Текст книги "История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней"

Дальнейшие перспективы для русских были туманными. Конечно, к защитникам города шли серьезные подкрепления: первое крупное соединение из 12-й дивизии и 4-го армейского корпуса прибыло 16 октября 1854 г., совершив форсированный марш из Бессарабии (современная Молдова). Однако боевой дух в Севастополе был подорван безвременной гибелью Корнилова 17 октября на Малаховом кургане. Более того, потери от обстрела союзников (более тысячи человек в первый день бомбардировки, а затем около 250 человек ежедневно) и от болезней (по свидетельству Ходасевича, преимущественно от дизентерии) стали все больше сказываться на защитниках города[511]511
  Hodasevich. P. 163.


[Закрыть]. Ограниченные поставки продовольствия вызывали опасение, что может начаться голод. Кроме бастионов и батарей, подвергшихся интенсивной бомбардировке, за неделю обстрелов в городе сгорели или были разрушены многие здания. Но положение не было катастрофическим: Тотлебен продолжал творить чудеса, восстанавливая и совершенствуя укрепления по ночам, после дневной бомбардировки.

23 сентября Меншиков созвал совещание, чтобы обсудить ухудшающуюся ситуацию и решить, как с помощью контратаки прорвать осаду Севастополя. Полковник А. Е. Попов, недавно назначенный начальником штаба гарнизона, предложил атаковать британскую батарею на Зеленом холме. Захватив батарею, русские могли бы обстреливать другие позиции союзников, и фронт союзников был бы прорван. Идея Попова понравилась Меншикову, но генерал Павел Петрович Липранди, командир 12-й дивизии, не согласился с ним, полагая, что потери будут слишком велики. Он выступал за более масштабную атаку на левом фланге, которая угрожала бы всем силам союзников. Удивительно, что захваченная британцами Балаклава, будучи самым уязвимым местом в позициях союзников, не фигурировала в плане Липранди как отдельная цель. Генерала хвалили за «энергию, хладнокровие и хорошее знание тактики», считали «опытным военачальником»[512]512
  Ibid. P. 167, 182.


[Закрыть]. Липранди рекомендовал предпринять амбициозную атаку по нескольким направлениям на Сапун-гору, чтобы серьезно затруднить или вообще разрушить осадную операцию союзников.

Согласно предложению Липранди, в первый день русские должны были наступать от деревни Чоргун и захватить редуты на Кадыкойских высотах (см. карту 7). Во второй день, оставив значительные силы пехоты и артиллерии, чтобы удерживать захваченные позиции, предполагалось штурмовать Сапун-гору тремя дивизионными колоннами, используя слабости союзников на открытом фланге, а затем атаковать лагеря, разбросанные вокруг Севастополя. Липранди подсчитал, что для осуществления этой наступательной операции понадобится три, а лучше четыре полноценные пехотные дивизии с мощной поддержкой артиллерии и кавалерии. По его оценке, потребуется весь 4-й корпус (10, 11 и 12-я дивизии) и еще одна отдельная дивизия, каждая со своей артиллерией, а кроме того, стрелковый батальон, три драгунских, два гусарских и три казацких полка, а также усиление из трех батарей конной артиллерии. Всего получалось шестьдесят пять пехотных батальонов, пятьдесят два кавалерийских эскадрона, восемнадцать казацких сотен и почти 200 пушек[513]513
  Описание плана атаки Липранди, который не был реализован, основано на материале: Ченнык С. От Балаклавы к Инкерману. Симферополь: Гала, 2014. С. 44–45.


[Закрыть].

Несмотря на то что Липранди недавно прибыл в Крым, он прекрасно ориентировался на местности. 18 октября его дивизия заняла деревню Чоргун в верхней части долины Черной речки. По собственной инициативе он вместе со своими непосредственными подчиненными за три дня (19–21 октября) провел подробную рекогносцировку позиций союзников в Балаклаве и на Сапун-горе. Поэтому он вполне мог давать Меншикову практические советы по организации атаки. Липранди утверждал, что успех наступления может быть достигнут не только благодаря численному превосходству русских, но и использованию ошибок союзников, которые не сумели должным образом защитить свой открытый восточный фланг, тянувшийся вдоль Сапун-горы. Генерал П. Д. Горчаков, командующий 6-м армейским корпусом, поддержал предложение Липранди[514]514
  Curtiss. Russia’s Crimean War. P. 320.


[Закрыть]. Правда, основная часть 4-го корпуса еще не подошла к Севастополю, и для атаки пока было недостаточно сил – единственный недостаток, который мог задержать начало операции.

