Текст книги "Дорога цвета собаки"

– А не лучше ли всем сесть за свои места и говорить в полный голос?

– Разумно, – согласился Стивен, подмигнув остальным. – Мы не изменники, секретов у нас нет.

Годару не понравился его выпад. Он взглянул на Мартина, надеясь найти в его взгляде поддержку. Тот весело наблюдал за перемещением в комнате и, когда все расселись по своим световым колпакам, тихо засмеялся. Никто бы всё равно не понял, о чём он. Годару же польстило, что они с Мартином разделяют представление о нелепости происходящего.

Стивен, аккуратно кашлянув, повёл неторопливо, кругами, словно варил манную кашу, а каша то и дело прилипала к стенкам кастрюли и её приходилось снимать со скрежетом резким движением ложки:

– Как известно, перед войском Его Королевского Величества поставлены самые разнообразные государственные задачи. Среди них – охрана города от внешнего врага, что включает широкомасштабное патрулирование. Мы не просто ратники. Прежде всего мы – граждане! – сделав акцент на последнем слове, Стивен заговорил металлическим голосом: – Понятное дело, что если в городе горит дом, каждый суэнец принимает участие в ликвидации пожара, тем более если он витязь королевского войска. Доколе нам бороться с последствиями и обходить молчанием причины? Кто припомнит, сколько времени кочует из ящика в ящик разных ведомств Новый Архитектурный План?

– Я услышала в первый раз о плане, когда была семилетней девочкой. Родители подали заявку на строительство кирпичного дома, но казна средств не выделила. Своими силами строиться мы не смогли: среди погорельцев было много родственников, папа всем материально помогал… Это было после пожара 19… года. Многие тогда погибли, – Джейн поведала эту историю кротким сентиментальным голосом и с сочувствием взглянула на Мартина.

Усмешка в глазах Мартина погасла, он изменился в лице.

– Не хочешь ли ты сказать, дорогая Джейн, что до сих пор проживаешь в деревянном особняке? – спросил Стивен с деланным удивлением.

– И я, и мама с папой, и тётушки – все там живём, – удивилась в ответ Джейн.

– Н-да… А ведь во время последних пожаров народу в Скире погибло больше, чем во всём королевстве от налётов врага.

– Что ты хочешь этим сказать? – продолжала удивляться Джейн.

Стивен, убрав из голоса металл, сказал просто и доверительно, почти нежно:

– Если армия спасёт скирян от их собственной нерасторопности, она перестанет быть посмешищем в глазах народа. Надо сначала перекрыть способность к самовозгоранию старых улиц города – других слов я не нахожу, – а уж после думать всерьёз о борьбе с огнедышащими. Предлагаю поставить перед Королевским Советом вопрос о немедленной реализации Нового Архитектурного Плана.

– Но это входит в компетенцию гражданских служб, – напряжённо сказал Мартин. Чувствовалось, что он медленно приближается в мыслях к какому-то выводу, и приближается с явным разочарованием: – И потом, от того, что в Скире прекратятся естественные пожары, упомянутый вскользь внешний враг не превратится в манекен для учебных атак. Кстати, неправда, что идея создания войска не пользуется популярностью в народе. Не будем путать идею с реализацией. Люди не смеются. Люди боятся. Никогда не следует забывать об этом. Это недостойно…

Мартин замолчал, и вокруг словно потухли праздничные свечи, уступив место электрической лампочке. Годар увидел, что за столом сидят мирные опечаленные жители в военной форме, и не знают, чем себя обмануть. В сущности, эти ребята хотели того же, что и прежние… Только теперь Годар сообразил, что все его знакомые суэнцы куда-то бегут. Все, кроме Мартина Аризонского.

– Что ж, бороться придётся со всем сразу, – резюмировала, вздохнув, Джейн, – и с внутренними проблемами, и с внешними. Такова уж наша судьба, таков наш долг. Я понимаю, Мартин, ваше беспокойство, – последние её слова были двусмысленны.

Мартин не удержался и покраснел. Суэнцы и в полутьме замечали изменения, происходящие с лицом соседа.

