Текст книги "Выйти замуж за дурака"

Вот так Иван-царевич и его приятель, учкудукский подданный Тудыратым Жарамдылык и оказались в стенах лечебно-трудового очистилища. И первым, кто ввел их в курс текущих событий и рассказал про внутренний распорядок, был тихий незаметный старичок с поросшими белесым пухом ушами; старичок, в котором уже никто бы не признал прославленного пивовара Ивана Таранова.

* * *

Идти по дороге, куда глаза (причем не твои) глядят, было жутковато, но интересно. Я, во всяком случае, к тому, что некие небесные очи прогревали мне взглядом спину, отнеслась более спокойно, чем моя прекрасная тезка. Та же с момента появления пресловутых глаз в небесах была бледна, шла с опаской и поминутно оглядывалась.

– Василиса, – успокаивала я ее. Да не изводись ты! Там они висят, никуда не делись. И сияют, словно две луны…

Тезка в ответ на это только расплакалась:

– Страшно мне! Ведь неведомо куда эта дорога нас приведет! Все получилось совсем не так, как я придумывала!

– Это называется судьба, – глубокомысленно заявила я. А .от судьбы с таким взглядом уже не уйдешь.

Тут Василиса Прекрасная приглушенно взвизгнула. Я уж испугалась было, что ее укусила за пятку какая-нибудь змея, но тут увидела причину тезкиного визга. И сама чуть не завопила, правда не от страха. От удивления.

Справа от тропинки, по которой мы шли, стоял экскаватор с поднятым ковшом.

– Господи! Вот оно, чудище неведомое! – всхлипнула Василиса Прекрасная. Лучше Я обратно побегу, Кутеж – город большой, знакомых много, как-нибудь спрячусь от Аленки…

– Опомнись! – Я дернула ее за рукав. Назад нам дороги нет. И потом, это вовсе никакое не чудище. Это просто машина. Ну, механизм. Чтоб ямы копать. Колдовского в нем – ни миллиграмма.

Чем дальше мы углублялись в лес по высвеченной небесным взглядом тропинке, тем больше нам попадалось подобных «чудовищ». Среди березок и мелко дрожащего осинника причудливыми изваяниями застыли бульдозеры, пара тракторов, самосвал и техника помельче: автобусы – «пазики» с выбитыми стеклами, «газели» с проржавевшими на боках надписями «Маршрутное такси», один перевернутый набок и смятый в гармошку «опель-вектра» и десятка два велосипедов самой разной конфигурации и степени сохранности.

Дорога тоже изменилась. Если раньше мы шли по, обычной, довольно широкой лесной тропе, мягко пружинящей слоем прошлогодней палой листвы, то теперь ноги то и дело натыкались на змеей протянувшийся резиновый шланг, на пустые банки из-под пива, на куски какой-то непонятной арматуры. Потом пришлось идти с осторожностью; дорога была прямо-таки усыпана подшипниками, ножами от газонокосилок, пилами, притаившимися в траве, словно плоские крокодилы. Особенно много попадалось разнообразнейших гаечных ключей, так что мне даже вспомнились строки, которые мои однокурсники частенько цитировали в студенческие годы. Я тоже не замедлила их процитировать, чтоб моей спутнице не было так отчаянно страшно:

Солнце скрылось за линией туч.

Мы одни в этом сказочном мире…

Хочешь, я подарю тебе гаечный ключ

Двадцать два на двадцать четыре[3]3
  Автор данных стихов неизвестен автору данного романа. К сожалению


[Закрыть]?..

Однако стихи должного эффекта не возымели. А строчка насчет того, что «мы одни в этом сказочном мире» даже мне самой в эту минуту показалась несколько зловещей.

Тем более что дорога кончилась. То есть абсолютно.

Мы стояли перед высокой стеной из кирпича.

Нет, кирпич был не желтый, если кому интересно. Обычный это был кирпич, грязно-коричневый, кое-где потрескавшийся и выщербленный. Но самое замечательное было то, что вся стена буквально пестрела поразительными надписями:

«Я кончил этот труд, кто может, пусть напишет более. А. Афанасьев»

«Сие есть истинное чванство – не пропустить сюда дворянство! Вас. Жуковский»

«Няня, ты была права. Кот ушел из Лукоморья. Твой Пушкин А. С.»

