Текст книги "Хеллоуинские истории. Сборник страшных рассказов и стихов"

Люди прячутся по домам, спасаясь от одиночества. Но они понимают: смерть каждого забирает отдельно, эту грань нельзя переступить, держась за руки, потому что каждый покидает мир порознь и в холодном отчаянии. Люди прислушиваются и спрашивают друг у друга:

– Ты слышишь, как поют мертвецы?

Но не отвечают на этот вопрос.

– Они поют потому что им нет покоя, – сказала старуха.

Девочка вернулась в комнату, и, заметив лицо мальчика в зеркале, надела маску принцессы. Со скрипом половиц в комнату зашла бабушка.

– Почему ты носишь девчачью маску, мальчик? – спросила бабушка.

Маска упала на пол. Зеркало отразило испуганного мальчишку и пыльную марионетку за его спиной в старом халате. Деревянная рука легла на плечо ребенку, который сидел среди поломанных игрушек, разбросанных рисунков и книг. Эта была та же пыльная детская. У ног лежали маски девочки и клоуна. И ребенок понял, что так и не вышел с этажа призраков, и теперь это место не покинуть. Возле масок лежал рисунок старухи и деревянная марионетка.

* * *

Он в ужасе проснулся, в комнате царил полумрак, но не было ни одного источника света. Комната пуста: ни окон, ни дверей, только деревянные стены. Он провел пальцами по лицу, которое казалось чужим, и задал вопрос в пустоту:

– Кто я? Кем я был?

Эти слова превратились в песню жажды и отчаяния. И она просочилась сквозь стены и покинула одинокую комнату. Еще один голос вплелся в общую песнь мертвецов, которую ветер разносил по городу, вместе с сухими листьями. По улицам медленно гуляли тени призраков. Вместе с песней он, как и все жаждущие, выпустил наружу часть своей сути и присоединился к остальным. Они держались подальше от окон, где горели свечи на подоконниках. Иногда выходили за пределы города, туда, где на полях топорщились, словно скелеты, сухие стебли кукурузы и догнивали не убранные тыквы. Они разносили повсюду песни мертвецов, напоминая живым в эту пору увядания, что тьма на дне могил ждет каждого и от косы жнеца не уйти. Как бы ни было солнечно летом, осень приходит, а за ней одинокая зима покрывает все белым, белым саваном.

Что-то не так с утром
Дориана

Полина проснулась, чтобы скрыться от погони. Во сне лохматая голая тетка, соскочившая с крыльца дачи, бежала за ней по темной, будто незнакомой улице, крича вслед яростные угрозы. Женщина открыла глаза и, как ей показалось, подпрыгнула от этого. Загнанное кошмаром сердце пристукивало ее к кровати, пока она осознавала, что находится в городе, в своей квартире на Мельничной. Оторвалась. Здесь нет пугающей темноты, изматывающей погони и визгливых проклятий. Здесь нет голой лохматой тетки, которую она узнала по торчащим в разные стороны сине-зеленым дредам. Именно так она запомнилась Полине на дне подклеенной картонной коробки, куда полетела с комментарием мужа: «У дерьма тоже есть предел». А Поля тогда подумала, что поместить собственное скорченное лицо на обложку диска, все равно, что признаться: да, у нас больше нет идей, но есть забористая фронтвумен – что сама по себе уже идея. «На их месте я бы назвался „Sackful Shit“»1414
  «Мешок, полный дерьма» (англ).


[Закрыть], – сказал тогда Влад, прослушивая диск с еле читаемым логотипом: «Или эти школьники вместо струн натянули бельевую верёвку, или же они играют задницей». Полина отправила стандартный ответ «Sackful Blood»1515
  «Мешок, полный крови» (англ).


[Закрыть]: «Качество вашего исполнения нам не подходит. Желаем удачи в поисках лейбла». В ответ пришла пара гневных писем, которые они с мужем сразу отмечали как спам, не дочитывая до конца. Банда дредастой утонула в бесконечной помойке таких же паршивых записей. Пора бы ей самой утонуть в помойке ненужных воспоминаний.

