Текст книги "Искусство порока"

Глава 21

Часы пробили девять, когда дворецкий в парике и ливрее понес на подносе блюда для завтрака. Он шел медленным, размеренным шагом по дому, где все свидетельства вчерашнего приема были убраны. Бальный зал был пуст и тих, столовая приведена в порядок.

Дворецкий поставил серебряный поднос на столик у дверей комнаты для завтраков. Служанка, разжигавшая огонь в камине малой гостиной, понимающе кивнула и бросила на него предостерегающий взгляд, означавший «будь осторожен».

Он пожал плечами и, глубоко вдохнув, открыл двойную дверь.

Разговаривавшие на повышенных тонах Маршалл и Аквилла замолчали. Дворецкий расставил блюда на серванте.

– Спасибо, Хорнер, – сказала Аквилла своим обычным тоном хозяйки. – Мы сами все возьмем.

– Хорошо, миледи, – пробормотал он и, поклонившись, вышел, закрыв дверь.

Аквилла села за стол, положив себе на тарелку кусок холодной ветчины.

– Когда я думаю, что ты будешь навечно связан с этой вульгарной выскочкой… Это просто невозможно.

– Мы уже это обсудили, мама. Давай не будем бередить старые раны.

Но Аквиллу не так-то просто было заставить замолчать.

– Обычно при первой встрече человек старается показать себя в наилучшем свете. А она вела себя как вульгарная девка.

Маршалл решил начать с кофе.

– Мы должны сделать скидку на то, что она выросла на севере. Я знаю, что иногда она может казаться резкой. Но она говорит то, что думает. Она так привыкла.

– Я не имею в виду ее манеры. Яблоко от яблони недалеко падает. Ей недостает скромности, приличия, происхождения, красоты.

– Я нахожу ее красивой.

Аквилла тяжело вздохнула:

– Ты мужчина. Ты и виолончель счел бы красивой, если бы на ней было платье. Следовало поубивать всех шотландцев, когда у нас была такая возможность.

Он с такой силой поставил кофейник, что немного коричневой жидкости выплеснулось на скатерть.

– Эта шутка свидетельствует о плохом вкусе и недостойна тебя, мама.

– Как и твоя девица недостойна тебя.

Маршалл молча провел пятерней по волосам.

Аквилла поубавила тон.

– Я не прошу тебя избавиться от нее. Если она так тебя привлекает, оставь ее для своего личного удовольствия. Женись на Корделии, а шотландку сделай любовницей.

Маршалл в упор посмотрел на мать.

– Ушам своим не верю. Неужели тебя совершенно не волнуют чувства Атины? Да и Корделии, если на то пошло?

– Нет. Единственное, о чем я забочусь, это наша семья. Она будет еще больше процветать без Атины!

– Доброе утро. – Атина стояла в дверях. Ее рука замерла на ручке. За ее спиной стояла Жюстина. – Мы пришли не вовремя?

Маршалл смущенно провел по лицу ладонью.

– Нет, Атина. Входи, пожалуйста. Садись. – Он встал и подвинул ей стул.

Жюстина слегка поцеловала мать в щеку, будто опасаясь, что та взорвется от малейшего прикосновения.

– Доброе утро, мама.

Атина переводила неуверенный взгляд с Маршалла на Аквиллу.

– Вчера был замечательный вечер, миледи, – сказала она. – Спасибо за ваше гостеприимство.

Аквилла сидела на стуле, выпрямив спину. Ее светло-коричневое платье было негнущимся, будто деревянное.

– Мисс Макаллистер, прошу вас не обижаться на то, что я собираюсь вам сказать. Поскольку вы, конечно, слышали, что я сказала своему сыну, я действительно возражаю против этого брака, и по нескольким причинам. Не самым последним среди этих причин является отсутствие у вас богатства. Как всякая хорошая мать, я желаю своим детям выгодный брак, а в этом отношении вы – не лучший кандидат на роль жены.

Атина развернула салфетку и положила ее себе на колени.

– Как это замечательно, что в высшем обществе процветает такой романтизм.

