Текст книги "У принцессы век недолог"

Я не ответила, как не отвечала весь вечер. Камамбер этого не заметил, как не замечал весь вечер.

– В этой связи представляется, что следующая ваша миссия будет в Кельтике. Старшему Брату удалось перекупить слуг герцога – Кор де Балета и Коруса Лайна, обеспечивавших связь заговорщиков с Кельтикой. Через них мы доведем нужные сведения до канцлера. Но этого, разумеется, недостаточно. Нужно, чтобы кто-то контролировал действия агентов на месте, и кроме того, вы можете появиться при дворе Биллиарда...

Настал момент, когда сохранять молчание уже не имело смысла.

– Послушайте, Камамбер, вы и впрямь думаете, что я стану исполнять ваши миссии? А ведь не производите впечатления дурака.

– Но наша обязанность – спасти Шерамур!

– Это ваша обязанность. А моя – спасти мужа. Я его втравила в эту историю со шпионажем, мне его и выручать.

– Но у вас контракт!

– Верно. По этому контракту даже смерть не является уважительной причиной для разрыва договора. Но ею может служить пункт «обстоятельства неодолимой силы». Я думаю, бесследное исчезновение одной из сторон под действием враждебного колдовства вполне подпадает под это определение. Так что я вправе расторгнуть контракт, не возвращая аванса. Это вам любой знающий юрист подтвердит.

Камамбер выглядел озадаченным.

– Кроме того, продолжала я, – эта сделка с самого начала была недействительной.

– Как?

– Ни в одной стране сделка не считается совершенной, пока ее не обмоют. Ваш отец Батискаф пренебрег этим правилом, обязательным для всего цивилизованного человечества, сознательно или нет – вам решать. А теперь прощайте, шевалье, мне пора покинуть сад Шерамура.

Не дожидаясь, пока он ответит, я встала из-за стола и покинула гостиницу. До отъезда следовало посетить отель дез Инсект. В пустующем доме еще оставались мои вещи, и среди них те, что дала мне при последней встрече Баба-Яга – яблочко па тарелочке и клубок ниток.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ, ГОТИЧНАЯ
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА НЕОДОЛИМОЙ СИЛЫ

Открыта ночь

Тебе,

Увидишь ты

Края,

Им нет

Края.

Настя Полева.

Марш плывущих Офелий

...Ясно было одно: задерживаться в Шерамуре никак нельзя. И ради Гверна, и ради спасения собственной шкуры. Старший Брат мог не согласиться с теми доводами, которые сломали моего оппонента в «Бобре и козле». По этой же причине я не могла воспользоваться единственным известным мне магическим порталом в Шерамуре – он находился в Парлеве, а там агентура Сомелье запросто бы меня опознала. Так что нужно было сматываться традиционным способом.

Настроение было – хоть самой в служители Края поступай. Ведь не хотел же Гверн соглашаться на эту шпионскую миссию, а я его уговорила. И что нам в Волкодавле не сиделось?

Кстати, мысль о том, чтоб вписаться в орден Края и благодаря этому отыскать следы брата Удо, а вместе с ним и Гверна, мне приходила – до того, как я связалась с Бабой-Ягой по ее прибору. Она пообещала провести розыск по своим каналам и сообщить при встрече. Встречу же она назначила в приморском Дикополисе.

Я отплыла из порта Моне, и призраки древнего короля Баллона и его дочери не тревожили меня. Теперь не надо было прикидываться знатной поволчанкой и соблюдать реноме. Поэтому, прибегнув к кое-каким старым связям, я присоединилась к контрабандистам, переправлявшим беспошлинные товары в порты Радужного моря. За время перехода не случилось ни одного шторма, а ветер был попутный. Должно быть, недобитые шерамурские ведьмы поспособствовали. Не тревожили шхуну «Реприманд» ни пираты с острова Флеш-Рояль, ни броненосцы Заморской Олигархии, ни легендарные чудовища вроде Чуда-юда рыбы Фиш. И все же переход был достаточно долгим, чтоб справиться с растерзанными чувствами и собраться с мыслями.

