Текст книги "Пока цветёт сирень"

– Я не…

– Настюшенька, – Рома глянул коротко на Настю. Какой она по сути ребёнок, несмотря на возраст и материнство.

– Да, когда никого нет дома, иногда хочется, очень сильно хочется, – Настя стыдливо отвела глаза.

– Вот опять. Отлично, что хочется! Ты молодая женщина, тебе должно хотеться. У тебя комплекс уже… Что будет дальше? Если выяснится, что ты всё-таки не сможешь родить родного ребёнка мужу? Подумай, что будет? Не считая того, что ты не любишь его. Настюшка, жизнь очень сложная, часто просто невыносимая, мы ошибаемся, предаём, нас предают, обманывают, но я всем сердцем хочу в своей жизни тебя и Дашу. Не знаю, кого я хочу больше, кого люблю больше. Это чудо, действительно чудо, то, что я ощущаю – чудо. Огромная ценность для меня. Я согласен отпустить тебя, договариваться о встречах с дочерью, если ты счастлива, но это не так, поэтому я не отпущу тебя.

– И разведёшься? – Настя скептически, грустно улыбнулась. Всё верно. Причин доверять Роману у неё не было и быть не могло.

– И разведусь, и женюсь на тебе, и оформлю Дашу на себя. Буду жить с тобой очень долго и очень счастливо. Скворцова Анастасия Павловна, согласна ли ты провести со мной всю свою жизнь?

– Сложно отказаться, когда твоя рука у меня между ног.

– Это подстраховка, – палец Романа медленно вошёл и вышел.

– Да, – выдохнула она и потянулась губами к губам.

– Принимаю за согласие, – это был самый сладкий поцелуй за все тридцать пять лет жизни Уварова Романа.

И самый прекрасный секс. Не самый разнообразный, но самый яркий, ослепляющий, опустошающий, выматывающий, дарящий силы одновременно. Это было то, что называют красивым и раньше казавшимся бессмысленным словосочетанием «заниматься любовью».

Глава 5

Роман переступил порог дома утром, вкусив толчею терминала, пробки и душный воздух мегаполиса.

Несколько дней с Настей пробежали и оставили послевкусие сочных фруктов, вкупе с запахом сирени, которая отцветала, вот только решение Романа о разводе не отцвело, напротив, приобрело чёткие очертания.

Роман постоянно вспоминал Настю, её смех, робость, которая нравилась ему и одновременно раздражала. Порой хотелось стряхнуть с неё скованность, как облетевшие соцветия сирени. Бесконечно думал о Даше. Настя ещё раз привела дочку перед самым отъездом, они немного погуляли втроём, тот момент, когда Даша потянулась своей крошечной ладошкой, чтобы схватиться за руку Романа, забраться по ступеням яркой горки на детской площадке – стал самым ярким моментом за всю сознательную жизнь. Часто пишут, что у женщины безусловный материнский инстинкт, что она не может не любить своего ребёнка, тогда как у мужчины такового нет, ему требуется время на подобные чувства. Видимо, Роману этого времени понадобилось столько, сколько требуется на один взгляд. Теперь ещё – прикосновение.

Настя настороженно попрощалась с Романом, увиливая от вопросов об Иване, что она решила, что собирается делать дальше. Если бы Роман Уваров был героем мелодрамы, он бы пришёл к ней домой и короткой, яркой мизансценой с доброй долей трагизма забрал свою женщину и свою дочь с собой, но Роман не был таким героем.

Настя не заслуживала того, чтобы отправляться с ним в качестве любовницы, а как ещё назвать женщину женатого мужчины? Ставить же точки над «и», разрушая и без того не радужную жизнь Настюшки своими громкими заявлениями, оставив её разбираться один на один с последствия, Роман не хотел.

Его план был прост. Развод. Приезд Насти с Дашей. Решение юридических вопросов.

Дарья – его дочь, это необходимо оформить юридически как можно раньше, как и придать официальный статус Насте.

Ирина была дома. Ничуть не изменившаяся, немного похудевшая, осунувшаяся, но, если бы Роман не был её мужем и не знал её много лет, не заметил бы это.

– Привет, – она всплеснула руками от неожиданности. – Почему не предупредил?

