Текст книги "Теневые владыки. Кто управляет миром"

«Мерседес» Зеева Розенштейна притормозил у небольшого пункта обмена валюты на улицы Йехуды Галеви. Был декабрьский полдень, и короткая средиземноморская зима пока только маячила на горизонте. «Несколько полицейских спорили с типом, сидевшим в красной машине, затем раздался грохот… и они все исчезли», – рассказывал газете «Джерусалем пост» Эли, мужчина на пятом десятке.

«Взрыв был сильным, очень сильным, – рассказывал Алон, который работает напротив, в пекарне «Табул», – а потом я увидел, как в воздух взлетает тело. Приехало множество людей – полиция прибыла, как при терактах». Первые двадцать минут все думали, что это и был теракт. Мы не думали, что это как-то связано с Розенштейном, а считали, что это были палестинцы».

Зеев Розенштейн чудом выжил во время покушения на улице Йехуды Галеви в Тель-Авиве.

На самом деле произошло седьмое покушение на жизнь Зеева Розенштейна, который уже несколько лет был на ножах с семьей Абериль. Однако, в отличие от предыдущих покушений, это, неудавшееся, было совершено на оживленной, неухоженной улице на юге Тель-Авива. Розенштейн, «волк с семью жизнями», как его называли, отделался несколькими синяками и ссадинами, зато погибли три ни в чем не повинных человека.

Протест общественности выплеснулся в средствах массовой информации. «Как будто в нашей стране и без того недостаточно взрывов! – говорит Билха; она работает в супермаркете на углу, в нескольких метрах от места, где взорвалась бомба. – Они что, совсем ополоумели? До чего мы докатились? Евреи взрывают евреев?»

Полиция обвиняла министра внутренних дел, который обделял ее ресурсами. «У нас не хватает ресурсов, чтобы воевать на два фронта», – сказал после взрыва Гил Клейман. Он является опытным профессионалом, борющимся с русским криминальным подпольем, а сейчас он говорит от лица всей израильской полиции, и явно раздосадован. «У нас очень большая кровать, а одеяло ее безопасности очень маленькое, и мы перетаскиваем это одеяло туда-сюда. Так что если его хватает на антитеррористическую работу, сотрудники полиции не могут бороться с преступностью, проверять и останавливать машины и выполнять свои полицейские обязанности. Нельзя делать и то и другое одновременно».

Ариэль Шарон созвал на экстренное заседание кабинет министров, и правительство пообещало выделить на борьбу с преступностью дополнительные 500 млн. шекелей (100 млн. долларов). Газетные обозреватели принялись выяснять, кто представляет для израильского государства большую угрозу – Розенштейн, Аберили и еще четыре «семьи» или палестинцы. Любопытно, что одной из этих семей был бедуинский клан.

«Исконно израильские преступные синдикаты отличаются от русских, – поясняет Менахем Амир, ведущий израильский криминалист. – Русские очень осторожны. И они смогли ввести у себя дисциплину, потому что они организованны. Израильские же криминальные группировки – это семьи». Это означает, что по своей структуре они гораздо больше напоминают сицилийскую мафию, чем русские. «Когда преступность организуется по семейному принципу, начинают заявлять о себе такие проблемы, как честь и вендетта», – продолжал профессор Амир. То, что между семьями существуют распри, может объясняться случайной невинной жертвой, как это было в случае с Розенштейном, но в других вопросах семьи помогают полиции. Их кровопускания помогают полицейским понять, что творится в криминальном мире, «а это означает, что русские и подобные им группировки более эффективны и более опасны».

Израильские преступные синдикаты традиционно привлекала и обогащала игорная индустрия. После мирных соглашений в Осло израильтяне позволили палестинцам открыть в Иерихоне казино, в дополнение к тем плавучим игорным домам, которые дрейфовали в Красном море, поблизости от израильских территориальных вод. Контролировать большую часть доходов от этих казино должны были Розенштейны и Аберили, равно как и доходы от организованных игорных туров израильтян в Турцию.