Из-за сомнений и разногласий среди главных советников и подчиненных, а также, возможно, от нежелания принимать важное решение Меншиков колебался. Вероятно, помня о репутации Липранди как честолюбивого офицера, отличившегося во время войны в Польше в 1830–1831 гг., при подавлении восстания в Венгрии в 1848–1849 гг. и в недавней кампании 1853 г. против турок в Валахии, он был склонен согласиться со своим настойчивым подчиненным. Однако Липранди, несмотря на то, что это было его предложение, высказал растущие сомнения в осуществимости плана, если начать наступление слишком рано. Он предупредил Меншикова, что «ограниченные силы не имеют подлинного шанса на успех и что атака заставит союзников осознать слабость своего фланга»[515]515
  Ibid. P. 321.


[Закрыть]. Учитывая это обстоятельство, русский главнокомандующий мог бы просто отложить операцию, пока в конце октября не прибудет остаток 4-го корпуса с 10-й и 11-й дивизиями. Он этого не сделал, поддавшись давлению Николая I, требовавшего быстрых и решительных действий. Более того, Меншиков не попытался соединить операцию Липранди с дерзкой вылазкой из Севастополя (возможно, на основе предложения Попова), чтобы союзники столкнулись с двумя одновременными атаками. Еще более удивительно, что такая вылазка (союзники назвали ее «Малым Инкерманом») была начата 26 октября, на следующий день после Балаклавского сражения.

Меншиков, не лучшим образом показавший себя на Альме, похоже, был неспособен спланировать решительное сражение, позволявшее наголову разбить союзников в Крыму. Как лаконично записал Липранди в своем дневнике – единственным желанием князя было, как он сам ему сказал: «…сделать что-нибудь для отвлечения неприятеля от Севастополя»[516]516
  Цит. по: Ченнык. От Балаклавы к Инкерману. С. 51


[Закрыть]. Поэтому Липранди была поручена лишь ограниченная операция – захватить Кадыкойские высоты и атаковать лагеря и артиллерийские склады позади них, причем выполнить эти задачи имеющимися в его распоряжении силами. По иронии судьбы гораздо более масштабная попытка была предпринята почти две недели спустя, 5 ноября 1854 г., которая получила название Инкерманского сражения и к моменту которой прибыли остатки 4-го корпуса. Тем не менее атака Липранди под Балаклавой 25 октября была не просто «разведкой боем», как утверждал один из историков[517]517
  Curtiss. Russia’s Crimean War. P. 321.


[Закрыть]. Значительно усиленная дивизия Липранди, получившая название «Чоргунского отряда», включала двадцать пять батальонов пехоты, тридцать четыре кавалерийских эскадрона (или эквивалентные им казачьи сотни) и семьдесят восемь орудий[518]518
  Количество кавалерийских эскадронов/сотен и распределение артиллерии у разных авторов отличаются. Наиболее надежными, за небольшими исключениями, можно считать данные: John Sweetman. Sevastopol’s Wars Balaklava 1854. London: Osprey, 1990; Ченнык С. От Балаклавы к Инкерману.


[Закрыть]. Всего это соединение насчитывало около двадцати пяти тысяч человек, чуть меньше, чем численность всей британской армии в Крыму. К тому времени болезни уже начали уносить жизни солдат союзников, особенно в британских подразделениях.

Несмотря на опасение, что у него недостаточно войск для выполнения поставленной задачи, Липранди имел все шансы на успех в предстоящей операции. Противостоящие ему британцы и турки значительно уступали в численности, а что касается редутов, то они были плохо подготовлены и слабо защищены. Однако на стороне союзников были удача и сноровка, хотя их в значительной степени затмила потеря Легкой бригады как боеспособного соединения. Большинство союзных сил в Крыму были заняты блокадой Севастополя. Две французские бригады под командованием Боске, сформировавшие Наблюдательный корпус (Corps d’Observation), общей численностью около четырех тысяч человек, укрепились на Сапун-горе между Балаклавским проходом и Воронцовской дорогой; это были основные силы пехоты, защищавшей восточный фланг союзников. Севернее располагались палаточные лагеря 1-й и 2-й британских дивизий, в задачу которых входило удерживать траншеи вокруг Севастополя и охранять крайний правый фланг позиций союзников вблизи Инкермана.

