Текст книги "Курортная зона"

Несмотря на усталость и хандру, Лариса почувствовала себя заинтригованной. Воистину, когда речь заходит о примерке нарядов, женщина способна восстать из гроба на эту примерку. Поэтому Лариса пообещала немедленно явиться.

“Пара костюмчиков”, отложенная Верой для Ларисы, оказалась парчовым платьем с огромным кринолином и ярким бархатным сарафаном а-ля рюс.

– Уволь. – Лариса аж зажмурилась от ненормальной яркости нарядов. – Это не мой стиль.

– Чего ж тебе надо? – пропыхтела Вера. Она раскраснелась и вспотела, так как до этого смеха ради пыталась влезть в костюмчик Красной Шапочки. Теперь на ней был купальный халат, но шапочка еще алела на Вериных волосах.

– Как гудок на барже! – изрекла Вера, глядя на себя в зеркало. Под гудком она, видимо, подразумевала злополучную шапочку.

Лариса с некоторой тоской во взоре оглядела превращенную в костюмерную залу для отдыха. Чучела вынесли. Вместо них громоздились вешалки с самым разным платьем, начиная от балетных пачек и заканчивая рясами доминиканских монахов. На бильярдном столе высилась гора разнообразных туфель. За раздвинутыми ширмами и в наспех сооруженных примерочных кабинках кто-то занимался примеркой и чертыхался или, наоборот, хохотал. На подоконниках в блестящих коробках лежали веера, фальшивые бриллиантовые колье, шляпы, чалмы, эннины, страусовые перья… Кружевные шали свешивались со спинок кресел как разноцветная паутина. Под ногами хрустел осыпавшийся с костюмов бисер и жемчуг. В воздухе пахло духами, пудрой и праздником.

– Я тут похожу, посмотрю. – Смирившись с тем, что от надевания маскарадного платья отвертеться не удастся, Лариса решила остановить свой выбор хотя бы на чем-нибудь не очень пестром и без китового уса, который скрипел от каждого движения громче, чем ржавые дверные петли.

– Давай-давай, – рассеянно отозвалась Вера. Она, стоя перед зеркалом, прикладывала к своей амбарообразной груди нечто фривольно-кисейное из разряда “наряд нимфы”. – Представляешь, мне не разрешили на маскарад надевать униформу! Мол, это не соответствует моему положению в свете, ха…

– Сочувствую.

После получаса кропотливых поисков и сомнений Лариса наконец объявила тоном, не терпящим возражений:

– Это.

“Это” было узким, у бедер слегка расширяющимся длинным платьем из файдешина, отчасти напоминающим наряд средневековой светской дамы. Поверх платья полагалось надеть накидку с прорезными рукавами, отделанными у краев мехом норки. Платье насыщенного терракотового цвета и накидка, оттенком напоминающая сливочный сыр, выглядели одновременно эффектно и благопристойно. Никаких декольте, нескромных вырезов и прочих эротических ухищрений.

– Неплохо, – оценила Вера. – Костюм леди Гиневры. К нему должны быть приложены диадема и вуаль. Поищи, наверняка где-нибудь в углу завалялись.

И скрылась в свободной кабинке с кучей пестрых тряпок.

Но Лариса не стала искать диадему. Она решила, что к этому костюму подойдет подарок князя Жупаева, исключая серьги. Он увидит и расцветет от самодовольства, как расцветают от самодовольства все мужчины, заметив, что женщины носят подаренные ими побрякушки.

– Как считаешь, Лариска, вот это мне подойдет? Вера вышла из кабинки. На ней был цыганский наряд, пестрый и яркий, как лоток с пасхальными яйцами.

– Эй, ромалы, лаве нэ-нэ! – певуче протянула Вера и затрясла монистами.

Лариса усмехнулась, но подумала, что такое обличье Вере здорово подходит, несмотря на отсутствие кудрей смоляного цвета и смуглого блеска щек. Вера была прирожденной актрисой и сейчас выглядела как солистка хора “Черный жемчуг”.

– Здорово, – искренне сказала Лариса. – Ты настоящая цыганская баронесса.

– Мне б еще барона, хоть цыганского, найти по размерчику, – поправляя юбки, ответила Вера.

– А фон Вымпель на что?

– Действительно. Ладно, забираем эти тряпки и отчаливаем. Времени до бала – всего ничего. Поможешь мне с макияжем, а? Я как начинаю ресницы красить, так тушь почему-то оказывается везде – на щеках, на подбородке, на ушах даже! Но не там, где ей положено быть.

