Текст книги "Теневые владыки. Кто управляет миром"

В мире законных компьютерных технологий определенные области тяготеют к конкретным географическим регионам. Например, Скандинавия уже долгие годы лидирует в области технологий для мобильных телефонов, а ведущими центрами биотехнологий являются Калифорния, Тулуза и Мюнхен. Подобная централизация отраслей может быть вызвана целым букетом факторов: близостью ультрасовременных научно-исследовательских институтов, налоговым стимулированием и прочими мерами государственной политики (местного и национального характера), существенными финансовыми и бытовыми преимуществами для сотрудников компаний и даже счастливыми озарениями.

Локализация электронной преступности является результатом не менее сложного смешения обстоятельств. Для нее необходимы несколько предпосылок, но главную роль играют следующие три: высокий уровень бедности и безработицы, высокие стандарты базового образования для большинства населения и выраженное присутствие более традиционных разновидностей организованной преступности.

Никто не удовлетворяет этим условиям лучше, чем так называемые «страны БРИК»: Бразилия, Россия, Индия и Китай. Эти страны являются лидерами в области новых рынков и «вторым эшелоном» мирового влияния после «большой восьмерки» (Россия, впрочем, в политическом отношении принадлежит к обеим категориям). Южно-Африканская Республика считается «запасным игроком» у стран БРИК, поскольку, хотя она и является региональным лидером, по масштабу экономики она не дотягивает до этой четверки. Кроме того, центром киберпреступности она не стала по причине того, что стандартам образования в ЮАР еще предстоит восполнить тот урон, который нанес им апартеид.

Бразилия же, напротив, почти идеально отвечает всем условиям. Даже в фавеллах[35]35
  Фавеллы – трущобы крупных бразильских городов. – Примеч. перев.


[Закрыть] доступ к компьютерам и Интернету уверенно улучшается благодаря различным программам правительства и общественных организаций. Бразилия хорошо известна своим высоким уровнем преступности и демонстрирует социальное неравенство и напряженность, которые роднят ее с ЮАР и Колумбией. Иностранцам здесь рекомендуют бдительно присматривать за своими бумажниками и не сопротивляться, если на них напал грабитель, вооруженный ножом или пистолетом. В фавеллах Рио-де-Жанейро и других крупных городов отчаянная нищета перемешивается с наркоманией, оружием и насилием – и все это пребывает менее чем в миле от роскошных домов, высящихся над пляжами Ипанемы и Копакабаны. Именно эта пропасть, разделяющая общество, является основным стимулом для исключительно мощной бразильской преступности, которую с такой пугающей точностью описал Пауло Линс. В своем романе «Город Бога» он описывает жизнь в одноименном мрачном пригороде на западе Рио, власти которого в 1960-х годах выманили будущих обитателей Города Бога из центра самого развеселого южноамериканского города лживыми обещаниями улучшения уровня жизни. Одноименный фильм Фернандо Мейреллеса, удостоенный Оскара, так ярко рассказывает о насилии и отчаянной жизни фавеллы, масла в огонь которой подливают расовые конфликты и наркоторговля, что кровь стынет в жилах.

В фавеллах Рио появились некоторые из лучших документальных фильмов в мире, что свидетельствует об открытости их культуры. Из всех стран, которые я посетил, Бразилия оказалась единственной, где ни один человек не попросил меня выключить диктофон, когда я брал интервью. Бразильцы отчаянно любят общаться (если не верите, взгляните на «Оркут», бразильский аналог сайта Myspace.com), поэтому здесь – особенно в Рио – легко за короткое время получить массу сведений о стране (и о светлых, и о темных сторонах ее жизни).

Однако за последнее десятилетие Рио затмил Сан-Паулу, превратившийся в эпицентр экономического рывка и неконтролируемого роста организованной преступности. Подлетая со стороны Атлантики к аэропорту Сан-Паулу, находящемуся на западе города, получаешь неизгладимое впечатление. Это даже не город, а мегаполис с населением в 20 млн. человек, который сверху выглядит, словно целая цивилизация, выстроенная из «Лего» и простирающаяся за горизонт. Однако Сан-Паулу не похож на Чикаго, Йоханнесбург или даже Лондон, где небоскребы плотно скучились в центре, окруженные расползающейся во все стороны застройкой. Небоскребы появляются здесь на окраинах города и не прекращают свое шествие, так что фавеллам практически приходится отвоевывать себе место среди них.

