Текст книги "Портрет семьи (сборник)"

Глава 7
Мама приехала

Менее всего Андрей был склонен полагать, что ему помогла неуклюжая молитва. Вспоминать, как нарисованного святого просил вмешаться, было неловко. Но факт – его приняли на новую фирму и предоставили широкие полномочия. Выделили отдельный кабинет и секретаршу (девушка не подойдет – можете заменить), назначили солидный оклад и без обиняков заявили – ждут реальной отдачи в реальные сроки. Если подразделение Андрея докажет свою состоятельность, то через некоторое время превратится в филиал.

Когда Андрей первый раз зашел в свой кабинет, сел за пустой стол, пережил легкую панику – за что хвататься? За подробный бизнес-план? За штатное расписание? Сделать заказ оборудования или налаживать контакты с поставщиками древесины?

Через несколько минут ответ нашелся сам собой. Андрей пулей вылетел из кабинета. И мчался не по служебным делам, а по домашним…

Как Семен Алексеевич ни костерил непутевую дочку, но стоило увидеть ее, неожиданно нагрянувшую, красивую, как из телевизора, точно не от него с матерью, – и вся злость пропала. Обнялись и всплакнули…

– Ленка, ты что ж не предупредила?

– Звонила несколько раз, папа, но ты не отвечал.

– Да, я это… у… с Петькой, словом. Ты надолго? К матери на кладбище съездим?

– Папуля, что там на кладбище зимой? Летом обязательно съездим. А у меня самолет вечером. Я так плакала, когда мама умерла! Ты не представляешь! Меня даже хотели на представлении заменить, но некем было. И потом, знаю эти подмены! Сегодня она за тебя выступила, а завтра ее в основной состав взяли.

Лена прошлась по квартире, Семен Алексеевич следом топал. Дочь крутила носом: до чего же все убого! Пошла умываться в ванную. Ватными дисками стирала краску с глаз и лица. Мерзкого цвета ватки бросала тут же.

– Так ты по делу приехала? – спросил Семен Алексеевич.

– Ага. – Лена протирала лицо какой-то жидкостью из бутылочки. – Петьку заберу…

И дальше она стала говорить такое! У отца все проклятия всколыхнулись и в глотке застряли.

Лена хотела отдать ребенка одной немецкой семье. Они наши немцы, эмигранты, очень богатые и бездетные. Хотят усыновить белого ребеночка, а не негритоса или азиата, и чтобы здоровенький. Если Петька их устроит, то все юридические формальности не страшны. В Германии такие юристы – только держись. Бездетные немцы оплатили Лене поездку домой, и задаток она получила…

– Курва! – простонал Семен Алексеевич. – Родного дитя продаешь!

– Папа, не говори глупостей! Здесь Петька никому не нужен, а там его ждет фантастическая жизнь, широкие перспективы, многомиллионное наследство! Я в первую очередь о благе Пети думала. По-немецки его будут звать Петер. Петер не болеет? Он симпатично выглядит? Извини, я в туалет. Какой-то дрянью кормили в самолете…

Семен Алексеевич бросился звонить Марии Ивановне. Кроме того, что приехала мама Пети, поначалу из сбивчивой речи дедушки няня ничего не поняла. Но когда он трижды повторил катастрофическое известие, обомлела:

– Что же делать?

– Андрею звоните и Марине. Моя дочь-стерва как танк – ее только бронебойным снарядом остановишь.

Мария Ивановна отключилась и тут же набрала сотовый Андрея:

– Извините, что отвлекаю, но приехала Лена, хочет забрать Петечку и продать в иностранную семью.

Мариванна очень волновалась и поэтому говорила торопливо и сбивчиво.

– Какая Лена? Что за бред?

– Лена – мать Петечки. Она приехала, хочет ребенка увезти и отдать в семью немецких миллиардеров. Звонил Семен Алексеевич. Его дочь уже получила за Петю большую сумму.

– Хрена ей, а не Петьку! – выругался Андрей (и у Марии Ивановны слегка отлегло от сердца). – Сейчас приеду. Никому дверь не открывайте!

Набрав телефон Марины, Мария Ивановна уже немного успокоилась, зато страшная перспектива обросла в ее воображении дикими подробностями.

