Текст книги "Искусство порока"
Автор книги: Мишель Маркос
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Глава 23
– Дай посмотреть.
Атина села и взяла щепку из рук Маршалла. Она была не больше ее ногтя и имела форму орлиного клюва. Поверхность оказалась шершавой и без блеска. Если это и было золото, оно выглядело так, будто кто-то его пожевал и выплюнул.
– Смотри! – Он нашел еще одну щепку.
Атина положила золото на ладонь.
– Неужели оно настоящее?
– Я бы сказал, что эти два кусочка стоят около десяти фунтов.
– Десять фунтов? – изумилась она. – За эти две щепки?
Маршалл пошарил по дну.
– Мм. Получается, что твой клочок земли стоит гораздо больше, чем ты думала.
Атина закрыла глаза, мысленно расставляя по местам кусочки загадочной головоломки.
– Неудивительно, что мои родители хотели приобрести именно эту землю. Они, очевидно, знали, что здесь скрыто большое богатство. – Ее передернуло, но не столько от холода, сколько от воспоминания о гибели родителей. – Однако эти маленькие щепочки не пойдут мне на пользу, если я здесь умру от холода. Надо возвращаться в карету.
Маршалл нехотя согласился. Хотя солнце стояло высоко, холодный ветер с гор пробирал до костей.
Атина забралась в карету и закуталась в теплый шерстяной плед, лежавший на сиденье. А Маршалл взял под уздцы лошадей и повел их по поросшему травой месту между скал, чтобы они могли попастись. Он снял куртку, рубашку и жилет и повесил их сушиться на оглобли кареты.
– Снимай платье, – сказал он, заглядывая в окно кареты.
Она нахмурилась:
– Что значит – снимай?
– Если ты дашь мне свою одежду, я повешу ее сушиться.
Неожиданно Атина смутилась. Хотя они с Маршаллом уже занимались любовью, он ни разу не видел ее обнаженной, да еще среди бела дня. Все же она сняла жакет и платье. Скромность не позволила ей снять сорочку и корсет.
Спустя несколько минут он запрыгнул в карету. В руках у него была корзинка с провизией. Но Атина смотрела не на нее, а на великолепный обнаженный торс – гигантский треугольник великолепных мускулов, сужавшийся к тонкой талии.
– Такого холодного ветра я не помню с тех пор, как ко мне приезжала герцогиня Твиллингем.
Атина резко выдохнула.
– Чтобы настоять на возобновлении предложения Кельвина Бредертона?
– Да. Ты рассказывала ей о своем приданом здесь, в Шотландии?
Атина кивнула.
– Кто еще знал о Килдэроне?
Атина на секунду задумалась.
– Ну… дедушка. – Потом она начала пересчитывать по пальцам. – Эстер. Герцогиня Твиллингем. Кельвин Бредертон… и его родители. Не считая, конечно, моих родителей.
– Кто-нибудь из них знал, что здесь есть золото?
– Даже я не знала об этом. Уверена, что и дедушка тоже не знал, иначе он рассказал бы мне о нем. Кроме того, он с самого начала был против покупки этой земли и жаловался каждый раз, когда ему приходилось платить земельный налог.
– А Кельвин Бредертон?
Атина пожала плечами:
– Ты же сказал… если он хотел жениться на мне, то только из-за моего приданого.
– Думаю, что если он знал о золоте, он вряд ли расторг бы с тобой помолвку. Вспомни – он сказал твоему дедушке, что хочет жениться на ком-то другом. Я уверен, что он был бы более любезен, если бы знал, что он теряет. Мне совершенно ясно, что он захотел возобновить обручение по чьей-то подсказке.
– Герцогини Твиллингем? Она пыталась помочь мне с Кельвином. Она действовала в моих интересах.
– Может быть, она хотела, чтобы ты считала, что она действует в твоих интересах. Возможно, она задумала устроить этот брак с самого начала.
Нахмурившись, Атина вспомнила, как герцогиня предложила ей свою бескорыстную помощь в том, чтобы завоевать Кельвина Бредертона.
