Текст книги "История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней"

Тем не менее благодаря присутствию духа некоторых офицеров из экипажа «Парижа» этот инцидент превратился в триумф Черноморского флота. Как вспоминал один из очевидцев, «ученики Лазарева были не из тех, кто позволит себе растеряться при подобном конфузе». Они приказали сколотить импровизированный трап, который успешно выполнил свою задачу. Благополучно поднявшийся на борт «Парижа» император был встречен почетным караулом. Окинув взглядов построенную на палубе команду, тысячу молодых моряков, он спросил капитана 1-го ранга Владимира Истомина: «Где вы берете таких храбрых юношей?» Затем Николай I громко обратился к команде: «Здорово, ребята!» Ответом ему было громовое: «Здравия желаем». «Покажите свое мастерство», – приказал император.

Инспекция, в том числе учебные стрельбы, прошла без сучка без задоринки. По ее окончании Николай I спросил своего морского министра, Александра Сергеевича Меншикова, почему он таким же образом не показывает ему корабли Балтийского флота. Смутившись, Меншиков объяснил, что на Балтике нет подобных кораблей. Не удовлетворенный таким ответом, император надел на шею капитана «Парижа» орден Св. Владимира, в честь которого был назван Истомин. Так окончился визит императора на Черноморский флот. Лазарев мог бы по праву гордиться своими талантливыми преемниками.

На берегу в Севастополь без разрешения – «незаконно», по его собственному признанию, – сумел пробраться гость из Шотландии Лоренс Олифант. Он описал подготовку к визиту императора:

«Во время нашего пребывания [в городе] все были охвачены величайшим волнением; толпы людей стекались со всех уголков юга России для встречи с императором; гарнизон белил казармы и с похвальным усердием занимался строевой подготовкой; все работники верфи несколько месяцев приводили корабли в приличное состояние, в котором они теперь находятся»[276]276
  Laurence Oliphant. The Russian Shores of the Black Sea in the Autumn of 1852 with a Voyage down the Volga, and a Tour through the Country of the Don Cossacks. Edinburgh and London: Blackwood, 1853. P. 258.


[Закрыть].

Олифант пробыл в городе недолго и не видел, как Николай I инспектировал флот, – он «посчитал разумным вовремя отступить» и покинул «Севастополь за день до начала грандиозного события»[277]277
  Ibid. P. 259–260.


[Закрыть].

Отсутствие личных наблюдений, однако, не помешало Олифанту сделать несколько язвительных замечаний в адрес российского военно-морского флота. Например, он писал, «по злостным слухам, стоит в Черном море подняться редкому шторму, как большая часть моряков и офицеров валятся от морской болезни». С некоторым высокомерием Олифант утверждал, что «достоверно известно, что [русские моряки] иногда не могут определить своего местоположения в обширном районе плавания; злые языки говорят, что однажды между Севастополем и Одессой адмирал до такой степени растерялся, что его флаг-адъютант, заметив на берегу деревню, высадился на сушу, чтобы узнать, где они находятся»[278]278
  Ibid. P. 259.


[Закрыть]. В прямом противоречии с рассказами русских об инспекции императора Олифант сообщал, что «как мы потом узнали» император, по всей видимости, «не сопровождал флот в кратком походе за пределы порта, а выразил глубокую неудовлетворенность их подготовкой». Но факт остается фактом: в Синопском сражении 30 ноября 1853 г. российский Черноморский флот продемонстрировал необыкновенное мастерство; усилия Лазарева принесли плоды.

Олифант приводит еще одну историю о своем недолгом пребывании в Севастополе, и если она правдива, то позволяет оценить жесткий стиль управления Николая I:

«Когда вскоре после этого мы вернулись в Севастополь, то узнали, что император оставил у военной части общества воспоминание, которое произвело глубокое впечатление. Едва он закончил свой краткий визит, а дым от парохода, на котором он возвращался в Одессу, еще был виден на горизонте, один солдат признался другому приглушенным шепотом, что в их рядах пополнение… говорили, что недавний губернатор в нарядном белом костюме работал вместе с остальной командой на улицах, по которым катался всего две недели назад с пышностью и церемониями, приличествовавшими его высокому положению».

Так большой начальник мог в мгновение ока превратиться в заключенного, метущего улицы[279]279
  Ibid. P. 263–264.


[Закрыть]. Никто не мог точно сказать, какое преступление послужило причиной такого наказания и унижения, но наиболее вероятная – взятки[280]280
   Ни Мориц Берх, управлявший Севастополем в 1851–1852 гг., ни Михаил Николаевич Станюкович, военный губернатор города в 1852–1854 гг., не были разжалованы в солдаты. Если описанный Олифантом слух и достоверен, то относился он, скорее всего, не к губернатору, а к интендантам или иным чиновникам. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. В императорской России коррупция среди государственных служащих была повсеместным явлением. Тем не менее несмотря на подобные трения и недостатки, в 1852 г. работы на Черноморском флоте и в гарнизоне Севастополя продолжались.

