Текст книги "Портрет семьи (сборник)"
Автор книги: Наталья Нестерова
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)
В квартире на Шаболовке раздавались немые звонки. Леша или Лика поднимали трубку: «Да! Алло! Слушаю! Говорите!» Ответом было молчание. Но когда Илья вручил Леше фээсбэшную распечатку всех звонков, то «немые» сразу объяснились: они шли из города Алапаевска. Того самого, где жил плодовитый производитель любовных писем.
Получалось, что мама уехала к директору школы, давно и безнадежно в нее влюбленному.
Леша тут же засобирался в дорогу. Но Лика воспротивилась (предварительно позвонила маме).
Они поссорились, потому что Лика призналась в обмане. Начала издалека:
– Лешик! Я ведь не дурочка? Но вынуждена постоянно наступать на одни и те же грабли! Понимаешь?
– Абсолютно не понимаю!
– В этом особенность, загадочность женского менталитета, если хочешь.
– Хочу, чтобы ты выражалась по-человечески!
– Деньги на компьютер дала не мама. Папа и мама сейчас приедут. Деньги дал Олег Петрович Волков, который отец нашего ребенка.
– Что? – взревел Леша.
– Ой! Не нашего лично, а Киры Анатольевны.
– Еще пара таких оговорок, и я за себя не отвечаю!
– Буду следить за своей речью! – пообещала Лика.
– Откуда ты знаешь Волкова и что он тот самый?
– От… из… из телефона!
– Лика!
– Правду говорю! Он звонил и звонил. Я прямо спросила: вы отец? Он не отказывался. Леша, он очень приличный и симпатичный мужчина!
– Вы виделись?
– Один, то есть два раза.
– За моей спиной! Ты постоянно конспирируешь от меня! Жена называется!
– Я ведь тебе про грабли говорила! – чуть не плакала Лика.
– Плевать мне на грабли, лопаты и вашу дачу в целом!
– Только не говори такого при моих родителях! Они сейчас приедут. И еще тетя Люба с дядей Антоном. Ты же знаешь тетю Любу! Я их не звала!
Тебя Люба побывала у них несколько дней назад. Пронеслась метеором, вывалив массу наполовину непонятной информации: хорошо выглядите, детки, Лика, сиди дома, чтобы не поскользнуться на улице, и побольше гуляй, детского приданого не покупайте, я два вагона привезла, плохая примета заранее показывать, кроваток еще нет, но я знаю, какие нужны, сами не покупайте, у нас с дядей Антоном планы, но вы еще маленькие, чтобы их знать, о маме не беспокойтесь, ее через банк и правительство найдут, или дяде Антону не жить, паршивая погода, зима толком не наступает, ходить не в чем, я была в нескольких магазинах, ассортимент на уровне, если деньги нужны, говорите прямо, не берите пример со своей щепетильной мамочки, которая в липовые командировки ездит, а у наших деток в Англии все путем, вчера с ними разговаривала, намекнула про нас с папой, у них волосы дыбом, то есть одобрили, ой, смотрите, в телевизоре реклама, я ее уже видела, про зубную щетку, которая проникает в труднодоступные места, скажите, у каких людей зубы в труднодоступных местах?
Леше и Лике практически не удалось вставить ни слова. Они были страстно обцелованы, обглажены, одарены двумя корзинами с рыночными продуктами, и тетя Люба умчалась, как она сказала, «за трусами для мужа, а то этот олигарх в драных портках шастает, что характеризует его как верного мужа».
Перед приходом Леши, который встречался с эфэсбэшным Ильей, тетя Люба позвонила:
– Не бойтесь, мы с дядей Антоном к вам вечером приедем!
Лика не поняла, чего бояться, и не успела сказать о звонке мужу, потому что они начали ссориться. И до прихода гостей Лешка дулся, хотя времени было в обрез: надо чем-то людей угостить.
Лика решила делать пиццу, которая у них называлась «Наше все». Рецепт элементарен: шинкуется все, что способно шинковаться, и вываливается из всех консервных банок содержимое на сочень теста размером с самый большой противень. На такие детали, как сочетание шпрот с солеными огурцами или вареной колбасы с яблоками, обращать внимания не следует. Главное, чтобы было чем все сверху прикрыть – залить майонезом или засыпать сыром.