Защита Балаклавы, наоборот, была организована из соображений «экономии сил». Внешняя оборона порта состояла из шести редутов, вытянувшихся вдоль Воронцовской дороги, которая проходила между Северной и Южной долинами Балаклавы. К началу сражения только четыре редута (1–4) были закончены и укомплектованы людьми. Самый восточный, первый редут, расположенный на холме де Канробера к югу от дороги, был вооружен тремя 12-фунтовыми корабельными пушками, снятыми с корабля «Диамант» (Diamond); их защищали около шестисот турецких солдат. Второй, третий и четвертый редуты имели по два таких орудия под защитой приблизительно трехсот турок. Ближе к порту вторую линию обороны держало небольшое соединение союзников. Оно состояло из шести рот 93-го Шотландского полка, турецкого батальона, а также полевой артиллерии (под командованием Баркера), которая занимала позиции у деревни Кадыкой. Приблизительно тысяча двести моряков, усиленных двумя ротами Шотландского полка и шестью батареями корабельных пушек, удерживали Балаклавские высоты. Эта группировка численностью около двух с половиной тысяч человек могла быть усилена еще двумя ротами Шотландского полка из Балаклавы, которые в случае опасности или непредвиденных обстоятельств перебрасывались из района порта. Этим разношерстным соединением командовал сэр Колин Кэмпбелл. Номинально он отвечал за редуты, хотя прекрасно понимал их уязвимость перед атакой русских. И самое главное, ему не подчинялись турецкие солдаты.

Тяжелая и Легкая кавалерийские бригады из дивизии лорда Лукана стояли лагерем у оконечности Южной долины, к северо-востоку от деревни Кадыкой. Полторы тысячи кавалеристов с шестью полевыми пушками поддержки (батарея Мода) вряд ли можно было назвать полноценной бригадой. Заслуженно считавшийся «лучшим полководцем и солдатом после Веллингтона», Кэмпбелл обладал бо́льшим боевым опытом, чем любой другой офицер британской армии[519]519
  Woodham-Smith. The Reason Why. P. 208.


[Закрыть]. Он командовал дивизией в сражении при Чиллианвалле в 1849 г. по время второй англо-сикхской войны и проявил тактическое мастерство на Альме. Знатный и влиятельный человек, в Крыму Кэмпбелл командовал всего лишь бригадой. Он подчинялся Лукану: Раглан не хотел ставить под сомнение его статус командира дивизии и задевать личные чувства. В результате перед началом сражения отсутствовало единое командование «на поле боя»[520]520
  На это обратил внимание Баринг Пембертон (P. 77).


[Закрыть]. Отдавать приказы Кэмпбеллу и Лукану, а также координировать их действия мог только сам Раглан. Этот серьезный недостаток в управлении войсками вскоре стал более чем очевиден. В общей сложности у союзников было около четырех тысяч человек и тридцать пять пушек для защиты Балаклавы и Кадыкоя, если не считать Наблюдательного корпуса и других французских и британских подразделений в лагерях на Херсонесском плато, которые в случае необходимости могли быть быстро подтянуты к месту боестолкновения.

Липранди развернул свои силы следующим образом. Левая атакующая колонна под командованием генерал-майора Николая Карловича Гриббе состояла из Днепровского полка (меньше одного батальона) и роты стрелков, которых поддерживали десять орудий, эскадрон улан и сотня донских казаков. Этой группе был дан приказ наступать из Байдарской долины и занять маленькую деревню Камары (в настоящее время Оборонное), таким образом обезопасив левый фланг русских. Затем с этой позиции они должны были поддержать атаку на редуты. Главные силы Липранди под командованием генерал-майора Константина Романовича Семякина, командира 1-й бригады 12-й дивизии, состояли из двух эшелонов, которые после форсирования Черной речки должны были развернуться для двух параллельных атак. Левая центральная колонна была сформирована из Азовского полка, усиленного батальоном Днепровского полка и стрелковой ротой, которых поддерживали десять пушек. Этой группе, состоявшей из самых опытных и надежных подразделений, находившихся в подчинении Липранди, ставилась задача захватить первый редут. За ней, но чуть правее, должна была двигаться правая центральная колонна, состоявшая из трех батальонов Украинского егерского полка с девятью пушками, под началом генерал-майора Федора Григорьевича Левуцкого, командира 2-й бригады дивизии. Его целью был второй редут.

Правую атакующую колонну вел полковник Александр Петрович Скюдери, командир Одесского егерского полка. Это соединение из четырех батальонов поддерживали стрелковая рота, три кавалерийские сотни из 53-го Донского казачьего полка и восемь пушек. Скюдери должен был переправиться через Черную речку по Трактирному мосту, пересечь Северную долину и захватить третий редут. Липранди приказал Скюдери при наступлении действовать «энергично», создавая у союзников впечатление, что это главное направление атаки[521]521
  Ченнык. От Балаклавы к Инкерману. С. 96.


