Текст книги "Последние гигаганты. Полная история Guns N’ Roses"

11. Купил себе иллюзию

Продажи двух альбомов «Use Your Illusion» приближались к отметке в 30 миллионов экземпляров по всему миру, спрос на билеты на живые выступления был бесконечен, и к 1992‑му Guns N’ Roses должны были стать самой богатой группой в мире. Но еще до начала турне «Use Your Illusion» в Ист Трой в Висконсине 25 мая 1991 года группа оказалась в глубокой финансовой яме. В турне такого масштаба все стоило денег. Во-первых, конечно, сами музыканты, которых стало больше благодаря клавишнику Диззи Риду и которые планировали потом нанять и других людей, в том числе пианиста и «дирижера» Тедди «Зигзага» Эндрэдиса и духовую секцию, в составе которой баритон-саксофонистка Сиси Уоррел-Рубин, трубачка Энн Кинг и тенор-саксофонистка Лиза Максвелл; а также трех бэк-вокалисток – Роберту Фриман, Трэйси Амос и Дайану Джонс. У них была команда из 232 человек и две огромных одинаковых сцены, которые по очереди перемещали из города в город. Был частный самолет, траты на отели и всякие непредвиденные вещи, а также расходы, которые нужно было оплачивать организаторам, начиная с аренды площадки и до печати и распрострения билетов. Средняя валовая прибыль от продажи билетов для покрытия этих расходов составляла 601 тысячу долларов за концерт. Дафф Маккаган, который потом получил образование в сфере бизнеса, объяснял: «О, мы зарабатывали много денег, но в том турне у нас ушло два года, только чтобы выйти в ноль – просто выйти в ноль…»

И это стандартные траты, на которые будет рассчитывать любой бухгалтер задолго до того, как группа с грохотом покатится по всему миру. На самом деле Guns N’ Roses так долго не могли отбить расходы из-за трат, на которые не рассчитывали: сборов, штрафов и пеней, которые приходилось платить площадкам, промоутерам и местным властям за то, что они задерживали концерты и нарушали комендантский час, бунтов зрителей, ущерба от них. И еще массы бесполезных расходов, которые оплачивали безумства скучающих музыкантов: аренды яхт; путешествий к Барьерному рифу; картингов и ресторанов, которые арендовали целиком; бесконечных непредвиденных трат на какие-то тематические вечеринки – римские термы, мексиканские фиесты, дорожное казино – которые каждый вечер устраивали сводные брат и сестра Акселя Стюарт и Эми. Во всех этих мелочах можно проследить, как группа неумолимо шла вразнос. Дуг Голдстейн, который вроде стал менеджером, все равно почти все время проводил с ними в разъездах, чтобы, как считали Слэш и остальные, успокаивать Акселя и любыми средствами сохранять мир.

Как сейчас рассказывает Голдстейн: «Девяносто девять процентов менеджеров даже не присутствовали бы на концерте. Они просто сидят в своих огромных домах в Палос Вердес, или Бель-Эйре, собирают свои гребаные огромные чеки и вообще не занимаются работой, которую важно выполнять в группе вроде Guns N’ Roses. Снимать весь тот стресс, который приходится испытывать музыкантам каждый день, когда у них концерт. Черт, да вообще каждый день, даже если нет концерта. Что ещё такого случится сегодня, из-за чего мне придется надеть свою шапочку-смекалочку и отреагировать за считаные секунды? Ведь если сказать что-нибудь не то, Роуз уйдет и не вернется. И его не затащишь обратно на сцену. Ни за что».

С Акселем и Guns N’ Roses всегда было так, признается Голдстейн. Но сейчас все сильно изменилось. «Очевидно, что с самого начала все было очень шатко и рискованно, но тогда они играли перед восемьюдесятью зрителями в клубе, а уйти со сцены перед восемью десятками людей гораздо легче, чем перед восемьюдесятью тысячами. В этот момент количество жизней, находящихся в опасности, возрастает экспоненциально».