Леша шинковал продукты, Лика раскатывала тесто. Леша сотрясал в воздухе ножом и обещал, если Лика не прекратит секретничать, завести личные тайны. Лика размахивала руками в муке и оправдывалась, что личных секретов не имела и не имеет, все только чужие. А если Леша будет что-то скрывать от нее, то она подумает, будто Леша, как папа, может на сторону свернуть. А она, Лика, как ее мама, будет страдать? Они быстро орудовали руками и в такт, быстро, обменивались упреками.
– У нас еще один ребенок не родился, – проговорила Лика со слезами в голосе, – а ты уже…
Леша отложил нож, обнял жену:
– Человек, способный постичь законы женской логики, заслуживает Нобелевской премии.
Они помирились.
Первыми приехали родители Лики. Лешка со свекром разложили в комнате Киры Анатольевны большой стол. Ирина Васильевна помогла дочери накрыть. Только вытащили пиццу из духовки, прибыли Хмельновы.
Люба и Антон были знакомы с родителями Лики, точнее, виделись на свадьбе ребят.
Лика разрезала пиццу и разложила по тарелкам.
Ирина Васильевна приподняла краешек верхней корочки и усмотрела в начинке несусветное: рыбные консервы и какие-то фрукты. Антон Егорович и Митрофан Порфирьевич принялись было с аппетитом есть. Но застыли с поднятыми вилками, когда заговорила Люба:
– Давайте не ходить вокруг и поперек! В общем, так! Мы Кириного ребенка забираем и усыновляем. Скажи, Антон!
– Угу! – подтвердил он с набитым ртом.
– Не догоняю! – подавился Лешка. – Как это забираете? А кто вам его отдает?
– Правильно, Лешенька! – вступила Ирина Васильевна. – Мы, поди, не безродные! Ребеночка мы с мужем берем. – И толкнула Митрофана в бок.
– Ага! – заверил он, проглотив неразжеванный кусок.
– Папа! Мама! – поразилась Лика.
– Отпад! – резюмировал Лешка.
Но в дальнейший диалог, который было бы точнее назвать перепалкой, никто слова вставить не мог. Схлестнулись тетя Люба и Ирина Васильевна.
– Дите одно, на всех не хватит! – заявила Люба.
– Наше дите! – упорствовала Ирина Васильевна.
– У вас внук будет, а нам по-честному и справедливому Кирина девочка отходит! Я уже вещи купила и ремонт под детскую комнату сделаю, видела один, когда на стенках зверюшки, а на потолке облака.
– Зверюшки, облака! – попеняла Ирина Васильевна. – А сами, наверное, за границу малышку увезете, родины лишите!
– Ничего подобного! Мы ей гарантируем счастливое детство! Скажи, Антон!
– Ага!
– Счастье на деньги не меряется! – отрезала Ирина Васильевна. – Вот мы со всем сердцем! Скажи, Митя!
– Угу!
Опытные Антон и Митрофан не пытались примирить спорщиц. Под шумок съели по куску пиццы и попросили добавки. А Лешка не выдержал.
– Послушайте! – перебил он.
И получил дружный отпор.
– Помолчи! – хором ответили ему тетя Люба и теща.
Лика тихо встала и вышла на кухню. Набрала номер Волкова.
– Олег Петрович! Тут такое! Киру Анатольевну, кажется, нашли. Но теперь ее ребенка забирают.
– Кто забирает? – всполошился Олег. – Разве она уже родила?
– Не родила. Забирают мои родители, представляете? И тетя Люба с дядей Антоном. Просто рвут ребенка на части. Но мы с Лешкой ни за что его не отдадим. Хотя вы тоже… Я звоню, потому что вы право голоса тоже имеете. Вам бы лучше приехать! А?
– Сейчас буду! Какой у вас номер квартиры?
Только Лика положила трубку, телефон зазвонил.
Это был отец Лешки, свекор Лики.
– Нет ли новостей? – спросил Сергей Викторович.
– Вообще-то есть, – честно призналась Лика. – Новостей много, даже с перебором.
– Я недалеко, заскочу к вам.
Олег и Сергей столкнулись у входа в подъезд, вместе вошли в лифт. Потом обоим будет казаться, что неприязнь возникла интуитивно и сразу. На самом деле они обратили друг на друга внимание, когда оказалось, что им в одну квартиру.