– Господа! Выпьем за здравие принцессы Адрианы. Да хранит её Господь! – предложил Стивен нежно.

Все, привстав, протянули полупустые бокалы к отставленному бокалу Аризонского, словно принцессой был он.

Мартин, ни на кого не глядя, невозмутимо наполнил свой бокал и выпил до дна.

Из чувства протеста Годар принялся жевать кусок колбасы, держа его в руке и откусывая огромные кусища. Все, кроме закурившего Мартина, тоже что-то пожёвывали. Стивен отжевал первым, и поёрзывал, выжидая, когда с пищей расправится необходимое большинство.

– Ну, хорошо, враг остаётся врагом, а город приводить в порядок нужно. Ну, нужно ведь, господа! – сказал он наконец дребезжащим голосом. – Удастся унять пожары – одной тревогой меньше. Поэтому я считаю своим долгом быть настоятельным. Я ещё раз предлагаю вспомнить о Новом Архитектурном Плане. Я понимаю, что вспоминать хочется не всем. Сегодня самый захудалый дворянин предпочитает так называемым плебейским кирпичным многоэтажкам каморку из дорогостоящей древесины. Древесина – местный мрамор, несгораемый шёлк – золото. Понятно желание жить в деревянных домиках с шёлковыми занавесками на окнах. Мельчаем, господа. Граф Аризонский со стыда бы сгорел. Слава Богу, хоть деревня строится с умом.

Наложив себе салату, Годар продолжал одинокую трапезу. Большинство сотенных командиров посматривали на Стивена со смесью надежды и неудовольствия. Суетливые их движения выдавали нестройность и торопливость мысли. Каждый мечтал о собственном слове, но не успевал опередить Синего витязя, который нёсся, скрежеща металлическими нотками, по волнам своей мечты:

– Думаю, необходимо поставить перед казначейством вопрос о немедленном финансировании строительства нового жилья и сноса старых кварталов. Мы требуем не более того, что содержится в Плане…

– Но ведь мы ещё не члены Королевского Совета. Согласно решению нынешнего Совета, подтверждённого указом короля, сотенные командиры автоматически назначаются на посты младших советников Его Величества после двухгодичной воинской службы. Простите, что напоминаю вещи, всем известные, – Мартин расставил что-то по своим местам негромким чётким голосом, и на лицах молчавших офицеров появилось злорадство, адресованное Стивену.

– Да, – сухо согласился Стивен, взглянув отчуждённо на Мартина, – Да.

«Мы понимаем вас», – слышалось в этом согласии, язвительно подчёркнутое. В зале росло напряжение.

– Войско ещё ни разу не просуществовало больше недели, – промолвил Стивен как бы невзначай, небрежно барабаня пальцами по скатерти.

– Я всего лишь сказал о том, как должно быть, – заметил Мартин.

– Да-да, конечно, – невозмутимо повторил Стивен.

Некоторые украдкой взглянули на Мартина. И опять послышалось: «Мы понимаем вас», словно после сеанса телепатического перешёптывания.

Стивен небрежно проговорил:

– Кстати, в одном из указов оговаривается право Его Величества назначать в Совет лиц призывного возраста без прохождения воинской службы в должности сотенных командиров. Но это, разумеется, исключение из правил. Служба в войске для молодых да умелых – единственный шанс устроить серьёзную государственную карьеру.

– Двое молодых людей в Совете, получившие освобождение от воинской службы – специалисты высокой квалификации и прекрасные государственные деятели, если уж король решил привлечь их к управлению страной уже сегодня. Вот и все исключения. А что касается единственного шанса… – ветер в голосе Мартина вдруг потерялся, сбив с толку тех сослуживцев, которые распознавали происходящее и выстраивали своё поведение по некой интонации.

– Разве кто-нибудь мешает стать исключением? – Мартин произнёс свой вопрос ровно, бесстрастным тоном, и, так как местонахождение и направление ветра не определилось, до всех сразу дошёл голый смысл.

