Текст книги "Хеллоуинские истории. Сборник страшных рассказов и стихов"

Тринадцатое зеркало
Вадим Громов

Цирк-шапито прикатил в Ставричев в предпоследний день августа, на рассвете. К полудню на окраинном пустыре вспух красно-желтый, островерхий волдырь шатра.

Рой пестрых афишек, извещающих о четырех выступлениях «всенародно любимого, с не имеющими мировых аналогов номерами» цирка, впорхнул на улицы за два дня до этого: прилип к столбам и доскам объявлений сорокатысячного городка, на стены детских садов.

Расчет был верен. Детвора в большинстве своем приехала с каникул, впереди ждали дожди, похолодание и рутина будней. Душа требовала праздничной встряски. Обыватели неминуемо цеплялись взглядами за буйство афишных красок, заинтересованно подходили ближе…

Билеты на представления были распроданы спустя два с половиной часа после открытия кассы. Цирк привез с собой мини-зоопарк, детскую железную дорогу, карусель, батут и вместительную брезентовую палатку. Вереница разноцветных, искаженных на все лады букв на боку последней поясняла, что это – павильон кривых зеркал.

– Игоре-е-ек, чего ты билеты не купил? – капризно протянула Юлька, провожая взглядом счастливчиков, заходящих на последнее представление. – Наташка вчера ходила, говорит – шика-а-арно. Жонглер, фокусник, этот… канатоходец. Собачки, такие няшки… Клоун, говорит, ва-а-аще зачетный был. На барабанах играл!

Игорь Логинский, плечистый, резкий в движениях шатен, мрачно покосился на подругу, решая, стоит ли отвечать. Потом раздраженно пробурчал:

– У тебя брательник как нажрется, никакого клоуна не надо…

– И что? – заныла Юлька. – В цирк никогда не ходить?

Игорь с тихим свистом вдохнул сквозь зубы. Длинноногая и блондинистая, похожая на Эми Смарт, Юлька была безоговорочно признанной «леди с райена». А ему, как самому «четкому пацану» тех же мест, полагалась именно такая пара. Престиж, че…

Вот только за престиж приходилось платить, терпя и исполняя прихоти подруги. Логинский мирился с ее заскоками только потому, что в койке девятнадцатилетняя Юлька была «девочкой хоть куда», не чураясь никаких экспериментов. Главное, чтобы было «не больно и прикольно».

Но иногда терпение давало сбои.

– Не подбешивай, радость моя, – жестяным тоном отчеканил Игорь. – Я ж не при делах, что билеты расхватали как… как шаверму с голодухи. Билеты, говорят, ни хрена не дешевые, а все как с цепи сорвались. В следующий раз пойдем, хоть на два выступления. На первый ряд сядем, с ночи очередь займу, отвечаю…

Он был готов к тому, что подруга начнет портить настроение и дальше. Но она вдруг шмыгнула носом и спросила доверчиво, как ребенок:

– Обещаешь?

– Железно, – кивнул Игорь. – Ты же знаешь, у меня всегда все четко. А то, что сейчас не срослось… ну, бывает. Прости.

– Ладно, – улыбнулась Юлька. Потом хихикнула и ткнула тонким наманикюренным пальчиком в стоящий неподалеку от шапито павильон:

– А пойдем, в зеркала попялимся? Раз уж с цирком обломались… Меня папа водил, давно, еще мелкую, прикольно было. Такое все получалось… кривомордое.

– Кривомордое? – хмыкнул Логинский. – Пойдем, не вопрос…

Под сводами шапито зазвучала громкая, бравурная мелодия. Представление начиналось. Юлька широко махнула рукой: «да и пусть!» – и зашагала к «павильону».

– За двоих. – Игорь протянул в окошко кассы сотенную. – На зеркала. Кривые.

Неприятная кассирша средних лет взяла деньги. Неспешно оторвала два билета: и тут же надорвала их. Равнодушный взгляд скользнул по лицам парочки, массивный подбородок коротко указал в сторону палатки.

– Идите.

