Текст книги "Гадкий утенок, или Повесть о первой любви"

– А сегодня помощь не пришлют? – с надеждой спросила Шурочка. – Я же не успею столько картошки на пюре перечистить и суп сварить!

– Анна Михайловна поможет! – откликнулась Людмила.

– Я чё, разнорабочая тебе, что ли? – взвилась Анна Михайловна. – Это Шуркина работа картошку чистить! Эта краля, значит, спит на ходу, еле поворачивается, а я за неё успевай? Пускай сама потрудится, а то боится белые ручки замарать!

Шурочка посмотрела на свои ладони. Жёлтые они какие-то от этих бесконечных овощей. Пальцы загрубели совсем. Вон, на указательном сбоку мозоль от ножа. И трещина. Трещина стала расплываться. Шурочка почувствовала, что на глаза навернулись слезы.

– Так. – Людмила переводила внимательный взгляд с поварихи на Шурочку.

– Не твоё, говоришь, Анна Михайловна, дело, картошку чистить? Ладно, иди, делай своё дело, я сама здесь помогу. Ты во втором баке пока мой картоху-то, – обратилась она к Шурочке, – а я с этой начну.

Шурочка всегда готовила баки загодя, чтобы днём больше времени было, и ставила тут же в хозотсеке оба бака рядом: с картошкой и с водой для чистых клубней. Заведующая присела к баку с картофелем, намытым ещё с вечера, взяла картофелину и быстро-быстро заработала ножом, счищая кожуру тонкой непрерывной лентой.

Шурочка поспешно намыла ещё четыре ведра картофеля, высыпала его в третий бак, и присела на свою скамеечку чистить. У неё получалось не так красиво, как у Людмилы, но тоже довольно споро – приноровилась за неделю!

– Чего вы с Нюркой-то не поделили? – спросила Людмила вполголоса, чтобы не слышала Анна Михайловна.

– Ничего. Я с Васей перестала встречаться, может, поэтому.

– Ну и правильно перестала! Сволочная баба эта Нюрка, зря ты с ней связалась.

– Я не связывалась. Она добрая была, в гости звала, доченькой называла. А теперь – орёт.

– Добрая… Злая она и завистливая, а не добрая. И грязнуха. В столовку я её только на сезон и согласилась взять – а так и на дух она мне тут не нужна!

Вдвоём с Людмилой Шурочка за час разделала первый бак с картофелем.

– Ладно, ты тут пока одна побудь, я сейчас Нюрке выдам продукты. И суп её заставлю варить, а ты уж сама заканчивай с гарниром. Анна Михайловна, пойдём! Я тебе мясо по весу отпущу, положишь в холодильник, чтобы завтра Натахе времени не терять!

Второй бак картофеля Шурочка дочистила в одиночку. Работала, как в трансе. Глаза смотрели в одну точку, руки делали монотонные движения, голова очистилась от мыслей, ощущение беды прошло.

* * *

– Ну что, жарим?

Ира Зинченко стояла по ту сторону стойки и прижимала к животу трёхлитровую банку с огурцами. Леночка и Элька стояли рядом и с надеждой вглядывались вглубь кухни: вдруг уже шкварчит там картошечка?

Ой, картошка! А она в этой суматохе совсем забыла про девчонок и не спросила у Людмилы разрешения. И что им теперь сказать? Что всё отменяется? А они вон как настроились! Огурцы притащили!

Может, посидим по-тихому, не узнает никто? И Шурочка решила попотчевать девчонок на свой страх и риск.

– Девчонки, вы погуляйте ещё полчасика, я пока картошки начищу. Все уйдут, столовую закроют, приходите с чёрного хода, – быстро проговорила она вполголоса, чтобы не слышала Анна Михайловна. И взяла у Иры тяжёлую банку.

– Ладно, – кивнула Леночка и громко уточнила: – Значит, в восемь тридцать, да?

– Идите, идите, – замахала на неё руками Шурочка.

– Ты чё это затеяла?

Анна Михайловна внимательно смотрела на Шурочку, склонив к плечу носатую голову. Шурочке показалось, что на неё глядит злобная рыжая птица.

– Да ничего, мы с девчонками решили картошки нажарить, они, вон, и огурцы купили, – виновато забормотала она, будто застигнутая на месте преступления.

– А Людка-то знает?