– Это не проблема, – улыбнулась Лариса. Аккуратно запаковала в целлофан свой маскарадный наряд и огляделась. – Интересно, для чего здесь такая прорва дамских платьев? Насколько я помню, дам-с в зоне по пальцам пересчитать можно.

– Наивная ты, Лариска, – укоризненно покачала головой Вера. – Будут приглашенные. Специально для бала. И украшения общества наших кавалеров-морферов.

– Эскорт-девицы, что ли? Фу…

– Извращенное у тебя мышление, Бесприданницева. Будут родственницы персонала и морферов-полукровок. Будут подруги родственниц. И подруги подруг. Словом, цветник. Розарий. И нам надо смываться отсюда, пока этот “розарий” не явился костюмы примерять и визжать-хихикать.

– А я думала, все пройдет тихо…

– Бал-маскарад – тихо? Так он может пройти только на кладбище.

– Да и то если кладбище обычное, а не созданное фантазиями месье Кинга, – тут же нашлась Лариса.

– О, вот теперь мне нравится ход твоих мыслей. Allons[38]38
  Идем (фр.).


[Закрыть].

Бал, как узнала Лариса от Веры, традиционно проходил на втором этаже Дворца. Для танцев Залу-с-клавикордами объединяли с “Мужским клубом”, убрав перегородки и раздвижные двери. Естественно, все лишнее вынесли вниз на террасу, чтобы танцующие пары случайно не натолкнулись на какое-нибудь особо ценное чучело или не опрокинули плевательницу. Вместо одного фортепияно подиум занимал инструментальный квинтет, которому предстояло играть ночь напролет вальсы, польки, полонезы, котильоны и контрдансы. Перевитые лентами букеты оранжерейных роз, гвоздик и гербер украшали стены и наполняли залу тревожным, будоражащим воображение ароматом.

Лариса не успела получить свою бальную книжку, как к ней уже подскочили трое кавалеров – записаться на вальс и котильон. Но князь Жупаев превзошел всех, истребовав себе право на первый танец.

– Гоните их всех прочь, сударыня, – с улыбкой посоветовал Жупаев Ларисе и хозяйским оком глянул на опаловое колье на ее шее. – Я буду вашим партнером во всех танцах и намерен отстаивать эту честь!

И Жупаев стиснул рукоять палаша. В костюме мадьярского гусара он выглядел весьма презентабельно, но Лариса подумала, что князь слишком самоуверен. Или то, что она надела его подарок, равнозначно тому, что она уже оказалась в его постели? Забавные они существа, эти морферы…

Впрочем, когда бал начался и Жупаев оказался превосходным партнером, Лариса выкинула из головы эти размышления. Она наслаждалась бесконечной сменой танцев, блеском свечей, головокружительным ароматом и шумом маскарада и ощущала себя почти счастливой. Ей казалось, что она – опереточный персонаж, чье дело только смеяться над bon mots[39]39
  Шутками (фр).


[Закрыть] своего кавалера, танцевать до упаду, кокетничать и оценивающе поглядывать на наряды прочих дам. Кстати, наряды были хоть куда. Директриса Аркадия Ефимовна щеголяла в платье и парике а-ля маркиза Помпадур и при этом была так напудрена, что каждым взмахом своего роскошного веера поднимала с декольте пахнущую гиацинтами метель. Вера носилась с каким-то морфером в кадрили, размахивая своими цыганскими юбками, как военными знаменами. Но больше всего Ларисе понравилась незнакомая девушка-Китаянка. Она словно сошла с росписей китайских ваз – тонкая, изящная, в многослойном одеянии, где розовый цвет плавно сменялся густым пурпуром, с прической, украшенной золотыми шпильками и цветками сливы. И лицо. Слишком красивое лицо для того, чтобы быть человеческим.

И этот пурпур… Словно раскаленная стена из обсидиана.

Но ведь ее здесь не может быть! Она сама говорила, что для нее невозможно проникнуть в курортную зону!

Хотя Фрида могла и лгать. Разве плазма должна соблюдать этические нормы?

Ларисе показалось, что черные глаза Китаянки смотрят именно на нее. И наливаются при этом ало-золотым светом разгорающегося костра… Становятся как два кратера с клокочущей лавой…

Лариса пошатнулась и сбилась с ритма танца.