– Пошли-пошли! – Юлька взяла Игоря под руку, нетерпеливо потащила за собой. – Прикольно будет!

Они оказались единственными посетителями. Дюжина зеркал размещалась на устойчивых алюминиевых треногах, по шесть с каждой стороны. Игорь с Юлькой изрядно повеселились, в голос комментируя отражения друг друга, уже нисколько не завидуя попавшим на представление.

– Ну, ты реально секс-бомба! – в очередной раз гоготнул

Логинский: одно из зеркал укрупнило «троечку» подруги до величины боулинговых шаров. – Бомбежку сегодня забацаем?

– Что хочешь, то и забацаем, – хихикнула Юлька. – Ну, куда…

Она без особого рвения шлепнула ладошкой по руке Игоря, нырнувшей ей под футболку.

– Потерпи, маньяк…

Тот не остановился, в довесок нежно пощекотав языком шею подруги.

– Игорек, не на-а-адо…

Негромкий кашель, раздавшийся возле входа в «павильон», заставил их отпрянуть друг от друга. Логинский беззвучно выматерился, Юлька спешно оправила футболку.

– Жутко извиняюсь за прерванное уединение! – В палатке появился новый посетитель. – Я не помешаю?

– Как бы не очень… – процедил Игорь, почти не пробуя скрыть раздражение. – Мы уже уходим.

Юлька неопределенно качнула головой, изо всех сил стараясь не покраснеть. Незнакомец замер в метре от парочки. Еле заметно, загадочно улыбнулся.

– На вашем месте я бы не спешил.

– С какого вдруг? – набычился Игорь, разглядывая стоящего перед ним человека. Около шестидесяти лет, чуть ниже среднего роста, слегка сутулый и полноватый, он выглядел безобидным и забавным, как огромный плюшевый Винни-Пух. Крупные, мягкие черты лица, располагающий взгляд карих глаз. По жизненной классификации Логинского – «лох первосортный». Такому лежащий в кармане жилетки выкидной нож покажешь и, как пели Базилио с Алисой, – «делай с ним, что хошь».

– Дело в том, что я – главный на всем этом празднике души! – Незнакомец широко и плавно развел руками, словно пытаясь объять «павильон», цирковой шатер и остальное. – Проще говоря – директор цирка. И у меня есть обычай – делать посетителям сюрпризы… некоторым. На мое усмотрение.

– На представление пустите?! – радостно выпалила Юлька.

Незнакомец хитро сощурился:

– И на него тоже. Но чуть позже. Главный сюрприз находится прямо здесь. Позвольте…

Он ловко обогнул Игоря с девушкой, уверенно пошел к торцевой стене. Подойдя вплотную, коротко провел рукой сверху вниз. Логинский увидел, что изрядный кусок стены податливо, складчато сползает вниз, а за ним…

Юлька удивленно охнула:

– А мы и не заметили!

Незнакомец сделал шаг в сторону, и Игорь увидел свое отражение в тринадцатом зеркале. «Главный на празднике души» сложил серую ткань, маскировавшую зеркало, в несколько экономных движений. Потом широко улыбнулся:

– Вот, собственно.

Тринадцатое зеркало не было кривым. И выглядело очень старым. Логинский с подругой подошли ближе, Юлька зачарованно провела пальцем по раме.

– Как живое все…

Массивная, овальная, широкая темно-красная рама и в самом деле смотрелась произведением искусства. Чарующее переплетение предельно реалистичных языков пламени и непонятных символов. Облупившийся местами лак восприятия не смазывал, создавалось впечатление, что еще миг, и – рама обдаст Игоря и Юльку невыносимым жаром… Неизвестный резчик был Мастером с большой буквы. Исключительно, нечеловечески талантливым.

– Это шедевр! – Глаза незнакомца горели восхищением. – Кстати, тот, от кого оно мне досталось, утверждал, что в этом зеркале мужчина может увидеть свое будущее… Молодой человек, не желаете?

– Не, это уже фэнтези какое-то, – хмыкнул Логинский. – Хотя – конкретная вещь. Как ее… раритет. Я бы себе такую не отказался… в прихожую.