– Знает. Она разрешила, – уверенно соврала Шурочка и решительно взглянула в маленькие птичьи глазки.

– Ну-ну. Смотрите, не трогайте ничего, а то все продукты по весу. Если Натаха чего завтра не досчитается – тебе отвечать.

– Анна Михайловна, мы только хотим пожарить картошку. Больше мы ничего трогать не будем. Огурцы купили свои.

– Ну-ну – повторила повариха и пошла в хозяйственный отсек, где стоял холодильник.

Впрочем, Шурочка уже не обращала на неё внимания – закрывала двери за последними едоками. А потом – как же она ей обрыдла за день! – опять начала чистить картошку.

* * *

– Класс! Прямо душу отвела. – Ира Зиненко одна умяла почти полсковородки жареной картошки. Эльке с Леночкой досталось по четвертинке, а Шурочка – так, склевала несколько кусочков. Аппетит так и не вернулся.

– Слушай, Шур, а помнишь свою картошку фри? – хихикнула Леночка. – Помнишь, как Димкины соседи чуть пожарных не вызвали?

Картошка фри. Да, это было её коронным блюдом дома, в Ташкенте. Она настригала картошку мелкой соломкой, затем разогревала в казане хлопковое масло и обжаривала до хруста продолговатые кусочки. Когда на первом курсе они собрались праздновать день рождения группы и обсуждали меню, Шурочка предложила сделать курицу в духовке – кусками, каждый кусочек смазан чесноком и посыпан ломаной лаврушкой – и картофель фри. Народ согласился.

Праздновать собрались в доме у Димы Тихомирова. Его бабушка ходила и приговаривала, как хорошо, что у Димочки столько новых друзей. И хорошие все какие! Бабушка Шурочке понравилась, и она с воодушевлением хлопотала на кухне, представляя, как бабушка будет приговаривать, что Димочкины друзья и готовят вон как хорошо. Озадачивала только плита. У них дома в Ташкенте была газовая, а здесь – электрическая, с круглыми блинами-конфорками.

С курицей у Шурочки все получилось идеально – духовка работала по знакомому принципу: разогрела до 250 градусов и поставила противни. А вот с картошкой…

Казана не нашлось, поэтому решили – Леночка ассистировала – делать фри в двух глубоких сковородках. Хлопкового масла в Томске не было. Везде на розлив продавали подсолнечное, вкусное, пахучее, с осадком. Поэтому пришлось жарить на подсолнечном.

Шурочка всё сделала, как дома. Примостила сковородки на разогретые электрические конфорки, плеснула растительного масла – вместе с маслом попали хлопья осадка – подождала несколько минут и бросила в каждую сковородку по горсти картофельных ломтиков.

И тут началось нечто невообразимое! Масло моментально вспенилось и начало подниматься к краям сковородок! Шурочка быстро отключила конфорки, а толку-то! Они продолжали греть, пенные шапки перевалили через края сковородок, попали на раскаленные конфорки, и масло запылало жёлтым пламенем.

Леночка завизжала, Шурочка рванула к окну и распахнула его пошире. В окно повалил синий чад, а Шурочка тупо смотрела на сковородки, окруженные пламенем, видела, как всплывают обжаренные до черноты ломтики и прикидывала, как бы выхватить их оттуда. Потом в дверь зазвонили соседи – увидали дым из окна. А бабушка их успокаивала, что всё нормально, ребята празднуют день рождения, стряпают на кухне.

Да, классная все-таки у Димки бабушка! Ну кто же знал, что вкусное подсолнечное масло с осадком так пенится и для фри не годится? Пришлось им тогда вместо фри делать картофельное пюре.

Подружки доскребли пригар со дна сковородки – самое вкусное! – быстренько помыли посуду. Огурцы – разумеется, все три литра не осилили – оставили на столе. И отправились в свой спортзал. Народ опять затевал какие-то танцы, но Шурочка так умаялась за день – уснула почти сразу, как пришла. И музыка не мешала, и свет, и туда-сюда снующие девчонки.

    Глава 11

– Слушай, Люд, а чё так мало мяса-то? Разве хватит на пятьдесят порций пельменей? И вечером мы хотели тефтели лепить?

Наталья держала на весу большую эмалированную чашку, наполненную шматами говядины и удивлялась.

