Текст книги "Пока цветёт сирень"

Он не часто нуждался в поддержке жены, привыкший всё решать сам, справляться с любыми проблемами переживаниями в одиночку, не делиться сомнениями, страхами, которых, конечно же, хватало, как и у любого человека. Сейчас Роман почувствовал себя беспомощным, жалким, таким, каким он, скорей всего, вызовет пренебрежение жены, её неприятие или даже насмешку.

«И это сам Роман Уваров, сделавший себя», – усмехнётся, глядя в глаза, Ирина. Роман соберётся, подтянется, справится со всем, что бы ни приготовила ему изменчивая фортуна.

На пороге больницы, где так и стояло авто Романа, погружённого в свои невесёлые мысли, появилась Настя, рядом с ней шёл муж – молодой парень, вероятно моложе Насти. Светловолосый, с простым открытым лицом и, видимо, с таким же характером.

Роману Дмитриевичу стало известно, Иван был один из немногих, кто выводил людей из пожара, пока не приехали расчёты пожарных и не отогнали посторонних, но и тогда он активно помогал подоспевшим медикам и пострадавшими.

Мелькнула мысль, что надо поощрить парня. Хорошей денежной премией, оплатить лечение в санатории, смотря какие повреждения получил при пожаре. Внешних не видно, а там, кто знает.

Следом вышла женщина, довольно молодая, даже интересная, в которой безошибочно можно было узнать мать Ивана, те же черты лица, открытый взгляд, огромная редкость сейчас, даже если и подаренная природой. Женщина несла на руках ребёнка, видимо, девочку. Комбинезон из джинсовой ткани был сшит скорее на мальчика, но светлые кудри малышки и красные туфельки указывали, что на руках женщины девочка.

Ситуация ясная, очевидная. Женщина – свекровь Насти, девочка – дочь Насти.

Ничего удивительного, если есть муж, значит, может быть и ребёнок. Тем не менее, под ложечкой болезненно засосало, стало не хватать воздуха, вспомнилось всё, сразу, обрушилось на Романа, некстати и не вовремя.

Запах сирени, дурманящий и удушающий. Страх Насти, его напор и последующий обман. Её вера, незапятнанная, почти детская, когда он говорил, что скоро вернётся за ней, увезёт, жить не сможет без неё. Смог. И она смогла.

Девочка на руках женщины зашевелилась, видимо, от прохлады улицы, села на руках, смотря по сторонам, потом протянула руки Ивану, он подхватил её, пытаясь уложить снова, девочка сопротивлялась, в итоге перешла на руки мамы – Насти, крепко обхватив её шею руками. Так Настя и спустилась со ступеней, с ребёнком на руках, который обхватывал руками шею мамы, путая в маленьких пальчиках светлые волосы, положив голову ей на плечо.

Роман завёл машину, свет фар осветил людей на дорожке, малышка повернулась на свет, Роман Дмитриевич Уваров забыл, как дышать.

В том, что девочка на руках у Насти, была его дочерью, у него не было сомнений. Скорей он поверит, что Земля плоская и держится на трёх слонах, чем в то, что эта девочка не его ребёнок.

Ему не нужно было прикидывать возраст малышки, он не очень-то разбирался в детях и в том, как они выглядят в год или в три. Ему не нужен был тест ДНК, свидетельские показания. То, что девочка со светлыми кудрями – его дочь, он знал так же твёрдо, как и то, что он – Уваров Роман Дмитриевич.

Глава 3

Утром, ещё до прихода персонала, Роман был в офисе, там же сидел Олег. Уже через пару часов здание и кабинет наводнили комиссии всех возможных рангов. Межрегиональные, межведомственные, всевозможные «меж, «по». Голова раскалывалась, телефон разрывался от звонков, персонал гудел, как пчёлы в улье.

Роман несколько раз проходил мимо Насти, пару раз остановился, но заводить серьёзный разговор в такой ситуации не считал возможным.

Помимо насущных дел и информации, в голове крутились тысячи вопросов.

Как она смогла? Почему скрыла? А если бы он знал, что сделал? Сейчас ответ казался очевидным – ушёл бы от Ирины. Он не один раз был близок к этому решению, в тот раз не хватило полшага. Почему Настя скрыла? Как можно скрывать ребёнка от родного отца?! Ему были необходимы ответы на эти вопросы, но решать приходилось другие.