– Вы говорите языком сарказма, мисс Макаллистер, а я говорю на языке реализма. Вы добавите – или нет? – что-либо материальное в этот союз, что может увеличить имущество моего сына и его наследников после него?

Атина опустила глаза, но сказала:

– У нас было поместье в Шотландии в графстве Эршир, но мой отец его потерял. Он продал все, что мы имели, чтобы приобрести около тридцати акров земли в горной части Шотландии незадолго до смерти.

– Земля плодородная?

Прикусив губу, она покачала головой.

– Значит, надо понимать, что ваше приданое состоит из нескольких акров гористой местности в отдаленном районе Шотландии? Вы это предлагаете моему сыну?

Атина выпрямилась.

– Это… и свою любовь.

Маршалл прикрыл ее руку ладонью.

– Которая бесценна.

– И бесполезна, – добавила Аквилла.

– Мама! – воскликнул Маршалл. – Атина будет моей женой. Не потому, что она может увеличить наше богатство, и не потому, что может добавить важную ветвь к нашему фамильному генеалогическому древу. Я знаю, что тебе трудно заставить себя это понять, но брак – это больше, чем союз богатств. – Он мельком взглянул на Аквиллу. – Я предпочитаю быть счастливым, а не богатым. Так что, пожалуйста, мама, или празднуй вместе с нами, или оставайся несчастной, если тебе это нравится.

Тишину нарушил голос Жюстины:

– Маршалл, я счастлива слышать то, что ты только что сказал. О браке. – Атина напряглась. Она бросила обеспокоенный взгляд на Жюстину, мысленно призывая ее замолчать, но Жюстина продолжала: – Потому что я должна кое-что сообщить тебе, мама.

– О?

– Я хочу твоего благословения на мой брак.

– С кем?

Нервный взгляд Жюстины блуждал между Маршаллом и Атиной.

– С Эллиотом Кином.

Аквилла вскочила со стула и встала у окна.

– Какая нелепость!

Маршалл вздохнул.

– Жюстина…

– Нелепость, – повторила Аквилла, обернувшись к Маршаллу. – Ты понял, что ты наделал? Девушка с доходом в двадцать тысяч фунтов в год… замужем за грумом. Мой ответ – нет.

– Мы еще поговорим об этом, – решительно заявил Маршалл.

– Хватит того, что мой старший навлек позор на этот дом. Я не хочу, чтобы оба моих ребенка унижали меня.

Аквилла с силой распахнула обеими руками двустворчатую дверь, так что обе ее половины стукнулась о стенки коридора. Дворецкий, который стоял за дверью, ожидая, что его могут позвать, осторожно закрыл дверь за хозяйкой.

Атина схватила Маршалла за руку.

– Мне очень жаль.

Он поцеловал ее.

– Тебе незачем чувствовать себя виновной. Такова моя мать. Она по всякому поводу жужжит так, будто это целый рой пчел.

– Да, но это я ткнула палкой в улей.

– Я бы не стал о ней беспокоиться. Ее всегда больше волновало, что скажут люди о ее семье, а не то, что чувствуем мы. Войди я сюда после того, как лев оторвал мне руку, она сказала бы: «Посмотри, как ты испачкал свой мундир».

Атина хихикнула.

– Что касается тебя, – сказал он, повернувшись к Жюстине, – ты выбрала не самый подходящий момент, чтобы сообщить свою новость, не так ли?

Жюстина пожала плечами:

– Заварил кашу – не жалей масла.

– Больше подошло бы «кто живет в башне из стекла…».

– Наверно, – ответила Жюстина, покраснев.

– Мне бы хотелось узнать поподробнее об этом Кине. Но успокоить маму, – это все же придется тебе.

Жюстина обошла стол и обняла Маршалла со спины:

– Спасибо тебе, Маршалл.

– Иди, пока я не передумал, – съязвил он.

Когда они остались одни, Атина сказала:

– Жюстина была права. Ты действительно изменился, я тоже это заметила.

Он покачал головой:

– Не столько изменился, сколько стал более осведомленным. У меня был хороший учитель.

Он протянул ей руку и тянул до тех пор, пока она не оказалась у него на коленях.

