Текст книги "Культурология"

Глава 1
Культурология в системе современного знания

Наука прежде всего разрабатывает технику обладания жизнью – как внешними вещами, так и поступками людей… наука разрабатывает методы мышления, рабочие инструменты и вырабатывает навыки обращения с ними.

М. Вебер

1.1. История и логика становления знания о культуре

В 1937 г. на семинаре в Чикагском университете известный британский антрополог А.Р. Рэдклифф-Браун к ужасу и неудовольствию своих американских коллег заявил, что «наука о культуре» невозможна, поскольку «культура» – всего лишь абстракция, что на это понятие надо наложить табу и что если культуру и можно как-то изучать, то только как характеристику социальной структуры.[3]3
  См.: Рэдклифф-Браун А. Р. Метод в социальной антропологии / пер. с англ. В. Николаева. М.: Канон-пресс-Ц, 2001. С. 382—383.


[Закрыть]

Конечно, можно считать, что причина высказывания ученого в его личных, субъективных пристрастиях, в увлеченности более «формой» человеческого бытия, нежели его содержанием; разработками в сфере социальной структуры, а не содержательного, культурного ее наполнения. Но все же надо признать, что, хотя и прошло почти три четверти века, а сомнения по поводу принципиального существования науки о культуре не исчезли даже в среде профессионалов, связанных с продуцированием знаний. А преподаватели, читающие курс культурологии в негуманитарных вузах, особенно ощущают этот скепсис как со стороны студентов, так и со стороны коллег – преподавателей специальных дисциплин.

Одна из причин этого скепсиса, на наш взгляд, состоит в том, что в массовом сознании понятие культуры укоренено прежде всего в связи с повседневной жизнью, с поведением, эрудированностью, образованием. Это как бы очевидный факт – что же тут изучать? Есть мировая культура – все эти картины, книги, архитектурные памятники… Изучить это «все» за 36 учебных часов по определению невозможно. Научить человека вести себя «культурно» тоже нельзя, если он ко времени поступления в университет не освоил этих правил. К тому же само понятие «культура» до такой степени полисемантично, что за ним в обыденном сознании не «прочитывается» серьезная наука. Однако между обыденными и научными представлениями огромный водораздел. Разница эта – в уровне знания, т. е. в глубине проникновения в предмет познания, а не в объеме информации. Следовательно, обыденное, пусть даже и правильное, знание и научно-теоретическое знание отличаются глубиной понимания. Покажем это в табл. 1.

Итак, обыденное знание ни по содержанию, ни по языковой форме, ни по способам получения не равно научно-теоретическому знанию; оно предшествует науке как системе знаний, позволяет накапливать информацию, но не превращает ее в систему научных законов теорий и т. д. Между тем культурология прошла интенсивный путь становления как вполне развитое, структурированное, концептуально наполненное знание; путь, сопровождавшийся обретениями и потерями, открытиями и разочарованиями. Определились границы, отделяющие ее от других наук, как и взаимосвязи с другими дисциплинами, ее предмет и методы.

Ранее, во введении, мы в общем виде описали культурологию как учебный предмет. Теперь рассмотрим, что она представляет собой как тип знания.

Отметим сразу, аргументируя этот тезис несколько позже, что культурологическое знание носит интегративный характер, не только опираясь на достижения дисциплин, сформировавшихся до нее, но и принимая, включая те данные, которые эти дисциплины поставляют для специальной науки о культуре по мере развития их самих. Поэтому очевидный социогуманитарный характер культурологии не только не исключает, но и требует в качестве дополнительной компоненты достижений естественных наук. Вследствие этого, прежде чем анализировать собственно культурологическое знание, рассмотрим общую картину современного состояния науки: только тогда мы можем определить место самой культурологии.

Таблица 1

Сравнительный анализ обыденного и научного знания[4]4
  Табл. составлена А.В. Литвинцевой.