«Ай да Пушкин! Ай да сукин сын! И тут успел вперед меня побывать! Посему от сказок приступаю к драме „Маскарад“. М.Ю. Лер…» (дальше надпись стерта).

«О горе мне! Я видел этого конька! И виденного не забуду боле! Лучше посвятить себя педагогике. Директор Тобольской гимназии Ершов»

«Ах, что они сделали с моею черною курицей?! Ант. Погорельский»

– Василиса! – восторженно крикнула я своей тезке. Да ведь это писали великие люди! Они все когда-то писали сказки и были здесь!.. Это же просто музей под открытым небом!

– Ну и что? – равнодушно отозвалась Василиса, привалившись спиной к стене и загораживая витиеватый автограф Одоевского. Нам от сего не легче. Устала я.

– Василиса, держись! – принялась я ее умолять, но она лишь клонилась долу, как срезанный люпин.

Я подхватила тезку под спину и крикнула глазам, наблюдавшим за нами с небес:

– Это нечестно! Нельзя так поступать с женщинами, одна из которых, между прочим, находится в деликатном положении! Мы шли именно туда, куда вы глядели, и к чему хорошему это привело?!

В ответ на мою тираду глаза в небе взяли и погасли. Стало совсем жутко. А тут еще рядом, в крапиве, послышалось интенсивное шевеление.

«Вот теперь это точно какое-нибудь чудовище!» – подумала я, прижимая к себе обмякшую Василису Прекрасную.

Но в эту ночь мне просто не суждено было насладиться обществом какого бы то ни было монстра. Потому что из крапивы к нам вышел обычный человек мужского пола, небольшого роста и скромного вида. Вот только глаза его я узнала сразу. Это были те самые глаза. Только сейчас они сияли потише и размер имели меньший.

– Ой, – только и сказала я.

– Чего скандалишь? – вместо приветствия поинтересовался глазастый человек. У тебя ума хватает только на то, чтобы в стену ломиться да кричать, что твои права попираются? Типично женское мышление. О том, что рядом, буквально в двух шагах, находится дверь, ты, разумеется, не подумала.

Он дунул на заросли крапивы, и те расступились, образуя для нас проход, как для израильтян в Чермном море. И я действительно увидела дверь. Точнее, калитку из простых, неструганых, потемневших досок.

– Дай-ка ее мне, – неожиданно потребовал человек и аккуратно подхватил на руки бесчувственную Василису Прекрасную. Не по ее силам, конечно, такие переходы.

Он пошел к калитке, я – следом. Оглянувшись, я увидела, что крапива за нами снова сомкнулась плотными мрачными рядами.

За калиткой оказалась небольшая лужайка, сплошь заросшая ромашками. А от лужайки аккуратная, посыпанная песочком дорожка шла к домику вполне современного вида. Впрочем, когда мы подошли ближе, я разглядела, что домик-то как раз весьма древний, а модерновость ему придают окна с пластиковым профилем, кованая лесенка и здоровенная тарелка параболической антенны на крыше, рядышком с печной трубой.

– Заходите, гости дорогие, незваные, но долгожданные! – пробормотал себе под нос глазастый тип, и дверь домика отъехала в сторону.

Оказавшись внутри, я опять принялась изумленно ахать. И было отчего! Хозяин дома на мои ахи, однако, не обратил внимания, а только буркнул: «Присядь, подожди» и скрылся с Василисой на руках за одной из вычурных деревянных дверей.

Пока хозяин отсутствовал, я осматривалась и отказывалась верить собственным глазам.

Просторная комната с бревенчатыми стенами напоминала или хозяйственный супермаркет, или, что вернее, какой-то грандиозный пункт проката. Чего здесь только не было! К старому холодильнику «Бирюса» прислонилось полдюжины раскладушек. С них оригинальным покрывалом свешивался надувной матрац в нерабочем состоянии. На стенах висели охотничьи ружья, альпенштоки, ласты и акваланги. Возле дивана, на котором я сидела, пристроился телевизор и почему-то лежащий плашмя музыкальный центр. Стайкой плененных растерянных зайчат на полу стояли белые пластиковые чайники Tefal. Что они при этом думали о нас – страшно было и догадываться. Возле чайников расположилась стиральная машина, почему-то зеленого цвета. На ней, наподобие шляпы, красовался здоровенный атласный темно-фиолетовый абажур от торшера. Сам торшер, стыдясь своей откровенной наготы, прятался за блестящим сервировочным столиком… О таких мелочах, как горки столовых и чайных сервизов в углах, не стоит и упоминать. Картину довершал стеллаж, забитый электродрелями, мотками проволоки, молотками и прочим инструментом.

