Текст книги "Искусство порока"

Глава 28

В тот вечер Маршаллу не удалось найти Атину. И на следующее утро тоже. Ее не было ни в клубе, ни в школе. К тому же ни ее, ни герцогини не видели в доме последней. Атина Макаллистер просто исчезла.

Когда Маршалл приехал в школу на следующий день, он уже был в отчаянии. Страх рос, как на дрожжах. Он все время нервно теребил волосы, так что от их естественной красоты мало что осталось. Галстук, обычно завязанный с военной аккуратностью, съехал набок. От недостатка сна под глазами образовались темные круги. Он старался убедить себя в том, что существует разумная причина внезапного исчезновения Атины, но воображение рисовало множество страшных переделок, в которые она могла попасть.

Герт проводила его в столовую. Из-за дверей гостиной доносилась приятная музыка, но она болезненно диссонировала с его мрачным настроением.

– Маршалл, вы в порядке? – спросила Эстер, вышедшая из гостиной.

– Вы не получали никаких известий от Атины?

– Нет. Я было хотела сообщить в полицию, но побоялась навлечь на Атину еще большие неприятности, если узнают, что она не ночевала дома.

– Что могло с ней случиться? Вы уверены, что она не оставила никакой записки?

– Мы искали везде. Она просто сказала Герт, что выйдет из дому ненадолго, и ушла. Я даже ученицам ничего не сказала. Они сейчас в гостиной на уроке танцев, который проводит мистер Бейнбридж. Мне не следовало бы оставлять их одних.

– Да, разумеется. Возвращайтесь к ним. А я… отправляюсь в Эндсли-Грейндж. Может быть, она по какой-то причине решила поехать к деду. Во всяком случае, я должен сообщить ему, что она исчезла, вдруг она у него появится…

Мертвая – поймал он себя на мысли, от которой он весь похолодел.

Входную дверь открыли, и раздались шаги. Маршалл бросился в холл.

На фоне утреннего солнца, бившего ему в глаза, Маршалл увидел силуэт. Это была Атина. Она сняла шляпу, и рыжие волосы каскадом рассыпались по плечам.

– Атина! Слава Богу, ты жива!

Он сжал ее в объятиях.

– Боже, какой замечательный прием. Хотелось бы, чтобы при виде меня все были так же счастливы, как ты.

За спиной Маршалла появилась Эстер.

– Мы думали, что ты пропала.

– Каким образом? Растворилась в облаках?

Вдруг, как из бочки, с которой сняли обода, радость Маршалла выплеснулась наружу. Он схватил ее за руки.

– Где ты была? Я с ума сходил от беспокойства. Как ты могла никого не поставить об этом в известность?

Тревога в его голосе вызвала удивление на лицах учениц, появившихся за порогом гостиной. Девушек, по-видимому, привлек громкий разговор.

– О! Доброе утро, мистер Маршалл, – сказала Кэтрин.

Маршалл повернулся к девушке:

– Доброе утро, леди. Прошу вас, продолжайте урок. Надеюсь, вы извините меня за то, что я убью вашу директрису без вас.

Он схватил Атину за руку и потянул в столовую.

– Атина, что с тобой случилось вчера вечером?

– Я хотела тебе рассказать, Маршалл, но у меня не было времени.

– Да где уж! Мне рассказали, что ты уехала с герцогиней Твиллингем. Это правда?

– Да.

– И какое у тебя к ней дело?

Атина прикусила губу.

– Маршалл, мне надо идти. Я жду гостей.

Он покачал головой.

– Ты хотя бы представляешь себе, что мне пришлось пережить вчера вечером?

– Я не знала, что ты будешь меня искать, – немного смягчилась она. – Прости меня. – Она поднялась на цыпочки и быстро поцеловала его в губы.

Его глаза превратились в щелки.

– Клянусь, тебе это будет стоить гораздо больше, чем это.

Он опустил голову, захватил губами ее губы и крепко прижал к себе.

– Никогда больше так меня не пугай! – предупредил он.

Она тупо покачала головой.

Раздался стук в дверь, и Атина отпрянула от Маршалла.

– Тебе придется уйти, Маршалл.

– Почему?

– Потому что без тебя мне будет легче.

– Кто там за дверью?