– Но какая ей выгода от нашего брака? После свадьбы с Кельвином мое приданое становилось бы собственностью Кельвина.
– И тем самым было бы проще передать его герцогине.
– Но зачем ему это понадобилось?
Маршалл откинулся на сиденье.
– Не знаю. Возможно, Бредертон чем-то обязан герцогине или они заключили сделку – после свадьбы он получает Килдэрон и продает его герцогине. Какова бы ни была причина, я считаю, что они договорились таким образом завладеть Килдэроном… еще до того, как герцогиня помогла тебе заполучить Кельвина.
Атина задумалась. Мысль о тайном сговоре смущала ее.
– Но каким образом герцогиня узнала о золоте?
– Не знаю, впрочем, это не имеет значения. Потому что сейчас выбор исключительно за тобой.
Он нагнулся, чтобы достать из корзинки хлеб и сыр, и она на мгновение увидела шрамы на его спине.
– Какой выбор?
– Ты можешь решить, что тебе делать дальше. В этих горах полно золота. Твое собственное сокровище. Когда ты начнешь добывать это золото, ты сразу разбогатеешь. – Он передал ей тарелку с нарезанным холодным мясом. – И станешь самой привлекательной особой на ярмарке невест. В конце концов, ты все еще свободная женщина. Ты можешь выйти замуж за Кельвина или за меня. – Он вынул пробку из бутылки вина и налил его в две глиняные кружки. – Ты можешь вообще не выходить замуж и оставить все богатство себе.
Атина взяла протянутую ей Маршаллом кружку и посмотрела ему в глаза.
– Зачем ты говоришь мне об этом?
– Я хочу жениться на тебе не потому, что заставил тебя принять мое предложение, а потому, что выбор за тобой. Я хочу знать, тот ли я мужчина, который тебе нужен.
Она отвернулась к окну кареты. За окном был огромный цветущий луг. Головки цветов качались под ветром, над ними летали жужжащие пчелы. Потом она увидела бабочку, не очень уверенно машущую крыльями, но, очевидно знающую, в каком цветке она найдет самый сладкий нектар.
Атина повернулась к Маршаллу, который явно замер в ожидании. Не было никакой бравады, никакого притворства. Только еле заметное учащенное дыхание.
– Кельвин был первым мужчиной, которого я полюбила. Он мужчина моей мечты.
Маршалл вдохнул. Его взгляд упал на нетронутую кружку с вином.
– Но дело в том, что он был просто мечтой. А ты реальный, настоящий.
На его губах появилось подобие улыбки.
– Когда я смотрю на тебя, Маршалл, все встает на свои места. Я не существовала как целое, а теперь отдельные части, из которых я состою, соединились таким образом, что я начинаю понимать, кто я. А это произошло потому, что ты стал мне небезразличен. Не понимаю, как ты мог полюбить меня, ведь во мне было так мало того, за что можно любить. Я не могу себе представить жизнь с Кельвином. Или смогу ли я жить одна, сколько бы у меня ни было денег. А слово «золото» у меня связано не с деньгами, а с тобой.
Выражение его лица стало нежным и в то же время горделивым.
– Мне по душе такие слова, особенно когда их произносишь ты.
Она пододвинулась к нему ближе и прикрыла его плечи концом своего пледа.
– Знаешь, какие еще слова мне хочется от тебя услышать? – прошептал он.
Она взглянула на него с недоумением:
– Мм?
– Что-то вроде этого, – улыбнулся он.
Он приблизил губы к ее губам, а потом провел по ним языком.
– Мм.
Он опять улыбнулся:
– Так-то лучше.
Он пошевелился, и Атина готова была убить его за то, что плед соскользнул с ее спины.
– Не двигайся, – запротестовала она. – Мне холодно.
– Я знаю другой способ согреться нам обоим. – Он посадил ее себе на колени и обнял за талию. Одна рука скользнула по ее спине и расстегнула верхний крючок корсета.
– Что ты делаешь?
– Стараюсь, чтобы нам было поудобнее, – сказал он и расстегнул еще один, так что стягивавшие корсет металлические ребра немного разошлись.