Сила экономического притяжения собирает здесь мигрантов не только из бедных северо-восточных и центрально-западных районов страны, но и со всей Южной Америки и других континентов, а из Сан-Паулу бьет мощный фонтан товаров и услуг, по адресу которого так презрительно фыркают «кариокас» (жители Рио). («Паулистас» обдают их ответным презрением за то, что «кариокас» считают, будто главная цель жизни состоит в погоне за наслаждениями.)

Несмотря на леденящие кровь предупреждения касательно уличной преступности, центр Сан-Паулу, обслуживаемый двумя превосходными системами метрополитена, оставляет ощущение такой же безопасности и современности, как и центр Мадрида. Рассадником преступности город никоим образом не выглядит.

Однако бурлящий водоворот мегаполиса окружает система тюрем, которые относятся к числу наиболее переполненных в мире. Условия содержания заключенных бесчеловечны, а тихая война между заключенными и охраной и между группами заключенных не прекращается никогда. Через два дня после того, как в мае 2006 года я впервые попал в Южную Америку, эти тюрьмы вздрогнули от вспышки насилия – по одному условному сигналу. Восстание группировки Primeiro Comando da Capital («Первая столичная команда») или PCC (ПСК) потрясало исключительной жестокостью, которая выплеснулась с ним наружу.

Группировка «Первая столичная команда» была основана в 1993 году громилой по прозвищу Желайю («Большой Студень») и относится к числу самых крупных, самых непредсказуемых и самых опасных организованных преступных синдикатов мира. Она способна мобилизовать тысячи своих членов, томящихся в ветшающих тюрьмах Бразилии. Лидеры заключенных имеют доступ к деньгам, с помощью которых могут подкупать и «привлекать на службу» охранников, которые обеспечивают им всевозможные привилегии и, что важнее всего, поставляют мобильные телефоны, – сотрудники тюрем разрешают держать их в камерах, получив мзду в размере 300 долларов.

Лидеры группировки, агрессивные и избалованные всеми благами, простирают щупальца ПСК в самую глубину фавелл, превращая трущобы в тренировочные лагеря для смертельно опасных бойцов наркомафии. В отличие от других крупных организованных преступных группировок, эта не стремится расширяться за пределами страны, да и избегать столкновений с полицейскими и детективами любой ценой тоже не стремится – даже напротив, периодически идет на яростные конфликты с ними. Самая решительная и длительная попытка такого конфликта имела место в середине мая 2006 года.

Первоначально жители Сан-Паулу, похоже, проигнорировали майские события, посчитав их незначительной вспышкой агрессии люмпенов. Однако уже в первую ночь волнений «Первая столичная команда» продемонстрировала ту силу, которую набрала за тринадцать лет. Ее члены вырвались на улицы города и принялись расправляться с полицейскими и их знакомыми из числа гражданских лиц. Опасность грозила всем: патрулям на машинах, свободным от службы полицейским, которые вышли пообедать, высокопоставленным чинам полиции, решившим промочить горло в баре. ПСК явно была передана важная информация, которую они реализовали самым безжалостным образом, пройдясь по городу кровавым парадом с мачете, автоматами и молотками в руках. Они сожгли несколько десятков автобусов и машин и опрокидывали дорожные заграждения.

Громившие город преступники заполонили многочисленные районы, богатые и бедные, наводя особенный ужас на первые из них, незнакомые с повседневным насилием, к которому вторые уже привыкли.

Убитые ПСК в Сан-Паулу.

На следующий день не знавший покоя мегаполис будто вымер: его трудолюбивые жители укрывались в своих домах. Работники Сан-Паулу не собирались рисковать настолько, чтобы передвигаться в уязвимом городском общественном транспорте.

Вскоре представители «Первой столичной команды» стали регулярно связываться со средствами массовой информации, озвучивая причины своего восстания с помощью сплошных клише из лексикона о защите прав человека – по словам заключенных, им нужно было привлечь внимание к своему бедственному положению. Но их оправдания были изрядно скомпрометированы зверскими поступками, и следующие несколько дней многочисленные сотрудники прокуратуры и детективы, с которыми я разговаривал, заявляли мне одно и то же: «Это вызов полиции: они хотят показать нам, какими стали сильными и что мы должны теперь каждый раз с ними договариваться». Элизеу Эклер Тейшейра-Боржес, командующий бразильской военной полицией, был еще откровеннее, когда заявил на пресс-конференции: «Это война, и мы не собираемся отступать. Будет еще больше убитых».