– Мариночка, у нас беда! Прибыла родная мать Петечки. Особа, о которой трудно сказать что-то положительное. Она запланировала продать Петечку в семью старых, но очень богатых русских немцев, проживающих в собственном замке в Баварии. Часть платы за нашего Петечку, огромные деньги, Леной уже получены…

– Мариванна, откуда информация?

– От Семена Алексеевича. Он звонил, пока его дочь сидела в туалете.

– В каком туалете?

– В их московской квартире! Марина, она, Лена, здесь и нагрянет с минуты на минуту! Что делать? Андрею я уже позвонила, он в пути.

– Еду! – коротко ответила Марина.

Она приехала первой. Офис Марининой фирмы находился ближе к дому, и пробок по дороге не было. Андрей увяз в дорожном заторе и добирался дольше, чем рассчитывал.

Андрей приказал Мариванне не открывать дверь. Но за порогом (в «глазок» увидела) стоял Семен Алексеевич. Не впустить его Мария Ивановна не могла.

Вслед за дедушкой в квартиру вошла Лена.

Марина мгновенно, секунды за три, оценила девицу. И пережила взрыв жгучей ревности-ненависти.

На шпильках в Лене под два метра росту. Лицо без макияжа, но эта кожа знает тщательный уход. Коротенькая, до талии, куртка из серебристой норки. Узкие брюки заправлены в высокие сапоги. И вся в блестках – стразы на брюках по боковому шву, россыпью на сапогах до колена, на изящной черной сумочке – то ли настоящий Версаче, то ли хорошая подделка…

Марина не страдала комплексом неполноценности из-за своей внешности. Но на нее на улицах не оглядывались. А такие, как Лена, магнитом притягивали взгляды. В толпе не затеряется, будет рассекать толпу, как нож масло, вышагивать вихлявой походкой манекенщицы в коридоре завистливых зевак… Ненавижу! Пусть у меня нет таких бесконечных ног и балетной пластики тела! Зато в мозгах тьма извилин!.. Ненавижу!

Семен Алексеевич счел нужным познакомить дам:

– Это, значит, моя дочка Ленка. А это Мария Ивановна, Петькина няня и крестная мать. Марина, Андреева невеста.

На Марину Лена глянула как на заштатную статистку, которой не терпится в основной балетный состав.

У оскорбленной Марины кровь ударила в голову.

– Няня? – обратилась Лена к Марии Ивановне. – Очень хорошо. Соберите ребенка, нас внизу такси ждет.

«Даже не поспешила увидеть сына! – поразилась Мария Ивановна. – Не спросила, как он себя чувствует! Не выразила элементарной благодарности людям, которые заботились о ее ребенке!»

Мария Ивановна беспомощно посмотрела на Семена Алексеевича. Он ответил ей взглядом, в котором была неутешаемая родительская боль: не знаю, за какие грехи, но наказал Господь…

Вперед шагнула Марина:

– Ребенка не получишь! – И добавила после паузы, раздельно и смачно: – Сука ты драная!

Мария Ивановна и Семен Алексеевич внутренне ахнули: интеллигентная Марина (в данный момент пунцовая, как свекла без кожуры) употребляет такие выражения?

Она их не употребляла! Даже не знала, что помнит! Хранились в каких-то темных запасниках подсознания. И сейчас, в минуту острой ненависти, выскочили.

А Лена, напротив, ничуть не поразилась. И быстро, вполне по стилистике, парировала:

– Сама ты шлюха подзаборная!

Прозвучало, конечно, не «шлюха», а другое, нецензурное выражение.

Девушки ругались, как портовые грузчики! Семен Алексеевич и Мария Ивановна переводили взгляд с одной фурии на другую. Это были уже не стильные современные девушки, а самки, сражающиеся за детеныша… Так у них и до драки дойдет!

Дошло!

– Иди ты на!..

Сильными тренированными руками Лена, на голову выше Марины, толкнула противницу в грудь. Марина отлетела к стенке, но быстро вскочила. С утробным рыком помчалась вперед, врезалась в Лену и двумя стиснутыми кулаками заехала ей в солнечное сплетение. Удар получился на славу! Лена согнулась пополам и рухнула на пол.

– Девки! – заорал Семен Алексеевич. – Вы сбрендили!