Дышать стало легче, а сердце забилось чаще, потому что она поняла, что корсет вот-вот упадет. Часть груди уже обнажилась, и Маршалл прильнул к ней губами. Потом его губы переместились в ложбинку между грудями. Эта медленная пытка привела ее в экстаз. С каждым поцелуем она все больше растворялась в приятных ощущениях, забыв обо всем на свете.
Но вот был расстегнут последний крючок, и барьеры пали.
Она инстинктивно прижала к себе плед. Природная стыдливость все еще протестовала. Луч солнца, пробивавшийся сквозь запотевшие стекла окон, освещал ее тело в промокшей мятой сорочке. Он не пытался убрать плед, но сверлил ее взглядом так, будто хотел, чтобы были сломлены препятствия в ее сознании. Он еще ни разу не видел ее обнаженной, и она даже думать боялась, что ее тело может показаться ему отвратительным. Ее роскошные формы не нравились многим молодым людям. Ее отверг Кельвин. Это тело помогало ей столько лет оставаться незамужней…
Он целовал ее нежно, любовно, чтобы дать ей возможность побороть стыдливость.
Затем он посадил ее себе на колени и крепко прижал к своим бедрам, и она впервые прикоснулась к его обнаженному телу. Эротическое возбуждение вспыхнуло у нее между ног.
Между тем большая мозолистая ладонь обхватила ее лицо, и она стала ее целовать. Она не знала, чего ей хотелось больше – целовать эти мозоли или ощущать их на своем лице.
А вторая рука уже опустилась вниз и подняла подол юбки. Она вздрогнула, но эта большая рука, такая сильная и теплая, уже проторила тропинку по ее бедру, и у нее вдруг появилось ощущение, что она медленно возрождается к жизни.
Он это почувствовал. Она поняла это по твердой плоти, упиравшейся ей в бедро. Если кто-то и был недоволен ее формами, то этот мужчина оценил их. К ней наконец начала возвращаться уверенность.
– Сядь напротив меня, – хриплым от страсти голосом сказал он.
Она пересела, а он опустился перед ней на колени и рывком отбросил плед, который она все еще удерживала рукой.
Она наблюдала за тем, как он оглядывает ее тело. Выражение его лица было серьезным, однако его учащенное дыхание говорило о том, что его возбуждение растет. Обеими руками он стянул через голову сорочку и, отбросив ее в сторону, жадно набросился на ее соски.
Ее полностью обнаженное тело было готово принять его ласки, и он воспользовался этой возможностью, дав волю рукам. Было время, когда она представляла себе – не без смущения, – как будут выглядеть ее бедра во время секса, но сейчас все сомнения вытеснили ощущения от прикосновений Маршалла. Он просунул руку ей между ног, и она вздрогнула, когда его пальцы завладели чувствительными лепестками ее плоти. Неужели мужчина может быть таким нежным? Каждое прикосновение было словно признание в любви. Он целовал ее все то время, когда его пальцы были у нее внутри, и она почти теряла сознание от наслаждения.
Он умело ласкал жемчужину у нее между ног, варьируя ритм, пока не нашел тот, от которого у нее из груди вырвался стон.
В ее затуманенном сознании вдруг всплыло воспоминание об их первой близости. Тогда она брала то, что он ей предлагал. Теперь она будет отдавать свой долг.
– Остановись, – выдохнула она.
Подождав, пока вожделение немного утихло, она сказала:
– Сядь напротив меня.
Он улыбнулся напряженному выражению ее лица и пересел. Теперь она опустилась у него между ног, и уже одна эта поза вызвала у нее всплеск эротики. Она медленно расстегнула пуговицы брюк.
– Я всегда хотела потрогать тебя здесь. Можно?
Его улыбка стала еще шире.
– Не стану же я разочаровывать такую прелестную рыжеволосую женщину.
При дневном свете она могла лучше разглядеть его плоть. Она была покрыта сетью тонких сосудов и удивительно мягкой. Конец, напротив, был большим и твердым, и она снова удивилась, как легко он в нее вошел. Она начала гладить волосы вокруг плоти и прикасалась к мешочку под ней.