[Закрыть]

Существуют разные варианты классификации наук. В крупном плане науки делятся на естественные (науки о природе), социальные (науки об обществе), гуманитарные (знание о человеке) и технические (сфера техники и технологии). Классификация эта, как и любая другая, в значительной мере условна, потому что жизнь природы вокруг нас, продукты деятельности человека, т. е. искусственная среда, не поддаются жесткой дифференциации. Так, например, человек является предметом изучения всех категорий научного знания, даже касающегося техники и технологии. В частности, в эргономике изучаются «человеко-машинные системы», не говоря уже о человеке как биологическом, социальном существе и существе духовном. Иными словами, деление это обусловлено не только и не столько предметом, сколько познавательной задачей и процедурами, или методами, ее решения. Проведем сначала сравнение социально-научного и естественно-научного знания.

В рамках социальных наук изучаются человек и социальные системы, культурные объекты и процессы, которые формируются в результате взаимодействия людей между собой и с природой в процессе совместной жизни и деятельности. Разные аспекты этого взаимодействия изучаются социологией, политической экономией, социальной психологией, социальной и культурной антропологией, культурологией. Можно считать, что прародительницей социальных наук, которые начали оформляться как самостоятельные дисциплины в XIX в., явилась философия.

Если сравнивать предмет социальных и естественных наук, легко заметить, что социальная жизнь, несмотря на кажущуюся легкость ее познания в силу повседневного в ней участия каждого человека, труднее поддается научному анализу: когда человек находится как бы внутри объекта исследования, он не в состоянии объективироваться от форм социальной жизни, которой живет сам. В силу того, что в социальных науках субъект и объект познания частично совпадают, для выявления и изучения социума человек должен применить специальные, отличающиеся от естественно-научных, где природные процессы рассматриваются как независимые от познающего субъекта, способы; он должен как бы отстраниться от этой реальности. Но это трудно, и отсюда – идеологическая «нагруженность» социально-научного познания, т. е. явная или неявная представленность в нем различных социальных интересов.

В естественных науках используются преимущественно количественные и экспериментальные методы познания. В социально-научном знании это затруднено, так как в науках о человеке и обществе исследователь никогда не может дистанцироваться в такой мере от изучаемого объекта (который к тому же крайне изменчив), чтобы стало возможным строгое использование экспериментального метода. Исследователь участвует в социальной жизни даже собственным актом познания (и влияет на нее). Отсюда – больший простор для различного толкования одних и тех же событий, возникновения и распространения иллюзий, мифов и заблуждений. Тем не менее абсолютно «надежной» истины естественно-научная теория также не дает.

Специфика методологии социогуманитарного знания заключается в доминировании интегративных, синтезирующих тенденций, позволяющих за отдельными субъективными впечатлениями усмотреть закономерность, избежать шаблонности в объяснении тех или иных переживаний, эмоциональных состояний, чувств. Но главное – эти методы дают возможность воссоздать целостный образ (хотя это и не гарантировано: не случайно мы используем слова «позволяют», «дают возможность» и т. п.). Целостное видение многомерно, схватывает не только линейные, горизонтальные связи, но и точечные, вертикальные. Целостность достигается через способность видеть как бы сверху, с высоты, что позволяет уловить одновременность этих связей, не только их последовательный, но и параллельный характер, когда в одном присутствует все: в миге – вечность, в точке – полнота бытия.

Зафиксируем оппозицию «синтез – анализ», каждая составляющая которой отражает доминанту метода естественных наук и гуманитарных изысканий. Это не означает, что в рамках обоих типов познания не используются методы «оппозиции» (так, в рамках гуманитарного знания в XX в. все более утверждается рациональная рефлексия, что сближает такое познание отношений человека и мира со сходными процессами познания природы). Они базируются на противопоставлении концепции реальности, вытекавшей из существа аналитического метода (который и принято называть научным), и представления о реальности, которое связывалось с индивидуальным, духовно-синтетическим опытом личности.

В социальных науках ситуация иная. Подчеркивая роль научного метода в социологии, основатель французской социологической школы Э. Дюркгейм очень определенно говорил о необходимости разведения (даже на уровне понятий) сфер собственно социальной жизни и научного знания о ней: «Нужно… чтобы социолог, и определяя предмет своих изысканий, и в ходе своих доказательств категорически отказался от употребления таких понятий, которые образовались вне науки, для потребностей, не имеющих ничего общего с наукой. Нужно, чтобы он освободился от этих ложных очевидностей, которые тяготеют над умом толпы, чтобы он поколебал раз и навсегда иго эмпирических категорий, которое привычка часто делает тираническим».[5]5
  Дюркгейм Э. Социология. М., 1995. С. 55.


