Текст книги "Хеллоуинские истории. Сборник страшных рассказов и стихов"

Погаси
Валерий Седов

Вечерело. Сережа сидел у окна. Маленький палец усердно выводил узоры на запотевшем стекле. Вскоре узор пропадал, и Сережа придвигался ближе и выдыхал. А затем рисовал на этой испарине. За окном лил дождь. Сильный и противный дождь. Крупные капли жестоко били по стеклу, из-за чего палец мальчика подергивался. Молния. Резкий удар света в глаза. Мальчику все равно. Он увлеченно рисует. Он рисовал линию. Как она изгибалась, изворачивалась, пересекалась с какой-то другой, когда-то нарисованной линией, и уходила дальше. Куда-то далеко-далеко, в еще не подготовленное для рисования место. Комнату освещал только торшер, стоящий в центре. Зеленый цвет из-за абажура придавал свету летнее настроение. Он выдохнул на стекло. Соединил пальчиками две линии в одну, и рисовал теперь ее. С огромным усердием.

– Дождик, дождик, капелька, – начал Сережа. Этому стихотворению его научили в саду. – Водяная сабелька.

От двух соединенных линий он вел черту в сторону.

– Лужу резал, лужу резал.

Голос был единственным источником звука в доме.

– Резал, резал, не разрезал.

Еще одна длинная линия в бок.

– И устал, – сказал мальчик. Он перестал рисовать линию двумя пальцами, и продолжил одним. – И перестал.

Тук, тук.

Противный звук. Мальчик поморщился. Он убрал пальцы от окна и повернулся. Да, так и есть. Он один в комнате. Он один в комнате. «Упало что-то», – подумал он. Сережа отошел от окна и сел в кресло. Он схватил какую-то книжку со стола и начал листать. Рассматривать картинки.

Тук, тук.

Снова. Мальчик вздрогнул. В комнате он один. Звук был похож на стук металлическим болтиком по стеклу. Будто кто-то нарочно кидал эти штуки в окно, подзывая Сережу. Но кому захочется гулять в такую ненастную погоду? Темно за окном. Свет во все окна. Белый-белый свет. Молния. А затем удар. Гром.

Мальчик стал усерднее переворачивать страницы. Он искал то, что успокоит его. Знакомая картинка. Милая обстановка.

Спасительные буквы, в которых можно утонуть.

Тук, тук.

«Это не из комнаты, – догадался мальчик. – Где-то в зале. Но где?»

Кому пришло в голову так шутить? Мальчик полистал книгу. Хорошего в ней не нашел. Много слов, редкие картинки. Совсем не теплые и цветные. Они были нарисованы простым карандашом. Неспокойные картинки. Сережа отложил книгу. Тук. Вновь из зала. Что за шутки? Наверное, ребята по соседству решили поиграть. Им-то разрешают гулять в такую темень.

Тук.

Сережа спрыгнул с кресла и пошел в зал.

– Так, – сказал он сам себе, открывая дверь. – Хватит мне тут…

Он нащупал выключатель и нажал на него. Ничего. Только свет из окна освещает зал. Мальчик поежился.

Он не любил темноту. Хотя, кому она нравилась? Сережа убежал обратно в комнату и подвинул торшер ближе к двери, благо, розетка воткнута в удлинитель. Мальчик толкнул дверь и осветил себе немного. Так было легче. Теплый свет. Сережа представил себя со стороны – мальчик, с торшером наперевес, стоял и освещал шкаф около двери в зал. Он улыбнулся.

Свет в окна. Молния. Грохот. Гром.

Пальцы обхватили холодную железку торшера. Мальчик смотрел в окно. В два окна. Одно напротив, другое справа. Ничего. Наверное, мальчишек тоже напугал гром. Или…

Он смотрел перед собой, не отрываясь. Длинная палочка показалась из-под окна. Она поднималась все выше и выше, пока не достигла середины стекла.

«Первый этаж! – подумал Сережа. – Это просто мальчики палочкой стучат».

А затем палочка согнулась в двух местах, словно палец, и прикоснулась к окну. Тук.

И снова.

Тук.

Мальчик застыл с торшером. Он открыл рот, не в силах произнести ни слова. Сережа просто наблюдал как из-под окна вылезает еще одна тонкая палочка. Справа. И две палочки слева. Точно длинноногий паук полз по стеклу. Пятая палочка появилась справа. Пять тонких, длинных веточек.