Вернувшись к вечеру, почти ночью в офис с места происшествия после бесед с представителями МЧС, пожарной охраны, гостехнадзора, парой десятков других надзоров, Роман надеялся посидеть в тишине минут двадцать. Боль в шее становилась нестерпимой, он в очередной раз вспомнил, что надо бы обратиться к врачу. Очевидно, в ближайшие несколько недель ему, если и предстоит общение с докторами, то не по поводу своей шеи.

В кабинете было темно и тихо, в приёмной горел свет, но тоже никого не было. Бумаги рассортированы, лежали стопками, стеклянная поверхность журнального столика, рядом с диваном для посетителей, сверкала. Записки, обрывки бумажек, сломанные ручки и карандаши исчезли, словно их и не было. Идеальная чистота.

Роман попытался хотя бы на минуты абстрагироваться от действительности, бившей хлёстко, не давая проанализировать последствия для себя лично. Облокотился на спинку дивана, голова опустилась на мягкость кожаной обивки. Глаза закрывались, накануне ночью Роман не спал, соблазн уснуть стал, как никогда, велик.

– Простите, – Роман не сразу понял, что он на самом деле уснул, просто провалился в сон, как в вязкую субстанцию. Настя держала в руках обыкновенную женскую сумочку, которую он не замечал до этого мгновения, и собиралась уходить.

– Ещё на работе? – хмурясь, спросил Роман.

– Надо было отксерить, – Настя показала рукой на стопку бумаг.

– А?.. – Роман посмотрел на стоящий в углу ксерокс.

– Не работает, я вызвала мастера из технической службы. Может, сгорел?

– И этот сгорел, – Роману стало смешно от каламбура. Всё в его жизни шло наперекосяк, горело, только пепел летал вокруг, да зола оседала на слизистой носа и глаз, и от этого их нестерпимо резало. – Сгорел он! – он покатывался от смеха, давился им. – А ты мастер шуток, Настенька.

– Я могу идти?

– Нет, не можешь, – вмиг позабыв собственную весёлость отрезал он. – Садись, – Роман подвинулся на просторном диване. – Хочу обсудить ещё одну твою шутку.

– Не понимаю, – Настя выглядела растерянной, бледной, усталой. Отпустить бы её домой, приготовить ужин, накормить, выдать бокал вина, усадить перед телевизором с дрянной мелодрамой, поглаживать её белокурые локоны, пока не уснёт, а потом отнести в постель. Свою постель.

– Вот и я не понимаю, Анастасия, – Роман встал, демонстративно закрыл приёмную на ключ. – Не понимаю, ты всю жизнь собиралась скрывать от меня моего же ребёнка? Или планировала на её совершеннолетие сделать подарок – отца?

– Какого ребёнка? – Настя отступала к своему столу. Она не умела врать, Роман это видел. Тогда, три года назад, у неё не получалось хитрить, сейчас она тоже не научилась этому мастерству.

– Моего и твоего.

– У меня нет ребёнка.

– Нет?

– Нет у меня никакого ребёнка!

– Отлично! Я не настаиваю, может быть, эта девочка, которая была на твоих руках на пороге больницы, не твой ребёнок. Может быть, это соседская девочка или твоя сестра, но то, что это мой ребёнок – у меня сомнений нет. Эта девочка – моя дочь.

– Твоя дочь? С чего ты взял?

– Знаю.

– И какой возраст у твоей дочери?

– Три года… Нет, получается два года, три месяца. Как-то так.

– Ты уверен, что тому ребёнку, которого ты видел, два года? Не пять? Или год?

– Я не знаю, сколько ей лет. Не очень-то я разбираюсь в детях, хоть пять ей, хоть год. Сути это не меняет – она моя дочь.

– Она – не твоя дочь. Открой дверь!

– Ты не выйдешь отсюда, пока мы не поговорим, и ты мне всё не объяснишь.

– Что я должна объяснять? – Настя стояла у стола и с каким-то остервенением отрывала яркие стикеры, следом приклеивала их на столешницу неровным рисунком. – Нет никакого ребёнка.

– Настя, я могу по-другому начать разговор. На юридическом поле с тобой общаться, ты хочешь этого?

