Текст книги "Волшебный мир, или Новая сказка о старом. Хроника первая"

***

Накануне отъезда Эстор вошёл в «семейную» комнату и вместе с тяжёлой заплечной сумой бросил на кресло толстую книгу.

– Это мне для лёгкого чтения, – объявил он, – Все собрались.

– Ничего себе для лёгкого, – улыбнулся Бернар, – Неужели ты понесёшь эту книгу с собой?..

– Мы с Бернаром сообщили Гектору, что я назначаю его наместником на время нашего отсутствия. На всякий случай мной издан указ о его назначении.

– Хорошо. Мы выезжаем завтра в полдень.

Наступил день отъезда. Экипаж уже задолго до полудня стоял у парадного крыльца, кони нетерпеливо били копытами, когда путешественники, наконец, вышли из высоких дверей. Все они были одеты просто, по-дорожному. За плечами у мужчин были тяжёлые мешки с провиантом и всем необходимым для пешего перехода через горы.

Когда карета катилась по булыжным мостовым главного портового города, люди, заметив на дверях королевский герб, останавливались и кланялись королеве. Она приветливо улыбалась им и перебрасывалась несколькими фразами с горожанами.

– Тебя любит народ, – заметил Бернар, когда, мягко покачиваясь, карета остановилась у портовых доков.

– Равно, как и тебя и всех нас, – обвела она глазами четверых спутников.

Отпустив кучера и лакеев, они направились к начальнику порта.

Узнав у него какой корабль отплывает сегодня в империю Юит, Лебелия спросила:

– Мне бы не хотелось, чтобы капитан и команда знали о том, кто мы. Пусть они принимают нас как хотят, но не стоит говорить никому на корабле, кто мы.

Начальник немного замялся, но потом ответил:

– Хорошо, Ваше Величество. Но почему…

– Потому что, – перебила она его, – Очень устаёшь от бесконечных почестей и приветствий. Благодарю тебя за информацию о корабле.

Видимо весть о прибытии королевы облетела весь порт, потому что к ней постоянно подходили люди. Королева разговаривала с ними, улыбалась им. Многие говорили и с остальными путешественниками, за исключением скромно стоявших в стороне Эстора и Руперта. Люди спрашивали, что заставило королевскую семью отправиться в путь, тревожно переглядывались, говоря о Дегуре. Королева спрашивала, как живётся ремесленникам и крестьянам, рыбакам и матросам. Так за разговорами прошёл час, когда у причалов на якорь встало красивое грузовое судно «Ирэ̀нна».

Зайдя на борт, наши путешественники осведомились у капитана, есть ли на судне свободные каюты. На корабле их оказалось три.

***

Первый день на судне прошёл как нельзя лучше. «Ирэнна» быстро шла вперёд, подгоняемая попутным ветром и мощными взмахами сорока вёсел. Это красивое двухпалубное судно перевозило шёлк и какие-то полудрагоценные металлы для императора Юит. Все матросы, включая капитана и кока, распознали в путешественниках знатных господ, но никто их не узнал. Команда корабля состояла из восьмидесяти пяти человек. Сорок гребцов трудились под неумолчный рокот барабана на нижней палубе по шести часов, потом они сменялись. Сменившиеся шли в кают-компанию или в свои каюты отдыхать, так что на верхней палубе, где находились каюты наших путешественников, почти всё время находилось около двух-трёх матросов и капитан. Эстор сразу познакомился с ними, и вскоре выяснилось, что на «Ирэнне» служат «очень весёлые и дружелюбные ребята».

Даже молчаливый Бернар, к немалому удивлению Эстора, разговорился с молодым матросом, в обязанности которого входило нести вахту, ставить и убирать паруса. Его звали – Геллиот. Это был всегда весёлый, улыбающийся юноша со смеющимися карими глазами. Вообще, Геллиот был душой всего корабля. Когда он появлялся в кают-компании, туда сразу входило светлое настроение. И хотя усталые и хмурые гребцы часто ворчали на него, но его все любили. Он, этот Геллиот, чем-то очень походил на Эстора, та же светлая добрая, чуть наивная улыбка, тот же смешливый задумчивый взгляд, то же умение сходиться с людьми и то же доброжелательство, сквозившее во всех его движениях. Он никогда не обижался, и так же как Эстор просто улыбался на ворчание матросов и ругань капитана. О своих товарищах-гребцах он обычно говорил беззлобно, как бы его не обидели накануне.