[Закрыть]. Липранди спланировал атаку широким фронтом, чтобы как можно быстрее ошеломить противника в первых трех редутах и помешать им поддерживать друг друга.

Еще правее, по свидетельству Липранди, но гораздо вероятнее, между центральной и правой атакующими колоннами пехоты, должны были наступать основные силы кавалерии под командованием генерал-лейтенанта Ивана Ивановича Рыжова. Они состояли из 2-й бригады гусар из 6-й дивизии легкой кавалерии, усиленной двумя недавно прибывшими «маршевыми» полками (образовавшими сводный уланский полк), и сотни 53-го Донского и 1-го Уральского казачьих полков с двумя батареями конной артиллерии (всего двадцать четыре орудия). Рыжов должен был использовать ожидаемый успех пехоты в захвате редутов и наступать на Кадыкой, хотя остаются некоторые сомнения, правильно ли он понимал поставленную перед ним задачу.

Наконец, были сформированы силы прикрытия под командованием генерал-майора Осипа Петровича Жабокрицкого – сводная колонна из Суздальского и Владимирского полков (в составе последнего было меньше батальона) с четырнадцатью пушками, двух стрелковых рот, двух эскадронов гусар и двух сотен донских казаков. Жабокрицкий, по мнению современных историков, не отличавшийся инициативой, должен был занять Федюхины высоты и защищать правый фланг наступающих русских войск. Главный резерв составляли очень скромные силы из батальона Украинского полка, стрелковой роты и двух батарей артиллерии, сосредоточенные недалеко от Трактирного моста[522]522
  Описание развертывания русских войск взято преимущественно из «Донесения генерал-адъютанту Меншикову начальника 12-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Липранди», датированного 14 октября 1854 г. (ст. ст.) [No. 3076]. Дополнительная информация: Ченнык. От Балаклавы к Инкерману. С. 95–100.


[Закрыть].

Нет никаких сомнений, что Липранди хорошо спланировал операцию; его подчиненные были уверены в своем командире. Например, Рыжов после сражения вспоминал: «Надобно отдать полную справедливость генералу Липранди, что все его распоряжения, до самых мелочей, были самыми благоразумными и дельными: каждому начальнику части были переданы меры на всякий могший произойти случай ясно, основательно и подробно»[523]523
  Рыжов И. И. О сражении под Балаклавой. Записка генерал-лейтенанта Рыжова // Русский вестник, апрель 1870, том 86. С. 463–469.


[Закрыть]. Русские войска меньше сомневались в исходе, чем командующие. Вот как младший артиллерийский офицер Степан Кожухов описывал чувства многих солдат в своем подробном рассказе о Балаклаве:

«Вообще канун каждого сражения, особенно на первых порах войны, когда еще армия не успела свыкнуться с опасностями, приносит много ощущений, и на этот раз канун 13-го октября не был исключением. Весь день мы провели в самых оживленных разговорах и в самых разнообразных предположениях о результатах следующего дня. Все говорили о трудностях, но никто не говорил о неудаче, не потому, полагаю, что все были уверены в успехе, но потому, что накануне дела как-то неприятно не только говорить, а даже думать о неудачах»[524]524
  Кожухов С. Из крымских воспоминаний о последней войне // Русский Архив, 1869, том 7. С. 381–384.


[Закрыть].

Тем не менее русский командующий под Балаклавой старался воодушевить свои войска. Командир эскадрона сводного уланского полка лейтенант Корибут-Кубитович вспоминал:

«Когда все было готово к бою, генерал Липранди объехал со своею свитою войска и, обращаясь к своей дивизии, выразил надежду, что она будет драться так же храбро, как и на Дунае. Он прибавил, что не сомневается в успехе нашего оружия… Генерал Липранди своими краткими словами вполне наэлектризовал свой отряд. Солдаты неумолкаемым “ура” отвечали на слова своего любимого начальника. Это не был тот клик, который так протяжно и ровно раздавался на учениях; это был клик, предвозвестник победы, естественно вырывавшийся из могучей груди нашего богатыря-солдата»[525]525
  Лейтенант Кобут-Кубитович. Воспоминания о Балаклавском деле 13-го октября 1854 года // Военный сборник, 1859, № 2.


[Закрыть].

