, наверное, максовским башмачком его?

– Вы тут без меня разберитесь, я на полчаса отлучусь, жену в больницу отвезу и назад.

– Это дело святое, езжайте скорее. Спускайся, Витек, хоть в машине погреемся.

По дороге Милка занялась мною, предельно точно объясняя, кто я есть и как со мной бороться.

– Костя, хоть я тебя и люблю, но ты мудак, – многообещающе начала она. – Подставить под такой удар беременную женщину может только подлец или дурак. Поскольку ты не подлец, остается второе, это уже радует, но не очень.

Единственное правильное решение, принятое тобой за последние сорок лет, было похищение «дипломата» из отцовского тайника.

– Сейчас я верну его назад, можешь не сомневаться, и даже перед ним извинюсь.

– Если ты это сделаешь, то у меня вновь откроется кровотечение, я умру, и моя смерть будет целиком на твоей совести. Мало того, что ты убил нашего ребенка, ты еще хочешь угробить и меня. Нет, не потому, что ты изверг или садист, а потому, что мудак! Рискуя жизнью жены, однажды заработать мешок денег, чтобы потом добровольно отдать его государству… У меня не укладывается в голове. Много ты от него получил?

– Милка, я не хочу говорить высокопарно, но на этих деньгах горе и кровь сотен людей…

– В том числе и моя кровь, и твоего ребенка, и твоих друзей, без которых нас бы уже не было на свете. Как и чем ты думаешь отплатить им за ликвидацию последствий твоей очередной глупости?

– Но… но не этими же деньгами?…

– А какими? Может, у тебя в швейцарском банке открыт счет на кругленькую сумму? Тогда я молчу и преклоняю колени. Полный идиотизм! Ладно, папаша – старый дурак, но ты-то… Неужели не понимаешь, что так сейчас не живут!

– А как живут?

– Не строй из себя дурака и не нервируй меня, мне сейчас только этого не хватало! В общем, ты как знаешь, но за моральный и физический ущерб ты мне должен пятьдесят тысяч.

– Хорошо, я подумаю.

– Не стоит, я их уже забрала.

– Что?! – От неожиданности я резко затормозил, едва не покурочив чужую машину. – Как забрала? Когда ты успела?

– Пока ты трусливо валялся под машиной.

– Но я же во всеуслышание вопил о том, что «дипломат» заминирован!

– Расскажи это своей бабушке! Я как только увидела пейджер, сразу поняла, какую лапшу ты вешаешь на уши. Кажется, приехали, вали прямо к пятому корпусу, и мой тебе совет: расплатись с мужиками сполна, и если я что-то понимаю, то тот придурок, с которым ты ездил, не должен увидеть сегодняшнего заката.

– И в кого только ты такая?

– Уж не в папашу, это точно!

* * *

Когда через час я вернулся к траншее, то от святого отца не осталось даже духу. Привязанный к березе, паяцем прыгал и дергался Шурик-камикадзе, больше похожий на комика, видимо, действие психотропа закончилось, и теперь он вполне осознал глубину своего падения. На заднем сиденье «Волги» отдыхал несчастный Витек. Сон его охранял старший лейтенант ОМОНа Сергей Медов, сидевший за рулем.

– Ну что с ней, все в поряке? – спросил он, едва я сел рядом.

– Да вроде бы ничего страшного. А где тело Цезаря?

– Какого Цезаря? Какое тело, о чем вы? «Ниву» будем вытаскивать?

– Наверное, теперь этого делать не стоит. И их «Волгу» тоже лучше оставить здесь, наверняка она засвечена.

– Я тоже так думаю, пусть картинка разборок будет полнее. А нам надо отсюда поскорее сматываться! А что делать с тем господином, которого я был вынужден привязать, потому что с детства он не знает элементарных норм поведения? Минут через пятнадцать после вашего отъезда ему вдруг взбрела нелепая мысль пострелять птичек, и мне пришлось его ударить по головке. Я думал, это его немного успокоит, а получилось наоборот. Он словно взбесился, вот и пришлось в ожидании вашего решения его привязать и выключить звук.

– А вы как думаете, что с ним делать?