Прошло несколько мгновений, и Маршалл, прервав ее ласки, спросил:
– Что-то не так?
Она покраснела.
– Лорд Радерфорд учил нас одному способу делать это, мистер Гэллинтри показывал другой. А я пытаюсь понять, какой из них лучше.
Он зарычал и усадил ее к себе на колени.
– Мне наплевать, какому способу вас учили эти похабники. Сейчас я покажу тебе, что нравится мне.
Подчинившись рефлексу, она остановилась, когда он приподнял ее, а его плоть соприкоснулась с ее нежными складочками, но потом инстинкт быстро взял верх и она всем телом села на твердую плоть его тела.
Она не сразу поняла, что нужно делать дальше, но попыталась приноровиться.
– Вот как мне нравится, – сказал он. – Так, чтобы мы оба заполняли друг друга полностью. Стали единым целым. – Сказав это, он взял длинный локон ее волос и сунул его себе в рот.
Она раскачивалась над ним – сначала неловко, потом более уверенно, когда ее мускулы стали привыкать к этому движению, а совсем скоро она поняла, как должна двигаться, чтобы наслаждение увеличивалось с каждым толчком.
Ее страсть разгорелась еще больше, когда он поднес ко рту одну ее грудь и его горячие губы потянули за твердый сосок.
Возбуждение Маршалла тоже росло, и его бедра стали подниматься в одном ритме с ней. Теперь они двигались синхронно, и из груди Маршалла вырывались совершенно невероятные стоны наслаждения, Атина воспринимала их как прекрасную музыку. Леди Понсонби как-то сказала ей, что мужчинами надо наслаждаться, как вкусным десертом и хорошим вином. Но Атине казалось, что она получает большее удовольствие от его стонов, чем от своих.
Как это умеют делать только любовники, он передавал ей свою все растущую страсть. Ритм ускорился, толчки становились все сильнее и глубже, и она почувствовала, что сейчас взлетит на вершину блаженства. Она прижала его к себе, и с последним ослепляющим толчком мир взорвался вокруг них разноцветными искрами фейерверка.
Когда он наконец открыл глаза, то увидел, что она смотрит на него.
– Я бы хотела всю жизнь видеть это выражение на твоем лице, – сказала она.
Он усмехнулся, вспомнив, что когда-то эти слова произнес он.
– Если ты будешь дарить мне такую же любовь, как сегодня, боюсь, я долго не протяну.
Несколько минут они оставались неразъединенными, переживая то, что произошло. Сексуальное удовольствие угасало, но радость не уменьшалась. Она по-прежнему гладила его, наслаждаясь близостью его тела.
– Откуда у тебя эти шрамы? – спросила она, проводя пальцами по бугристым линиям на его спине.
Он усмехнулся и покачал головой:
– Все-то тебе нужно знать!
– Ты полюбил меня и мои шрамы. Позволь мне любить твои.
– Хорошо. – Он сразу посерьезнел. – Если ты обязательно хочешь знать, так вот: это случилось десять лет тому назад и это был самый ужасный день в моей жизни.
Он замолчал.
– Продолжай, – попросила она, слезая с его колен и садясь рядом на сиденье.
Он провел ладонью по влажным волосам.
– В то время Наполеон все еще планировал вторгнуться в Британию, и для этого ему надо было укрепить свою морскую мощь. Адмирал Нельсон организовал непробиваемую блокаду Тулона и какое-то время удерживал ее. Представь себе, какое адмирал почувствовал унижение, когда французский адмирал Вильнев прорвал эту блокаду с помощью не одного корабля, а целого флота. Тогда Нельсон послал наш корабль «Победитель» – я тогда служил на нем лейтенантом, – чтобы в качестве разведчика следовать за французским флотом и докладывать обо всех его маневрах. Незамеченные, мы следовали за французом от Тулона через всю Атлантику до Вест-Индии. Там мы узнали, что миссией Вильнева было атаковать и захватить британские колонии на островах. Нам удалось узнать заранее об этих планах, и они были сорваны. Вильневу удалось захватить лишь один остров. После этого его флот вернулся в Европу, чтобы соединиться с остальным флотом Наполеона.