Позвонил Сергей. Открыл Лешка:
– Папа? Привет! А вам кого? – спросил Лешка Олега.
– Могу я видеть Лику?
– Вы, наверное, – усмехнулся Лешка, – тот самый… Зайцев?.. Овечкин?
– Волков.
Его фамилию Лешка отлично помнил, но не отказал себе в удовольствии вставить шпильку.
– Олег Петрович? Сергей Викторович? – В прихожей появилась Лика. – Что же стоите у порога? Проходите, раздевайтесь, пальто вот сюда, на вешалку. Лешка, принеси еще два стула и тарелки!
– Больше ты никого не пригласила? – спросил Леша громким шепотом, проходя мимо жены. – Папы римского не ожидается?
В комнате Сергей расцеловался с Любой, обнялся с Антоном, поздоровался за руку с Митрофаном Порфирьевичем и Ириной Васильевной.
Сел на предложенный сыном стул.
Олег стоял. Лика его представила:
– Олег Петрович Волков, он… как бы сказать. Вот Сергей Викторович фактический муж Киры Анатольевны, а Олег Петрович…
– Будущий! – пришел он ей на помощь и повторил: – Рассматривайте меня как будущего мужа Киры Анатольевны.
И его действительно рассматривали! Молча, не таясь, сидящая за столом группа людей разглядывала его несколько томительных секунд. Олег покрылся испариной и покраснел. Открыл рот, испугавшись, что пустит петуха, прокашлялся:
– Насколько я знаю, установлен адрес местонахождения Киры Анатольевны. Был бы признателен, если бы мне его сообщили.
– Хорош будущий муж, – хмыкнул Митрофан Порфирьевич, – не знает, куда невеста сбежала.
– Кира моя законная жена, – напомнил Сергей.
– Я не намерен здесь и сейчас обсуждать характер ваших, давно не близких, – подчеркнул Олег, – отношений.
– А вы сами? – спросила Ирина Васильевна. – Не женаты?
– Пока женат, – вынужден был признать Олег.
– Я вас где-то видел, – подал голос Антон, – не в Росвооружении?
Олег кивнул:
– Я вас тоже помню. Нас знакомили на каком-то банкете.
– Самое время о банкетах вспоминать! – укоризненно воскликнула Ирина Васильевна. – Лучше скажите, вам известно, что Кира Анатольевна ждет ребенка?
– Известно! – кивнул Олег и еще больше покраснел.
– И какова была ваша реакция, когда мама вам эту новость сообщила? – спросил Лешка.
Более краснеть Олегу некуда. На помощь пришла Люба. Олег ей понравился. Да и не могла Кира в кого попало втюриться на старости лет.
– Напали на человека! – сказала Люба. – И даже не посадили!
– Прокурор посадит! – съязвил Лешка.
– Закрой рот! – велела ему жена. – Олег Петрович, пожалуйста, присаживайтесь!
Более всего Олегу хотелось унести ноги и познакомиться с родными и близкими Киры в другой, нейтральной обстановке. Но он не мог уйти без адреса и повторил свою просьбу.
– Она в Алапаевске, – смилостивилась Люба.
– Точно! – удивился Лешка. – Откуда вы знаете?
– Кира брала деньги со счета в этом городе, – ответил дядя Антон. – А ты как вычислил?
– Через взятку в ФСБ. Деньги на взятку дал вот этот господин. – Он показал на Олега.
– Да сядь ты! Не торчи столбом! – велела Олегу Люба, легко перейдя на «ты». – Видишь, какая петрушка?
Олег опустился на стул.
– Ума не приложу, почему Киру понесло в Алапаевск? – пожала плечами Люба. – У вас там родственники, знакомые?
– Там живет один человек, – смущаясь, ответила Лика, – который давно и преданно любит Киру Анатольевну. Но у них ничего не было! – горячо воскликнула она. – В доказательство у нас есть несколько сотен писем!
– Несколько сотен писем, – заметил Антон, – скорее свидетельствуют об обратном.
– Как зовут этого человека? – спросил Сергей.
– Игорь Севастьянов, – ответил Лешка.
– Я его помню! – всплеснула руками Люба. Он был ТАК влюблен в Киру! Что даже не то наполовину повесился, не то почти отравился.