4.10 утра. Молочная пасмурность неба успокаивает – во сне все было беспросветно, казалось, что по улице, по которой она бежала, день никогда не проходил. Поэтому открыть глаза и увидеть перед собой обновленную ремонтом спальню – как выпить прохладной газировки после долгой мучительной дистанции. Хотя, если подумать, так оно и есть. Кровать скрипнула под, поворачивающимся на другой бок, мужем. Какое блаженство, что он молчал всю ночь – дыхательные упражнения приглушили храп. Хотя в последнее время через завесу снотворного, женщина бы вряд ли его услышала. Полина обернулась в сторону Влада – спокойное лицо, опущенные уголки губ и расслабленный лоб. Вся эта безмятежность заканчивалась густой бородкой, которая, по его мнению, при почесывании звучала гораздо музыкальнее, чем половина присылаемого им материала. Поля повернулась спиной к мерному теплому дыханию и подтолкнула край одеяла под оголившееся плечо – к утру становится прохладнее, но засыпать с закрытым окном невыносимо. Вытянувшись вдоль спящего мужа, женщина на мгновение напрягла все тело и тут же расслабилась, прогоняя остатки тревоги. Сегодня не нужно никуда вставать: утро, которое начинается по собственному желанию – самое лучшее утро.

Глаза снова закрываются. Полина мысленно благодарит себя, что не успела захотеть в туалет и тут же проваливается в дремоту. Из внимания стираются редкие сигналы автомобилей, и крики чаек обрастают причудливым фоном неясных образов. Поэтому, когда в ногах ощущается чье-то движение, женщина не сразу понимает, что это ей не приснилось. Если бы у них была собака, то, судя по весу, это должен быть сенбернар; несколько тяжёлых шагов, потом оно будто присело ей на ноги, и тут же соскочило, с глухим стуком упав на пол.

Когда Полина, приподнявшись на локтях, резко повернулась на спину, мысль о сонном параличе тут же отступила – тело свободно, разум взбудоражен – она не спит и до сих пор чувствует отголоски тяжести на укрытых ногах. Бледно-голубое в сером свете одеяло оборачивает снизу ступни, и Полина тянет носки вперед, превращая ткань в покатое полотно. Никого, ничего.

Перед тем, как перегнуться через кровать и посмотреть вниз, женщина поворачивает голову назад. Влад спит, немного приоткрыв рот, и вот она уже буднично боится новых приступов храпа. Спокойный вид мужа, по ногам которого ничего не пробегало, а ему самому не пришлось сбивать ступни в изматывающей погоне, возвращает ее к реальности. Здесь нет несуществующих сенбернаров и лохматых психичек.

Убедившись, что на полу не может быть ничего чуждого пробивающемуся рассвету, Полина возвращает себя на подушку, осторожно укладывая руку Влада на грудь. Какое-то время она лежит, глядя в потолок, и думает: чувствует ли муж ее личное землетрясение в грудной клетке, которое постепенно затихает по шкале. Сны на рассвете часто бывают нервными, будто пробивающийся сквозь веки свет активирует в голове зону кошмаров, в наличии которой у себя Полина не сомневалась. Как-то она спросила у Влада, когда ему обычно снятся дурные сны, он ответил, что нельзя отследить сновидение по времени. Она пожаловалась ему на свою закономерность – глубинное дерьмо лезет в голову на рассвете. Кажется, тогда муж уличил ее в утреннем недержании кошмаров и пообещал отгонять их храпом.

Засыпать в прохладной сумеречной тишине несложно, вскоре Полина проваливается в сон. Тревожный рассвет сменится добрым утром без ее участия. Но уже спустя пару минут женщина понимает, что до конечной остановки будет еще несколько. Бульдозер внутри Влада завелся и начал колесить тишину надрывным тарахтением. Сквозь ускользающий сон женщина поморщилась и с досадой сжала ладонь мужа, которая все еще лежала на затихшей груди. Влад тут же сжал ее пальцы:

– Ты тоже это слышишь? – муж не спал. Полина открыла глаза и увидела, как он, приподнявшись на локте, осматривает комнату.