Воспоминания нахлынули на Маршалла, и он закрыл глаза.
– Когда мы были в Атлантическом океане, наш капитан совершил тактическую ошибку, и наш корабль столкнулся с флотом Вильнева, состоявшего из шестнадцати французских и испанских кораблей. Силы были неравными, мы отчаянно сражались, но наши пушки не могли сравниться с пушками французов. Наш капитан и многие офицеры и матросы из нашей команды погибли. Палуба была буквально залита их кровью.
Атина была в ужасе, переживая вместе с Маршаллом эту трагическую историю.
– После гибели капитана командовать кораблем пришлось мне. И ты не поверишь… но моим первым приказом был приказ сдаться. – Маршалл помолчал. – Вильнев и его люди поднялись на корабль, и «Победитель» стал наградой для Наполеона. Всю нашу команду взяли в плен. Нас привязали веревками к палубе, не пощадили даже раненых и умирающих. Адмирал хотел захватить нас живыми, но капитан одного из испанских судов начал его подначивать. Проклятый испанец расхаживал по палубе, наслаждаясь своей победой. А потом он убедил Вильнева оставить в живых только половину команды, а остальных выбросить за борт – связанных и беспомощных.
Атину охватила дрожь, и она закутала плечи уже забытым пледом.
– Не могу сказать почему, но меня больше бесило, что нас хотели разделить, чем то, что нам было отказано достойно встретить свою смерть. Я пытался урезонить капитана, но испанец ткнул меня в грудь и посоветовал адмиралу первым бросить за борт меня. Я не выдержал и плюнул ему в лицо.
Маршалл потер лицо, словно хотел успокоить фантомную боль.
– За это испанец так сильно ударил меня наотмашь, что у меня пошла кровь. Адмирал лишь пожал плечами и предоставил испанцу самому решать проблему. Я оказался в унизительной ситуации просителя за своих матросов. Наконец испанец согласился на сделку: я могу выкупить жизнь своих людей… по десять ударов плетью за каждого.
– Десять ударов? – ужаснулась Атина. – А сколько человек было в твоей команде?
– Двести сорок три.
Атина быстро подсчитала в уме число ударов и содрогнулась.
– Люди испанца содрали с меня рубашку, привязали к рее и принялись избивать. Испанец думал, что англичане трусы, что я запрошу пощады. Но я не доставил ему такого удовольствия. Я должен был спасти свою команду.
– О, Маршалл! Сколько же ударов ты выдержал?
Он безучастно пожал плечами:
– Сорок восемь.
Она закрыла лицо руками.
– Ты, должно быть, уже был в агонии.
Маршалл вздохнул и не стал вдаваться в детали.
– Значит, тебе удалось спасти только четверых?
– Так получилось, что нам всем удалось избежать плена. Дым от стрельбы пушек во время сражения привлек внимание британского флота. Пока испанец издевался надо мной, британский флот неожиданно напал на корабли Вильнева, и он бежал. Обратно во Францию.
– Слава Богу. Если бы не англичане, тебя убили бы.
Он кивнул.
– И адмирал Роуланд очень старается, чтобы я об этом не забывал.
– Значит, это он спас тебя и твою команду?
– Так мы с ним познакомились и стали друзьями. Я обязан жизнью этому старику. Теперь ты знаешь, откуда у меня шрамы. Я рассказал тебе все потому, что ты наконец выполнила оба моих условия – ты вежливо меня попросила и попросила, чтобы я разделся.
Она улыбнулась. Благодаря этому рассказу о героизме и готовности жертвовать собой Маршалл стал ей еще дороже, хотя ей было невыносимо думать о том, что ему пришлось пережить.
– Мне очень жаль, что на твою долю выпали такие тяжкие испытания.
– Шрамы напоминают тебе о том, что прошлое было реальным. Но при этом приятно думать, что прошлое не взяло над тобой верх, а это ты победил его. – Он нежно поцеловал ее в губы. – Мы оба пережили в прошлом много чего страшного, но наши шрамы – это наши награды за стойкость.