– Должен был? – Роман снял обувь, прошёл в комнату, с удовольствием вытянул ноги, усаживаясь в огромное кресло.

– Я бы отгул взяла, сейчас уже опаздываю.

– Взяла бы? – Рома посмотрел на Ирину. – Отгул?

– Вечером поговорим, – спокойно ответила Ира, прошла в прихожую, где какое-то время шуршала, потом Роман услышал щелчок входной двери.

Он не вышел её проводить. Она не попрощалась.

«Встреча прошла в спокойной дружественной обстановке». Роман вспоминал, всегда ли так было? Как давно стало? Или это изменилось только сейчас?

Быстро приняв душ, выпив чашку кофе на бегу, Роман Дмитриевич Уваров включился в рабочий график, который поглотил, не давал вздохнуть до самого вечера. Обед был деловым, ужина не было вовсе. Дома он появился к десяти вечера, испытывая одно желание – уснуть мёртвым сном и принять лошадиную дозу обезболивающих – шея.

С лекарствами было проще, со сном – сложнее. Откладывать разговор с Ириной он не собирался.

– Вкусно, спасибо, – Роман доедал жульен, смотря на прекрасно сервированный стол и красивую женщину напротив.

– Из ресторанчика на углу, недавно открыли, у них быстрая доставка.

– Понятно.

На Ирине было достаточно откровенное платье, не вульгарное, но намекающее на закономерное продолжение вечера после разлуки.

– Ирина, нам надо поговорить, – наконец произнёс Роман.

– Не сегодня, давай не станем портить этот вечер, – Ирина подняла бокал с шампанским, поднося к губам.

– Сегодня, – твёрдо отчеканил Роман.

– Я извинилась за свой обман.

– Я принял твои извинения. Сейчас не об этом. Нам надо развестись.

– Даже так? – Ирина подняла бровь, иронично улыбнулась. – Не говори того, о чём впоследствии пожалеешь.

– Ирина, я принял решение. Прошу тебя проявить благоразумие и спокойно отнестись к этому вопросу.

– Я попытаюсь. Итак, в чём причина столь необдуманного шага?

– С обдуманностью позволь мне разобраться самому. Причина проста: я люблю другую и намерен делить свою жизнь с ней.

– Жизнь и деньги.

– Деньги тоже.

– Банально. Что же тебя не устраивает в нашем браке?

– Нет никакого брака. Впрочем, брак есть, свидетельство имеется, а семьи – нет. Мы – чужие люди, неплохо ладящие друг с другом. Сколько раз за это время ты позвонила мне, написала, поинтересовалась как дела? Насколько глубоко ты в жопе, муж мой ненаглядный?

– Я плохо себя чувствовала.

– И об этом тоже я узнал постфактум, как и о твоём обмане с предохранением. Мы не разговариваем, не делимся, как прошёл день, не строим планы, лишь проживаем на одной жилплощади и время от времени спим. Это – не семья.

– О семье вспомнил? Сентиментальная чушь! Твоя семья – твоя компания. Ты всегда работаешь, когда не работаешь – ты думаешь о работе. Да, я не звонила тебе, ты сам запретил мне и довольно давно. «Я работаю, ты отвлекаешь меня». «Реши это сама». «Мне удалось заснуть на пару часов, ты меня разбудила, чтобы сказать «люблю»? «Звонки только по делу». Относится ли глубина задницы к делам, ты забыл проинструктировать! Любишь другую? Банально и пошло, Уваров. На что ты рассчитывал, что я остановлю тебя, прощу? Буду просить остаться? Какая из пошлых сцен представлялась тебе? Хочешь разводиться – разводись. Разговаривать мы будет на юридическом поле, а позже я с удовольствием посмотрю, как твоя «избранница» раскрутит тебя на деньги и вытрет об тебя ноги. Это продолжение всё того же банального и пошлого сюжета.

Ирина встала из-за стола.

– Ты доел? – спокойно уточнила она.

– Да.

Собрала посуду, понесла на кухню. Роману оставалось смотреть вслед женщине и поражаться, может быть даже восхищаться её выдержкой.

– Рома, будет лучше, если ты поживёшь в другом месте, – спокойный голос вывел из задумчивости. – Завтра я позвоню юристу по семейному праву. В ближайшее время мы продолжим разговор, пока твоё пребывание здесь неуместно. Необходимые вещи забери завтра днём, когда меня не будет.

