Текст книги "Теневые владыки. Кто управляет миром"

Прошло уже более четверти века с тех пор, как Рональд Рейган объявил колумбийские картели основной целью в войне с наркотиками, которую президент назвал тогда главной проблемой национальной безопасности США. И несмотря на это, колумбийский кокаин в США стал еще дешевле и доступнее, чем когда-либо прежде. Миллиарды за миллиардами долларов были с тех пор затрачены на попытки искоренить отрасль, которая только росла – по масштабам, охвату, размерам прибылей и количеству погубленных жизней: она погубила десятки тысяч человек, а миллионам других сломала жизнь.

«По всем практическим стандартам война с наркотиками оказалась проигранной вчистую», – утверждает Альваро Камачо, ведущий колумбийский ученый, занимающийся американской политикой по борьбе с наркоторговлей в Южной Америке. Он и его единомышленники утверждают: реализация этой непродуманной политики нередко вырождалась в фарс вследствие соперничества и противоречия интересов ЦРУ, Управления по борьбе с наркотиками и Госдепартамента, раздоры которых нередко облегчали наркоторговцам жизнь так, как они не могли и мечтать. Однако самым тревожным наблюдением профессора Камачо является следующее: на долю кокаиновой индустрии приходится максимум 3% ВВП Колумбии. (Позже глава ведомства ООН по борьбе с наркотиками уверял меня, что это количество еще ниже – 0,8%). В Афганистане же, согласно подсчетам ООН, после падения «Талибана» количество производимого опиума составляет невероятную долю ВВП – 57%, из-за чего правительство страны в Кабуле просто неспособно контролировать страну, если не считать столицы и северных районов. И это несмотря на помощь 19 тыс. хорошо вооруженных солдат НАТО. Интервенция в Афганистан нисколько не способствовала вытеснению дешевого героина с британских улиц, как обещал в 2001 году Тони Блэр, но сделала страну эпицентром организованной преступности, повстанчества и терроризма. Сейчас в Афганистане получают прибыли самые разные организации, от турецких героиновых картелей до правящих деспотов Туркменистана и Узбекистана, не забудем и «Аль-Каиду», чьим главным источником дохода в регионе служит афганская опиумная торговля. Экономика Колумбии устроена сложнее, и она куда богаче афганской. «Поэтому, если наркотики составляют всего 3% ВВП, то этого более чем достаточно, чтобы содержать две частных армии: с одной стороны, армию правых повстанцев и наркоторговцев, а с другой стороны – армию левых партизан», – указывает профессор Камачо. Это армии, которые в течение уже нескольких лет постоянно держат под ружьем 70 тыс. бойцов.

Тот хаос, в который погружает колумбийское общество кокаиновая торговля, обнаруживает разительную диспропорцию с экономической ценностью коки. Взрывы, массовые бойни и безмотивные убийства, встречающиеся на каждом шагу, подробно документируются и часто формируют представление иностранцев о Колумбии (я обнаружил это, тщетно пытаясь застраховаться перед поездкой сюда). Однако есть и еще одна армия, которая подрывает моральный потенциал Колумбии, необходимый для того, чтобы выйти из этого болота, – армия беженцев. В 2004 году Ян Эгеланд, заместитель генсека ООН по гуманитарным вопросам, заявил, что результатом колумбийских кокаиновых войн стало «самое большое количество убийств, самая крупная гуманитарная проблема, самые большие проблемы в области прав человека и самый крупный конфликт в Западном полушарии». Он предупредил также, что у правительства в Боготе больше нет средств для того, чтобы справиться с самым наглядным проявлением кризиса – появлением 3 млн. беженцев, изгнанных из своих жилищ с середины 1990-х годов: это самое большое количество беженцев в полушарии и третье по масштабам во всем мире.