Глава 24
Надо отдать им должное, но и Эстер, и Эллиот сделали вид, будто не заметили, в каком состоянии была их одежда, когда Атина и Маршалл вернулись на постоялый двор.
Они пообедали в пабе изумительно вкусной копченой треской с картофелем. Понизив голос, Атина рассказала им о том, что они нашли золото, с чем Эстер и Эллиот их поздравили.
Маршалл запил обед крепким шотландским элем.
– Первое, что нам необходимо сделать, это найти доверенное лицо, надежного управляющего, которому мы можем доверить защищать наши интересы в Килдэроне. Кин?
– Да, сэр?
– Я хочу, чтобы ты стал моим представителем в Килдэроне.
– Я, сэр? – не поверил Эллиот. – Но я всего-навсего грум.
– Я никогда бы не доверил такое важное дело груму, Кин. – Маршалл положил руку на плечо молодого человека. – Но своему зятю…
– О, сэр! Спасибо, сэр! – Он схватил руку Маршалла и стал энергично ее трясти.
– Поздравляю, Эллиот, – сказала Атина. – Жюстина замечательная девушка.
Эллиот сиял от счастья.
– Я не могу в это поверить. Я женюсь на Жюстине! Со мной она будет счастлива, сэр, не беспокойтесь.
– Это ты беспокойся. Я послежу за этим. Глаз с тебя не спущу.
Но Эллиот продолжал улыбаться.
– Жюстина будет моей. Я просто не знаю, как мне благодарить вас, сэр.
На лице Маршалла появилось задумчивое выражение.
– Моя невеста говорила мне, как сильно она меня любит, Кин. И на меня это произвело такое впечатление. Каждый мужчина заслуживает подобного счастья. Впереди у тебя будет не так уж безоблачно. Люди начнут сплетничать о тебе, о ней, обо мне. Но меня ты не должен опасаться. Моя сестра говорит, что любит тебя, и я уверен, что она знает свое сердце. Я хочу, чтобы она почувствовала, что значит выйти замуж по любви. Если она говорит, что ты тот человек, который сделает ее счастливой, я ей верю.
– Я сделаю ее счастливой, сэр. Я пойду куда угодно, сделаю что угодно, чего бы это ни стоило, ради нее.
– Ну вот! – воскликнула Атина. – Теперь все влюбленные счастливы.
Эстер отодвинула стул и встала.
– Прошу меня извинить. Я все еще себя неважно чувствую.
Мужчины встали, проводив Эстер взглядом. Выражение озабоченности появилось на лице Маршалла.
– Давай прогуляемся, пока не стемнело, – предложила Атина Маршаллу.
– Прекрасная идея. Кин, мы поедем в Англию завтра на рассвете. Так что рассчитайся с хозяйкой постоялого двора и подготовь лошадей.
Хотя солнце еще не село, на западном горизонте уже появилась луна. С моря начал клубиться туман, постепенно укрывая горы, словно большое пушистое одеяло.
– Как замечательно ты решил дело для Эллиота. И для Жюстины тоже, – сказала Атина.
– Есть старая песня, в которой поется: «Любовь одна для нищих и королей». Я был бы не прав, отказывая сестре в счастье только потому, что по закону семьи я могу диктовать ей, за кого ей выходить замуж. Правда, теперь мне предстоит объяснение с матерью.
– Не вижу в этом смысла. Жюстина совершеннолетняя и может выйти замуж за кого хочет.
– Да, но у людей нашего статуса все по-другому. В выборе супруга мы должны учитывать последствия. Результат плохого выбора может повлиять на многие будущие поколения.
– Я никогда не пойму английских аристократов. Они размахивают свои титулами, как своего рода опознавательными знаками.
– Согласен. Несмотря на войны и захват вражеских кораблей, на море все гораздо проще.
– Если бы я была на флоте, какое у меня было бы звание?
Он улыбнулся:
– Если бы ты была на флоте, я заставил бы тебя целовать дочь канонира.