«А если они Петечку будут на части рвать? – пришло в голову Марии Ивановне. – Покалечат маленького!»

Она побежала в комнату, схватила на руки Петю, который до этого мирно колотил по любимому развивающему барабану, и помчалась с ним в ванную. Захлопнула дверь и закрылась на щеколду.

Лена быстро пришла в себя (отец не мог не отметить – бой-девка!) и снова ринулась в драку. Марине тоже храбрости не занимать. Семен Алексеевич оттаскивал их, увещевал не вполне культурными словами, мужественно встревал в сплетение взбесившихся девиц… Никогда не видел, чтобы бабы дрались! И лучше не видеть!

На его счастье, прибыл Андрей. Ворвался в квартиру:

– Что здесь происходит?

– Ты не поверишь, Андрюша, – облегченно вздохнул Семен Алексеевич. – Обе трезвые и натурально буйные!

По внешнему виду Марины, красной и лохматой, с оторванным воротником блузки, по Лене, одетой во что-то меховое с блестками (призабылась девушка, но она все-таки первый сорт), можно было подумать, что здесь случился кулачный бой. Глупость, конечно. Девушки не дерутся, у них другое оружие имеется.

– Что происходит? – повторил Андрей. – Зачем приехала? – обратился он к Лене.

Заправляя растрепанные волосы, Лена, в отличие от Марины, быстро восстановившая дыхание и погасившая эмоции, почти равнодушно ответила:

– Приехала за ребенком. Ты же сам умолял избавить тебя от Петера. Правильно? Все, как ты хочешь, милый!

Последнее слово, произнесенное с нарочитой ласковостью, вызвало у Марины возмущенный звук – нечто среднее между бульком и рыком.

Андрей удивленно посмотрел на Марину:

– Тебе плохо?

– Очень! Убей ее! – серьезно потребовала Марина и ткнула пальцем в Лену.

Он не нашелся что ответить. А Семен Алексеевич прояснил положение:

– Девочки немного поспорили.

– Хватит лясы точить! – Лена одернула норковую курточку. – Где Петя? Мы уезжаем!

– Собираешься одна воспитывать ребенка? – спросил Андрей.

– Не твое дело!

– Это правда, что ты хочешь отдать Петьку в чужую семью?

– Тебя не касается!

– Ошибаешься, голубушка! Судьба моего сына касается меня самым непосредственным образом.

– Да идите вы все к чертовой матери! – Лена посмотрела на часы. – Самолет на Берлин вечером, а я еще хотела матрешек купить. Гоните моего ребенка!

– Убей ее! – снова потребовала Марина. – Придуши стерву!

Андрей никогда не видел Марину в подобном состоянии и даже не предполагал, что она может быть вот такой – зомбированно яростной. А если она уже беременна? Повлияет на их девочку, и родится припадочная истеричка… Спасибо, не надо!

Лена, решительно всех расталкивая, попыталась пройти в комнату. Андрей ей не позволил.

– Извините, Семен Алексеевич! – бросил он дедушке.

Схватил Лену поперек талии (ее длинные конечности заболтались, как у куклы-марионетки) и понес на выход. На лестничной площадке поставил на ноги и дал легкого пинка под зад:

– Катись! И чтобы я больше тебя не видел!

Лена спускалась по ступенькам и орала так, что было слышно всему подъезду. Грозилась вернуться с милицией и забрать то, что ей полагается по праву.

Мимо Андрея проскользнул Семен Алексеевич и тоже стал спускаться по лестнице:

– Присмотрю за дурой, как бы чего не натворила.

– Вы шапку забыли, – машинально напомнил Андрей.

Семен Алексеевич не выходил на мороз без своего игольчатого треуха. Говорил: котелок мерзнет. Но тут только рукой махнул.

Андрей вернулся в квартиру и первым делом обнял Марину. Она тряслась осиновым листочком:

– Ты… ты… не представляешь, что со мною было! Господи! Даже не подозревала, что так люблю Петечку!

Марина хотела сказать: люблю тебя и ревную безумно. Но вырвались совершенно другие слова, и полностью правдивые.

– Тихо, малыш, тихо! – гладил ее по спине Андрей. – Самое отвратное – если Лена сейчас заявится с милицией, то мы будем вынуждены отдать ей Петьку. Она мать… по документам… закон на ее стороне.