– Казна располагает средствами на строительные работы в Скире? – громко и внушительно спросил Стивен, обращаясь прямо к Мартину. И, хотя он опять опередил остальных в захвате инициативы, все посмотрели с жёсткой укоризной в усталых, будто торопящихся куда-то глазах, на Аризонского, и сделали это открыто.

– Не могу знать, – насмешливо ответил Мартин.

– Мне показалось, вы неплохо информированы об истинном положении дел в государстве… – бросил Стивен в сторону, как бы говоря с самим собой.

– Не более чем вы, уважаемый, – сухо отпарировал Мартин. Но его слова вряд ли дошли до цели, потому что продолжились без паузы сбивчивой женской речью. Низенькая Джейн давно стояла, никем не замечаемая, во весь рост, и только ждала момента, когда можно предложить товарищам домашний торт, который она самолично испекла и доставила из кухни на огромном серебряном блюде. Видимо, Джейн справедливо рассчитала, что время молчания, положенного во время принятия пищи – её время.

– …Подумать только, не все хотят выезжать в новые комфортабельные квартиры, даже если их построят! Даже мои папа и мама вместе с кучей родственников твердят, что в старых домах проживают какие-то традиции. Жаль, между прочим, что в Суэнии нет музеев. Вот бы все эти чуланчики, чердачки, погребки, которые хранят следы прабабушкиных тапочек…

– Да, чуланчики, чердачки, погребки, которые выстроены из досок десятилетней давности! – прервал её Стивен, напористо выпроваживая из присвоенной паузы. Скирские аристократы, тешащие себя патриархальными иллюзиями, позабыли о том, что древесина в Суэнии портится крайне быстро и досочку-другую в фамильном особняке приходится заменять чуть ли не ежедневно. Ну и где, скажите мне, бабушкины следы? За десять лет стены полностью обновляются – это данные статистики. За счёт лесонасаждений в северных степях, которые если и дышат, то благодаря труду сотен подвижников. Между прочим, текущий ремонт влетает в копеечку и хозяевам. А нет бы подсобить королевству, объединив часть своих денег с казёнными.

– Было бы их, своих, побольше – уломали бы как-нибудь стариков, и построились. Так ведь нет их, проклятущих, – Джейн кротко вздохнула, внутренне согласившись на роль главной единомышленницы Стивена.

– Значит, следует подумать о том, как бы пополнить казну, – веско заявил Стивен. Он поднялся, с шумом отодвинув стул и ловко подхватил бокал: – За деловые качества Его Величества короля Суэнии, дамы и господа! Кому, как не ему, благословить нас на ратный труд. Налейте мне хорошего вина, чтобы мысли варились быстрей. У нас нет времени уповать на чудо и ждать исключений. Следует разработать проект на введение в действие Нового Архитектурного Плана.

Тут, пожалуй, Стивен перестарался. Все, почему-то обойдя взглядами возвышавшуюся его фигуру с бокалом, который он держал перед грудью, забыв наполнить, посмотрели вопросительно на Мартина. Но тот, ни на кого не глядя, сосредоточенно, хмуро курил.

– Стивен, ПО_ПУ_ГА_И, – скорбно выговорила Джейн, поглядывая с укоризной то на Стивена, то на Мартина.

– Страну не раз выручал несгораемый шёлк, – сказал угрюмо Стивен. Бокал он незаметно поставил на место, словно тост и комментарии к нему не произносились, но позы трибуна не изменил, – Как известно, в Странах Неестественной Ночи, в обмен на этот товар делятся не только новинками в области науки, техники, технологии и культуры, но и выплачивают валюту, за которую можно прикупать стройматериалы и новейшие строительные технологии. А что, если вывезти большую партию шёлка? В организованном, целевом порядке? Если кого-то пугает перспектива разбазаривания национального богатства, уточняю: вывоз в данном случае преследует конкретную, разовую цель: реализацию НАП. Сумма от продажи должна покрыть и расходы на воспроизводство проданного материала. Тут надо поработать с цифрами.