Роман согласился, это было разумно.

Управляя комфортабельным седаном, Роман направился в «свою» квартиру, купленную с прицелом жить там с Ириной. В закрытом жилом комплексе, просторную, отвечающую новым стандартам, один бог знает, чему ещё. Энтузиазм по обустройству закончился, когда очередной горе-дизайнер сделал очередное «не то» на кухне, после холла, зачем-то оформленного в сером цвете. При огромных размерах и высоте потолков холл напоминал заброшенный цех. И покупкой на всякий случай первой попавшейся кровати. В итоге в квартире никто не жил, а избавляться от неё не имело смысла.

Попал в огромную пробку, плюнул, поехал в обратную от квартиры сторону, расстояние больше, зато заторов почти нет.

Коттеджный посёлок встретил шлагбаумом, тихой жизнью закрытой территории. Отшлифованная дорога вдоль высоких заборов, за которыми, в лучшем случае, виднелись лишь крыши домов. Ряды видеокамер, велосипедные дорожки, чаще всего пустующие детские площадки.

Кованые ворота тихо распахнулись, так же тихо закрылись, оставляя Романа Дмитриевича во дворе загородного дома. Его личной гордости. Это была первая покупка подобного класса, Роман буквально «выстрадал» её. Он питал особое отношение к этому месту, сюда же он перевёз родителей.

Изначально им был куплен отдельный дом, но как-то естественно они переехали сюда, а тот – продали за ненадобностью. Роману нечасто удавалось оказаться в этом месте, то, что в доме проживают не наёмные рабочие, а родные люди радовало.

– Дорогой, что-то случилось? – мама открыла дверь, осветив чугунные перила, самшит вдоль дорожек.

– Всё нормально, привет, – Роман протянул объятья, чуть позже отстранившись. Прошёл в дом.

– Есть будешь? – мамы не меняются никогда, Роман усмехнулся, но отказался, ещё не улёгся поздний ужин с Ириной.

– Ты неважно выглядишь, – мама присела напротив, наблюдая, как сын нервно срывает галстук, бросает на подлокотник кресла пиджак, расстёгивает пуговицы на рубашке.

– Устал.

– Насколько всё плохо? – было понятно, чего касается вопрос.

Врать не хотелось, излишне обнадёживать тоже. Не было желания волновать пожилых родителей, однако не избежать никакими силами, не посадишь их в кокон.

– Ситуация решаемая.

– Решаемая?

– Конечно, – Роман протянул руку к стеклянному столику, налил виски из штофа в хрустальный бокал, не утруждая себя льдом. Отец страдал хроническим тонзиллитом, проходить лечение он отказывался, говоря, что «болячка какая-то детская», пошёл на уступку, алкоголь употреблял комнатной температуры.

Роман поморщился. Тёплый односолодовый виски – достойное завершение дня.

– Почему без Ирины? – спохватилась мама.

– Потом…

– Рома? – голос матери автоматически становился строже.

– Мы можем позже обсудить, почему я без Ирины? Я устал, хочу спать. Завтра, уже сегодня, вставать в шесть утра.

– Мне достаточно простого предложения, почему ты без Ирины? – проговорила бывшая учительница русского языка и литературы.

– Мы разводимся. Достаточно простое предложение?

– Что это значит?

– Мы разводимся, остальное позволь завтра.

– Не ожидала от тебя такого, Рома! От кого угодно, но не от тебя. Низко!

– Что низкого в разводе? Не средневековье, – не хотелось обсуждать семейные проблемы с матерью, тем более – ночью.

– Как тебе не стыдно! Ирочка столько лет была рядом, всегда оказывала помощь, поддержку, а когда заболела – ты с ней разводишься?! Низко, Роман Уваров. Я тебя такому не учила!

– Что значит «заболела», чем?

– Она не сказала тебе? О, Рома, поздравляю, ты очень чуткий муж!

– Что с Ириной? – Роман терял терпение.

– Доброкачественный миалгический энцефаломиелит.

У Романа подкосились ноги. Звучало… Отвратительно звучало! Немного обнадёживала приставка «доброкачественный», два других слова пугали до нехорошей рези в районе солнечного сплетения.