Если когда-либо в ее жизни был момент, когда она хотела, чтобы время остановилось, этот момент настал. Голубые глаза излучали любовь, улыбка на губах обещала чувственное удовольствие, руки прижимали ее к мощному, твердому телу. Это были не просто видения, а настоящие чувства. У него были не только деньги, титул и красота. Он обладал гораздо большим – добротой, умом, твердым характером, чувством юмора. Он был храбрым авантюристом, и это подтверждали его многочисленные шрамы. Попытайся она изобразить его на холсте, у нее бы ничего не получилось. И дело было не в ширине и длине холста, а в глубине его характера, которую нельзя было ни нарисовать, ни понять, а только принять.

– Что ты собираешься сейчас делать?

Его взгляд остановился на ее губах.

– Парочка идей напрашиваются сами собой.

– Я имела в виду, что ты решишь по поводу свадьбы Жюстины?

Он сдвинул брови, но продолжал улыбаться.

– О свадьбе Жюстины? Я пока еще ничего не решил насчет нашей с тобой свадьбы.

– Полагаю, что ты считаешь это шуткой?

Ответа не последовало. Вместо этого он так страстно ее поцеловал, что у нее закружилась голова.

Его свежевыбритое лицо пахло туалетной водой с ароматом лайма. Все на нем было чистым, отглаженным и накрахмаленным, но ее неожиданно воспалившееся – от поцелуя – воображение рисовало его сидящим обнаженным на подиуме в художественной мастерской школы.

Это становится опасно. Этого человека она не может контролировать. Более того, когда он рядом, она почти теряет контроль над собой. Теперь он разжигает в ней эротические ощущения, которые она не в силах контролировать.

– Остановись, – сказала она, когда он наконец освободил ее губы, но только для того, чтобы переместить свои губы в ямочку под подбородком.

– Нет.

Голос был глубоким и соблазнительным. Губы скользили по шее, по груди, и Атина чувствовала, что тает в его объятиях.

– Мм. Клубника со сливками. – Его губы остановились на бугорках ее грудей, а его золотистые волосы щекотали ей лицо. Еще один поцелуй и…

– О Господи, – раздался голос от двери. Атина открыла глаза и увидела Эстер. – Я потом зайду.

– Нет, нет, – остановила ее Атина, слезая с колен Маршалла. – Входи. Мы как раз… То есть мы собирались…

– Завтракать? – пришел ей на помощь Маршалл.

– Да, – ответила она, разглаживая немного помятое платье.

– Вижу, – сказала Эстер. – И что сегодня подают на завтрак?

– Сосиски. По-моему, пахнет сосисками. Тебе положить, или ты сама?

– Сосиски, – повторила Эстер. Маршалл хихикнул, увидев, как зарделась Атина. – Нет, я, пожалуй, ограничусь ветчиной.

Атина села на свое место и приложила ладони к пылающим щекам.

– Я, наверно, последую твоему примеру.

Маршалл встал, подошел к Атине и поцеловал ее в макушку.

– Все хорошо, моя дорогая. Мы все знаем, чего ты на самом деле хочешь на завтрак.

И с этими унизительными словами он закрыл за собой дверь.

Хотя они планировали остаться до воскресенья, Атина решила, что будет лучше – принимая во внимание создавшуюся атмосферу, – если они с Эстер уедут сегодня сразу после завтрака.

Маршалл вышел их проводить и помог сесть в карету. На прощание он лишь поцеловал Атине руку. Когда карета уехала, он посмотрел на окно будуара матери. Она тут же задернула занавеску.

Он покачал головой. Он слишком хорошо знал свою мать, чтобы думать, что она согласится с его мнением. Наверное, все было бы по-другому, если бы она помнила, как влюблялась, – то есть если бы она когда-нибудь испытывала это чувство. Иногда ему казалось, что его мать уже родилась древней старухой.

Карета скрылась за поворотом. Маршалл посмотрел на небо. День, начавшийся тихим рассветом, начал быстро меняться, обещая непогоду.