Настя отвернулась, в свете ламп мелькнули слёзы, Роман чувствовал, что ведёт себя как сволочь, которой, вероятно, и являлся, но дожать ситуацию до конца посчитал нужным.

– Я у тебя не формулы Кардана спрашиваю, а простую вещь – когда ты собиралась сообщить мне о моём ребёнке? Ты понимаешь, что если бы не случайность, если бы я не повёз тебя больницу, если бы не задержался на парковке, или мужа твоего не отпустили именно в эти минуты, я бы ничего и не узнал о девочке. Понимаешь это? Скажи, когда бы я узнал? Мне планировалось сообщить? Настя! От того, что ты молчишь, проблема не решится, не рассосётся, и я никуда не денусь. Я жду! – Роман нервно ходил по приёмной и машинально потирал шею, с каждой минутой болелевшей всё сильнее. Вот наказание!

– Даша, её зовут Даша! Она не «ребёнок», не «девочка», она – Даша! И я не отдам тебе её, не отдам, так и знай! У тебя ничего не получится, ты не имеешь права, – Настя отходила к двери. – Не имеешь права приезжать после всего и требовать чего-то. Не имеешь права забирать её у меня, у нас! Дашу я не отдам! – Губы у Насти тряслись, как у ребёнка, по лицу катились слёзы, кончик носа стал красным, тушь потекла и размазалась по лицу.

– Даша, – Роман перекатил на языке имя, – Даша, – прошептал, – Дарья, – сказал он громче, – Дарья Уварова, – невольно улыбнулся, смотря на маму своей Даши. Это не укладывалось в голове.

Настя – мама. Мама дочери. Его дочери.

– Настюша, Настя… – Роман смотрел на плачущую Настю, она всхлипывала, обнимала себя за плечи, мелко вздрагивая. – Насть, ну что я, изверг какой-то, отнимать у матери ребёнка? – он устало посмотрел на плачущую. – Глянь на меня. Я не враг ни тебе, ни Даше, просто хочу разобраться, как так получилось, и что нам теперь делать.

– Ничего не делать… – всхлипнула Настя, Роман протянул пару бумажных салфеток со стола вместо носового платка.

– Не получится, понимаешь. Я не смогу самоустраниться, прости, но – нет. Мне мало пары открыток в год, я хочу принимать участие в жизни своего ребёнка. Хочу видеть, как она пойдёт в школу, научить кататься на велосипеде, свозить в Диснейленд, ходить по выходным в кино на мультики. И ещё я хочу знать, как же так получилось, Настя? Почему ты молчала?

– Не молчала.

– Да что ты…

– Не молчала, я звонила, вспомни!

Роман помолчал, вспомнил. Он вспомнил вечерний звонок в разгар молчаливого ужина, когда тишину перебивал только звон приборов о фарфор. Припомнил взгляд Ирины на экран телефона.

– Ты ответишь?

– Это неважно.

– Ответь, – она протянула телефон Роману. – Если это действительно неважно, ответь и скажи ей об этом.

Роман смотрел на изображение входящего вызова и молчал.

– Рома, если эта девушка не важна для тебя – скажи ей, скажи ей, чтобы я слышала, мне это важно. Мне с тобой жить, нам жить, помоги мне!

– Да, – кому он сказал это «да», в телефон или Ирине… – Не звони по этому номеру больше, то, что случилось… Недоразумение, незначительная интрижка женатого человека. Ты должна понять, что это ничего не значит, у меня есть жена, семья, не звони больше по этому номеру.

На том конце послышался лепет, пара неясных вздохов, Роман сбросил звонок.

– Передай мне соль, пожалуйста, – он посмотрел на Ирину. Она была спокойна, или казалось такой – непроницаемой.

– Да, конечно.

Лепет, пара вздохов. Если речь шла о ребёнке, надо была кричать, а не издавать бессвязные звуки!

– Я помню, ты звонила, надо было перезвонить, письмо написать, в конце концов. Мы живём в двадцать первом веке, средств коммуникации больше, чем мы могли представить десять лет назад.

– Биться в закрытую дверь?

– Да!

– Это всего лишь недоразумение, незначительная интрижка женатого человека, так ты сказал, я не путаю? После этих слов писать письма? Может, голубя почтового отправить? Сигнальный костёр развести? Какие ещё предложишь варианты? – Настин голос повышался с каждым слогом, каждым выдохом.