Ирина говорила, что плохо себя чувствовала, она лежала в дневном стационаре. Похудела, выглядела измождённой. Мысли кружились с вызывающей тошноту скоростью. Роман не мог уловить их, вычленить главное, остановиться хоть на каком-то обрывке.

– Что это? – всё, на что его хватило.

– Спроси жену, а не меня. – Мать прошла к ступеням на второй этаж, выказывая негодование. – Ваша с Ирочкой комната, как всегда, готова.

Роман промолчал, не было сил на слова. Молча поднялся, прошёл через просторный второй этаж, остановился у двери в комнату на пару минут.

Было тошно. Просто – тошно.

Попытался загуглить, последние два слова просто вылетели из головы.

Спать – не спал. Чувствовал себя – дерьмом.

С утра мать, видимо, обдумав ситуацию, была ещё более холодна. Поджимала губы, всем своим видом демонстрируя неодобрение. Словно Роман в этом нуждался.

Роман Уваров был обычным человеком, ощущать себя виноватым, как и любому человеку, ему не нравилось. Тревога за Ирину не покидала. Любил он её или нет – неважно. Она была его женой много лет, пластом жизни, остаться равнодушным к её судьбе он не мог, и не хотел. Выхода не видел.

Вернуться к Ирине – не вариант. Даже если отпустить историю с Настей, наступив себе на горло – остаётся Даша. Совместить в одном уравнении Ирину и Дашу не получалось.

Отпускать Настюшку Роман не хотел, попросту не мог, казалось, он врос в неё. Вырывать с корнем из жизни, души сердца?..

Предложить Ирине помощь? Роман понимал, жена от подобного предложения вспомнит, что она знакома с русским языком во всём многообразии. Унижать, а именно так она воспримет предложение, Ирину он не хотел.

– Ира? – он долго слушал мелодию в трубке, прежде чем Ира ответила. – Когда у тебя обед? Надо поговорить.

– Мы поговорили, – голос был глухой, Роману показалось, хриплый, плачущий. Скорее всего, воображение, нервы. Представить плачущую на работе Ирину не мог.

– Я приеду в два, – он отбил звонок.

Ирина вышла. Поздняя весна перекатывалась в лето – раннее, жаркое. Ирина была одета в лёгкую светлую блузку, подчёркивающую свежий цвет лица и полную грудь. Сегодня жена не была похожа на больную, на расстроенную тоже.

– Ира, – после дежурных приветствий, продолжительного молчания, наконец, выдавил из себя Роман. – Мама сказала, ты больна. Я хочу знать, насколько это серьёзно?

– Хочешь знать, не умру ли я в ближайший год? Что ж, разумно. Зачем делить имущество, если в перспективе всё достанется наследнику первой очереди – супругу.

– Шуточки у тебя, – Роман вздрогнул.

– Это жизнь, такая же пошлая и банальная, как твоё увлечение.

– Всё же, я хочу знать, что с тобой. Ты не чужой мне человек.

– Ты – чужой мне человек. Состояние здоровья, размер ноги и банковского счёта с посторонними людьми не обсуждают. Меня трогает твоя забота, но будет лучше, если ты обговоришь детали развода с моим адвокатом, а не детали моего заболевания со мной.

– Ира, перестань, ты ведь другая. Я могу и хочу помочь.

– До свидания, – она бросила смятую салфетку нервным движением, единственный жест выдавший её волнение.

Пришлось перезванивать матери, уточнять диагноз. Ввел название в поисковик, получил расплывчатый ответ на запрос. «Синдром Хронической Усталости». Запутался в терминах, в итоге пришёл к выводу – лечится. Должно.

В итоге день прошёл на редкость непродуктивно, Роману не удавалось сосредоточиться на решении текущих задач, голова шла кругом, шея болела так, что хотелось выть.

Вечером мать принялась увещевать Романа, он обязан вернуться в семью. Убеждала, что всякое случается. Нельзя сдаваться, надо бороться за свой брак, за свою женщину. Допытывалась о причинах, ходила вокруг, как акула, подстерегала, набрасывалась с вопросами, пока Роман не выдержал и не пригрозил уехать в отель. Более-менее успокоить разбушевавшуюся смог отец словами: «Не бухти, мать, утрясётся, не маленький, ему и так сейчас хватает. Не дёргай хоть ты его». Романа перестали дёргать. Бывший учитель русского языка и литературы заняла глухую осуждающую позицию, укоряла молча, она это умела.