– Что с вами? – заботливо прижал ее к себе Жупаев. Чуть сильнее, чем полагается, прижал.

– Простите, князь. У меня кружится голова. Я… я хочу уйти.

– Умоляю вас, Лариса, только не сейчас! Я должен… Мне нужно сообщить вам нечто важное… Господа! Прошу вас на минуту прервать танцы и выслушать меня!

Музыка тотчас стихла, а танцующие пары словно под воздействием центробежной силы отнесло к стенам бальной залы. И в центре остались стоять только Лариса и князь Жупаев.

– Господа! В вашем присутствии я прошу у госпожи Бесприданнииевой руки и сердца!

И князь опустился перед Ларисой на колено под бурю восхищенных возгласов:

– Mon Dieu! Comme c'est romantique![40]40
  Боже мой! Как это романтично! (Фр.)


[Закрыть]

– Bravo, prince![41]41
  Браво, князь! (Фр.)


[Закрыть]

– Vive l'amour![42]42
  Да здравствует любовь! (Фр.)


[Закрыть]

– Госпожа Червонцева, просим романс по столь замечательному поводу!

– Про-сим! Про-сим!

– Ну не знаю… – Вера с грустным сомнением смотрела на Ларису. Но высокое общество было неумолимо:

– Романс, романс! Порадуйте нас, пожалуйста.

– Хорошо, – тряхнула цыганским париком Вера. – Оркестр, “Вальс королевы”, силь ву пле.

Оркестр сыграл довольно минорное вступление, и Вера запела:

 
У королевы первый бал. О, как же ей печально
Среди сияющих зеркал! С поникшими плечами
Она стоит и ждет гостей. И гости прибывают.
И сеть последних новостей ей плечи покрывает.
У королевы бал. И полк кавалергардов поднят
На караул. И блещет пол. И громыхает полька.
И пары движутся сквозь ночь, направо и налево.
И слез незваных превозмочь не может королева.
Она все вспоминает сад с сиренью и жасмином.
И там был тот, кто был ей рад, кто нежным был и милым.
Но он на бал не приглашен. И полон сад тревоги.
От королевы паж ушел по призрачной дороге.
И лунный луч – прощальный взгляд – застыл на чаше гарды.
И торжествующе глядят на трон кавалергарды.
 

– Браво! – взревел зал, а Вера только вздохнула и пробормотала про себя: “Эх, Лариска…”

– Что же вы скажете мне, Лариса? – взволнованно спросил Жупаев, едва отзвучала музыка. Да, в эту минуту он был просто великолепен. И сама сценка – впору запечатлеть на гобелене. Или маслом на холсте. Но уж никак не гуашью на ватмане.

– Князь, для меня это так неожиданно, – тихо сказала Лариса, понимая, что слушает ее не только Жупаев, но и вся эта маскарадная компания. – Я, право, не готова дать окончательный ответ. Позвольте мне подумать. Хотя бы до конца бала.

Ее ответу зааплодировали, а князь, поднявшись, поцеловал ей руку.

– Даю вам время только до конца бала, – прошептал он и шутливо погрозил пальцем. – Но не более, сокровище мое!

Лариса кивнула:

– Все, что угодно, князь, но сейчас я прошу вас отпустить меня. Я действительно чувствую себя нездоровой…

“…Потому что Китаянка на меня смотрит. И глаза ее раскалены, как мусоросжигательные печи. Неужели этого никто, кроме меня, не замечает?”

Жупаев внимательно посмотрел на Ларису:

– Милая, вы и впрямь чересчур бледны.

– Наверное, простыла на охоте…

– Но, надеюсь, простуда не станет причиной… Вы ведь не отвергнете меня?

– Конечно нет, князь. Я выйду за вас. Ой, только ради бога не говорите сейчас об этом всему залу! Мне сейчас не до восторгов и поздравлений. Ужасно знобит, ломота во всем теле…

– Я провожу вас!

– Не надо. Лучше позовите Веру, то есть госпожу Червонцеву. Она меня и проводит, и лекарствами напичкает. К завтрашнему утру я буду сиять, как новый гривенник!

– Хорошо. Но всю ночь я простою в карауле у дверей вашего домика.

– Не сумасбродствуйте, князь. Не та погода. Кроме того, мне будет неудобно сморкаться и чихать, зная, что за дверями стоит мой… жених.

– Ах, милая, вы с ума меня сводите!..