Все турне на разогреве у Guns N’ Roses играли известные группы: Skid Row, Nine Inch Nails, Smashing Pumpkins, Blind Melon, Faith No More, Motörhead… И все они были там по одной причине – хотели хорошо провести время. По крайней мере, Слэш, Дафф и Мэтт – непокорная троица – это гарантировала. Но не все разделяли их интересы. Клавишник Faith No More Родди Боттум описывал закулисное веселье как «перебор, перебор, перебор. Там стриптизерш было больше, чем помощников». Его группе сделали выговор за то, что они осмеяли абсурдную обстановку гастролей в прессе, и предупредили, что им придется извиниться перед Акселем или уйти. «Мы попытались объяснить, что имели в виду, но, кажется, он пропустил это мимо ушей, потому что в качестве примирения привел в трейлер, где две голые стриптизерши занимались сексом».

Некоторое время на разогреве у Guns N’ Roses играли Soundgarden, которым тоже непросто было вписаться в компанию. Группу Soundgarden – третий зубец в знаменитом трезубце Сиэттла, куда также входили Pearl Jam и Nirvana, – несмотря на то что музыканты поклонялись Zeppelin, воспринимали как суровые иконы гранжа, решивших разделаться с эгоистичными излишествами металла, породившего Guns N’ Roses. Разрыв между группами лучше всего продемонстрировал ужасный розыгрыш на их последнем совместном концерте в Аризоне в феврале 1992 года. Когда Soundgarden исполняли последнюю песню, Слэш, Дафф и Мэтт вышли на сцену с надувными куклами. Слэш был голый и прикрывался куклой, поэтому, когда он случайно упал, то приоткрыл зрителям немного больше личного, чем планировал. Крису Корнеллу, вокалисту Soundgarden, такие выходки казались безобидными наркоманскими шутками, за которыми прятались музыканты, пока их лидер сердито смотрел из тени.

«Не хочу сказать ничего плохого про Акселя, – объяснял Корнелл в 2012 году, – но мне больше всего запомнилось, что Дафф, Слэш и все остальные такие обычные, милые, душевные парни, которые играют в рок-группе просто потому, что хотят исполнять рок-музыку. Но есть такой Волшебник из страны Оз, который прячется за занавесом и усложняет самую идеальную ситуацию, в которой только можно оказаться: они были самой успешной и знаменитой рок-группой на свете. На каждый концерт сотни тысяч фанатов приходили просто послушать песни, но по какой-то причине все время находились препятствия к тому, чтобы выйти на сцену и исполнить их. Вот что мне больше всего запомнилось. Это грустно».

Слэш объяснил все даже проще в интервью, которое давал примерно в то же время. Soundgarden, по его словам, приехали оттуда, где рок-музыканты вообще не веселятся. Было очевидно – по крайней мере, Слэшу, Даффу и Мэтту – что в турне их должны сопровождать настоящие рок-н-ролльщики. И скоро они появятся.

Когда музыканты объехали Америку, пронеслись по Японии и Мексике, то отправились в Лондон, чтобы сыграть на стадионе «Уэмбли» на концерте, посвященном Фредди Меркьюри. Там Аксель загладил свою вину перед Элтоном Джоном за провал песни «One in a Million» и исполнил «Bohemian Rhapsody» с Джоном и Queen. После этого группа отправилась обратно в Лос-Анджелес на пресс-конференцию, где они объявили о том, что будут выступать с группой Metallica.

Концепция была очень интересная, в ней проявился настоящий коммерческий гений: две величайшие рок-группы на планете Земля, обе известные блестящими выступлениями и бесчинствами на концертах, выступят вместе. Совместное турне должно было начаться в июле, а тем временем Guns N’ Roses успевали сделать еще кружок по Европе. Они были готовы отправиться в путь и слаженно играли, потому что им это было нужно. Группа Metallica тоже как раз достигла своего творческого и коммерческого расцвета. Альбом без официального названия, который во всем мире называли «The Black Album», выстрелил, в нем сочетался беспредельный треш-метал и грандиозные стадионные рок-баллады вроде «Nothing Else Matters», а хитовый сингл «Enter Sandman» с ненавязчиво цепляющим риффом проложил им путь к прорыву в мейнстрим. Они были грозной группой, закаленной в боях и с синими воротничками, известной мощной энергетикой выступлений и нетерпимостью ко всякому бреду.