Развернувшееся сражение можно разделить на три главных элемента (или фазы), каждую из которых нужно по очереди проанализировать, а затем связать друг с другом, чтобы получить истинное представление о битве, ее динамике и исходе[526]526
  Автор придерживается точки зрения, изложенной в книге: Sweetman. Balaklava, 1854, – когда перечисляет четыре фазы сражения: (1) захват редутов, (2) тонкая красная линия, (3) атака Тяжелой бригады и (4) атака Легкой бригады, но прибавляет (5) деблокирующую атаку африканских егерей. Эти пять боестолкновений изображены на карте 7 данной книги.


[Закрыть]. В первой фазе колонна Гриббе, не встретив сопротивления, заняла Камары – что разительно отличалось от ожесточенных боев за этот поселок в 1941–1942 гг., во время Второй мировой войны. Само Балаклавское сражение началось приблизительно в 6 часов утра с обстрела русской артиллерией первого редута. Последовала неравная артиллерийская дуэль. В 7:30 редут на холме де Канробера, восточный оплот внешней линии обороны Балаклавы, был захвачен в результате хорошо организованной атаки Азовского полка. Турки сначала стойко защищали свои позиции, но затем были опрокинуты превосходящими силами противника. Основная часть русской пехоты наступала на второй, третий и четвертый редуты; там турки бежали практически без единого выстрела. На этом этапе Раглан, уже знавший о начале сражения, наблюдал за его ходом с наблюдательного пункта на Сапун-горе. Осознав растущую угрозу Балаклаве, он предусмотрительно приказал 1-й и 4-й британским дивизиям покинуть лагеря и приготовиться вступить в бой с русской армией, чтобы вернуть утраченные позиции. Эти ответные действия в тот день были необыкновенно медленными, особенно дивизии Каткарта – и командир, и солдаты настаивали, что сначала позавтракают, а затем двинутся на поле боя под Балаклавой. Французский главнокомандующий генерал де Канробер, тоже осознавший угрозу для восточного фланга союзников, подтянул свои 1-ю пехотную и 1-ю кавалерийскую дивизии.

Тем временем оперативную инициативу прочно удерживал Липранди. Теперь, во второй фазе сражения, возможность проявить отвагу представилась русской кавалерии. Генерал Рыжов вспоминал:

«Со взятием последнего редута наступила моя работа, – работа беспрекословно самая трудная из всего этого дела. Я вполне постигал возложенную на меня обязанность: с гусарскими полками 6-й дивизии, при слабом их составе… подняться на гору, на которой вся английская кавалерия и даже часть пехоты – в укрепленной позиции. Но не мое дело было рассуждать об этом; довольно, что я получил приказание и считал для себя святым делом выполнить то, что на меня возложено, по мере моего разумения, возложив надежду на помощь Божию»[527]527
  Рыжов. О сражении под Балаклавой.


[Закрыть].

Британская кавалерия, которую видел Рыжов, была Тяжелой бригадой под командованием бригадного генерала Скарлетта («не более как в 200 саженях от меня»), поддерживаемой «довольно сильною батареей, устроенной в с. Кадыкой», которую защищали шотландцы Кэмпбелла и которая располагалась к юго-западу. Командующий русской кавалерией так описывает эту сцену:

«…неприятель стоял спокойно и ожидал, как будто по условию. Тишина с обеих сторон была удивительная; одни казаки кричали, но это было поодаль, и никто не обращал на них внимания. Одна неприятельская батарея со стороны Кадыкоя напомнила нам своею стрельбою, где мы и зачем пришли. Наконец вся линия моя быстро полетела на фронт врагов»[528]528
  Там же.


[Закрыть].

В последовавших беспорядочных действиях русская кавалерия проявила себя не лучшим образом. Рыжов оправдывает себя, в частности заявляя о численном превосходстве противника, что явно не соответствовало действительности. Если исключить Легкую бригаду, то у него было больше людей, чем у Скарлетта и Кэмпбелла; более того, русская кавалерия обладала существенным тактическим преимуществом, поскольку атаковала вниз по склону холма во фронт противника. Однако Рыжов разделил свои силы, отправив четыре эскадрона ингерманландских гусар в атаку на британскую пехоту, тогда как основная часть почему-то остановилась, вместо того чтобы вступить в бой с британской кавалерией.