– Вы все же попробуйте, – настаивал незнакомец. – Ничего сложного: надо положить ладони на раму, и как следует вглядеться в свое отражение.

– А женщины? – Юлька разочарованно посмотрела на него. – Совсем-совсем не видят?

– Увы, прелестница…

– Ну, вот, вечно нас обижают. Игорек, посмотри-и-и… Ну, пожалуйста-пожалуйста-а-а… Мне же интересно!

– Ладно, не ной… – примирительно сказал Логинский. – Только для тебя. Но долго торчать тут не собираюсь.

Он легонько прижал ладони к раме, с затаенной насмешкой уставился в глаза зеркальному двойнику. Валяй, свет мой зеркальце, покажь позитива.

Прошло пять секунд, десять, пятнадцать… Все было по-прежнему, и Логинский усмехнулся, начиная прикидывать, что скажет незнакомцу еще через четверть минуты.

Отражение послушно скопировало гримасу. И… не погасило ее, а наоборот – осклабилось еще сильнее. А следом Игорь почувствовал слабые прикосновения к кончикам пальцев. Словно кто-то трогал их с другой стороны рамы. Осторожно, изучающее.

«Э, че за хрень!» – недоуменно-протестующий крик родился только в мозгу. Горло и грудь сдавило жгучим спазмом, убрать руки от рамы тоже не вышло. Телом управляла чужая воля, Логинский чувствовал себя воробьем, зажатым в силках пятерней малолетнего сорванца. Нельзя было качнуть головой, пошевелить пальцами, поиграть лицевыми мускулами…

Отражения Юльки, незнакомца, палатки тускнели, быстро затягиваемые багровой дымкой. В то же время, Игорь прекрасно слышал Юлькин голос, ей хотелось, чтобы он увидел в будущем их личные яхту-самолет-виллу на Канарах… «Лох первосортный» умиротворяюще поддакивал, полное впечатление – они не видели, что с тринадцатым зеркалом творится чертовщина…

Еще несколько секунд и прикосновения участились, стали болезненными. Словно теперь в подушечки пальцев тыкали чем-то вроде гвоздя.

«Пусти! – мысленно надрывался Игорь. – Пусти, блядь! Сука-а-а-а! Пусти!!!»

Отражение словно прочитало его мысли. Оторвало правую руку от рамы и скупо, недвусмысленно покачало пальцем.

«Нет».

«Пошел нахер! – бешено взревел Логинский. – Ты кто такой вообще?! Порву, пидор!»

Зеркальный двойник довел улыбку до предела, превратив ее в полуоскал, гримасу Джокера. И медленно приблизил лицо к разделявшей их грани. Игорь подумал, что он сейчас полезет из зеркала, как та японская тварь из телевизора: но не угадал. Кумачовый, в частых гноящихся трещинках язык вывалился изо рта отражения, разматываясь как пожарный рукав. Повис, доставая кончиком почти до пряжки ремня, и Логинского передернуло при виде мелко подрагивающего мясистого «галстука».

Отражение подмигнуло Игорю, размашисто качнуло языком влево-вправо, и… забросило его за спину. Спустя секунду кончик языка показался над левым плечом, экзотической змеей пополз дальше, обвиваясь вокруг шеи, сдавливая ее.

Игорь почувствовал неспешно нарастающее удушье: и, наконец, – настоящий страх. Кромсаемое им сознание стремительно ужималось до одной-единственной мысли.

«Дышать!»

Судя по всему, зеркальный двойник не испытывал никаких неудобств. Его губы по-прежнему были растянуты до невозможности, и Логинский только сейчас заметил, что зубы отражения походили на полуразрушенный частокол: один зуб длиннее, второй – короче. Длиннее, короче, длиннее… Скорее, они напоминали клыки.

Язык замер. Удушье остановилось на грани, позволявшей судорожно, по чуть-чуть проталкивать воздух в легкие. Исступленно мечтать о следующем глотке кислорода, больше ни о чем. Не разрешая сопротивляться даже душой…

Зрачок отражения вдруг налился кровью; ярко, нестерпимо. А спустя миг – расплылся алой кляксой, заняв большую часть радужки. Отражение вернуло правую руку на место, и подушечки пальцев Игоря обожгло настоящей болью.