Мыслей в голове не было. Только ступор. Появилось тонкое тело паука, из которого во все стороны росли лапки. Только это не туловище. От него вниз тянулась еще одна крупная… косточка… веточка. Это были не палочки! Мальчик понял. Это была ладонь. Тонкая, костлявая. Неправильная. А затем пальцы ладони надавили на стекло. Свет. Грохот.

Мальчик вздрогнул и закричал. Вбежал в комнату и закрыл дверь. Одной ладонью он сжимал дверную ручку, а другой – торшер. Он ужасно испугался. Сережа выдохнул. Вдохнул. Начал дышать. Едва не заскулил. Колени подогнулись, и он осел на пол. Сжал кулачки. Прижался спиной к двери в комнату. Тихо-тихо заплакал. Тук. Сережа укусил кулак. Тук.

– А-а-а-а-а, – протянул сквозь кулак.

Начал бить другим кулаком по полу. Теплый свет торшера не помогал.

Тук.

Прямо здесь. В комнате. Сережа прижался к полу, стиснул челюсти.

Тук.

Ногти все крепче вцеплялись в ворс.

Вспышка света. Грохот.

На полу перед мальчиком всего на секунду отразился силуэт. Это была не просто кость. Рядом с ней находилось что-то круглое. Вытянутое. Сережа закрыл голову руками. Торшер лежал рядом. Мальчик приоткрыл глаза, но смотрел только в пол. Только перед собой. Никуда больше.

Если он сможет дотянуться до торшера, схватить его, придвинуть поближе, то в свете ему будет спокойней. Сережа вытянул руку и нащупал холодную железку. Начал подтягивать торшер к себе.

– Сережа? – Женский голос. Взрослый. – Впусти меня. Что с тобой?

Он закричал. Рывком открыл дверь и побежал. На секунду ему показалось, что он увидел что-то за окном, но Сережа тут же отогнал видение прочь.

Он выбежал из комнаты в зал и повернул направо, к лестнице на второй этаж.

Со всей скорости понесся наверх, повернул в комнату. В ней было окно. И туалет. Единственный туалет на втором этаже. Сережа щелкнул выключателем и вбежал внутрь. Темно. По-прежнему. Он нащупал шпингалет и закрыл дверь. А затем опустил крышку и сел на унитаз. Разрыдался. Мама. Это был голос мамы. Почему чудовище за окном говорит маминым голосом? Сережа плакал, закрыв глаза ладонью.

Грохот. Дождь, молния и гром напомнили о себе. Что они есть. Что все реально. Просто стена тьмы отгородила тебя от мира, Сереж, и теперь ты один. Сам с собой. Возьми себя в руки. Перестань плакать. Ты же мужчина.

Он вытер рукавом слезы.

Тук.

Сережа вздрогнул. Второй этаж. Он сжал кулаки и шепнул:

– Уходи.

Тук.

– Уходи, – сказал он, вздрогнув. – Уходи! Пошла вон! Уходи! Пропади!

Он начал молотить кулаками по воздуху, топая ногами.

– Сереж, – произнес мужской голос из-за двери. – Впусти уже, а? Хватит дурачиться.

Сережа широко распахнул глаза. Отец. Это его голос. Мальчик сжал виски ладонями и закричал. Громко. А затем схватил что-то в темноте. Что-то, что может быть оружием. Повернул шпингалет. И, продолжая кричать, вылетел наружу. Замер. В окно, растопырив ладони-пауки, смотрело нечто. Тонкие пальцы трех рук располагались в нижней части окна. Худое, вытянутое тело, одетое в рваную серую… сухую… тряпку. Сверху – голова. Лицо, способное свести с ума любого, не то что маленького мальчика. Два больших глаза смотрели в упор. А широкий рот расплылся в улыбке.

– Сережа, – сказало чудовище мужским голосом. – Я войду, ладно?

Свет. Грохот. Молния ничего не выхватила в окне. Он стоял перед чистым стеклом, на которое капал дождь. Мальчик, вооруженный вантузом. Не лучшее оружие, но кто вообще хранит в туалете что-то серьезное?

Раздался треск. Сережа обернулся и увидел, как стекло одной из фотографий, развешанных на стене, дало трещину. Он подошел и провел рукой по ней. Холодное стекло. А что за фото?

Двое молодых людей на фоне дерева. Затем треск повторился.