– Не нравится? – прямо над моим ухом прозвучал ехидный вопрос.

Я вздрогнула. Это был тот самый глазастый человек. Я заставила себя не нервничать и как можно более деликатно сказала:

– Вообще-то здесь… несколько захламлено.

– Значит, не нравится, – заключил глазастый. А вы думаете, мне нравится? Думаете, я от всего этого, – он обвел рукой комнату, – в непреходящем восторге?

– Куда вы Василису дели? – сменила тему я.

– Положил в спальне отдохнуть. Не волнуйтесь. Ничего плохого с ней не случится.

– А хорошего?

Глазастый усмехнулся:

– А насчет хорошего – не ко мне. Это, девочки, сами для себя устраивайте. А то привыкли на готовенькое…

– Скажите, а кто вы такой? – решилась я наконец задать вполне резонный вопрос.

Потому что внешне этот человек не походил ни на отъявленного злодея, ни на зацикленного на альтруизме филантропа. Внешность у него была самая обычная. Мужчины с такой внешностью, как правило, работают скромными инженерами, а к зеркалу подходят исключительно ради того, чтобы побриться и проверить, хорошо ли завязан галстук. Вот только глаза… Глаза были особенные. Они напоминали окна, за которыми грозовая мгла мгновенно сменялась солнечным днем, и наоборот. Такие глаза смотрят не просто внутрь тебя. Они еще могут всю тебя просто вывернуть наизнанку, как наволочку, и набить своим содержимым…

– Так кто же вы?

Мужчина присел рядом со мной на диван. Кстати, одет этот тип был тоже довольно странно: вытертые джинсы, лимонного цвета нейлоновая рубашка, а поверх рубашки – бежевый вельветовый пиджак с кожаными заплатками на локтях. На ногах – остроносые ботинки с кое-где треснувшим и облупившимся лаком. Прикид времен «Лестницы в небо»?..

– Как вам сказать, кто я, – задумчиво протянул мужчина. Можно дать такое определение: я – Охранник.

– И кого… или что вы охраняете?

– Сказки. Я охраняю сказки, – просто сказал глазастый.

– Меня это удивило.

– Что-то я не совсем понимаю. Может быть, вы хранитель? То есть храните сказки, бережно передаете эту субкультуру из поколения в поколение…

– Нет, – ответил мужчина. Хранителем работает другой парень, это его задача – бережно передавать. А мне положено охранять сказки.

– От чего?

– От незаконного вторжения – раз. От привнесения в сказку элементов, чуждых ее органике, – два. От попыток трансформации основной сюжетной линии – три. Ну и так еще по мелочи есть кой-какие задачки.

– А разве от этого надо охранять? Сказка как синкретичное культурное явление…

Охранник скривился, словно у него заболел зуб:

– Вы мне сладостных песен-то не пойте про синкретичность и прозрачность культурных границ! Слыхали мы эти песни. Эстетический вектор, логика культурной релевантности… Напевают их тут разные… специалисты, а потом, глядишь: сказка – уже и не сказка вовсе, а какая-нибудь фэнтези, тьфу, прости господи!

Меня разобрало любопытство.

– И часто у вас в сказки… незаконно вторгаются?

– В последнее время просто косяком идут. Ошалел народ, в сказку, как в гастроном, ломятся. Вы вот, между прочим, тоже нарушительница…

– Я не вторгалась! Меня кошка, то есть Руфина, можно сказать, силой притащила в это Тридевятое царство. И женила, тьфу, то есть выдала замуж за своего сына…

– Это не оправдание. Вторжение есть вторжение, хоть добровольное, хоть принудительное. Тем более что, вторгшись в сказочный сюжет, вы его так или иначе изменили. Да еще привнесли в сказку чуждый ее ткани элемент.

– Это какой?

Охранник указал на завернутый в дерюгу компьютер, который я поставила рядом с диваном.

– Ах, это… Но ведь от него никакого вреда…

– Все так говорят.

– Кто «все»?