В интриге, на которую нас подписал отец Батискаф, с самого начала ощущалось несколько уровней. И многого квадратист нам не открыл. Оно и понятно – никто не станет сообщать лишнего агентам, работающим по найму. Вопрос в том, скрывал ли он какие-то тайны от своих коллег и начальников. Были, были там подводные течения... быть может, две ветви одного ведомства соперничали друг с другом? Теперь я жалела, что не поговорила как следует с Камамбером. Следовало не предаваться тоске и печали, а вытрясти из него все, что ему известно. А сейчас уже поздно.

Далее. Может, мне померещилось, но было у меня чувство, что Финалгон пытался о чем-то намекнуть... или предупредить? И тут снова вставал вопрос о степени участия МГБ в шерамурских интригах. Господин Голдман в качестве мировой закулисы – предположение, конечно, нелепое, но не невозможное. Кто-то же меня сдал отцу Батискафу... или Сомелье?

Тут меня посетила идея еще более бредовая. А если Финалгон намекал не на свое начальство, а на своих сородичей, с которым вроде был в контрах? Высокие эльфы, в отличие от не в меру активного Маленького Народца, вроде бы от вмешательства в текущие дела устранились, живут себе на закрытом острове Нефигассе, и ничто их не волнует... Но кто может знать, что замышляют эльфы? Только сами эльфы. Короче, если Баба-Яга мне ничего полезного не скажет, надо продвигаться в СТГ, благо это не слишком далеко от Дикополиса, и трясти Финалгона. Даже если ради этого придется связываться с магом Абрамелином и просить, по старой памяти, одолжить дракона. В конце концов, Гверну же он его одалживал?

Тут мои мысли, сделав полный круг, снова вернулись к Гверну. Нет, решительно не стоит предаваться самоедству на тему: «Зачем, зачем мы не отправились на Флеш-Рояль?» или «Зачем он решил вернуть меня, когда я от него ушла?» Смысла в этом никакого нет. Главное, что меня мучило – незнание, жив ли он. Хотя Гверн не из тех людей, что легко позволят себя убить. А вот заколдовать... тут опасность гораздо больше. Поэтому я и отправляюсь на поиски. В сказках, как правило, принцы расколдовывают принцесс, но здесь не сказка, а суровая реальность. Если мне удастся спасти Гверна, я больше не стану с ним ссориться. (Хотя ссоры всегда начинал он, а не я. И сцены ревности тоже устраивал он!) И даже согласна каждый день слушать про осаду Фриценшвайна...

В таком настроении я и высадилась в Дикополисе, портовом городе некогда одной из процветающих колоний Перворимской империи, ныне перебивающимся осколками былой славы. Осколков было много, а также и обломков. Мраморные плиты и колонны, которые не смогли вывезти на продажу по причине дефектности, валялись на улицах, подпирали собою городские стены, либо лежали на дне бухты. Их оплетал плющ (те, что на поверхности) либо водоросли (те, что в море), по ним сновали ящерицы и крабы, и солнце накаляло их так, что ходить по мостовой, оставшейся с древних времен, можно было только в башмаках на толстой подошве или в подкованных сапогах.

Масличные деревья и кипарисы заполняли окрестности вплоть до самого горизонта. В другое время я нашла бы это красивым, но при нынешних обстоятельствах красоты меня не прельщали. Мне даже мрамор казался изъеденным паршой и потускневшим. И если это было не так – все равно, город находился в упадке. И вряд ли виной тому была гибель империи. В конце концов, империи приходят и уходят, а коммерция остается. И долгое время после того, как память о последнем из перворимских императоров обратилась во прах, Дикополис процветал за счет торговли. Но тут на беду случилась затяжная война между могущественными местными домами судовладельцев Янаки и Ставраки. Пока она продолжалась, приподнялся, как на дрожжах, Союз Торговых Городов, и большинство кораблей из Шерамура, Гран-Ботфорте и Кабальерры устремились туда. Дикополис остался перевалочным пунктом, куда суда заходили за пресной водой и провиантом.