– они не злые, просто устают очень, – как-то сказал он Бернару.

Однажды Геллиот распускал на мачте парус, когда мимо них с Бернаром молча прошла смена гребцов усталые, потные, злые, они, не глядя по сторонам, торопились в кают-компанию.

Геллиот свистнул и, картинно раскачавшись на одной руке, спрыгнул с мачты на палубу. Бернар подбежал к нему. Но тот, улыбаясь, уже поднимался с колен.

– Эй, Арчибальд! – бодро крикнул он, – Гляди веселей! И вы, ребята, чего приуныли?

– Сам попробуй шесть часов к ряду тяжеленое весло поворочать. Тоже устанешь, – мрачно ответил тот, кого звали Арчибальдом, и прошёл мимо.

Вечером в кают-компании собралась вся команда.

Наши путешественники провели на судне уже несколько дней. Всё это время Эстор только и делал, что читал на верхней палубе. Руперт с первого дня взялся за весло вместе с другими и вообще он стал как свой у моряков. Бернар тоже попытался грести, но после нескольких попыток отказался от этой затеи. Хотя капитан и отговаривал его, говоря, что пассажирам не след работать вместе с экипажем, но Бернар стал помогать матросам по мелочам. То что-то поднести, вычерпать из трюмов воду, помыть палубу. Эстор сначала посмеивался над ним, что, мол, он, первый советник королевы и знатный человек, бегает с тряпкой, хотя сам, Эстор, оторвавшись от чтения, иногда помогал матросам. Вообще Бернар никогда не любил сидеть без дела, а работа простого матроса, по-видимому, доставляла ему удовольствие. Женщины наслаждались жизнью. Целыми днями они сидели на палубе, читали, разговаривали с матросами, играли в маленькие настольные шахматы. Так проходили дни на «Ирэнне».

Теперь все мужчины собрались за вечерней трапезой, женщины удалились в свои каюты. Им были непривычны простые мужицкие разговоры и грубоватые шутки. Бернар наблюдал за матросами, ему нравилось наблюдать за людьми. Все гребцы крепкие, широкоплечие, сильные. Только у трёх-четырёх матросов лица были такими же тёмными, как и у него, а у остальных они были не темнее, чем у Эстора или у Руперта. Бернара чем-то привлекали к себе эти люди. То ли какой-то, свойственной только им, простотой непринуждённостью общения, так обычно разговаривают близкие родственники или друзья, то ли чем-то ещё. Бернар не понимал и не стремился понять. Ему просто было хорошо среди этих людей и всё. Он, кажется, начинал понимать Эстора, которого вечно тянуло куда-то, и который никогда не мог толком объяснить, что же его привлекает в странствиях.

Бернар сидел и смотрел на матросов. Те разговаривали, играли в шахматы, смеялись. Говорили все, кроме Арчибальда. Он сидел отдельно от других и сосредоточенно и угрюмо ковырял вилкой разварившееся жаркое. Как не похож он был на живого, подвижного Геллиота. Наверное, дело в возрасте. Геллиоту было на вид лет двадцать, а Арчибальду – около пятидесяти. Кто он такой, этот Арчибальд. И не похож он на остальных матросов. Невысокий, коренастый, он чем-то напоминал Гектора. У гребца были каштановые волосы и светлые глаза. Бернару в полутьме комнаты они показались голубыми. Он несколько раз пытался подойти к Арчибальду и заговорить с ним, и каждый раз не решался.

Прошло около трёх недель. Погода не менялась. Стоял полный штиль. Лишь иногда налетал ветер и волновал спокойную синюю гладь моря. Также по-прежнему светило солнце, и лёгкий прохладный ветерок наполнял паруса, по-прежнему Эстор читал, сидя на палубе, по-прежнему происходили столкновения между Геллиотом и Арчибальдом. Бернар никак не мог понять – враждуют они или нет.

Однажды перед рассветом он вышел на палубу подышать свежим морским воздухом и услышал разговор.

Несший в эту ночь вахту Геллиот разговаривал с Арчибальдом. Они стояли у перил спиной к Бернару и не могли видеть его. Он решил уйти, но почему-то остался.