Однако в 90-х годах израильские синдикаты стали обрастать «филиалами» и пробираться к еще более доходным промыслам. Семьи, согласно отчету Управления по борьбе с наркотиками США, «возможно, благодаря давним связям в Антверпене, продолжают играть важную роль в переправке из Бельгии [в Соединенные Штаты] крупных партий экстази». Связи мафии распространялись и на алмазы – еще один из четырех товаров, которые приносят организованным преступным группировкам всего мира наибольшие прибыли. Три другие – это оружие, наркотики и энергоносители.

Экстази оказался одним из тех редких наркотиков, которыми американский рынок пока что не был перенасыщен. Европа является крупнейшей производственной базой для этого синтетического наркотика, который вызывает ощущение благополучия и, в частности, самое теплое расположение к другим людям (так что в смысле социального эффекта бывают наркотики и похуже). Основным западноевропейским центром производства экстази является Амстердам, хотя в начале тысячелетия был отмечен рост его производства в промышленных масштабах в Болгарии и Сербии.

В 2003 году Госдепартамент США выпустил отчет, в котором говорилось, что Израиль превратился в мировой перевалочный пункт торговли экстази, «расширив бизнес» с Европы на США. «Израильские группировки, занимающиеся наркоторговлей, являются основным источником распространения этого наркотика между американскими группировками, пользуясь для этого почтовой экспресс-доставкой, гражданскими авиалиниями, а в последнее время и грузовыми авиарейсами», – гласит отчет. Все это изрядно обескуражило Израиль, страну, зависящую от американской финансовой, политической и военной помощи.

Управление по борьбе с наркотиками США в одном из отчетов подчеркивало, что войны за сферы влияния между торговцами экстази в Нью-Йорке, Лас-Вегасе и Лос-Анджелесе могут быть напрямую связаны с настоящей войной, которую развязали между собой семьи израильской мафии. Возможно, израильские гангстеры и в самом деле пользуются таким влиянием в Лас-Вегасе, поскольку именно там любил промышлять самый известный из еврейских преступников, Мейер Лански, а также его протеже Багси Сигел. Лански, выданный Израилем в США в начале 70-х, стал одним из немногих обвиняемых, экстрадированных этой страной. В то время он обратился за получением израильского гражданства, а по его следам шла американская полиция. Голду Мейр лишь тогда удалось убедить выдать Лански, когда советники разъяснили ей, что Лански был мафиози. «Нет! Никакой мафии! Только не здесь!» – воскликнула она.

Зеев Розенштейн, в свою очередь, представлял собой несопоставимо большую угрозу для Израиля по сравнению с Лански. И он сам, и его жена были членами политической партии Ликуд, которую возглавлял тогда Ариэль Шарон. Аберили также были членами Ликуда, и широкую известность получил случай, когда член кнессета от Партии труда обвинил одного министра правительства (позже убитого палестинцами) в связях с израильской организованной преступностью. Джон Уинер, возглавлявший антимафиозное ведомство при Клинтоне, представил президенту веские доказательства того, что в Ликуд проникает криминал, – вот еще один показатель того, как преступность, начиная с 1989 года, стала разъедать основу общества.

Однако в 2004 году Израиль, под давлением США, арестовал Розенштейна и выдал его Америке, где тот разыскивался за продажу более чем 700 тыс. таблеток экстази (хотя Вашингтон согласился на то, что в случае осуждения Розенштейн сможет вернуться в Израиль и отбывать срок там).