– Идите, князь, идите.

“Наконец-то отвязался. Господи, это точно она. У нее и лицо стало раскаленным. И это вижу только я. Потому что она пришла уничтожить меня. Отомстить за то, что я не убила Веру. За то, что не хочу быть такой же вечной убийцей, как она! Ох, да мне действительно плохо”.

– Лариска, да у тебя жар!

– Вера, отведи меня…

– Уже.

Лариса не помнила, как дошла с Вериной поддержкой до коттеджа, как разделась и рухнула в кровать. Кажется, Вера поила ее какой-то горячей лекарственной дрянью с привкусом корицы, измеряла температуру, охала и кутала подругу в три одеяла… Лариса смотрела в окно. И даже сквозь плотные шторы видела тонкую темную фигуру, за которой стояло дрожащее зарево крематория.

Глава шестнадцатая
Хуже татарина

Нет в жизни звука более захватывающего, чем стук в дверь.

Чарлз Лэм

…Ей все еще казалось, что она танцует. Что князь Жупаев снова и снова делает ей предложение, и она соглашается, лишь бы не видеть ужасных глаз Китаянки, напомнивших ей о пламени фламенги…

Лариса застонала и открыла глаза. Тело словно налилось горячим подсолнечным маслом, в горле скреблись мыши, голова кружилась, а распаленное больное воображение подсовывало бредовые картинки одну страшней другой. В картинках доминировало пламя.

Она поняла, что лежит в постели под мокрыми от собственного пота одеялами (гадость!), кругом царит глубокая ночь, а Вера оставила ее одну на растерзание кошмарам и ужасной жажде. Потому что Лариса не в силах даже встать и налить себе стакан воды из-под крана…

Нет. разумеется, она сейчас соберется с силами. Встанет. Напьется воды…

…Только сначала нужно везде зажечь свет, потому что в темноте могут прятаться…

Она встанет. И не будет обращать внимания на бредовые страхи!

…Могут прятаться ее убийцы…

Свет, конечно, нужно зажечь. Чтобы найти в аптечке аспирин или парацетамол. Сбить температуру.

…Но для этого нужно встать с кровати, а под кроватью может прятаться Китаянка с глазами, как огненные щели… Ее тонкая рука, как струйка лавы, потечет по полу, коснется голой Ларисиной ступни…

Лариса стиснула кулаки и села в постели. Она не сдастся. Только бы встать.

И тут она услышала тихий стук в окно.

Ее решимость тут же испарилась. Лариса поняла, что громко клацает зубами и никак не может унять свою распоясавшуюся нижнюю челюсть.

Стук прекратился.

Но через мгновение повторился вновь – тихий и настойчивый.

“Д-давай м-мыслитьлогич-чески. Если это Фрид-да, то зач-чем ей стуч… стучать. Она мож-жет и так куда угодно просоч-читься. Или сжеч-чь меня вместе с домом. Наверно, это князь Ж-жупаев. Хоч-чет узнать, как я себя чув…ствую”.

– Князь, это вы? – громким, как ей показалось, голосом спросила Лариса, молясь о том, чтобы услышать в ответ “да”. – Князь, простите, я очень плоха. Я правда больна. У меня кружится голова, я не могу встать, чтобы открыть вам. Позовите Веру, у нее есть второй ключ. Князь, принесите мне воды из артезианской скважины…

Ей казалось, что она говорит громко, но на самом деле ее голос звучал не громче шелеста книжных страниц. Однако тот, кто стучал, похоже, слышал все, что Лариса пробормотала в полубреду.

Потому что стук сменился на какой-то жестяной шорох. Такой звук издает ключ, поворачиваясь в замке.

– Князь! – отчаянно прошептала Лариса. – Жупаев, это вы?! Откуда у вас ключ?!

Молчание и медленное движение открываемой двери.

– Я поняла! – крикнула, а вернее, просипела Лариса, стискивая одеяло на груди. – Это ты, сволочь, Ежмнский! Пришел мстить, да? Еж, колючий еж, ты на всех чертей похож…

И она захохотала. И хохотала до тех пор, пока не увидела у своей кровати фигуру, не имевшую ничего общего ни с князем Жупаевым, ни с Антуаном Ежинским.

– Кто ты? – прошептала она.

Фигура медленно опустилась на край постели.