Трещали стекла на всех фотографиях. И тут Сережа понял, что будет дальше. Он сел и закрыл голову руками. В эту же секунду раздался громкий звон. Все стекла посыпались из рамок, будто кто-то выбил их наружу. Будто сами фотографии этого хотели. Мальчик встал и отряхнулся от осколков. Бросил вантуз в туалетную комнату. Снова треск. Трещал монитор в комнате.

– Блин, – сказал парень и бросился в туалет, закрыв за собой дверь.

Грохот раздался прямо за ним. Мониторы и телевизоры разлетались вдребезги, осыпая пол осколками. А затем добавился еще один звук. Хлопок входной двери. И тишина снова наступила. Только ветер завывал, да дверь скрипела. И шумели капли дождя. Никаких шагов. Никаких скрипов. Никаких ударов. «Только тишина. Тишина и ничего больше», – как в той книге говорилось. Сережа снова взял вантуз и вышел из туалета. Он спустился вниз. Осторожно. Никаких перестуков. Он обошел лестницу и встал напротив входной двери. Свет. Грохот. Звук капель дождя, разбивающихся о землю. Тьма и больше ничего. Он стоял и смотрел на дверь. Где оно? Там, не решается войти? Ждет приглашения? Или уже здесь? Неужели это существо проникло сюда? Шаг. Стекло хрустит под тапочками. Еще шаг. Весь пол усыпан осколками. Он подошел к двери в спальню. Торшер опрокинут. Но еще светит. Теплый свет преломлялся через зеленый абажур. После спальни, на пути к выходу, была кухня. Все в осколках: стаканы, бокалы, тарелки, вазы. Все лампочки взорвались. Он подошел к выходу из квартиры. Протянул руку с вантузом и подцепил дверную ручку. Потянул на себя. Он не хотел выходить за порог. Хотел остаться. Тут. Дверь, с щелчком, закрылась.

Парень поставил вантуз и сел переобуться. Ходить в тапочках по стеклу было плохо. В кроссовках удобно. Но стекло трещит все так же противно. Сережа вошел в комнату и поднял торшер. Мельком взглянул в окно.

Никого. Будто бы этого вообще не было. Только стекло разбито. Он вышел из комнаты и направился в зал. Тихо. Только хруст под ногами. По лестнице наверх. Справа и слева по комнате. Пусто. Пусто.

Сережа вошел в комнату с туалетом. Туда, где прятался раньше. Прошелся взад-вперед. Пусто. Фотографии в пустых рамках. Правда, в этой комнате холоднее, чем в других. Окно закрыто. А затем он буквально почувствовал затылком. Задул ледяной воздух. Перестал. Задул снова. Перестал. И тут Сережа понял. Сжал древко со всей силы. Оно дышало! Прямо над ним. И он побежал. В соседнюю комнату. Дверь захлопнул, повернул щеколду замка. Спальня с двухместной кроватью. Свадебное фото на тумбочке. Шкаф у стены. Жаль, что его не пододвинуть к двери.

Тук.

– Сереж, ты что, заперся там? – произнес женский голос. Не мамин. Незнакомый.

Хотя стоп. Где-то он его слышал. Но где? Или еще не слышал? Он отошел к противоположной от двери стене. Вжался в подоконник.

– Ну ты чего, дурашка?

Тук.

– Пошла вон! – крикнул он.

Свет. Грохот. Сергей сжал древко двумя руками, будто у него бейсбольная бита, а не эта смешная вещица. Скрежет. Чудовище ведет острым пальцем по деревянной двери.

– Что, неужели еще рано? – Женский голос.

Знакомый. Но чей? Под дверь просунулись четыре тонких… пальца. Сергей оцепенел. Они проникали все дальше в комнату. Затем пальцы схватили дверь снизу и потянули на себя. Хруст.

Сергей ударил по пальцам со всей силы. Ничего. Пальцы ломали дверь снизу. А затем чудовище просунуло вторую руку. Что делать? Сергей сорвал со стены фото какой-то брюнетки и с силой ударил рамкой по пальцам существа. Снова и снова. Он остервенело бил по пальцам чудовища, впечатывая их в линолеум. Раздался хруст. Дверь треснула посередине. Он проиграл.

Свет. Грохот.

Нижняя часть двери сломана, костлявой рукой отправлена назад, в другую комнату. Другая часть и чудом сохранившийся замок с ручкой продолжали висеть. Сергей видел половину существа через проем. Он замер с портретом в руках. Тварь вырвала верхнюю часть двери и метнула ее на лестницу, между комнатами. Сергей отбежал к окну.

– Пойдем со мной! – произнесла она детским голосом.