– Жалко мне тебя, Арчибальд.

– Почему? – угрюмо отозвался тот.

– Потому что ты вечно угрюмый, молчаливый. Думаешь, я не вижу. Тебя что-то гнетёт. Пойми, здесь каждый отлучён от дома, но все не так угрюмы как ты.

– У тебя есть семья?

– Да. Мать и сестрёнка.

– И ты знаешь, что они ждут тебя, что ты к ним вернёшься. А я… а я не знаю ничего, – и он надолго замолчал.

– У меня тоже есть семья, – продолжал он после затянувшегося молчания. – отец с матерью и двое старших братьев. Но я не видел их больше тридцати лет. Ты знаешь мою историю? Тридцать лет назад страшный обвал завалил единственный проход в горах и отрезал меня от моего селения. Я оказался один в чужом, правда, дружественным клане. Я был молод, горяч, мне хотелось приключений. Я ушёл оттуда и попал к морским торговцам. Я долго не догадывался, что они используют мою неопытность и наивность в своих целях. Когда я ушёл от них, было уже слишком поздно. Я был далеко за морем в чужой стране. Много лет я странствовал, был и наёмным воинам и даже слугой. Мне было невыносимо трудно привыкать к такой жизни – жизни наёмника. Ведь для нас, жителей Западных гор нет ничего унизительнее, чем служить кому-то. Но вот я поступил на корабль и с тех пор я служу гребцом уже более десяти лет. Как мне надоели эти морские просторы, постоянные стычки с пиратами! Ты не представляешь, Геллиот, как это тяжело не иметь дома. Я ведь даже не знаю, жива ли моя семья, уцелело ли селение после того страшного обвала. С каждым днём моя тоска по дому усиливается. Я хочу вернуться и боюсь того, что могу увидеть.

Он тяжело вздохнул, отвернулся и стал смотреть на волны. Чайки с резкими криками носились над водой. Вдруг одна подлетела к самому кораблю и, повернув головку, покосилась на Арчибальда.

– Это хороший признак, – сказал Геллиот.

– А знаешь, у нас верят, что птицы это души умерших, – сказал Арчибальд, задумчиво глядя на чайку. – у нас верят в природу. Если человек обидит животное или птицу, он совершает великий грех.

– А ты веришь?

– Да.

Они замолчали.

– А знаешь, я решил уйти с корабля, – вдруг сказал Арчибальд.

– Я не сомневался, что ты это скажешь. А возьмёшь меня с собой, я давно хотел увидеть горы…

– Знаешь, я ведь лишь с виду такой каменный, а в внутри я совсем другой, – и со вздохом он продолжал:

– Какие мы с тобой разные, Геллиот. Как-то странно – то мы с тобой вечно спорим о чём-то, то вдруг спокойно беседуем… Только с тобой я могу говорить откровенно, но мне порой кажется, что и ты меня не понимаешь. И, вообще, никто меня не понимает.

Он печально усмехнулся, махнул рукой, повернулся и медленно пошёл вниз. Геллиот долго стоял в задумчивости и смотрел ему вслед, а потом тихо пробормотал.

– Он прав, я его не понимаю…

За его спиной медленно вставало солнце. Разгорался новый день. Постепенно просыпались матросы. Вот капитан вышел на палубу, за ним Эстор с неизменной книгой в руках.

– Ветер крепчает, – заметил капитан, – Намечается буря. А бури в здешних местах страшные.

– Может она обойдёт нас стороной, – с надеждой в голосе заметил Эстор.

– Всё может быть. До ближайшей земли нам всё равно не доплыть, поэтому, Геллиот, беги скажи гребцам, что они могут отдохнуть часок, другой. Ветер сильный, попутный, а они трудились всю ночь.

Геллиот ушёл вместе с капитаном, а Эстор, поздоровавшись с Бернаром, ушёл читать в другую часть палубы.

К полудню, как и предрекал капитан, ветер превратился в ураган, принёсший низкие тучи. Паруса трепало и рвало. Огромные волны бились о борта, начался дождь. Гребцы были на вёслах. Остальных послали вниз вычерпывать воду из трюмов. На палубе оставались только Бернар, Эстор и Геллиот. Вскоре на палубу вышел Арчибальд, неся на руках ящик с какими-то инструментами.