– Ах, господин Стивен, вы придумали замечательную идею, но как справиться с масштабностью! Ведь Суэния таится от Большого Света, хотя, простите за каламбур, уж чего-чего, а света у нас предостаточно. Приобретая инкогнито необходимые для развития Суэнии новинки, мы, простите за откровенность, ведём себя, как воры. Шёлк же вывозим, как контрабанду. Большая поставка может привлечь внимание тамошних властей, – Жёлтый витязь, сделавший это замечание, не выдержал и расплылся улыбкой. По щекам его покатились светящиеся капельки пота, похожие на стеариновые. Витязь радовался, потому что успел высказать вслух то, о чём все, обычно, знали молча.

– Никогда не могла понять, зачем им нужен несгораемый шёлк. То, что для нас необходимость, для тамошних людей – всего лишь симпатичная тряпка, – вставила Джейн.

– Надо учитывать эстетический момент, дорогая Джейн, – пояснил Стивен с ласковой развязностью. – Для людей в Странах Неяркого Солнца наш шёлк – экзотический сувенир. А для смекалистых – ребус. Оговорюсь сразу: ребусом он для них и останется. Сырьё для его изготовления, как известно, добывается только в Суэнии. Так что, даже разгадав технологию, тамошние спецы суэнского шёлка не создадут. А мы, между прочим, так набили мозги на конспирации, что пора бы выпустить дым из ушей.

– Господин Стивен, на такую операцию потребуется весь штат сотрудников особого отдела департамента иностранных дел, – торжественно сообщил Жёлтый витязь истину из разряда общеизвестных. По этой части он составил Стивену конкуренцию, – и ещё столько же сверх штата. Согласится ли Почтенный Сильвестр вместе с братьями вести такое количество суэнцев по засекреченной Дороге, где гарантия, что новички, добравшись до Большого Света, не разбегутся с нашим товаром?

– К операции можно привлечь офицеров королевского войска. Заметьте, офицеров в мундирах с шёлковыми лентами. Кто посмеет обесчестить свой мундир? Следует ходатайствовать перед Почтенным Сильвестром… – настала долгожданная пауза, но теперь никто не знал, что предпринять. Выдвижение собственного плана государственной важности, который был, видимо, заранее заготовлен почти каждым из присутствующих, стало неуместным. Стивен захватил центр. Однако в его плане было слишком много неосторожности и не сводящихся концов, чтобы у сослуживцев возобладало желание присоединиться. Правда, заманчивая неразбериха была неплохо оформлена и подана на блюде так, что можно было отрезать себе по вкусу с любого краю.

Синий витязь посмотрел на Мартина с любезной и в то же время выразительно-напряжённой полуулыбкой:

– Как вы думаете, Аризонский, Почтенный Сильвестр согласится принять и выслушать нас? В самых широких кругах он только и говорит, что о вас. Люди его убеждений редко кого привечают.

Сделав длинную затяжку, Мартин неторопливо затушил папиросу и сказал безветренным голосом:

– Насколько мне известно, Почтенный Сильвестр никому в гостеприимстве не отказывает. Наверное, вы, Стивен, сможете с ним побеседовать. Замечу только, что в последние недели старец приболел, и я не знаю, пойдёт ли беседа на пользу его здоровью.

– Да, – сухо сказал Стивен, утвердительно мотнув головой, – Трижды – да, – он обвёл присутствующих многозначительным взглядом, и присутствующие начали разглядывать Мартина как незамысловатую заводную игрушку, ключ от которой в кармане самой игрушки.

«Мы понимаем вас, Мартин, – говорили шелестящие по коже взгляды, – мы очень даже вас понимаем».

– Всем всё понятно? – деликатно спросил Стивен. И поторопился заверить: – Значит, решено. Ваш покорный слуга выступит ходатаем перед Почтенным Сильвестром. Удачи нам всем, дорогие мои суэнцы.

Включили проигрыватель. Закрутилась пластинка, продолжая танцевальную мелодию с места, прерванного вчерашним утром. Это было кстати для Стивена. После того, как все чинно выпили за удачу, он вышел из-за стола первым и пригласил на танец Джейн. Вскоре те офицеры, которым досталась дама, завальсировали; остальные остались сидеть, рассматривая танцующие пары с любезно-снисходительной улыбкой.