В 1980 году Сусанна Кастильо и ее муж Эфраим на несколько сотен долларов, которые женщина получила в наследство от отца, купили ферму с несколькими гектарами земли в колумбийской провинции Мета. Их крошечная деревня Сан-Хосе лежит к северу от широкой и извилистой реки Гвехар. На другом берегу реки высятся зазубренные пики горного хребта Ла Макарена, к которому с юга подступают джунгли, давшие приют тысячам уникальных видов животных и растений. «В то время в Сан-Хосе не было электричества и никаких дорог, – вспоминала Сусанна. – Там ничего не было, кроме малярии, но нам попалась очень плодородная земля, и мы стали выращивать бананы и кукурузу». Там они с мужем растили семерых детей и даже немного преуспевали в этих непредсказуемых краях. А потом всего за два дня ничем не провинившаяся Сусанна лишилась и дома, и средств к существованию, и стала вести жалкую жизнь беженки.

Госпожа Кастильо отвечала на мои вопросы терпеливо и точно, но без всяких эмоций, – я подозревал, что предыдущие двенадцать месяцев почти лишили ее надежды или ожиданий. Мы сидим в офисе Роберто Сикара, уполномоченного по правам человека в «Трес Эскиньяс» – «Трех Углах», как называют отсутствующее на картах скопление хижин, лачуг и самодельных жилищ, в которых обитает примерно 155 тыс. человек, 80% которых – беженцы. В городе размером с Кембридж или Бонн нет электричества, а водопровод образуют всего несколько дырявых труб.

Три Угла – это лишь небольшая часть Сьюдад-Боливара, обширного пригорода Боготы, который раскинулся на холмах, высящихся южнее колумбийской столицы. Сикар признается, что его работа – это донкихотство. «Люди считают, что я – это колумбийское государство, даже несмотря на то, что мою деятельность финансирует ООН. Но я ничего или почти ничего не могу сделать для них», – говорит он с мягкой улыбкой.

В дневное время экономика Сьюдад-Боливара вращается вокруг сооружения домов для вновь прибывших. Но когда заходит солнце, женщины, дети и старики спешат под свой кров: на улицы выходят ночные твари. «Мы установили, что в Трес-Эскиньяс действует три повстанческих группировки и восемь преступных синдикатов, – спокойно говорит Сикар. – Если я прихожу сюда ночью, мне необходим эскорт из солдат. Преступные синдикаты подчиняются повстанцам – именно они с помощью кокаина и оружия реально управляют местной экономикой. Они контролируют все и являются «эрзац-государством». Я заполняю анкеты и пишу письма – вот и все, чем я могу помочь людям. А уж они сами делают выводы насчет того, что может колумбийское государство, а что может эрзац-государство». Жители Трех Углов слишком хорошо знают, кто настоящий хозяин этих безобразных запыленных улиц.

Напротив здания, в котором работает омбудсмен, располагается офис Программы развития ООН. Он закрыт на висячий замок, который выглядит так, словно висит тут уже довольно давно. Единственное из прочих здешних зданий – роскошная новая библиотека, построенная в рамках плана «Колумбия», той помощи объемом 4,7 млрд. долларов, которую США оказали Колумбии за первые пять лет нового столетия. Из этих денег 98% пошли на укрепление вооруженных сил Колумбии, которые устраивают нападения на плантации коки и на левых повстанцев. Я весьма доволен тем, что мне удалось отыскать один из немногих примеров того, что эти деньги тратятся и на гражданских. Осталось только открыть эту библиотеку (как и Программа развития ООН, она закрыта на висячий замок), завезти туда книги (которых там пока нет) и, самое главное, найти людей, умеющих читать (в Сьюдад-Боливаре они встречаются нечасто).

Сусанна Кастильо не испытывает сейчас потребности в библиотеке. В качестве свежего новобранца трехмиллионной армии колумбийских беженцев она нуждается в деньгах, дополнительном жилье и доступе к воде и электричеству. У нее ярко-голубые глаза европейского типа над заостренными скулами коренной индианки: как и большинство колумбийцев, она метиска, полукровка. Хотя ей всего 47 лет, морщины, избороздившие ее лицо, добавляют ей целый десяток лет. «Когда мы только приехали сюда, то сводили концы с концами благодаря тому, что выращивали бананы и кукурузу», – рассказывала она. Платить налоги Кастильо были не обязаны: просто государство не проникло настолько далеко в колумбийскую глушь. «Не было никаких налоговых инспекторов, никаких полицейских и никаких почт – за всем этим надо было идти два часа пешком в Виста-Эрмозу». Но даже в ближайшем городке Виста-Эрмоза, где семья Кастильо продавала свой урожай, жизнь текла не быстрее, чем в ледниковый период.