Об этом мне рассказали во время плавания на «Реприманде», и, сойдя на берег, я увидела, что моряки, в виде исключения из общего правила, не солгали. Но изучать местные достопримечательности я не собиралась. Пока мой путь лежал к таверне, указанной Бабой-Ягой. Фамилия владельца была, если не ошибаюсь, Лапсердаки. Связь была очень плохая, с помехами, так что я могла расслышать неверно. Конечно, яблочко, врученное мне, было мобильнее традиционного хрустального шара, но имело существенный недостаток – оно портилось, а потом и вовсе высохло, и пришлось его выбросить. А без яблочка тарелочка не работала. Так что я понятия не имела, прибыла ли уже Баба-Яга и где она находится.

Ничего, Дикополис не похож на город, где целенаправленно борются с колдовством. Наверняка здесь имеются какие-нибудь маги-волхвователи, а при них – средства связи.

В порту мне указали дорогу к таверне Лапсердаки и даже предложили проводить – за плату, разумеется. Но я отказалась. Не то чтоб мне было жалко денег (пока что их было у меня достаточно), просто ни с кем пока не хотелось разговаривать, а местные жители отличались повышенной болтливостью.

Миновав полуразрушенную триумфальную арку императора Дваяна, я свернула на улицу, которая если и была когда-то замощена, то камень порастаскали еще до того, как возникла Второримская империя. Сейчас по ней гнали коз, и раскаленная пыль садилась на мои сапоги, залатанную куртку и штаны. Наряды, пошитые в Мозетоне, там и остались, полагаю, Фердикрюгер их перепродал. Хорошо хоть отпала необходимость изображать благородную даму. Больше ничего хорошего в сложившейся ситуации я не видела.

Таверна обнаружилась по устойчивому запаху жареной рыбы, валившему, из распахнутых дверей вместе с кухонным чадом. Толстый носатый мужик, поросший курчавым волосом, высунулся из кухни, когда я вошла.

– Лапсердаки?

– Лапсердаки, Лапсердаки, – подтвердил он, вытирая жирные руки о засаленную тряпку, подхватывавшую его пузо.

– Баба-Яга здесь?

– У нас такого не подают! – с оскорбленным видом заявил он, как будто я потребовала какой-нибудь наркотик.

– Дракона мать! Это не дурь! Не еда и не выпивка! Это женщина... такая... на одной ноге... еще по воздуху летает...

Он нахмурил мохнатые брови, потом стукнул себя ладонью по лбу.

– А! У нас се называют Дудоле. Она здесь бывает, да. Но сегодня она не заходила.

Это было не лучшее известие, и на миг я задумалась о том, не разнести ли мне всю эту халабуду. Лапсердаки, верно, угадал мои намерения, и поспешно спросил:

– Может, обед?

– Ну давай обед.

– Сейчас будет, кирия!

– Что? А, и выпить принеси.

Я даже не спросила, что здесь подают, хотя обычно подхожу к выбору блюд со всем возможным тщанием. Ни за что бы прежде не подумала, что способна дойти до такого состояния!

Впрочем, можно было и не спрашивать. По запаху ясно было, что дежурным блюдом здесь является жареная рыба. Так оно и оказалось. Лапсердаки суетился вокруг стола, восклицая: «Барабуля калимера!» – что-то унося, что-то притаскивая, а я сосредоточенно жевала рыбу, запивая ее местным вином. Еда была ниже качеством, чем та, к которой я привыкла в последние месяцы, винишко тоже было так себе, ненамного лучше бухано-трескавского. Оно, может, и к лучшему. Шерамурские разносолы встали бы у меня сейчас поперек горла.

Дракона мать, что же делать, если Баба-Яга не появится? Я и так уже потеряла невесть сколько времени, заботясь о собственной безопасности. Я снова стала размышлять о том, чтоб разыскать если не дипломированного чародея, то хотя бы колдуна, чтоб связаться с Абрамелином. Гверн поступил именно так, когда искал меня, и Абрамелин ему помог, хотя был с ним незнаком. Возможно, и мне стоило отринуть всякие сомнения и обратиться к старику с самого начала.

Кстати, судя по событиям прежних лет, старый маг сам за мной приглядывал, и в случае глобальных неприятностей находил способ послать весточку. Отчего теперь он этого не сделал? Ну, я понимаю, в Шерамуре – Благой Сыск, борьба с колдовством, магия поставлена под правительственный контроль, и все же – почему он не изыскал возможности?