Стивен, перемещая Джейн между табуретами с подсвечниками, что загромождали пространство для танцев, то и дело подмигивал сидящим, зазывая в круг.

Подмигнул он, дружелюбно улыбнувшись, и Мартину, когда попал случайно в поле его задумчивого взгляда. Со стороны могло показаться, что Аризонский улыбнулся в ответ машинально, но Годар видел, что товарищ его искренне рад празднику, который только разгорался. И всё же улыбка его была грустной, обращённой больше к своим мыслям.

– Жаль, что вас не было здесь вчерашней ночью – тихо сказал Годар, сев к Аризонскому вполоборота. Он попытался передать своё понимание ситуации: – Ваше место – в офицерстве войска прежнего состава.

Глаза Аризонского на миг вспыхнули. Годар увидел нестерпимую смесь горечи, благодарности и разочарования. Потом огонёк вдруг резко отключили, товарищ его вяло отвёл взгляд и ничего не ответил.

– Прежние витязи совершили поступок. Противозаконный, но благородный. Это лучше, чем ничего. Положительную сторону вчерашних событий отметили даже в радиообращении, – продолжал Годар свои мысли, не спуская с Аризонского вопросительного взора.

– Это Нор выступал, – сухо заметил Мартин.

– Что ж, он умный человек. На то он и первый шут королевства.

– Да, Нор умён, – согласился Мартин задумчиво. – И что мне теперь делать? – это он спросил с иронией, по-прежнему не глядя на Годара.

– Не знаю, – ответил Годар с нажимом.

Чтобы уйти от разговора, который начинал принимать неприятный, непонятный ему поворот, Годар решил присоединиться к танцующим, но вместо него встал Мартин и пригласил, галантно поклонившись, только что освободившуюся девушку. Та, вспыхнув, поспешно согласилась. Пухлое её личико то розовело, то становилось бордовым, хотя Мартин танцевал молча. Девушка всё делала медлительно, сбивчиво, двигалась, словно наощупь и прикрывала иногда глаза. Когда Мартин заметил это, он стряхнул свои мысли, бережно привлёк девушку поближе и, наклонившись к уху, что-то шепнул, улыбнувшись мягко и доверительно. Девушка издала жеманный смешок, на всякий случай зарделась, а уж после рассмеялась от всей души и в продолжение всего танца оставалась раскованной и весёлой.

Аризонский тоже повеселел. Он говорил с девушкой и едва успевал подавать реплики в ответ на какие-то фразы, доносящиеся от других танцующих пар.

Светская беседа, вспыхнув посреди танца, захватила всех и вела за собой наравне с музыкой.

Годар в танцах не участвовал. Он видел, глядя через весь стол в район пятачка, лабиринт со светящимися коридорами. Сквозной ряд световых колпаков, образованных при помощи устроенной со знанием дела подсветки, бросал на пятачок дополнительный многослойный свет. Похожая на тусклое электричество ночника, жёлтая полумгла коридоров утомляла его – издали, как устранившегося.

Годар стал мрачен.

Коридоры по-прежнему бежали друг сквозь друга, укорачиваясь или удлиняясь порой за счёт перебежчиков, что не меняло границ лабиринта. Потоки человеческих душ, куда бы они ни текли, как бы ни кидались друг в друга, желая набраться сил или, того хуже, поглотить другого без остатка, неизменно стекались в единый поток либо в отдельную ветвь лабиринта. Коридоры продолжали сами себя, дотягиваясь друг до друга и расширяли, создавали лабиринт. Всё освещалось ровным скучным мутноватым светом свечей. Догадайся кто-нибудь зажечь электрическую люстру – а она имелась в наличии, – и лабиринт был бы разрушен. Люди, живущие им в танце, почувствовали бы себя обделёнными и жестоко обозлились. Может быть, они наказали бы человека, включившего электричество, как наказывают в Суэнии тех, кто поднимает в ночи шторы.