Из-за специфических политических проблем Израиль, под влиянием двух эпохальных событий, стал одной из нескольких стран мира, уязвимых для стремительного проникновения организованной преступности. Первым событием явился крах коммунизма в Восточной Европе и бывшем СССР, что, как мы увидели, имело для Израиля весьма своеобразные последствия. Однако глобализация организованной преступности и та роль, которую сыграли в ней израильтяне, не была бы возможна без глобализации экономической – и, в частности, без такого ее аспекта, как отмена регулирования международных финансовых рынков. Вновь обретенная свобода переводить капиталы через границы распространялась не только на деньги крупных корпораций, которые брали на абордаж целые страны и их системы экономического регулирования, чтобы обеспечить себе глобальное присутствие. Для отмывания прибылей от незаконной деятельности также наступал Золотой Век. А если мы вдруг впадем в заблуждение и начнем думать, будто израильтяне или евреи наделены особыми склонностями и талантами к участию в организованной преступности, стоит напомнить, что мировой центр отмывания денег находится в сотнях километров от Израиля, совсем в другой стране – в Объединенных Арабских Эмиратах.

Глава шестая
Ксанаду[17]17
  Ксанаду – роскошная резиденция монгольского правителя Кубла-хана (Хубилая) в окрестностях Пекина. – Примеч. перев.


[Закрыть], часть первая

И из пещер, где человек не мерил

Ни призрачный объем, ни глубину,

Рождались крики: вняв им, Кубла верил,

Что возвещают праотцы войну.

С.-Т. Колридж. «Кубла-хан» (перевод К. Бальмонта)

Утром в пятницу, 12 марта 1993 года, едва рассвело, они стали появляться миллионами. Из покрытых трещинами, ветхих викторианских особняков, роскошных бунгало в стиле арт-деко, из новеньких высоток, из жестяных хижин, из-под рваных брезентовых навесов, из сточных канав и с городских тротуаров рабочий люд Бомбея[18]18
  В 1997 году город стал называться Мумбаи. Название «Бомбей» указывает на события, происходившие до переименования. – Примеч. авт.


[Закрыть] пошел в хаотическую атаку на самую загруженную, изношенную, но все же выносливую транспортную систему в мире.

По улицам, словно потревоженные осы, жалящие всякого, кто имел глупость попасть под колеса, метались авторикши. Однако такси, угловатых черных или желтых, было куда больше. Сделанные по образу и подобию «Фиата-1100», о котором забыли уже даже итальянцы, эти создания суетились и скрипели, словно механические грызуны, протискиваясь в непроходимые, казалось бы, щели дорожных пробок. К 1993 году постепенная либерализация, охватившая Индию, сделала возможным мощный и уверенный приход на индийский рынок европейских, американских и японских машин, конкурентов местных «Амбассадоров» (урожденный «Оксфорд» третьей серии) и «Марутти» (они же «Судзуки Альто»). И уж, конечно, на обветшалых станциях Западной и Центральной железнодорожных линий в воздух взлетали кулаки, рвались рубашки и стаскивались сари: это постоянные пассажиры из северных пригородов производили ежедневный «естественный отбор», стремясь пролезть в страшно ненадежные городские поезда, которые везли их на юг Бомбея.

«Я никогда до конца не понимал, как устроено движение в Бомбее, а я понимаю в этом больше, чем большинство людей. Но каким-то таинственным образом оно улучшается», – рассуждает Ракеш Мария, обаятельный бывший заместитель начальника дорожной полиции города.

Всегда жизнерадостный Ракеш Мария в Мумбаи.

Когда исступленные людские потоки приходят утром в движение, оно не затихает еще много часов после того, как сядет солнце. Эта суета сопровождается липкой жарой и нескончаемыми гудками машин, криками, просьбами, воплями и руганью – и конца им не будет, если только вы не решите искать спасения от этого удара по всем органам чувств.

Однако в то 12 марта, в 13.28, в это занятное столпотворение вплелся новый, и самый зловещий звук: рев от взрыва полутонны самой мощной армейской взрывчатки в мире – гексогена, ворвавшийся из подземного гаража Бомбейской фондовой биржи в рабочее помещение, где трейдеры уже готовились услышать звонок к перерыву на обед.