– Ну, что, Сеньоры, как погодка! – проорал он, стараясь перекричать ветер. – наш капитан, похоже, думает, что я железный. Мне, например, тяжеловато нести этот ящик. Я тут и воин, и гребец, и грузчик.

Увидев проходящего мимо матроса, он окликнул его:

– Эй, Микаэль, возьми это и отнеси вниз, – и он дал в руки Микаэля тяжёлый ящик с инструментами. Хотя тот был намного выше Арчибальда, он зашатался и спросил:

– Арчибальд, ты лесорубом не служил?

– Нет, а что?

– Откуда ж у тебя такая силища-то! Они просто каждый день толстенные брёвна таскают.

– Недаром же я больше десяти лет гребцом прослужил. Сейчас пойду помогу нашим и в кают-компанию. Вам бы тоже не мешало бы. Ураган какой!

– Эстор, очнись! Ты собираешься погреться? – вопросительно посмотрел на друга Бернар. Тот за чтением забыл и о дожде, и о холоде.

В кают-компании было тепло и уютно. Там собралась вся смена Арчибальда и ещё двое-трое матросов. Другим приходилось вычерпывать воду с постоянно заливаемой нижней палубы и работать тяжёлыми вёслами.

– Как мне остальных жалко, – сказал Микаэль, садясь на своё место рядом с Арчибальдом.

До обеда было ещё около получаса, но нетерпеливые матросы заставили кока выставить на стол всё, что тот успел приготовить. Самые голодные сразу же набросились на еду. Иные же разбрелись по всей комнате и занялись каждый своим делом. Эстор возобновил прерванное чтение, уютно устроившись в уголке на подоконнике. Двое других играли в шахматы на том же подоконники, остальные либо разговаривали группками, либо с энтузиазмом поглощали пищу.

Между Микаэлем и Геллиотом разгорелся спор. О чём именно Бернар не понял. Но все уже настолько привыкли к таким маленьким и, в сущности, безобидным стычкам, что не обратил на него никакого внимания.

Геллиот в горячности запустил в Микаэля чайной ложечкой. Та пролетела у самого его уха и упала на стол. Микаэль вскочил, но, вспомнив о куриной ножке, опустился на стул, прошипев:

– Я ещё с тобой разберусь.

– Что, объявляешь ему войну? – со смехом спросил другой матрос. – берегись, Геллиот, Арчибальд, наверняка будет на его стороне. А с таким противником тебе не справиться.

Все засмеялись, даже Арчибальд растянул губы в чём-то наподобие улыбки.

В эту минуту распахнулась дверь с таким грохотом, что все обернулись. Вместе с волной холодного воздуха в кают-компанию влетел вахтенный.

– Пираты, пираты! – заорал он. – плывут к нам.

– Ещё этого не хватало. И так буря-то какая, а тут ещё сражаться, – пробормотал Микаэль.

И сказал он это вполне будничным тоном, что Бернар удивился, но потом вспомнил, что нападения пиратов в этих морях уже стало будничным и вполне обычным явлением. Но многие молодые матросы страшно испугались. Шахматная доска с треском полетела на пол, шахматы раскатились по всей каюте, а двое игроков с перекошенными от страха лицами скатились с подоконника.

– Новички, – сказал Микаэль Бернару, проталкиваясь к выходу и на ходу отстёгивая от пояса кинжал [все матросы носили на поясе длинные ножи или кинжалы].

– Как я их ненавижу, – зарычал Арчибальд, с остервенением прокладывая себе дорогу между упавшими стульями и растерявшимися людьми. Попадавшиеся ему на пути матросы стремились убраться прочь, потому что им столкновение с ним грозило как минимум переломанными руками.

– да, – протянул Микаэль, – С ним такое бывает.

Все выбежали на палубу с кинжалами в руках.

– спокойно! Без паники! – закричал, появившийся из колеблющегося мрака и пелены дождя, капитан.