– Вторгавшиеся. Вы думаете, все, что у меня тут в избе стоит, я сам для собственного удовольствия приобрел? Ничего подобного! – Глаза Охранника аж светились возмущением. Ну, я понимаю, лезет человек в сказку. Но на кой ляд он тащит туда еще и холодильник? Или стиральную машину? Позавчера отловил одного: пер с собой кондиционер, пылесос и люстру Чижевского!

– Зачем в сказке люстра Чижевского? – удивленно пробормотала я.

– Я тоже его спросил: зачем? А этот тип и заявляет: вдруг в сказочном пространстве проблемы с наличием отрицательных ионов?! Я ему показал ионы…

– Что же вы с ним сделали?

– Выгнал, конечно. И провел психокоррекцию.

– Какую?

– Специальную. После этой психокоррекции человек начисто забывает о существовании сказок, вымыслов, фантазий и живет исключительно реальностью.

– Это жестоко! – воскликнула я.

– А превращать сказку в склад бытовой техники – не жестоко?! Вы по дороге шли – видели, сколько машин? Народ прет в сказку даже на экскаваторах и бульдозерах! Разве это нормально!..

– Может быть, людям просто хочется сказки…

– Если человек чего-то по-настоящему хочет, он сделает это сам. Посадит дерево. Выстроит дом. Вырастит ребенка. И сочинит сказку. Свою. Пусть с кондиционерами, аквалангами, телевизорами и компьютерами, но свою. Каков человек – такая у него и будет сказка… Самим, своими мозгами работать надо, а не лезть в чужие вотчины! А то будет как с продолжателями Толкиена…

– А что с ними?

Охранник сказок чуть смутился:

– Я, конечно, не могу этого знать наверняка. Но идут разговоры, что все, кто писал продолжения к книгам Толкиена, попадут после смерти не к нему в рай, а в другое место… И это место даже Данте не решился бы описывать. Вроде бы этак сам Толкиен распорядился… Так что со сказками надо быть осторожнее.

– Но что мне делать, если я уже здесь оказалась?! В этом Тридевятом царстве? Топиться в речке Калинке? Или повеситься на первом дубе?!

Взгляд Охранника на минуту смягчился..

– Что с вами поделаешь, живите.

И тут меня осенило:

– Нет, постойте! Вы ведь сами назвали меня нарушительницей! Так верните меня обратно! Из сказки в реальность. Только без… психокоррекции, если можно…

– Без психокоррекции это не получится. Так что еще раз повторяю: живите. Раз уж попали в сказку. Только законов ее не нарушайте.

– Законов?

– А то! Знаете, какие это Два Главных Закона Сказки? Я напрягла воображение.

– Добро побеждает зло? – предположила я.

– Верно.

– А еще… еще. Да как же я могла забыть?! Столько научных трудов прочитала на эту тему… Всякому действию есть противодействие, да?

– Нет. Это, скорее, из физики.

– Сдаюсь.

Охранник наклонился к моему уху и прошептал:

– Кто не спрятался, я не виноват.

– Что?! Это закон сказки?

– Именно.

– Не понимаю.

– Со временем поймете. А сейчас давайте исправим допущенное вами отклонение от сказочных нормативов.

– Что?!

– Ваш компьютер… Его придется изъять. В сказке ему не место. Согласитесь, это так.

– Но я же без него работать не смогу! Мне диссертацию писать надо…

В ответ на мои жалобные вопли Охранник сказал:

– Будьте так любезны, пойдите и откройте холодильник.

Я повиновалась, полагая, что мой собеседник хочет холодного пива или же, к примеру, колбасы. Но я ошиблась. В отношении продуктов холодильник был вопиюще пуст. Но зато на его полках лежали целые пачки бумаги ZOOM. И блестящий пенал из красного кожзаменителя.

– Вот вам и все принадлежности для научной работы. Между прочим, когда здесь гостил Александр Сергеевич, бумага была гораздо хуже. И писать приходилось перьями. Что вы так на меня смотрите? Был здесь Пушкин, был. И многие другие. Но то был золотой век! К сказке относились бережно и осторожно, никаких инноваций в нее не вводили, а чтоб какую-нибудь типографию сюда протащить – и речи не было! Так что постоит тут ваш драгоценный компьютер среди остальных вещдоков. И не волнуйтесь, у меня он целей будет.