Я не допускала мысли, что Абрамелин меня предал – стар он был для предательства, но именно потому, что он стар... неужели и с ним что-то произошло?

Заливая мрачные думы, я приложилась к большой глиняной кружке (в империи из такой бы хлебали пиво, но здесь край был не пивной). И в этот миг сквозь общий гомон послышался мерный стук.

Затем кто-то тяжело опустился на скамью напротив меня. Хотя к этому времени в харчевню заходило немало посетителей, никто из них подсесть ко мне не решился.

Мне захотелось выругаться, но я сдержалась. Точного времени мы не назначали, а добираться из Поволчья ей было не ближе, чем мне из Шерамура. Поэтому, оторвавшись от кружки, я ограничилась тем, что буркнула:

– Дудоле, значит?

Она бросила меня тяжелый взгляд из-под платка, надвинутого по самые брови.

– На юге меня называют Дудоле или Дивожена, на севере – Лоухи или Варма-Ава, на востоке – Хосэдэм или Охин-Тенгри, на западе... на западе я не бываю.

Нашла тоже, кого удивить множеством рабочих имен. Если б я свои вздумала перечислять, это бы продлилось если б не до утра, так до полуночи. Но я не для того тащилась за два моря.

– Удалось что-нибудь узнать?

– Это как посмотреть... Разговор у нас будет непростой, поэтому я сперва пообедаю с дороги.

Возразить было нечего. Она окликнула Лапсердаки, и, пока трактирщик выполнял заказ, я спросила:

– Кстати, почему ты выбрала именно эту харчевню? Она что, славится какими-то особыми блюдами, или у тебя другой интерес?

– Место удобное, – пояснила Баба-Яга. – На окраине, рядом с горами. Я же не пешком сюда добираюсь, ты, верно, и сама смекнула. А тут в горах поблизости есть подходящая посадочная площадка.

Тут принесли рыбу и вино, и Баба-Яга набросилась на еду. Я молча смотрела, как она ест.

Выглядела она в точности так же, как при нашей последней встрече в Волкодавле. Ну, хоть что-то в этом мире остается неизменным.

– Что ты меня глазами сверлишь? Сама, небось, уже нажралась от пуза, а я из рейса, – Баба-Яга сделала большой глоток. – В Бухано-Трескаве хоть и кислятину делают, но, по крайности, смолу в вино не добавляют... Короче, внимай сюда. В Волкодавле дела такие. Регент наш, Иван-Царевич, застукал супругу, Милену Неможную, в самом неприличном виде с управляющим своим, Ванькой-ключником. И заявил, что разных там Змеев и Кащеев да рыцарей чужеземных он терпел, но холопа – никогда. «Вот до чего ты меня довел!» – кричала Милена на весь дворец, но ее никто не слушал. Эконома в качестве акции устрашения регент наградил двумя столбами с перекладиной, а царевну отослали к отцу. В общем, разлучил Ванька-ключник регента с женой...

– Ну, Ванька был жук еще тот, – я вспомнила, как он подсунул графу Бану царскую водку взамен обычной. – Однако Милена – она ж верховная жрица. Как же Иваи-Царевич на конфликт с волхвами пошел?

– А Иван жречеством очень недоволен. Вроде как допустили распространение ереси, которая привела к гражданской розни. И вон он какой финт выкинул: выпустил из темницы Траханеота Рыдальца под подписку о гражданском повиновении и позволил заволчанам исповедовать собственную религию, при условии что они присягнут волкодавльскому государю в лице его наместника.

– И они согласились?

– А старцу Траханеоту и его последователям эта гражданская война тоже, в общем, надоела. Ну, они воеводе Бану и присягнули. Так что у нас сейчас в столице позиции жречества ослаблены, в свете появления альтернативного жречества.

– Ну вот, стоит на пару месяцев отлучиться – а у вас уже перемены глобальные. Но, хотя это очень интересно, какое отношение имеют религиозная реформа в Поволчье и семейная драма Ивана-Царевича к моим делам?