Утро в столовке выдалось суматошное. Анна Михайловна с вечера не замесила тесто, и Наталья уже успела вволю наматериться, в авральном порядке перемешивая воду, соль, муку и пяток яиц. Теста получилось так много! Целая гора отлеживалась на разделочном столе, накрытая чистой скатертью. По-хорошему, чтобы набухла клетчатка, тесту надо вылеживаться не меньше часа, потом лепить пельмени, потом варить. Получалось, чтобы успеть к обеду, затевать тесто надо было либо с вечера, либо с утра пораньше. Хорошо, Шурочка подстраховала Наталью. Практически самостоятельно сварила молочную лапшу (на котёл воды три черпака молочного порошка, черпак соли, два черпака сахара, маленький тазик сухой вермишели. Порошок всыпать в теплую воду размешать. Лапшу всыпать в кипящую жидкость, перемешать. Как сварится лапша, кинуть соль, сахар, кусок масла граммов в триста. Перемешать. Ничего сложного!), заварила чай во втором котле, нарезала хлеб, разложила повидло из вчерашней банки. Хороший получился завтрак, никто не жаловался.

И после Шурочка довольно быстро всё подготовила для борща. И мослы загрузила в котёл (Наталья помогла разрубить. Откуда только сила берется! Раз – и на толстой колоде уже не длинная костища толщиной в руку, а два компактных обрубка, из которых выглядывают толстенькие колбаски костного мозга. От этих колбасок-то и самый навар!), и овощи начистила и приготовила. Даже свёклу с луком и морковью натёрла и поставила тушиться на плиту в сковородке. (Опять фартук припалила! Никак она не привыкнет к этой плите. Вся конфорка – как чёрная столешница, горячая от края до края. А она, привычка дурацкая, вечно к краю животом приваливается, как к столу. Весь фартук в подпалинах!)

В общем, успевали они нормально. Наталья успокоилась, собралась уже фарш крутить – через полтора часа должны были пожаловать помощницы из конторы, до их прихода нужно было всё подготовить. И тут увидела, что мало мяса.

– Наташ, все по закладке, я вчера отпускала по весу, считала.

Людмила вышла из своей комнатки, где она сидела с бумагами, и взглянула на миску с мясом.

– Слушай, что-то, и вправду мало мяса. Я вчера отпускала – с горкой было, а теперь еле до краёв доходит. Давай-ка на весы.

Наталья поставила миску на весы – обычные, как в магазине, они стояли прямо на кухне.

– Четыре кило!

– Так, а я вчера отпускала Нюрке семь килограммов. Стырила, что ли, старая? Так, и что делать-то теперь? Это остатки были, новое мясо к вечеру привезут. Чем народ кормить?

– Люд, давай Зою-дурочку за Нюркой отправим, пусть её позовёт, разбираться будем, – предложила Наталья и, не дожидаясь ответа, позвала посудомойку:

– Зойка, бросай стаканы надраивать! Иди сюда скорее! Помнишь, где тётка Нюра живет, вторая повариха-то? Молодец. Быстро беги до неё, скажи, заведующая срочно в столовую зовёт. Скажи, премию ей выписала за хорошую работу, получить надо прямо сейчас! Приведешь, дам тебе шоколадку. Вот, видала какую?

Наталья достала из сумки плитку шоколада в красной обертке и показала. Дурочка потянулась к яркому фантику.

– Нет, Зоя, сначала тётку Нюру приведи.

– Я быстро, я быстро, – закивала Зоя и, громко топая, побежала к выходу.

– Ладно, Нюрку-то она приведёт, – сказала после паузы Людмила, – а что толку-то? Где мясо брать? С её ляжек, что ли? И ведь, паскуда, именно сегодня нагадила. Бабы из конторы придут, узнают, насплетничают, до директора дойдет… Чё делать-то, а?

– Люд, давай пока пельмени делать, а к вечеру что-нибудь придумаем. Давай я фарш пока покручу. Шура, ты лук начистила?

– Сейчас, заканчиваю!

Всё время, пока поварихи разбирались с мясом, Шурочка прислушивалась и решала: можно уже Людмиле признаваться, что они вчера с девчонками посидели без разрешения, или погодить пока? Вон как расстроилась из-за мяса! И чего это Анна Михайловна так обнаглела? Три килограмма спереть, это на что же она надеялась? Что не заметят?