Это время дня на бирже всегда самое оживленное. Продавцы еды всех мастей, с их изобилием фруктов, самосы, блюд с карри, досы, сладостей и прочей снеди, приходят сюда, чтобы утолить голод бизнесменов, выходящих из биржи и окружающих ее зданий на короткий получасовой обеденный перерыв. Однако в тот день они не выбегали. Их выбрасывало наружу, мертвых и расчлененных, а куски бетона, стекла и металла обезглавливали и потрошили торговцев вместе с их друзьями, покупателями и близкими.

«Четверо братьев из приезжей семьи с севера Индии держали около биржи лавку, где продавали тростниковый сок, – вспоминал Хуссейн Заиди, автор книги «Черная пятница», самого подробного рассказа о взрывах, на основе которой позже был снят захватывающий документальный фильм. – Вскоре после взрыва появился пятый брат и нашел своих братьев мертвыми, в луже крови. Еще погиб Гокулчанд Гупта, который уже тринадцать лет держал здесь лавку с панипури. Гупте оторвало голову. Его единственный сын, семнадцатилетний Премчанд, был обуглен до неузнаваемости».

Двадцатидвухлетний Мукеш Кхатри пришел в банк «Барода», у которого в бомбейской бирже было отделение. Когда взорвалась бомба, он стоял в очереди возле здания. «Повсюду летали куски стекла, и некоторые осколки засели в моем лице и теле», – вспоминал он. Промокнув от своей и чужой крови, он каким-то образом умудрился пешком дойти до ближайшей больницы, почти в миле оттуда.

Естественно, эта катастрофа произвела сильный эффект на движение в центре Бомбея. Паника переросла в истерию, благодаря чему движение в этой части города встало. Машины «Скорой помощи» и полиции застыли, как и все остальные, и еще живым жертвам оставалось лишь корчиться в агонии. В результате взрыва на Бомбейской бирже погибло 84 и было ранено 217 человек. И это было только начало.

За следующие два часа в многолюдных местах по всему городу взорвалось еще семь бомб, а еще в двух местах с мотоциклов были брошены гранаты. Самым кровавым оказался взрыв у стен Региональной паспортной службы в Уорли в 14.50, где бомба, помещенная в двухэтажный автобус, взорвалась с такой силой, что пятитонная машина оторвалась от земли. Ни одно из тел пассажиров автобуса опознать не удалось, а в органы и конечности прохожих и жителей впивался безжалостный шквал раскаленного стекла и металла. Погибло 113 человек, ранено 217.

Примерно в то же время заместитель начальника полиции Ракеш Мария расследовал следующий взрыв, потрясший штаб-квартиру молодой индийской националистической партии «Шив Сена» («Армия Шивы»), – оплотом партии был Бомбей, столица штата Махараштра.

Вокруг здания «Шив Сены» собрались индусы, выкрикивавшие антимусульманские лозунги и требуя возмездия. «Я обратился к вожаку толпы и сказал ему, что бомбы с религией никак не связаны, – сказал Мария, – что это часть более масштабного сговора». По всей видимости, добавил он, это несколько разрядило напряжение. В тот же момент, однако, Мария получил по рации сообщение о том, что толпа принялась без разбора нападать на мусульман в районе Махим.

Город, который никогда не останавливался, замер, облившись кровью.

Прошло тринадцать лет. Напротив штаб-квартиры бомбейской полиции, элегантного викторианского особняка, выкрашенного в защитный и кремовый цвета, садится солнце, а Мария откидывается назад, сидя за массивным деревянным столом. Этот пенджабец с выразительной внешностью и уверенной военной выправкой вспоминал: «Я был далек от всего этого и проходил в Токио курс по усовершенствованному управлению дорожным движением, но когда вернулся сюда, настали бурные времена. Едва 5 января 1993 года я вернулся, главный комиссар дорожной полиции поставил меня заведовать движением в «цыплячьей шее» в Махиме, чтобы высокопоставленные особы могли добираться из аэропорта в центр города». «Цыплячья шея» находится к востоку от форта Махим – это «шикана», изгиб трассы, девятый круг автомобильного ада, образованный слиянием двух основных транспортных артерий, идущих с севера на юг. Ракеш Мария должен был обеспечивать высоким персонам проезд в центр города, так как в Бомбее возник кризис: в декабре 1992 года, а затем и в январе 1993 года в городе разразились антимусульманские мятежи. Часто они происходили в Махиме и его окрестностях.