– Имеют, имеют. Только это присказка, точнее, пролог к присказке. Видишь ли, есть все основания считать, что Иван-Царевич уже давно замыслил одним махом избавиться от супруги и покончить со смутой в государстве. Но сделать этого без предварительной подготовки не мог. Милена все же не абы кто, а дочь господаря. Ей обида – господарю оскорбление. А за оскорбление, сама знаешь, кровью платят. Обычно чужой. Вот Иван и послал меня в Бухано-Трескав разведать, каково там положение, на предмет возможной агрессии со стороны господаря.

– Вы же с Миленой вроде как подруги, – с сомнением произнесла я.

– Ну, когда это было. Опять же, долг перед отечеством превыше... и некоторые мои изобретения Иван-Царевич проплатить обещал... И, убедившись, что вторжения из Бухано-Трескава не будет, Иван срочно развелся, и нынче подыскивает себе более перспективную супругу. Рассматриваются кандидатуры гонорийской королевны Йадвиги, Главснаб Бабаевны, дочери Верховного Бабая Суверенного Оркостана, и герцогини Фриценшвайн (при последнем имени я вздрогнула). Но не исключено, что Иван-Царевич преподнесет нам какой-нибудь совершенно неожиданный вариант.

– Это, как я понимаю, была присказка. А теперь должно воспоследовать главное. То, из чего регент заключил, что может не опасаться нападения господаря.

– Верно. Только у меня горло пересохло. Лапсердаки! Лапсердаки! Еще вина! – пронзительно заорала Баба-Яга и благочестиво помянула верховную богиню Поволчья – Ядрену Мать, из чего я заключила, что сама она, как бы критически не высказывалась о волхвах, к последователям Матрицы не принадлежит.

– Пока что во всем, тобою рассказанном, я вижу лишь один положительный момент, – пробормотала я, глядя, как хозяин харчевни с кувшином в руках лавирует между столами. – Господарь Бухано-Трескавский потерял-таки винную монополию в Поволчье.

– Это намек? – Баба-Яга выхватила у Лапсердаки кувшин и плеснула в кружку мне, потом себе.

– Не увлекайся, – предупредила я. – Мы еще с присказкой не закончили, а у нас еще сказка впереди.

– С присказкой как раз закончили. И сейчас ты поймешь, что к чему. Ты когда-нибудь бывала в Бухано-Трескаве?

– Нет. Зачем? Это же задворки Ойойкумены.

– Вот именно. Если какой-то местности все время внушают, что она задворки, там могут сильно обидеться. Тем более что там и собственные болячки имеются. Например, Сильватранса.

– Что-то я такое слышала. Это нечто вроде Заволчья по отношению к Поволчыо.

– Вот тут ты ошибаешься. На Заволчье ни одно постороннее государство не претендует. Даже если орки и сунутся с набегом, то тут же и сваливают.

– Еще бы. В тамошние леса если армия зайдет, так сразу заблудится.

– Вот. А Сильватранса – это такая спорная территория между Бухано-Трескавом и Токай-Гуляшем. Еще, помнится, на нее империя посягала, и султан Сумамед, отец Учкудука нынешнего, но это давно было. При прошлом господаре Сильватрансу присоединил Бухано-Трескав, и тут они отыгрались. Вроде как если мы задворки Ойойкумены, то Сильватранса – наши задворки. А сейчас... – она сделала красноречивую паузу, вновь припав к кружке. – Сейчас Сильватранса почитай что отложилась. И Бухано-Трескаву, после неудачных для него столкновений с Учкудуком, впору задуматься о собственной обороне.

– Выходит, произошло то же самое, что у Поволчья с Заволчьем. За исключением того, что Иван-дурак оказался поумнее господаря и сумел договориться с инсургентами.

– А неправда твоя! Старец Траханеот, предводитель бунтовщиков заволчанских, какую бы ересь он ни нес, – человек понятный. Жители Волкодавля мед-пиво с ним пили, морду ему били, знают его как облупленного. А вот что происходит в Сильватрансе, сказать в точности никто не может. Хотя слухов ходит множество.

– Ну так доведи до моего сведения.

– Прежде всего, в Сильватрансе и раньше было какое-то сильное колдовство. Древнее, темное, мрачное, как бы это выразиться... – она пощелкала пальцами.