Сергей боялся смотреть. Непропорционально вытянутое, отвратительное, худосочное лицо. Тварь приближалась к нему. Сергей сжал рамку сильнее. Он бросил портрет в существо, затем прыгнул влево, к кровати. Когда он был маленьким, то легко пролезал под ней. Осталось верить, что проход ничем не захламлен. По-пластунски залез под кровать. Руки и ноги работали с бешеной скоростью. А затем он ощутил это. Противный, словно бы мраморный, палец коснулся его ноги. Но существо не схватило его. Оно подбросило кровать вверх и вправо, прямо на стену.

Сергей побежал к выходу. Слетел по лестнице, споткнулся о сломанную дверь, упал, прокатившись спиной.

Свет. Грохот.

Лежать было так хорошо. Сергей не сразу сообразил, где он. Давно знакомый потолок, разбитые лампы. Рука лежит на осколках, бывших некогда защитой на фото. Теперь защиты нет. И брюнетке в рамке придется несладко. Ларисе. Брюнетке. Это был ее голос. Ее голосом говорило существо. Существо! Рука автоматически сжалась в кулак. А затем он увидел, как под потолком, медленно перебирая тремя руками, ползет оно, вращая головой во все стороны. Сергей закричал. Он встал и побежал к выходу. Рычал сквозь зубы. Негромко. Возился с замком входной двери. Руки лазили по всем рычажкам, но эффекта ноль. Дверь не открыть.

– Почему ты убегаешь? – произнес детский голос за спиной. Девочка.

Он знал, что это не девочка.

Отпрянул, прыгнул вправо, в ванную комнату. Дверь, шпингалет, щелчок. Что есть полезного в ванной?

Свет. Грохот.

– Почему ты прячешься от нас? – сказал детский голос за дверью.

Мальчик.

Тук.

– Ты не откроешь нам? – Девочка.

– Мы хотим играть! – произнесли оба.

Сергей замер. Существо может имитировать два голоса одновременно. Твою мать! Тук.

Сергей схватил освежитель воздуха.

– Я все здесь сломаю, – сказал голос за дверью. Мужской. Отцовский. Давно забытый. – Если не выйдешь.

«Ну же, – Сергей искал нужный предмет на полках. – Где он? Лариса только тут курила. Они здесь должны быть!»

– Тебе придется выйти оттуда, сынок!

Тук.

– А не то я вынесу к херам эту дверь!

Пропитой голос отца. Ну, конечно. Стопроцентное попадание. Когда все детство боишься его и обещаешь, что станешь другим, а в итоге получается копия. Взрыв! Дверь разлетелась на тысячу щепок. Сергей закрыл глаза, укрыл голову руками. Холодный поток воздуха ворвался в комнату.

– Ну ты чего? – сказало существо голосом Ларисы. Его любимой Ларисы. – Куда ты убегаешь? Нам с тобой еще рассвет встречать.

Чирк. Три спички зажглись. Сергей поднес их к освежителю воздуха:

– Будет тебе рассвет.

Струя пламени вырвалась прямо на существо. Обдало руку Сергея таким непривычным теплом. Существо отступило назад и влево. К залу. Освободив проход на кухню.

Свет. Грохот.

Спички в левой руке обожгли пальцы. Сергей отбросил их. Они, погаснув, упали на пол. Струя огня держала чудище на расстоянии. Сергей выскользнул в коридор. Сделал шаг к кухне. Пламя погасло. Тварь убрала руки от лица и бросилась на него. Сергей вбежал на кухню, вытащил ящик с ножами и рассыпал содержимое на пол. Бросил ящик на существо в проходе, а сам сел на корточки и начал искать хорошее оружие. Ложки, вилки. Да где они?

– Ты забыл? – произнесло существо голосом жены. – Мы убрали их подальше от детей. Выше.

Стол в центре комнаты взлетел, ударился о потолок, а после – в окно. Стекло разбилось, внутрь хлынул дождь.

Свет. Грохот.

Нечто, в мгновение ока, перебралось по комнате и заслонило собой окно. Все три руки расположились над рамой.

– Дети выросли, – сказал Сергей и схватил два ножа с пола.