Этот образ резко контрастировал с репутацией Guns N’ Roses, которые постоянно задерживали концерты, да еще и вокалист мог уйти в любой момент. Обычно все ждали, что Акселя уговорит выйти обратно Дуг Голдстейн. А он описывает один памятный случай в Лиссабоне, в Португалии, в июле 1992 года, за пару недель до начала турне с Metallica, когда группа выступала на масштабном концерте под открытым небом на стадионе «Жозе Алваладе».

«Сцена находилась на самом большом расстоянии от гримерок, которое я только видел. Это была прогулка в ад. Кто-то бросает на сцену самодельную бомбу, она взрывается прямо рядом с Акселем, Роуз орет: «К черту! Я ухожу!» и швыряет микрофон. Это был самый долгий поход до гримерки в моей жизни. Там идти примерно километра три! Я говорю Эрлу Гэббидону, личному охраннику Акселя: «Мне плевать, что у них кончится репертуар, пусть чертовы музыканты играют», – и иду с Акселем в гримерку. Он не говорит ни слова. Я тоже.

Наконец доходим до гримерки, и Роуз разражается тирадой минут на тридцать. «К черту это гребаное дерьмо! Черт, черт, черт! Я здесь не для того, чтобы взрываться! Я здесь для того, чтобы развлекать людей!» Через полчаса я понимаю, что за это время съел две пиццы. О боже! Этот парень превратит меня в Зефирного человечка! И тут Аксель спрашивает: «Что думаешь?»

– Что, прости?

– Что ты думаешь?

– Подожи секунду, сейчас мне точно нужно сказать свое мнение?

– Заткнись, Дуг. Да, так что ты думаешь?

– Поздравляю тебя с годовщиной.

– О чем ты, черт побери?

– В этот же день ровно год назад мы выступали в Сент-Луисе.

– Ты, что, черт возьми, шутишь?

– Нет. Это было ровно год назад. У нас в команде 230 человек. Я лично нанимал каждого из них. В Сент-Луисе я затолкал вас в машину, а сам остался, чтобы защитить своих друзей. Я видел, как половина из них плакали, потому что опасались за свою жизнь. Так вот, что я думаю? Думаю, ты должен вернуться на сцену, которую тебе уже два года собирают и разбирают эти люди. Потому что я не хочу снова видеть, как они плачут от ужаса.

Аксель выдавил из себя: «Знаешь что, пойдем». Мы вернулись, и он закончил выступление.

А остальные музыканты – думаю, они до сих пор не знают, с каким дерьмом мне приходилось сталкиваться. А я изо всех сил пытался посочувствовать людям, которым приходится стоять на сцене перед 120 тысячами зрителей, когда вокалист ушел. Должно быть, это как съесть свои собственные внутренности по кусочкам. Стоять и не иметь понятия, вернется ли он. Но не думаю, что кто-то из них пытался поставить себя на мое место, посочувствовать мне и постараться понять, что, если я не верну этого гребаного парня на сцену, то моя группа в опасности, поклонники в опасности и 232 моих работника тоже в опасности.

Так что каждый гребаный человек на этой площадке зависит от того, подберу ли я нужные слова, которые нужно сказать Акселю Роузу в нужный момент, чтобы он вернулся. И знаешь, что? Ни одного гребаного раза я их не подвел. Ни одного гребаного раза».