Помимо экономического стимула, присутствие Черноморского флота способствовало развитию образования и культуры в городе; в обеих сферах ключевая роль принадлежала Лазареву. В 1826 г. в Севастополе открылась первая школа по подготовке кадетов для флота, в основном из детей офицеров и низших чинов[281]281
  Ванеев. Справочник. С. 16.


[Закрыть]. Два года спустя для детей местного дворянства, чиновников и купцов открыли гражданское учебное заведение, а еще одно – церковно-приходскую школу – в 1833 г. Российский флот заботился и об образовании своих офицеров. В июне 1822 г. открылась первая флотская библиотека, финансировавшаяся по подписке в размере одной копейки с рубля жалованья, то есть 1 %. Первоначально небольшое собрание книг размещалось в доме некоего мистера Тисдейла, англичанина, раньше служившего на Черноморском флоте. В 1837 г. по указанию Лазарева началось строительство здания библиотеки. К несчастью, оно сгорело через восемь месяцев после открытия 14 ноября 1844 г.[282]282
  Там же. С. 15.


[Закрыть]. В истории не сохранилось сведений о судьбе книг. Главнокомандующий Черноморским флотом и губернатор Севастополя не отказался от своего намерения и начал собирать деньги на новое здание, строительство которого началось через два года на главном холме города. Торжественное открытие библиотеки состоялось в ноябре 1849 г. По свидетельству жительницы Крыма, которая часто посещала Севастополь в 1850-х гг., некой миссис Эндрю Нельсон, внушительное здание «было красиво обставлено диванами, коврами и другими предметами из Англии и содержало огромное собрание книг на всех языках»[283]283
  ‘By a Lady Resident Near the Alma’ [в каталоге Британской библиотеки как миссис Эндрю Нельсон]. The Crimea, Its Towns, Inhabitants and Customs. London: Partridge, Oakey and Co., 1855. P. 76. По некоторым сведениям, миссис Нельсон могла быть уроженкой Эдинбурга Анной Нельсон, вышедшей замуж за крымского татарина Кирои-Гирея, который пытался обратить татар в христианство. Овдовев в 1846 г., она осталась жить в Крыму до своей смерти в 1855 г. Подробности о деятельности ее мужа см.: Hakan Kirimli. Crimean Tatars, Nogays, and Scottish missionaries // Cahiers du monde russe, 45/1–2 (2004). P. 61–107.


[Закрыть].

Библиотеке Черноморского флота снова не повезло: ее серьезно повредили бомбардировки союзников во время Крымской войны. В этом конфликте величественное здание имело большое военное значение – оно служило одной из передовых перевязочных станций для раненых русских солдат; в нем работал знаменитый русский хирург Николай Иванович Пирогов. В настоящее время на улице Фрунзе сохранился только фрагмент старой библиотеки – красивая восьмиугольная Башня ветров, предположительно построенная по образцу Мраморной башни Древних Афин. На каждом из восьми фризов севастопольской башни выполнено изображение ветра в виде крылатой мифологической фигуры, в том числе северного ветра Борея и западного ветра Зефира. После Крымской войны библиотека была восстановлена в Николаеве, где оставалась на протяжении тридцати пяти лет. В 1890 г. в центре Севастополя, на проспекте Нахимова, открылась новая библиотека Черноморского флота, которая была полностью разрушена во время Второй мировой войны. Построенная заново в том же самом изящном неоклассическом стиле, Морская библиотека имени адмирала М. П. Лазарева остается важным центром образования и исторических исследований Российской Федерации в Севастополе. Вместе с площадью, носящей имя адмирала, это красивое здание (а также профессиональные исследования, проводящиеся в его стенах) служит самым подходящим памятником человеку, патриоту и моряку, который отдал жизнь российскому флоту, Черноморскому флоту и Севастополю. В обширном полуофициальном историческом труде «Вторжение в Крым» Александер Уильям Кинглек писал о «любви и уважении, которые моряки [Черноморского флота] проявляют к памяти командующего [адмирала Лазарева]»[284]284
  Alexander William Kinglake. The Invasion of the Crimea: its Origin, and an Account of its Progress down to the Death of Lord Raglan. Vol. III. Edinburgh and London: Blackwood, 1868. P. 120.


[Закрыть].