– Мало я его по морде бил! – подал голос Сергей. – Он всегда настырным был, как…
– Солитер! – подсказала Люба. – Игорь мне глисту во фраке напоминал. Антоша, ты его помнишь?
– Нет. По-моему, мы отвлеклись, ушли в сторону. Это неожиданное совещание имело повесткой дня… Да глупость оно имело! Я тебе, Люба, говорил! Делим шкуру неубитого медведя!
– Не называй нашего ребеночка шкурой! – воскликнула Люба.
– Он не ваш, мы тоже не крайние! – с вызовом заявила Ирина Васильевна.
– Кстати, у ребенка будет моя фамилия, – напомнил Сергей.
– Руки прочь от моей сестры! – хлопнул по столу Лешка.
Олег переводил взгляд с одного скандалиста на другого и думал: «Либо Кирины родственники дружно сбежали из сумасшедшего дома, либо по мне плачет койка в психушке! Третьего не дано».
– Олег Петрович! – тихо подтолкнула его Лика. – Почему вы молчите? Вы отказываетесь от ребенка?
Но Олег не успел рта открыть, вскочил Лешка:
– Хватит базара! Ситуация предельно ясная! Моя мама, будучи в положении, обратилась за помощью, участием, или как хотите называйте, к самым близким людям. И получила от ворот поворот!
– Но тебе-то она ничего не сказала! – упрекнула теща. – Если бы не Лика, ты бы решал свои уравнения и в ус не дул!
– Правильно! – согласился Лешка. – И мне страшно обидно, что мама посчитала меня трусом и слюнтяем. Кстати, я ухожу из аспирантуры, чтобы прокормить семью! В которой будет два младенца! На которых попрошу не претендовать! Дядя Антон, можете меня устроить на доходное место?
– Как уходишь? – ахнула Лика. – А мне ничего не сказал? Уже начинаешь секреты секретничать?
Митрофан Порфирьевич переглянулся с женой.
– Так я и знала! – провозгласила Ирина Васильевна.
– Что вы знали? – огрызнулся Лешка. Он сел на место и гордо скрестил руки на груди.
Пока родители Лики выясняли будущее семьи их дочери, Люба с изумлением следила за действиями Олега, рядом с которым сидела. Олег гнул вилки! Натурально гнул, то есть нервно! Взял свою и свернул пополам. Взял Любину и тоже согнул. Она подсунула ему вилку Антона. Олег машинально согнул третью вилку. Люба положила под руку Олегу столовый нож. Сделанный из закаленной стали, нож не гнулся. Он сломался с громким треском!
Все замолчали и уставились на кладбище согнутых вилок. Олег опомнился и положил рядом с вилками две половинки бывшего ножа.
Олег не знал, что ему делать. Извиняться за причиненный ущерб? Объяснять этим людям, что он любит Киру больше жизни и никому ребенка не отдаст? Живописать свой позор в кафе? Силой вырвать адрес Киры? На колени перед ними стать? Послать их к чертовой матери?
– Вот и Лика у нас такая! – вдруг заметила Ирина Васильевна.
– Подковы гнет? – поразился Антон.
– В смысле забывчивости, – туманно пояснила Ирина Васильевна.
– Господа! Друзья! – начал Олег. – Я не знаю, как к вам обращаться, и боюсь не найти правильных слов. Потому что… японский городовой! – сорвался он на крик. – Это не ваше дело! Это наша с Кирой жизнь! – Он кашлянул, понизил тон: – И мы будем рады видеть вас в день нашего бракосочетания и далее на крестинах нашей дочери!
– Хорошо сказал! – одобрила Люба.
– Только неясно, – заметила Ирина Васильевна, – почему Кира Анатольевна сбежала от такого хорошего?
– За полтора часа сплошной бестолковщины, – кивнул Антон, – это первый разумный вопрос.
– Действительно! – подал голос Сергей, которого все время оттирали в сторону, правда при его полном согласии. – Сделайте милость, сударь! Объяснитесь!
Что он мог объяснить? Душещипательно изложить историю своей жизни? О дочери трезвонить? Каяться в нервном недуге: хохотать в самые драматические минуты жизни?
На выручку пришла Лика:
– Вот Лешка! Иногда ляпнет не подумав, а потом весь вечер извиняется.
Лику неожиданно поддержали остальные женщины.
– Отец тоже! – кивнула Ирина Васильевна. – Сначала кран открывает, потом затычку ищет! А у крана вентиль есть!