Он бросил нож в нечто. Рукоять попала в тело и отскочила. Другой нож. Сергей взял за лезвие, завел за спину и бросил. Плохой баланс роли не играет. Вошло в одежду этой твари. И тварь завопила! Сергей упал на колени. Закрыл уши руками. Крик словно обжигал ушную раковину, лез в голову. Сергей закричал. Уши жгло. Голову жгло. Он начал ползти, отталкиваясь ногами. Ползти к теплому свету. Благо, эта комната находилась рядом. Он выполз из кухни. Осталось немного. Молния и гром сходили с ума. Будто крик действовал и на них. Будто вся природа сошла с ума. Сергей схватился рукой за косяк двери и втащил себя в комнату. Ногой он толкнул входную дверь. Крик прекратился. Он убрал ладони от ушей. Лежал на полу. Стал ползти к торшеру. Он считал это единственным спасением.

Тук.

– Папочка! – воскликнул голос за дверью. Мальчик. – Впусти нас.

– Вас здесь нет, – ответил Сергей. Правую ногу уже давно мучил артрит, поэтому отталкивался он только левой.

– Нет, мы здесь! – произнесла девочка.

– Света, – сказал Сергей, приближаясь к торшеру. Седая челка упала на глаза. – Леша. Вас здесь нет. Вы выросли. Уехали. Это теперь наш с мамой дом.

– Тогда впусти меня. – Ее голос за дверью. Самый прекрасный из голосов.

– Ты не здесь. – Сергей почти коснулся торшера. – Лариса у дочери.

– Ты и это вспомнил! – Новый голос. Женский. Незнакомый.

Сергей держится за торшер и встает на ноги. До боли привычным движением потирает правое колено. Он садится в кресло, сжимая зубы от боли в ногах. Крепко держится за торшер.

Тихие капли дождя. Тишина повсюду. Теплый свет торшера.

– Ты меня впустишь? – говорит женский голос за дверью.

Красивый. Милый.

Стук воды, стекающей с крыши. Стук капель о подоконник.

– Я люблю… – говорит Сергей.

– Ты хорошо боролся, – отвечает голос из-за двери.

Сергей смотрит на мягкий свет торшера. Затем на тьму за окном.

– Но я не отпущу тебя. Нам пора. Прими меня, и будет легче.

«И сольются в одном ощущении вся жестокость, вся краткость, на миг».

Сергей выключает торшер. В комнате, наконец, темнеет. Он встает, сжимает зубы и подходит к двери. Дверь чуть приоткрыта. Сергей тянет на себя. В коридоре стоит темноволосая девушка в белом саване. Ее карие глаза смотрят на него. Она на голову ниже Сергея.

– Я устал, – говорит Старик. – И хочу пойти с тобой.

Девушка протягивает ладонь:

– Дай мне руку. В последний раз.

Старик кладет свою ладонь в ее, и девушка ведет его к выходу. Он оглядывается – фото в рамках висят на своих привычных местах. В кухне, посередине, стоит стол. Дверь в ванну цела. Девушка опускает ладонь на ручку входной двери.

– Подожди, – говорит Старик. – Здесь везде темно. Дай включу хоть что-то, а то Лариса может…

– Не переживай, – откликается девушка и толкает входную дверь. – Ты оставил после себя достаточно света.

Старик ушел.

Девушка из квартиры напротив
Максим Деккер

В тот февраль река полностью замерзла. В лед впечатался всевозможный мусор, которым народ пичкал водоем: пивные бутылки, шприцы, металлолом и мебель, на которую больше не сядет ни одна задница. В одном месте видели даже человеческую голову, но вскоре ее кто-то выкорчевал.

Влад любил зиму, чертовски. Но не во время вечерних смен.

– Говорит три-пять, ну что, ничего больше не пришло?

Последовало радиомолчание, затем – скрежет статики. Влад поморщился: звуковой поток безумно раздражал. Благо, вскоре ему настал конец, и в эфир вырвался голос оператора.

– Три-пять, поступлений больше нет. Последняя посылка – и все.

– Принял, спасибо. Не поверишь, но ее получатель живет в квартире, что напротив моей.

Протяжное «пи-и-ик» – рация заткнулась. Парень вздохнул.

Открыл дверцу фургона, под ботинками захрустел снег. Влада, как прямую кишку после слабительного, прорвало на покурить. Он достал из кармана пачку сигарет и «Зиппо». Никотиновая палочка расположилась меж губ. Щелкнул кремень, выделяя искру.

Затянулся. Ментоловый дым закружился в легких и пустил зеленые спирали в мозг.

Задрал голову. На иссиня-черном фоне серебрились звезды. Они давали меньше света, чем язычок зажигалки, больше подчеркивая тьму, нежели рассеивая.