– Смываемся! – отстранилась Марина. – Берем Петю и едем к моим родителям. Адреса Ленка не знает, а Мариванна не выдаст.

– А где вообще Петька и Мариванна?

Их не было ни в одной комнате, ни в другой… После недолгих поисков обнаружили – в ванной прячутся.

– Осада снята, – постучал в дверь Андрей. – Заключенные могут выйти на свободу.

Петьку собрали в рекордные сроки. Андрей одевал сына, Мариванна и Марина швыряли в сумки жизненно необходимые ребенку вещи, в том числе утрамбовывали барабан, который отзывался идиотской музыкой…

Из парадного выходили как шпионы. Первым выскользнул Андрей с сумками, огляделся по сторонам – чисто. Свистнул Марине, стоявшей с Петей за подъездной дверью. Она юркнула в машину, Андрей бросил сумки в багажник, сел за руль и на скорости рванул с места.

Предостережения были не напрасны. Лена в минутах разминулась с беглецами и действительно явилась с милицией.

Не долго раздумывая (сложно мыслить она была не способна, но хватку имела железную), тормознула на улице патрульный милицейский «газик» с водителем и сержантом на переднем сиденье.

– Мальчики! Плачу по сто баксов, помогите забрать ребенка, тут рядом.

Хотя «мальчики» и были впечатлены внешностью дивы, все-таки уточнили: чей ребенок и что за происшествие?

– Мой собственный ребенок! Вот паспорт. Чисто по закону. Папа, скажи! – ткнула Лена отца.

Семен Алексеевич побаивался представителей правоохранительных органов и только продудел:

– Оно, конечно, она мать, хотя…

– Отец моего маленького, – Лена сделала трогательную плаксивую гримасу, – шантажирует, требует денег, издевается над крошкой… Ну, мальчики! Помогите нечастной женщине!

Не помочь такой красавице? Да еще за хорошую мзду?

Бравые милиционеры ворвались в квартиру и обнаружили там лишь испуганную женщину, представившуюся няней. Она твердила:

– Отец Андрей велел все решать через адвокатов. Через адвокатов отец Андрей велел…

Это были точные инструкции Андрея: пусть Лена добивается ребенка через адвокатов.

Никаких адвокатов, конечно, в наличии не имелось. Но милиционеры об этом не знали. «Отец Андрей» было воспринято как имя священнослужителя. Разборки в поповской семье? Адвокаты и родительские дрязги? Тухлое дело. Накостылять, не нарушая закона, в угоду симпатичной барышне и за хорошую плату – это пожалуйста! С адвокатами связываться – извините! Милиционеры, не будь дураками, развели руками и поспешили на выход. Деньги обратно и не подумали вернуть.

У Лены от злости, разочарования, рухнувших планов слезы из глаз брызнули. Но Марию Ивановну не растрогали. И Семен Алексеевич горько покачал головой:

– Кукушкиным слезам веры нет. Не обломилось Петьку продать? Убирайся, доченька! Я ж не Марина, так тебе накостыляю, что ни в какой бордель-балет не примут!

Мария Ивановна отчетливо услышала, как дочь Семена Алексеевича, выходя, бормотала: «Уроды! Отмороженные уроды!»

Это о них? О родном отце, раздавленном горем после смерти любимой жены, и ее, Лены, матери? Об Андрее, взвалившем на себя тяжкий груз ответственности за ребенка, в кровной принадлежности которого остались сомнения? О ней, няне и крестной матери, готовой жизнь отдать за улыбку Петечки? О Марине, истово любящей не ею рожденного ребенка?

Первопричина бурления страстей, Петька, единственный пребывал в полном неведении разыгравшейся драмы и никак не реагировал на происходящее. То есть вел себя как обычно – дул в подгузники, поскольку горшок, конечно, забыли, рвался на пол исследовать плинтусы на предмет их отрывания и ножки мебели на предмет устойчивости. Маринины родители бегали за мальчиком, шустро ползающим на четвереньках по квартире, и только успевали отнимать у него предметы, к еде не предназначенные.

Однако вечером Петька раскапризничался, не засыпал, хотя глаза тер не переставая.