Однако сегодня в лабиринте происходило и нечто лабиринту несвойственное, неподобающее. К середине танца Годар заметил скученность возле Мартина. Назревала пробка – невиданная штука для светящихся коридоров. Лабиринт получил в одной из своих ветвей нездоровый узел.

Вначале Аризонский, как и Годар прошлой ночью, танцевал легко, с упоением. Красота живого, текущего сквозь душу пространства влекла его. Потом он попробовал нащупать преграду, но не смог и, вместо того, чтобы отчаяться и кидаться на светящиеся стены, замедлил шаг… Шаг его был таким медленным, что, призадумавшись, Мартин почти остановился.

И в эту-то минуту кажущейся остановки Аризонский угодил в комнату без дверей и окон.

Комнатушка образовалась посреди коридора и состояла из четырёх подсвечивающихся стен. Так как комнатушка была мала, она оставляла по всем сторонам от себя пространство для жизни коридора, надо было только научиться обтекать, а не струиться насквозь.

И всё-таки пространство сузилось. Живое вещество менялось медленнее, чем требовалось, назревал тромб. И, понимая это, души спешили. Четыре стены светили изнутри окружённому Аризонскому. Для них он тоже был светящейся стеной, только непрозрачной. Неподатливую стену позарез нужно было куда-нибудь переместить, чтобы прикрыться ею в дальнейшем или попросту убрать с глаз долой. Стену невозможно унести по кирпичикам, разобрав или разрушив. Для успешной операции необходим ключ, повернув который, можно заставить стену уйти, куда нужно, самой.

Поэтому души – стены комнатушки, отвлекая Аризонского любезным расположением, ощупывали тайком его карманы. Годару это было так отчётливо видно со своего места в светящемся колпаке, что он привстал от изумления и послал Аризонскому долгий выразительный взгляд. Но занятый беседой Мартин, разогретый лёгкой сентиментальностью мелодии, разомлевший от собственной и чужой доброжелательности, кивал каждой из четырёх стен, не замечая, что комнатушка превратилась в сейф, вокруг которого образовалась ещё одна комнатушка. Стены же новой комнатушки шарили по стенам сейфа, шарили со спины, а к спинам этих последних липли следующие… Годар видел тройной слой стен – там были все витязи и дамы. Он изумлялся, негодовал, мучился… Он готов был рассердиться на Мартина!

И тут случилось замешательство, вмиг всё преобразившее.

Мартин заметил взгляд Годара и, не вдумываясь в его значение, махнул рукой, высоко подняв её над стенами. Глаза Аризонского излучали мягкий, добрый, щедрый свет, и свет этот предназначался Годару.

Стены, не успевшие проследить за значением жеста Мартина, замешкались и распались. Кто-то благоразумно выключил музыку. Годар увидел, что бывшие стены, обретшие человеческую плоть, смотрят на него, как на вора. Но взгляды были заискивающие, прицельно-доброжелательные. «Ключ!» – настоятельно просили эти взгляды.

Секунду спустя всем захотелось познакомиться с ним поближе.

Но первой сделала шаг Джейн, так как Стивен не сумел скрыть презрения и отвернулся.

Джейн и Годар присели на стулья перед чёрным бархатом шторы.

– Почему вы не танцевали? – спросила Джейн, склонив набок голову с родимым пятном на проделе.

Годар, довольный поворотом дела, решил поиграть в простачка.

– В танце я часто наступаю на ноги, – признался он весело, – я никогда не ставил перед собой цели учиться светским наукам. Двигаться в такт музыке и настроению – это единственное, на что я согласен. Правда, мелодия иногда так увлекает, что сам не ожидаешь, чего натанцуешь. И начинаешь танцевать не хуже профессионального любителя. А иногда – хуже всех. Именно из-за пленительной музыки…

Он осёкся, заметив, что увлекается откровенностью. Как ни старался Годар спрятать себя, играл он, как всегда, одну из граней своей личности и волей-неволей говорил искренне. Что вполне сходило за блаженную простоту, с которой можно снимать сливки.