Лариса ощутила, как ее тело плавится в потоке незримого пламени. И отовсюду слышатся нечеловечески прекрасные и оттого наводящие смертный ужас голоса:

 
Закрываешь глаза, и является тот,
Тот, кто даже по сне тебе больше не нужен.
Он не стал тебе другом, любовником, мужем.
Он лишь музыка из ненаписанных нот.
 

Лариса беспомощно оглядывалась в поисках хозяев этих голосов, а когда увидела их (или представила в бреду), то сердце ее сковал смертный ужас.

 
Они были похожи…
…на скрученные пламенем лепестки.
Но у каждого был свой шепот:
Он приходит к тебе, как всегда, налегке:
В запыленном плаще и при сломанной шпаге.
А лицо его снова белее бумаги.
И бумажные розы зажаты в руке.
 
 
Он садится, но так, чтобы зеркало не
Отражало его беспокойного взгляда.
Ты твердишь: “Уходи!” Заклинаешь: “Не надо!” —
Отвернувшись к безмолвной и сонной стене.
 
 
Ты ведь знаешь, что с ним по-другому нельзя:
Только гнать. Или он завладеет тобою,
Чтобы ты упивалась любовью и болью,
Глядя в эти надменно-чужие глаза.
 
 
А когда он уйдет, как всегда не сказав
На упреки твои ни единого слова,
Ты не сможешь стерпеть, ты расплачешься снова.
И за окнами будут печаль и гроза.
 

Лариса плакала без слез, понимая, что уже, наверное, умерла, потому что бредить стихами она не может. А темная фигура – ее ангел смерти. Абадонна в черных очках и плаще-макинтоше, явившийся забрать ее грешную душу на мытарства…

– Лариса… Лариса, очнись!

Вот это уже совсем не по-ангельски – хлопать несчастную усопшую по щекам. Она, конечно, только и делала в жизни, что грешила, но драться-то зачем?

И тут она поняла, что это все – остатки ее бреда. Что на самом деле она жива, чувствует себя… мм… почти неплохо, а ее комнату пронизывает солнечный свет из большого панорамного окна. Настоящий солнечный свет, хоть и по-осеннему бледный. А на кровати сидит никакой не ангел смерти. Темноволосый, с незапоминающимся лицом парень примерно ее возраста в куртке и брюках из черной джинсовой ткани. Довольно симпатичный товарищ, если бы не тот факт, что Ларисе он совершенно незнаком. И она совершенно не готова к общению с незнакомцами. Ей бы в сортир… И зубы почистить…

– Лариса, как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил незнакомец.

– А тебе какое дело? – сгрубила Лариса, стыдясь своего ночного бреда, слабости и паники. – Ты кто такой? Доктор, что ли?

Парень рассмеялся, но вид у него был огорченный.

– Не узнала. Надо же! А я надеялся…

– Зря надеялся. – Лариса заставила свое тело выпрыгнуть из постели и принять боевую стойку. – Ну-ка, вали отсюда, незнакомец!

Парень поднялся с кровати и, по-прежнему чуть печально улыбаясь, заговорил:

– Я однажды здорово укусил тебя, когда мы занимались любовью. Ты потом плакала, а я в порыве раскаяния зализывал укушенное место и говорил, что порежу себе вены, если ты меня разлюбишь. Я это помнил всю жизнь. Тебя помнил. А ты… Меня даже не узнала.

Ларису словно подсекли под коленками. Она вцепилась в спинку кровати, чтоб не упасть. Какие уж тут боевые стойки…

– Артур, – тихо произнесла Лариса. – Ты очень изменился.

Она опустила руки и снова почувствовала слабость во всем теле. И не сопротивлялась, когда Артур стиснул ее в объятиях и прижался губами к ее губам.

– Забыла меня? – шептал он между поцелуями. – Лариса, Ларочка моя, человечек мой родной!

– Артур, ты что, ты… не надо. Не надо, я сказала! Он неохотно отпустил ее:

– Знаешь, а вот ты совсем не изменилась. Как рявкнешь, так у меня все сразу опускается.

– И хорошо. Артур, ты в самом деле существуешь или это продолжение моего бреда?

– Существую. Могу доказать это прямо сейчас. На полу или в постели – выбери сама.

– Да, это точно ты. Прыткий, как вирус Эбола… Ладно. Дай больной женщине сперва в сортир сходить, умыться-причесаться, а уж потом лезь к ней с поцелуями и воспоминаниями.