Для слаборазвитых стран подобная жизнь в государстве, представителей которого нигде не встретить, является привычным делом. Однако Колумбия вовсе не слаборазвитая страна. Скорее, это страна, география которой препятствует укреплению государственной власти в сельской местности. Хорошим примером тому является Богота, город, расположенный высоко в горах, со слабым транспортным сообщением с остальной страной – тихий, спокойный город. Органы власти по традиции тяготеют к городам и побережьям или примыкающим к ним сельским районам: экономические центры страны слабо связаны с Боготой. Глухие районы страны государство никак не затрагивает, – эти бескрайние районы джунглей нередко остаются тайной за семью печатями и сегодня. По словам Сандро Кальяри, итальянца, который возглавляет программу ООН по борьбе с наркотиками в Колумбии, эффект «полного отсутствия государственной власти на обширных территориях в течение многих десятилетий оказался весьма глубоким. Люди привыкли к этому, и до сих пор есть огромные районы страны, где власть закона отсутствует. Так что люди выросли там, зная, что они колумбийцы, но никогда не имели дела с государством в виде полиции или правосудия».

Сперва Кастильо нисколько не тяготило такое безразличие к их существованию – даже наоборот. Они получали достаточный доход, чтобы растить семью с семью детьми – у них было пятеро сыновей и двое дочерей. Дочери впоследствии покинули деревню и вышли замуж, а пятеро сыновей остались, чтобы работать на земле для своих родителей. Но вот прошли 80-е годы и наступили 90-е, и в жизнь Кастильо вмешалось не колумбийское государство, а перемены на мировых сельскохозяйственных рынках, о которых семья и понятия не имела. Технологические новации вкупе с «банановыми войнами», которые вели европейские и американские фруктовые корпорации, привели к снижению цен. Производители в таких районах, как Макарена, одними из первых ощутили на себе эти перемены – они были озадачены тем, что никто уже не хочет платить им ту же цену, что и раньше.

Но в то время в Макарене происходило и кое-что еще. Равнодушием правительства уверенно пользовался один из основных его конкурентов – FARC или РВСК (Fuerzas Armadas Revolucionarias de Colombia – «Революционные Вооруженные Силы Колумбии»). РВСК – это не какая-то старомодная группка оборванных партизан, которые время от времени устраивают молниеносные налеты или взрывают торговые центры. В рядах этой организации насчитывается 15—20 тыс. бойцов, и она является организованной боевой силой, привлекающей в свои ряды мужчин, женщин и детей с обширных районов территории Колумбии (часто с преобладанием двух последних групп). С тех пор как Мануэль Маруланда по прозвищу «Снайпер» основал в 1964 году эту повстанческую армию, она легко вербовала себе сподвижников среди многочисленного крестьянства, терпевшего постоянные притеснения со стороны землевладельцев и фруктовых компаний, контролировавших аграрную экономику страны и все активнее эксплуатировавших крестьян. Многие землевладельцы, ни минуты не колеблясь, нанимали головорезов, которые убивали крестьян, обнаруживавших хотя бы мимолетный интерес к политической деятельности. Колумбия является самой опасной страной в мире для занятия профсоюзной деятельностью.

Поэтому за два десятилетия размеры и влияния РВСК существенно выросли, а существовали они за счет продукции бесчисленных городов и деревень, возле которых действовали, а там, где подобной поддержкой партизаны не пользовались, они убеждали население поддерживать их, полагаясь на свое оружие и жестокость. РВСК благополучно свыклись с людскими страданиями и болью – необходимое условие для любой организации, желающей поучаствовать в колумбийской трагедии (будь то государственное ведомство, партизаны, наркоторговцы или добровольные сотрудники). И едва ли этому стоит удивляться, если вы добавляете кокаиновый промысел в качестве катализатора для полутора сотен лет кровавой политической борьбы.