Правда, он не упомянул, что на сей раз настал черед полиции убивать. После бойни первых дней, обернувшейся ста смертями, полиция в ответ убила за следующие два месяца почти в пять раз больше, и полицейские, так же как и уголовники, были не слишком разборчивы в отношении убиваемых. Уже начинало казаться, что та риторика в духе Кумбайи[36]36
  «Кумбайя» – искаженное негритянское «Come by here», т. е. «Приди, Господи» – название популярного у американских негров церковного гимна; ироническое обозначение пустого и фальшивого социального протеста, обычно среди расовых меньшинств. – Примеч. перев.


[Закрыть], к которой прибегали представители ПСК, была не так уж и фальшива.

Дремлющая агрессия уголовников готова проснуться куда быстрее, чем в Европе и Азии. В Москве или Пекине настолько военизированная преступная организация, имеющая и волю, и возможности для противодействия властям, просто немыслима.

Едва ли я мог найти более знающего гида по закоулкам обширного криминального ландшафта Бразилии, чем Уолтер Майерович, судья и бывший глава Национального управления по борьбе с наркотиками Бразилии, самый уважаемый специалист по бразильской организованной преступности. Короткими фразами, в которых не было недостатка в точных фактах, он обрисовал мне различные факторы, которые, по его мнению, сделали возможным превращение страны в важный центр транснациональных криминальных операций. (В частности, благодаря им Бразилия стала связующим звеном между рынками и регионами-производителями юга Европы, Западной Африки и Северной и Южной Америк.) События мая 2006 года он называет не больше и не меньше как «объявлением войны штату Сан-Паулу… ПСК, подобно террористическим организациям фундаменталистов и мафии, устраивает нападения, после чего прячется, создавая у властей ложное ощущение безопасности». Причины этого кризиса кроются в том, что Майерович называет «нечеловеческими условиями содержания», сохраняющимися в бразильских тюрьмах, но тем не менее он встревожен неспособностью государства противостоять ПСК, растущей, как раковая опухоль.

Реакция политиков на вызов, брошенный в мае 2006 года «Первой столичной командой», проливает свет на одну фундаментальную слабость бразильского государства, позволяющую понять, почему в 90-е годы страна превратилась в прибежище транснациональных преступных синдикатов. Едва ПСК вышла на улицы, правительство президента Лулы предложило послать на усмирение заключенных армию. Но губернатор штата Сан-Паулу, который был в оппозиции, отказался от предложения, назвав его провокацией и утверждая, что силы, которыми он располагает, сами отлично могут решить проблему. Трудно было избежать впечатления, что и федеральные власти, и власти штата были заинтересованы не столько в разрешении кризиса, сколько в наборе политических очков.

Уолтер Майерович, кроме того, заметил мне, что Бразилия страдает от такой проблемы, как полицейские междоусобицы (она часто является бичом федеральных государств). Вражда и зависть, которыми пропитаны отношения между полициями штатов, федеральной полицией, военной полицией (находящейся под управлением гражданских лиц) и Сил специального назначения, причиняют делу вред. «В США между такими федеральными ведомствами, как Управление по борьбе с наркотиками, ЦРУ и ФБР, постоянно возникают трения, – поясняет Майерович, – но это, во всяком случае, показывает, что на каком-то уровне они взаимодействуют друг с другом. А в нашей бразильской федеральной системе никаких конфликтов нет, потому что федеральные ведомства и ведомства штатов вообще не связаны никакими контактами. И уж, конечно, на такие крайности, как обмен информацией, они не пойдут», – добавляет он, пожимая плечами.

Рост «Первой столичной команды» и ее клонов, таких, как «Красная команда» из Рио, Майерович приписывает в первую очередь тем прибылям, которые приносит им наркоторговля. Сам он был настоящим бичом огромных транснациональных синдикатов, которые в 1980—1990 годах сделали Бразилию своим домом. Тем не менее он утверждает, что «война с наркотиками – фарс… И все говорит о том, что Лула, наш президент, будет следовать в кильватере американской политики запрета наркотиков. Однако появились признаки того, что Европа продолжает дистанцироваться от Конвенций ООН, в которых проводится линия американцев. А стратегия снижения потребления наркотиков в США, которые являются самым большим их рынком, – это тупик».