– Вот блин! – нервно рассмеялся Артур, и теперь Лариса окончательно поняла, что это он – реальный, а не призрачный. – Я с детства знал, что ты у меня стерва, но тогда ты была маленькая стерва.

– Понятно. А сейчас большая. – Лариса шагнула было к душевой комнате, но покачнулась: ноги оказались абсолютно ватными. Посмотрела на Артура. – Молодой человек, не проводите даму до сортира?

– Могу даже на унитаз посадить. – Артур поднял Ларису на руки. – И подтереть, где надо.

– Ну что вы, к чему так утруждаться… Вот спасибо. Добравшись до душевой, Лариса вывернулась из Артуровых рук и захлопнула дверь перед его носом.

– Раньше ты меня не стеснялась! – крикнул через дверь Артур.

– Отстань, бесстыдник, – только и сказала Лариса.

После всех деликатных процедур она с четверть часа стояла под едва переносимым кожей горячим душем. Это здорово придало ей бодрости и прояснило мозги. А также помогло сформулировать кое-какие вопросы, которые она намеревалась задать так неожиданно ворвавшемуся в ее жизнь Артуру.

Если, конечно, это настоящий Артур.

А не кто-то принявший его облик.

Впрочем, эту мысль Лариса отмела сразу. Если ее и хотят убить, то вряд ли при помощи таких сложных ухищрений. В течение этой ночи ее запросто могли придушить подушкой, как немощную старуху. Пристрелить, отравить… Да просто масса вариантов.

Так что, скорее всего, это действительно Артур, ее первая любовь и страсть. Тот, кого она считала для себя потерянным и чью потерю переживала как крушение всей жизни.

Но почему он появился именно здесь и сейчас?

Вот это уже толковый вопрос.

Перед тем как выйти из душевой комнаты, Лариса придирчиво посмотрела на себя в зеркало. Да… Зрелище не ахти: темные круги под глазами, на носу собирается вскочить прыщик, губы обметаны…

Ничего.

Для встречи с первой любовью сойдет.

Артур, вопреки ее предположениям, не подпирал дверь, томясь в ожидании. Он встретил Ларису у сервированного к завтраку журнального столика.

– Извини, не нашел у тебя посуды, – развел руками Артур. – Поэтому будем довольствоваться моим походным сервизом из высококачественной пластмассы. – Прошу к столу!

– Та-ак, – протянула Лариса, сев на пуфик и оглядывая стол. – Сыр, ветчина, бутерброды с икрой… Пирожные… Откуда?

– Сбегал в ближайший супермаркет, пока ты мылась, – серьезно сказал Артур. – Там же мне и чай заварили. Вот в этот термос. Лариска, ешь и не задавай дурацких вопросов! А то я в конце концов на тебя обижусь: не узнала, вместо поцелуев задает вопросы, прямо как следователь, да еще и смотрит сурово. Это же я!

– Вижу, что ты, мое распутное прошлое. – Лариса взяла бутерброд с икрой. – Но как ты здесь оказался? И где пропадал все эти годы?

– Я не пропадал. – Артур налил чаю в пластиковые стаканчики – сначала Ларисе, потом себе. – Я почти постоянно держался неподалеку от тебя, Лариса. Только мне нужно было, чтобы этого никто не замечал. Даже ты.

– Вот как…

– Да. Поэтому я знаю практически все о твоей жизни. До того момента, как тебя похитила фламенга.

Лариса замерла. А потом осторожно спросила:

– Артур, ты человек? Артур невесело усмехнулся:

– Молодчина, Ларочка. Ты сразу задала самый важный вопрос.

– Отвечай.

– Конечно. Я не хочу иметь от тебя тайн. Я не человек.

– Ты морфер?

– Да. Вспомни наше детство. Родителей у нас не было. Старик отобрал нас на воспитание именно по такому признаку. И готовил из нас убийц. А потом я исчез, помнишь?

– Старик сказал, что ты сбежал.

– Он солгал. Я никуда не девался. Исчез, стал просто недоступен уровню человеческого восприятия, понимаешь? Просто я морфер-полукровка. А у полукровок свойства морферов обнаруживаются только к двадцати годам. Но Старик колол мне какие-то препараты, и этот процесс ускорился. Однажды утром я проснулся и понял, что могу быть невидимым. Могу стать птицей, кошкой, ручьем, кирпичной стеной!.. И при этом останусь самим собой. Это знание было как удар молнии. Нет, что я говорю. Молнии – мелочь. Это было ощущение, словно отныне ты – Господь Бог. Правда, мне быстро объяснили, кто я и насколько на самом деле ограничено мое всемогущество.