[Закрыть]

Сложность, однако, заключается в том, что в социальных науках – если вновь сравнивать их с естественными – «часто бывает замешано чувство», испытываемое ученым, исследующим те или иные свойства социума, к которому он принадлежит сам. Поэтому Э. Дюркгейм настаивал на применении в социальных науках объективных методов, аналогичных методам естественных наук (оттого в его работах множество биологических и физических аналогий и понятий), выражая основной принцип своей методологии в знаменитой формуле: «Социальные факты нужно рассматривать как вещи».

В современных работах о культуре и обществе бытует понятие социогуманитарного знания. Не раз и мы его использовали. Действительно, зачастую бывает трудно «развести» социальный и гуманитарный аспекты при анализе того или иного явления – оно, как правило, связано и с формальными признаками, конституирующими общество, и с содержанием, отражающим культуру. И все же, раз имеются два термина, два понятия, разберемся, что за ними стоит.

Мы предвидим аргументы оппонентов, не склонных разграничивать социальные науки и гуманитарное знание. Самый серьезный из этих аргументов состоит в том, что объект один и тот же: гуманитарное и социально-научное описание лишь дополняют друг друга. Согласившись с этим в целом, признаем все же неслучайность выделения этих двух типов знания в современной эпистемологии и рассмотрим теперь общее и особенное в социальном и гуманитарном познании.

Акцентируем следующее: предметом гуманитарного познания является уникальное, неповторимое, что чаще всего связано с понятием личности, когда она (личность) выделяется из среды, способна совершать выбор. Это проблемы внутреннего мира человека, жизни его духа. Часть этого знания входит в компетенцию науки, отвечая всем критериям предмета научного познания. Есть, однако, и другая часть, которая связана с понятиями чувствования, интуиции, веры (в данном случае мы не имеем в виду веру религиозную), или, например, эзотерическое знание. Поэтому понятие гуманитарного знания – более широкое, чем гуманитарной науки, так как может включать в себя сферы, которые в строгом смысле научным знанием не являются. Обращение к таким понятиям, как «бытие», «любовь», «жизнь», «смерть», «истина», «красота» и т. п., предполагает многозначность, так как такого рода категории не имеют и не могут иметь по определению единственно верного смысла.

Для социальной науки главное – выяснение закономерностей, определяющих устойчивость и изменения в социокультурной жизни, анализ глубинных, часто индивидуально неосознаваемых детерминирующих структур, влияющих на поведение людей, когда мотивация этого поведения для них неочевидна. С этой точки зрения социология, культурная антропология, политология, право, политическая экономия – социальные науки, но не гуманитарные области, а филология, искусствоведение, история – классические образцы гуманитарного знания (хотя в них и используются ныне точные методы исследования). Если данное утверждение вряд ли кто-нибудь станет оспаривать, то относительно культурологии споры подобного рода довольно часты в профессиональном сообществе. Тому есть, по крайней мере, две причины. Во-первых, в российском обществе идет становление новой области знания, границы которой еще четко не очерчены. Во-вторых, это связано с многозначностью понятия культуры: выбор той или иной базисной позиции диктует соответствующую исследовательскую процедуру. Культурология принадлежит к междисциплинарным наукам и имеет оба этих пласта.

Своеобразие гуманитарного знания, однако, выводится не только из предмета исследования и, может быть, не столько из него, сколько из ведущей познавательной ориентации. Скажем, исследователь имеет дело с некоторым текстом. Для историка данный текст – источник, он представляет интерес постольку, поскольку за ним стоит определенная историческая реальность, событийный факт, который он и интерпретирует. Но верность факту, по закону парадокса, может привести к искажению, если нет ощущения целого или исследователь оказывается неспособен найти адекватный критерий для отбора фактов из огромной массы. Факт может оказаться и «вещью в себе», если не выявлены его связи, если нет представления о культурном поле, которое его породило.