Если большую часть своего кокаина колумбийцы направляют в США через Мексику и страны Карибского бассейна, то их поставки в Европу (через Западную, а затем и Южную Африку) осуществляются через Бразилию. Рост этого наркотрафика стимулировался наличием у Бразилии самой крупной в Латинской Америке химической промышленности, благодаря чему наркоторговцам нет нужды ввозить в страну важные исходные химикаты для превращения кокаиновой пасты в порошок (что приходится делать их коллегам в Колумбии, Перу и Боливии). Однако, по словам Майеровича, преступникам облегчают жизнь характерные слабости бразильской системы правопорядка, а также коррупция, глубоко укоренившаяся в судебной и политической системе.

Майерович, похожий на сову человек с негромкой речью, впервые прославился в начале 80-х годов, когда помогал Джованни Фальконе в его успешных попытках разыскать беглых мафиози, скрывавшихся от итальянского правосудия. Эти двое совместными усилиями убедили Томмазо Бушетту возвратиться в Италию и стать свидетелем обвинения на так называемом «макси-суде» куполы, тайного «совета директоров» сицилийской мафии. Его показания в итоге позволили осудить в январе 1982 года около 350 высокопоставленных мафиози.

Фальконе и его товарищ по судейскому цеху Паоло Борселлино – титаны антимафиозной борьбы мирового масштаба. Вскоре после того, как в 1992 году был подтвержден приговор «макси-суда», они были убиты в Сицилии с разницей в два месяца; их гибель потрясла Италию и в конечном итоге опрокинула ее старую политическую верхушку. Оба они работали, исходя из того предположения (совершенно справедливого), что крупнейшие фигуры сицилийской мафии пользовались защитой высоких политических сфер Рима.

Майерович вспоминал свои обеды с Фальконе и то, как они собирались защитить великого pentito (кающегося грешника) Бушетту от убийства или самоубийства. (Тому чуть было не удалось покончить с собой прямо на глазах у бразильского судьи.) Сначала Майерович вспоминает своего покойного итальянского друга с улыбкой, но вскоре уже безмолвно плачет – совершенно уместная дань уважения Фальконе, личное обаяние которого вкупе с его преданностью делу правосудия перед лицом противодействовавшей ему коррумпированной элиты Рима сделали его народным героем во всей Италии, да и среди борцов с преступностью в других странах. (Именем Фальконе Майерович назвал свой Институт изучения организованной преступности.)

Дело Бушетты было, возможно, величайшим успехом за всю историю бразильских сил закона и порядка. Его экстрадиция запустила цепочку событий, кульминацией которой стал «макси-суд» и убийство Борселлино и Фальконе. Преступления мафии и две этих смерти вызвали в народе такую волну ненависти, что сицилийская мафия с тех пор отступала по всем фронтам. (К сожалению, нельзя сказать того же о ее преступных сородичах – группировках «Ндрангета», «Каморра» и «Сакра Корона Унита».) Но хотя Майерович и помог нанести тяжелейший удар по мафии в Италии, арест Бушетты слабо сказался на международной деятельности зарубежных филиалов мафии, в том числе и в Бразилии. Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу, наряду с Монреалем, приютили самые могущественные мафиозные синдикаты по отмыванию денег и экспорту, созданные и управляемые двумя семьями, тесно породнившимися благодаря узам брака – кланами Кунтрера и Куарана, которых называют Ротшильдами мафии.

По иронии судьбы, оба семейства бежали с Сицилии в начале 60-х годов, спасаясь от междоусобных мафиозных войн в Бразилии, где была военная диктатура и существовали идеальные условия для того, чтобы эти семьи могли развернуть свой бизнес.

Но они сделали еще более ловкий ход, проникнув в 80-х годах на Арубу, полусвободное нидерландское колониальное владение у берегов Венесуэлы. Аруба прославилась как личный остров мафии. «Здесь продается великолепная стиральная машина – торговой марки «Аруба», – предупреждал один из отчаявшихся министров правительства парламент Арубы. – Машина эта совместного производства Арубы и Колумбии, модель называется «Картель». Торговая марка отлично известна своей идеальной работой в Европе и США. Ее рекомендуют вам бывшие министры, парламентарии, владельцы казино и супермаркетов, производители косметики и импортеры автомобилей и аккумуляторов. Эта стиральная машина отлично подойдет всякому, кто в мгновение ока необъяснимым образом разбогател».