Если бы Роман Уваров находился дома днём, он бы плюнул, не стал терпеть, ему требовалось лишь переночевать. Тишина посёлка способствовала если не сну, то хотя бы относительному покою.

Прошло недели две. Дела компании были не блестящими, но толковый кризисный менеджер и сам Роман, казалось, выбрали верный путь выхода из кризиса. С Ириной Роман общался пару раз, она согласилась обсудить своё здоровье, лаконично пояснила курс лечения, попросила не беспокоить лишний раз. Что Роман и сделал.

Чувствовал ли он вину? Несомненно. Диагноз, который некоторые специалисты квалифицировали как «неврастению» после пятнадцати лет совместной жизни с ним, не внушал оптимизма. Однако точка невозврата с Ириной была пройдена. Возврата к прошлой жизни Роман не видел.

Ирина так же твёрдо сказала, что не намерена препятствовать разводу. При этом честно предупредила, финансово страдать не собирается, а посему следовало готовиться к продолжительной финансовой войне. Что на самом деле творилось в душе Ирины, Роман сказать не мог.

С Настей он говорил каждый день по телефону. Однажды скинув её звонок, вдруг вспомнил слова Ирины, как запретил звонить, тут же перезвонил, заверил, что готов ответить в любое время.

Настя рассказывала о Даше, Роман в это время млел, ощущая прилив такой нежности, что становилось неудобно дышать. Долго рассматривал фотографии на экране, проводил по ним пальцем. Об Иване Настя не говорила, увиливала от прямых вопросов, Роман еле сдерживался, чтобы не заорать. При одной мысли, что Настя продолжает жить с Иваном, спать с ним, Романа охватывала ревность, жуткой, патологической силы. Липкое, гадкое чувство не покидало его, а Настя молчала.

Потом она исчезла вовсе. На четыре дня.

В разгар рабочего дня, когда Роман был готов плюнуть на всё, отправиться за Настей лично, наплевав на приличия и здравый смысл, раздался звонок.

– Настя, – Роман буквально подпрыгнул, – Настюша, где ты? Что случилось? Почему не отвечала? Не звонила?

На том конце был шум, гвалт, что-то неясное, голос Насти тихий, срывающийся.

– Даша, она… она… сердце.

– Что с Дашей? – Роман пытался говорить спокойно, но самообладание молниеносно покинуло его. – Настя! – закричал он в телефон. – Говори!

– Всё нормально, наверное. Я не знаю, не знаю!

Кровь отхлынула от головы, Роман сначала начал видеть, потом стал воспринимать окружающую действительность.

– Настюша, давай по порядку.

– Даша переболела, немножечко, мы к врачу пошли на всякий случай, больничный не нужен. Ваня с ней сидел. Врач сказал – что-то с сердцем, направил на УЗИ, потом в областную больницу. Про квоты говорил, время, я ничего не поняла, запуталась. В областной кардиолог в отпуске, и… – Настя всхлипывала и сморкалась. – Я не знаю.

– Собирайся в Москву, – скомандовал Роман прежде, чем подумал, сможет ли больной ребёнок перенести дорогу.

– Я уже…

– Уже – что?

– Уже в Москве.

– Где конкретно в Москве?

Настя назвала железнодорожный вокзал. Роман прикинул, сколько он будет добираться, даже самым демократичным способом, на метро, принял единственное, на его взгляд, приемлемое решение – продиктовал адрес той самой пустующей квартиры. К тому времени, когда туда доберётся Настя, Роман уже будет там.

– С Дашей всё хорошо? Вы доберётесь? В смысле… – Роман дёргался, в голове кружились обрывочные воспоминания, репортажи журналистов, просьбы о помощи, бледные дети с огромными синяками под глазами. Компания Романа Дмитриевича Уварова оказывала спонсорскую помощь какому-то детскому отделению, но сам он одобрял только цифры, не вникая в детали.