Лазарев заказал первый памятник в городе, связанный с армией или флотом. По его инициативе в 1834–1839 гг. был построен памятник подвигу «Меркурия», рядом с главной набережной, недалеко от современной площади Нахимова. Каменный постамент увенчан бронзовой моделью греческой триремы и украшен барельефами с изображением богини победы Ники, бога торговли и навигации Меркурия, а также бога морей и океанов Нептуна. На четвертой грани постамента помещен портрет капитана «Меркурия». Лаконичная надпись гласит: «Казарскому. Потомству в пример»[285]285
  Ванеев. Справочник. С. 16–17.


[Закрыть]. В последующие годы, благодаря участию – а иногда и главной роли – города в Крымской войне, Октябрьской революции и Второй мировой войне, к этому памятнику добавились сотни других.

ДЖОН АПТОН И РАЗВИТИЕ ВОЕННО-МОРСКОЙ ИНФРАСТРУКТУРЫ СЕВАСТОПОЛЯ

Независимо от более широкого политического контекста развитие Черноморского флота и его главной базы Севастополя отражало некоторые фундаментальные потребности морской державы. Природа подарила российскому флоту превосходно защищенную якорную стоянку на рейде Севастополя и в нескольких меньших по размеру бухтах и заливах, но без необходимой административной и технической поддержки на берегу флот не мог ни выйти в море, ни совершать походы – как в мирное, так и в военное время. Любой опытный морской офицер знает, что эффективность флотских экипажей, от адмиралов до юнг, «может быть обеспечена только маневрированием в море». Эти действия неизбежно ведут к износу корпусов кораблей, механизмов и вооружения. Более того, само море является враждебной средой: «ветер и волны обрушиваются на боевой корабль и канонерскую лодку, вышедшие в поход в мирное время, так же безжалостно, как и во время войны»[286]286
  Callwell. P. 65.


[Закрыть]. Поэтому любой флот, состоящий из боевых кораблей разного класса, зависит от такой же сложной системы обслуживания и поставок; в этом смысле Черноморский флот не был исключением.

Главная портовая инфраструктура Севастополя имела доки и стапели, необходимые для обслуживания и ремонта судов, арсенал для хранения и обслуживания оружия, пороховые склады и, что очень важно, надежный источник питьевой воды. Кроме того, флот первой половины XIX в. нуждался в специальных складах для хранения парусов, запасных мачт и такелажа – все это должно было быть в рабочем состоянии. Штурманы на кораблях нуждались в точных картах, что привело к учреждению гидрографического департамента. Для входа в бухту и выхода из нее ночью требовались навигационные огни. Помимо этого, согласно российским флотским порядкам команда не оставалась на борту корабля во время якорной стоянки, особенно в зимние месяцы, когда корабли, как правило, стояли на приколе, и поэтому для людей требовались казармы. Постоянные болезни, а также лечение раненых во время войны, требовали постоянного госпиталя и реабилитационного центра. Все это должно было располагаться внутри военно-морской базы (и персонал, и оборудование) и поэтому нуждалось в защите, что требовало строительства развитых оборонительных сооружений. Такие разнообразные нужды требовали значительных вложений в технические средства и персонал, а также в систему управления, чтобы задумать, спланировать и выполнить необходимую работу.

Старое адмиралтейство Севастополя на западном берегу Южной бухты, построенное Томасом Маккензи, на протяжении двух поколений обеспечивало поставку, ремонт и обслуживание кораблей. Время жизни российских парусных судов вследствие гниения ограничивалось максимум двадцатью годами. Хуже того, суда Черноморского флота, особенно военные корабли и другие суда, базировавшиеся в Севастополе, сильно страдали от очень вредного корабельного червя, который точит и поедает находящуюся под водой древесину[287]287
  Более подробно о корабельном черве и о вреде, которые он нанес затопленным судам во время Крымской войны, см.: Chuck Veit. Te Yankee Expedition to Sebastopol: John Gowen and the Raising of the Russian Black Sea Fleet 1857–1862 (Lulu.com, 2014). P. 95–96.


[Закрыть]. Как отмечала миссис Гатри в 1790-х гг., несмотря на все преимущества Севастополя как удобного и безопасного порта, «в этом мире нет совершенства, поскольку [здесь] находится любимое место обитания вредного червя (Tredo navalis, или calamitas navium Линнея)»[288]288
  Maria Guthrie. P. 90.


[Закрыть]. Таким образом, российский военно-морской флот нуждался в постоянных поставках новых судов, если хотел сохранить свою силу и влияние. Обеспечить поставки качественной древесины, особенно дуба, было нелегко[289]289
  Британец, посетивший Севастополь в 1844 г., сообщал, что «пушечное ядро, которое застрянет в борту английского корабля, прошьет насквозь оба борта русского». Более того, «для некоторых частей судна» русским «приходилось импортировать дуб из Англии», поскольку «крымский дуб» был «очень хорош, но его не хватало» (Seymour. P. 89).