Именно на Арубе, благодаря любезности клана Кунтрера-Куарана, картели Медельинский и Кали проводили переговоры с московскими «солнцевскими», с болгарскими наркоторговцами и, разумеется, с бесчисленными наркодельцами Карибского бассейна и Центральной Америки, обсуждая глобальную экспансию кокаина, ставшую реальностью в 1990-х годах.

Некоторые из старших членов этого семейства были арестованы в Канаде, а другие – в Венесуэле и в итоге были депортированы в Италию. Но величественный старик, которому перевалило за восемьдесят, автор всего преступного замысла, по-прежнему спокойно живет в двух шагах от пляжа Копакабана в Рио.

Майерович рассказывает мне подлинно эпическую историю. И через все его повествование красной нитью проходит мысль о борьбе невероятного бразильского жизнелюбия и энергичности с опорочившими себя ведомствами; в нем звучит сага о стране, народ которой искренне гордится своими достижениями, но страшно зол на несправедливость и коррупцию, с которыми ежедневно сталкивается. Например, никогда не следует недооценивать ту социальную сплоченность, которую бразильцы черпают из своего статуса самой одаренной футбольной нации мира. Долгие годы это компенсировало стране то, что она вынуждена была жить в тени Аргентины. Но сейчас Бразилия затмила всех своих южных соседей, став главной экономикой Латинской Америки. Впрочем, несмотря на растущее благосостояние страны, город Сан-Паулу, мощное сердце ее экономики, одна из самых могущественных и бесконтрольных преступных группировок мира может поставить на колени за несколько часов. Справиться с «Первой столичной командой» и ее сообщниками – более чем трудная задача для большинства полиций (даже таких, которые хорошо организованы).

В Сан-Паулу, Рио и прочих местах Бразилии полицейские и прокуроры, с которыми я говорил, были преданными делу, умными и очень трудолюбивыми людьми. Однако их способность к действию ограничивалась глубоко укоренившимися традициями иерархии и авторитаризма. Заметны признаки того, что ситуация вскоре изменится, но когда дело доходит до сдерживания преступности в транснациональном масштабе, которая проникает за границы страны, у бразильской полиции просто не хватает ресурсов для подобных операций. Описывая тот нескончаемый кризис, который охватил судебную и полицейскую системы Бразилии, Майерович сравнивает бразильскую преступность с гидрой – у нее отрубают голову, а взамен вырастают две новых. Я попросил его привести пример. На мгновение он смолк, а затем произнес всего три слова: «Лао Кин Чон».

Капитан полиции Протогенес Куэрос на этот раз собирался действовать наверняка. В конце мая он отправил свой специальный отряд в Сан-Паулу – инкогнито. Генеральный директор Федеральной полиции Бразилии лично выбрал его для нанесения завершающего удара в операции «Сёгун» (между собой команда федералов называла операцию «Гатинью» – «котенок»). Заблаговременное оповещение о предстоящих рейдах полиции Сан-Паулу было самым простым способом пустить тщательно продуманный план коту под хвост.

«Первые пять офицеров прибыли заранее, – это были члены Подразделения тактических операций Федеральной полиции, нашей специальной команды, – вспоминал этот вежливый, но решительный полицейский начальник. – Любой прилетевший самолет мог бы вызвать подозрение у полиции Сан-Паулу. Поэтому мои сотрудники придумали легенду: на одного из них надели наручники, и все выглядело как простой перевод заключенного. Чтобы гарантировать секретность предстоящей операции, капитан Куэрос послеживал за полицией Сан-Паулу. Директор аэропорта позвонил местному начальнику полиции и уведомил его: «Прибывает самолет из Бразилиа, с сотрудниками федеральной полиции». – «Сколько их?» – «Четверо, с ними заключенный». Удача – трюк сработал!»

Ранее в том же году к главе Комитета по парламентским расследованиям обратился некий коммерческий агент из Сан-Паулу – по вопросу о бурно растущем бразильском интеллектуальном пиратстве. Этот агент пояснил, что его партнер Лао Кин Чон, натурализовавшийся в Бразилии китаец сорока с небольшим лет, заинтересован в том, чтобы помочь сенатору справиться с этой трудной проблемой. Большим сюрпризом это не стало, поскольку именно деятельностью Лао это расследование главным образом и занималось. А «помощь», которую предлагал этот агент, должна была способствовать отнюдь не расследованию – в действительности это была очень крупная взятка. Сенатор согласил встретиться с Лао, но заодно уведомил обо всем Федеральную полицию.