И тогда он сломался. Полностью, без остатка.

Зеркальный двойник впился взглядом ему в глаза, и у Логинского возникло новое, неизведанное ощущение. Его сознание, душу! – высасывало из тела в неизвестность. Ей навстречу текло что-то похожее, и не похожее одновременно. Проскальзывая совсем рядом, не прикасаясь, не смешиваясь. Чужое, властное, злое…

Игорь не знал, сколько точно прошло времени. Но почему-то был уверен, что такому свойственна скоротечность.

Мир вокруг неожиданно обрел четкость… Нет, неверно. Самого Логинского окружала та самая багровая дымка. Она источала сильный, особый запах. Запах крови.

А еще она была живой. Стерегущей человека с усердием тренированной своры, терпеливо ждущей команды «фас!». Это остро чувствовалось нервными окончаниями, инстинктами: еще чем-то, чему Игорь не мог подобрать определения…

Четким оставались отражение павильона, Юльки, незнакомца. И его – Игоря, спокойно убирающего ладони с рамы. Отражение?!!

Догадка с размаху опустилась колуном на мозг. Она не стыковалась с мировосприятием Логинского, как не стыкуются изящная словесность и «обезьянник» в отделении полиции. В нее нельзя было поверить сходу, посчитать единственно верным и исчерпывающим объяснением случившегося.

Но Логинский, неожиданно для самого себя – поверил.

Он был в зазеркалье.

Отражение заняло его место в реальном мире.

Забрало его тело.

– Сука! – крикнуть Игорь еще успел. Но впечатать кулак в зеркало, рама которого теперь выглядела кошмарным «рагу» из осколков костей, шматков кровоточащей плоти, разномастных обрывков кожи, зубов и ногтей, – уже не смог.

В стремительном колыхании дымки было что-то от броска кобры. На Игоря словно набросили одеяло, сотканное из ветвей шиповника. Неприятно, но несильно. Предупреждающе…

Логинский замер, а вселившаяся в чужое тело тварь опять подмигнула ему. Потом повернулась спиной и шагнула к Юльке. Игорь слышал звуки шагов, нетерпеливое: «Ну, что увидел?!» – подруги. Зеркало, или что это было, – прекрасно пропускало звук.

– Игоре-е-ек, чего такой загадочный? – удивилась Юлька. – Не молчи, ну…

Логинский увидел, как лже-Игорь протянул левую руку, словно хотел погладить ее по щеке. Но ладонь скользнула дальше, пятерня твари безжалостно сжала Юлькино ушко, потянула вниз. Девушка вскрикнула, узкие ладони сомкнулись на запястье двойника, в попытке удержать или хотя бы замедлить движение… Незнакомец не бросился на помощь. Напротив – проворно отпрыгнул к входу, словно струсил… или – ожидал продолжения, от которого стоило быть подальше. Наглухо задернул брезентовую шторку, скрывая от посторонних глаз все происходящее в палатке. В «павильоне» потемнело. Но не настолько, чтобы Логинский не разглядел, как растопыренная правая пятерня твари взметнулась над плечом в коротком замахе. Игорь успел заметить, что вместо верхних фаланг у нее были когти. Плоские, иссиня-черные, матовые, напоминающие миниатюрные ятаганы…

Расчетливый удар и четыре длинных косых росчерка, неотличимые от ножевых порезов, изуродовали шею и грудь Юльки. Возвратное движение, и костяшка указательного пальца припечатала кадык девушки, обрывая крик боли. Игорь невольно дернулся защитить подругу, но «одеяло из шиповника» спеленало его еще туже. Удар.

Теперь указательный и средний пальцы твари вошли чуть ниже пупа, и двойник медленно повел руку вверх, вспарывая живот. Юлька еле слышно, прерывисто заскулила: потянулась зажать раны ладонями. В голубых глазах бесновались ужас и боль…

Двойник отпустил ухо девушки, и она начала оседать на землю. Быстро, без всякой грациозности, не отрывая взгляда от стоящего рядом двойника. Скулеж разбавился тошнотворным бульканьем, на губах Юльки вспух и лопнул красноватый пузырь: она срыгнула кровью и обмякла.