– Ты, Антон! – повернулась Люба к мужу. – «Раковые шейки» от «Гусиных лапок» не отличаешь! А также певицу Ирину Аллегрову от певицы Маши Распутиной!
Олег невольно улыбнулся и поблагодарил:
– Спасибо, дамы! В сущности, вы верно определили суть моего чудовищного проступка.
– Ну, хватит! – повысил голос Антон. – Маразматический диспут затянулся!
По тому, как решительно он заговорил, по выражению его лица, прежде добродушного, а теперь жесткого, присутствующим пришла в голову одна и та же мысль: этот человек может ломать через колено и людей, и ситуацию. Потому и поднялся на высоты, другим недоступные.
– Более никаких дележей неродившегося ребенка! – продолжал Антон. – Никаких разборок! Никто не открывает рта без моего позволения! Проблема ясна: Киру надо привезти в Москву. Звонить мы ей не будем, потому что может рвануть дальше по Сибири. Вопрос: кто поедет за Кирой?
Все, кроме Олега, вдруг, как по команде, подняли руки.
– Ну, детский сад! – возмутился Антон. – Опустите руки, тут не голосуют! Не партсобрание!
– Поеду я! – непререкаемо сказал Олег.
– Логично, – согласился Антон.
– Город Алапаевск, – как из пулемета, выстрелила Лика. – Улица Речная, дом шестнадцать, квартира пять. Записать?
– Нет, спасибо, запомнил! – Олег поднялся. – Приятно было познакомиться! И надеюсь, наша следующая встреча пройдет в более… более теплой обстановке.
– Лешка! – попросила Лика. – Проводи… отчима, извините, Сергей Викторович!
– У меня нарисовался отчим! – ухмыльнулся Лешка, но поднялся и вслед за Олегом Петровичем двинул в прихожую.
Там они раскланялись, как два испанских гранда. Олег, уже занеся ногу через порог, оглянулся и протянул Леше руку. После секундного раздумывания Лешка руку пожал.
– Антон, ты что, не знаешь? – набросилась Люба на мужа.
– Знаю! – отрезал он.
– Тогда командуй правильно!
– Поясняю для присутствующих, – сказал Антон. – Способов остановить мою жену, когда она рвется спасать любимую подружку, не существует. Если кто-то их знает, прошу сообщить!
– Без базара! – отозвался появившийся в проеме двери Леша. – Я еду за своей мамой, и точка!
– У тебя жена беременная, – напомнила тетя Люба.
– Перееду на время к родителям! – быстро вставила Лика.
– Антон! Дай нам свой самолет! – потребовала Люба.
Народ не успел поразиться наличию роскоши в виде собственного авиалайнера, как Антон пояснил:
– Самолет принадлежит компании. И это тебе не «мерседес»! Завтра полетите рейсовым. Кажется, все? – спросил он сам себя. – Вот еще! Что за пирог мы ели сегодня?
– Лика только учится готовить! – встала на защиту дочери Ирина Васильевна.
– Можно еще кусочек? – попросил Антон. – Объедение! Люба, запиши рецепт!
* * *
На следующий день Олег увидел Любу и Лешу в аэропорту на регистрации билетов.
– Не криви физиономию! – выдала ему Люба. – Здравствуй! Мы группа поддержки. Правда, Лешка?
– Правда! – Леша первым протянул Олегу Петровичу руку.
Было неловко за вчерашнее хамство. Все-таки человек, к которому маман неравнодушна. Папочка сестренки! Цылодобово!
Олег ответил на приветствие и улыбнулся. Наверное, таков закон жизни: вместе с прекрасной женой ты получаешь в приданое замечательных родственников и друзей. Приданым Лены были опустившиеся алкоголики-попрошайки.
В накопителе, пока они ожидали посадки, Олег постоянно давил на кнопки сотового телефона.
Наконец ему ответили.
– Котенок! – взволнованно спросил Олег. – Как ты? Наркоз отходит? Больно? Чуть-чуть? Крепись, малышка! Самое страшное уже позади! Я очень скоро приеду! Никак не мог отложить командировку, потом тебе все объясню. Понимаешь? Ты у меня молодчина! Я тебя тоже целую, поверх гипса!