Бурные времена, в которые окунулся Мария, приехавший обратно в деловую столицу Индии, начались еще до мятежей. Последние пять лет новая политическая партия «Бхаратия Джаната» (BJP), представлявшая радикальный индийский национализм, развязала темные религиозные споры в другой части Индии – в городе Айодхья северного штата Уттар-Прадеш. События вокруг разрушения мечети Бабри в Айодхье, далеко от Бомбея, развивались по зловещему сценарию и накалили отношения между индийским большинством и мусульманским меньшинством в нескольких частях страны. В самом Бомбее толпы индусов, подстрекаемые националистами, без разбора нападали на мусульман. «В тот день, когда я взял под свою ответственность «цыплячью шею», снова начались мятежи, – рассказывал Мария. – Я находился на дорожной развязке в Махиме, – там напротив церкви Святого Михаила мусульманские рабочие складировали древесину, когда индусы напали на них», – продолжал он. Хотя комиссар Мария не христианин, фамилия у него христианская, и он никогда не разубеждает в этом людей, поскольку так он может соблюдать определенный нейтралитет, улаживая распри между индуистами и мусульманами. Когда индусы окружили рабочих-мусульман, Мария бросился к месту событий и стал стрелять в воздух. «Я потребовал от них разойтись, и с того дня никаких столкновений в Махиме не было».

К сожалению, больше нигде в Бомбее полиция не проявила такой храбрости, как Мария. В процессе мятежей было перебито в общей сложности 900 человек, из них более двух третей – мусульмане и треть – индусы, в то время как полиция смотрела на это и бездействовала. «Мы тогда бросили мусульман и бросили все население Бомбея», – сказал мне высокопоставленный офицер полиции. Это пренебрежение должностными обязанностями имело самые тяжелые последствия, в том числе и мартовские взрывы. «Вплоть до 1993 года преступный мир Бомбея был самым светским сектором города, – утверждает Мария. – Мы и на секунду не задумывались о том, что проблемы сосуществования могут повлиять на организованную преступность, хотя видели, что они сказываются на других сферах жизни».

Во время мятежей толпа индуистов отыскала и разгромила офис некоего Мемона по прозвищу Тигр, бандита средней руки и известного контрабандиста, который принадлежал к самой могущественной преступной организации Бомбея. По словам друзей Тигра Мемона, он был в бешенстве, когда узнал о том, что его «штаб» разгромлен, и немедленно принялся готовить отмщение. Впрочем, чтобы взяться за это, он должен был обратиться к своему боссу. А его босс, хотя и был родом из Бомбея, больше не жил здесь. Дауд Ибрагим Каскар, разыскиваемый как полицией, так и конкурентами-бандитами в связи с целой серией тяжких убийств, в 1984 году освободился под залог и покинул столь любимый им город. Он перебрался на запад от Бомбея, в край, уже давно имевший с этим городом теплые и тесные отношения, хотя и представлявший собой его полнейшую противоположность.

Такси, на котором я еду, в нескольких километрах восточнее аэропорта Хитроу миновало рекламный стенд, который своей формой, да и размерами, подобен небоскребу. Образы сверхсовременных зданий, тянущихся к самому небосводу, так и звали водителей с шоссе М4 оставить Лондон с его светло-серой прохладной дымкой и перенестись в Дубай, новый рай на земле.

Когда через восемь часов я сажусь в такси с кондиционером, меня встречает странный продолговатый видеоэкран, назойливо зовущий посетить торговый мега-центр «Меркато», купить золото в «Голд-Голд-Голд», а затем снять номер в небоскребе «Бурдж-Дубай».