– Эдвард Нэнс, – ответила она, поджав губы.

– Что он здесь делает?

– Я попросила его прийти.

– Что ты задумала?

– Гамбит, королева берет ладью.

Атина решительным шагом направилась к двери.

Человек на пороге дома снял шляпу.

– Мисс Макаллистер?

Он был совсем не такой, каким она его себе представляла. Враждебность, которую она испытывала к Эдварду Нэнсу все эти недели, рисовала в ее воображении брюзгливого старика с маленькими глазками, склонившегося над листами дешевой бумаги, по которым он водит своим ядовитым пером. На самом деле он был высокого роста, довольно красивый, разве что слишком скромно одет. Ему было немного за сорок, в черных волосах уже была заметна седина. Взгляд светло-карих глаз был внимательным, но не наглым. От него неприятно пахло сигарным дымом, пропитавшим его одежду.

– Мистер Нэнс. Входите.

– Спасибо, – сказал он и быстрым взглядом окинул комнату. – Я слышу музыку. У вас званый вечер?

– У моих учениц урок танцев. Прошу вас, пройдемте в гостиную.

– Спасибо. – Он последовал за ней в гостиную, где большое окно выходило на улицу. – Признаться, меня удивило ваше приглашение. Я много раз пытался добиться интервью с вами, но мои просьбы остались без ответа.

Атина села на кушетку.

– Скажем так – я устала читать всякий вымысел.

Нэнс сел напротив нее и улыбнулся:

– Журналистика не относится к научным профессиям, мисс Макаллистер. Недостаток информации – это ключ к творчеству. Если в какой-либо истории слишком много белых пятен, писатель вынужден скреплять распадающиеся куски по собственному разумению.

– Скреплять – это понятно, – сказала она, сверкнув глазами, – но вы предпочитаете вставлять собственные куски. Большие, несочетаемые, нелепые и явно сфабрикованные куски.

Нэнс пожал плечами:

– Мое дело – продавать газеты, мисс Макаллистер.

– Странно. Я думала, что ваше дело – публиковать правду.

Нэнс внимательно на нее посмотрел:

– Правда всегда относительна и в большинстве случаев – неинтересна. Секреты, мисс Макаллистер, вот пища успешной журналистики. Они лежат в основе самых лучших историй.

Она кивнула:

– И это означает, что лучшие истории по определению должны содержать едкие, уничтожающие разоблачения.

– Не всегда, но по большей части.

– Разоблачения, окрашенные вашим видением вещей, то есть субъективностью.

– Каждый журналист по натуре моралист. Невозможно о чем-то рассказывать без того, чтобы не добавить свое собственное мнение.

– Вы хотите сказать, что это не составляет труда. Гораздо легче разглагольствовать о чем-то, чем объяснять.

Нэнс тяжело вздохнул.

– Я не ученый, мисс Макаллистер. Я ничего не объясняю. Я просто сообщаю. И именно в этом, надеюсь, вы мне поможете сейчас и сообщите вашу историю.

– Как я могу быть уверена, что вы расскажете мою историю такой, какая она есть, а не такой, какой ее видите вы?

Нэнс достал блокнот и карандаш.

– Я постараюсь изложить факты как можно более точно. Расскажите мне о вашей Школе искусств для женщин.

Атина рассказала. Рассказала, как купила здание борделя у его бывшей хозяйки леди Понсонби с единственной целью организовать школу для старых дев, чтобы научить их, как привлекать мужчин, которые должны были стать их мужьями. В дополнение к занятиям, обычным для молодых леди – уход за детьми, вышивание, культура, – они должны были научиться соблазнять – но без каких-либо сношений, фактических сношений.

Нэнс с таким усердием строчил в своем блокноте, что у него на верхней губе выступили капельки пота. Атина мысленно могла уже прочесть заголовки, которые рождались в голове журналиста.

– А откуда у вас были деньги для школы?

– Леди Эстер Уиллетт спонсировала школу из своих собственных средств.

– А лорд Уорридж? Какова его роль?

– Вы имеете в виду капитана Хоксуорта? Он был у нас моделью.

– Моделью?

Атина кивнула с невинным видом. Она подошла к шкафчику под окном и достала оттуда альбом со своими набросками.