Шурочка ободрала последнюю луковицу, понаблюдала, как Наталья целиком скармливает лук электро мясорубке. Фарш она пропустила два раза, и он получился мягкий, ровный. Наталья его посолила, поперчила, кинула кусок свиного жира из банки – постная же говядина-то – и накрыла тазик с фаршем чистым полотенцем. Пусть постоит – здесь, у окна, прохладно.

Шурочка тем временем нашинковала полведра картошки и два средних вилка капусты для борща. Зажарку она уже сделала загодя, и та поджидала своей очереди на холодном краю плиты.

– Что за премия-то, Люд, вроде в этот месяц не обещали?

Анна Михайловна перешагнула порог, а Зоя-дурочка крутилась рядом, только что за рукав её не тянула.

– Думала попозже прийти, я дома тесто затеяла, так Зойка вцепилась – срочно, срочно. Не отвяжешься! Где расписаться-то?

– Анна Михайловна, у нас ЧП, – перебила повариху заведующая. – Я вам вчера сколько мяса отпустила?

– Да не помню я, ты ж записывала! Не сошлось, что ли?

– Не сошлось, Анна Михайловна. Трёх килограммов не хватило.

– Эй, Шурка, – развернулась вдруг в сторону Шурочки всем своим грузным телом Анна Михайловна, – не лопнули вы вчера с девками своими три кило говядины сожрать?

– Что?!!

У Шурочки аж дыхание перехватило. Людмила и Наталья уставились на девушку. На кухне повисла абсолютная тишина. Даже Зоя-дурочка, которая получила свою шоколадку и начала было шуршать фольгой, затихла.

– Хорошо, говорю, мясо-то пошло? Не объелись? Она ж вчера подружек своих сюда зазвала вечером, когда все ушли. Они тут закусывали, вон, видите, осталось, – повариха обличающе ткнула пальцем в направлении банки с огурцами.

– А ты чё, Людка, не знала? Шурка сказала, что ты ей разрешила! Ты проверь, может, они еще чего пожрали. Масло проверь, сахар.

– Шур, это правда? – строго спросила заведующая.

– Люда…

– Людмила Васильевна!

– Людмила Васильевна, мы только картошку жарили, мы ничего не трогали, честное слово! Только картошки чуть-чуть, пару килограммов. Я оплачу! И огурцы девчонки купили специально в магазине, к картошке! Они так просили, я не успела вчера разрешения спросить и сегодня хотела сказать, да вам не до меня было с этим мясом…

Шурочка аж ладони прижала к груди, убеждая заведующую, что у неё и в мыслях не было ничего плохого. Хотя и чувствовала себя виноватой, что устроила пир, не спросившись.

– Ой, гляньте-ка на неё! Ручки сложила, глазки вытаращила – ангел прямо! Мало того, что гулящая, так ещё и воровка! – прокомментировала Анна Михайловна.

– Да как… да как вам не стыдно!

Обвинения были такими несправедливыми, что Шурочка перестала ощущать вину. Она вообще перестала ощущать что бы то ни было.

– Вы же сами это мясо и взяли! А на меня сваливаете! Вы всегда мясо из столовой уносите, я видела! И Васька ваш меня силой взял, а я теперь ещё и гулящая! Сама ты гулящая! Нюрка!

Шурочка ещё успела заметить, как перекосилось носатое Нюркино лицо, как она открыла рот, набирая воздуха, и тут сдавило сердце, в глазах потемнело, и девушка по стеночке сползла прямо на кафельный пол.

– Шур, Шур, очнись, очни-и-ись.

Кто-то похлопывал Шурочку по щекам. Открыла глаза – Наталья.

– На, выпей, – Наталья протягивала ей стакан.

Шурочка понюхала – валерьянка, залпом выпила.

– Наташ, я, правда, правда, не брала ничего, – прошептала она.

– Конечно, не брала, – согласилась повариха.

– В общем, так, – сказала Людмила.

Шурочка повернула голову на голос заведующей, поняла, что сидит на полу, прислонившись к стене, и попыталась встать.

– Сиди, сиди. Наталья, принеси ей сиденье от стула, ну, то, что отваливается, а то застудится девка на холодном полу. В общем, так, Анна Михайловна. Либо возвращай три килограмма говядины, либо я записываю их за тобой по базарной цене. С зарплаты вычту двенадцать рублей, по четыре за килограмм.