«Бурдж-Дубай» – одна из нескольких новейших архитектурных доминант в стиле, который я называю эмиратским футуризмом, а некоторые эмигрировавшие сюда иностранцы – «генпланом шейха Мо» (дерзкое, хотя и одобрительное прозвание шейха Мохаммеда бин Рашида Аль-Мактума, просвещенного деспота Дубая). «Бурдж», или «башня», образована плотной группой металлических осей, взмывающих в небо. Нижние тридцать семь этажей вскоре станут отелем «Армани», дизайн которого этот законодатель моды разрабатывал лично. Назначение самых высоких этажей центральной «оси» держится в секрете. В 2003 году, когда разработчики «Башни Дубая» впервые представили проект, здание должно было уходить в небо на 500 метров. Каждый год они повышают головокружительную высоту этого проекта – до 600, 700, а теперь уже и свыше 900 метров. Отчасти это делается для того, чтобы заставить поломать голову конкурентов из Тайваня и Кувейта, не говоря уже о том, что создатели «Бурдж Дубай» преследуют цель сделать его самым высоким зданием в мире. Отчасти же, как мне кажется, дело в том, что авторы генерального плана Дубая стремятся сообщать все новости о городе с оттенком восхищенного преувеличения. Иногда кажется, что эти их устремления сошли со страниц книг Оруэлла, в особенности текст, возвещающий рождение «Башни» с громадного щита на главной магистрали Дубая: «Здесь возвышается история!»

Новый Дубай принимает блестящих гостей со всего света: его регулярно посещают Дэвид Бэкхем, Михаэль Шумахер и Тайгер Вудс[19]19
  Тайгер Вудс (р. 1975) – американский гольфист, самый высокооплачиваемый спортсмен мира последних лет. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Знаменитости и самые влиятельные бизнесмены мира выстраиваются в очередь, чтобы раскупать самые впечатляющие архитектурные сооружения, которые растут, как грибы, наступая с побережья на пустыню. Род Стюарт[20]20
  Род Стюарт (р. 1945) – английский певец и автор песен. – Примеч. ред.


[Закрыть] поспешил купить «Великобританию», часть комплекса из искусственных островов с роскошной недвижимостью под названием «Мир», которые сверху напоминают очертаниями карту мира. А еще есть роскошнейшие комплексы «Палм-Джумейра», «Палм-Дейра» и «Палм-Джебель-Али», громадные участки отвоеванной у моря земли в форме гигантских пальмовых листьев. Этот комплекс виден из космоса, и ему предстоит стать одним из самых востребованных объектов недвижимости на планете.

Приезжайте же, приезжайте все… если у вас водятся деньги. В этом случае вам едва ли будут задавать вопросы, где вы их взяли и как намереваетесь ими распорядиться. Безразличное отношение Дубая к чужим деньгам позволило городу привлечь к себе за последние десятилетия ведущие фигуры из сфер, далеких от спорта и шоу-бизнеса. Российский торговец оружием Виктор Бут, известный как «торговец смертью», держит свои самолеты в Шардже, эмирате по соседству с Дубаем (в пятнадцати километрах), а чеки за услуги, оказанные воюющим группировкам, он получает здесь, в банке Standard Charter Bank.

Крупнейший сигаретный контрабандист Балкан держит офисы в «Бурдж аль-Араб», «Арабской башне», имеющей форму паруса и вмещающей первый в мире семизвездочный отель (номера с семью звездами обходятся в 1500 долларов в день).

Целых десять лет, начиная с 1984 года, Дауд Ибрагим наблюдал, как из пустыни вырастал новый Ксанаду. Из своей роскошной резиденции, Белого дома (иронически названного так единственного полностью черного здания в Дубае), Дауд управлял своей империей с офисами в Лондоне, Непале, Пакистане и Судане. И хотя ездить в Бомбей Дауд не мог, из своей штаб-квартиры в Персидском заливе он сумел сколотить и развить крупнейшую преступную сеть, которую когда-либо видел Бомбей.