– Ты хочешь сказать, это не ты? – уже проснувшись, она понимает, что слышала не храп. В комнате, пропахшей сиренью (букет на комоде – загораживает их спящее отражение) что-то рычит. Влад не ответил, только обернулся на жену с нескрываемой тревогой в глазах и тут же резко перегнулся через свою половину кровати к светильнику.

– С тех пор, как я проснулся, стало темнее.

Светлее не будет – это поняли оба после третьего нажатия на выключатель.

– Ты проснулся от звука? Влад, что это может быть? – Полина чувствует опьянение, внезапная бодрость кажется болезненной для сознания, которое эту самую бодрость отвергает. Все это напоминает яркий кошмарный сон, но когда женщина прижимается к мужу, а тот мягко убирает ее руку с плеча – ощущения слишком живые.

Кровать скрипнула и промялась на мгновение, за которое мужчина поднимался. Полина тут же переместилась на середину и завернулась в одеяло до подбородка. Края кровати вдруг загорелись красным тревожным светом, поэтому держаться от них подальше – неплохая идея. Влад обходит комнату кругом, также стараясь не подходить к постели – все с детства знают, где «горячо», когда отправляешься на поиски монстров. Женщина вслушивается в затихающий рык и не может понять, откуда он доносится: как только она проснулась, то ощущала его чуть ли ни у головы, когда проснулся Влад – звук переместился в угол комнаты, где стоял шкаф, а сейчас ей кажется, что она сидит над ним. Или что-то незаметно перемещается, или рычит не одно существо.

– Оно здесь! – Полина вытягивает руку, указывая пальцем под кровать, и в этот момент понимает, почему Влад не разбудил ее, как только проснулся – он думал, что это сон. Сам факт, что в их двушку на шестом этаже пробралась непонятная тварь, мало чем отличается от погони Полины по беспросветным улицам прерванного кошмара. Она же не стала будить мужа, чтобы он спас ее от нагой сумасшедшей. Влад замер напротив кровати, держа в руках мобильный, который только что взял с комода.

– Не вздумай светить туда! – Полина уверена: стоит мужу побеспокоить гостя, он тут же нападет из своего укрытия. Как тарантул, которого ловят из норки на скатанный пластилиновый шарик на веревке.

– Я сфотографирую без вспышки, может это какое-то соседское зверье пробралось – у бабули слева таксы. Все может быть.

Полина наблюдает, как Влад садится на корточки и ставит на пол телефон. Ни вспышки, ни щелчка затвора – и в ответ мерный неизменный рык. Их маленькую хитрость не заметили. Женщина хочет, чтобы муж с улыбкой хлопнул себя по лбу и бросил ей в руки телефон с фотографией, сжавшейся в углу, собаки. «Поля, какие же мы идиоты» – потом он рассмеется и залезет под кровать, чтобы достать вырывающуюся псину. Поля видит все это как изображение, посылаемое проектором, поэтому меняющееся лицо мужа неожиданно искажает картинку.

– Встань на кровать и сбеги с нее, как можно быстрее, я открою дверь, и ты выбежишь, не оглядываясь. Поняла?

– Влад, кто там? – она не поняла: Полина только крепче поджимает под себя ноги и уже хочет укрыться одеялом с головой.

– Делай, что я говорю. Я выбегу следом. Нет времени! Реще!

Но ее будто парализовало. Под кроватью, под той самой кроватью, которую они купили месяц назад и бурно обновили в тот же вечер, находится что-то, от чего нужно бежать, не оглядываясь. Муж хочет, чтобы она встала на ноги и сбежала, как со ступени, но до двери минимум три шага, а что будет, когда она коснется пола?

– Я боюсь! Ты можешь сказать, что там?!

– Черт тебя возьми! – Влад оказывается на кровати так резко, что она угрожающе скрипит, рык усиливается, в нем слышится боль и недовольство – что бы там ни пряталось, его задели. Ему неприятно. Не рассчитав силы, мужчина сжимает локоть жены и дергает ее на себя. Когда они оба оказываются на полу, Поля чувствует боль в предплечье и еле удерживает равновесие, чтобы не хлопнуться на колени.