Пока что…

Guns N’ Roses приземлились в Нью-Йорке в понедельник, 12 июля 1992 года, а первый совместный концерт с Metallica был назначен на пятницу и должен был пройти на стадионе «Роберт Ф. Кеннеди» в Вашингтоне округа Колумбия. Акселя арестовали прямо в аэропорту по обвинению в подстрекательстве к бунту на концерте в Сент-Луисе, а через два дня судья его оправдал и отпустил на гастроли. (Но Guns N’ Roses навсегда запретили появляться в Сент-Луисе, а Акселю предъявили обвинения по четырем пунктам за нападение, по одному – за нанесение материального ущерба собственности и оштрафовали на 50 тысяч долларов.) За это же время Слэш успел помолвиться со своей девушкой Рени. Казалось, им не сидится на месте. Metallica договорились выступать первыми в течение всего турне, и это оказалось умным ходом. Обе группы стремились впечатлить друг друга, и между ними были естественная конкуренция и взаимное уважение. Со стороны Guns N’ Roses оно проявилось в том, что Аксель придумал устраивать после концертов тематические вечеринки, которые приобрели дурную славу из-за своей роскоши и расточительности. На эту мысль его натолкнули Rolling Stones, которые каждый раз после концерта развлекали своих гостей. «На эти вечеринки мы тратили по 100 тысяч долларов за вечер, – рассказал Мэтт Сорум. – В течение двух с половиной лет каждый вечер что-то устраивали». Кроме «открытого бара», нескольких игровых автоматов, бильярдных столов, джакузи и стриптизерш на столах, в один вечер они устраивали ужин по-гречески: четверо намазанных маслом мускулистых парней вносят жареного поросенка. В другой раз у них «вечеринка шестидесятых»: на столах стоят лавовые лампы, а на стенах краской написано: «Кислота рулит»; «Совершай безбашенные поступки». 24 часа в сутки их повсюду возили на лимузинах. «В первый вечер мы играли на стадионе «Джайентс», – рассказывает Мэтт, – и на вечеринке был один игровой автомат и несколько бутылок алкоголя. Аксель вошел и сказал: «Это не как у Rolling Stones!» – поэтому уже на следующий вечер у нас было полноценное казино, тонны лобстеров и реки шампанского».

Когда Metallica играли на сцене, Guns N’ Roses сидели у себя в отеле. Никто из группы не ложился раньше семи утра. Лемми, который долго был одним из героев группы и с Motörhead открывал концерт на стадионе «Роуз Боул» в Пасадене 3 октября, вспоминал: «Они уже распадались. Аксель был сам по себе. Парни больше не казались единомышленниками, единой группой». Слэш написал в своей автобиографии: «Наша неспособность выйти на сцену вовремя была как бельмо на глазу. Ларс Ульрих, барабанщик группы Metallica, никогда ничего не говорил мне, но говорил Мэтту, и было унизительно и стыдно оттого, насколько не к месту были все эти вечеринки, и как разочарованы были музыканты группы Metallica тем, что мы даже на сцену вовремя не можем выйти».

В этом турне был еще один аспект, который, по настоянию Акселя, гораздо меньше освещался. Объясняет Дуг Голдстейн: «Акселю пришла в голову отличная идея в этом турне с Metallica. Разные образовательные организации, организации по защите бездомных, «Гринпис» – все, кто хотел принести в мир что-то хорошее, – мы пускали их на площадки, чтобы они общались с людьми. К стендам этих организаций подходило много, очень много людей, а организации были рады возможности попасть на стадион с сотней тысяч зрителей и раздавать людям информационные материалы. И это весьма успешная попытка Акселя сделать что-то хорошее».

За кулисами Аксель делал все возможное, чтобы докопаться до корней чувства незавершенности, которое разъедало его изнутри. В 1992 году у него брал интервью журнал «Interview» Энди Уорхола, и он откровенно рассказал об интенсивной психотерапии, которую проходит, чтобы улучшить свои отношения как с мужчинами, так и с женщинами. «Я дошел до того, что практически умер, но по-прежнему дышал, – признался он. – У меня не было сил выйти из комнаты и доползти до кухни, чтобы что-нибудь поесть. Мне нужно было понять, почему я умер, почему чувствовал себя мертвым. У меня было много проблем, о которых я не знал, и я не понимал, как они влияют на мою жизнь. Я не осознавал, что испытываю определенные чувства к женщинам, к мужчинам и к людям вообще, а также к самому себе. Единственный способ получить это знание – вернуться в прошлое, найти в себе эти чувства, снова их пережить и постараться излечиться. Я все еще работаю над этим, но уже заметно продвинулся». В то время он называл свои отношения с Guns N’ Roses «какой-то свадьбой с половиной, или браком и семьей». Особенно отношения со Слэшем, которые «определенно были браком».