Хотя РВСК и набрали силу в 60—70-х годах, они не могли сдержать не знавшую преград волну миграции сельского населения в города. Колумбийские крестьяне, как и их собратья во всех странах мира, отчаянно стремились уйти от той нищеты и насилия, которые царили в сельских районах. Идеологические воззвания партизан-марксистов, хотя и волновали умы обездоленных, не могли соревноваться даже со слабыми перспективами случайной работы в трущобных кварталах Кали, Медельина или Боготы. К началу 1990-х годов лишь 30% населения страны по-прежнему проживало в сельской местности.

Сбор второго урожая на Ми Касита в Джамунди, Колумбия.

РВСК мало-помалу лишались тех, кто содержал их и снабжал новобранцами, поэтому им пришлось пересмотреть свою экономическую политику. Партизаны решили отказаться от своего традиционного равнодушия к самому печально известному продукту Колумбии и принялись ратовать за выращивание коки на подконтрольных им территориях. Логика была проста: в 90-х годах килограмм бананов приносил в среднем 2 доллара, а килограмм кокаиновой пасты (перед самым дорогостоящим процессом – очисткой) тянул на 750—1000 долларов.

В безымянном торговом центре в Кали я присел выпить пива с двумя высокопоставленными членами тайно действующего «Боливаровского Движения» (Movimiento Bolivariano) – городского крыла РВСК. Это образованная супружеская пара изысканного, ухоженного вида (оба они врачи), которые тем не менее говорят о своей деятельности достаточно откровенно. «Мы стали заниматься похищениями людей в начале 90-х годов, вскоре после того, как основали здесь, в Кали, несколько ячеек, – рассказывали они. – Первое время руководство РВСК не горело желанием разрешать нам участвовать в этом, но мы смогли убедить их в том, что в городе сейчас идет такая же война, как и в деревне».

Как и их противники, РВСК и «Боливарианское Движение» подходят к конфликту со всей серьезностью, тогда как его последствия их не волнуют. «Нас не слишком привлекает снабжать людей наркотиками, но движение решило по финансовым причинам объединиться с кокалерос, – объясняет Лола. – Но мы не производим кокаин. Наше руководство просто берет у крестьян десятую часть их урожая, а взамен обеспечивает его системой социальной защиты».

Точно установить, какую именно роль РВСК играют в кокаиновой индустрии, непросто, если не считать того факта, что они защищают посадки и стимулируют их расширение. Именно с такой их деятельностью и столкнулась Сусанна Кастильо. «Мы сделали то, что все тогда сделали, – переключились с бананов и кукурузы на коку, – продолжала она. – На самом деле, мы выращивали коку не сами – мы сдавали свою землю кокалеро, а он выращивал урожай. Он платил РВСК налог, и мы тоже платили им налог с той арендной платы, которую получали от него». Трогательное обстоятельство: те 10%, которые РВСК взимают с каждого урожая, сознательно подражают традиции сбора церковной десятины.

Такие условия приносили семерым членам семьи Кастильо около 2 тыс. долларов в месяц – не бог весть какие деньги, если учесть, что шестеро членов семьи были в трудоспособном возрасте, но если учитывать, что свыше 50% колумбийцев живет всего на 2 доллара в день, это была приличная сумма.

В ноябре 1998 года президент Андреас Пастрана, в надежде вдохнуть жизнь в затухающий процесс мирных переговоров с колумбийскими партизанами, пошел на чрезвычайные меры: он приказал армии и полиции покинуть обширные районы страны (по площади примерно равные Швейцарии) в провинциях Мета и Какуэта. В результате РВСК получили полный контроль над так называемой деспехой («освобожденные земли»), – сюда попала большая часть Макарена, а также земля семьи Кастильо.