Охранник развязал дерюжку, осмотрел мою технику, для чего-то прижался щекой к системному блоку и присвистнул:

– Ого! Теперь это точно должно храниться только у меня!

– Что такое? – удивилась я.

– Ха, вот Руфина молодчина! Это же надо было до такого додуматься!

– Объясните же!

Глазастый сдернул с раскладушек обвисший надувной матрац, расстелил его на полу и поставил на этой «скатерти» все мое машинное хозяйство. Причем, к вящему моему удивлению, это хозяйство не прекращало своей деятельности.

– Идите сюда, – усевшись по-турецки перед монитором и положив на колени клавиатуру, позвал меня Охранник.

Я не заставила себя просить дважды.

Глазастый пошуршал клавишами, потом указал мне курсором на одну из надписей:

– Знаете, что это?

Надпись была нечитаема. То есть явно зашифрована. И я этого сделать не могла.

Охранник щелкнул мышкой, открывая файл, но не тут-то было.

– Требуется пароль, – сказала я.

– Сейчас, – кивнул охранник и забарабанил по клавиатуре.

Благодаря его стараниям файл открылся. Только текст в нем опять-таки состоял из самых непонятных значков-закорючек.

– Что за чепуха? – поморщилась я.

– Это не чепуха, – торжественно объявил Охранник. Это закодированный полный текст Альманах-книги. Руфина его просто скопировала, зная, что тут он будет, в безопасности…

– Но зачем?!

– Потом как-нибудь объясню. Охранник перевел машину в ждущий режим.

В который раз подивилась тому, что за странный это человек. Охранник сказок… Продвинутый технарь… Маньяк на фольклорной почве…

– А вот за это я и обидеться могу, – буркнул Охранник. Я такой же маньяк, как вы – куст цветущего жасмина,

– Вы читаете мои мысли? – взъярилась я.

– Не все. Только те, что касаются непосредственно меня или моей деятельности. Я свой телепатический диапазон специально сузил. Потому что иначе столько всякой дряни в иных мыслях встречается, что просто становится стыдно за человечество.

– Я вас понимаю. Только… что же нам с Василисой делать?

Охранник удивленно вскинул брови:

– Живите пока у меня. Здесь безопасно.

– Дело в том… Дело в том, что мы бежали из Кутежа не для того, чтобы отдыхать. Нам надо вызволить из плена близких людей, а для этого победить Аленку и ее приспешников. Мы только не знаем, как это возможно сделать.

– В принципе это несложно. Есть даже несколько вариантов. Тем более что Аленка сама нарушила причинно-следственные связи своей сказки. Она тоже привнесла туда слишком много факультативных элементов. Брахма Кумарис тот же… Разве ему место в порядочном Тридевятом царстве? Да его даже в хрестоматию зарубежных сказок не возьмут! И те репрессии, которыми так увлеклась Аленка, тоже превосходят все границы и нормативы. Отрицательным героям этого делать не положено. Скромней надо быть… Иначе получится не сказка, а ужас, леденящий душу…

Охранник говорил, а на меня между тем наваливался сон и ватная, бесконечная усталость. Но у меня еще хватило сил задать вопрос:

– Для вас все люди – только отрицательные или положительные персонажи? Действующие лица сказок?

– Да, – спокойно ответил Охранник. Потому что я здесь – самое реальное лицо.

– От скромности вы не умрете.

– Я вообще не умру.

– Даже так?

– Так.

– Почему?

– Я живу, пока живы сказки. Кстати, я полагаю, что вам сейчас следует отдохнуть. Идемте, я провожу вас в спальню…

– Надеюсь, вы не воспользуетесь моей беззащитностью и не…

– Никоим образом. Мне этого по штатному расписанию не полагается. Поэтому можете не опасаться.

– А если бы расписания не было?

– Вы не в моем вкусе.

– Спасибо за комплимент. Вы тоже – не в моем. Кстати, а сколько вам лет?

– Много.

– А все-таки?

– Скажем так: я помню, как горел Рим при Нероне.

– О!

– Вот и спальня. Постарайтесь не разбудить вашу прекрасную подругу. На заре она сладко так спит…

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. Нет, вот за это не беспокойтесь.

– А за что я сейчас беспокоилась?

– За то, что я скопирую себе этот злополучный Альманах и тем самым получу неограниченную власть и силу.