Ухмыльнулся: вспомнил первую девушку.

Как ее звали? Катя? Хороший был вечер.

Влад выпустил в небо струю дыма и вернулся в машину.

* * *

Одинокий фонарь светил во дворе словно призрак. Сугробы и марево снежной пудры в электрически-белом сиянии приобретали бриллиантовый отблеск кокаина.

Влад припарковал фургон и, захватив под мышку посылку и документацию, направился в дом.

Лампы, жужжа, судорожно моргали. Тишина в парадной стояла вязкая, давящая. Она ватой забивалась в уши. Первоклассная звукоизоляция как-никак, да и чего ожидать от новостроя, никто же толком не водворился.

Потребовалось две минуты, чтобы не самый скоростной лифт телепортировал Влада на семнадцатый этаж.

Три шага, двери лифта сомкнулись, поворот налево – и Влад перед шестьдесят девятой квартирой.

Звонок не работал, пришлось барабанить в дверь.

– Кто там? – Женский голос, с мягким акцентом.

– Вечер добрый! «Ди-Эйч-Эл», посылка.

Клацнул замок.

Из квартиры потянуло запахом ладана, головокружительно приятным.

Зрачки Влада расширились, сердце буйно запрыгало в груди: на девушке, стоявшей в коридоре, были лишь черные кружевные трусики. Нагая кожа светилась бледностью, чрезмерной и одновременно изысканной. Казалось, на нее прыснет яркий свет – и она сгорит, превратится в пепел, как вурдалак.

В ушах она носила тоннели, нижняя губа была проколота лабретом. Токсично-бирюзового цвета каре окантовывало лицо идеальных пропорций. Утонченное, выразительное, с высокими скулами – малышка на грани взросления. Глаза, инкрустированные изумрудно-зелеными радужками, пронзали яркостью и глубиной.

– Извини, что я голая. Только проснулась и забыла одеться.

Хм, сомнительная отговорка.

– Ничего. Посылка оформлена на Висаковского Ивана, с наложенным платежом в три тысячи гривен. Все верно?

«Ничего? Чувак, это крошка на миллион. Порноиндустрия по таким ревет китовыми слезами!»

– Да, это посылка моему отцу.

– Вот, держите, и тут подпишите где надо.

Пока она читала и подписывала бумаги, а затем отсчитывала купюры, процессор в голове Влада пустился в сканирование: глаза голубовласки подведены черным, губы покрывала помада кроваво-алого цвета.

Изящно вздернутый носик, брови – мечта перфекциониста, так красиво очерчены.

Вокруг тонкой шеи скрутился чокер, стилизованный а-ля колючая проволока.

«Моя остановочка», сказал про себя парень, дойдя до груди. Двух упругих полусфер плоти. Пирсингованные соски торчали вразлет. С трудом, но Влад оторвался и продолжил осмотр.

Узкая талия перетекала в крутые изгибы бедер.

За паутиной кружев проглядывался гладкий лобок.

А какие ноги – длинные, стройные – будто к счастью две дороги.

– Эй, все нормально? Я везде расписалась, вот деньги.

Голос девушки выдернул Влада из розетки, через которую содержимое его черепной коробки подсоединялось к сети развратных грез.

– Д-да, – парень встрепыхнулся и поправил шевелюру. – Все отлично. Спасибо.

Соседка хихикнула и протянула Владу бумаги и деньги. Ее пальцы были унизаны диковинными перстнями – с пентаграммами, черепами, изображениями Бафомета.

«Странная девчонка. Очень странная», Влад взял бумаги, пересчитал банкноты и сказал:

– Все. Счастливого вечера. К слову, я живу в квартире напротив. Забавно, да?

Голубовласка вскинула брови.

Дверь закрылась.

Хлоп.

Звук эхом откликнулся в голове Влада и разнесся по путанице коридоров сознания. Влад шмыгнул носом и с расстроенным видом спустился к машине.

– Черт, вот я придурок!

Хвала Господу, восседающему на треклятом небесном троне, у дьявола-босса было хорошее настроение, и он не наорал просто так.

Город засыпал, Влад ехал в такси и думал, чем займется по возвращении домой.

Без всякого сомнения, сначала умнет гречку с куриной грудкой. Затем полистает новостную ленту «Вконтакте», выкурит пару сигарет, дальше в ход пойдут розыски годного контента на «Браззерс» – не зря же получил бесплатную подписку на месяц. Пользуйся по максимуму, как говорится.