В тот момент, когда Маршалл уже собрался закрыть за собой дверь, он увидел карету, которая приближалась к дому. Он остановился и стал ждать, когда эта черная лакированная коляска с гербом на боковой дверце остановится.

Коляска, запряженная парой белых лошадей, остановилась у ступеней, которые вели к дому, и из нее вышли двое.

Маршалл стиснул зубы. Не только погода неожиданно стала враждебной.

Глава 22

Спустя полчаса, когда гости уехали, Маршалл пошел в кабинет, достал лист бумаги, быстро что-то написал, сложил бумагу и запечатал. Потом вызвал звонком дворецкого и приказал ему собрать чемодан.

Затем он направился на конюшню и разыскал там Кина.

Эллиот Кин был новым человеком на службе у Хоксуортов. Он был стройным и худощавым, хотя Маршалл знал, что он достаточно силен. Скорее всего Жюстину очаровал смуглый цвет его лица. А может быть, и его мягкий характер, позволявший ему хорошо управляться с лошадьми. Или его карие глаза, которые сейчас смотрели на Маршалла с опаской.

– Доброе утро, сэр, – сказал он, приложив руку к козырьку фуражки.

– Кин, – сказал Маршалл довольно резко.

Эллиот снял фуражку.

– Простите меня, если я слишком смел, но я хотел бы воспользоваться возможностью объясниться. Я имею в виду мисс Жюстину.

– У тебя еще будет для этого возможность, Кин, а пока иди и собери свои вещи.

– О, сэр. Пожалуйста, не увольняйте меня. Клянусь, я не сделал ничего бесчестного.

Маршалл выпрямился.

– У нас с тобой, видимо, разные взгляды на то, что считается бесчестным.

– Извините, сэр, но они одинаковые. Мисс Жюстина так же важна для меня, как и для вас. Я бы никогда не причинил ей зла.

Маршалл скрестил руки на груди. Вид у него был грозный.

– А ухаживать за ней за моей спиной честно?

Кин опустил голову.

– Я не понял, что это было ухаживание, сэр. Все как-то само собой получилось. Мы с ней разговаривали, пока она тренировала свою лошадь или ездила на прогулку, сэр. Вот и все.

– Тем не менее.

Эллиот снова надел фуражку.

– Сэр, я не хочу, чтобы вы из-за меня поссорились с мисс Жюстиной. Я уйду. Но пожалуйста, позвольте мне продолжать наши встречи. Не в качестве слуги, а как… мужчине.

– Ты смеешь просить меня видеться с моей сестрой после того, как я тебя уволил?

Под гневным взглядом Маршалла Эллиот расправил плечи, по его голосу чувствовалось, что он смутился.

– Да, смею, сэр. Со всем к вам уважением, сэр. Я прошу вашего разрешения ухаживать за мисс Жюстиной. Не за вашей спиной, а под вашим наблюдением. Конечно, после того, как найду другую работу.

Маршалл смерил Кина взглядом. Надо быть смелым человеком, чтобы просить о таком. Более того. Человеком, который влюблен.

– Полагаю, нам надо еще поговорить, Кин. Я хочу, чтобы ты сопровождал меня в поездке на север. Но сначала хочу, чтобы ты отправился с этой запиской к мисс Макаллистер в Эндсли-Грейндж. Там переночуешь, а на утро привезешь сюда мисс Атину и леди Эстер Уиллетт.

Эллиот смущенно переминался с ноги на ногу, глядя на записку.

– Значит, я не уволен?

Маршалл положил руку на плечо Эллиота.

– Я имел в виду, чтобы ты собрал вещи на пару дней, а не навсегда.

Эллиота осветила счастливая улыбка, и Маршаллу вдруг стало ясно, что именно очаровало его сестру.

– Спасибо, сэр.

В одиннадцать часов следующего утра Атина, Эстер и Маршалл оправились в Ашбернем в карете, на козлах которой сидел Эллиот Кин.

Атина с трудом разобрала, что было написано в записке Маршалла. Почерк был ненамного более разборчив, чем если бы по бумаге прошелся голубь с испачканными чернилами лапками. Ей удалось разобрать слова «поездка» и «Шотландия», и она подскочила от радости. Эстер послала записку мужу, хотя знала, что он вряд ли будет по ней скучать, даже если бы она повсюду сопровождала Атину.