– Какие двенадцать рублей! Ты что, это филей столько на базаре стоит, а в той говядине одни жилы-то и были! – заспорила Нюрка и осеклась. Проговорилась.

– Ах ты ж, гадина паршивая, паскуда вороватая! Воспользовалась моментом, наговорила на девчонку! Да чтоб ты подавилась мясом-то ворованным, чтоб оно у тебя в пузе комом встало, кишки свернуло!

Маленькая худая Наталья, подбоченясь, наступала на грузную Нюрку. Та, хоть и была крупнее вдвое, задергала шеей и замигала маленькими круглыми глазками:

– Вы чё, сговорились, да? Да я вообще не знаю, сколько тут у вас мяса с утра было! Может, вы его тут поделили, а на меня сваливаете! Поди проверь, вон, перекрутили уже все, намесили!

– Что за шум, а драки нет? – со служебного входа в кухню вошли четыре женщины. Спрашивала самая старшая – невысокая толстуха лет пятидесяти. Она с интересом и по-хозяйски оглядывала раскрасневшихся поварих, бледную Шурочку, сидящую на сиденьи от стула прямо на полу, невозмутимую прямую и стройную, как балерина, Людмилу, Зою-дурочку с перемазанным шоколадом лицом.

– Здравствуйте, Лидия Ивановна, – переключилась на неё Людмила. – Вот, увольняю Анну Михайловну за халатное отношение к работе. Месяц уже не может санитарную книжку оформить, мне санэпидемстанция второе предписание составляет, скоро штрафовать начнет. Забирайте её отсюда куда-нибудь, хоть на свиноферму, там анализы не проверяют. А нам пришлите другую повариху.

– Да пропадите вы все пропадом! – Нюрка развернулась и ушла, чуть не столкнув с дороги Наталью.

– Ну-ну – повела бровью Лидия Ивановна, – я скажу Евсею Савельичу, что Нюра Бригг опять без дела. А вот откуда взять новую повариху… Рай, – повернулась она к одной из своих спутниц, полной девахе лет двадцати пяти, – ты же нянькой в саду два месяца проработала. Санитарная книжка действует еще?

– Да, Лидия Ивановна, ещё два месяца действует.

– Вот, как раз до конца уборочной хватит. Давай выходи завтра в столовую. Берешь её, Людмила?

– Беру. Если что не поймет с первого раза, её Шурочка подстрахует! – кивнула Людмила в сторону девушки.

– А чего это она у вас на полу сидит?

– Да голова закружилась маленько, душно тут у нас.

– Да? Это от неправильного питания, – заключила толстуха. – Студенты все неправильно кушают, я помню, сама техникум кончала. Булочки, пирожки. А надо овощи кушать, в них витамины.

Рассуждая, Лидия Ивановна прошла в глубь кухни – остальные потянулись следом, – дошла до плиты, заметила сковороду с зажаркой для борща и той ложкой, которой Шурочка помешивала овощи, начала есть прямо из сковородки.

– М-м-м, вкусно как! Я так люблю такую заправку для борща! Дома как сделаю – по полсковородки прямо съедаю.

– Наташ, а кто это? – спросила Шурочка у Натальи, которая помогала ей подняться с пола. – Командует, зажарку мою лопает. Мне что теперь, заново всё делать? Надо было горсть соли кинуть.

– Это жена директора совхоза, она у него отделом кадров заведует. Райка – уборщицей в конторе, Светка и Зойка – из бухгалтерии.

– Ой, – опомнилась директорша, – я почти всю зажарку съела! Раечка, давай приступай к новой работе. Детонька, покажи ей, где у вас морковь, свёкла и всё остальное, Раечка сейчас новую заправку сделает.

Шурочка покорно повела Раю в хозблок и села вместе с ней чистить новую порцию овощей – картошка в бульоне уже сварилась, пора было кидать заправку и капусту.

– Девочки, девочки, что-то вы никак не проснетесь! Давайте уже готовить обед! Кто тесто катает для пельменей? – командовала в соседней комнате Лидия Ивановна. Директорша!