– Кто объяснил?

– Старик.

– Он что, тоже… из вас?

– Конечно.

– Нормально. Тут, в зоне, мне все уши прожужжали о том, какие морферы благородные существа по сравнению с людьми. И вдруг оказывается, что самый чудовищный убийца и изготовитель убийц – то самое “благородное существо”! Впрочем, после некоторых событий, которые здесь со мной произошли, я уже этому не удивляюсь.

– Старик превратился в монстра, после того как Общество морферов его изгнало. Оказалось, что он был большой любитель ставить эксперименты на своих соплеменниках.

– Что ж, это его не остановило. Он перешел на другой подопытный материал. На людей.

– Не совсем так. Ведь я тоже оставался его учеником долгое время, когда ты уже считала, что меня и в живых-то нет. Ведь ты думала так?

– Да, но…

– Он вырастил из меня убийцу. Как, впрочем, и из тебя. Только я, в отличие от тебя, свое первое убийство совершил не далее как вчера.

– То есть?

– То есть я просто ушел от него, когда решил, что выучился всему. Я не собирался быть его постоянным подручным. Но, видимо, он знал, где меня найти, если я сильно понадоблюсь. Поэтому, когда к нему обратился тот заказчик, он легко меня нашел…

– Кого ты убил?

– Погоди…

– Нет, ответь, пожалуйста! Ты убил и оказался здесь – в “Дворянском гнезде”. В закрытой зоне!

– Она закрыта не для всех…

– Конечно! Только ты еще каким-то образом проник в мое жилище!

– Я следил за тобой, я чувствовал тебя. Тебе было плохо. Ты бредила, а я стоял на улице и слушал, как ты стонешь и зовешь на помощь. Потом не выдержал и взломал замок.

– Кого…

– Ты металась в жару. Я просканировал твои легкие – оказалось, ты подхватила пневмонию. Пришлось немножко тебя полечить. Извини, если было больно, но вообще-то я удачно проникаю в любую клеточную структуру и расправляюсь с инфекцией или вирусами. Так что ты теперь здорова.

– Меня ты вылечил, а кого-то убил… Парацельс-Чикатило… – Лариса вскочила и закричала: – Какого черта ты сюда явился?

– Интересный вопрос – Глаза Артура зло блеснули. – Если теперь ты знаешь, что я морфер и что курортная зона “Дворянское гнездо” – убежище морферов, то уж как-нибудь сложи два и два! Кроме того, здесь находится мой заказчик. Тот, ради чьей блажи я совершил первое в своей жизни убийство. Именно мой заказчик потребовал, чтобы я после выполнения заказа явился в “Дворянское гнездо”. Отчитаться, сдать оружие (да, представь себе, заказчик дает оружие киллеру, куда катится мир!) и получить гонорар.

– Кого ты убил?!

– Да почему тебя это так волнует? Какая тебе разница?!

– Артур, я прошу…

– Ну, если просишь. Так, одну писательницу. Веру Червониеву.

Лариса пару секунд не дышала, а потом очень спокойно спросила:

– Ты уверен, что именно ее?

– Лариса, я же профессионал. Кроме того, заказчик дал на нее полную наводку… Ошибиться было невозможно.

– А кто твой заказчик? – еще более спокойным тоном спросила Лариса.

– Милая, а вот это конфиденциальная информация. – Артур, хоть и выглядел простецким пареньком, на самом деле был скрытен и холоден. Мимикрия. Очень знакомая ей профессиональная черта.

– Хорошо. Я не буду настаивать.

– Ларочка, я тебя обидел. Прости, золотко. И вообще, что ты там стоишь, иди лучше ко мне. Неужели ты ни капли по мне не соскучилась? Я себе не так представлял нашу первую встречу после стольких лет. Думал, ты мне на шею бросишься…

– Обязательно брошусь, – чересчур ласково сказала Лариса. – Буквально через минутку. Мне нужно позвонить. Моей здешней подруге. Она наверняка беспокоится о том, как я провела ночь. Порадую ее сообщением о полном выздоровлении.

– Ладно. Но за это я тебя буду целовать еще дольше.

Лариса лучезарно улыбнулась:

– Конечно… Арик, – и набрала номер Веры. Дождалась, когда та снимет трубку.