Дауд родился в Донгри, грязном бедном районе Центрального Бомбея, где проживает множество людей, причем не только мусульман. Его отец был заурядным полицейским инспектором, что, впрочем, не помешало юному Дауду ввязаться в мелкую уличную преступность. Вместе со своими друзьями и братьями он обретался на суетливом рынке Кроуфорд, где принялся обманывать своими аферами легковерных торговцев и искателей выгодных сделок. «Первый его трюк заключался в следующем: он предлагал покупателю дорогие импортные часы, – вспоминал один из членов банды молодого Дауда. – Получив деньги, он исчезал, а покупатель обнаруживал, что, заворачивая часы, Дауд подменил их камнем или еще каким-то барахлом».

Будучи прирожденным лидером, Дауд вместе со своим старшим братом Сабиром вступил в мусульманское политическое объединение под названием «Молодая Партия», которое вскоре подмяли под себя. При прежнем руководстве эта партия имела репутацию воинствующей исламистской группировки, но когда братья Каскар пробили себе путь наверх, они превратили ее в эффективно работающую банду. Дабы пополнить партийную казну, Дауд с дружками совершает ограбление банка и получает свой первый срок – правда, позже приговор отменил апелляционный суд. Когда у преступника есть отец-полицейский, это имеет свои преимущества! Вскоре появился и синдикат D-Company.

C 1947 года, когда Индия обрела независимость, организованная преступность не была для нее особой проблемой, а четыре дона, которые правили преступным миром Бомбея, нечасто напоминали о себе и в склонности к лишнему насилию замечены не были. Экономическая система, введения которой Джавахарлал Неру добился после обретения независимости, воздвигала мощные протекционистские преграды для импорта предметов роскоши и потребительских товаров, тем самым укрепляя промышленный потенциал Индии и обогащая государственную казну благодаря тарифам. Первым возникшим тогда незаконным промыслом стала контрабанда и производство спиртного, однако очень скоро с прибылями от продажи хмельного зелья сравнялись прибыли от другого товара – золота. Этот металл всегда имел в индийской культуре большое значение, и на свадебных церемониях индийцы тратили на него целые небольшие состояния – золото было и приданым, и украшением. В 1950—1960 годах из Дубая в Бомбей тек многотонный золотой поток – стремление обойти внушительные тарифы породило широко поставленную контрабанду. Это был стабильный промысел, и в течение трех десятилетий на полномочия четырех мафиозных боссов, контролировавших его, никто не покушался.

В конце 70-х банда мусульман-конкани[21]21
  Конкани – народ, проживающий на западном побережье Индии. – Примеч. ред.


[Закрыть] во главе с Даудом и Сабиром уже славилась как главный «инкубатор» уличных бандитов в Донгри. Имея за плечами такую репутацию, братья и их подчиненные предлагали свои услуги наемников для контрабандных операций больших боссов. Сабир имел собственные амбиции и принялся сколачивать в банде собственную контрабандистскую сеть. Теперь ребята из Донгри встали кое-кому поперек дороги – в частности, банде Патана, которая подчинялась легендарному дону Кариму Лале. Но вскоре, в начале 80-х, произошли два события – первое из них изменило жизнь Дауда, а второе – жизнь и Дауда, и Бомбея, и Индии.

Последние две-три недели февраля 1984 года мягкое тепло бомбейской зимы отступало перед удушающе-влажным летним зноем. Хотя в то время жена Сабира Ибрагима вынашивала второго ребенка, он был не в силах противиться сладкому аромату бомбейского жасмина, который каждый вечер влек его в Дом Конгресса с его пьянящей атмосферой. Но не стоит думать, будто это политический идеализм звал Сабира в то место, где основатели Партии Конгресса обдумывали и планировали будущее Индии, в котором не было бы места колониализму. За минувшие с тех пор годы статус исторического здания опустился так низко, что в нем открыли бордель, а в этом борделе жила Читра, красавица проститутка, которой не было еще двадцати и к которой воспылал страстью Сабир. Около часа ночи Сабир заехал за своей любовницей, и они отправились в романтическую поездку на его белом «Фиате-Падмини».