Лже-Игорь повернулся к зеркалу. Вид у твари был такой, словно ее долго держали на хлебе и воде, а сейчас подпустили к шведскому столу в пятизвездочном отеле. Она утолила первый голод, но до окончательной сытости было еще далеко…

«Да кто ты такой?! – взвыл Логинский, содрогаясь от бессилия. – Выпусти, падла! За Юльку порву нахер! Загрызу, пидор!»

Двойник снова подмигнул ему. И Игорь с пронзительной четкостью осознал, что, выпади им сцепиться, то в схватке победила бы тварь. Хотя бы потому, что убийство, наверняка, было для нее чем-то обыденным: и, к тому же, – доставляло явное удовольствие…

Лже-Игорь нагнулся к умирающей Юльке, широко открыл рот, вывалил язык. «Галстук» на две трети нырнул в разрез на футболке, жадно заелозил по животу, слизывая кровь. Логинский видел поплывший от удовольствия взгляд твари, слышал ее возбужденное дыхание.

Он с ужасом ждал, что двойник начнет жрать Юльку. Но тварь полизала кровь еще около минуты и прекратила свое занятие. Нетерпеливо уставилась на незнакомца.

Тот без промедления махнул рукой в сторону выхода:

– Иди. Только, это… не задерживайся сильно.

Последние слова прозвучали не приказом, скорее, просьбой. И без всякой надежды, что к ним прислушаются.

Но Логинского ужаснуло даже не это, а – тон незнакомца. Так говорят о вещах, давно и прочно вошедших в твой быт, в судьбу. О вещах, которые принято считать чем-то естественным, не поддающимся пересмотру с другой точки зрения… жизненной необходимостью.

Тварь быстро покинула «павильон». Незнакомец чуть помедлил, словно делая непонятный выбор. Потом подошел к зеркалу:

– Только не подумай, что я тут прощение вымаливать решил. Просто копится в душе, копится… выговориться охота. А так вот получается, что кроме тех, кто в зеркале оказывается – некому.

Он замялся, потер лоб, будто приводя мысли в порядок.

– Я этот цирк в начале девяностых создал. Женился два раза, но неудачно, детей тоже не было. Вот я в него всего себя и вкладывал. Где мы только не выступали… Коллектив, понятно, менялся периодически, да и всякое бывало: люди-то творческие. В кассе тоже – когда как. Цирк ведь не хлеб, без него вполне прожить можно. А мне любая неурядица, мелочь любая – как ножом по сердцу. Билетов мало продали, клоун запил, афишки криво напечатали, еще что-нибудь – близко воспринимал… Хотел, чтобы идеально все было. Понятно, что нигде так не бывает: но все равно изводился порой, так этого хотелось.

«Главный на празднике жизни» неприязненно усмехнулся, разделяя этой усмешкой себя прошлого и нынешнего.

– Лет семь гастролировали, худо-бедно на плаву были. А потом черная полоса пошла; то одно, то другое… Одну прореху штопаешь, а рядом еще три расползается. Когда невмоготу стало – я в петлю полез. Но вынули, откачали. Жизнь, правда, от этого не наладилась. А через неделю, когда оклемался, ко мне пришли с предложением. Оттуда… – Он ткнул пальцем себе под ноги. – И я согласился. Тогда на что угодно готов был согласиться, лишь бы дела на лад пошли! Можешь в это не верить, но я точно знаю – если чего-то больше жизни хотеть и с ценой не считаться, то, наверняка, придут – и предложат сделку.

Черты его лица утратили мягкость: стали отталкивающими. Внутри Винни-Пуха таился ликантроп, и он только что прогрыз плюшевые внутренности, высунув морду из «логова».