– Конечно, – подтвердила Настя. – Она хочет спать, капризничает, но с ней всё хорошо. Наверное…

Роман уточнил, есть ли деньги на такси, подробно проинструктировал, как попасть на территорию жилого комплекса. Позвонил на пункт охраны, предупредил о гостье, рванул в сторону квартиры, на ходу пытаясь придумать план спасения родного ребёнка. В голову ничего не приходило, да и не могло. Что знал Роман о детях? Только то, что они – дети.

Даша была самым прекрасным созданием на земле, её появление было подобно чуду. Она была инопланетным существом, мифическим созданием. В то же время, Даша была маленькой девочкой, его дочерью, чья судьба и здоровье зависят от него. Летя по шестиполосному проспекту, Роман Уваров остро это понял.

На пункте охраны подтвердили, что Скворцова Анастасия Павловна прибыла, охранник сказал, что проводил её «прямо до порога». Это обнадёживало.

В вестибюле, уходящем ступенями вверх и вбок, напротив стойки ресепшена, где традиционно сидел консьерж и, как правило, толкался охранник, среди гранитной плитки и зеркал, стояла Настя, обняв себя за плечи и исподлобья смотря на Ирину. Ирину!

Они стояли рядом. Отличающиеся, чужеродные, разные биологические виды.

Ирина – высокая, породистая. Черты лица не идеальны, фигура тоже. У Ирины была немного тяжёлая нижняя челюсть, широкие для её фигуры бёдра, толстоватые колени. Недостатки терялись в облике. Роман видел перед собой со вкусом одетую, прямо смотрящую женщину. Женщину, которая знает себе цену. Знает, что она хочет, от кого и почему.

Настя – на половины головы ниже соперницы. В простой юбке выше колена, худенькая, ноги вызывающе стройны и изящны. Немного кукольное, курносое лицо, полные губы. Она была моложе, изящней, может быть, даже красивей, и всё это растворялось от того, как сжималась Настя, отворачиваясь от хлёстких слов.

– Ирина? – Роман быстро подошёл к женщинам. – Тебя не ждали, прости.

– Ничего не смогла поделать. Позвонили, как один из собственников была вынуждена приехать.

– Не говори ерунду, – Роман посмотрел в сторону охранника, который почуяв неладное, бурчал про пересменку, мол его не предупредили, а он обязан…

– Ты прав, ерунду. Ни к чему представление, обойдёмся без дешёвого балагана.

– Именно, – Роман повернулся к Насте. – Где твои вещи, Настюша? – он увидел небольшую сумку и рюкзак, взял, показал глазами в сторону лестницы. Перевел взгляд на Дашу, которая нашла общий язык с консьержем – мужчиной возраста отца Романа, – что-то рассказывала ему, показывала, крутя в руках плюшевого зайца с такими же длинными ногами, как и ушами.

Настя сжалась.

– Пойдём, – Роман подхватил под руку Настю, подвёл к Даше, она послушно уселась к маме на руки, помахала остающимся мужчинам «пока-пока», послала воздушный поцелуй. Роман почувствовал укол ревности. На него дочка едва ли взглянула.

– Тебя не приглашали, прости, – тихо он отрезал Ирине. Не послушала, зашла в соседний лифт.

Пока Роман, Настя и Даше выходили из лифта, где дочка пришла в восторг от кнопок со стрелками, постоянно порывалась нажать, Ирина открыла дверь квартиры своим ключом.

Пахнуло необжитым помещением. Влажную уборку проводили раз в неделю, но нежилой запах стоял плотной стеной.

– Ирина, давай обойдёмся без сцен.

– Конечно, обойдёмся. Мне действительно позвонили с вопросом, каюсь, привело меня любопытство. – Ирина оглядела с головы до ног Настю. – Воздержусь от комментариев, Рома, это ещё более банально, чем я предполагала. К тебе у меня вопросов нет. Ты – обыкновенный мужик, который думает не тем местом, которым заложено природой. Говорить с тобой сейчас – не уважать себя, позволь, я задам вопрос твоей… спутнице, – «спутнице» она выплюнула, как горькую жвачку.

– Это необязательно, – Роман интуитивно закрыл собой Настю. Глупый жест, он изо всех сил цеплялся за остатки самообладания, боролся с желанием вышвырнуть жену из квартиры и жизни.