Главная улица Ифигении, района в Сан-Паулу, наглядно показывает, насколько доступными для потребителя стали контрафактные товары. Перед магазинами стоят щиты с пришпиленными к ним обложками компакт-дисков, которыми торгуют молодые продавцы: в мире нет такой программы, которая бы у них не продавалась (все до одной – пиратские), так что я могу купить за два доллара копию ожидающей выхода операционной системы Windows Vista задолго до того, как она появится на легальном рынке. Продавец, воодушевленный моим интересом, начинает скандировать на португальском: «Не будь рабом американцев, будь патриотом и покупай подделки!» Этот торговый антиамериканизм помогает торговле подделками в Бразилии – да и во всей Латинской Америке – заручаться народной поддержкой. Ни один из бразильцев, с которыми я беседовал, не считает ее безнравственной, если не считать полицейских и юристов, ведущих борьбу с пиратством. Через несколько минут после того, как я делаю покупку, эффективная система дозорных оповещает уличных торговцев о том, что улицы прочесывают двое полицейских. За несколько секунд они сворачивают свои прилавки и растворяются в колышущейся толпе, стремящейся попасть в торговый центр. В этом центре можно приобрести электронную технику – любую, какую вы можете себе представить: камеры, плееры, ноутбуки, настоящие «Сони» и фальшивые «Самсунги», которые беспорядочно нагромождены друг на друга. Продавцы выкликают: «Друг, друг, купи, пожалуйста, – очень дешево!» Они специализируются на сплошь поддельном товаре: клавиатуры «Майкрософт» производит какая-то Krown Electronics, а телевизоры с плоским экраном – некая фирма Semsin. Однако все эти вещи объединяет одна общая черта: надпись «Сделано в Китае».

Исмаэл, продавец ливанского происхождения (ливанцев в Южной Америке много), рассказывает, что эти товары поступают в страну через три пункта: через границу с Боливией в центральном штате Мату-Гроссу, через северо-восточный порт Натал и, что важнее всего, через легендарный Сьюдад-дель-Эсте, бандитскую столицу Парагвая, которая, как подозревает американская разведка, является центром деятельности «Аль-Каиды». Город этот расположен неподалеку от Бразилии и Аргентины, в так называемом «районе трех границ». «Львиная доля товаров Лао поступала в Сан-Паулу через Сьюдад, – объясняет Педро Барбоза, прокурор штата Сан-Паулу, который занимается делом Лао. – И этих товаров было много». Сотрудничество с парагвайскими властями не обходилось без проблем. «Не следует забывать, что 60% ежегодных доходов Сьюдада поступает от контрабанды, – продолжал Барбоза. – У нас был один контакт, с которым мы держали связь, но в целом Парагвай ненадежен в сотрудничестве».

Барбоза пояснил, что раньше уже было предпринято несколько попыток арестовать Лао, но все они провалились – «именно поэтому Протогенес Куэрос никому не сказал о том, что он задумал на то утро». Лао Кин Чон стал сколачивать свою громадную империю с торговыми центрами на Авеню 25 марта в качестве форпостов в начале 90-х годов. Он ввозил в Бразилию все подряд, платил мизерные налоги (если вообще платил) и грубо попирал все международные законы об авторском праве. Большинство патентов и прав на эту интеллектуальную собственность принадлежало американцам и американским компаниям, поэтому американское правительство взялось за дело всерьез и надавило на Бразилию и другие государства-нарушители, чтобы те как-то боролись с пиратством. Через несколько дней после ареста Лао Джек Валенти, глава Американской Кинематографической Ассоциации, осудил ситуацию с пиратством в Бразилии как «чудовищную». Выступая на сенатских слушаниях в Вашингтоне, он также назвал арест Лао Кин Чона «одним из светлых моментов», заявив, что в Бразилии «каждая третья кассета или DVD-диск – пиратские. Компании, входящие в Ассоциацию, ежегодно теряют из-за пиратства в Бразилии около 120 миллионов долларов… Даже в тех ситуациях, когда полиция была уполномочена проводить рейды, менее одного процента из них заканчивались осуждением виновных».