– Животик у него твердый, – определила Марина и стала звонить Мариванне. – Петечка сегодня какал?

Няня, она же крестная мама, говорила замедленно, точно спросонья:

– У меня не какал. И у вас? Сегодня утром дала Петечке грушевое пюре. Груши его крепят. Надо, чтобы обязательно облегчился! Лучше всего поставить микроклизму с маслом.

За клизмой и вазелиновым маслом в дежурную аптеку отправился Игорь Сергеевич, Маринин папа…

Глава 8
Отпуск закончился

Три дня Андрей ходил на работу в одной и той же сорочке. Марина ее вечером стирала, а утром утюжила. Носки и трусы под краном в ванной он стирал самостоятельно и вешал сушиться на батарею. Коллеги по новой работе могли подумать, что у Доброкладова только одна дорогая рубашка и он будет носить ее до полного обветшания.

Марина взяла отгулы и сидела с Петькой, то есть возила его на массаж, гуляла, кормила, укладывала днем спать. Из-за постоянного напряжения и внимания – как бы чего с ребенком не случилось – уставала больше, чем после аврала на работе. Вечером с облегчением принимала помощь мамы.

Мария Ивановна была на постоянной консультативной телефонной связи. Семен Алексеевич доносил из стана противника, она же его родная дочь. Шпион из Семена Алексеевича получился никудышный, информация доходила расплывчатая. «Затеяла что-то, стерва», – говорил он, а подробностей не знал. Неопределенность действовала всем на нервы.

Семен Алексеевич лукавил. Его дочь улетела в Германию тем же вечером и ничего затеять не успела. Но сам он имел веские основания не говорить правды и подержать молодых, Андрея и Марину, вдалеке от собственного жилья.

Надо было ехать покупать рубашки, и белье, и носки. Или за одеждой можно домой заскочить? Ведь не устроила же Ленка засаду в подъезде! Андрей прямо спросил Семена Алексеевича:

– Ваша дочь наняла частных детективов, адвокатов? Они пасутся около моего дома?

– Да не так… чтобы очень… – мялся Семен Алексеевич и явно чего-то не договаривал. А потом вдруг попросил: – Андрюха, у меня к тебе разговор есть… личный.

– Вечером заеду и поговорим.

– Не, лучше на нейтральной почве. К твоей работе подгребу, скажи адрес и время.

Андрея мучили самые дурные предчувствия. Ленка затеяла судебную тяжбу, дедушка переметнулся на сторону дочери, терзается, будет прощения просить и говорить, что матери виднее, как своего ребенка воспитывать.

Семен Алексеевич ждал его около машины и действительно выглядел растерянным и смущенным. Плевал Андрей на его смущение! Когда Петьку к нему приволок, не стеснялся! Поздно пить боржоми!

Но когда сели в автомобиль и Семен Алексеевич заговорил, от злости Андрея не осталось и следа.

– Такое дело, Андрюха! Я с Машей… того…

– С какой Машей? Чего того?

– С Марией Ивановной… значит… Ну, ты меня как мужчина мужчину понимаешь?

– Минуточку! Хотите сказать, – выпучил глаза Андрей, – что вы нашу няню… соблазнили?

– Ага! Но по обоюдному ее желанию!

– Вот это номер!

Андрей напрочь забыл, что Марина его предупреждала: между дедушкой и Мариванной шуры-муры. (Нужно иметь запасную голову для хранения всяких женских глупостей.)

– Мне шестьдесят первый год, – оправдывался Семен Алексеевич, – но по мужской части не засох… жена в последние годы болела. Я ей при жизни не изменял! А тут не устоял… И еще, я у нее, у Маши, такая симфония ля-мажор, первым был… в смысле мужчина… Представляешь?

– Да, Семен Алексеевич! – Андрей изо всех сил старался не улыбаться, потому что дедушке было не до шуток. – Натворили вы дел! Распечатали девственницу преклонных годов.

– Кто же мог подумать, что она вековуха, до пенсии ни с одним?! А ведь внешне, согласись, не уродка, а даже наоборот. Что мне делать-то, Андрюха?

– Как что? – притворно грозно нахмурился Андрей и завел мотор. – Обесчестили девушку – обязаны жениться.