Он нажал на кнопку отбоя и объяснил Любе и Леше:
– Сегодня моей дочери делали операцию, очень сложную. Говорит, у нее такое ощущение, что на ней в сапогах плясали. Но хирург классный! Я ему доверяю!
– Как же ты уехал в такой день? – попеняла Люба и тут же понятливо вздохнула: – Хотя конечно! Но рядом с девочкой кто-то есть?
– Да! У нее есть мать.
Часть третья
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Теплая квартираДомой я звонила, чтобы услышать голоса Лики и Лешки. Они разорялись, кричали: «Алло! Говорите!» – но я молчала. Мне нечего было им сказать. Да и сами звонки были проявлениями слабости, которую я давила в себе, а окончательно справиться не могла. Я затаптывала ее, как угли пожара. Но под ногами были торфяники, огонь уходил вглубь, прятался и назавтра снова вырывался язычками пламени.
У меня было много аргументов в защиту собственного положения, как не самого отчаянного. Аргументы в избытке предоставила отечественная история, в которой если не война, то революция. Русские бабы пахали на коровах, рожали в поле, видели, как умирают их дети от голода, теряли любимых и мужей.
Молодые женщины, нецелованные девушки жили с сознанием, что никакого личного счастья не будет и впереди только работа на износ ради куска хлеба.
В свете этих трагедий я устроилась по-царски.
* * *
Сотни, если не тысячи раз я слышала: Москва – это еще не Россия, в провинции люди живут очень тяжело. Но лучше один раз увидеть… И научишься радоваться тому, чего прежде не замечала. Например, теплу в доме.
– Нам повезло, – сказал Игорь, когда мы вошли в его квартиру, – наш дом относится к котельной ферросплавного завода. А через улицу дома «Стройдормаша».
В ответ на мой удивленный взгляд пояснил:
– Большую часть Алапаевска обогревают предприятия. Некоторые отключают обогрев за неуплату. Мало кто способен оплачивать тепло по нынешним тарифам, да и теплотрассы в аварийном состоянии.
– И как сибирской зимой, – спросила я, – живут те, кому не дают тепла?
– Так и живут, – просто-обреченно ответил он. – В моей школе тоже проблемы. Сократили уроки до тридцати минут. Дети мерзнут, болеют. Наверное, на следующей неделе вообще отменим занятия. Но у меня дома тепло, правда? – снова с гордостью повторил он.
Градусов шестнадцать, определила я. Дома при такой температуре обязательно включаю электрокалорифер.
У Игоря маленькая двухкомнатная квартира с крохотной кухней и совмещенным санузлом. Ремонт давно не делался. Мебель куплена лет тридцать назад, когда выбрасывали добротную деревянную и покупали шкафы из полированного ДСП. Со временем полировка подернулась сеточкой трещин и помутнела. Дверцы шкафа, когда Игорь их открывал, громко скрипели.
Если бы я не знала, что здесь живет одинокий мужчина, решила бы, что квартира принадлежит женщине почтенного возраста. В серванте за стеклянными раздвижными дверцами – сервиз неполного комплекта и с щербатыми чашками, разномастные фужеры и рюмки, фарфоровые статуэтки, хрустальные салатник и конфетница. На стене ковер, диван и два кресла накрыты покрывалами, когда-то плюшевыми, а нынче протертыми до матерчатой основы. Салфетками и скатертями накрыты все поверхности: сервант, телевизор, тумбочка, на которой он стоит, журнальный столик. На подоконнике большая ваза с искусственными цветами – под ней салфетка. Рядом деревянная скульптурная композиция борющихся медведей – под ней ажурная салфетка.
Во второй комнате кровать под покрывалом с бахромой и (тысячу лет такого не видела) в изголовье две подушки одна на другой, а третья сверху поперек с торчащими углами.
«Чего-то не хватает для полноты композиции», – подумала я. И вспомнила. В херсонских домах Любиной родни так же тщательно заправляли кровати, но сверху на подушки еще набрасывали гипюровую круглую накидку.
Кроме кровати, здесь поместился небольшой письменный стол с лампой и двустворчатый шкаф для белья. Проход между мебелью – не шире лесной тропки.
Игорь хлопотал, накрывая на стол, нервничал, не знал, куда меня посадить.
– Тебе будет удобно на диване? Нет, лучше в кресло, я пододвину.