– Что угодно, как угодно, но сообщить. Уму непостижимо, я до сих пор не могу осознать до конца, что у меня есть дочь. Маленькая девочка, которая родилась, росла, училась ходить, а я о ней не знал, и она обо мне – тоже. И, скорей всего, не узнала бы. Так и росла бы без отца?

– У Даши есть отец, – со злостью зашипела Настя.

– Иван – отчим, не отец.

– Неважно.

– Важно, для меня важно, для Даши будет важно, когда она подрастёт.

– Отец тот, кто воспитал, а не…

– Кто?

– Не тот, кто бросил этого ребёнка, не тот, кто нас бросил!

– Как я бросил, если не знал?

– Обо мне ты не знал? Что я влюбилась в тебя, как последняя дурочка, не знал? Не знал, что уедешь из города, не вспомнишь обо мне? Знал! Ведь это всего лишь малозначительная интрижка! Что бы изменил итог этой интрижки?

– Всё.

– Не говори ерунды, Роман Дмитриевич Уваров! Ничего бы не изменил. Такие, как ты, живут в своём мире, как небожители, где-то там, высоко, и всерьёз никогда не снизойдут до кого-то, кто не для них. Такой мужчина, как ты – не для меня. Не можешь осознать, что есть дочь? Не надо осознавать! Для меня тоже было уму непостижимо, что ты врал мне, лицемерно, жалко врал. Я не хотела верить, отказывалась, ведь я так любила! Поняла, осознала, что такие мужчины, как ты, не для таких, как я.

– Какие «такие»?

– Такие! Как у вас принято: «деньги к деньгам», «важно происхождение», какие-то ещё критерии, я не знаю.

– Какие деньги к деньгам, что ты несёшь?

– Сколько стоит твоя рубашка? Или лучше часы, какая стоимость твоих часов?

– Это имеет значение, сейчас?

– Не имеет значения сейчас и тогда не имело, для меня. Может, я настолько глупа, что не понимаю ценности всего этого. Может, знаю своё место, но для тебя это имело значение. Ты развлёкся со студенткой, бросил её. Правильно сделал! Она не твоего круга, не для твоей жизни. Что сейчас изменилось? Понадобился ребёнок от такой, как я? Я не отдам тебе Дашу, ни за что! А значит, она вырастет такой, как я. Зачем тебе такая дочка? – Настя стояла рядом со столом, упираясь бедром о столешницу. – Потом и это будет не укладываться в твоей голове. Такие, как ты, не для таких, как мы с Дашей.

– И кто же для вас? – Роман знал ответ, беседа перешла в другую плоскость, не ту, что он планировал.

Но и этот разговор был неизбежен. Он поступил тогда гадко, подло, сейчас, в свете новых обстоятельств, всё выглядело ещё более омерзительно. Ему бы хотелось продолжить упрекать Настю, сухо перевести проблему в юридическое поле, напустить на Настю парочку толковых адвокатов по семейному праву, раздавить её, но сильнее хотелось понять, что делать дальше, как с этим жить, и главное, как теперь жить без Насти? Появилось стальная уверенность, он уже не сможет без неё. Эта девушка со светлыми волосами необходима ему и, что самое удивительное, маленькая девочка, которую он видел от силы несколько минут, стала едва ли не центром его вселенной. Его мира. Его души.

– Мой муж, Иван.

– Отлично, ты счастливо замужем и любишь мужа?

– Да, именно так.

– Ты целовала меня, Настя. Ты цело-вала меня. Счастливо замужние женщины не целует посторонних мужчин. Счастливо семейные люди не изменяют своим супругам.

– Поцелуй – не измена.

– Поцелуй – измена, самая настоящая измена.

– Ты ведь дока в изменах, поверю на слово.

– Не такой, как ты, вероятно, думаешь, а вот кое в чём другом, да, дока.

– В чём же? – Настины руки вцепились в её же плечи, Роман подумал, что там, под лаком, они побелели от силы сжатия.

– В самообмане. Я очень долго обманывал себя, даже, когда всё становилось очевидным – я обманывал, и достиг в этом огромных высот. Сейчас ты обманываешь себя. Долго будешь обманывать, пока однажды критическая масса самообмана не разрушит твою жизнь, а может быть, и тебя саму.