Еще Аксель рассказал о своем кардинально новом взгляде на рок-н-ролльный образ жизни; в особенности на наркотики и пьянство, которые, кажется, одобрялись в Guns N’ Roses. «Еще я бы хотел, чтобы люди знали, что я не из тех, кто будет говорить американской молодежи: «Не нажирайтесь». Слишком многие группы, которые на глазах у всех завязали, говорят о том, что они делали раньше и как это было плохо. Не знаю, насколько это было неправильно, но это помогло им выжить. В то время у них просто не было нужных инструментов, чтобы лечиться по-другому. Лично я больше не употребляю тяжелые наркотики, потому что они мне мешают, и уж лучше сброшу лишний багаж, чем буду искать способ запихать его подальше в шкаф, по крайней мере сейчас».

Еще Роуз признался, что негативная реакция подавляющего большинства критиков на песню «One in a Million» тоже помогла ему измениться. «Я пошел и взял кучу разных кассет и книг на тему расизма. Книги Мартина Лютера Кинга и Малкольма Икса. Я прочел и изучил их, а потом снова поставил эту песню и подумал: «Ого, я по-прежнему горжусь ею горжусь. Это странно. Что это значит?» Но раньше я не мог обсуждать эти вопросы так, как могу сейчас, поэтому мое разочарование просто выливалось в гнев. Но и мой гнев, и мое разочарование использовали против меня: «Глядите, он бесится».

Тем временем на сцене Guns N’ Roses выступали блестяще как никогда, Гилби незаметно вошел в роль Иззи. Его крутой образ и простой стиль хорошо сочетались с антуражем Слэша – короля крутизны, который любил выходить на сцену без футболки. Но впечатление от концерта так часто портили опоздания Акселя и его непредсказуемая смена настроений, что общая атмосфера лопалась как воздушный шарик. Слэш сравнил это с подготовкой спортсмена к забегу: есть оптимальный момент, в который музыканты готовы начать, но, если его упустить, адреналин уходит, и, когда они всё же выходят на сцену, то нужно еще несколько песен, чтобы произошел повторный всплеск и группа оказалась на волне.

«В реальности гастролировать с Акселем очень мучительно, – признается Голдстейн. – У него в номере каждый раз устанавливали тренажер за 10 тысяч долларов. Он каждый день занимался по четыре-пять часов, и занятия включали мануальную терапию, массаж, два часа вокальной разминки и заминки».

У вокалиста собралась дорогостоящая свита из мануального терапевта, массажиста, преподавателя вокала, телохранителя, водителя, личного помощника, пиарщика, менеджера и стайки друзей вроде Деля Джеймса и Даны Грегори, психотерапевта Сьюзи Ландон и нового, еще более влиятельного человека в его жизни – профессионального экстрасенса, которой он недавно увлекся, по имени Шерон Мейнард. Мейнард возглавляла некоммерческую организацию в Седоне, Аризона, под названием «Arcos Cielos Corp» (по-испански «дуги небесные»), которая позиционировалась как «образовательное предприятие, специализирующееся на открытии каналов в прошлое, внеземном разуме и силе кристаллов», а сама была азиаткой среднего возраста, которая заняла важнейшее место в жизни Акселя на все девяностые. Мейнард работала из своего загородного дома, где жила с мужем Эллиотом, добродушным седым мужчиной, а остальные музыканты и помощники называли Шерон Йодой (в честь гоблина-мистика из «Звездных войн»). Доктору Эллиоту и Шерон Мейнард была выражена благодарность на обложке альбома «Use Your Illusion». Мейнард сыграла свою роль в этом турне, пусть и менее специфическую, чем Ландон, но Аксель одинаково доверял им обеим. По словам одного из работников команды, Йода и ее личный помощник были «как инопланетяне».