* * *

Шурочка плыла по чёрной глади пруда. Вода была тёплая, но мутная, а Шурочка как-то так умудрялась скользить по её поверхности, что намокали только лапки и серые перышки на животе. Плыть было немного страшно – от берега вон как далеко отгребла. А здесь, над глубиной, она чувствовала себя не очень уверенно, вертела по сторонам головой на длинной шее, хотя лапками работала проворно. Интересно было, а как там, ещё дальше, на середине пруда, над большой глубиной, где плавают взрослые утки? Уток на этот раз почему-то не было. Где же они? А вон плывут, далеко. Шурочка ещё усерднее заработала лапками – хотелось туда, к взрослым. Впереди птичьей группы плыла большая, толстая клювастая гусыня с рыжими перьями на макушке и с черными линиями над круглыми глазами. «Кыш-ш-ш, кыш-ш-ш, – зашипела гусыня на Шурочку и замахала серыми крыльями, поднимая мутные брызги. – Ты гадкая, гадкая. Гулящ-щ-щая!»

«Ты сама гадкая», – сказала ей Шурочка, и гусыня вдруг стала терять форму и превратилась в клеенчатую надувную игрушку, в тряпочку, из которой вышел весь воздух. Тряпочка немного покачалась на поверхности пруда и медленно погрузилась в тёмную глубину.

А Шурочка расправила крылья – они стали сильными, белыми – и взмыла в воздух, оставляя внизу теплую муть пруда. В чистом синем небе летать было здорово и приятно.

«Какой хороший сон!»

Шурочка полежала еще несколько минут, переживая восхитительное ощущение полёта. Настроение исправилось окончательно. Людмила решила, что завтра Наталья работает с Раечкой. А сегодня Наталья отпустила Шурочку сразу после обеда. Премировала за сообразительность! Шурочка придумала, чем кормить народ на ужин, – очень кстати вспомнила мамин рецепт. Берется капуста, режется крупными ломтями, ломти слегка отвариваются в подсоленной воде, затем обжариваются в сливочном масле и заливаются яйцом. Вкусно! И мяса никакого не надо. Капусты в кладовой было вдоволь, яиц тоже оставалось предостаточно, возни с этим блюдом было немного, вот и отправила Наталья Шурочку отлеживаться после утренней нервотрепки. И правильно сделала. Такой хороший был сон! И она отдохнула. Голова не кружится, сердце не щемит, и ближайшее будущее уже не кажется таким безрадостным.

В комнате горел свет, значит, уже вечер. «Интересно, сколько времени?» Шурочка пошарила под подушкой, нащупывая часы: сняла перед сном, ремешок натирать начал.

Начало девятого. Ничего себе она спит! Четыре часа продрыхла! И девчонки не разбудили! И ужин пропустила! Шурочка вспомнила, что где-то в сумке у неё припрятана маленькая шоколадка, перевернулась на живот, вытянула сумку из-под кровати и полезла искать, стараясь вслепую нашарить шоколад в кармашке сумки. Под рукой зашуршала бумага. Письмо! Шурочка спустила ноги с кровати. Она совсем о нём забыла! Как хорошо, что у неё хватило ума не отправлять его маме!

Девушка вытащила конверт, смяла его и засунула в карман джинсов. Шоколадку тоже вытащила, сняла обертку, смяла и тоже засунула в карман. Потом поднялась и, пережевывая шоколад, отправилась на улицу, к «санитарным удобствам».

На брёвнышке у пруда сидели двое. Шурочка задержалась у двери сортира, вгляделась: Оксана и Борис. Борис хватал Оксану за руки и прижимал их к своей груди, а Оксана хохотала, запрокинув голову, отнимала руки и что-то говорила. «Нет, Боря, нет, какая из меня жена!» – расслышала Шурочка.

«Так, теперь он её замуж зовет. Ну, орёл!»

Весь народ, оказывается, собрался на танцплощадке. С одной стороны кучковались парни, украдкой отхлёбывая из бутылки. Видно, раздобыли самогон. С другой стороны сидели на скамеечках рядком девчонки. Эльки и Иры не было видно, а Леночка радостно замахала руками, увидев Шурочку:

– Сюда иди, сюда!

– А где девчонки, не знаешь?

– В библиотеку пошли, она у них на том конце деревни. Директор разрешил книжки студентам выдавать. Хочешь? – Леночка протянула Шурочке горсть крупных темно-коричневых кедровых орешков.

– Давай. Откуда орехи?

– Васька Перец угостил, целый кулёк дал. Они с мужиками в лес ходили шишковать. Говорит, десять мешков ореха нашелушили. Ой, а знаешь, как кедровые орехи собирают? Васька рассказывал: втроем берут бревно потяжелее и колотят им, как тараном, по кедру. Шишки сыпятся сверху, они их собирают потом и орехи лущат.