– Готичное?

– Вот-вот, это самое слово. Но считалось, что всех этих стригоев и талтошей, колдунов ихних, повывели...

– Ох, слышала я эту песню в Шерамуре. И убедилась, что это дело не задушишь, не убьешь.

– И здесь ты не совсем права. Там не то чтобы возродилось старое колдовство. Они нашли подпитку извне.

– Еретики Края Света... Мне говорили, что их эмиссары отправлялись в Бухано-Трескав. Очевидно, Фердикрюгер был еще не в курсе, что Сильватранса отложилась.

– Как ты их назвала?

– В закатных странах их именуют еретиками Края Света. Там свое учение есть, но я в нем понимаю не больше, чем в бреднях старца Траханеота про Мать и Матрицу. А на самом деле – колдуны на крови. Так что насчет подпитки ты верно подметила.

– Не ведаю, какие они там в закатных странах, а из своих путешествий вот что я вызнала. Колдуны местные, традиционные, как-то скучковались с этими, пришлыми, и что-то учинили.

– А поподробнее?

– Я туда не совалась. Мне достаточно было знать, что господарь их боится, а потому не станет затевать войну с Поволчьем. Двинется он в поход, а тут ему мало что султан Учкудук ибн Сумамед рога пообломает, так еще и сильватранские колдуны могут ударить в спину. Об этом я и доложила Ивану-Царевичу.

– Только?

– Ну, не совсем, – немного поколебавшись, ответила Баба-Яга. – Я, конечно, не летала в Торговище, главный город Сильватрансы, и в горные замки, но кое-какие слухи собрала. Говорят, им надоело быть задворками задворок. Теперь они хотят подчинить своему влиянию самые развитые страны Запада.

– И что по этому поводу собирается предпринять регент?

– А ничего. Мы не на Западе, и не развитые. То есть на самом-то деле мы еще поразвитей будем, чем во всяких империях, но они про это ничего не ведают.

– Сдается мне, Иван не проявил здесь обычной государственной мудрости. Кто знает, на что они там, в Сильватрансе, на самом деле способны?

– Может, ты и права. Жители Сильватрансы, слышала я, их поддерживают... говорят, слишком долго нас держали за самых распоследних, а теперь мы будем круче всех! У этих самых... уж не знаю, как назвать, – сила! У местных она идет от почвы, а у пришлых – от крови. И, объединившись, они получили такие варианты, каких у других магов нет. Будто бы и порталы они контролировать могут, и прочее такое... Вот когда вы через магические врата в последний раз перемещались, никаких странностей не было?

Я задумалась.

– Был сбой во времени. Но такие вещи, в принципе, возможны.

– Вот видишь! А если они еще переговоры по хрустальным шарам наловчились подслушивать? Говорила же я, что нужно разрабатывать альтернативные системы связи! У Поволчья – собственный путь! Я им еще докажу... – тут она начала развивать свои излюбленные тезисы о совмещении магии с передовой техникой, что отнюдь меня не вдохновило. Видела я эту технологию в действии, и ничего хорошего от нее не ожидала. Но если во всем остальном воздухолетчица была права?

Я снова вспомнила Финалгона. Что, если он не был замешан в дурном, но лишь догадывался о нем?

А разведка-то есть не только у Ивана-Царевича. И уж если начальник охраны Магического банка Голдмана был о чем-то осведомлен, то представители государственных спецслужб – и подавно.

Отец Батискаф...

Он покинул нас в Нездесе, возле тех самых магических врат. И собирался куда-то в этом направлении. И до того, по собственному признанию, бывал в Бухано-Трескаве. И как раз квадратист настоятельно советовал нам с Гверном обратить внимание на еретиков Края Света, хотя к заговору моветонских дворян против Старшего Брата Сомелье они вроде не имели отношения. Ядрена Вошь, какая подстава! Он с самого начала использовал нас втемную. Как там – «одна интрига накладывается на другую»? Ну, попадись мне этот квадратист... правда, возможно, еще и попадется.

Задумавшись, я не сразу сообразила, что Баба-Яга замолкла и смотрит на меня, не забывая прикладываться к кружке.