Многие колумбийцы впоследствии резко осуждали Пастрану за создание деспехи, не без оснований утверждая, что этот шаг позволил РВСК укрепить свои вооруженные формирования. Они указывали, кроме того, что перемирие не убедило партизан отказаться от своего излюбленного занятия – похищения людей, которое преследовало финансовые или политические цели. В 2002 году, готовясь уступить свой пост Альваро Урибе, Пастрана объявил об отмене этого соглашения и предостерег РВСК, что правительство намеревается восстановить свой суверенитет над деспехой при помощи силы.

Для семейства Кастильо это были плохие новости. Пока режим деспехи был в силе, их бизнес процветал – РВСК их не трогали, если не считать сбора налогов, а на крушение рынка коки ничто не указывало. Но после того как в должность вступил президент Урибе, правительство заявило о своем намерении дать РВСК военный отпор и отвоевать у них Макарену. Сусанна Кастильо внезапно обнаружила, что оказалась на передовой линии жестокой войны.

«Когда коку начали искоренять вручную, РВСК стали куда более агрессивными, – поясняет Сандро Кальвани из ООН. – Мы впервые увидели, что партизаны защищают урожай так, словно кто-то покусился на их банковский сейф. Если бы кто-то решил прибрать к рукам мой пенсионный фонд, я бы тоже вел себя агрессивно. Урожаи Макарены были тем источником, из которого они финансировали свои операции».

«Весь 2005 год дела шли только хуже, – вспоминала Сусанна. – В феврале трое детей, игравших на поле, подорвались на мине». РВСК установили в этом регионе немало мин, когда колумбийская армия стала готовить наступление, – правительство США хотело увидеть какие-то результаты от тех миллиардов долларов, которые оно вбухало в программу искоренения коки и войну с РВСК. В политической воле для ведения войны недостатка не было, зато была юридическая проблема: Ла Макарена – это национальный парк, так что там строго воспрещен излюбленный метод, с помощью которого Вашингтон уничтожает коку, – опрыскивание плантаций глифосфатом, губительным гербицидом, который выпускает «Дау Кемикалс», а компания «Динкорп» распыляет на местности. Сколько уникальной флоры и фауны Ла Макарены погибло бы в этом случае вместе с кокой?

Вместо этого президент Урибе объявил о другом плане, «Зеленая Колумбия», предполагавшем посылку сотен крестьян под защитой солдат для искоренения плантаций коки (что в любом случае является более эффективным способом уничтожения растений, чем опыление). Для РВСК это стало огромной проблемой: правительство не только собиралось вторгнуться на их территорию, но и в буквальном смысле вырвать с корнем источники их доходов.

«Было около половины шестого утра – мы тогда как раз вставали, – когда прямо над нашими головами стала раздаваться оглушительная пальба, – так описывала Сусанна утро 27 декабря 2005 года, когда отряд партизан РВСК в 400 человек напал из засады на солдат, прикрывавших операцию по уничтожению коки. – Мы тут же попадали на пол и спрятались под кроватями. Стрельба продолжалась два часа, и мы неподвижно лежали там». Семья Кастильо, оказавшись в ловушке в собственной деревне, вместе со своим соседом попыталась укрыться неподалеку от места боя, где они и провели три дня. Потом они присоединились к потоку людей, которые лишились всего и оказались в Сьюдад-Боливаре. Сусанна понимает, что ее шансы вернуться на свою ферму минимальны, если вообще еще остаются: сейчас она живет не там, а в двух тесных комнатушках, вместе с мужем и пятерыми взрослыми сыновьями, и в дневное время учится заполнять анкеты.

По крайней мере, Сусанна и ее семья смогли уцелеть. Солдатам колумбийской армии повезло меньше: 29 из них были убиты в тот день, отмеченный самым кровавым нападением РВСК в 2005 году, что еще раз доказывает: несмотря на всю военную помощь, которую Конгресс США подал на блюдечке правительству президента Урибе в виде плана «Колумбия», у властей недостаточно средств, чтобы нанести партизанам поражение.