Перед тем как принять любое важное решение, Аксель теперь советовался с Мейнард. Голдстейн рассказал: «Слэш и Дафф – да все – спрашивали, что это за женщина и почему она участвует в наших делах? А я отвечал: «Я уже высказал Акселю свое мнение». И так и было. Я поставил некоторые моменты под сомнение и сказал ему об этом, но Шерон удалось развернуть все в свою пользу. Она на меня не нападала. Думаю, была слишком умна для этого, потому что мы с Акселем общались очень близко, и она не хотела мериться со мной членами. Но она справилась с этим вопросом невероятно здорово. Я твердо верю, что у всех нас есть свои убеждения и что мы имеем на них право. На мне как на менеджере лежала ответственность за то, чтобы высказать Акселю свои чувства. Я сказал, что уважаю все решения, которые он принимает относительно своей жизни, потому что это его жизнь и что я служу всего лишь проводником его мечтам. Он говорит, о чем мечтает, а я думаю, как это исполнить. Я исполнитель желаний».

Как выразился Аксель: «Я словно гоночная машина, и у меня есть команда механиков». Костоправ стоял прямо за кулисами на каждом концерте, чтобы разминать Акселя между песнями. Какое-то время он принимал до 60 витаминов в день. «Мы занимаемся тестированием мышц и кинезиологией, – объяснял Роуз. – Занимаемся хиропрактикой, акупунктурой и регулированием черепа. О, да. Каждый день. Я заново собираю свою жизнь и использую все доступные методы».

Всех – от простого носильщика до высокопоставленного директора звукозаписывающей компании – принудили подписать соглашение о неразглашении, по которому им запрещается публично комментировать какой-либо аспект гастролей без разрешения Акселя, и то только в письменной форме. Какую бы там «регрессионную терапию» Роуз ни проходил, основной проблемой на повестке дня оставалась его паранойя, и Аксель как никогда стремился контролировать каждую ситуацию, в которой оказывался.

Несмотря на все усилия Мейнард, Ландон и других за кулисами – от чего они не могли уберечь Акселя, так это от действий случайных поклонников. 29 июля, спустя десять дней после начала гастролей с Metallica, на стадионе «Джайентс» в Ратерфорде в Нью-Джерси во время исполнения последней песни «Knockin’ on Heaven’s Door», когда Аксель покачивался взад-вперед в белых шортах из спандекса, белой куртке из оленьей кожи и белой ковбойской шляпе, кто-то из зала угодил ему в гениталии зажигалкой. Он согнулся пополам от боли, повернулся к залу спиной, швырнул микрофон в воздух, сорвал шляпу и поковылял за кулисы, где пожаловался Дугу Голдстейну, что у него пропал голос. «Он буквально подошел к краю сцены и хрипло сказал: «Я не могу говорить. Что мне делать?»

Дафф взял вокал на себя, а зрители скандировали: «Аксель, Аксель, Аксель!» Но он не возвращался, и, когда в зале уже зажегся свет, зрители еще какое-то время так и стояли грустные, но не уходили. На следующий день объявили, что Аксель серьезно повредил голосовые связки и что следующие три концерта – в Бостоне, Колумбии и Миннеаполисе – придется перенести, хотя в команде шептались о том, что концерты отменили по приказу Йоды, которую беспокоила разрушительная «концентрация магнетической энергии» в районе Миннеаполиса.

Слэш стал задаваться вопросом, чувствует ли Аксель, что накаляет атмосферу и усиливает ожидание своими замысловатыми приготовлениями. «Думаю, дело в том, что же Guns N’ Roses значили для него самого, – размышлял Слэш в своих мемуарах. – Создав себе какой-то образ в голове, Роуз не понимал, что то, чем он занимается, не имеет никакого смысла ни для нас, ни для всего остального мира».