Вскоре в дело вступил небольшой отряд Колина Кэмпбелла. Теперь он был усилен турками, отступившими с редутов, а левый и правый фланги занимали подразделения 93-го Шотландского полка. Шотландскую пехоту поддерживала сотня инвалидов, которую привел из Балаклавы подполковник Девени. Русская артиллерия открыла огонь, в результате чего британцы понесли потери, и Кэмпбелл благоразумно отвел их от небольшой возвышенности перед четвертой батареей. В донесении после боя он так описывал ход событий:

«В этот период наши батареи на высотах, укомплектованные артиллеристами морской пехоты и морскими пехотинцами, вели в высшей степени превосходную стрельбу по вражеской кавалерии, которая появилась на холме перед нами. Один их отряд, около четырехсот человек, повернул налево, отделившись от тех, которые атаковали дивизию лорда Лукана, и поскакал на шотландцев из 93-й дивизии, которые немедленно выдвинулись на вершину холма, на котором стояли, и открыли огонь»[529]529
  Сэр Колин Кэмпбелл, донесение о Балаклавском сражении от 27 октября 1854 г., см.: Anthony Sterling. The Story of The Highland Brigade in the Crimea founded on Letters written during the Years 1854, 1855, and 1856. London: Remington & Company, 1895. P. 97–98.


[Закрыть].

Рассчитывая на свои мушкеты Минье, шотландцы не стали использовать традиционный прием ведения боя и выстраиваться в линию по четыре, чтобы встретить атаку кавалерии. В отличие от своих предшественников в битве при Ватерлоо они построились в линию по два, а затем сделали три залпа по русским гусарам. Первый, вероятно, пришелся поверх голов атакующих и не произвел ощутимого эффекта. Однако второй заставил русскую кавалерию дрогнуть и «отвернуть влево». Стойкость и тактическая грамотность Кэмпбелла (а также командира 93-го полка подполковника Эйнсли) стали очевидны, когда противник «попытался обойти правый фланг 93-го полка, заметив бегство турок, которые стояли там». В ответ «гренадеры 93-го полка под командованием капитана Росса развернулись вправо и открыли огонь [третий залп] по врагу, чем привели его в полное замешательство»[530]530
  Anthony Sterling. P. 97–98.


[Закрыть]. До и во время этого столкновения батареи Королевской морской пехоты вели успешный огонь с дальней дистанции: их 8-дюймовые орудия, стрелявшие гранатами, производили опустошение в рядах русских, «разрывая на части лошадей и всадников»[531]531
  Duckers. P. 69.


[Закрыть].

Тем временем, согласно докладной Лукана, Тяжелая бригада «к счастью, оказалась под рукой, когда значительные силы русской кавалерии спускались с холма». На самом деле кавалерия Рыжова остановилась. Командир кавалерийской дивизии приказал «бригадному генералу Скарлетту атаковать силами шотландских грейских и иннискиллингских драгун, а его атаку поддержать второй линией 5-му драгунскому полку, а также фланговой атакой 4-го драгунского полка»[532]532
  Докладная лорда Лукана: The Times, Monday, November 13, 1854.


[Закрыть]. Рыжов вспоминал:

«Я прослужил 42 года, сделал 10 кампаний, был во многих великих, как, например, Кулем [Кульм], Лейпциг, Париж и других сражениях, но никогда не видал кавалерийской атаки, в которой обе стороны с равным ожесточением, стойкостью и, можно сказать, упорством рубились на месте такое продолжительное время, да и в военной истории кавалерийских атак не много встречаем таких примеров»[533]533
  Рыжов. О сражении под Балаклавой.


[Закрыть].

Несмотря на то что эта атака не смогла обратить в бегство британскую кавалерию или пехоту, не говоря уже о том, чтобы захватить пушки в Кадыкое, Рыжов, под которым в ходе боя была убита лошадь, заявлял о необыкновенном успехе:

«Атака эта самыми недоброжелательными для нас людьми не может быть названа иначе как самой смелой, решительной, образцовой и в свое время займет местечко в истории кавалерийских дел. В реляции этого знаменитого дня, не знаю почему, не было подробно сказано об атаке, разве от того, как мне кажется, что не следовало подниматься с такою слабою частью на гору и атаковать сильнейшего неприятеля в укрепленной его позиции»[534]534
  Там же.


[Закрыть].

Большинство свидетельств говорят в пользу совсем другой интерпретации. Через два дня после сражения Лукан дал гораздо более точное описание боя: «В очень невыгодной позиции… восемь маленьких эскадронов сумели разбить и рассеять кавалерийский отряд, превосходивший их числом более чем в три раза»[535]535
   Отрывок из докладной лорда Лукана.


[Закрыть]. Русские встретили атаку британской Тяжелой бригады, стоя на месте, что было серьезной ошибкой. Кроме этого обстоятельства, успех британцев определили верный выбор времени, эффект неожиданности и, самое главное, жесткий контроль – непременное условие, которое было проигнорировано во время знаменитой атаки при Ватерлоо 18 июня 1815 г. Кроме того, орудия батарей Баркера и Мода вели огонь по отступающим русским, пока те не скрылись из вида за Кадыкойскими высотами.