– Д-да… Были такие мысли.

– Они беспочвенны. Уверяю вас. Еще раз: спокойной ночи.

Я кивнула и вошла в спальню.

Василиса лежала, раскинувшись, на широкой постели под тяжелым балдахином из белого бархата. Три свечи в причудливом бронзовом канделябре бросали неровные отсветы на усталое лицо моей прекрасной тезки.

Я поискала глазами местечко, где могла бы пристроиться сама, – Василису тревожить не хотелось. В дальнем углу комнаты, возле рукомойника, обнаружился небольшой медицинский топчанчик (интересно, его тоже кто-то пытался протащить в сказку? Иначе откуда он бы взялся здесь). Конфисковав у Василисы Прекрасной одну из десятка пуховых подушек и ворсистое покрывало с аппликацией, изображавшей какой-то город с крепостями и островерхими башнями, я устроилась на топчане, надеясь, что от пережитых волнений и событий засну как убитая. Ничего подобного. Минут сорок я честно зевала, ворочалась под покрывалом, читала заученный наизусть монолог Катерины Кабановой из «Грозы», но сна не было. За отсутствием оного пришли другие насущные потребности.

– Ну, уборная тут наверняка на улице, – тихо рассуждала я. Даже если сам хозяин лег спать, я пройдусь по –периметру объекта и обнаружу искомую будочку. Хотя не факт, что в сказках для этих целей строятся именно будочки. В сказках, по-моему, вообще этот деликатный вопрос стыдливо замалчивается.

Бормоча таким образом, я покинула топчан, снова нацепила свою одежку бедной, но гордой поселянки (как люди всю жизнь могут ходить в лаптях?!. Это же ужас!) и выскользнула из спальни.

Комната, похожая на пункт проката была пуста и освещалась только ущербной луной, заглядывавшей в пластиковые окна. В этом свете привычные предметы казались нереальными и вовсе не теми, за кого они себя выдают. Стайка чайников Tefal и вправду оказалась спящими зайцами-беляками. Их уши нервно подергивались во сне.

Диван, обитый роскошным бархатом, тот самый, на котором мы беседовали с охранником сказок, превратился в поваленный ствол мощного дерева с жуткими трещинами в коре. Телевизор, музыкальный центр, пылесос стали небольшими пеньками. На этих пеньках росли странные розоватые грибы.

А моего дорогого и любимого компьютера вообще нигде не было. Только на месте, где он стоял, почему-то валялась тоненькая книжка. Я подняла ее и прочла заголовок: «Эдвард Лир. Лимерики».

– Чертовщина какая-то, – прошептала я. Ничего . не понимаю.

Я раскрыла книжечку, чтобы насладиться чтением какого-нибудь лимерика (я ужасно их любила), но к вящему моему изумлению все страницы книги были девственно-чисты.

– Эта сказка доведет меня до психиатрической лечебницы, – нервно хихикнула я и отбросила книгу. В полете она превратилась в крупного шмеля, и сей мохнатый шмель с гудением принялся биться об оконное стекло. Видимо, просился на душистый хмель.

Я вспомнила, что и мне надо на улицу и шагнула в сторону, где, по моим предположениям, должна была находиться дверь. Однако двери не было. Я натолкнулась ладонями на крепкую бревенчатую стену.

– Это просто неприлично! – тихо вскипела я. Так обращаться с гостями!

На мое возмущение никто не ответил.

Я опять принялась бесцельно бродить по комнате, то и дело натыкаясь на странные метаморфозы, которые произошли с обычными вещами. В своем блуждании я старательно обходила зайцев, потому что не знала, как они среагируют на то, что их разбудят…

Наконец я наткнулась на стоявший в зарослях раскладушек холодильник. Самое странное, что он не претерпел никаких трансформаций. Я вспомнила, что именно в холодильнике Охранник хранил бумагу и письменные принадлежности, и любопытства ради решила заглянуть туда. Ведь интересно, во что превратились бумага и канцелярские принадлежности от фирмы «Эрих Краузер»!

Я дернула дверцу холодильника и остолбенела. Там, внутри, никакой бумаги и никаких полок с пеналами-авторучками не было. А был выход. Прямо на ромашковую лужайку. И прохладный ночной ветерок, ласковой ладонью проведший по моему лицу, убеждал меня в том, что это никакая не галлюцинация.