Мы уже упоминали понятие социального факта, введенное Э. Дюркгеймом. Он определяет его следующим образом: «…социальным фактом является всякий способ действий, устоявшийся или нет, способный оказывать на индивида внешнее принуждение». «К социальным фактам принадлежат верования, стремления, обычаи группы, взятой коллективно…», «…социальный факт отличен от своих индивидуальных воплощений».[6]6
  Дюркгейм Э. Указ. соч. С. 39, 35, 34.


[Закрыть]

Для гуманитарного типа познания важен текст как основа для рефлексии по поводу социокультурного смысла данного факта, исследователь пытается выяснить не столько то, что история говорит о себе, сколько то, о чем она умалчивает, зашифровывая в своих текстах. Гуманитарию недостаточен эмпирический уровень науки, когда факт воспринимается, как истина в последней инстанции. Настоящая истина не открывается равнодушному уму. Гуманитарное и социальное соотносятся так же, как природа и естествознание. При этом и тексты, с которыми имеет дело социальная и гуманитарная науки, – различны. Понятие текста в гуманитарной традиции более широкое: так обозначается любая знаково-символическая система, имеющая социокультурный смысл.

Гуманитарное знание рефлексивно по сути, а следовательно, принципиально диалогично. Разница в предметах науки требует разного логического и исследовательского инструментария и мыслительных процедур анализа. В частности, социальная наука должна строиться на эмпирическом и рациональном методическом фундаменте (что позволяет исключать умозрительные спекуляции, ее дискредитирующие). Кроме того, для современного состояния социальных наук становится выраженной тенденция перехода к их новому качеству, когда они все более приобретают характер прикладных исследований, включая в свой методологический арсенал процедуры не только аналитические, но и разработку моделей, проектов, программ регионального социокультурного развития.

Разумеется, рассматриваемые сферы взаимодействуют между собой и взаимодополняют одна другую, что вполне естественно, как естественно, например, воздействие климата и ландшафта на ментальность этноса или воздействие закона всемирного тяготения, влияющего на разливы Нила, на социальный ритм жизни людей в Древнем Египте. В свое время выделению социологии в самостоятельную дисциплину предшествовало отделение психологии от философии и физиологии. Открытие психической реальности дало толчок к поискам собственно социальной реальности и таким образом сыграло роль научно-методологического прецедента. Конец XX в. ознаменовался появлением междисциплинарных направлений, новых наук на стыке знания разного типа. И хотя, как заметил Э. Трёльч, «противопоставление наук о природе наукам о духе – бессмысленно», все же «…восстановление единства этих разделенных структур – весьма трудная задача».[7]7
  Трёльч Э. Историзм и его проблемы. М., 1996. С. 556.


[Закрыть]

Термин «культурология» восходит к работам американского антрополога Л. Уайта. Он выделил культурологию как самостоятельное направление в комплексе общественных наук, вычленившихся из антропологии, предлагая рассматривать культуру (институты, технологии, идеологии) как самостоятельную упорядоченность феноменов, организованных в соответствии с собственными принципами и существующих по своим законам. По его мнению, культурный процесс определяется как самостоятельный и независимый. Люди ведут себя так, а не иначе потому, что они были рождены и воспитаны в определенных культурных традициях. Поведение народа определяется не физическим типом или генетическим кодом, не идеями, желаниями, надеждами и страхами, не процессами социального взаимодействия, а внешней, экстрасоматической культурной традицией.

Однако если поведение народа определяется его культурой, что определяет культуру? Л. Уайт отвечал на этот вопрос так: она сама себя определяет. Культуру можно рассматривать как самостоятельный процесс, в ходе которого свойства культуры взаимодействуют друг с другом, образуя новые комбинации и соединения.

Разумеется, любая социокультурная система подвержена воздействию земной и небесной среды. Климат, топография, флора, фауна и минеральные ресурсы могут воздействовать и действительно воздействуют на культурные системы. Но та или иная среда просто позволяет или исключает существование определенных элементов или свойств культуры, она не определяет их. Л. Уайт полагал, что фактор среды можно расценивать как константу и поэтому не учитывать его при интерпретации культурного процесса.

Возникновение культуры обусловлено существованием человеческого вида, она служит удовлетворению потребностей этого вида, поэтому, исследуя проблему происхождения и функций культуры, следует принимать во внимание биологического человека. Когда же культура уже возникла, ее последующие видоизменения – перемены, расширение, уменьшение – следует объяснять без обращения к человеку-животному.