Отступив за линию редутов, русские гусары и казаки в беспорядке спустились в Северную долину под защиту своей артиллерии – вряд ли это можно назвать маневром победившей стороны. Однако Легкая бригада лорда Кардигана не сумела поддержать Тяжелую бригаду, оставаясь пассивной во время атаки своих товарищей. В результате была потеряна возможность внести хаос в ряды отступающих русских, а возможно, и разгромить их. Тем не менее во время этой второй фазы сражения британская армия благодаря умелому руководству и тактическому искусству Кэмпбелла и Скарлетта отразила атаку превосходящих сил русской кавалерии.

Если бы Балаклавское сражение на этом закончилось, то, вероятно, осталось бы в истории Крымской войны как незначительный эпизод, почетная ничья, в которой неудача русской кавалерии в значительной мере обесценила успех пехоты. Однако русские захватили не только редуты, которые защищали турки, но и установленные на них британские пушки. Это унизительное обстоятельство привело к самому известному эпизоду сражения – атаке Легкой бригады, а также малоизвестной, но успешной деблокирующей атаке французских африканских конных егерей (стрелков, разновидности легкой кавалерии).

Неудивительно, что армии и военачальники, участвовавшие в Балаклавском сражении, пришли совершенно к разным выводам в зависимости от национальности и личных интересов. Лорда Раглана резко критиковали за руководство войсками во время Крымской войны, но ничто не может сравниться с противоречивыми приказами, которые он отдавал лорду Лукану 25 октября 1854 г. с Сапун-горы и кульминацией которых стала атака Легкой бригады. Об этом событии было написано так много, что к британской точке зрения трудно что-то добавить[536]536
  Атаке Легкой бригады посвящено большое количество работ; она подробно освещается в любой книге по истории Крымской войны. Тем не менее ценным дополнением к ним может стать: Anthony Dawson (ed.). Letters from the Light Brigade: The British Cavalry in the Crimean War. Barnsley: Pen & Sword Military, 2014. В ней используются новые источники (в том числе французские и русские), рассказывающие о Балаклавском сражении.


[Закрыть]. По мнению русских, ход и результат самого сражения, в том числе заключительной атаки британцев, остаются в равной степени неоднозначными – но совсем по другим причинам. Общая неудача операции Липранди – хотя она была объявлена чрезвычайно успешной – впоследствии привела к взаимным обвинениям внутри русской армии. Главной критике подверглись неудачные действия русской кавалерии и роль Рыжова в утрате инициативы, завоеванной пехотой.

Раглана в ходе сражения все больше беспокоила судьба британских пушек, захваченных на редутах на Кадыкойских высотах. По всей видимости, у него в голове сложился план, как отбить их, когда обе его пехотные дивизии будут готовы к атаке. Однако ни на одном этапе боя он не предложил согласованного плана действий для достижения этой цели – или не сообщил о нем подчиненным. Но где же была британская пехота? 1-я дивизия подтягивалась к полю боя через Балаклавский проход, но о «неповоротливой 4-й» не было никаких известий[537]537
  Baring Pemberton. P. 96.


[Закрыть]. Все больше раздражаясь задержкой пехоты, Раглан продиктовал приказ Лукану (третий за день): «Кавалерии наступать и использовать любую возможность для возвращения высот. Их поддержит пехота, которой будет дан приказ наступать по двум фронтам»[538]538
  Ibid.


[Закрыть]. Это распоряжение, хотя и менее известное, чем следующее, которое привело к атаке Легкой бригады, страдает такой же неопределенностью. Непонятно, какая кавалерийская бригада Лукана должна атаковать и по каким фронтам будет наступать пехота, если пока прибыла только 1-я дивизия. Поэтому Лукан ждал и не предпринимал никаких действий, а только переместил Легкую бригаду к входу в Северную долину.