Кровавые бойни вроде той, что случилась в Ла Макарене, имеют для местных жителей опасные последствия. РВСК применяет известную партизанскую тактику: проведя успешное нападение, вроде того, которое они устроили 27 декабря 2005 года, они отступают и начинают готовить следующее внезапное нападение, позволяя вооруженным силам снова обрести шаткий контроль над той или иной территорией.

Впрочем, очень часто вслед за военными приходят угрожающего вида отряды вооруженных людей в масках. Это вооруженные формирования повстанцев, или «отряды самообороны» (autodefensa). Как и РВСК, они далеко не добряки. Прошло всего несколько дней после кровавой перестрелки в Макарене, и повстанцы образовали авангард, который стал прочесывать район в поисках гражданских лиц, которых они подозревали в сотрудничестве с РВСК.

В начале апреля 2006 года двадцатишестилетний Элиадес Пачон, его жена и двое маленьких детей ехали в автобусе из города Виста-Эрмоза на юг, в Пуэрто-Рико, на самой окраине национального парка Ла Макарена. Не доезжая несколько километров до деревни Мату-Бамбу, трясущийся на ходу автобус миновал один из армейских пропускных пунктов, которые после убийств 27 сентября множились в этом районе, как грибы. Однако в самой деревне автобус снова остановили – на этот раз люди в незнакомой военной одежде. Они приказали всем покинуть автобус, после чего мужчина в маске зачитал список из нескольких имен, назван и Пачона. «У них был список людей, самый настоящий список, и, похоже, по нему они и сортировали пассажиров, – говорит Дженет, сестра Элиадеса. – Они назвали еще несколько человек, в том числе парня, который сидел рядом с моим братом и тоже был одет в синий свитер, но человек в маске крикнул: «Нет, не его! Взять того, кто с ребенком». Он отдал ребенка своей жене и пошел с мужчиной, который его назвал. Они повели его не туда, куда погнали первую группу, а к реке».

На этих словах симпатичное, светлое лицо Дженет стала затуманивать печаль. Я считал, что она, будучи новоиспеченным сотрудником неправительственной организации, собиралась обрисовать мне в общих чертах положение, в котором оказались беженцы. Ее личная история полностью застала меня врасплох, но вместе со мной ее слушали мои колумбийские друзья. По мере того как ее рассказ становился все ужаснее, все присутствовавшие закусили губу, стараясь сдерживать слезы. «Мой брат сказал: «Не убивайте меня – я отдам вам все, что хотите, только, пожалуйста, не убивайте меня!» Пока он просил сохранить ему жизнь, человек, вызвавший его, взял у другого боевика автомат и четырежды выстрелил ему в лицо».

Дженет Пачон – пережившая террор.

Когда раздались выстрелы, невестка Дженет стала упрашивать главаря повстанцев разрешить ей взглянуть на тело ее мужа. Техефе ответил ей: «Если хочешь смерти, можешь присоединиться к своему мужу. Я бы на твоем месте остался тут и присмотрел за детьми». Элиадес стал одной из четырех жертв, убитых в тот день в Мату-Бамбу – это был один из нескольких расстрелов гражданских лиц, которые последовали вслед за убийствами, совершенными в декабре РВСК.

И Элиадес, и Дженет были членами местных Комитетов, которые управляли городами и деревнями в отсутствие любой другой власти. Именно поэтому их считали людьми, которые могут сочувствовать РВСК. Эта местность лежит на линии боевых действий, разделяющей деспеху, которую контролируют РВСК, и территорию, которую контролирует правительство. Дженет уверяет меня, что Комитеты существуют исключительно для того, чтобы обеспечить действие минимально необходимых общественных услуг в этой местности, не знающей закона. Эта двадцативосьмилетняя женщина не слишком похожа не революционерку. Дженет – мать-одиночка, которая растит двоих детей, работая в Пуэрто-Рико менеджером винного магазина и официанткой в кафе-бильярдной. «В этом краю очень много разных группировок, очень много боев и очень много стычек с гражданскими. Через три дома от нашего в перестрелке с людьми из РВСК погиб солдат. Гражданские просто похватали своих детей и спрятались под кроватями. Нам некуда идти, и мы ни от кого не получаем поддержки – мы совершенно беззащитны».