– То, что думаю я, ни в коей мере не должно повлиять на ваше решение, но в любом случае нам немедленно надо отсюда убираться!

– Согласен, пойдемте, я вкачу ему последний укол, а потом посмотрим.

Отогнав трактор к деревенской околице, я пересел в машину Медова, и мы всей компанией отправились на берег Волги, подальше от злосчастного места, чтобы спокойно, за бутылочкой, решить судьбу блаженного Шурика и придумать мало-мальски правдоподобную легенду для ни в чем не повинного Витька.

– Значит, я так думаю, – поставив пластмассовый стаканчик, начал Медов, – во-первых, вам, Виктор Иванович, нет никакого резону говорить правду, потому что вы очень даже старательно помогали мне топить Рустама, я верно говорю?

– У-у, я бы его, суку, еще пять раз утопил!

– Похвально, но знаете ли вы, дорогой Виктор Иванович, что в суде не поймут ваших благих порывов и квалифицируют ваши праведные действия как убийство?

– А как же? Так и есть, мочканули мы его!

– А знаете ли вы, что наше российское законодательство за подобные шалости предусматривает срок, причем немалый?

– Козе понятно, – немного потускнев, согласился Витек.

– Но, наверное, вы, как здравомыслящий человек, получить его не хотите.

– Ясное дело, кто ж в зону хочет!

– Отлично, значит, не в ваших интересах трезвонить по всей деревне о том, как мы сообща давили того придурка?

– Конечно, какой базар!

– Я рад, что в этом мы солидарны с вами. А теперь сообща подумаем, как объяснить ваше ночное отсутствие. Константин Иванович, что вы думаете на этот счет?

– Я думаю – дело было так. Ты, Витек, еще позавчера вечером случайно обнаружил в траншее брошенную машину и, естественно, задумал ее приватизировать этой ночью. Для этой цели ты все заранее приготовил: доски, трос и так далее.

Никто не должен был знать о твоей вылазке, вот почему ты с Петрухой не стал пить водку, а сразу же куда-то исчез. Ты поехал к яме и принялся за дело.

Подвел доски, закрепил трос и тут в багажнике «Нивы» вдруг заметил пару бутылок водки. Не удержавшись перед искушением, ты для почину принял стаканчик, за ним другой, за ним третий и незаметно для себя уснул в кустах. Когда проснулся, было уже утро, а возле твоего трактора стояла белая «Волга». Сообразив, что за «Нивой» приехали ее настоящие хозяева, ты затаился в кустах, поджидая, когда они уедут и ты сможешь забрать свой трактор. Тщетно прождав больше часа, ты отправился домой, а на околице, немного не доезжая до дома, допил остатки и вырубился недалеко от трактора. Правдоподобно?

– В общем, да! – согласился Медов. – Только почему он не занялся этим сразу же, как только приглядел тачку?

– Выжидал, боялся, что за ней вернется хозяин. Кстати, Витек, как ты объяснил жене свое позавчерашнее отсутствие?

– Сказал, что ничего не помню.

– Тем лучше! Теперь ты можешь сказать, что не хотел выдавать свою маленькую тайну. Витек, сейчас я дам тебе денег – больше, чем мы договаривались, но с условием, что видимся мы последний раз и о нашем существовании ты вообще никогда не знал. Могу ли я надеяться на это?

– Вот те крест! Но Петруха-то видел, как вы приезжали, что мне ему сказать?

– Скажешь, что просили привезти на дачу навоз, да только мало пообещали.

– Заметано, начальник, а как… Ну… Что с машинами?

– Можешь потихонечку их раздевать, только не тронь кузова.

Щедрой рукой я незаметно вытащил грязный пресс сторублевок и вложил его в руки Витька. Ошарашенно на меня глядя, он недоверчиво гладил пачку, будто проверяя их подлинность.

– Вы не ошиблись? Здесь же мой годовой заработок вместе с леваком.

– Не ошибся, Витек, все правильно! А теперь прощай, смотри только, уговор дороже денег, чтобы без глупостей. Язык мой – враг мой! Ступай с Богом!