– Видите? Вот он.

Нэнс стал с жадностью рассматривать альбом.

– Лорд Уорридж позировал обнаженным перед всеми вами?

– Да.

У Нэнса оставалось все меньше листов в блокноте, а записи становились все более неразборчивыми.

– Вообще-то еще очень рано, мистер Нэнс, но, похоже, вам не помешает стаканчик бренди. Не хотите?

– Э, да. Спасибо.

– Я могла бы позвать Герт, но она сейчас очень занята. Не могу ли я попросить вас принести бренди сюда?

– Конечно. А где он?

– Около входа в бани есть шкафчик. Там вы и найдете графин.

Нэнс встал и, захватив с собой свои записи, прошел по коридору и спустился вниз. Спустя несколько минут он вернулся с графином и двумя стаканами. Разлив бренди, он выпил свою порцию и тут же налил вторую.

– Ваши ученицы… они все из благородных семей?

– Нет. У некоторых нет титула. Некоторые происходят из семей с весьма скромными средствами, и их выгнали из дома непримиримые жены их братьев или дядей. Девушкам пришлось работать гувернантками, чтобы не умереть с голоду. Единственное, что общее у всех наших учениц, – тот факт, что они не смогли привлечь к себе мужей. До тех пор, пока не пришли в нашу школу.

Атина подождала, пока карандаш Нэнса перестал строчить.

– А теперь скажите мне, мистер Нэнс, после того, как я изложила вам факты, что вы намерены написать?

Нэнс усмехнулся:

– Всего лишь самую постыдную историю, когда-либо изложенную на бумаге. С ней не сравнится ни история убийства Капофаро, ни покушение на премьер-министра Персиваля… Будет продано больше газет, чем с новостями об окончании войны.

– Мистер Нэнс, – сказала Атина, – вы неправильно поняли мои намерения. Я ожидаю, что вы опубликуете опровержение всего того, что вы написали обо мне, о моей школе и о моих ученицах.

Плечи Нэнса затряслись от невеселого смеха.

– При всем уважении к вам, мисс Макаллистер, никто не может диктовать мне, что я должен печатать в моей газете. И менее всего та, которая, как я понял из вашего рассказа, не более чем обыкновенная сводня.

Дверь гостиной открылась, и в комнату ворвался Маршалл. Его лицо было искажено яростью.

– Может, я могу предложить дополнительный стимул?

Он схватил Нэнса за лацканы и приподнял.

– Уорридж, – улыбнулся Нэнс. – Вижу, вы никак не можете покинуть это заведение, не так ли?

– Так же, как и вы, разве что вас вынесут на носилках гробовщика.

– В этом нет необходимости, – раздался чей-то голос. – Лорд Уорридж, сейчас же отпустите этого человека.

Маршалл нехотя поставил Нэнса на ноги.

Нэнс разгладил лацканы и спросил вошедшую:

– Кто вы?

– Я Маргарет, герцогиня Твиллингем. – Герцогиня села в кресло и оперлась старческими руками на набалдашник трости. – А вы, сэр – и это, поверьте, в ваших интересах, – опровергнете все, что вы написали об этой женщине в вашей газете.

– Зря тратите на меня свои угрозы, ваша светлость. Меня никто не может запугать. – Он бросил многозначительный взгляд на Маршалла. – Никто.

Герцогиня ничего не ответила. С задумчивым видом она оглядела комнату.

– Вот уж не думала, что когда-либо переступлю порог этого дома. Надеялась, что он сгорит дотла, просто перестанет существовать. Раньше он назывался «Храм наслаждения», но мне он не принес ничего, кроме несчастья. Если вдуматься, то сколько по вине обитавших здесь женщин было разрушено браков. Однако должна признаться, что я была слишком сурова по отношению к женщинам, занимавшимся этим ремеслом, и недостаточно сурова по отношению к мужчинам, которые были их клиентами.

– Ваша светлость знакома с этим заведением, – ехидно заметил Нэнс.

– Так же как и вы, мистер Нэнс. Или мне следует обращаться к вам «лорд Эссуорти»?

Нэнс изобразил удивление:

– Кто такой лорд Эссуорти?