[Закрыть]. Русские – по всей видимости, из-за дороговизны – медленно внедряли в практику обшивку днища медью, которую Королевский флот впервые применил в конце 1770-х гг. Однако де Рейи, описывая свое путешествие в 1803 г., отмечает прямо противоположное: «До сих пор не думали о том, чтобы обшивать медью суда, приписанные к Черному морю, но были даны указания, чтобы впредь при их строительстве соблюдалось это правило»[290]290
  De Reuilly. P. 72.


[Закрыть].

В отличие от масштабного судостроения в Херсоне, а впоследствии в Николаеве, где за семидесятилетний период, с 1788 по 1857 г., были спущены на воду семьдесят четыре крупных военных корабля, на Севастопольской верфи корабли в первой половине XIX в. строились лишь эпизодически. Первое такое судно, 18-пушечный корвет «Крым», было спущено на воду летом 1810 г.[291]291
  Ванеев. Справочник. С. 14.


[Закрыть]. Затем, если не считать 20-пушечного брига «Меркурий», самыми крупными кораблями, построенными в Севастополе, стали четыре 36–60-пушечных фрегата, спущенные на воду в период с 1828 по 1845 г.[292]292
  Tredea and Sozaev. P. 39–40.


[Закрыть]. Севастополю было суждено остаться оперативным центром Черноморского флота и его безопасной гаванью, военно-морским арсеналом и центром обучения – в точности, как планировал Потемкин пятьюдесятью годами раньше. Его великолепная бухта, «одна из самых замечательных в Европе… как на Мальте, только больше, или в Сиднее, но поменьше»[293]293
  The Rev. Tos. Milner. The Crimea, Its Ancient and Modern History; the Khans, the Sultans, and the Czars with Notices of its Scenery and Population. London: Longman, Brown, Green and Longmans, 1855. P. 291.


[Закрыть], тем не менее не имела такого количества береговых сооружений, как гораздо лучше оснащенные крепость и верфи Кронштадта в Финском заливе. Пока не были устранены эти недостатки, российский Черноморский флот не мог действовать в полную силу. В 1830-х гг. Лазарев горько сетовал, что севастопольское адмиралтейство «беднейшее, состоящее более из мазанок… денег не дают на сие ни копейки»[294]294
  Черноусов. С. 41.


[Закрыть]. Основание нового адмиралтейства, а также строительство современных сухих доков и организация водоснабжения в восточной части Южной бухты стали его двумя главными строительными проектами в Севастополе после того, как в 1833 г. он принял командование Черноморским флотом.

В 1818 г. адмирал Грейг предлагал построить в Севастополе сухие доки, но для реализации этой идеи ничего не сделали. В последующие годы выдвигались подобные предложения, но лишь в 1831 г. проект получил одобрение. Несмотря на то, что автором проекта был француз Антуан Рокур де Шарлевиль, выполнение работ поручили английскому инженеру Джону Аптону (ок. 1774–1851)[295]295
  Исследование майора Колина Робинса и двух его российских коллег (‘K/R’) – The War Correspondent. Vol. 28, no. 1 (April 2010) (дополненное: Michael Vanden Bosch and Roger Bartlett. More Light on the Upton Family, Part Two // The War Correspondent. Vol. 30, no. 1 (April 2012). P. 26) – показывает, что замена Рокура де Шарлевиля Аптоном стала результатом недоверия адмирала Грейга к французам и аналогичных возражений со стороны генерал-губернатора Новороссии (в состав которой входил Крым) графа (впоследствии князя) Михаила Воронцова. Оба они получили образование в Британии, а Воронцов даже родился в Англии, когда его отец служил послом при королевском дворе. Сестра Воронцова, графиня Екатерина Семеновна Воронцова, вышла замуж за Джорджа Герберта, 11-го графа Пембрука. Их сын, Сидни Пембрук, в 1852 г. стал военным министром. Это была административная должность в подчинении министра колоний.


[Закрыть]. У этого человека, так много сделавшего для Севастополя, необычная судьба. Аптон родился в Англии, получил образование инженера-строителя, был учеником Томаса Телфорда и занимался прокладкой каналов и строительством дорог. На родине он приобрел дурную репутацию. Обвиненный дорожной компанией в мошенничестве на сумму более тысячи фунтов, он в июле 1826 г. бежал от правосудия, не явившись на заседание Нортгемптонского выездного суда. Избежав ареста, Аптон предложил свои услуги российскому дипломатическому представителю в Лондоне, который в то время набирал инженеров для выполнения работ по модернизации юга России, в том числе в новых городах Одессе и Севастополе. Каким-то образом Аптон, «талантливый, но лишенный честности человек», по меткому выражению одного из британских источников XIX в., сумел уехать в Россию и даже взять с собой свою большую семью – жену с четырьмя сыновьями и четырьмя дочерями[296]296
  Milner. P. 297.