– Пойдем, пойдем, ПОЙДЕМ! – муж выталкивает ее в гостиную первой. Выбежав следом, он закрывает дверь и со всей силы хлопает ладонью по деревянной поверхности. Влад громко дышит. Полина всхлипывает, сидя на полу, ей снова хочется спросить, от чего им пришлось закрыться, но воздух беснуется в легких, не способных обеспечить ей нормальный вдох. Муж, молча, садится рядом. Она хочет вытрясти из него эту гребанную таинственность. Знать всегда проще, так почему он не хочет упростить ей жизнь? Телефон со снимком валяется у двери, Влад выронил его, пока поворачивал замок. Корпус поблескивает в темной комнате, и в который раз Полина ловит себя на мысли, что такой темноты не может быть майским рассветом.

– Сиди на месте, сейчас покажу, – говорит Влад, проследив за взглядом жены. Одним широким шагом, он оказывается у двери и подбирает телефон. Полина не знает, хочет ли увидеть это сама. Судя по реакции мужа, у них под кроватью ядовитое животное, от которого нельзя избавиться своими силами. Но когда она осмеливается взглянуть на снимок, последние остатки здравомыслия делают ноги из их нехорошей квартиры.

– Что это? – ей кажется, что она уже подпрыгивает от дрожи. Муж держит перед ней телефон, где потрясающе четкая камера (на рекламных баннерах, прославляющих ее возможности, были изображены дети) смогла вырвать из густых сумерек бесформенный склизкий мешок, лежащий у противоположной стены, как раз под их подушками. Его поверхность выпукло пузырится, будто мешок наполнен чем-то доверху. Как это могло двигаться, и тем более рычать, представить сложно, – оно живое? Муж не отвечает, женщина уже хочет высказать ему все, что думает об этом щадящем молчании, как тот подскакивает с места и оказывается у двери с такой ловкостью, которая пробуждает тело только в момент опасности. Существо ответило ей – да, оно живое, и даже способно привести в движение дверь. Ещё немного и, кажется, что замок вылетит с мясом.

– Я звоню в полицию! – Полина сдается: голос переходит в визг, а слезы и темнота прячут от нее выроненный мужем мобильник. «Да где же твой сраный телефон?!» Она находит его. Находит в тот самый момент, когда допускает мысль о бОльшей власти того, кто рычит под кроватью. Стараясь не смотреть, женщина, закрывает сделанное в ИХ спальне фото. Ну почему это не соседская такса?! То, что прячется под кроватью даже назвать никак нельзя. Полина набирает номер, прокручивая в голове возможные объяснения для вызова полиции. «К нам в дом пробрался рычащий мешок, у нас под кроватью мешок полный…»

Гудок. Она просто скажет, что к ним в дом кто-то ворвался. Главное, чтобы приехали люди. После нескольких гудков трубка замолкает. На всякий случай Полина кричит в эту безлюдную тишину, стараясь прорваться через грохот за дверью. Какой безумный шквал их неспокойного утра обрушится на диспетчера, как только он примет вызов! Если примет. Полина уже хочет сбросить эту чертову тишину и попробовать еще раз, как на том конце начинает звучать музыка. Даже в таком состоянии, когда она с трудом верит в свою способность четко сказать адрес, женщина понимает, что это абсурд. Людям, попавшим в беду, предлагают подождать и расслабиться под музыку? Хотя под такое не расслабишься – звук усиливается настолько, что телефон невозможно держать у уха. «Будто разом вырвало все инструменты». Влад кричит, причудливо сливаясь с этой какофонией, он что-то требует. Полина видит, как он машет рукой влево.

– Поля! Кресло! Двигай сюда! Быстрее! – каждое слово сопровождается такими сильными ударами из спальни, что кажется, будто в комнату проникли члены новоявленной «Семьи»1616
  Банда серийного убийцы Чарльза Мэнсона, фигуранты громкого дела «Тейт – Ла-Бьянка».


[Закрыть], – да, очнись же ты!