– Выковыривают, что ли?

– Нет, Васька рассказывал: как-то так они шишки молотят, что орехи сами выскакивают, я не очень поняла. Правда, вкусные? Васька говорит, что он их потом на костре калил.

– Вкусные. Слушай, Лен, я смотрю, Васька тебя совсем приручил.

– В смысле?

– Ну, ты же на первом курсе какая была, помнишь? Ребят стеснялась, как дикарка! Помнишь, Тохтаров пришёл за конспектами, с тобой разговаривает, а ты аж в угол кровати забилась, покраснела вся и смотришь оттуда на него дикими глазами!

– Да ладно, дикими, скажешь тоже! Просто не хотелось с дураками разговаривать!

– А с Васькой хочется?

– Хочется! С ним весело, интересно и совсем не страшно!

– А у тебя уже с ним что-то было? – догадалась Шурочка.

– Ну… – потупилась Леночка – целовались мы…

– У вас серьёзно?

– Ты что, сбрендила? Чего у меня может быть с ним серьёзного? Так, подружим, пока я здесь, и привет. Узнаю хоть, как с мужиком целоваться, чтобы перед любимым парнем не опозориться. А ты что с Васяткой всерьёз, что ли, рассчитывала закрутить?

– Ой, Лена, я сама уже не понимаю, на что я рассчитывала. У меня как будто короткое замыкание в мозгах случилось. Тоже хотела, как ты, просто попробовать, а из этого такой концерт получился. Мамаша его сегодня, знаешь, что в столовой заявила? Что я гулящая и что мы вчера три кило говядины съели.

– Она что, взбесилась? Не ели мы никакой говядины!

– Конечно, не ели, она сама её вчера стырила, а на меня свалила. Хорошо, Людмила разобралась, уволили эту… Нюрку. Не буду теперь её физиономию видеть. Слушай, расскажи мне про народ из другой группы, я же никого не знаю! Вон тот, кудрявый, кто?

– Вовка Кочетов. Узбек рядом – Бабай, его так все зовут. Этот, востроносенькии, Сергей, что ли, не помню. Два приятеля слева – Бугров и Гуров. Они на ток не ходят, их на строительстве коттеджей поставили, крыши делать. Вон тот толстый татарин – Рашид, рядом кореец – вроде, Валера. Лохматый, в кирзачах – Женька Линёв.

– Джон Леннон!

– Чего?

– Да я его про себя Джоном Ленноном называю, а он и вправду почти тёзка.

– Точно! – засмеялась Леночка. – Леннон-Линёв! У него роман с этой Любой неживой.

– Почему «неживой»? – удивилась Шурочка.

– А ты посмотри, как она сидит, как стоит – будто вот-вот в штаны наложит или голову с плеч уронит и разобьёт.

Как бы подтверждая её слова, на площадку пришла гренадерша Луиза, подошла к мужской компании, отхлебнула из бутылки и позвала:

– Любка, иди сюда!

Люба, сидевшая к Луизе боком, на призыв среагировала странно. Вместо того, чтобы повернуть голову, как это обычно делают, она развернулась к Луизе всем телом, оставляя голову в неподвижности, потом осторожно встала, будто поднимая до краев налитый сосуд, и зашаркала к противоположной скамейке, словно боясь отрывать ноги от земли.

– Видала, видала? – прокомментировала Леночка.

– Видала. Пойдем у пруда посидим! – Шурочка увидела, как к компании Любы и Луизы подошла Оксана и начала со смехом что-то им рассказывать. Наверное, как Борик её замуж звал. Значит, свободно бревнышко!

– Не, не хочу. Сейчас мальчишки музыку вынесут, опять танцы будут, – отказалась Леночка. Шурочка взяла у неё еще горсть орехов и пошла одна.

У пруда, вдали от фонаря, было совсем темно. Дул лёгкий ветер, и Шурочка угадывала, что вода в метре от её ног колышется мелкой рябью.

«Интересно, вода сильно холодная?» – подумала девушка, вспомнив свой недавний сон. Что ей там шипела Нюрка-гусыня? Кыш, гулящая? Так, всё, покончили с этим.