Сам Лао никогда ни в чем не признавался, отрицая любые обвинения и комментируя своей арест одним-единственным предложением: «Это дурная шутка». Однако он никак не мог обойти тот факт, что его коммерческий агент предложил сенатору 1,5 млн. долларов. Не мог он отрицать и видеозапись, доказывавшую, что его агент принес сенатору первый «взнос» в размере 75 тыс. долларов, чтобы тот взамен посодействовал с назначением нового шефа полиции Сан-Паулу. Когда Лао был взят под стражу по обвинениям в даче взятки и в воспрепятствовании правосудию, Федеральная полиция получила возможность расследовать все его деловые связи. Были арестованы некоторые его родственники, в том числе жена, и вскоре против Лао выдвинули уже новые обвинения – в пиратстве и контрабанде, а это гарантировало, что за решеткой он останется надолго.

Когда Лао Кин Чон был осужден в июле 2005 года за дачу взятки, Федеральная полиция и, в частности, Куэрос могли с полным основанием похвалить себя за проведение трудной и весьма рискованной операции. Лао стал самым влиятельным и преуспевающим бизнесменом из всех, что были когда-либо арестованы в Бразилии. Однако уже через несколько месяцев после того, как он получил первый срок, Роберто Порту, следователь из Отдела по борьбе с китайской организованной преступностью полиции Сан-Паулу, заметил, что происходит что-то странное. «Большинство китайцев, которые работают на рынках Сан-Паулу, – нелегальные мигранты. Они никак не защищены, и идти в полицию – последнее, что придет им в голову. Китайцы думают, что, едва они сделают это, как их депортируют, – сказал он. – Поэтому Лао Кин Чон защищал их». В китайской диаспоре Сан-Паулу Лао был и государством, и полицией. «Когда Лао два года назад арестовали, – продолжал Порту, – все остались без защиты. Именно тогда обстановка среди китайцев Сан-Паулу резко накалилась».

Протогенес Куэрос – человек, который победил Лао Кин Чона.

Ведомство Порту заметило, что две группировки развязали борьбу за главенство. «Это были кантонские триады, Сун Йет Он, и их конкуренты из провинции Фуцзянь», – рассказывал он. Обе группировки стали напрямую укреплять свое влияние. «Обе, по всей видимости, присылали из Китая команды боевиков. Эти люди прибывали в Сьюдад, но оставались там всего несколько месяцев». За это время этот бандитский «спецназ» запугивал, угрожал, осуществлял нападения, а если было необходимо, то и убивал всех, кто не платил им за покровительство или вставал у них на пути. «Затем, выполнив свою работу, они возвращались обратно в Китай или бог знает куда еще. У нас попросту не было ни времени, ни ресурсов, чтобы их выслеживать». И Порту рассказывает, что случилось с одним из их немногочисленных осведомителей, которого настигли эти вымогатели: подробности слишком отвратительны, чтобы приводить их здесь, но ясно, что мучений осведомитель не перенес. «У нас нет сотрудников, говорящих по-китайски, – мы можем только нанимать переводчиков», – сокрушался Порту. Я смотрю на его спартанского стиля кабинет с неказистой кушеткой, истертым ковром и шелушащейся краской, и передо мной как на ладони открываются огромные проблемы, которые принес правоохранительным структурам охваченный глобализацией мир. Даже если бы полиция Бразилии была рационально организована, эта страна не может позволить себе средства и оборудование, необходимые, чтобы хотя бы отслеживать, какие люди и товары пересекают ее границы в обоих направлениях. Неуемное стремление торговать, продавать, покупать, делать деньги значительно превосходит возможности и развитых, и развивающихся стран по регулированию своей торговли, – да и установить во всем мире единые этические стандарты невозможно. Можно поносить коррупцию в развитом и развивающемся мире, однако стоит ли удивляться тому, что таможенники, полицейские, судьи, политики и бюрократы так часто подвергаются искушениям в эпоху, когда в мире, где миллиардеры гоняются в прибылью, половина людей живет менее чем на два доллара в день?

Роберто Порту, как я выяснил, столкнулся и с куда более серьезными проблемами: я спросил его, есть ли у него возможность сотрудничать с китайской полицией. «Я не уполномочен связываться с китайской полицией напрямую, – поясняет Порту, – поэтому я могу только обращаться в консульство Китая в Сан-Паулу». «А их дипломаты вам помогают?» – осведомляюсь я. «Они помогают преступникам, которых мы собираемся арестовать, – бесстрастным тоном отвечает он. – Мы просим помочь нам по какому-нибудь делу, а они быстро нанимают адвокатов для тех самых людей, которых мы преследуем».