– Не против! Но что люди скажут? Только жену похоронил и другую в дом привел?

– В вашем положении на людей оглядываться – значит трусить и отказывать себе в удовольствии. На чужой рот пуговиц не нашьешь. Да и лучше жить в зависти, чем в жалости. Марина, я – тоже люди, не чужие вам, подчеркну. Так вот, мы вам искренне желаем счастья!

– Благословляете?

– Благословляем!

«Идем на рекорд по числу помолвок, – подумал Андрей. – Кто у нас еще неженат? Выходи свататься!»

– От сердца отлегло, – шумно выдохнул Семен Алексеевич. – Спасибо, сынок, что правильно понял.

«Сынок» заставил Андрея поперхнуться. Справившись с нервным кашлем, Андрей спросил:

– Что задумала Лена? Скажите мне прямо!

– Ничего не задумала, хвостом махнула и улетела в тот же день.

– В тот же? – возмущенно переспросил Андрей.

– Прости! Не мог я сказать! У Маши такое событие, она переживала, ко мне ехать не хотела, там соседи…

– Семен Алексеевич, из-за ваших амурных дел я, как нищий пэтэушник, стираю каждый день под краном исподнее и носки! Могли бы мне намекнуть, что за сменой белья можно приезжать! А квартиру по широте душевной я бы предоставил. Кстати, сколько еще суток вам требуется для закрепления успеха?

– Так и нисколько! Победа окончательная, – заулыбался Семен Алексеевич, – и обжалованию не подлежит.

– Отлично, мы возвращаемся. У тещи, конечно, хорошо, но дома лучше.

– Теща у тебя мировая.

– Не пожалуюсь. Вчера с удивлением узнал, что пауки – это не насекомые.

– А кто?

– Пауки – это пауки, отдельный класс. У насекомых туловище состоит из трех частей, а у пауков из двух – срослось в процессе эволюции, голова и задница в едином варианте. Так же у насекомых три пары ног, а у пауков – четыре пары.

– Дурят нас ученые, не находишь? Вот в футболе аналогично. Накупили в «Спартак» заграничных пауков, а они как были насекомыми, так и остались.

Андрей заговорил о пауках (и разговор плавно перешел на футбол), чтобы отвлечь Семена Алексеевича, взволнованного признанием. Но вообще со знанием биологии у Андрея был полный швах. А теща у него профессиональный биолог!

– Когда в школе проходили пауков и насекомых, я болел, – оправдывался вчера Андрей.

– Земноводных и млекопитающих тоже проболел? – вредничала Марина.

«Ты у меня получишь!» – посылал ей Андрей грозный взгляд и был вынужден признаться Анне Дмитриевне, что в биологии он – пень пнем и дуб дубом. Дуб – это из ботаники? Не надо ботаники, я и в ней не силен. Пойду-ка носки стирать…

Андрей позвонил Марине и велел собирать Петьку, они возвращаются на старые квартиры.

Марина сразу, по хитрому блеску глаз Андрея, поняла: что-то произошло. Последние дни в его глазах были озабоченность и напряжение, а теперь плясали веселые чертики.

– Что случилось? Говори! – потребовала Марина, улучив момент.

– Новость сногсшибательная! – расхохотался наконец Андрей. – Семен Алексеевич Марию Ивановну совратил! Они переспали! То есть уже три дня кувыркаются старички на моем собственном диване!

– Откуда ты знаешь?

– Дедушка сам признался.

– Я тебе говорила, говорила? Не верил! Подставляй лоб! – Марина отпустила Андрею щелбан. – Зачем тебе Семен Алексеевич признался? Мужская склонность хвастаться своими победами?

– Ничего подобного! Разве мы хвастаемся? Так, иногда вырвется… С нашими старичками особая ситуация. Во-первых, Мариванна была монашески девственна. Во-вторых, Семен Алексеевич только жену похоронил, а посему пребывал в жестоких нравственных терзаниях. Требовался совет авторитетного человека.

– Это кого?

– Меня, естественно!

– И что ты посоветовал?

– Догадайся с трех раз.

– Андрей! Мариванна заслуживает простого человеческого счастья! И Семен Алексеевич тоже!

– Не петушись. Я посоветовал Семену Алексеевичу жениться на нашей няне. Все породнимся до бесконечности. Крестный отец Петьки, он же дедушка, женится на крестной матери. Кажется, религия это запрещает?