Или пойдет в зал. Начнет с жима на грудь. После – прокачка бицепса на скамье Скотта, «молотки» и на десерт четыреста скручиваний плюс беговая дорожка. А дальше по списку: ужин, «Вконтакте», сигареты, «Браззерс»…

Однако в итоге Влад зашел домой, разделся и грохнулся на кровать.

* * *

Влад проснулся от первых лучей солнца, он не поправил занавески перед тем, как окунуться в сон. Золото света приятно лилось по щекам, мускулистой груди, крепким ногам. Парень встал, выглянул на улицу и улыбнулся субботнему дню.

Вожделенный выходной.

После завтрака Влад принялся надрачивать своего двадцатисантиметрового монстра.

– О да! Да!

Рукой он работал энергично, ощущение было, будто кожа вот-вот лопнет. На «иксХамстере» его воображения транслировался донельзя страстный порнофильм.

В главных ролях – он и девушка из квартиры напротив.

Влад представлял, как повалит эту роскошную сектантку на кровать и оттрахает во все отверстия, включая тоннели. «Черт, как хорошо!», парень запыхтел и выгнул позвоночник. Член исторгся пульсирующим потоком белесой жидкости.

– Фух, уверен, после ночи с ней мои яички будут болеть похлеще футбольных фанатов.

Позже Влад отправился гулять с Сережей, лучшим другом детства и вечным собутыльником. Они провели вечер, бродя по центру города и заглатывая виски в каждом встреченном баре, пока реальность не начала чередоваться с пьяной галлюцинацией. Закончилось все тем, что Сережу едва не арестовали полицейские за драку со скейтерами, и горе-бойца пришлось везти домой.

* * *

Подъезд.

Влад стоял перед квартирой, искал ключи в карманах. Мир перестал расплываться в мутные полосы и наклоняться под крутым углом.

Внезапно слух парня выудил из тягучей тишины едва уловимый звук. Словно… по полу что-то тащили.

Влад обернулся: дверь в квартиру напротив была приоткрыта.

Сердце кольнула ледяная игла.

«Домушник? Может ментов вызвать? Хотя, они скорее подумают, что алкаши прикалываются. Черт, что же делать?». Мысли с трудом проходили через призму алкогольного дурмана. В конце концов, Влад решил повиноваться инстинкту героев из штампованных кинокартин.

Вот он подкрался к двери, аккуратно открыл ее. В квартире торжествовала темнота. Дальше по коридору была дверь, сквозь бугристое стекло струился приглушенный свет.

Тут мелькнула тень.

«Бля, кто это?!», Влад поднес дрожащую руку к заднему карману джинсов, нащупал раскладной нож, затаил дыхание.

Шаг.

«Черт, зачем ты это делаешь?».

Еще один.

«Черт, черт, чувак, может свалишь?»

«Нет, заткнись».

Все ближе и ближе Влад подбирался к двери. Оказавшись перед ней, он остановился.

Прислушался – тишина.

«Можно идти».

Но тут дверь распахнулась и проем заполнил патлатый здоровяк. Мясистые руки сгребли в горсть куртку Влада, и затащили парня в просторную гостиную. Обжигая, в глаза проник резкий белый свет.

– Черт, а это что за придурок?! Алина, ты дверь забыла закрыть? Дебилка! – прорычал громила и швырнул парня на журнальный столик.

Не самая удачная посадка, учитывая, что Влад прошел сквозь стекло. Осколки вонзились в спину, искусали руки. Паркет испестрили яркие каракули крови.

В венах запульсировал, заклокотал кипяток. Влад испустил добротный такой вопль, однако мощный пинок в живот мигом обнулил громкость.

Амбал повеселел и обнажил в ухмылке зубы, от вида которых даже стоматолога стошнило бы. Плечи-валуны, руки-сваи, огромное брюхо свисало на ремень с бляхой. Если в жиме на грудь Влад брал девяносто килограмм, то этому психопату и трехсот было бы маловато; такого и против Федора Емельяненко не страшно на один октагон поставить.

– Алина, закрой пока дверь, а мы с гостем разберемся.

Рядом с громилой нарисовался мужчина в темно-фиолетовом костюме. Поменьше, но заметно, что не гнушается лишний раз потягать тяжести в зале. Отшлифованная лысина, мефистофельская бородка, под воротником рубашки крепился амулет с языкастым демоном.

Мужчина захихикал и похрустел пальцами:

– Иван, подними этого педрилу-мученика и привяжи к стулу.