– Я себя не обманываю, я люблю Ваню. Он хороший, самый лучший, вчера… Вчера я ошиблась.

– Думай, как тебе спокойней, Настенька, обманывай себя, сколько хочешь, это ничего не изменит, лишь усугубит. Счастливо замужние женщины других мужчин не целуют.

– Это ничего не меняет!

– Это всё меняет. Всё. Меняет.

– Лучше синица в руках, чем журавль в небе.

– Хм, – Роман взмахнул руками. – Настенька, ты только что говорила, что любишь своего мужа. Причём здесь народная мудрость? И, кстати, я-то кто? Журавль? Синица?

– Конечно, журавль, – щеки Насти стали алыми, сравнялись по цвету с кончиком носа, который всё ещё был красноватым от слёз и салфеток.

– Ты выбираешь синицу?

– Да.

– Хорошо, что твой любимый муж не слышит… Это обидно для мужчины. Впрочем, у тебя, любительницы синиц, есть выбор. Вон он я – синица, выбери меня.

– Ничего себе, синица… – Настя всхлипнула и, наконец, высморкалась в салфетку, отворачиваясь от Романа. Он усмехнулся. Скрыть дочь ей было не стыдно, рыдать в машине – не стыдно, целовать– не стыдно, а высморкаться – проблема.

– Настюша, напомнить, что было вчера, сегодня целый день и будет ещё значительное количество времени? Там сгорело не производство, это деньги, огромные деньги. Это долгосрочный проект. Прибыли не было, одни вложения. Сгорели контракты, наработки, репутация, точный ущерб пока не известен, но могу точно тебе сказать – я синица. Воробей. Ты спрашивала, сколько стоит моя рубашка? Вероятно, я скоро останусь без последней рубашки. И это – если мне повезёт, и против меня не возбудят уголовное дело.

– Уголовное? Но за что?

– В цеху были люди.

– Но никто не погиб.

– Пока не погиб. Ты видела списки пострадавших… В любом случае – пострадавшие есть.

– Не знала… Не думала.

– Ты ассистент, причём временный и, прости уж, без должной квалификации, многое проходит мимо тебя, напрямую ко мне. Пока всё было спокойно – это не имело значения, а сейчас ты бы не осилила.

– Найди себе другого ассистента.

– Я вызывал своего, из Москвы. Она будет завтра утром, но ты останешься здесь, помощь Лилии лишней не будет. Ты будешь нужна мне, ты нужна мне, – он смотрел в растерянное лицо Насти, с которого слетела защитная маска. Это была та же девушка, в которую он влюбился. Не изменившаяся. Волосы на несколько тонов светлее, губы в помаде, но всё та же Настя. – Нужна мне, – повторил он.

У Насти была тонкая, словно фарфоровая кожа, гладкая и сладкий запах духов, не шлейфовых, мягких, ощутимых лишь у самой кожи. За ушком или на шее. От губ пахло леденцами, а её тело, прижатое к Роману, было одновременно худеньким, казалось, он ощущал рёбра и косточки, и мягким, девичьим, отзывчивым.

Рома не спешил, некуда было торопиться. Впереди ждали проблемы с компанией, государством, страховой. Проблемы в семейной жизни, которую он намерен был прекратить. Позади – самообман и ощущение собственной никчёмности. Здесь и сейчас – их поцелуй.

На диване. В приёмной. За закрытой дверью. В пустом здании.

Было соблазнительно продолжить поцелуй, углубить, сделать страстным, порывистым. Соблазнительно взять Настю. Все её доводы, любое незначительное сопротивление, ломались, как иссохшая бумага под пальцами, от лёгкого сжатия.

– Ой… я… не… давай… не… нет… ты… – невразумительный набор междометий срывался с зацелованных губ Насти.

– Ты права, – он оторвался от губ, поцеловал кончик носа. – Права, не здесь и не сейчас. Я хочу тебя, но это будет другое место и другое время.

Настя шмыгнула носом и отвернулась.

– Ты обиделась?

– Нет, нет, просто…

– Понимаю, тебе надо время, я готов его тебе дать. Дать возможность разобраться в своей жизни, в себе, во мне. Я не стану давить, обещаю.