Он склонился, перенося кресло, и с лысины Игоря упало несколько длинных прядей. У него прическа, которую называют «внутренним займом», когда с одной стороны отращивают длинные волосы и укладывают их поперек головы, закрывая плешь. Сейчас редко такое встретишь. На лысых мода. Даже имеющие отличную шевелюру мужчины стригутся чуть не под нолик.
На «внутренний займ» я обратила внимание еще на вокзале. Ветер подхватывал прилизанные волосы, и они развевались в воздухе. Наверное, лысина у Игоря появилась давно, как и наивный способ ее маскировки. Выработалась привычка рукой ощупать голову, водрузить волосы на место и прибить их приглаживающим движением. Жест напоминал потешное детское самолюбование: гладит себя человек по голове и только не приговаривает:
«Хороший! Хороший мальчик!»
Фигура у него не мальчиковая, а, прямо сказать, бабья: широкие бедра и расплывшийся по талии живот, широким валиком нависающий над брючным ремнем.
Мы с Игорем ровесники. Но принять этот факт мое сознание отказывалось. Не могла я быть такой же старой, потрепанной, молью побитой, как он!
Не комплиментом, а констатацией истины восприняла его восклицания:
– Ты почти не изменилась, Кира! Такая же красавица!
И вместо того, чтобы поблагодарить за добрые слова, я согласно кивнула и предложила помощь в сервировке стола.
– Нет! Что ты! – замахал руками Игорь. – Все сам! Столько дней только и думаю, чем тебя угостить, какое меню предложить.
Меню состояло из вареной колбасы и сыра, порезанных полукругами и уложенных солнышком на тарелке. Банки шпрот на блюдечке. Грибов маринованных и соленых – по плошке (вот это здорово!). Квашеной капусты с клюквой и двух бутербродов с красной икрой. Меня заинтересовало: купил ли он банку икры и решил ограничиться двумя порциями, остатки ли это прежнего подношения, например благодарных родителей директору школы. Не продают же в Алапаевске икру чайными ложками! Не угадала!
– Бутерброды купил в ресторане, – сообщил Игорь. – Надеюсь, свежие.
– Спасибо! Очень трогательно! – поблагодарила я.
И мысленно призвала себя укротить столичный снобизм, прекратить выставлять отрицательные отметки человеку, от которого зависело мое существование.
– На горячее котлеты с картошкой и торт. То есть торт к чаю, конечно!
– Великолепно! – с пылким, хотя и совершенно неискренним энтузиазмом откликнулась я. – Очень люблю картошку.
– Горячее сразу принести или позже?
– Лучше сразу.
Он ушел на кухню и вернулся с двумя большими тарелками. На одной лежали четыре котлетки, на второй курилась парком пирамида вареного картофеля. Отлично! Картошка и грибочки – мне есть чем полакомиться.
– Выпьем, Кира? – Игорь достал из серванта рюмки, поставил на стол бутылку. – Коньяк! Пять звездочек!
– Вообще-то я не пью…
– Чуточку! За встречу! Хоть пригуби!
– Хорошо! Садись уже, пожалуйста. Все прекрасно! Давай праздновать!
Игорь пригладил волосы, которые на сей раз были в полном порядке, и сел в кресло на противоположной стороне журнального столика.
– Дорогая Кира! – начал он пафосно и трогательно. – Многие годы я мечтал об этой встрече! Не надеялся, но мечтал! И вот мы встретились, ты приехала!
У него заблестели глаза от навернувшихся слез.
Игорь сбился, разводя руками в стороны, подыскивал слова.
– Давай выпьем! – пришла я на помощь. – За встречу! Негаданную и, дай бог, счастливую!
Пригубив рюмку, я поставила ее на стол. Игорь свою осушил. Не успела я разжевать и проглотить первый кусочек картошки, а Игорь снова наполнил рюмки, мне капнул, себе доверху. По тому, как он опрокидывал спиртное в рот, как торопился со следующей порцией, можно было судить, что выпить он не дурак.
– Дорогая Кира! – Он поднял рюмку. – Сегодня самый счастливый день в моей жизни! Он наступил! Ты здесь! Ты ко мне приехала! За тебя! Мою единственную и, не побоюсь этого слова, великую любовь!
Я поднесла рюмку ко рту и поставила на стол, Игорь выпил до дна. Незадержавшийся третий тост тоже начинался с «дорогая Кира» и прославлял чувства, которое мы (теперь уже почему-то вместе) пронесли через годы.