– При чем здесь религия?! Кто у нас верующий?

– Никто, и все по потребности.

Мария Ивановна сгорела бы от стыда, узнай, что подробности ее интимной жизни обсуждаются, вызывают улыбки и беззлобную иронию. Да и в изложении Семена Алексеевича все выглядело примитивно и по-мужски просто. А на самом деле – почти романтично и проникновенно.

Они сидели на диване, Марию Ивановну била мелкая дрожь, терзали фантастические страхи, рисовались страшные картины… Сейчас снова в квартиру ворвется милиция, но уже не два парня, а целый отряд в черных масках, с автоматами – как в кино…

Семен Алексеевич держал ее руки, успокаивал… Как всегда, его прикосновения вызвали волнение…

Одна дрожь накладывалась на другую, и Марию Ивановну уже колотило вовсю. Ей было сладко, а разбушевавшееся воображение предсказывало кошмары: бойцы с автоматами скрутят им руки за спиной и велят назвать адрес Марины, где скрывают Петечку…

– Да что же, Маша, тебя так колдобит? – Семен Алексеевич ласково и ловко обнял ее, пристроил у себя на груди. – Успокойтесь!

Он путался – называл ее то на «ты», то на «вы», то по имени, то с отчеством.

Дрожь достигла максимальной амплитуды и на пике погасла, как затихает волна, сколь бы высоко ни поднялась. Минуты (секунды, часы?) на груди у Семена Алексеевича – высшее блаженство, испытанное Марией Ивановной. А последующее… Его поцелуи и неловкое стаскивание через голову сарафана под лихорадочные бормотания: «Маша! Машенька! Маша!..» – и все дальнейшие манипуляции над ее телом…

Правы подруги – эта сторона жизни привлекает только мужчин. Наивные, они еще спрашивают: тебе понравилось? тебе было хорошо? И все женщины, отвечая положительно, лукавят, а мужчины, точно дети, верят лжи во спасение.

Но ведь было и райское наслаждение! Когда Семен брал ее за руки и обнимал! А без продолжения вполне обошлась бы…

Судьбоносные перемены не повлияли на Марию Ивановну особым образом. Она не порхала стрекозой, не прыгала зайчиком, не веселилась и не улыбалась постоянно. Она пережила опустошение, которое бывает, когда достигнешь цели, а новой еще не имеешь.

«Теперь и я, как все подруги и остальные женщины земли, – думала Мария Ивановна. – Вот и свершилось. Почему-то грустно. Я люблю Семена – это без сомнения. Но может Сеня испытывать ко мне хоть десятую долю того, что испытывал к покойной жене? Мне бы хватило и сотой доли…»

Андрей и Марина, исподволь изучавшие Марию Ивановну, никаких внешних перемен не обнаружили. Она была, как прежде, ровна и доброжелательна. Но зоркий глаз Марины все-таки отметил, что ко всегдашней кротости Мариванны прибавились оттенки печали и женского смирения.

– Судя по всему, – поделилась Марина с Андреем, – Семен Алексеевич не проявил геройства в постели. Бедная Мариванна! В ее годы решиться на секс и не получить главного удовольствия!

– Только не вздумай уговаривать меня провести с дедушкой курс обучения сексуальным приемам!

– А что, если Мариванне книжку о половой жизни подсунуть? Няня у нас любит черпать знания из авторитетных источников: готовит по книге, за Петькой присматривает – по книге.

– Мариванна решит, что ты распутная особа.

– Случайно подложу на видное место. У тебя есть книга о здоровом сексе?

– Нет. Я практик, а не теоретик.

– Завтра обязательно куплю. Как ты можешь спокойно относиться к тому, что Мариванна не узнает оргазма?

– Могу. Менее всего меня волнуют оргазмы Мариванны. Квартирный вопрос, например, беспокоит. Старички поженятся и у меня будут обитать? Или переедут к Семену Алексеевичу? А Петька? Кстати, его надо прописать. Завтра позвоню в паспортный стол, узнаю, какие нужны документы.

– Мне кажется, правильнее было бы прописать Петечку у дедушки и оформить на него собственность. Иначе квартира достанется этой… твоей… бывшей…

– Семен Алексеевич помирать не собирается, напротив – женится.