[Закрыть]. Вскоре он показал себя очень успешным архитектором и инженером. Например, в Одессе он спроектировал и построил Потемкинскую лестницу, которая по прошествии почти ста лет появилась в знаменитых кадрах фильма Сергея Эйзенштейна о восстании на броненосце «Потемкин».

В Севастополе Аптон отвечал за несколько крупных проектов, в число которых входила Графская пристань, пережившая все войны, обрушивавшиеся на город, и пять больших сухих, или ремонтных, доков с соответствующими водоводами, разрушенных во время Крымской войны. Кроме того, Аптон спроектировал Башню ветров старого здания Морской библиотеки и внес вклад в планирование севастопольских фортов[297]297
  Seymour. P. 68: Аптон был архитектором Николаевского форта в южной части города.


[Закрыть]. Сыновья Аптона, как и их отец, поступили на службу Российской империи; Уильям был инженером, а Сэмюэл – архитектором. Аптон-старший умер в 1851 г., а члены его семьи впоследствии оказались в трудном положении во время войны, которая пришла в Крым, – они попали под подозрение британской армии[298]298
  Судьба потомков Джона Аптона описана в: Michael Vanden Bosch and Roger Bartlett. More Light on the Upton Family, Part Tree // The War Correspondent. Vol. 30, no. 3 (October 2012). P. 10–19.


[Закрыть].

Самое подробное из современных описаний сухих доков Аптона и соответствующей системы водоводов оставил загадочный британский путешественник, некий Уильям Джесси, который в 1839 г. остановился в Крыму во время длительной поездки по России. Первое впечатление о Севастополе, сложившееся у британского армейского капитана на пенсии, было неблагоприятным[299]299
   Если Джесси и был британским шпионом, что вполне логично предположить, то у нас нет свидетельств, что союзники извлекли какую-либо пользу из его информации, когда планировали экспедицию в Крым летом 1854 г.


[Закрыть]. «Въезд в город неудобен и неприятен, что не делает чести начальникам, – жаловался он, – и вполне способен свести на нет всю пользу от установления карантина»[300]300
  Captain [William] Jesse. Notes of a Half-Pay in Search of Health: or Russia, Circassia and the Crimea in 1839–40. London: James Madden, 1841. P. 135. Джесси воспроизвел большую часть этой работы в более поздней публикации: Russia and the War. London: Longman, Brown, Green and Longmans, 1854, – которая, вне всякого сомнения, была вызвана желанием заработать на актуальной теме Крыма и Севастополя.


[Закрыть]. Но на этом неприятности британца не закончились. На постоялом дворе, который ему порекомендовали, не оказалось свободной комнаты, и он был вынужден ночевать в бильярдной. «Стук шаров, громкий, как разрыв девятифунтовой бомбы, – писал он, – а также мои компаньоны в постели [вероятно, вши] не давали мне спать всю ночь». К счастью, утром пришла помощь и поддержка. Джесси получил приглашение от полковника Аптона, что «избавило от необходимости возвращаться в эту лачугу, завсегдатаями которой был весь городской сброд»[301]301
  Ibid. P. 136.


[Закрыть]. Затем Джесси получил «немалое удовольствие» от обильного завтрака, поданного миссис Мэри Аптон, дамой, как галантно выразился он, «сохранившей все английские привычки и чувства, не испортившиеся от долгого пребывания в России»[302]302
  Ibid.


[Закрыть]. Аптоны несомненно с радостью принимали гостей из родной страны. Оказанный Джесси теплый прием, несмотря на неприятную первую ночь в городе, не был исключением. Впоследствии британские путешественники, в частности Чарльз Генри Скотт (в 1844 г.), отмечали «чувство благодарности, которое мы испытываем к полковнику Аптону и его милой семье за их исключительную доброту, проявленную во время нашего десятидневного пребывания» в городе, за «множество интересных сведений» и за «сопровождение ко всем достойным восхищения местам в окрестностях»[303]303
  Charles Henry Scott. The Baltic, the Black Sea and the Crimea: Comprising Travels in Russia, a Voyage down the Volga to Astrakhan, and a Tour through Krim Tartary. London: Bentley, 1854. P. 263.


[Закрыть]. Сеймур, посетивший Севастополь в том же году, был впечатлен не меньше: «Меня познакомили с Севастополем полковник Аптон и его сыновья, которые очень сердечно приняли меня и показали все, что я хотел посмотреть»[304]304
  Seymour. P. 69.


[Закрыть].