А ведь когда-то Баба-Яга самолично заявилась в «Белку и свисток», дабы предупредить нас с Гверном, чтоб мы не связывались с отцом Батискафом. Будто бы он замешан в нехорошие колдовские дела, творящиеся в Бухано-Трескаве и Сильватрансе. Что ж это получается – квадратист сам был еретиком Края Света? Тогда зачем ему нашими руками уничтожать сложившуюся в Моветоне резидентуру секты? Это как-то чересчур даже для двойного агента.

Стоп-стоп. Баба-Яга была уверена в том, что колдун в Сильватрансе и отец Батискаф – один и тот же человек. Но ведь она его вживе никогда не видела. Отца Батискафа во время нашего с ним разговора ей яблочко на тарелочке показало, а насчет четкости изображения этого прибора у меня было свое мнение, отличное от изобретательского. А во время своей шпионской миссии она того колдуна не встречала, только слышала о нем. И ей сказали, что колдун тот был монахом, уроженцем закатных стран. Но вот брат Удо, к примеру, тоже подходит под это описание. Не удивлюсь, если старшины еретиков, первоначально принадлежавшие ортодоксальному ордену Края, мнят себя особами духовного звания.

Но со всем этим, разумеется, надо разбираться на месте.

– А ты растеряна, – произнесла свой приговор Баба-Яга.

– Да. – Ответ был неожиданным для меня самой. – Я побывала во многих переделках, но ввязывалась в них исключительно из-за денег... ну, или если друзья очень попросят. А сейчас – это мое дело. Мне наплевать, колдуют там на земле или на крови, собираются подчинять закатные страны, восходные или весь мир. Но эти уроды захватили моего мужа. Он, может, и не подарок, но беда с ним случилась из-за меня. Поэтому я пойду куда угодно и на что угодно, чтобы выручить его.

– А если ты опоздаешь? Если уже опоздала?

Всю дорогу от Шерамура до Дикополиса я старалась заглушать эти вопросы, едва они возникали в моем сознании. Но вот – их задали мне в упор. И я должна была ответить.

– Знаешь, я всегда стремилась никого не убивать сверх необходимости. Но если так – я постараюсь, чтоб от помойки под названием Сильватранса осталась одна большая горелая яма.

– Тебя ведь не учили волшбе.

– Нет. Зато учили многому другому.

– Скорее всего ты свернешь шею и свалишься в ту самую яму.

– Неважно. У принцессы век должен быть недолог. Я и Гверну всегда это говорила. Старая ведьма – это достойно и почтенно. Но что может быть смешней и нелепей состарившейся принцессы?

Мне стало неловко от того, что я впала в подобную пафосность, и я умолкла, сделав вид, что пью. На самом деле пить мне совсем не хотелось. Довольно уже было на сегодня. А вот Баба-Яга так не считала. Она салютовала поднятой кружкой.

– Добро тебе! И посмотрим, кто сильнее – ты или эти кровопивцы из Трансваа... Трансильва... тьфу ты! Сильватрансы, вот. Выпьем за это!

– Уймись. – Я осознала, что еще не спросила ее о самом существенном. – Скажи лучше, кто правит в Сильватрансе, после того как она отвергла власть господаря.

Баба-Яга постаралась сосредоточиться.

– А почитай что никто. Большой боярин Нераду Бобоану. До того, как Бухано-Трескав их примучил, там были воеводы. Но последний из них попал в плен к султану Сумамеду и был утоплен в бочке с рассолом. Султана разбил король Токай-Гуляша. Потом Токай-Гуляш бодался с Бухано-Трескавом за Сильватрансу. Да у них и до того такая чехарда с салочками с правителями была...

– Я тебя не об истории вопроса спрашиваю, а о нынешнем положении дел.

– А я и отвечаю. И к тому веду, что в Сильватрансе и раньше были проблемы с престолонаследием. А сейчас вроде никого из прежней династии не осталось, вот этот боярин Бобоану и выдвинулся. Только поговаривают, что недолго ему на троне сидеть, если сильной поддержки не найдет – извне или снаружи.