– Сколько времени?

– Пока цветёт сирень.

– Но… этого мало, она зацвела. Сегодня.

– Не видел, надо же… Пока цветёт сирень, а сейчас – иди, тебя семья заждалась. И, Настюша…

– Что? – Настя избегала взгляда в лицо Романа, он понимал – почему.

– Дашу я хочу увидеть раньше, тебе не обязательно говорить, кто я, объяснять что-либо.

– Она не поймёт, – Настя улыбнулась. – Ты действительно ничего не знаешь о детях?

– Действительно, кроме того, что хотел их, и теперь у меня есть дочка Даша. И того, что я хочу с ней познакомиться. В самые ближайшие дни.

– Я подумаю.

– Подумай, подумай, – Роман открыл дверь, выпустил Настю, отстраняясь в сторону, потом смотрел ей вслед.

Шея продолжала болеть. Благо – круглосуточная аптека работала исправно, и Роман, наконец-то, выпил своё обезболивающее.

Утром в приёмной была Лиля. Она поздоровалась с руководством, оказалось, Лиля пришла заранее, чтобы ознакомиться с фронтом работ, и даже успела познакомиться с Олегом.

– Хорошеньких ты себе ассистенток выбираешь, – Олег ухмыльнулся. Выглядел он плохо, что там, откровенно паршиво. Чисто выбритый, собранный, подтянутый, тем не менее, паршиво.

– Ты про Лилю? – в последние пару суток все разговоры крутились вокруг рабочих проблем, психике требовалось переключение.

– Про неё самую, эффектная девушка.

Роман Дмитриевич посмотрел на Лилию. Брючки, выгодно подчёркивающие попку. Блузка, делового стиля, женственная. Рыжие волосы, собранные в хвост широкой заколкой, лицо с правильными чертами. Не вызывающая красавица, но приятная особа. Интересная. При выборе кандидатки на должность своей ассистентки, Роман Дмитриевич обращал внимание на внешность соискательниц, это был немаловажный фактор. Именно Лиля присутствовала на переговорах, к ней обращались партнёры, когда Роман отсутствовал, так что, помимо безупречных деловых качеств, приятная внешность была необходима.

– Эффектная, да, – Роман оглядел ещё раз Лилию, ему показалось, что она заметила и покосилась в сторону шефа. – Лучше скажи, как Полина?

– Терпимо. Дома сейчас.

– Говорил что-то про больницу.

– Её теперь танком в больницу не загонишь, меня целыми днями нет, няне девочек она доверяет по острой необходимости, да и меня не оставит, как будто может помочь чем-то. Мне спокойней было бы, будь она в больнице, под присмотром врачей, но нет, встаёт в шесть утра, всех собирает, готовит обед…

– Как справляется-то?

– У женщин в критической ситуации что-то в организме мобилизуется, открывается второе дыхание. Сам знаешь, как бывает, только мне её мобилизация не нужна. Мне жена нужна, живая, желательно здоровая. Или уж просто живая. Кстати, она про термос велела спросить, не понял, какой термос?

– Термос? – Роман не помнил, куда он дел тот термос. С Олегом они тогда пересеклись не один раз, но всем было не до термосов и котлет. – Не помню, кажется, в Доме культуры остался.

– Так, что за термос?

– Полина не говорила? Она приезжала в ночь пожара, котлеты тебе привезла, я её домой отправил с водителем, а котлеты, похоже, потерял.

– Засранка, нарвётся у меня.

– Брось, она заботится, но лучше бы дома сидела, конечно.

– А что за термос-то был?

– Не помню, не разглядывал.

– Термос надо вернуть.

– Шутишь?

– Не-а, Поля деспот. У неё на кухне к каждому ковшику чувства, а тут целый термос… Машину её можешь потерять, серьги или ещё что-то, а термос придётся вернуть.

– Купи новый, давай, я куплю.

– Во-первых, я не знаю – какой, во-вторых, уверен, что у него имеются особые приметы, памятные даты, типа: мы брали его, когда выезжали на природу, Варе исполнился год. Именно этот, а не какая-то новая, малознакомая ей железяка.

– Полина у тебя не без причуд.

– Люблю её причуды, беситься должен, а люблю. Термос надо вернуть.