Полина поднимается на ноги. Стены, пол, окна – все будто прыгает навстречу из-за бешеной пульсации в голове. Кресло, тяжелое с еле заметной заплатой на правом подлокотнике, слева, в трех шагах, которые почему-то невозможно сделать. Влад просит ее подвинуть эту черно-серую громадину, которой не место в их маленькой гостиной. «Это кресло стоит на даче. Его здесь нет!» – хочет ответить она мужу, пока тот все зовет из сгущающейся грохочущей темноты: «Очнись, мать твою! В доме кто-то есть!»

– Я знаю! – Полина кричит в ответ и с трудом открывает застланные слезами глаза. По вспотевшему телу гуляет утренняя прохлада. Просторная, отделанная деревом комната до краев наполнена свежим воздухом. Еще немного и он станет доступен Полине. Она лежит под лопастями люстры-вентилятора, в спальне, на втором этаже, куда они с таким трудом затаскивали большое кресло, ободрав обивку на подлокотнике. Квартира с рычащим мешком под кроватью за три сотни километров. Да что уж там, она еще дальше – она во сне. Женщина поворачивается на сторону мужа и облегченно вздыхает. Утром она пожалуется ему на новое «недержание», пока они будут завтракать в саду. Но когда пустая примятая постель начинает прыгать ей навстречу нервным пульсирующим движением, Полина понимает, что доброе утро не наступит. Летнюю ночь, отвоеванную у двух кошмаров, прорезает крик Влада, который она уже слышала во сне:

– Полина! Проснись! В доме кто-то есть!

Этот кто-то привел в движение дверь их спальни. Кажется, еще немного и замок вылетит с мясом. Светает. Прямо под окнами дачи на пределе возможностей бездарным месивом разрывается магнитола.

Джек-фонарь
София Протосовицкая

Наверное, вы не поверите в реальность этой истории, но мое дело за малым – передать ее вам, а дальше решайте сами. Сейчас я не в самой лучшей форме. Сбился со счета дней рождений, да давно уже их и не отмечал, но так было не всегда. Сейчас удивляюсь, как с таким стремлененим к приключениям мне удалось дожить до старости. О, сколько лет прошло, а я помню тот лес! Это приключилось со мной на тридцать третьем году жизни, тогда я был рисковым парнем: пьянки в трактирах меня мало интересовали, оседлый образ жизни добропорядочного семьянина тоже был не по мне. А отличался я страстью к путешествиям. Особенно мне нравились пешие походы. Казалось бы, очень умиротворяющее хобби: единение с природой и прочие прелести, но только опытные путники знают, что лес таит в себе много опасностей. К слову, я не был заинтересован в обычных прогулках, душа стремилась к опасности, таинственности. Мое хобби включало в себя посещение совсем необычных мест, во всяком случае, так их окрестили. Я побывал во многих из них: Черная Круча, Ведьмовская Топь, Тихая Роща, Древний Лес, Колдовской Пустырь; многие другие места были отмечены в моем журнале путешественника, а затем перекочевали на страницы книг. К сожалению, истории об этих краях оказались гораздо интереснее темнее и таинственнее, нежели реальность, но мне есть о чем вам поведать.

Дурная слава ходила о том месте, куда я держал дорогу. Многие путники так и не вернулись оттуда – некоторые увязли в местных болотах, а других сожрало дикое зверье. Я же считал себя матерым в ориентировании и верил в то, что навыки выживания в дикой природе не подведут меня. Местечко, куда я направлялся, в народе называлось Бесов Мешок. На карте место отмечено не было, но жители близлежащего поселения прекрасно знали, где оно находится. Всякий описывал его по-разному: кто-то говаривал, что это громадный овраг посреди леса, другой же утверждал, что это лишь топь. Только одна деталь во всех рассказах была одинакова – место проклято. Но сколько таких сказок я уже слышал! Ночь перед выходом я провел в хижине одной древней бабули, за скромные деньги хозяйка дома любезно предоставила мне койку и еду. За чашкой ароматного травяного чая она рассказала мне о пожаре, что произошел в лесу, когда она была совсем девчонкой. По словам бабушки, пожар произошел в осеннюю ночь на кануне Дня Всех Святых (бабуля называла его Днем Мертвых) и унес жизни многих мужчин: егерей, охотников и остальных, кто пытался справиться с бедствием. После пожара местность стала мертвой: на несколько километров вокруг – ни деревца, ни травинки.