Л. Уайт предлагал анализировать культуру с четырех точек зрения:

Изучение предметов и явлений при уточняющем временном подходе создает историю культуры. Временной обобщающий подход даст эволюционистские интерпретации. Вневременная обобщающая интерпретация исследует структуры и функции социокультурных систем. А вневременной уточняющий подход даст дескриптивную (описывающую) этнографию. По мнению Л. Уайта, такая классификация типов интерпретации охватывает все школы этнологической теории, такие как:[8]8
  Уайт Л.А. Культурология // Работы Л.А. Уайта по культурологии: сборник переводов. М., 1996. С. 166—167.


[Закрыть]

– простое этнографическое описание;

– исторические школы Гребнера, Элиота Смита, Боаса;

– эволюционистские школы Тайлора, Моргана и др.;

– функциональные школы Малиновского и Рэдклифф-Брауна и их последователей;

– структуралистов современной английской социальной антропологии.

Следует отметить, что западной научной общественностью термин «культурология» принят не был, и там не появилось такой научной дисциплины с оформленной, структурированной системой знаний и четко выраженными дисциплинарными границами. Культура как феномен рассматривается и исследуется специалистами (акцентировка меняется в зависимости от того, о какой стране идет речь) в рамках таких дисциплин, как социальная и культурная антропология, опирающаяся на эмпирический материал, философия, социология, структурная лингвистика, семиотика, психология и др. Культурология оперирует также данными, накопленными историей культуры и этнографией. Рассмотрим, какой вклад внесли в культурологию некоторые из названных дисциплин.

Вот как описывал суть социальной антропологии один из ее основоположников, британец А.Р. Рэдклифф-Браун: «Новая антропология рассматривает любую устойчивую культуру как интегративное единство, или систему, в которой каждый элемент выполняет определенную функцию по отношению к целому»[9]9
  Рэдклифф-Браун А.Р. Метод в социальной антропологии. С. 116.


[Закрыть]. Достоверности ради следует заметить, что базовым исследовательским материалом ученому служили неевропейские культуры, т. е. для него «устойчивая культура» – это туземная культура до контактов с европейцами: ученого интересовали изменения, явившиеся следствием этих контактов.

Любопытно отметить, что кажущаяся сегодня уже «устоявшейся» антропология довольно трудно пробивала себе дорогу в научной среде, где публикации антропологов характеризовались как «пустые мечты, основанные на россказнях путешественников». И действительно, становление антропологии сопровождалось обилием выдумок и фальшивок, поэтому она должна была бдительно охранять себя и от них, и от европейского непонимания первобытных идей, и от современных понятий и научных теорий, которые неосознанно переносились на варварские привычки, ритуалы, традиции и обычаи. Сложность антропологического изучения культуры в том, что человек, особенно дикий, не может быть вырван из контекста условий его жизни, не может быть изучен, как изучается вещество в ходе химического эксперимента в лаборатории. Кроме того, мы не можем застать человека в его «первобытном» состоянии, так как его интеллектуальное развитие началось далеко за рамками тех культур, которые мы сейчас можем наблюдать у самых слаборазвитых народов. Следовательно, материал, с которым имеет дело антропология, весьма неустойчив, свидетельства, на которых она основывается, требуют строго отбора, а многие антропологические выводы при отсутствии исторических данных, относящихся к далекому прошлому, неизбежно должны рассматриваться как гипотезы.

В силу этих веских доводов официальная европейская наука, а особенно британская, долгое время смотрела на антропологию подозрительно. Ее сторонники не считались настоящими учеными, в них видели интеллектуальных изгоев. С позиций «научного мышления» антропологи или этнологи выглядели довольно странно, невнятно бормоча о змеином и фаллическом культах, о десяти затерянных племенах, которые могут внезапно объявиться в самых неожиданных местах. Утверждалось, что антропологи испытывают восхищение от нечестивых ритуалов грязных дикарей и пытаются найти рациональное объяснение тому, что в принципе не может быть объяснено. Наконец в этом сумасшествии было обнаружено рациональное зерно и даже выявлен некоторый метод: в нем содержалась идея эволюции. Ключевой для становления антропологического знания о культуре фигурой стал английский этнограф, исследователь первобытных культур Э.Б. Тайлор, выстроивший на почве антропологии теорию происхождения религии.