– Не играйте в эти игры со мной, Эссуорти, – властным тоном произнесла герцогиня. – Всем хорошо известны ваши темные делишки.

Маршалл изумленно смотрел то на герцогиню, то на Нэнса.

– Эссуорти? Мне знакомо это имя. Он был армейским офицером… его обвиняли в дезертирстве и пренебрежении воинским долгом во время мятежа в Ирландии. Его судил военный трибунал.

– И осудил его, – продолжила герцогиня. – Его должны были посадить на пять лет в тюрьму, но он сумел обмануть охрану и сбежал. А потом появился в этом самом заведении под именем Эдварда Нэнса.

– Это ложь. Я никогда здесь не был.

– Были, мистер Нэнс, – сказала Атина. – Вы прекрасно знали, где в этом доме держат бренди. Если бы вы никогда прежде здесь не были, откуда вы могли знать, что бани находятся в подвале и там есть шкафчик с бренди?

Нэнс на минуту запнулся.

– Почти все люди держат спиртное в подвале.

Герцогиня открыла свой ридикюль и вынула из него какой-то предмет.

– Но только одному человеку могла принадлежать эта вещь. – Герцогиня передала ее Маршаллу.

Маршалл повертел в руке золотые карманные часы.

– На них выгравировано «Эссуорти».

– Они не мои, – тут же заявил Нэнс.

– Они были ваши, когда вы передали их моему мужу два года тому назад. – Обернувшись к Маршаллу, герцогиня рассказала: – «Храм наслаждения» являлся заведением, которое было хорошо известно джентльменам из высшего общества. Оно славилось тем, что здесь предлагали свои услуги самые красивые женщины, но только джентльменам, которые могли себе это позволить. Мне стыдно признаться, но мой муж был среди этих богатых клиентов, которые покровительствовали этому заведению и оказывали ему финансовую поддержку. Два года назад я нашла эти часы среди вещей моего мужа и устроила скандал. Ему пришлось признаться, что он познакомился в борделе с человеком, которого звали Нэнс. Нэнс попросил его взять эти часы в качестве платы за членство в этом заведении. Муж рассказал мне, что вы оба делили одну и ту же девицу.

– Вы меня разоблачили, ваша светлость, – сказал Нэнс, невесело улыбаясь. – Я признаюсь, что приходил сюда пару раз. И хотя мне льстит, что меня причислили к аристократии, я не тот лорд Эссуорти, о котором вы говорите. Меня зовут Эдвард Нэнс.

Маршалл положил часы в карман.

– В таком случае вы не будете возражать против того, чтобы предстать перед военным прокурором, который судил офицера по имени Эссуорти, просто для того, чтобы доказать свою невиновность.

– Я ничего не должен вам доказывать, – с ухмылкой заявил Нэнс.

– А вы себе представляете, какое наказание ждет офицера за дезертирство из воинской части? Мягкий приговор о тюремном заключении может быть заменен на смертную казнь.

Нэнс бросился к двери, но Маршалл, который был выше его ростом и сильнее, схватил его и швырнул на пол.

– Вы никуда не пойдете. Ваш побег окончен. Вы полностью почувствуете на себе тяжелую карающую руку британской судебной системы.

Пот выступил на лице Нэнса.

– Это было давно, Уорридж. Почти двадцать лет назад. Срок давности истек.

– Но не для военных. У Короны долгая память на дезертиров… и на тех, кто скрывается от закона.

Нэнс поднялся на колени.

– Вы не можете выдать меня. Я не был профессиональным военным. Мой отец купил офицерское звание, чтобы у меня было будущее. Я был вторым сыном второго сына, так что по английским законам ни титул, ни наследство мне не светили. Выбор у меня был невелик – либо армия, либо церковь, но я явно был непригоден для того, чтобы стать священником. Я и не подозревал, как мало пригоден для службы в армии, пока не началась война. Она была ужасна, жестока. А я был так молод. Поэтому я сбежал, не подумав о том, что солдаты моего полка выдадут меня полковнику.

Губы Маршалла презрительно искривились.

– Вы трус, в этом я и не сомневался. Оставили своих солдат без командира перед лицом мятежников.