– О! А кто она?
Он расхохотался:
– Так называется дисциплинарное взыскание, которое мы налагаем на молодых матросов, позволивших себе ослушаться офицера.
Она подняла бровь.
– Если в этом замечании содержится урок, то я не поняла его.
– Нет, никакого урока, – ответил он, заключив ее в объятия. – Ты строптивая и вздорная женщина, которая к тому же имеет привычку непристойно ругаться. А теперь, когда ты отдала мне свою любовь, ты стала еще опаснее.
– Я же говорила тебе, что эта женщина сплошное несчастье, – разразилась тирадой Аквилла Хоксуорт. – Посмотри, что она с нами сделала.
Разъяренная женщина швырнула через обеденный стол газету, и она попала прямо в руки Маршалла. Он развернул газету и мысленно выругался.
«На непристойных лекциях одиноких женщин учат разврату!
Мы обнаружили, что так называемая Школа искусств для женщин графини Кавендиш – это пансион, в котором старых дев и пока еще незамужних девушек развращают лекциями по вопросам секса, превращая их, таким образом, в женщин легкого поведения. Ученицами школы являются члены семей правящего класса Англии, которых готовят стать куртизанками. Владелицы этого заведения мисс Атина Макаллистер и леди Эстер Уиллетт (урожденная Бермондси) нанимали джентльменов с плохой репутацией, чтобы лишать девушек невинности и учить их развратному поведению. Из-за обвинений в разврате школа была закрыта, но владелицы скрылись».
– Читай дальше, – съязвила Аквилла. – Погоди, пока доберешься до имен учениц. Имя Жюстины пропечатано там огромными буквами.
Маршалл прочел омерзительную статейку до конца.
– Негодяй! Я предостерегал его, говорил ему, чтобы он не публиковал этого.
– Ты бы видел, что было у нас дома. Повсюду нечистоплотные журналисты. Подумать только – моя дочь стала предметом столь жгучего интереса. Следующим шагом будет наше изгнание из всех салонов Англии. Этот дом станет нашим монастырем, нашей тюрьмой!
– Мама, попытайся не поддаваться панике. Нам надо придумать способ подавить этот грязный вздор.
– Подавить? Разве можно повернуть это вспять? Это все равно что выбросить на ветер ведро с перьями, а потом пытаться запихнуть все обратно. Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. – Она села в кресло и потерла лоб. – Единственное утешение в том, что вовлеченными оказались и другие семьи. Это до некоторой степени уменьшает нашу виновность. Слава Богу, что ты еще не объявил официально о своей помолвке. Никто, кроме узкого круга, не знает о том, что ты якобы некогда обручился с этой женщиной.
Аквилла принадлежала к касте, которая не была склонна к бурному выражению эмоций, но, увидев мать в таком состоянии, Маршалл не на шутку рассердился.
– Никакого «якобы» и «некогда», мама. Я женюсь на Атине.
– Ты с ума сошел? Неужели ты серьезно думаешь жениться на этой особе? Она пользуется дурной славой! О ней всегда будут говорить шепотом, как о чем-то неприличном.
– В этой грязи замешаны мы все, мама. Ты не должна быть пристрастной. Атина и леди Уиллетт порядочные, честные женщины.
– Такие, как они, редко бывают честными. Разве ты не прочел статью? Они проводят все свое время на спине.
– Довольно! Прекрати!
– Ну ты и дурак, Маршалл. Все годы, которые ты провел с этим матросским отребьем, сделали из тебя предателя. Ты предал свой класс. Можешь ты хотя бы раз подумать о ком-либо другом, а не о себе? Трудно преувеличить вред, который эта заметка нанесла шансам Жюстины выйти замуж. К ней ни один уважаемый джентльмен не подойдет даже на пушечный выстрел. Что нам с ней делать?
Эти слова задели Маршалла.
– Не волнуйся за Жюстину, – не скрывая сарказма, сказал он. – Я сошлю ее в Шотландию с первым же мужчиной, который захочет взять ее замуж.