Ох, как это мне успело надоесть. Политические игры, приправленные черным колдовством. Хорошо хоть в Шерамуре удалось положить этому конец. Кстати, в Сильватрансе, по идее, должна действовать разведывательная сеть Старшего Брата. И за нить из этой сети стоит потянуть.

Хотя, учитывая, что я разорвала контракт с Сомелье, вряд ли ко мне там хорошо отнесутся. Пожалуй, это была неверная мысль. Ладно. Бобоану так Бобоану.

Я встала.

– Итак, следующая остановка – Торговище. Подбросишь? Надеюсь, в ступе мы уместимся.

– А вот тут – извини, подруга. У меня нынче другое задание. Я и так ради встречи с тобой уклонилась от заданного маршрута.

– Так что ж ты мне тут голову дуришь? Я сижу тут с тобой, лясы точу в надежде, что ты меня через горы перенесешь, а может, время уже потеряно!

– Ничего не могу поделать. Добирайся своим ходом.

– Что значит «своим ходом»? У меня и лошади нет – продала в порту Моне! – Я перегнулась через стол, ухватила ее за ворот и тряхнула. – Вот что я знаю – у тебя всегда что-нибудь припрятано на случай поломки ступы. Сапоги-скороходы либо еще что... Давай сюда, или... – я хотела сказать «вобью костяную ногу тебе в глотку», но тут меня посетила идея получше. – ...или я свяжусь по хрустальному шару со знакомым магом и все обстоятельства изложу открытым текстом. И если связь через хрустальные шары и впрямь прослушивается, о твоих шпионских похождениях станет известно.

Посетители харчевни таращились на нас с испугом, но вмешиваться не спешили. И правильно делали – у меня сегодня в программе не было намечено кабацкой драки.

– Сапоги-скороходы... – буркнула Баба-Яга. – Ты еще скажи «гусли-самогуды» и «скатерть-самобранка». Нету у меня ничего такого, и в заводе не было. Но я смекаю, как тебе помочь. Фуфайку-то отпусти...

Так я и сделала. И тут же пожалела об этом, потому что Баба-Яга немедленно завопила:

– Эй, хозяин!

Лапсердаки бочком приблизился к столу. Но воздухолетчица, против ожидания, не стала требовать вышибалу, дабы привлечь меня к порядку, а, понизив голос, сказала:

– Сведешь эту госпожу к бабке своей. Пусть одолжит то, на чем на сборища свои путешествует. Скажи – я велела.

– Кирия! – трактирщик прижал руки к груди. – Бабушку тревожить нельзя, бабушка старая совсем...

– Знаю, она уж сколько сотен лет как не молоденькая. А на Лысой горе я ее все ж встречаю. А откажешь – расскажу людям, почему, когда в других заведениях вино скисает или бочки лопаются, у тебя завсегда все в порядке. А как же иначе, при такой-то бабке!

– Ну хорошо... как-нибудь... когда-нибудь...

– Не «когда-нибудь», а немедленно! Сейчас. Вот все вместе и пойдем. Мне все равно возвращаться. Скажи подручному, что в погреб за вином спустишься, а мы – за тобой.

Лапсердаки, вздохнув, поплелся исполнять сказанное, а Баба-Яга двинулась к двери за стойкой. Без сомнений, она хорошо знала заведение. Теперь понятно было, почему я не заметила, как она вошла – появилась Баба-Яга не с улицы. Расплачиваться за выпитое-съеденное она и не подумала, я же бросила деньги подбежавшему слуге. Может, перед Бабой-Ягой Лапсердаки и был в долгу, а передо мной – нет.

В задней комнате трактирщик, кряхтя, откинул крышку над входом в погреб и полез вперед. Фонаря или свечки он с собой не прихватил, оставалось надеяться, что путь ему известен.

Баба-Яга спускалась по лестнице не так уверенно, как шествовала по полу – костяная нога мешала, да и выпитое давало о себе знать. Она вынуждена была ухватиться за мое плечо. При этом она бормотала:

– Ничего, старая Ламья не подведет...

– Ламья? – мне, кажется, приходилось слышать или читать это имя. Только звучало оно несколько по-другому. – Так ведь ламии, говорят, людоедки.