– А не жирно ему будет? – как только спина Шилова пропала из виду, спросил Meдов. – Еще на радостях-то забухает да пойдет по всей деревне лякать!

– Не думаю, хотя черт его знает, кто может понять душу русского мужика.

– Прокурор.

Рассмеявшись, мы допили водку, и я, подумав, что, возможно, Милка права, протянул Медову четыре пресса горьких денег.

– Константин Иваныч, не многовато ли?

– Я сегодняшней ночью поездил на вашей «Волге» и понял, что ей пора цеплять плуг, а если она дорога вам как память, поставьте ее на постамент.

– Намек понял, тогда добавьте еще пять штук, гулять так гулять! Но мы с вами не решили главного: что будем делать с нашим придурком, он опасен. Может быть, отправим его своим ходом вниз по матушке по Волге?

– Нет, мне он может понадобиться в самое ближайшее время. У меня появилось несколько вопросов, на которые Шурик может ответить, когда придет в себя. Вопрос только в том, где его хранить, чтобы не завонял.

– Вопрос действительно сложный, но разрешимый, только бы вел он себя нормально, а то, когда кайф отойдет, все дачи на уши поставит, верещит как голозадый павиан. Пятизвездочного отеля я не обещаю, но прохладный погребок могу ему на время сдать.

– Нет, такой вариант нам не подойдет, а ну как он ночью начнет орать, разбудит соседей, те придут к нему на помощь, и заварится такая каша, что расхлебать ее не сможет сам господин министр. Место у меня есть более подходящее, это на Лысой горе, там зимой секс-ведьмочки шабаш справляли, пришлось мне их разгонять. Тогда товарищ Макса погиб, поэтому-то я не хотел бы туда возвращаться, но, видно, придется, место самое подходящее.

* * *

Естественная клетка-камера, где я чуть было не расстался с жизнью, была в полном порядке и, казалось, ждала свежих клиентов. Заперев в нее нового посетителя и оставив ему необходимый запас продовольствия, мы, вполне довольные друг другом, наконец расстались.

Домой я заявился ближе к обеду. Слава Богу, Милка уже вернулась из больницы и теперь лежала и, мрачно глядя в потолок, шевелила большим пальцем левой ноги.

– Костя, – строго спросила она, – ты принес «дипломат»?

– Допустим, но тебе-то что до него, ты и так из него крысанула достаточно! Лучше расскажи, что тебе сказали в больнице?

– Мне необходим полный покой и постельный режим, волноваться запрещено категорически. Из питания необходимо исключить все острое и жареное.

У меня, возможно, больше не будет детей, и все – по твоей милости. Костя, мне кажется, я дура.

– Ты только не волнуйся, это не тебе одной кажется.

– Я дура по двум пунктам. Во-первых, потому, что вышла за тебя замуж…

– Милочка, но ты же еще не вышла и…

– Заткнись, я так и знала: кому нужна баба, не способная родить ребенка и… – Она предприняла попытку зареветь, но я тут же в корне и горячо ее обрубил:

– Мне! Мне ты нужна, Милка! Что тебя еще беспокоит?

– Мало я у тебя денег свистнула, надо было бы еще немножко.

– Что ж ты со мной делаешь, как я твоему отцу все объясню?

– А это не твоя забота. – С загоревшимися глазами она привстала и затараторила сбивчиво и страстно:

– Костя, я с ним недавно разговаривала, он сейчас явится, ты ни во что не вмешивайся, предоставь мне самой все ему объяснить. Я уже сказала, что если бы ты не принес деньги, то нас бы убили. Но ведь так оно и было на самом деле, или я не права?

– Нет, отчего же, права, только, пожалуйста, лежи и не волнуйся!

Начальник милиции пришел через час и сразу же начал непристойно себя вести. Своими хулиганскими действиями он довел Милку до истерики. Потребовалась масса времени и усилий, чтобы объяснить ему, что иного выхода у нас не было. Но успокоился он только тогда, когда понял, что у его дочери случился выкидыш.

– Тебе в конце концов что дороже – собственная карьера или я? – жалостливо поскуливала Милка, демонстративно обхватив низ живота и морщась от боли.

– Надо было меня поставить в известность, а не дурачить, как пацана.