Может, в этом что-то есть. Можно судить об Акселе исключительно по его поступкам и представлять его как тирана с раздутым эго, диктующим свои условия миру и ставящего себя и свои нужды превыше группы, команды, тех, кто платит, и всех остальных, кто заинтересован в живых концертах Guns N’ Roses. А можно отмотать пленку назад, посмотреть это кино глазами Акселя и увидеть совершенно иную реальность. Guns N’ Roses – дело всей его жизни, его величайшее достижение. Он вложил в эту группу свои лучшие и самые откровенные песни о трудностях, которые пришлось пережить. Аксель безмерно гордится тем, что создал, и хочет представить это миру в наилучшем виде. Его окружает целая армия работников звукозаписывающих компаний, промоутеров, менеджеров и еще миллион других прихлебателей, да еще музыканты, с которыми раньше были близкие отношения, но которые теперь большую часть времени в говно пьяные, под наркотой и не понимают, почему ему не так весело, как им. Все эти люди преследуют какие-то цели, личные или деловые, и чего-то от Акселя хотят – времени, денег, еще чего-то, – отвлекая его от главного дела. Это сводит Роуза с ума как перфекциониста и порождает гнев. Он ведь видит это, почему же они не видят? Поэтому он пытается контролировать всё, что можно.

Аксель чувствительный, застенчивый, злой парень, умный и непонятый, который жил в условиях, которые немногие могут себе представить. Все регрессионные и другие терапии, размышления и поиски приводили его к одному – его детству, которое у него забрали; издевательствам отца, которые оставили в нем эмоциональную травму в ранние годы. «Когда кто-то говорит, что Аксель Роуз – кричащий двухлетний ребенок, он прав», – как-то сказал музыкант о себе. Он уже не пытался залечить эту боль, а хотел выразить ее в творчестве.

Если взглянуть под таким углом, то многое из того, что делал Аксель, и то, как ему приходилось это делать, обретает смысл. Нельзя отрицать, что, когда все удавалось, Guns N’ Roses в 1992 году были самым зрелищным событием в мире рока: 250 киловатт мощности, безумные фейерверки с 20 залпами, 28 искрами, 15 взрывами, 20 вспышками, 25 водопадами и 32 фонтанами. Аксель теперь иногда пользовался телесуфлером, на котором читал стихи собственных песен, и стал переодеваться почти каждую песню: он был то в шортах из спандекса, то в кожаном килте, то в футболке с Иисусом, то с Буковски, то с Мэнсоном, то в футболке с надписью «Никто не знает, что я лесбиянка». Изюминкой выступления всегда была его любимая песня «November Rain», которую Роуз исполнял от всего сердца, сидя за роялем, поднимавшемся над серединой сцены, а вместо табурета у него было мотоциклетное сиденье. Слэш иногда залезал на рояль и там, выгибаясь, исполнял соло на гитаре. Завершался концерт песней «Knockin’ on Heaven’s Door», и на сцене светились большие красные буквы: GUNS N’ ROSES, GUNS N’ ROSES, GUNS N’ ROSES… Если Аксель разрешал группе выйти на бис, что случалось довольно редко, то они исполняли энергичную версию «Paradise City», от которой кровь пульсировала в жилах, а затем вся группа в составе 12 человек выходила на поклон, держась за руки, и выглядели все как актеры, которые окружают звезду в крупной театральной постановке, после чего Аксель бросал зрителям розы. Дальше запускали очередные фейерверки, и загоралась надпись: СПАСИБО, МЫ ВАС ЛЮБИМ, СПАСИБО, МЫ ВАС ЛЮБИМ… Самое последнее, что видели зрители после каждого концерта, – мультфильм, в котором мясник отрубает себе большой палец, кричит: «Сукин сын!» – затем отрубает себе всю руку и голову, и голова падает и подергивается в большой луже крови. Никто не знал, в чем там скрытый смысл, но Акселю было смешно.

Между тем в так называемом реальном мире Слэш планировал свадьбу с Рени Серан, хотя эти отношения, наконец узаконенные в октябре 1992 года в Марина дель Рей, по его собственному признанию, страдали от других увлечений, в том числе от довольно серьезной интрижки с Перлой Феррар, которая позднее станет его второй женой. А за месяц до свадьбы Слэша с Рени Дафф женился во второй раз – на Линде Джонсон.