Тем временем в свое первое утро в Севастополе Джесси по совету одного из сыновей Аптона (его имя не называется, но наиболее вероятный кандидат – Уильям, тоже инженер, помощник отца) осмотрел строящиеся сухие доки в Солдатской бухте и изучил подробные чертежи Аптона. Сооружение акведука для подачи воды началось в 1831 г., но закончилось только в 1852 г., а доки открылись в 1850 г. Таким образом, Джесси видел наполовину законченную работу. «Доки, числом в пять, – писал он, – расположены по двум сторонам четырехугольного бассейна». В частности, «центральный в задней части способен принимать суда первого ранга любого размера, два других – 74-пушечные корабли, а два оставшихся предназначены для фрегатов». Затем Джесси поясняет, что в Черном море «нет приливов», и поэтому использован принцип шлюза». Цепочка из трех шлюзов, каждый из которых обеспечивал подъем на 10 футов (3 метра), позволяла поднимать суда от уровня моря в бассейн доков, а затем в нужный док; обратная процедура спускала корабли в море. Конструкция была очень сложной, позволяя отдельно осушать каждый док с помощью шлюза; таким образом, «корабль мог быть помещен в док и выведен из него независимо от других»[305]305
  Jesse. Notes of a Half-Pay. P. 136–137.


[Закрыть]. Однако во время визита Джесси девять пар больших железных ворот для доков и шлюзов, которые изготавливала фирма сэра Джона и Джорджа Ренни в Лондоне, по всей видимости, еще не были доставлены[306]306
  Milner. P. 297.


[Закрыть]. Их значение для грандиозного сооружения было настолько велико, что сын Аптона, Уильям Аптон, «помощник строителя севастопольских сухих доков», поехал в Лондон, чтобы наблюдать за их изготовлением[307]307
  Michael Vanden Bosch and Roger Bartlett. More Light on the Upton Family // The War Correspondent. Vol. 30, no. 1 (April 2012). P. 27.


[Закрыть].

Доки не могли вступить в строй до тех пор, пока не было возможности заполнять их необходимым количеством воды. Первоначально в качестве источника воды выбрали Черную речку у маленькой деревни Чоргун (современное Черноречье) к юго-востоку от Инкермана. Джесси отмечал, что это место находится «на высоте около шестидесяти двух футов над уровнем моря». Для подачи воды в доки русские под руководством Аптона уже закончили прокладку канала «шириной около десяти футов и длиной восемнадцать верст с уклоном в полтора фута на версту»[308]308
  Jesse. Notes of a Half-Pay. P. 136–137.


[Закрыть]. Местность между источником воды и доками прорезали глубокие овраги, поэтому прокладка канала предусматривала бурение трех туннелей и строительство шести акведуков. Это сам по себе был грандиозный проект. Несмотря на то что канал для подачи воды в доки разрушили во время Крымской войны, несколько внушительных арок акведуков сохранились по сей день[309]309
   Из шести акведуков, построенных в Чоргуне, Инкермане, Георгиевской балке, Килен-балке, Ушаковой балке и Аполлоновой балке, сохранились массивные каменные арки последнего, которые можно увидеть в Нахимовском районе Севастополя в восточной части города.


[Закрыть]. Особенно впечатлил Джесси туннель в районе Инкермана, «около трехсот ярдов длиной, пробитый сквозь массив песчаника». По рассказам других очевидцев, «бригады рабочих трудились день и ночь, сменяя друг друга каждые четыре часа; эту часть работы они выполнили за пятнадцать месяцев, с июля 1832 г. по октябрь следующего года»[310]310
  Milner. P. 296.


[Закрыть]. Завершение строительства этого сооружения высотой три метра и достаточно широкого, чтобы по обе стороны канала проложить пешеходные дорожки, стало в высшей степени похвальным достижением Аптона и его работников, достойным такого инженера, как Изамбард Брюнель, и его землекопов. В общей сложности прокладка канала, защищенного одиннадцатью восьмиугольными павильонами, длилась десять лет и обошлась в 10 миллионов рублей – в два раза больше по времени и в четыре раза дороже, чем по первоначальной смете[311]311
  Ibid.


[Закрыть]. Подобное увеличение сроков и стоимости часто встречается при строительстве военной и военно-морской инфраструктуры.

Джесси восхищался качеством строительства шлюзов и доков Севастополя. Он отмечал «превосходную каменную кладку» и, явно испытывая гордость за свою страну, подчеркивал, что «все кабестаны и механизмы шлюзов изготовлены в Англии»[312]312
  Jesse. Notes of a Half-Pay. P. 139.


[Закрыть]. Несмотря на строительство двух водохранилищ, жарким крымским летом река Черная могла обмелеть или вообще пересохнуть, что вызвало бы прекращение подачи воды в доки[313]313
   Недостаток построенных Аптоном сухих доков и канала по сравнению с оригинальным французским проектом заключался в отсутствии гарантированной подачи воды.