– Вот увидите, вам сразу все понравится, – повторяла Атина всю дорогу, заражая своим возбуждением остальных. – Я не была в Шотландии уже двадцать лет, но воспоминания о нашем поместье Тай-на-Койлл так свежи в моей памяти, будто я была там только вчера.

Маршалл скептически поднял бровь.

– Может, это мое воображение, – сказал он, – но мне кажется, к тебе вернулся шотландский акцент.

– Ох нет, – ответила она, и он чуть не подавился смешком.

До самых границ Шотландии погода их баловала, и они отлично провели время. Через четыре дня они въехали в город Джедбург.

Их приветствовали огромные пологие холмы, усеянные стадами черных овец, которые мирно паслись среди изумрудно-зеленой травы. Воздух, наполненный ароматом сырой земли, был свежим и бодрящим. Крошечные домики располагались по краю ферм с их собственными полями, так что с далекого расстояния все выглядело как большое пестрое лоскутное одеяло.

Атина выглянула из окна кареты. Сильный северный ветер растрепал ее волосы, освободив их от всех шпилек, но ей было все равно. Здесь она ощущала себя живой, свободной от ограничений. Она чувствовала, как эта земля притягивает ее, точно так же, как стрелка компаса всегда указывает на север. И теперь, когда она оказалась здесь после такого долгого перерыва, все ее существо пело от радости.

Когда карета подъехала к перекрестку дорог, они почему-то свернули не в сторону графства Эршир, откуда Атина была родом, а продолжили путь на север к Эдинбургу.

Она обернулась к Маршаллу:

– Эллиот должен был свернуть.

Маршалл тяжело вздохнул:

– Мы едем не в Эршир, а в горную часть Шотландии.

– Почему? – разочарованно спросила Атина.

Маршалл ответил не сразу, а потом спросил:

– Твои родители погибли в горах, не так ли?

– Да, но…

– В свете приближающихся свадебных торжеств мне стало очень жаль, что твои родители не могут присутствовать на нашей свадьбе. Поэтому я… я посчитал это данью памяти – посетить то место, где они упокоились навечно.

– О, как это мило! – Она погладила Маршалла по щеке. – Эстер, не правда ли, он самый внимательный и заботливый человек на свете?

– Да, мало кто мог бы сделать такой многозначительный жест, капитан Хоксуорт.

Маршалл нервно улыбнулся, вытерев выступившие на верхней губе капельки пота. Он ведь заранее решил, что лучше, чтобы Атина подольше ни о чем не догадывалась: так их поездка будет более спокойной.

На следующий день, когда карета поднялась по немощеной грунтовой дороге в горы, пейзаж резко изменился. По пути им встречались дома без крыш, развалины некогда процветавших деревень. И это были не археологические остатки, а напоминания о недавно оставленных крестьянских усадьбах.

– Что явилось причиной этого опустошения? – спросила Эстер, пораженная увиденным.

– Богатые и влиятельные, – ответила Атина, – согнали всех мелких арендаторов с их земель и сожгли их дома.

– Зачем?

– Чтобы стать еще богаче и влиятельнее, – с возмущением ответила Атина. – Лендлорды согнали честные, работящие семьи с принадлежавших им земель их предков, чтобы было где пастись овцам.

Атина рассказала, с какой жестокостью все это происходило. Арендаторам говорили, что землю расчистят для «улучшений», а потом выгоняли их из домов. Люди едва успевали спасти то малое, что им принадлежало, как дома сжигали, иногда вместе с остававшимися там стариками и инвалидами. Многие семьи эмигрировали в Англию, некоторые – в Америку. Малую часть населения расселили по побережью, практически под открытым небом, вынудив людей заниматься незнакомым им трудом – рыболовством. Очень немногим удалось построить себе нормальное жилье.