Так, в ненавязчивой беседе, Роман вышел из кабинета, предварительно обговорив детали текущих дел и попрощавшись с Олегом, остановился напротив стола Лили.

– У вас всё готово, надеюсь?

– Да, Роман Дмитриевич.

– Отлично, партнёры приедут через час. Рейс прибыл, проходят таможенный контроль, всё должно быть готово в большом зале для переговоров.

– Да, конечно, – Лиля кивнула и протянула документацию. – Это последние данные. – Лиля поднялась с места, нажала на пару кнопок, выведя изображение графиков и таблиц на большой экран в приёмной.

– Не очень-то весело, – Роман улыбнулся через силу.

– Есть и положительные моменты…

– Обожаю вас, Лилия, за неиссякаемый оптимизм.

– Спасибо, – Лиля улыбнулась, передавая внушительную папку бумаг Насте с просьбой отксерить каждую в двенадцати экземплярах и принести в зал для переговоров.

Настя молча забрала, быстро вышла из приёмной, ксерокс всё ещё не починили.

Роман Дмитриевич обсуждал последние нюансы с Лилией, Олегом и парой заместителей в зале для переговоров, когда бесшумно вошла Настя, ненадолго привлекая к себе внимание. Всех, кроме Романа, его внимание она привлекла надолго. Взгляд то и дело пробегался по Насте, сегодня она выглядела особенно привлекательно. Ничего яркого, вызывающего, но тёмно-бордовый был к лицу блондинке. Юбка же, короче обычного, делала длинные ноги вовсе бесконечными. Настя расставляла стулья, раскладывала то, что может пригодиться во время переговоров, иногда бросала взгляды на Романа и Лилию, которые остались одни. Роман сидел, а Лиля стояла над ним и листала пальцем виртуальные листы на планшете, тихо оговаривая детали.

– Не ревнуй, – Роман тихо подошёл к Насте, когда Лиля вышла.

– Я не ревную, – Настя фыркнула, Роману захотелось фыркнуть в ответ, настолько очевидно Настя реагировала.

– Не ревнуй, – он повторил, приблизившись, взял за руку Настю. – Лилия всего лишь помощник с широким спектром обязанностей.

– С чего мне ревновать, Роман Дмитриевич? Думаю, это вашей жене стоит ревновать и думать, что входит в этот широкий спектр обязанностей.

– О-о-о, ух, – Рома улыбнулся. – Единственная приятная новость за весь день, Настюша, твоя реакция, – он продолжил расплываться в улыбке. – Моей жене не приходило в голову ревновать меня, она отмечала деловые качества моего ассистента, её приятные внешние данные, и находила Лилию хорошим приобретением.

– Высокие отношения.

– Знаешь, оказалось, мне нравится ревность. Твоя глупая и беспричинная ревность мне нравится.

– Я не рев-ну-ю, – по слогам повторила Настя.

– Как скажешь, – Рома поднял руки, словно в поражении. – Ты подумала о том, о чём мы говорили? Когда я смогу увидеть Дашу?

– Не знаю, это сложно…

– Что в этом сложного? Даша – моя дочь. Я – её отец. Что сложного в нашей встрече?

– Мне надо поговорить с Ваней.

– Погоди, он что, не знает, что Даша не его ребёнок?

– Он знает, что он не биологический отец Даши, но он её папа и мой муж. Я не готова…

– Родить, не сообщая, ты была готова. Настенька, прямо сейчас у меня физически нет времени на этот разговор, но не думай, что я забуду, спущу на тормозах. Иван всё равно узнает, лучше, если от тебя, нет – значит от меня, тем более, я намерен вернуть себе не только свою дочь, но и женщину, которую люблю.

– Красивые слова и никчёмные.

– Почему никчёмные?

– Ты сказал жене, что намерен «вернуть не только свою дочь, но и женщину, которую любишь»?

– Это не телефонный разговор.

– Потом ты просто не скажешь, а что будет со мной?

– Такого не случится.

– Перестань! – Настя развернулась на носках и быстро пошла из зала, смотря, как большая делегация партнёров идёт по широкому коридору навстречу Роману Дмитриевичу.