– Мы и так проиграли бы войну. Это была кровавая бойня. Мы везде были жертвами. Я не горжусь тем, что сделал, но, возможно, я сделал бы это опять. С тех пор как меня арестовали, я не видел свою семью. Они, наверно, думают, что я сбежал из страны. Или на это надеются. Я начал новую жизнь под именем Эдварда Нэнса. И это может показаться странным, но я хорошо делаю свое дело.

Атина покачала головой:

– Возможно, вы хороший газетчик, но другим от этого только хуже. Вы нечто иное, как словесный разгребатель дерьма, мистер Нэнс. Все, что вы делаете своими статьями, – это разрушаете чужую жизнь. А вы потом сидите и наблюдаете, как люди страдают. Вы разрушаете достоинство людей, стирая его в порошок в вашей мельнице сплетен.

Нэнс взглянул на Маршалла:

– Хорошо. Я сделаю все, о чем говорит герцогиня. Я напечатаю опровержение. Я напишу, что содержание статей почерпнуто из нечестного и ненадежного источника.

– И это будет только правдой, – подчеркнула Атина.

– Я признаю свою ошибку, – продолжал Нэнс. – Но пожалуйста, не сдавайте меня властям. Это никого не утешит и ничего не решит.

Опустив голову, Маршалл задумался. Его кулаки то сжимались, то разжимались.

– Ладно. Я позволю вам сохранить ваше новое имя. Пока. – Он посмотрел Нэнсу в глаза. – Но запомните: если вы сбежите или не оправдаете моей снисходительности, в Англии не найдется ни одного квадратного фута, где вы сможете спрятаться. Я найду вас везде. Мы поняли друг друга?

Нэнс кивнул и поднялся на негнущихся ногах.

– Есть еще одно условие, мистер Нэнс, – сказала Атина. – Причина, по которой я поделилась каждой деталью жизни этой школы и ее учениц, только одна: чтобы вы спрятали всю эту информацию в свой секретный сейф. Если я когда-нибудь прочту что-нибудь или о ком-нибудь в газетах, я пойму, что вы нас предали. В этом случае вы можете быть уверены, что мы предадим вас. Это условие вам понятно?

– Понятно.

Нэнс надел шляпу, оглядел всех и тихо выскользнул из комнаты.

– Какой неприятный человек, – сказала герцогиня, вставая с кресла. Тяжело опираясь на трость, она направилась к двери.

– Ваша светлость, – остановила ее Атина, – могу я предложить вам чаю, прежде чем вы уйдете?

– Моя дорогая, в этом доме я не могу отдыхать. Можно назвать лягушку принцем, но от этого она все равно остается лягушкой. Независимо от того, какая вывеска украшает эту дверь, это здание навсегда останется «Храмом наслаждения».

У выхода из дома герцогиню ждал лакей, который помог ей сесть в карету.

Атина прислонилась к закрытой двери и облегченно вздохнула. Маршалл смотрел на нее, не отрываясь.

– Вы не перестаете удивлять меня, мисс Атина Макаллистер. Значит, вот где ты была весь вечер, уговаривала герцогиню помочь тебе.

– Как любит говорить ее светлость, если часто посещаешь наш дамский клуб, никаких секретов не остается. Я решила, что если Нэнс задумал погубить наши репутации, мне следует немного покопаться в его прошлом. Герцогиня владела нужной мне информацией, и я должна признаться, что не ожидала, что она окажется столь отвратительной.

– Но ведь герцогиня была твоим противником. Как тебе удалось… – Он вдруг догадался. – Ты отдала ей Килдэрон.

Атина пожала плечами:

– Всего несколько недель назад я даже не знала, что у меня имеется золотой запас. Кроме того, мои девушки стоят больше, чем несколько скал, будь они даже золотые.

– Я знаю одну, – сказал Маршалл, – которая стоит особенно дорого.

Он подошел к ней, и его близость вызвала у нее желание, которое она держала в узде все эти дни без него.

Он обнял ее и прижал к себе. Это было именно то, чего она ждала.

– Теперь, когда моя карьера натурщика закончилась, я остался без работы.

– Я знаю об одной вакансии, которую ты мог бы занять.

Уткнувшись ей в шею, он засмеялся:

– Следует ли это понимать, что я могу быть не просто натурщиком?

– Да.

– Это дорого тебе обойдется.