«Ничего непоправимого в моей жизни не случилось, – сказала она себе. – Ну, потеряла девственность. Сейчас не средние века, никто окровавленными простынями не размахивает. Вон, в некоторых племенах специальные жрецы работают в первую брачную ночь, чтобы женихи сами не мучились. Вот и пусть Васятка будет такой жрец-дефлоратор. И слава богу, что Васька меня послал. А то ведь, дура, так бы и вышла за него замуж. Доярка, блин. Свинарка-скотница».

– Привет, я тебя искал, – на бревнышке рядом с Шурой возник пьяный Борик. Схватил Шурочкину руку и прижал к своей груди:

– Слушай, выходи за меня замуж!

– Борь, а как меня зовут? – Шурочке стало интересно, угадала Ира или нет, что он имени её не знает.

– Тебя? Да не важно! Ты красивая! Выходи, а? У меня папа, знаешь, какой начальник!

– Борь, а познакомь меня с папой!

– Зачем?

– Я за него замуж пойду!

«Идиот, испортил настроение!» – Шурочка поднялась с бревна и пошла обратно к танцплощадке. В стороне кто-то развёл костер. Девушка вспомнила про бумажный мусор в кармане – надо пойти пожечь – и подошла поближе.

– Можно к вам? – спросила она и только потом поняла, что у костра сидит пара – Женька Линёв и Люба. Кажется, она помешала!

– Да, конечно, давай присаживайся! – Женька отозвался так радостно, что Шурочка даже заозиралась – может, за спиной кто стоит.

– Мы картошку будем печь. Хочешь?

– А я не помешаю?

– Нет, нет, ты как раз вовремя, – ответила Люба и стала медленно, осторожно, словно стараясь что-то не расплескать, подниматься с чурбачка, на котором сидела.

– Лично я уже устала от этих примитивных разговоров. Счастливо оставаться!

– Я помешала. Извини. – Шурочке было очень неловко оттого, что она, кажется, спугнула Любу. – Я её разозлила, да?

– Нет, это я её разозлил. Я слишком примитивен для неё! Дурак, короче.

– Ты не похож на дурака.

– А на кого похож?

– На Джона Леннона, из «Биттлз». Слушай, а почему она двигается так странно?

– У неё остеохондроз. Спину ей продуло, она только ниже талии двигаться может, – объяснил Женька и помешал палочкой головешки.

– Сейчас прогорит, и будем печь картошку!

– Ой, погоди! – вспомнила Шурочка. – Мне же мусор сжечь надо! – и бросила в костер бумажный комок из кармана. От жара бумага развернулась и стала видна марка, напечатанная на конверте.

– Письма жжёшь? С признаниями в любви?

– С признаниями в глупости! – настроение у Шурочки испортилось окончательно.

 Глава 12

«И нафига он мне сдался?» – Шурочка открыла глаза и первое, что вспомнила, – Женьку Линёва. По привычке примерила на него корону принца – нет, не то. Вчера они долго жгли угли, потом пекли картошку, потом её ели и разжигали новый костер. Благо, за дровами далеко не надо ходить – студенты на костры изводили поленницу соседнего Дома быта. Женька всё время рассказывал что-то про Колыму, про золото Матросова, про какие-то драги и старателей. Он, оказывается, в Томск приехал учиться с севера. Вырос там в каком-то посёлке, судя по его рассказу, самом райском месте на земле: «Талая называется. Он как город, только маленький, на две тысячи человек. И там курорт построили на источниках. Налимы в речке водятся, знаешь какие! В двенадцать лет я одного на жерлянку поймал – на плече нёс, хвост по земле волочился. Жимолости, смородины, брусники – море, за два часа ведро собрать можно. А грибы какие! Аж над березами и осинами торчат. Потому что деревья – карликовые!»

Шурочка слушала Женьку в пол уха и смотрела на языки пламени, как бы сжигая вслед за письмом всё, что с ней приключилось за последнюю неделю. Ей действительно становилось легче. Она просидела у костра часа полтора, потом Женька окончательно утомил её своей пьяноватой болтовней – тоже ведь отхлебнул из общей бутылки, – и она отправилась спать. У танцплощадки наткнулась на девчонок, и Элька ей сказала: «Шурочка, ты просто становишься роковой женщиной. Вон, Линёва у Любы отбила». А Ира Зиненко добавила: «Это он спьяну отбился. А назавтра, как Борик, имени Шуркиного не вспомнит». Язва!