Ночь они провели в Голспи – в одном из рыбацких поселков, о которых рассказывала Атина. Однако наутро Эстер настолько устала, что была не в состоянии проделать последний оставшийся отрезок пути, и Атина настояла на том, чтобы она осталась на постоялом дворе. Атина договорилась с хозяйкой и приказала Эллиоту Кину остаться с Эстер.

Погрузив в карету провизию, Атина и Маршалл отправились вверх по горной дороге к тому месту, где погибли родители Атины. По пути не было почтовых станций, где можно было бы поменять лошадей, так что Маршалл старался не слишком гнать.

К полудню они добрались до местечка Килдэрон. Горный пейзаж был суров, но прекрасен – нетронутая целинная земля, вересковые пустоши, заповедные леса с оленями, ручьи с чистейшей водой. Они напоили лошадей в одном из них, а потом двинулись пешком вверх по течению.

Заслонив глаза ладонью от яркого солнца, Маршалл оглядел горизонт.

– Что делали здесь твои родители? – удивился он.

– Из рассказов дедушки я знаю, что они хотели построить дом в Килдэроне. Мой отец был, к сожалению, игрок и проиграл наше поместье. Дедушка никогда не пропускает случая упомянуть об этом каждый раз, как речь заходит о моем отце. Отец попросил у дедушки одолжить ему немного денег, чтобы купить эту землю, но дедушка отказал ему. Однако отец был очень упрям и продал все, что у него осталось – то, что он не успел проиграть в карты, – с тем чтобы купить здесь землю. Однажды отец с матерью отправились в Килдэрон, чтобы подыскать там дом. Больше я их никогда не видела.

Атина замолчала, и ее взгляд остановился на какой-то точке на горизонте.

Маршалл обнял ее за плечи.

– Что же с ними случилось?

– Их карету окружили горцы… бандиты, мародеры. Они никогда не были опознаны и не попали под суд. Моих родителей случайно нашел проезжавший крестьянин. Они были убиты – застрелены прямо в карете. Лошади и деньги исчезли.

Он крепко прижал ее к себе и поцеловал в макушку.

– Мне очень жаль.

Атина тяжело вздохнула.

– Сначала я места себе не находила от горя. Мне было всего десять лет. Но это случилось очень давно, и печаль немного утихла. А теперь… Мне просто их не хватает.

Маршалл кивнул.

– Мое сердце тоже по-прежнему болит по моему отцу. Надеюсь, что настанет время, когда оно перестанет болеть.

Они обнялись, находя утешение в том, что они рядом. Вместе. У них было ощущение, будто они вообще единственные люди во всем мире.

– Атина, – начал Маршалл, – тебя не удивляет, что твои родители выбрали такое отдаленное и практически необжитое место для того, чтобы поселиться здесь? Ведь до ближайшего города – восемь миль, а вокруг нет ни одного клочка земли, пригодного для земледелия, ни леса для строительства дома или для продажи и получения прибыли. Разве не странно, что они захотели осесть здесь?

– Странно, конечно. Но я не могу сказать точно, о чем они думали. Возможно, отец пытался снова объединиться с семьей. Много лет назад человек из младшей линии клана Макаллистеров приезжал сюда. Возможно, он хотел объединиться с нашими общими корнями.

– Значит, здесь нет никакого шотландского наследства для Бредертона.

Атина сдвинула брови в недоумении.

– Какое отношение ко всему этому имеет Кельвин Бредертон?

У Маршалла был явно смущенный вид.

– Я хотел рассказать тебе об этом раньше.

– О чем именно?

– Когда вы с Эстер уехали из Ашбернема, ко мне приезжали Бредертон и герцогиня Твиллингем.

– И что было надо Бредертону? – резко спросила она.

– Если одним словом – тебя. Он хотел возобновить свое предложение жениться на тебе. Я отказал ему, сообщив, что мы уже собираемся официально объявить о нашей помолвке. Он попросил меня – нет, он приказал, – чтобы я отступил. Герцогиня настаивала на том, что Бредертон сделал тебе предложение первым, и грозила всяческими неприятностями за присвоение чужой невесты.

– Так, понятно. И когда же ты собирался рассказать мне обо всем этом?

– Как только разузнаю, почему Кельвин Бредертон неожиданно изменил свое мнение.