Погода была жуткая. Дождь мешал видеть, застилал глаза, ураганный ветер рвал паруса, волны крутили и вертели корабль, как им вздумается, он почти стоял на месте. Гребцы уже давно оставили вёсла, и теперь все они собрались на нижней палубе в ожидании невидимого врага. Вдруг откуда не возьмись, из зыбкого мрака вынырнули тёмные вооружённые фигуры и с воинственным криком бросились на матросов. Кто-то прокричал в темноте: «На абордаж!», и Бернар увидел сквозь пелену дождя силуэт пиратского корабля, качавшегося на волнах у самого борта «Ирэнны». Потом начался ад. Шум бури, крики, топот бегущих ног, звон скрещивающихся клинков – всё смешалось в сплошной рёв. Вокруг Бернара кипел бой, иногда он видел, как прямо перед ним взвивался в воздух серебристый клинок или возникала чья-нибудь тёмная фигура. Поняв, что от него всё равно будет мало толку – тактики морского боя он был не обучен, а ещё и в таких условиях воин из него получался никакой – он пробивался к лестнице наверх. По дороге он натолкнулся на Руперта.

– Беги и скажи нашим дамам, чтобы ни под каким предлогом не выходили из кают, пока всё не закончится! – прокричал он ему в самое ухо. – ты Эстора не видел?

– Нет. В кают-компании его нет.

Бернар понимал, что звать друга бесполезно, его бы всё равно никто не услышал. Также он понимал, что Эстор наверняка пошёл за своим кинжалом наверх в каюту, значит, его следует искать именно там.

Он буквально налетел на Эстора на верхней ступени лестницы.

– Эстор, – задыхаясь, проговорил он, – Ты у нас волшебник. Можешь сделать так, чтобы буря утихла?

– Не знаю, но я попробую. Я не учился морскому волшебству.

– А, может быть, наши дамы смогут?

– Навряд ли. Тётушка о морях вообще ничего не знает, и она учила меня только сухопутному колдовству, а Лебелия, скорее всего, тоже ничего не сможет сделать. Я немного могу заклинать ветер. Но не уверен, что у меня получится.

Эстор подошёл к перилам и посмотрел на воду. Подняв руку, он что-то прошептал на незнакомом языке, и вдруг ветер стал ослабевать, волны сделались менее свирепыми, а плотная пелена дождя начала редеть, и стали видны и пиратский корабль, и живое колышущееся море вооружённых людей внизу.

Эстор ещё несколько минут стоял неподвижно, устремив внимательный взгляд в морские просторы, потом повернулся и вытер выступивший на лице пот.

– Спасибо, Ты спас всех. А говорил – не можешь.

– Волшебство долго не продержится. Минут десять-пятнадцать. А поддерживать его заклинаниями я не могу. Очень много сил отнимает. Будем надеяться, что буря скоро утихнет.

Эстор облокотился о борт и закрыл глаза.

Мимо них пробежал какой-то человек. Бернар не разглядел, но, кажется, это был Геллиот. Бернар повернулся и стал следить за битвой. На площадке перед трапом велась ожесточённая борьба. Но тут матросы «Ирэнны» отхлынули назад, и Бернар увидел Геллиота, сражавшегося со здоровенным пиратом с чёрной повязкой на глазу. Потом всё опять скрылось под телами людей. Потом раздался звон и хруст перерубаемого клинка, и победоносный возглас Геллиота: «Убит ваш атаман, разбойники!»

Пираты заволновались и сбились в кучу, потом Бернар увидел, что они перепрыгивают на борт своего корабля и тащат за собой пленённого матроса. Остальные моряки пытаются освободить своего товарища, но тщетно. Не зная почему, Бернар вдруг вырвал из рук Эстора кинжал и помчался вниз по лестницы, но чем он мог помочь. На бегу он зарубил одного-двух из в беспорядке отступающих разбойников и остановился в толпе матросов.

Буря стала утихать. Тучи начали рассеиваться. В разрывах туч стало проглядывать солнце, и стало видно, что отчаянно сопротивляющийся в руках пиратов матрос – это Геллиот. На пиратском корабле гребцы взялись за вёсла, и он отошёл на безопасное расстояние от «Ирэнны», на котором его не могли достать ни дротики, ни пущенные вслед кинжалы, и снова бросило якорь.

– Что они делают? – удивлённо спросил Бернар у одного из матросов.

– Не знаю.