От коньяка или волнения привыкший к низкой температуре Игорь раскраснелся. Ему было не холодно в одной рубашке. А я начинала постепенно коченеть. Ноги леденели. Если в квартире и было шестнадцать градусов, то на уровне потолка, а по полу отчаянно сквозило. Я уже шмыгала носом, который четко сигнализировал о подготовке к простуде. Только ее сейчас не хватало!
– Игорь! – попросила я. – Не мог бы ты мне дать что-нибудь теплое на ноги? И заодно свитер или кофту?
– Ты замерзла? – удивился он.
– Очень! – призналась я. – Боюсь простудиться.
– Странно, но ведь у меня топят! Ты уверена, что тебе холодно?
– Абсолютно! Зуб на зуб не попадает!
– И окна на зиму у меня тщательно заклеены…
Он сидел и рассуждал, вместо того чтобы подняться и выполнить мою просьбу! Тогда я удивилась, а позже поняла: это стойкая черта характера.
Как говорит мой сын, системный сдвиг по фазе.
На любую просьбу, пусть самую незначительную, на микроскопическую жертву с его стороны Игорь отвечает долгим и тщательным разбором поступившего запроса. Чаще всего просьба удовлетворяется, превращаясь в его великодушное одолжение.
Но следующий раз хорошенько подумаешь, прежде чем просить.
Великая любовь вовсе не отрицает прижимистое занудство – и то и другое отлично сосуществуют в одном человеке.
Наконец я получила валенки и толстый шерстяной свитер. Жить стало веселее. В комиксах иногда рисуют мечты героев – в виде облачка над головой и картинки в нем. У собаки в облачке косточка, у рыбака громадная рыбина на крючке… Если бы имелся способ увидеть мое облачко в данный момент, то в нем крутился бы целый мультфильм. Вот я стою под горячим душем, потом закутываюсь в толстый махровый халат, иду в свою комнату, забираюсь под невесомое, но очень теплое пуховое одеяло, включаю лампу, беру книгу, мурлыкаю от удовольствия. Одна, в тепле и уюте!
После четвертого или пятого тоста, когда в бутылке почти не осталось коньяка, Игорь от слов любви перешел к ее физическому выражению.
– Кира, дорогая!
Он вскочил, подошел ко мне, склонился и обнял. Мой подбородок оказался на плече Игоря. В зеркало серванта я видела половину его туловища со спины – ноги и широкий зад. От Игоря пахло дешевым одеколоном. «Шипр» или «Тройной»? В детстве на основе этих одеколонов и гусиного жира мне делали компрессы, когда болела бронхитом.
Запах детских горячечных болезней! Как я ненавидела этот запах! Им несло из открытых дверей мужского зала в парикмахерской. «Мама, – спрашивала я, – зачем мужчины позволяют, чтобы от них пахло компрессами?»
После объятий пришел черед поцелуям. Игорь лобызал мою шею, двигался по кругу. «Бедный, – пожалела я, – наверное, очень неудобно стоять на прямых ногах, согнувшись! Хоть бы присел, еще радикулит заработает!»
Волосы у Игоря растрепались: «внутренний займ» покинул лысину и свалился длинными прядями на ухо.
Что делать, я не знала. Но долго этого выдержать не могла – точно. Игорь взял в руки мое лицо, прижался губами к моим губам.
О, горе мне! Цылодобово!
«Один, два, три…» – мысленно отсчитывала я секунды пытки. На счете «семь» застонала – не от страсти, естественно, от отвращения. Прежде всего – к себе самой. Игорь совершенно не правильно понял мою реакцию и усилил пыл по обсасыванию моих сомкнутых губ.
– Подожди! – Двумя руками я уперлась в его плечи и оттолкнула. – Игорь! Нам надо поговорить. Сядь, пожалуйста!
– Кирочка моя дорогая! – проговорил Игорь и с удовольствием подчинился.
Именно с удовольствием! Или с облегчением?
То ли спина устала, то ли… Да! Не так уж велика была его страсть не в платонической, а в эротической части. Пусть мой сексуальный опыт невелик. Но я отлично знаю: возбужденный и влюбленный мужчина, да еще под хмельком, без клея намертво приклеивается, отодрать его от себя можно только с кожей.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.