«Холодильник как выход в другое измерение». Отличная тема для следующей диссертации! Так, посмеиваясь над собой и своими страхами, я через холодильник выбралась на лужайку. И только сейчас заметила, что на ромашковом поле есть еще кто-то помимо меня.

Они сидели ко мне спиной в больших, плетенных из белой лозы креслах. Приглядевшись, я поняла, что кресла не стоят на земле, а парят над золотыми сердечками ромашек и метелками ковыля.

–.. Ты считаешь, что ситуация еще не является критической? – Голос, несомненно, принадлежал кошке Руфине.

– Да. А это явно Охранник сказок.

– Но ведь эта деляга со своим вашнапупцем мне всю страну развалит.

– Не успеет. Василисы на что?

– На Прекрасную надежды нет. Да и Премудрая меня разочаровывает. Я думала, она быстрее сообразит, где спрятан Альманах.

– Просто у нее не возникало в этом необходимости.

– И то, что они бежали из Кутежа, расстраивает мои планы…

– Но они прибежали ко мне, Руфина.

– Да. Это плюс. Ты, конечно, им поможешь.

– Чем смогу. А вообще Охранники не имеют права вмешиваться в текущий сюжет.

– Ладно тебе. Права он не имеет. Кстати, файл-то расшифровал?

– О каком файле речь?

– О том самом. Где Альманах.

– А зачем? Вот ты вернешься от Ко Сея, тогда сама и расшифруешь.

Кресло, в котором предположительно сидела Руфина, качнулось.

– Охранник, пойми, – мурлыкающим тоном сказала Руфина. Мне это нужно сейчас. Я для этого у Ко Сея и отпросилась на одну ночь.

– Странно. Впрочем, это не мое дело, Руфина. Если тебе сейчас нужен файл с Альманахом, ты его получишь.

И в этот момент мне почему-то показалось, что ромашки пахнут вовсе не ромашками. А гнилой конопляной соломой.

– Подождите! – закричала я, даже не подумав, к каким последствиям может привести этот мой крик.

Кресла развернулись, и теперь на меня смотрели охранник и кошка Руфина. У Охранника в руках был простой деревянный кубик величиной с ладонь. Интуитивно я поняла, что в этот кубик преобразился мой верный компьютер.

А Руфина… Она выглядела очень напряженной и смотрела на меня со злостью и раздражением.

– Привет, Руфина! – сказала я ей. Я так рада тебя видеть! А ты почему такая кислая?

– Уходи! – рявкнула Руфина. Нечего тебе здесь околачиваться. Спать положено.

– А мне не спится.

Охранник пристально посмотрел на меня:

– Ей действительно не спится. И я не вижу причин, по которым эта дама может лишиться права ночной прогулки.

– Пусть гуляет, где хочет, – прорычала Руфина. А нам надо дела делать. Охранник, верни мне мое!

Тот протянул было руку с кубиком Руфине, но я в каком-то нереальном броске перехватила этот кубик.

– Погодите! – Мне почему-то было все труднее дышать – запах конопляной пыльцы невыносимо раздражал и злил. Руфина, ты же сама договаривалась со мной перед тем, как уйти к Ко Сею. Сама предупреждала…

– Что было, то сплыло, – скороговоркой буркнула кошка.

– Нет. Поэтому я отдам тебе этот кубик только в обмен на… пароль.

– Чепуха! – взвыла кошка. Шерсть на ней встала дыбом. Я отменила все пароли! Тем более что с Охранника ты пароля не требовала.

– А он не требовал с меня главную книгу Черного Осьмокнижия. Пароль, Руфина. Я просто хочу убедиться в том, что ты – это ты.

– Да я это, я! – зарычала кошка и вдруг, страшно сверкнув глазами, бросилась на меня.

И застыла в броске со смешно растопыренными лапами.

– Ты ей не доверяешь? – спросил меня Охранник сказок.

Мне понравилось, что он обратился ко мне на «ты». Это почему-то разряжало обстановку.

– Я хочу знать, кто она на самом деле.

– Это законное желание, – кивнул он и засверкал глазами так, что на поляне стало светло, как в полдень.

От этого света кошка Руфина начала плавиться с шипением и противным визгом. И за какую-то минуту обрела свое настоящее обличье.