Эстер была рада укрыться в своем будуаре после этой утомительной дороги. Еще когда они ехали в Шотландию, ее укачивало от того, что карету трясло на ухабах, но обратный путь оказался еще ужасней. Ей никогда не нравились длительные поездки, а сейчас ей пришлось проехать от одного конца страны до другого.
Ее горничная Риверз помогла ей снять жакет и платье, и Эстер села перед зеркалом, чтобы расчесать волосы. Она выпила крепкого горячего чаю с крекерами, и ее тошнота почти прошла, когда в ее комнату ворвался муж.
Томас Уиллетт швырнул на туалетный столик газету:
– Что это такое, черт побери?
Она постаралась подавить раздражение.
– Похоже на газету.
– Не дерзи, – прикрикнул он, расхаживая по комнате. Ему было немного за тридцать, но его волосы преждевременно поседели. Эти волосы, а также серые глаза и квадратное лицо придавали ему своеобразную исключительность, и это привлекло Эстер, как только они познакомились. Но после того как она вышла за него замуж, Эстер поняла, что его царственная внешность была под стать его властному характеру.
– Я ожидала встретить более приветливый прием после моего долгого отсутствия.
– Возможно, если бы моя жена не вела себя как шлюха, я был бы внимателен.
Эстер бросила на мужа такой взгляд, что Риверз перестала убирать ее вещи и тихо вышла.
– Будь добр, объясни это клеветническое определение моего характера.
– Я не скажу ничего такого, что и так известно. Прочти газету, – добавил он и отвернулся к окну.
Эстер прочла статью.
– Понятно.
Он повернулся:
– Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Она начала расчесывать волосы щеткой.
– На меня это что-то непохоже.
– Как ты можешь быть спокойной в такой момент? – Он скрестил руки на груди.
– Мне не нравится, когда ты пытаешься вмешиваться в дела, которые тебя не касаются.
– Разве меня не касается крах, ожидающий нашу семью?
– Я сказала «касается», а не «замешан». Тебя никогда не заботило то, что я делала, Томас. Вне нашей спальни я могла и вовсе не существовать.
– Не начинай. Я не собираюсь спорить. Мне нужно объяснение – каким образом ты оказалась замешанной в историю с этим притоном.
– Если ты имеешь в виду, что я вложила деньги в школу искусств для женщин, то для тебя это не должно было быть сюрпризом. Ты прекрасно знал, где я бывала и сколько времени там проводила.
– Но я ничего не знал о происходящем там разврате.
Она швырнула на стол щетку.
– Как ты смеешь судить о том, как работает школа! Прежде чем верить тому, что напечатано в газете, как насчет того, чтобы спросить у меня, твоей жены?
Он немного смутился, но возмущение взяло верх.
– Ну так расскажи. В газете написано, что ваша школа была сродни французским салонам, где пользующиеся дурной славой мужчины предаются блуду с вашими ученицами.
– Знай ты меня лучше, был бы в такой же ярости, как я, от этой грязной лжи. Мы обучали наших девушек на примерах фактов из жизни с ее вызовами и удовольствиями.
– Удовольствиями! Вы позволяли этим мужчинам развращать девушек до того, как они официально выходили замуж.
Эстер достала из баночки немного крема.
– Не надо считать, что ты лучше, Томас. Ты не совратил бы меня до свадьбы, если бы я сказала «нет» вместо «да».
Томас явно растерялся.
– Что с тобой случилось? Я никогда не слышал, чтобы ты реагировала так бурно. Ты так никогда так со мной не разговаривала.
– Ты понятия не имеешь, кто я, Томас. Я чувствую себя леди, что бы я ни сделала. На самом деле сейчас я становлюсь леди, которой я когда-то завидовала. Мне понравилось, что я могу повлиять на жизнь наших учениц. Но что я действительно хочу – это иметь влияние на твою жизнь.
Его гнев немного поутих.
– Как ты можешь говорить такое! Конечно же, ты влияешь на меня. Ты моя жена.
– О, Томас, – тихо произнесла она, качая головой, – я гораздо больше, чем просто жена.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.