– Помню, как сейчас: выбежала на крыльцо, а наверху такое зарево! Словно преисподняя разверзлась. – Вспоминала женщина.

– А с чего пожар-то взялся? Молния?

– Ах, сынок, если бы это была молния… Погода в тот день стояла ясная, все звездочки пересчитать можно было, ни облака!

Я поблагодарил женщину за кров и угощения и с мыслями о таинственном пожаре отправился в койку. Наутро все тревожные думы как рукой сняло. Я был в приятном предвкушении, но, честно признаться, не надеялся увидеть что-то необычное. Бабуля завернула мне в дорогу лепешек, и я отправился в путь.

– Сынок, сегодня же годовщина, с дня-то того! Шел бы ты завтра, тревожно мне что-то! – прокричала мне вслед бабуля.

– Бабуль, не волнуйтесь! Я не суеверный, вот увидите, зайду на чаек на обратном пути!

– Дай-то Бог, дай-то Бог…

У входа в лес, на тропинке, меня ждал местный егерь, с которым у нас был уговор, что он проводит меня до Бесовской Тропы и даст подробные указания о дальнейшем пути. Мне пришлось расстаться с немалой суммой денег, так как ни один егерь не соглашался и смотреть в сторону Бесовского Мешка. К полудню мы были на месте. Я отдал лесничему, что полагалось, а он, в свою очередь, сказал мне следующее:

– До Бесовского Мешка отсюда три часа на запад, но тебе придется сделать крюк, там топь непроглядная, не пройдешь. Иди на север, по кроличьей тропе, деревья здесь помечены, сам каждую зарубку ставил. Когда тропка оборвется, бери на запад и прямо, если повезет, к вечеру доберешься. Компас есть?

– Разумеется! Я без него из дому ни ногой. Спасибо вам, что согласились по…

– Парень, ты на вид-то вроде ничего, зачем тебе туда, а? Может воротишься пока не поздно? Что там в этом гнилье делать-то?

– Пока не поздно?

– Знаешь, я помню последнего, который нос туда сунул. Говорят, одни угольки от него остались! Туда даже самые опытные старожилы не суются.

– Покуда же вам знать, что угольки, раз не суются?

– Как знаешь! Мое дело предупредить, я свой уговор выполнил, так что бывай!

На этом и распрощались. Нельзя сказать, что меня не посещали сомнения, но опасность предстоящего приключения лишь подстегивала, я загорелся идеей и хотел вернуться во что бы то ни стало и доказать местным, что легенды – лишь предрассудки и простые суеверия.

Тропа была узкой, местами тернистой и болотистой. Я отломил ветку покрепче и прощупывал ею путь. Примерно в четыре часа дня тропа резко оборвалась. Я сел под деревом на мягкий мох, перекусил, взглянул на стрелку компаса и отправился дальше в глубь леса. Должен заметить, сумерки в лесу наступают раньше: мощные кроны деревьев едва пропускали и без того тусклый свет. В планах было устроить ночлег на месте, а с рассветом воротиться обратно. Я прибавил шагу, и вдруг нога провалилась! Готов поклясться, что перед тем, как я сделал шаг, палка уперлась в твердую почву! Меня стремительно начало затягивать, я тщетно пытался нащупать землю, вокруг была только топь. Пришлось скинуть рюкзак со спальником и остальными вещами: очень скоро он стал бы смертельной ношей. Кое-как изловчившись, я нащупал палкой твердую землю, воткнул палку в почву и подтянулся. Я потратил много сил для того, чтобы выбраться, но рюкзак спасти не удалось. Из провизии у меня осталась лишь пара бабулиных лепешек в кармане, да пара глотков воды во фляге. Все остальные запасы воды, еды, сменной одежды и пуховый спальник стремительно поглотило болото.