– Береженого бог бережет.

Не только квартирная проблема беспокоила Андрея. Квартирная даже во вторую очередь…

Когда Семен Алексеевич, получив благословение на брак с Мариванной, воскликнул: «Спасибо, сынок!» – в груди Андрея точно лопнула с коротким «дзень!» струна. Сынок… мама… его мама…

Ни капли осуждения к Семену Алексеевичу и Мариванне Андрей не испытывал. Скорее справедливость восторжествовала, а не похоть разгулялась. Но ведь и с его мамой было точь-в-точь: похоронила мужа и быстро замуж выскочила.

Тогда Андрей, конечно, не сыпал на мамину голову проклятия, но был оскорблен, унижен и возмущен жестоко. Стыдиться поступка матери – что для сына отвратительнее?

– Зачем он тебе? – сквозь зубы шипел Андрей по телефону. – Зачем тебе этот жиртрест?

– Он добрый, – твердила мама. – Очень добрый.

– Ноги моей не будет в твоем доме, – категорично заявил Андрей, – пока там бомбовоз.

Андрей слово сдержал, к маме ни разу не наведался, она звонила по выходным, приезжала раз в полтора-два года. Существование ее второго мужа никогда не обсуждалось, не вспоминали о нем, словно отсутствовал в природе. Но Андрей улавливал обрывки телефонных разговоров – при появлении сына мама торопливо прощалась и вешала трубку. Она покупала своему жирному полковнику какие-то подарки, Андрею не показывала, заталкивала на дно чемодана. Ольге и Ольгиной маме, своей тетушке, Андрей также не позволял упоминать в его присутствии о полковнике-отставнике. «Андрюша весь в отца, – качала головой тетушка, – такой же зверь!»

Его отец был сильным человеком, без сантиментов, волевым и жестким. Бабушка говорила: бить не бьет, только страсть дает. Маме нелегко было с отцом, она часто плакала. Андрею в детстве говорила: плачу, потому что книжку жалостливую читала. Он думал, что есть какой-то специальный слезодавительный род литературы для женщин. И позже, когда слышал: «дамский роман», думал, что книга насквозь пропитана слезами и соплями. В старших классах Андрей, конечно, понял, что настоящая причина маминых слез – отец. Даже с петушиной храбростью как-то потребовал от отца ответа: почему мама плачет? что ты сделал? В ответ услышал: мал еще, не твоего ума дело, поплачет и перестанет. Так, собственно, и было, глаза у мамы красные, опухшие, но уже улыбается… Она решительно воспротивилась Андрееву заступничеству, не хватало сыну на отца идти!

Была ли мама счастлива во втором браке? Уж точно счастливее, чем в первом. И он, сын, получается, родной матери добра не желает? Мариванне с дедушкой – желает, а самому близкому и дорогому человеку – извините, гуляйте! Почему он уперся? Ну, вспылил вначале, но через год-два можно было смириться с положением вещей? Нет, у нас воля железная, мы будем стоять насмерть, пока не проводим вас в последний путь. Или пока вы нас не проводите.

Это у него от отца. Батя тоже был единорог: упрется – не сдвинешь, глух к доводам, слеп к чужим страданиям. Но отец упирался на каждом шагу, по каждому поводу, у него имелось непререкаемое мнение – остальные хоть тресните. Андрея заклинивало редко, но надолго.

Он посмотрел на часы: пол-одиннадцатого. Не поздно звонить? Номера маминого телефона наизусть не помнил, по своей инициативе звонил три раза в год – на ее день рождения, Восьмого марта и в Новый год. Мама ждала звонков и поднимала трубку. В остальное время Андрей не звонил потому, что не хотел нарываться на полковника.

Именно он и ответил:

– Вас слушают!

– Здравствуйте, Максим Владимирович!

– Здравствуйте! Простите, не признаю по голосу…

– Это Андрей Доброкладов из Москвы.

– Что?.. А?.. Ох! Секундочку!

Андрей слышал, как что-то упало со звоном, громкое шуршание и потрескивание, высокий взволнованный голос Максима Владимировича: «Верочка! Верочка! Иди скорее, Андрюша звонит!»