[Закрыть]. Поскольку Джесси не упоминает о каком-либо резервном устройстве, вероятно, он посетил Севастополь до установки паровой машины, поставленной фирмой Maudsley and Field из Лондона, которая предназначалась для перекачки необходимого количества воды из моря[314]314
  Milner. P. 297.


[Закрыть]. Олифант также писал о грандиозном достижении Аптона, отметив «знаменитые доки, которые были построены за огромные деньги под умелым руководством полковника Аптона»[315]315
  Oliphant. P. 265.


[Закрыть].

Другим масштабным проектом Аптона для российского флота, реализованным по поручению Лазарева, стало строительство нового адмиралтейства, в конечном итоге одобренное в 1835 г. Для подготовки площадок под сооружение сухих доков и адмиралтейства потребовалось убрать скалистый мыс между бухтами Южная и Корабельная. Это было грандиозное предприятие – потребовалось вручную переместить более двух миллионов кубических метров земли и камня. Извлеченную породу не выбрасывали, а использовали для укрепления юго-восточной части Южной бухты, где планировалось возвести новое адмиралтейство и где в 1870-х гг. построили главный железнодорожный вокзал города, а после Второй мировой войны – автовокзал. На первом этапе по указанию императора эта невероятно тяжелая работа поручалась солдатам и матросам. Но затем, во время посещения Севастополя в 1837 г., Николай I переменил свое мнение, посчитав невыгодным такое использование личного состава армии и флота, не говоря уже о риске для их здоровья. Поэтому он приказал использовать на земляных работах заключенных[316]316
  Черноусов. С. 91–92.


[Закрыть]. Тем не менее дело продвигалось очень медленно: при строительстве никаких механизмов не использовалось, а моральное состояние и мотивация работников были низкими. Джесси писал, что «для работ из гарнизона привлекалось до четырех тысяч человек», и это значит, что прямое указание Николая I не использовать армию игнорировалось. Британский гость критиковал их низкую производительность, отмечая, что «у очень немногих имелись даже ручные тачки; большинство носили землю в своих мундирах и в мешках, почти таких же больших, как те, что используют кучера наемных экипажей для кормежки лошадей». Более того, поскольку работники получали минимальную награду за свои труды, можно было «легко понять отсутствие энтузиазма у этих людей»[317]317
  Jesse. Notes of a Half-Pay. P. 141.


[Закрыть]. Поэтому неудивительно, что в 1841 г., после шести лет работы, этот чрезвычайно честолюбивый проект оставался реализованным приблизительно на одну шестую. Фактически сухие доки были закончены в 1852 г., а осенью 1854 г., когда в Севастополь пришла война, новое адмиралтейство оставалось недостроенным.

Кроме чрезвычайно трудоемкого и дорогого строительства сухих доков, существовал еще один метод подъема малых судов из моря с целью ремонта или спуска их на воду с земли. В 1840-х гг. британский инженер Мортон получил патент на «эллинг», в котором для подъема и спуска судов использовалась платформа на паровой тяге, установленная на рельсах. В 1845 г. Лазарев приказал испытать одно из этих новых устройств в Севастополе. Несмотря на перерывы в использовании во время Крымской и Второй мировой войн, эллинг прослужил 120 лет, до 1965 г.[318]318
  Черноусов. С. 59–60.


[Закрыть]. Другому береговому оборудованию, установленному в то время, предстояла еще более долгая жизнь. Два маяка в Инкермане, построенные в 1820 г. и восстановленные в 1859 г. после Крымской войны, используются и сегодня – на протяжении двух столетий их постоянно модернизировали. С самого начала задумывалось, что они должны работать в паре. Моряки, входящие на рейд Севастополя ночью, по-прежнему ориентируются на белый свет верхнего маяка, который появляется прямо над красным нижним[319]319
   Согласно карте города и бухты Севастополя, составленной Джеймсом Уайлдом в 1854 г., нижний (высота 413 футов, или 126 м, над уровнем моря) маяк «западного Инкермана» виден с расстояния 33 миль (54 км). Оба инкерманских маяка были строго охраняемыми военными объектами с момента введения в строй. После распада Советского Союза российский флот сохранил контроль над маяками, что время от времени становилось причиной серьезных дипломатических инцидентов с Украиной – вплоть до присоединения Крыма к России в 2014 г.


[Закрыть].

Николай I, получивший образование военного инженера и живо интересовавшийся делами флота, высоко оценивал пользу новых севастопольских доков для Черноморского флота. Соответственно, он уважал Аптона и доверял ему. Уроженцу Британии и гражданскому человеку царь пожаловал звание подполковника, так что тот мог носить мундир и получить признание как высокопоставленное официальное лицо в Севастополе. В то время в России звание и соответствующий мундир имели огромное значение. Николая I раздражал медленный прогресс в обустройстве Севастополя. 25 октября (6 ноября) 1844 г. князь Меншиков докладывал о состоянии дел на строительных объектах Севастополя и Николаева. Император, довольный последними успехами, кратко ответил, что следует вынести благодарность Лазареву и наградить Аптона[320]320
  Там же. С. 57.