– Стало быть, эту поездку в Килдэрон ты организовал не для того, чтобы отдать долг памяти моим родителям, не так ли?

Он виновато улыбнулся:

– Нет.

– Ты посчитал, – медленно и отчетливо начала она, – что это невозможно, чтобы Кельвин Бредертон хотел на мне жениться ради меня самой, поэтому ты приехал в Шотландию, чтобы узнать, насколько привлекательно мое наследство.

– Все не так подло, как ты стараешься представить.

Но ее уже было не остановить.

– Тогда скажи мне, насколько все же это было подло? Атина слишком уродливая и толстая, чтобы Кельвин хотел на ней жениться. Поэтому что-то в ее наследстве должно быть стоящее.

– Черт побери, Атина, почему ты не можешь быть разумной? Почему сразу закипаешь?

– Я закипаю?

Она толкнула его с такой силой, что он перелетел через скалистый выступ и плюхнулся в ручей. Он сразу же промок до нитки и, размахивая руками, попытался сесть в ледяной воде.

– Не смешно! – крикнул он.

– А с моего места смотрится очень даже забавно.

Он подполз к берегу и попытался встать, но поскользнулся и снова упал в воду.

– Атина, я не могу встать. Кажется, я сломал лодыжку.

Атина вмиг посерьезнела.

– Господи, что я наделала!

Она подбежала к месту, где берег был более пологим, спустилась вниз и пошла к Маршаллу. Вода была ей по колено.

– Помоги мне, – сказал он, протягивая ей руку.

Она наклонилась.

– Держись за мое плечо.

Он так и сделал, и ему удалось встать на колени. А потом с молниеносной быстротой он толкнул ее.

Атина упала в ледяную воду. Ее жакет тут же промок, а кожа под ним покрылась мурашками. Она с трудом выбралась из воды. Мокрые рыжие волосы облепили ей лицо.

– Ты была права, – ухмыльнулся он. – Отсюда действительно все выглядит забавно.

– Ах ты, мерзкий, вероломный… англичанин! Это был подлый трюк!

– Разве не вы это начали, мисс Макаллистер? Может, это купание немного охладит ваш гнев?

Вода стекала у нее по груди.

– Вы только посмотрите, что вы сделали с моим платьем.

Он поднялся.

– Я сделал? Ха! Будет большой удачей, если мы оба не простудимся. Дай руку.

– Я бы с большим удовольствием дала тебе ногу… и толкнула бы ею тебя под зад.

– Как хочешь.

– Ладно уж. – Она протянула ему руку.

Он взял ее руку, но его сапог пополз по мокрым камням, и она опять упала в воду.

Отдышавшись, она сказала:

– Ты сделал это нарочно.

– Нет, клянусь, – расхохотался он.

– Так я тебе и поверила.

– Честное слово. Смотри! Мой жест раскаяния. – Он плюхнулся в воду рядом с ней.

– Ты такой же сумасшедший, как мартовский заяц.

– А ты сумасшедшая шотландка, сидящая в ледяном ручье. Ну и парочка же мы! – Он нагнулся и поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй, а он крепко прижал ее к себе. Вокруг них бурлило холодное течение, но они его не чувствовали. В тех местах, где их тела соприкасались, они ощущали жар.

Не отрываясь от ее губ, Маршалл направил ее к краю воды. Она схватила его за мокрые лацканы и дерзко просунула свой язык ему в рот. Этот смелый жест заставил его втайне улыбнуться, но он вознаградил ее за это тем, что принял ее игру. Она тихо застонала, а он открыл глаза, чтобы насладиться выражением страсти на ее лице.

Она была дикаркой, неукротимым, естественным существом, но ее буйный нрав по-прежнему его привлекал.

Неожиданно он замер. Ему показалось, что в расселине между скалами в воде что-то сверкнуло.

– Что случилось? – очнулась она.

– Не шевелись, – сказал он и, засунув руку в воду в нескольких дюймах от ее уха, вытащил какую-то блестящую щепку.

– Что это? – спросила она. Солнце светило прямо в глаза, и она не могла понять, что это.

– Золото.