– Я тоже нигде не училась, – призналась Джейн с обезоруживающей прямотой, – вся детвора бегала в трёхгодичную школу танцев – это так модно, что не окончить такую школу просто стыдно. А я была болезненной девочкой. Я и лицей посещала лишь в периоды ремиссии проклятущей аллергии. Думаете, меня учили гувернантки? Я видела, как танцуют на домашних приёмах мама с папой. И научилась сама. Перед зеркалом. Гувернантке я мучить себя не дала: я была стеснительной девочкой.

– Я тоже любил учиться перед зеркалом, – собрался признаться Годар, но одумался и переменил тему: – Не представляю, чем можно болеть в такой солнечной стране. Уж, во всяком случае, не простудами.

– А моя аллергия и была солнечной, – грустно сообщила Джейн. – Только выйдешь утречком, и пожалуйста: всё лицо в волдырях. Приходилось добираться до Лицея в карете. Другие дети, не понимая, завидовали. Доктора рекомендовали нам эмигрировать в одну из ваших стран – это разрешается по состоянию здоровья. Но папа очень привязан к Суэнии, и мы с мамой решили остаться. И не жалеем, между прочим. А вы жалеете о том, что переехали к нам?

Вопрос вполне невинный, и Годар ответил, что приехал не насовсем.

– Но как?! – удивилась Джейн. – Вы же сотенный командир суэнского войска. Утром вы примете воинскую присягу и, если все мы будем служить хорошо, получите вместе с другими офицерами должность в королевском Совете. Это только наша, женская, судьбинушка неизвестна. Женщин в Совет пока не допускают. Но, как говорится, поживём – увидим.

– Честно говоря, я сам не пойму, как попал в войско, – признался Годар, и подумал задним числом, что это вряд ли является для кого-то секретом. На всякий случай он пояснил: – В воинском Уставе, кажется, предусмотрен пункт о приёме на службу иностранцев. Я заметил, что моё имя мелькает в радионовостях так привычно, словно иностранцы призывались на службу и раньше.

– Нет, этого раньше не случалось, – заметила Джейн строго и призадумалась, – во всяком случае, на моей памяти.

– Поэтому я и сказал, что сам не знаю, как оказался в войске, – повторил Годар, злясь на самого себя.

– Да, я понимаю вас, – согласилась Джейн шёпотом, и Годар похолодел. – Своеобразный человек ваш товарищ Аризонский, – добавила она непринуждённо, – король любит его, как сына. Честно говоря, не пойму, как он попал в войско. Уж он-то мог и не служить. Может, у него с Кевином особый договор? Сами знаете, Аризонский – человек скрытный.

Годар промолчал. Теперь он не мог сказать правду. А правда заключалась в том, что он познакомился с Зелёным витязем несколько часов назад – в этой комнате.

Джейн удовлетворило его молчание.

– Принесите, пожалуйста, газировки, господин Годар, очень душно, – попросила она кротко, без тени жеманства и деловитости.

Отправившись на кухню, Годар добыл бутылку лимонада, откупорил о край стола, нашёл стакан, и, водрузив на поднос вместе с бутылкой, вернулся ко входу в залу. Подозвав одного из витязей, он попросил передать поднос госпоже Джейн. Сам же исчез и заперся в ванной.

С той стороны зеркального стекла в овале растерянно глядел на него моложавый парень с тёмными кругами под глазами, что доходили чуть не до середины лица. Подумалось, что если опять отрастить бороду, придав ей форму, или хотя бы усы, вид у него станет не по возрасту солидным, а, даст Бог, и надменным. Таких людей сторонятся, побаиваясь. С такими хитрят дольше, осторожней, а значит, есть шанс протянуть время и выработать внутреннюю защиту. Сейчас же главное – внутренне умыться. Другого способа стереть с лица следы растерянности и недовольства Годар не знал.

Он подумал о том, что в вертепе находится по крайней мере один приятный человек: Мартин Аризонский, и эта мысль его подбодрила. Черты лица человека в зеркале стали одновременно и резче, и мягче. Это было немного похоже на то, чего хотелось. Он усмехнулся. Получилось язвительно, что тоже иногда помогало.