«В какой-то момент Сабир заметил, что за ними едет «Амбассадор», – рассказывал Ишак Багван, старший полицейский инспектор отделения Малабар-Хилл. – Но машина была украшена цветами, и он, должно быть, решил, что это молодожены». Инспектор Багван производит приятное впечатление в своей форме цвета хаки, ладно сидящей на нем, однако заметно, что он уже устал от мира бандитов, с которым познакомился той ночью. «Все случилось, когда они остановились на заправке в Прабдхеви, – продолжал инспектор. – Из «Амбассадора» выпрыгнули пятеро мужчин, вооруженных до зубов. Во главе их был Амирзада Патан, главный головорез и фаворит Карима Лалы. Рыцарским жестом стрелки вытащили Читру из машины, чтобы ее пощадил безжалостный град пуль, который они затем обрушили на сиденье водителя. Когда Сабир повис на руле «Падмини», один из убийц приблизился и с торжествующим видом перерезал ему запястье».

Перед убийством Сабира в Бомбее уже случилось несколько кровавых происшествий, однако город еще не знал убийств, сравнимых с этим по своей жестокости и по бурному общественному резонансу. С конца 80-х насилия в городе стало значительно больше. Инспектора Багвана нисколько не удивила бы попытка Дауда отомстить за брата. «Когда через год Амирзаду судили, я, тогда младший офицер, присутствовал в суде, как вдруг туда вошел человек, который без колебаний пристрелил Амирзаду на месте, – вспоминал он. – Пока убийца пытался убежать через окно, я выстрелил в него из пистолета и ранил его в ногу, поэтому мы и смогли его арестовать. Нанял его Дауд». Шуму и суматохе не было предела: в стране не привыкли к перестрелкам в зале суда. Ордер на арест Дауда по обвинению в убийстве из мести был выдан очень быстро.

Пока судили и убивали Амирзаду, повсюду в городе назревали неприятности другого рода. Доктор Дутта Самант, харизматичный и жесткий профсоюзный лидер и бывший врач, убедил 250 тыс. рабочих текстильной промышленности Бомбея бросить работу и объявить бессрочную забастовку. Премьер-министр Индира Ганди была непреклонна: владельцы фабрик не должны уступать рабочим, требовавшим повышения зарплаты и улучшения условий труда. Воинствующий доктор Самант представлял собой серьезную угрозу для установившегося в послевоенной Индии государственного квазисоциализма, при котором правительство указывало и работодателям, и профсоюзам, что им можно и что нельзя. Рабочие бастовали целый год, и за это время одежда стала таким же контрабандным товаром, как спиртное и золото.

Конец забастовке положило не соглашение, а без пяти минут крах текстильной промышленности Бомбея. «Забастовка оставила без работы около 1,5 млн. человек и обрекла на неимоверные трудности их семьи, – гласил секретный доклад Центрального Бюро Расследований (индийского аналога ФБР) о росте организованной преступности в городе. – Забастовка вынудила рабочих и их детей влиться в ряды гундов [гангстеров, мафиози], чтобы свести концы с концами… В настоящее время огромные территории, на которых расположены текстильные фабрики и трущобы рабочих поселков, стали идеальным прибежищем для бандитов».

Мало кто из полицейских ориентировался в мире бомбейских банд так же хорошо, как инспектор Прадип Шарма. Это он в 1995 году основал Группу спецопераций по сдерживанию криминального насилия, а начинал он свою карьеру в 1984 году помощником инспектора в полицейском участке в Махиме. «Уже тогда ситуация с бандами Махима была сложным уравнением со множеством переменных, – там действовало несколько группировок. Но в то время очень важную роль стал играть рэкет на рынке труда». Банды пользовались высоким уровнем безработицы, поясняет инспектор, и захватывали рынок труда. «В то время это был важный фактор их подъема».