К ночи Роман был выжатый, как лимон, уставший, как рота солдат стройбата. Выходной день, естественно, откладывался, похоже, как и спокойный сон. Он просидел большую часть ночи в своём кабинете, чтобы с утра снова быть на рабочем месте. Продолжение сотрудничества с партнёрами было важным шагом, но сколь важным оно было, столь и задачи ставило практически неразрешимые.

Несколько дней ушло на сложнейшие переговоры, результатом которых стали, пусть и не стопроцентные, но гарантии. Первая за много дней обнадёживающая новость.

Роман просматривал список звонков на телефоне, когда поймал себя на мысли, что за все эти дни он не звонил Ирине, она ему тоже. Он разговаривал с матерью, когда удавалось, перекинулся парой фраз с отцом, жена не удосужилась написать пару ободряющих сообщений.

Он набрал номер, слушая ненавязчивую музыку, доносящуюся из динамика в ухо.

– Ира? Ты не звонила. – Не хотелось ходить вокруг да около, Роман был слишком уставшим, взвинченным, чтобы проявлять деликатныость или тактичность.

– Прости, – на той стороне вздохнули. – Плохо себя чувствовала.

– Что с тобой?

– Нервы, усталость. Врач порекомендовал дневной стационар, я согласилась. Оттуда лучше не звонить, а рано утром или к вечеру опасалась звонить, ты, вероятно, спишь в это время.

– Ясно. Ничего серьёзного?

– Нет, – Ирина вздохнула. – А у тебя как? Не может быть всё так ужасно…

– Боюсь, что может, но прорвусь.

– Конечно, ты сможешь, обязательно, я верю в тебя, – Роман смотрел в стену перед собой, и ему казалось, что та же стена выросла между ним и Ириной. Когда-то его вдохновляли такие слова, но сейчас… Сейчас хотелось других.

Попрощался сухо, так, что вздрогнул сам, и направился в гостиницу, по пути зайдя в отдел кадров, чем немало испугал Смирнову Ю.М.

До гостиницы Роман не доехал, остановил водителя в районе со старыми пятиэтажками и детской площадкой во дворе.

Мамочки, молодые и постарше, бабушки, изредка отцы следили за оживлённой игрой детей. Кто-то катал яркую пластиковую машину, кто-то с воодушевлением копал песок, угощал приятеля «тортом», были и те, кто дрался в силу возможностей. Родители не разрешали есть песок, разводили в стороны драчунов. Особый мир, неизвестный Роману.

Настя тянула, откладывала и отнекивалась. Роман, хотя и понимал её смятение, мириться долго с таким положением не собирался.

«Если гора не идёт к Магомеду», – гласит народная мудрость, которой и решил воспользоваться Роман. Приехал к дому, где живёт Настя. На удачу.

Удача была на стороне Романа. Настя вышла из подъезда, держа за руку девочку, в другой руке было большое красное ведро с игрушками и гордо выглядывающим резиновым медведем… Или бульдогом… Или… Интересно, игрушки детям делают специально такими, чтобы они испытывали как можно больше проблем с идентификацией животных?

Даша что-то оживлённо говорила маме, Настино внимание было полностью сосредоточено на ребёнке, она не сразу увидела Романа. Он отошёл от машины, двинулся в сторону парочки.

– Настя, – подошедший внимательно посмотрел на растерявшуюся, покрасневшую Настю и присел на корточки, чтобы заглянуть в личико Даши – его дочери.

Всё было в точности, как он и думал, представлял, только волосы светлее и вились. Даша смотрела какое-то время на незнакомого человека, потом спряталась за ногу мамы, насторожено поглядывала на Романа.

– Какая красивая девочка. Тебя Даша зовут?

Даша отрицательно покачала головой, и уткнулось личиком маме в ногу.

– Зайка сказал, что ты Даша, попросил передать тебе мячик. – Роман протянул яркий мяч с изображениями мультипликационных персонажей и смотрел, как дочка с интересом разглядывает мяч, но подойти, взять не решается. Ему тоже было страшно приблизиться ближе, чем он уже находился.

Даша была совсем малышкой, смущённой и напуганной. Её огромные синие глаза смотрели заинтересованно на игрушку и с опаской на чужого человека. Потом светлые локоны вздрогнули, она протянула ладошки, взяла мяч, смотря на маму. Побежала в сторону качелей, не выпуская из рук игрушку.

– Ты зачем пришёл сюда? – зашипела Настя.