Мощные ручищи потянулись к Владу. «Нет, не хочу умирать», эта мысль прорвала черную мембрану перед глазами и электрошоком шандарахнула в голову. В груди закипела ярость, состояние ража переключилось на фазу «ON».

Парень резко перекатился в сторону, встал на ноги и выудил из кармана нож. Щелкнула кнопка, из рукоятки выметнулось безупречно острое лезвие. Влад закричал и бросился с оружием наперевес.

Он бы запросто воткнул нож в горло здоровяка… если бы от того не прилетел удар в живот.

Новая вспышка боли сотрясла и опустошила его. Он выронил нож, попятился. Отдышка полосовала горло и грудь раскаленными когтями. Влад упал, уже не в силах ни закричать, ни заплакать.

– Убить хотел нас, пидор? Ха-ха. Иван, садись ему на спину и пусть он только вырвется. Алина, ставь ему стул на руки. Сейчас повеселимся!

Иван и Алина сделали, как скомандовал лысый в смокинге.

Влад уже не сопротивлялся – измотался, да и бесполезно. Массивные ножки стула давили на руки, но не так, как туша Ивана на тело. Мужчина подобрал с пола нож Влада. Лицо расколола улыбка, натужная, неестественная. Почти сардоническая. Мужчина подошел к парню и запрыгнул на стул.

Хрусть – ножки вонзились в руки Влада, тот едва слышно застонал.

Второй прыжок. Косточки треснули, как сучья по осени.

Третий. Влад заплакал, кончики ножек зарылись в опухшую плоть. Залитые кровью лохмотья кожи окаймляли лакированное дерево. По рукам змеились тугие ручейки, стекая на пол. Боль воспламеняла нейроны и становилась невыносимой.

– Ну что, мускулистый сученок, тебе хорошо?

Мужчина высокомерно рассмеялся.

Еще один прыжок – и внутри Влада будто все сдетонировало, а глаза занавесила черная пелена.

* * *

Мир вернулся.

Влад сидел на стуле, обнаженный, крепко связанный колючей веревкой. Алые штрихи покрывали мускулы. Беззубые рты порезов блестели, улыбались кровоточащими деснами. Боль была колоссальная, она сжимала тело жгучими клешнями.

Наконец, зрение прояснилось. Влад принялся изучать обстановку.

Мужчина в смокинге беседовал с Иваном. У балкона стояла Алина, стройная красотка в косухе, с лавово-рыжими волосами и большой грудью. Обитый кожей диван занимали парень и девушка – Влад их раньше не видел.

Анорексичной конструкции брюнет с пушкинскими кудрями и бакенбардами. Лицевые кости заметно выпирали, глаза запавшие, ногти налакированы черным. И татуированная блондинка с каре, в ее руках порхал ножик Влада. На девушке было черное траурное платье, макияж – кричащий, как маскарады на Марди-Гра, иначе не скажешь!

Влад посмотрел на cоседку.

Она сидела на полу и опиралась на шкаф. Ее руки были стянуты за спиной, рот заклеен, левую сторону лица пересекал крупный синяк. Голубовласка впиявилась в парня широко раскрытыми от ужаса глазами. Сквозящими отчаянием, умоляющими.

«Спаси меня», – просили они.

– Не могу, детка, – беззвучно пролепетал Влад.

– Ну что, Настя, когда приедет преподобный? – обратился к девушке в кресле мужчина в смокинге.

– Хрен его знает, Акакий. Сказал, когда решит терки с ребятами и ментами, – ответила блондинка.

«Акакий. Самое имя для тупиздени как ты», Влад сплюнул кровь вперемешку с флегмой. Акакий, увидев, что парень очнулся, облизнулся и подошел.

– Как дела, моя пташечка?

Влад еще раз плюнул. Мерзкий сгусток неторопливо стек по смокингу Акакия. Сквозь боль Влад получил удовольствие, окровавленные губы искривились в ухмылке, которую тут же устранил дуплет в челюсть.

– Ха, щ-щ-щенок, – от возбуждения Акакий слегка заикался. – Бр-р-рыкается. Не в-в-волнуйся, с-с-скоро будет т-т-твой звездный час. И твоей подружки Вик-к-ки. Если н-не знаешь, ее отец два года назад уб-бил нашего преподобного. Месть за ж-жену, которую мы выпотрошили словно рыбу и вышвырнули на помойку. Виновник торжества пока на работе, поэтому мы подождем его. Заодно и наш новый лидер подоспеет.