– Да? – сонным голосом пробормотала толстая писательница.

– Привет! – Ларисин голос просто искрился задором. – Ты не могла бы ко мне зайти? Прямо сейчас? Очень нужно тебя видеть.

– Лариска, что с тобой? Голос у тебя какой-то дикий, словно через дисковую пилу пропущенный. – обеспокоилась Вера. – Тебе там совсем плохо или только захорошело?

– Вот ты придешь и оценишь мое состояние. Я очень тебя жду!

– Ладно, уже выхожу.

Лариса опустила трубку на рычаг. Хитро посмотрела на Артура. Тот скорчил недовольную гримасу:

– Зачем тебе какая-то подруга понадобилась? Я думал, у нас более приятное расписание на утро и весь оставшийся день…

– Терпение, мой милый! – Лариса продолжала улыбаться. – Раз уж ты сюда явился, у нас на все хватит времени. И на подруг, и на поцелуи. Если ты, конечно, еще захочешь со мной целоваться.

– Да я о таком счастье мечтал все эти годы!

– Тогда пять минут ожидания ничего не решат, верно?

Хотя с пятью минутами Лариса переборщила. Вера колотила кулаком в дверь уже две минуты спустя после Ларисиного звонка:

– Лариска! Ты там жива или как?

– У меня очень оперативная подруга, – пояснила Артуру Лариса. – И я просто обязана тебя с ней познакомить.

Она открыла дверь, и в комнату влетела запыхавшаяся Вера – в неизменном пончо, спортивных штанах и с ватником под мышкой.

– Че случилось? Где пожар? – оглядела Вера Ларису и только потом заметила медленно поднимавшегося из-за столика Артура.

– Господа! – Голос Ларисы звенел и переливался радостными трелями, как голос артековской пионерки на торжественной линейке. – Позвольте вас представить друг другу. Вера, это мой друг детства Артур, с которым судьба меня свела внезапно и удивительно. Артур, это моя близкая подруга. Писательница, между прочим. Вера Червонцева-а!

– А зачем так орать-то, – устало сказала близкая подруга. Протопала в комнату, села на кровать, мрачно потянулась к термосу с чаем. – И ради этого надо было меня будить?

– Надо, – очень тихо и ровно сказал Артур. – Лариса, не вижу смысла скрывать… Это она – мой заказчик.

– Великолепно! – всплеснула руками Лариса. – Тогда и я тебе открою душу, друг детства. Я оказалась в этой зоне потому, что тоже получила заказ. Убить. Писательницу. Веру. Червонцеву. Правда, моим заказчиком была некая фламенга. Хотя – нет. Она только передоверила мне свою работу. Работу, которую заказали ей… Вот интересно, а кто заказал Веру Червонцеву фламенге?

– Лариска, оно тебе надо? – тихо сказала писательница и отхлебнула чаю.

– Надо, Вера. Артур, пожалуйста, запри дверь.

– Я не сбегу, – прогудела писательница.

– И тем не менее. А теперь, госпожа Червонцева, я требую объяснений!

– Мы требуем, – поправил Артур, возясь с дверным замком.

Вера упрямо таранила взглядом стену:

– Без выпивки говорить не буду! Отпустите за коньяком!

– Наивная, – покачал головой Артур. – Думаешь, мы на это купимся? Кстати, если тебе нужен коньяк – пожалуйста.

И Артур достал из своего брифкейса бутылку “Хеннесси”.

– Не поняла. – Вера недоверчиво понюхала содержимое бутылки. – И впрямь коньяк. Слушай, ты значит, совсем не морфер? Морферы не перенося: этиловый спирт.

– Если у меня есть коньяк, это еще не значит что я его пью, – широко улыбнулся Артур и, продолжая улыбаться, медленно, эффектно сменил облик. На волчий. – Говори, заказчица. Не зли меня.

– А ты не бери меня на понт! – резво среагировала Вера. – Лариска, уйми своего друга детства. Что он скалится, как плакат в кабинете стоматолога!

– Захлопни пасть, Артур, – приказала Лариса Она не боялась трансформировавшегося друга детства. После расставания с князем Ежинским жизнь вообще кажется сплошным праздником. – Вера…

– Хорошо. Черт с вами. Вы меня поймали, хотя я не предполагала, что этим все может кончиться Только не смейся, Лариска, но у меня наступил…