До сих пор не понимаю, откуда взялось это болото! Точно помню, что земля была твердой, но в один миг она как будто размякла под ногами! Что же, делать нечего, я продолжил путь, будучи уже совсем в скверном настроении. Состояние мое с каждым шагом ухудшалось. Представьте себе, каково это, идти с мокрыми по колено ногами в позднюю осень по темнеющему с каждой минутой лесу! О, горе мне! Но я все брел и брел на запад, не желал так просто сдаваться, это не в моих правилах, и не такое видали! Когда ноги начали жутко болеть и кровоточить, я уже решил было устроиться на ночлег, потянулся к карману, чтобы достать кремень, но вдалеке увидел крошечный огонек. Слава богу! Должно быть, хижина егерей! Вместо того, чтобы разжечь костер и дать истерзанным ступням отдых, я лишь прибавил шаг, напрочь забыв о недавнем невезении. По мере приближения к свету, огонек становился ярче, но тьма окутывала все непроглядней, я уже с трудом различал силуэты деревьев и двигался исключительно наощупь.

Лишь когда свет оказался совсем близко, я осознал, что под ногами больше не хлюпает, что ступни больше не проваливаются в податливый мох, а руки не касаются морщинистых стволов. Я полностью был во мраке, как вспомню, до сих пор мурашки по коже. Посмотрев на небо, я не увидел ни одной звезды, деревьев по близости не было, только тьма. Я понял, что оказался на месте. Сложно передать те ощущения. Скажу лишь, что если бы я был лишен зрения и всяких чувств и вдруг оказался там снова, я бы несомненно узнал это место. Пройдя с вытянутыми руками еще несколько шагов по направлению к свету, я нащупал дверную ручку. Да, это хижина! Мне хотелось скорее попасть внутрь, отогреться и дать отдых ногам. Ах, если бы я знал, что меня там ждет!

Дверь со скрипом открылась. Я зашел внутрь. Было очень темно, но мне удалось рассмотреть подобие очага, в котором догорали последние угольки. Когда глаза окончательно свыклись с мраком, я увидел у очага скрюченную фигуру в темном плаще, из-под которого торчала узловатая худая рука, шевелящая угли прутом.

– Извините, что без стука, я попал в передрягу, мне необходим ночлег… – начал я быстро тараторить.

– Давно здесь не было гостей, давно… уже почти потух… темно… – раздался тихий шипящий голос из-под капюшона.

– Извините, я просто хотел…

– Почти потух… почти потух… – повторил старик.

– Вам, наверное, нужны дрова? Я бы с радостью, да только здесь вокруг ни одного деревца, а снаружи – хоть глаз выколи!

– Почти потух… почти потух…

– Извините, у вас не найдется фонаря? Я пойду, поищу растопку.

– Фонаря? Я фонарь, да я фонарь, меня так зовут… Джек, Джек – фонарь… хе-хе-хе… Джек, Джек, Джек-фонарь… почти потух…

В этот момент ужас накрыл меня волной, я всмотрелся в очаг и разглядел среди углей мелкие крысиные или беличьи черепушки.

– Давно не было гостей… я Джек, Джек… я Джек… почти потух…

Фигура старика повернулась в мою сторону, затем он снял капюшон, и на меня уставилось живое пугало! Это было репоголовое нечто с пустыми глазницами, внутри которых горел огонь.

– Джек, почти потух, Джек, Джек…– шипело чудище криво вырезанным на «лице» ртом. – Почти потух…

Не помня себя, я бросился со всех ног обратно к двери, открыл, побежал во тьму так быстро, как только мог, не разбирая дороги. Я бежал, а из глаз лились слезы, похоже, я плакал в первый раз в жизни. Я больше не чувствовал боли в ногах, только бешеный страх, я совсем не хотел становиться растопкой для безумного Джека. В глазах моих потемнело, и я провалился в небытие.

Очнулся я на знакомой койке, напротив сидела дряхлая старушонка и улыбалась.

– Ну что, вернулся, сынок? Чаю?