В дверь постучали. Два раза. Очень деликатно. Словно поскреблись.

Когда Годар открыл, Серебристый витязь, через которого он передал поднос, наигранно улыбнувшись, сообщил и спросил одновременно:

– Я выполнил вашу просьбу. Госпожа Джейн беспокоится, не плохо ли вам, господин Годар, не обидела ли она вас чем-либо?

– Мне хорошо, – резко сказал Годар и, выдвинув Серебристого витязя грудью из дверного проёма, вернулся в зал и занял свой стул.

Джейн, удивлённо всплёскивая руками, находилась в компании двух витязей-великанов.

Стивен обильно жестикулировал в кругу остальных дам.

Аризонский же, прислонившись плечом к стене, вдумчиво, с интересом слушал торопливую речь Жёлтого витязя, который иллюстрировал её, чертя пальцем по воздуху в сантиметре от стены.

– Вы, как скульптор, могли бы поставить дело на профессиональную основу, – услышал Годар фразу, произнесённую Жёлтым витязем громче, чем следовало.

– Ну, какой из меня скульптор! – засмеялся Мартин. Я всего лишь окончил детскую художественную школу по классу лепки. В одном вы правы: тут нужен свежий взгляд.

Свечи сгорели на три четверти, что предвещало свободу от ночи. Потемнели и уменьшились световые колпаки. Годар засмотрелся на пламя одной накренившейся свечи. На его глазах она догорела почти до основания, и пламя, зацепившееся за остаток фитиля, стало необычно ярким, неровным. Он подумал о том, что это вторая бессонная ночь. Если удалиться в спальную комнату сейчас, часовой отдых ничего не даст. Стрелки близились к пяти. Тем более что сна не было ни в одном глазу: их застилала пелена завесившего комнату пламени. Всё это сгорит, если не потушить свечу. Можно плеснуть в неё вина – благо, невыпитых бутылок больше, чем пустых. Но спирт только подхлестнёт. Тут больше подходит лимонад. Кажется, он апельсиновый. А свежая кожура апельсина не горит, это точно.

Пламя тронуло плечо. Он равнодушно, искоса посмотрел на то, как сопротивляется огню несгораемая лента, как непроницаемо покрывает мундир, отчего пламя сдаётся и превращается в дым…

– Устали, Годар? – дошёл до него знакомый голос.

Годар очнулся от дремоты. Рядом сидел Аризонский, положив ему на плечо ладонь. По другую руку от Мартина примостился Жёлтый витязь и поглядывал на Годара ласково-выжидательно.

– Не более чем остальные, – бодро сказал Годар.

– Тогда нам нужен ваш совет.

– Вам? – спросил в упор Годар, посмотрев на молчавшего витязя.

– Познакомьтесь, это Джим, – продолжал Мартин. – Он предлагает интересную идею и готов оплатить расходы на её воплощение. Расскажите вы, Джим.

Мартин был возбуждён, как ребёнок. Пока Джим собирался с мыслями, он восторженно сообщил:

– Знаете, Годар, товарищ предлагает установить в Скире статую, символизирующую судьбу Суэнии, её предназначение. Для этого нужна подсказка, образ… Мы должны понять самих себя…

– Где предполагается установить памятник, на городском кладбище? – перебил Годар, обращаясь к Джиму.

– Ну, зачем же так плохо о нас думать, – укоризненно заметил Джим, продолжая ласково жмуриться.

– Белый витязь неправильно нас понял, – поспешил заверить Мартин, обращаясь к одному Годару, – Я, наверное, плохо объяснил. Это из-за того, что, работая в художественной школе с глиной, я часто искал именно этот образ… Мне и тогда думалось: если установить на Дворцовой площади статую, каждый невольно задумается и поймёт сам себя. Если бы только я знал, о чём следует думать!.. Нужен взгляд человека со стороны. Как вы думаете, Годар, зачем мы здесь, в этом оторванном от цивилизации мире?