[Закрыть]. Англичанину теперь присвоили звание полковника – со всеми полагающимися привилегиями. Более того, Аптон был награжден двумя российскими орденами: в 1842 г. орденом Св. Станислава, а в 1847 г. орденом Св. Анны[321]321
  Младшие в иерархии российских орденов. См.: Michael Vanden Bosch and Roger Bartlett. More Light on the Upton Family // The War Correspondent. Vol. 30, no. 1 (April 2012). P. 27.


[Закрыть]. С позором бежавший из родной страны британский инженер оставил заметный след в истории России: он проявил себя как выдающийся специалист в своем деле, а он сам и его семья были радушно приняты обществом. Тем не менее как и в случае с Томасом Маккензи, имя Аптона редко упоминается в популярных рассказах о Севастополе. В этом, возможно, самом русском из российских городов склонны замалчивать роль иностранцев в его историческом развитии.

ОБОРОНИТЕЛЬНЫЕ СООРУЖЕНИЯ СЕВАСТОПОЛЯ

О возможности вражеского (то есть британского) нападения на Севастополь было известно задолго до начала Крымской войны. Один из авторов писал, что форты Севастополя были «воздвигнуты вскоре после революции 1830 г. в Париже как следствие статьи в лондонском журнале, посвященной Черному морю, в которой было заявлено, что нескольких хорошо вооруженных кораблей без особого труда способны войти на севастопольский рейд и поджечь императорский флот»[322]322
  Цит. по: Milner. P. 293.


[Закрыть]. Автор прямо не указывал, какое государство может предпринять такую дерзкую атаку: британские читатели предполагали, что на подобное безрассудство способен лишь Королевский флот. С точки зрения России, задолго до Лондонской конвенции о проливах это предположение было не лишено оснований, и в правительстве росло осознание потенциальной британской угрозы национальным интересам России в Черноморском регионе. И на это имелись веские причины.

Например, в начале 1791 г. английское правительство, во главе которого стоял Уильям Питт-младший, рассматривало возможность экспедиции для нападения на крепость Очаков на Днепре, которую, как мы помним, в декабре 1788 г. захватил Потемкин. План, предназначенный для противодействия экспансии России за счет Османской империи, не был реализован. От него отказались из-за отсутствия ясной стратегии и, самое главное, из-за того, что британский парламент отказался выделять необходимые для экспедиции средства[323]323
  Подробности см.: Knight. P. 17–19.


[Закрыть]. Неизвестно, намечалась ли в качестве предполагаемой цели новая военно-морская база в Севастополе: войны с Россией удалось избежать. Несмотря на то что Россия и Британия выступали союзниками во время французских революционных войн и Наполеоновских войн, за исключением 1807–1812 гг. (с Тильзитского мира до Отечественной войны 1812 г.), долговременной дружбы между странами не получилось. Венский конгресс, состоявшийся после окончания войны в Европе, не смог развеять взаимные подозрения, и напряженность между странами усиливалась, особенно в 1830-е гг. Главными причинами были «восточный вопрос» о судьбе Османской империи и соперничество между Российской и Британской империями за влияние или даже контроль над Персией и Афганистаном – так называемая Большая игра.

В 1828 г. российский посол в Париже граф Шарль Андре Поццо-ди-Борго предупреждал Николая I, что, несмотря на небольшую вероятность увидеть английский флот в Черном море, было бы разумно защитить Севастополь от нападения с моря. Более того, заявлял он, если Англия когда-либо решится на столкновение с Россией, то направит свою атаку именно в это место, если сочтет таковое возможным[324]324
  Цит. по: Kinglake. Vol. II. London and Edinburgh: Blackwood, 1863. P. 69.


[Закрыть]. Подобные пророческие мысли посещали не только этого русского дипломата. Лазарев не сомневался относительно потенциальной угрозы для Севастополя со стороны вражеского флота. Несмотря на гостеприимство, которое он проявлял к британским гостям, а также службу на Королевском флоте в юные годы, он опасался враждебных намерений Британии. В письме к князю Меншикову в 1834 г. он предупреждал о возможности атаки британского флота, более сильного, чем Черноморский флот. «Я не могу молчать. Я снова напоминаю о настоятельной необходимости обратить внимание на этот… чудесный порт [Севастополь]. Его укрепления должны быть такими же неприступными, как у Гибралтара и Мальты»[325]325
  Черноусов. С. 90.


[Закрыть].