Брачный контракт Слэша вызвал неприятности после возобновления концертов с Metallica. В Сан-Франциско молодые из-за него поссорились, и Слэш ушел ширнуться со своей подругой-порноактрисой и ее парнем. Они втроем принимали крэк и героин у Слэша в номере, где у него случилась передозировка. Слэша отвезли в больницу, а потом, когда он вернулся в отель, Дуг Голдстейн в ярости запустил бутылку «Джек Дэниелса» в телевизор. «Знаешь сцену с уколом адреналина в фильме «Криминальное чтиво»? – спрашивает Голдстейн, говоря об эпизоде, где персонаж Умы Турман лежит на полу без сознания из-за передозировки, а наркодилер делает ей укол в грудь шприцом с налоксоном, который парамедики используют в чрезвычайных ситуациях, чтобы спасти пациента от передозировки опиатами. – У нас была такая же сцена. Я пять раз делал Слэшу такой укол. В пятый раз, когда у него случился передоз, мы были в Сан-Франциско на гастролях с Metallica. В три часа ночи мне позвонили: Слэш валяется мертвый у лифта. Я выбежал со шприцом налоксона. Уколол его в грудь. Приехала «Скорая», его увезли, а я взял еще пару ребят, и мы выбили из наркодилеров все дерьмо».

Когда на следующее утро Слэш вернулся из больницы, Дуг ждал у него в номере с Эрлом Гэббидоном, личным телохранителем Акселя, Джоном Ризом, гастрольным менеджером, и Ронни, телохранителем Слэша, которого называли Слэшем на стероидах. «Он выглядел так же, как Слэш, одно лицо, только был очень мускулистым, – вспоминает Дуг. – Я произнес: «Слэш, тебе хватит. Не делай так больше». А Ронни, его телохранитель, сидит и плачет. Я знаю Ронни с семнадцати лет и никогда прежде не видел у него никаких проявлений эмоций, но на это сказал: «Слэш, посмотри на Ронни, ты и правда собираешься так поступать со своим лучшим другом?»

А он кричит: «Знаешь, что? Иди к черту! К черту Ронни! К черту вас всех, ребята. Убирайтесь из моего номера. Я буду делать все, что хочу, черт побери!». Тогда у меня в голове что-то переклинило, я стал швырять все подряд, и, когда закончил, материальный ущерб гостиничного номера составил 75 тысяч долларов. Я заявил: «Знаешь, что? Я, черт побери, ухожу! Иди к черту! Не собираюсь сидеть и смотреть, как мои близкие совершают самоубийство». Разбудил жену, посадил ее в машину, и мы поехали в аэропорт.

Джон Риз пошел к Акселю и рассказал, что произошло, а Аксель сказал: «Ну, если Дуг уходит, то я тоже ухожу». Потом пошел к Слэшу и сказал: «Просто хочу, чтобы ты знал: раз Дуг ушел, то я тоже уйду. Предлагаю тебе помириться с Дугом, или меня не будет на концерте с Metallica на «Роуз Боул» в субботу». На следующий день Слэш уже был в Лос-Анджелесе и приехал к Дугу домой на лимузине. «Он спросил: «Что мне сделать?» – А я ответил: «Пройти реабилитацию. Как только закончится турне с Metallica, ты отправишься прямо в клинику».

Дуг замолчал и вздохнул. «Когда я говорю об этом, то намекаю на бункерное мышление в военное время. Знаешь, трое парней сидят в бункере, у них над головами грохочут выстрелы, а они сидят в замкнутом пространстве по семь дней. К концу недели у всех развивается серьезное посттравматическое стрессовое расстройство, и это вас сближает».

Кроме того, Дугу Голдстейну пришлось серьезно поговорить с Даффом, когда тот стал так много пить, что едва мог играть на басу. Он попросил звукорежиссера записать ему отдельно партию Даффа. «Слушаешь, а там такой, дынь! Дынь! Потом пауза. Потом опять… дынь! Я решил – какого черта? И высказал Даффу: «Слушай, парень, тебе нужно перестать столько пить перед выступлением. Меня не волнует, сколько ты выпьешь после. Это касается только тебя и Бога. Но это сказывается на выступлении, а значит, и на ребятах, которые платят уйму денег, чтобы на него попасть». Дафф возмутился: «Да ты с ума сошел. Я не дерьмово играю».