– Скажите, милочка, – Ирина дала понять, что ей безразличны слова Романа. – Вы уже потратили деньги, которые получили, чтобы избавиться от… недоразумения? Вам понадобилось ещё? Это существенная сумма, вы могли потратить деньги на образование, купить машину, внести первый взнос за квартиру. Впрочем, это ваши деньги. Вы решили, что мы – неплохая дойная корова, и всё-таки родили? Что сейчас вас привело в нашу скромную обитель? Помимо желания сорвать ещё куш… Заболела бабушка? Ах, скорей всего заболела ваша чудная девочка, и на лечение понадобится огромная сумма денег… Я угадала? – Ирина смотрела прямо в глаза Насте, наступая на неё. – Жаль, что ваш чудесный план провалился, ещё сильнее жаль, что вы впутываете ребёнка в афёру. Отныне, вы, милочка, будете иметь дело со мной, и начнём мы с экспертизы на установление отцовства. В прошлый раз вам поверили, как мы все видим – зря!

– Ира? – Роман не мог сосредоточиться. – Ты знала?

– Знала о чём? О том, что ты изменил, в результате чего эта особа забеременела – да. Что ребёнок родился – нет. Возможно не было никакой беременности, возможно – это не твой ребёнок, вероятно, и не этой девушки. Схем подобных афёр великое множество.

– Откуда ты узнала? Следила?

– Брось, к чему Шекспировские страсти. Она позвонила, сказала, что беременна, не знает, что делать. Ей предложили денег за аборт и молчание. Деньги она взяла, а аборт, по всей видимости, не сделала, здесь затрудняюсь сказать наверняка. Не приходило в голову проследить. Думала, девочка влюбилась, пожалела, девочка оказалась аферисткой! Ну, а ты, мой дорогой – глупцом!

Роман ощущал себя, как на глубине. Глухой шум в ушах, как сквозь вату, давление на грудную клетку. Будто наблюдая со стороны, он смотрел на поджатые губы Ирины, надменное выражение лица. На Настю, цепляющуюся за собственные плечи наверняка до синяков, и на маленькую девочку, которая, испугавшись криков и общей нервозности, заплакала, протянув руки к единственно родному для неё человеку – маме.

Настя взяла плачущую девочку, отошла на несколько шагов вглубь квартиры, поглаживая дочку по спинке, что-то шепча ей на ушко. Плюшевый заяц, упавший из неловких рук малышки, растянулся на полу, носом вниз, распластав свои длинные ноги в ярких штанах. Даша снова зашлась в плаче, на этот раз в отчаянном. Роман быстро протянул зайца девочке, та выхватила ушастого, прижала к себе, возмущённо смотря на незнакомого человека, сжимая губы, всем своим видом показывая, что заяц – её.

Даша отвернула заплаканное личико, уткнувшись маме в ключицу, игрушку прижала ещё сильнее, явно не доверяя своё сокровище этим людям, возмущаясь, что кто-то посмел дотронуться до игрушки. Собственница.

– Я благодарен тебе за информацию, сейчас ты здесь лишняя. – Роман в упор посмотрел на Ирину.

– Роман!

– Всё, достаточно, тебе лучше уйти. Мы позже поговорим, обязательно.

– Ты не знаешь, – Ирина буквально задыхалась от нахлынувших эмоций.

– Как выясняется, я многого не знаю, – он распахнул входную дверь, показал Ирине взглядом, что ей следует выйти.

– Это и моя собственность, я не уйду.

– Ира, – Рома подошёл вплотную к бывшей жене. – Не усугубляй, пожалуйста. Всё, что ты могла уже сделала.

– Я сделала? – глаза жены вспыхнули чем-то нехорошим, злым. – А эта девица, значит, агнец невинный? О-о-о, далеко всё зашло!

– Может, агнец, может, аферистка, это на её совести. Пожалуйста, – Роман терял терпение. – Уходи, прошу тебя. Пока по-хорошему, – он в удивлении наблюдал, как глаза Ирины наливаются слезами, искажается ухоженное лицо в гримасе плача. Пугающее зрелище.

Роман вдруг осознал, сколько долгих лет он не видел, как жена плачет. Ирина Уварова не показывала слёз, смеха, обиды, страха. Выдержка из железа и бетона рушилась на его глазах, и он не знал, что с этим делать. Беспомощно смотрел на ставшую вдруг маленькой, скукожившуюся женскую фигуру, отступавшую к лифту. Плечи вздрагивали от рыданий, которые Ирина даже не пыталась скрыть.