– Хотя беса с договором я не видел и кровью ничего не подписывал. Это как помрачение сознания было, что ли… морок. Темно вокруг, и кто-то уверенно так обещает, что все будет лучше некуда! Насчет души не помню, открытым текстом не просили. Но я бы ее, не задумываясь, обменял. Ладно, за чертой все понятно станет – за душу все было… или нет. Мне все равно без цирка не жить. Нет его – и души тоже нет… В общем, повторюсь, согласился. А на следующий вечер мне посылку принесли – вот это зеркало. И ночью, во сне – растолковали, что и как делать… Все просто – я это иногда выпускаю свое взять, как сегодня: а оно потом назад возвращается. Раз в год надо волю давать, иначе в цирке нелады начинаются. Но если контракт соблюдать, то грех жаловаться: все великолепно. Всегда аншлаг, касса битком, зрители в восторге, артисты тоже не обижены. Меня такая жизнь – ой как устраивает… Хотя, поначалу жутковато было, не по себе. А потом привык. Да, оно в среднем человек пять убивает, но ведь не постоянно же! Знаешь, сколько в мире людей каждый день по глупости умирает? А? Впрочем, тебе не понять, ты на моем месте не был…

Незнакомец метнул на труп Юльки быстрый взгляд, брезгливо покривил губы.

– Хочешь, я тебе скажу, как дальше будет? Ты свое тело попозже назад получишь: а там – хоть в бега, хоть вены вскрывай, если раньше не повяжут… Никто не поверит, что у меня в зеркале что-то живет: ни разу такого не было. Решат, что ты свихнулся, коли такую резню устроил. Некоторые, кстати, в самом деле умом повреждались, когда душа обратно в тело попадала. Все на тебя ляжет: и подруга твоя, и остальные. Оно же в городе в твоем теле убивать будет, на ноже твоем кровь будет, все одно к одному, все сойдется… Сергеевна с кассы подтвердит, что видела, как ты из павильона с ножом в руке выбежал. Она всей правды не знает, но против меня не пойдет. Потому что до того, как сюда попасть, она такого навидалась, натерпелась… И наплевать ей, что сегодня в павильоне творилось: и в прошлый раз, и еще раньше. Лишь бы в цирке все хорошо было и завтра, и через год, и потом. Труппы это вообще не коснется, они же ничего не видели, ничего не знают. А когда из города уедем, вообще все забудут, начисто. Артистов беречь надо, я это заранее оговорил с…

Он снова ткнул пальцем в пол. И добавил:

– Да, на всякий случай. Даже если ты не сразу попадешься, меня искать бесполезно. И зеркало бить – тоже. Случалось, разбивали, как самое обычное: никакой мистики, кровища из него не льется, демоны не лезут… А утром у меня точно такое же будет.

«Бесполезно, сука?! – Логинский жег его ненавидящим взглядом, душа истошно выла от невозможности сдавить горло незнакомца, до хруста вмять кадык в горло. – Хрен тебе, паскуда, буду искать, буду!»

– Думай, что хочешь. – «Главный на празднике жизни» словно прочитал мысли Игоря. – И еще. Не знаю, станет тебе легче или нет… Я специально никого не выбираю. Тут как лотерея: повезет, не повезет. Вам – не повезло. А, знаешь, что самое главное? Если бы у меня сейчас выбор был – от того предложения отказаться или все оставить как есть… я бы оставил.

Он повернулся, перешагнул тело Юльки и, не оглядываясь, пошел из «павильона». Логинский неотрывно смотрел ему вслед в безумной надежде, что они встретятся еще раз. Только расклад будет совсем иным.

И одновременно начиная осознавать, что этого не произойдет. Будет арест, суд, срок: наверняка, пожизненный. В лучшем случае – сумасшествие. Все, как говорил идущий к выходу человек.

Незнакомец покинул палатку. Игорь закрыл глаза, чтобы не видеть изувеченный труп подруги. Вытесненный последней вспышкой ярости страх возвращался. Логинский жутко выматерился, отгоняя подползающее вместе с ним безумие. И начал ждать перемен, остервенело цепляясь за расплывчатую, но пока еще живую надежду.

Больше ему ничего не оставалось.