Она улыбнулась, взяла свой ридикюль и, достав что-то из него, раскрыла ладонь. Это оказались те самые золотые щепки, которые они нашли в ручье в Килдэроне.

– За такой гонорар, – сказала она, и ее глаза заблестели, – тебе придется очень постараться.

Глава 29

Эстер сидела в своем будуаре перед зеркалом. Ее горничная Риверз заколола шпилькой последний завиток великолепной прически. Риверз пришла в голову замечательная идея – вплести в темные пряди жемчужное ожерелье, когда-то принадлежавшее бабушке Эстер и прекрасно сочетавшееся с платьем цвета слоновой кости. Эффект оказался потрясающим.

– Риверз, помоги мне одеться. Я хочу приехать в церковь пораньше, чтобы поддержать Атину, которая наверняка нервничает.

– Да это вряд ли, мэм. Мне кажется, я никогда не видела, чтобы мисс Макаллистер нервничала. Ей это не присуще.

– Суровая внешность Атины обманчива. Большую часть своей жизни она для самосохранения носила маску неприступности. У меня такое чувство, что сегодня мы увидим настоящую Атину Макаллистер.

В тот момент, когда Риверз подняла платье, чтобы надеть его на Эстер, в дверь постучали.

– Войдите, – сказала Эстер.

Это был Томас. На нем были черный фрак и жемчужно-серый жилет. Благородная седина в волосах и серо-голубые глаза делали его похожим на того Томаса, каким он был в день их свадьбы. Но сегодня выражение его лица было не таким, как обычно. Отсутствовало показное равнодушие.

– Риверз, оставь нас на минуту одних, – попросил он.

Риверз положила платье на кровать и, сделав книксен, вышла.

– Ты выглядишь прекрасно.

Эстер улыбнулась:

– Спасибо, Томас. Но я еще не одета, поэтому я сохраню этот комплимент до того момента, когда буду готова появиться на публике.

Эта шутка не вызвала у Томаса даже намека на улыбку. Видимо, на уме у него было что-то важное, и это чувствовалось.

– Пожалуйста, сядь, Эстер. Мне надо кое-что тебе сказать.

Всевозможные эмоции охватили Эстер, были среди них и счастливые.

Она села, а Томас опустился перед ней на одно колено. Она такого никогда не видела, но заметила, что за спиной он держит какой-то пакет. Он положил его ей на колени.

– Разверни.

У нее дрожали пальцы, когда она развязывала ленту, которой была перевязана коробка. Она подняла крышку.

– Что это? – спросила она, доставая квадратную шапочку из черного шелка с кисточкой на черном шнурке.

– Это академическая шапка, которую я носил во время моей учебы в Оксфорде. – Пока она разглядывала странный подарок, он продолжал, и в его голосе слышалась неуверенность. – Я знаю, что я был не самым внимательным мужем. Я не могу этого объяснить, но хочу сказать… Я образованный человек, Эстер, но многим вещам меня не научили. К тому же боюсь, что я не проявлял склонности научиться им. Например, женщины… Меня учили верить, что жена – это всего лишь красивое украшение, подросший ребенок, которого муж вынужден терпеть. Но ты показала мне то, чего я в своем ослеплении не видел. Что ты редкая женщина. Твоя красота – это наименьшее из твоих достоинств. Я не подозревал, насколько глубоки твой ум, твоя мудрость, твоя верность и твое мужество. И хотя за твоей фамилией не стоит половина букв английского алфавита, как у многих ученых мужей, ты показала, чем богата твоя душа. Вот это, – он указал на шапочку, – принадлежит тебе за то, чему ты меня научила. Моя жена, и моя любовь.

Эстер взглянула на мужа совсем другими глазами. Он дал ей неизмеримо больше, чем думал. Каждое его слово падало в ее сердце, словно живое семечко в поле. У нее наконец был муж… нет, больше чем муж, больше чем любовник, у нее был близкий друг.

Эстер поцеловала Томаса в губы, и на этот раз в его поцелуе было больше, чем просто физическая страсть. Это было единение чувств и мыслей. Сегодня будет не только свадьба Атины. Сегодня будет также и ее свадьба.

Прекрасная прическа Эстер, увы, не дожила до церемонии.