Этнография и культурная антропология, изучающие бытовые и культурные особенности племен, этнических групп и народов мира, проблемы их происхождения, расселения и культурно-исторических взаимоотношений, сыграли решающую роль в доказательстве и осознании огромного разнообразия и богатства прошлой и нынешней культуры человечества. Они научили людей с пониманием и уважением относиться к достижениям человека как мыслящего существа, независимо от того, к какому этносу он принадлежит. В рамках этнологических и культур-антропологических исследований создается ряд основополагающих для культурологии концепций (Ф. Боас, Л. Уайт, Дж. М. Стюарт, К. Леви-Стросс).

В истории и философии культуры накоплены пласты знания о культурах разных эпох, содержится событийная фактура культуры, сделаны попытки логического обобщения историко-культурного процесса. Из исторических исследований выросли теории А. Тойнби, К. Ясперса, И. Хейзинги, а из философской антропологии – концепции М. Шелера и Э. Ротхакера.

Социология анализировала культуру через призму социальной структуры и социальной неоднородности, выделяя массовую и элитарную культуру рассматривая культурную динамику в аспекте социальных изменений. Из социологии культуры вызрели культурологические построения Э. Дюркгейма, М. Вебера, А. Вебера, К. Манхайма, В. Парето.

Социальная психология выделяет закономерности поведения и деятельности людей, принадлежащих к отдельным социальным группам, а этнопсихология помогает объяснить своеобразие той или иной национальной культуры.

Важную для науки о культуре роль играет структурная лингвистика. Складываются особые подходы к изучению культуры, основанные на символической ее трактовке, например, философия символических форм Э. Кассирера, в создании которой он опирался на синтез неокантианских методологий. На основе теологических исследований возникает религиозная культурология (Р. Гвардини, П. Тейяр де Шарден, П. Тиллих).

Ко второй половине XX в. дифференцировавшееся по направлениям знание о культуре начинает собираться в междисциплинарную сферу, получившую название школы «культурных исследований» («Cultural Studies»)[10]10
  См.: Усманова А.Р. Культурные исследования // Постмодернизм: энциклопедия. Минск, 2001. С. 394—397.


[Закрыть]. Это появление было тесно связано с британской интеллектуальной традицией, центром которой стал Бирмингемский университет, где возник соответствующий факультет. А с конца 1980-х гг. подобные структуры появились в университетах США, Канады и Австралии, везде обретая свою «локальную» специфику. В рамках таких «штудий» исследовались проблемы современной культуры: массмедиа, афро-американского населения, женского движения и т. п., которые в целом были подчинены вопросам идентичности человека в индустриальном обществе – идентичности национальной, расовой, этнической, культурной. В рамках культурных исследований было введено продолжающее оставаться на Западе и в США популярным понятие «мультикультурализма», отражающего состояние современных западных обществ, в которых имеет место тотальная множественность – классовая, расовая, этническая, культурная.

В формировании культурных исследований как отдельного направления ключевую роль сыграли работы Р. Хогарта (в частности, книга «Выгоды образованности»), Р. Уильямса («Культура и общество», «Культура обыденности»),

С. Холла. В них содержались исследования английского общества, находящегося в переходном состоянии после Второй мировой войны, но не имеющего ясности о самом характере этого перехода – от индустриальной цивилизации к постиндустриальной? К какому типу общественной формации? Были и другие вопросы, на которые следовало найти ответы. Например, совпадают ли «стадии экономического роста» с расцветом в сфере культуры? Сумеет ли британская культура противостоять тенденциям американского глобализма?

Не правда ли, эти проблемы актуальны не только для британцев послевоенного времени? Для ответа на эти вопросы исследователям приходилось обращаться к материально-производственным, социально-экономическим, повседневно-бытовым, коммуникативным, политико-идеологическим, эстетическим и религиозно-философским «срезам» культуры, инкорпорировать в анализ культуры знания из других сфер, интегрировать их. Это сыграло важную роль в становлении культурологии как интегративной дисциплины.