Но через секунду всё стало ясно. Пираты выволокли на палубу связанного Геллиота. Затем его развязали, и двое разбойников грубо схватили его сзади за плечи, а третий стал перед ним. Затем всё происходило очень быстро. В воздухе серебристой молнией сверкнул кинжал, раздался душераздирающий крик, и окровавленная рука Геллиота упала на палубу. У всех зрителей этой кровавой сцены вырвался возглас ужаса. Несколько матросов метнулось к борту, но капитан тихо сказал:

– Не надо. Вы всё равно ему уже ничем не поможете, а вас убьют…

По лицу Геллиота текли слёзы, но он вырвался из рук державших его разбойников и подбежал к борту. Он помахал здоровой рукой и крикнул:

– Не забывайте меня, ребята! И не старайтесь освобождать меня, плывите дальше. Арчибальд, видно не придётся мне увидеть твои горы!

И он вдруг рассмеялся.

Арчибальд отсалютовал ему и поднял большой палец, что могло означать: «молодец! Держись!»

Пираты, не теряя времени, взялись за вёсла, ветер надул чёрные паруса, и корабль понёсся по волнам, унося свою жертву неизвестно куда.

Моряки стояли и молча смотрели на удаляющуюся фигуру Геллиота. Кровь текла густой широкой струёй, а он всё стоял, пошатываясь на корме, махал им рукой, и улыбался…

…корабль скрылся из виду. И прошло то ужасное оцепенение, в котором несколько минут пребывали все матросы.

– Будь они прокляты! – ломая руки, вскричал Микаэль, и прежде чем все успели опомниться, бросился с борта в воду и попытался плыть.

– Стой, безумец! – заорал капитан. – ты же плавать не умеешь! Так и утонуть можно. Геллиоту от этого лучше не станет!

Арчибальд мгновенно скинул тяжёлые сапоги до колен и бросился за ним.

– Ты куда?! Вы здесь все что ли с ума посходили?!

Но Арчибальд вырвался из крепких объятий капитана и прорычал, стискивая зубы:

– На моих глазах погибает лучший друг! Теперь я не хочу, чтобы погиб ещё один!

И он бесстрашно бросился в воду вслед за Микаэлем, хотя знал, что плавает не лучше него.

Он схватил за руку, уже потерявшего сознание Микаэля, и подплыл с ним к борту. Было видно, что ему нелегко бороться с волнами и одновременно поддерживать над водой голову Микаэля. Кто-то из матросов догадался принести багор, и, зацепив за одежду Микаэля, они вытащили его на палубу. В это время двое других, перегнувшись через борт, подали руки Арчибальду. Оказавшись на палубе, Арчибальд, как ни в чём ни бывало, выжал свои мокрые длинные, перехваченные по горскому обычаю кожаным ремешком волосы, и подошёл к неподвижно лежавшему Микаэлю, которому товарищи делали искусственное дыхание.

– Ну, что, жив утопленник? – ворчливо спросил он.

– Жив, жив.

«Утопленник» открыл глаза.

– Ну, как, хорошо поплавал? – таким же ворчливым тоном поинтересовался Арчибальд.

– Это ты меня спас? Спасибо тебе!

– Угу. Из-за тебя я теперь весь мокрый.

И надев сапоги, бросил не оборачиваясь: «Дайте ему что-нибудь сухое, балваны!» и, продолжая ворчать что-то по поводу капитана, не глядя ни на кого, он быстрыми тяжёлыми шагами зашагал к лестнице, ведущей вниз к гребцам. Вода потоками текла с его одежды и с мокрых длинных волос, но он словно бы и не замечал этого. Мрачный и усталый он присоединился к всё же остававшимся ещё на своих местах гребцам несмотря на свару наверху и теперь дремавшим, выпустив из рук вёсла и уронив головы на руки. Арчибальд со вздохом опустился на жёсткую дубовую скамью и взял в руки семифутовое тяжеленное весло. Вскоре к нему присоединились и остальные и вновь спустившиеся на нижнюю палубу гребцы и, прислушиваясь сквозь шум вновь усиливавшегося дождя к рокоту барабана, задававшего ритм, они ритмично подняли над водой вёсла и с шумом и фонтаном брызг, на которые никто уже не обращал внимания, опустили в воду, и «Ирэнна» двинулась. Вперёдсмотрящий как бы он не вглядывался, ничего не мог разобрать в освещаемый висящим на мачте фонарём и двумя фонарями, установленными на палубе в наступавшей на него сырой промозглой мгле и в густой беспросветной пелене дождя.