Дженет сумела скрыться от повстанцев, которые выследили ее брата, и забрала двух своих детей в Боготу, где в качестве добровольца занимается оказанием помощи другим беженцам из Ла Макарены, находя для них какое-нибудь жилье в столице. Кроме того, она ведет собственную, явно тщетную войну, стремясь узнать имена убийц своего брата.

Когда президент Урибе пообещал президенту Джорджу Бушу, что удвоит усилия, направленные на пресечение кокаинового трафика, он столкнулся с проблемой, которая стояла острее всех остальных – а именно с повстанцами. Этот свободный альянс вооружившихся убийц, исповедующих крайне правые взгляды, действует главным образом в качестве вооруженных сил наркокартелей. Однако, учитывая их тесные личные и идеологические связи с влиятельными структурами колумбийской армии, а также то, что они играют существенную роль в войне с РВСК, повстанцы уже давно действуют безнаказанно и пользуются неприкосновенностью в силу той роли, которую играют в наркоторговле.

«Отряды аутодефенсы не враждуют с правительством, – говорит Сандро Кальвани, глава офиса ооновского ведомства по борьбе с наркотиками в Боготе. – Они никогда не нападают на силы правительства. Напротив, они воюют с террористами, они защищают народ. Они насаждают закон и порядок. В стране можно найти множество мест, где полицейские сидят с повстанцами за пивом – никакой вражды между ними нет».

В районах наподобие Чоко, на северо-западе Колумбии, повстанцы «вычищали» целые деревни и города, стремясь тем самым заполучить дешевую землю, где они могли не только выращивать коку, но и устраивать обширные пальмовые плантации, чтобы зарабатывать на растущем мировом (и особенно американском) рынке пальмового масла. Эти деревни выглядят столь же жалкими, как и те, что я видел во время войны в Югославии: крестьяне покидали их в спешке, иногда посреди обеда, а некоторые жилища повстанцы ровняли с землей, заставляя деревенских жителей присоединяться к армии колумбийских беженцев.

Вся тяжесть проблем, с которыми столкнулся президент Урибе, стала очевидна осенью 2005 года, когда из секретных аудиозаписей стало известно, что шеф DAS, тайной полиции Колумбии, торговал сведениями с одной из особенно зловещих повстанческих группировок. Глава DAS вместе со своим заместителем был принужден уйти в отставку, однако президент бурно отрицал свою причастность к инциденту. Еще DAS обвиняют в том, что у нее имелся особый фонд для подкупа вооруженных группировок (деньги обеспечивали американские налогоплательщики в рамках плана «Колумбия»), которые были не только повинны в убийствах гражданского населения и профсоюзных активистов, но и выращивали коку и производили кокаин, который затем продавали в Соединенных Штатах.

С тех пор как военные стали получать деньги по плану «Колумбия», американское Управление по борьбе с наркотиками и некоторые из республиканцев в Конгрессе стали оказывать давление на президента Урибе, добиваясь ареста лидеров повстанцев и их экстрадиции в США. Президент, и без того увязший в войне с РВСК, заверял, что у него попросту не хватит ресурсов, чтобы взяться еще за одного врага – вооруженного, желающего драться противника численностью в 30 тыс. человек, особенно такого, который неразрывно связан с армией.

Решением, которое Урибе предложил для проблемы повстанцев, стал Закон о правосудии и мире. Если говорить коротко, то по этому закону правые повстанцы обязывались сложить оружие, а их лидеры – сдаться колумбийскому правосудию, однако с гарантией, что их не выдадут Америке. Несколько тысяч повстанцев действительно сложили оружие и ушли из сельской глубинки – но, по данным сотрудников ООН из пригородов Боготы, лишь затем, чтобы основать новые преступные организации в трущобах крупных городов страны, где быстро создали разветвленные сети для торговли наркотиками.