Тем временем авангард 4-й дивизии Каткарта – с полными желудками и без особого желания вступить в бой – наконец достиг Южной долины. Получив приказ наступать на третий редут, Каткарт принялся увиливать, утверждая, что его люди не готовы атаковать немедленно, с марша. Почему этого не могут сделать гвардейцы и шотландцы из 1-й дивизии? Пассивность пехоты и кавалерии чрезвычайно раздражала Раглана, и его терпение лопнуло, когда ему доложили, что русские увозят британские пушки. Неизвестно, соответствовали эти сведения действительности или нет, но именно они подтолкнули его к действию. Он тут же распорядился, чтобы генерал-майор Ричард Эйри – главный квартирмейстер и номинальный «начальник штаба» – передал письменный приказ Лукану: «Лорд Раглан желает, чтобы кавалерия быстро пошла во фронтовую атаку и воспрепятствовала неприятелю увезти прочь орудия. Пусть их сопровождает отряд конной артиллерии. Французская кавалерия у вас слева. Немедленно»[539]539
  Ibid. P. 97


[Закрыть].

Полтора столетия спустя этот печально известный (четвертый) приказ Лукану от 25 октября 1854 г. фигурировал в новой доктрине «управления выполнением боевой задачи» британской армии в качестве примера того, как не следует отдавать распоряжения во время боя, а также предостережения об опасностях недопонимания и плохой работы штаба[540]540
  [British] Army Doctrine Publication Volume 2, Command (1995), Army Code No. 71564. P. 2–9, paragraph 0221. Автор, участвовавший в подготовке и составлении этого документа, отмечал, что «для тех, кто стремится занять командную или штабную должность в армии, нет альтернативы профессиональной компетентности, в том числе свободному владению языком команд». Это мнение согласуется с критикой, высказанной Вудхэм-Смит (The Reason Why. P. 258): «Прежде всего катастрофа [под Балаклавой] была плодом системы управления британской армией. Неподготовленные и неопытные офицеры командовали дивизиями и бригадами на поле боя, штабные офицеры пренебрегали своими обязанностями и были не способны излагать желания главнокомандующего в виде четких распоряжений, а сам главнокомандующий лорд Раглан, не имевший опыта непосредственного руководства боевыми действиями, выражался двусмысленно. Для современного штабного офицера четыре знаменитых приказа под Балаклавой выглядят неопределенными, неясными и дилетантскими предпосылками катастрофы».


[Закрыть]. Тем не менее под Балаклавой то, что видел Раглан с вершины Сапун-горы (с высоты приблизительно 230 метров), было совсем не очевидно Лукану, стоявшему внизу. С его позиции, примерно в 100 метрах ниже, у входа в Северную долину, он не видел, что русские увозят пушки с редутов; они находились в его «мертвой зоне». Поэтому Лукан не понял, какие действия противника беспокоят Раглана. Его растерянность усиливало поведение пылкого адъютанта Раглана, поклонника кавалерии, капитана Льюиса Эдварда Нолана, который при передаче письменного приказа Лукану по собственной инициативе подчеркнул, что кавалерия должна атаковать «немедленно».

Лукан, не понимающий, какие пушки имеются в виду и в каком направлении ему следует наступать, попросил уточнить приказ. Говорят, Нолан саблей указал не на Кадыкойские высоты, которые имел в виду Раглан, а вниз, на Северную долину, где стояла русская батарея. Лукан с неохотой передал распоряжение Кардигану, который вполне обоснованно усомнился в разумности приказа[541]541
  Woodham-Smith, The Reason Why. P. 237, приводит разговор между Кардиганом и Луканом. «Слушаюсь, сэр, но позвольте мне напомнить Вам, что у русских в долине батарея впереди нас, а также батареи и стрелки по обе стороны». Лорд Лукан снова пожал плечами. «Знаю, – сказал он, – но таков приказ лорда Раглана. Тут нет выбора, кроме как повиноваться».


[Закрыть]. Однако он подчинился и повел Легкую бригаду в зону поражения, простреливаемую с трех сторон. Русская артиллерия и стрелки открыли продольный огонь с Федюхиных и Кадыкойских высот. Из долины во фронт атакующим стреляли восемь пушек 3-й батареи донских казаков. Наблюдатели на Сапун-горе с ужасом и восхищением смотрели на разворачивающуюся перед ними картину. Знаменитым стало замечание Боске: «C’est magnifque, mais ce n’est pas la guerre. C’est de la folie» («Это великолепно, но это не война – это безумие»)[542]542
  Ibid. P. 242.


[Закрыть].

Оставшиеся в живых, как гласит история Легкой бригады, не только достигли русской батареи в долине, но и не без успеха вступили в бой с превосходящими силами кавалерии, стоявшей в тылу у артиллеристов. Некоторые британские кавалеристы даже преследовали врага до Черной речки. Затем остатки разбитой бригады отошли и вернулись в Северную долину, причем тоже с потерями. Согласно докладной Липранди (которая, несмотря на преувеличения и неточности, все же надежнее, чем записка Рыжова):