Обличье узурпаторши Аленки.

– Мне все ясно, всем спасибо, – пробормотала я, отходя от чудовища, коим, в сущности, Аленка являлась. Меня не грела мысль быть немедленно растерзанной ее жуткими конечностями.

Охранник же только и сказал:

– Прочь с территории.

И Аленка с завыванием исчезла.

Охранник внимательно посмотрел на меня.

– Как ты догадалась, что она – не Руфина? – спросил он.

– Я и не строила догадок. Просто у нас с кошкой действительно был договор о пароле и отзыве, который знаем только мы двое… А вы, вы. Охранник сказок, почему не догадались» что с вами ведет светскую беседу чудовищная колдунья?!

– Я догадался.

Меня захлестнуло арканом справедливого возмущения.

– И вы могли бы вот так просто отдать ей файл с Альманахом?! – Я трепетно прижала деревянный кубик к груди.

Охранник рассмеялся. Сошел с кресла и, приблизившись ко мне, ободряюще похлопал по плечу:

– Не бойся. То, что ты так крепко держишь, пустышка. Фикция. Настоящее – спрятано.

– Ф-фу… А я уж было подумала…

Охранник сказок посмотрел на меня взглядом, в котором отражалась ущербная луна.

– Ты полагаешь, что человек, видевший Нерона, может быть таким наивным?

И тут рассмеялась я.

– В чем дело? – слегка удивился Охранник.

– Я ведь просто-напросто шла в уборную! И даже в этот момент напоролась на приключения! Кстати, вы мне не подскажете, где…

– За углом дома. За левым.

– Мерси. А обратно в дом я попаду опять через холодильник, или вы дверь сделаете?

Щеки Охранника отчего-то стали пунцовыми:

– Не волнуйся, – сказал он, – Дверь будет.

– 3-замечательно!

И я пошла за левый угол.

Перед этим подбросив вверх нагревшийся в ладонях деревянный ненужный кубик.

Он взлетел и рассыпался пригоршней золотистой пыли.

Охранник не уходил в дом. Видимо, он решил дождаться финала моего вояжа в уборную и самолично отконвоировать меня в постель. Во избежание непредвиденных ночных инцидентов.

* * *

– Вот так, царевич, мы теперь и живем, – грустно заключил пивовар Иван Таранов свой долгий печальный рассказ.

Разговор происходил в палате после очередного осмотра. («На поверку, становись! Равняйсь! Смир-рна!»), раздачи каких-то пилюль и отбоя. Но спать никто не мог и не хотел, поэтому Иван Таранов приник своими грандиозными ушами к запертой двери и долго слушал. Наконец он сказал:

– Лады. Милосердные братья ушли в свою комнату для медитаций. А охранники придут только через час. Так что у нас есть время поговорить…

Царевич слушал, то краснея от стыда, то бледнея от гнева. Пока он дул брагу в царских подвалах, подлая Аленка превратила Кутеж в мертвый город, а его жителей – в запуганных жалких рабов!

– Завтра же выйду отсюда! – решительно заявил царевич. Махну сабелькой своею булатною и снесу голову Аленке, а заезжего деспота и вовсе порубаю на мелкие кусочки.

От группы богатырей раздался тихий, беззлобный смех.

– Выйдет он из очистилища, как же! – хмыкнул Микула Селянинович. Тут милосердных братьев с уколами больше, чем ос в осином гнезде. Хочешь получить энту… тьфу ты, слово-то поганое, инъекцию соком яблок молодильных? Станешь как дедушка Таранов. Или как наш Денисий…

Богатыри вздохнули и разом поглядели в угол, где на топчане забылся неровным сном их боевой побратим. Позавчера во время обхода Денисий вспылил и одним ударом сломал челюсть главному лекарю. После этого богатыря незамедлительно скрутили милосердные братья, оттащили в «Комнату постижения сути», где как раз на высоких жердинах покачивались баклаги со страшным соком и вкатили ему двойную дозу. Теперь Денисий старел прямо на глазах и жалобным голоском дряхлого старца изредка просил пить. Богатыри затаили обиду, но понимали, что с врагом им сейчас никак не справиться – численность не та, да и силушки поубавилось. Откуда ей, силе, взяться, ежели кормежка в лечебнице такая, что мухи с голодухи на лету дохнут?!