– Ира, – Рома догнал её в несколько шагов. – Ир, ты как, доберёшься? – стало страшно, как если бы Ирина не рыдала, а превращалась на его глазах в песчаную дюну.

Ирина вздрогнула, лицо окаменело, она прищурила покрасневшие глаза.

– Со мной всё будет хорошо, – проговорила по слогам. – Всё будет хорошо, – и зашла в лифт, оставив онемевшего бывшего мужа в просторном холле.

Роман вошёл в единственную комнату, где имелась мебель. Настя сидела на кровати, на белом матрасе в заводской упаковке. Рядом сидела Даша и что-то рассказывала зайцу.

Сел на единственный стул, продолжил смотреть на парочку. Если сейчас слова Ирины окажутся правдой – он лишится того, что за последнее время въелось в него, как колер в древесину, снимать придётся с верхним слоем, насильственно. Даша – его дочь.

– Киса, – заявила Даша, глядя на Романа, показывая на аппликацию у себя на грудке.

Роман не знал, что ответить, просто кивнул.

– Нос, – Даша показала на свой малюсенький нос и продолжила: – Щёчка, – ткнула в пухленькую щёчку. – Пальчик, – показала пальчик. – Пальчик, – следом другой.

Роман смотрел, как зачарованный, на девочку, решившую пообщаться с ним незамысловатым способом. Он разглядывал её, хотел запомнить, вкусить сполна ощущение сжатого счастья. Немного болезненного, отчаянного, сладко-горького, необходимого.

Настя смотрела на Дашу и беззвучно плакала.

– Что скажешь, Настюша? – наконец произнёс Роман.

– Даша твоя дочь, я не уйду, пока ты нам не поможешь, – твёрдо проговорила она и так же твёрдо посмотрела на Романа. – У нас есть деньги, но я никого не знаю в Москве. Не знаю, куда обратиться, как добраться. Ты должен нам помочь. Есть документы, направление, результаты УЗИ, я не обманываю, Даша… она…

– Мы займёмся этим в любом случае, – Роман не сомневался в этом ни на секунду. – Насколько всё серьёзно? – Даша не выглядела больной. Она ходила по кровати, прыгала, найдя это занятие увлекательным, скользила по плёнке, хихикала над чем-то своим.

– Мы не попали в областную больницу. Участковая сказала, что серьёзно… точнее я не знаю. Я собрала вещи, рванула сюда, к тебе, – «к тебе» Настя прошептала.

Роман отвернулся, разглядывал небо в панорамном окне.

– Я действительно взяла деньги, – услышал он Настино, промолчал. – Я их почти не потратила, – она полезла в сумочку, долго копалась, пока не вытащила карту сбербанка.

– Убери, – Роман не хотел знать сумму «откупа», видеть жалкий кусок платика.

– Рома… – он посмотрел на снова плачущую Настю. – Я испугалась тогда, сильно испугалась. У меня даже работы не было. Кто бы взял меня, без опыта, беременную?

– Ты решила сделать аборт? – правильное, абсолютно логичное решение в той Настиной ситуации.

– Нет. Да. Не сразу. Сначала мне казалось, что всё неправда. Само решится, пройдёт. Ты приедешь за мной, возьмёшь, наконец, трубку! Я скрывала, сколько могла, когда родители узнали, мама сказала, ты обязан знать и отвечать за свои поступки. Она нашла телефон твоих родителей, они долгое время были соседями. Позвонила. Твоя мама сильно ругалась, кричала, что я аферистка, желающая въехать на чужом горбу в рай. Мы должны понимать, что такие мужчины, как ты, не для таких, как я. Что я должна избавиться от беременности, что не позволит разрушить жизнь сыну. Почти сразу, перезвонила твоя жена, Ирина Игоревна, так она представилась. Предложила деньги за аборт и молчание. Сказала, что понимает ситуацию, в которой я оказалась, но просит оставить вашу семью в покое. Я молодая, ошиблась, будет мне уроком. Допускала, что ты ненадолго мог увлечься мной. Сейчас принял единственно возможное решение – остаться в семье. Искренне сочувствовала мне! – Настя перевела дух и продолжила: