Текст книги "У принцессы век недолог"

– Далеко ли до Каданса? – спросил Гверн.

– Изрядно, – ответил Омон. – Но если они выехали ночью и не останавливались, то сейчас уже в замке, и мы их не догоним.

Стало быть, «изрядно» было по моветонским меркам. По поволчанским бы сказали «рукой подать». И это при том, что поволчанские дороги много уступают шерамурским.

– А хорошо ли укреплен замок?

– Хуже, чем Тур-де-Форс, но достаточно. Кадансы в прошлом воевали и с Градансами, и с короной, и замок успешно выдержал несколько осад, – порадовал нас дю Шор.

– Эх, господа, чего мы только не штурмовали... – Камамбер не намерен был впадать в уныние.

Мы тронулись в путь. Как упомянуто, дороги были неплохи, и это ухудшало положение. В Поволчье была бы надежда, что беглецы увязнут в грязи или вовсе заблудятся. А тут они успевали уйти далеко вперед.

Камамбер насвистывал мелодию, в которой я узнала солдатскую песню времен осады Фриценшвайна – «Барабан был плох, барабанщик сдох». Я ее слышала от Гверна. Выходит, Камамбер воевал в тех же местах. Неужто он узнал Гверна? Если так, он держал свое открытие при себе. Выходит, не столь уж простодушный он вояка, каким хочет казаться. Вот еще забот не хватало!

Несколько раз приходилось останавливаться, чтоб дать отдых людям и лошадям, и каждую остановку Омон и дю Шор использовали не только для того, чтобы промочить горло (хотя и это тоже), но и чтобы расспросить о маркизе де Каданс. И получали утвердительный ответ – да, маркиза со свитою здесь проезжала. Они очень спешили – но не настолько, чтоб не останавливаться по той же причине, что и мы. О Равиоли ничего никто сказать не мог. Одно было ясно – бежать за границу или в другую провинцию маркиза не собиралась.

– Интересно, это наглость или глупость? – полюбопытствовал Камамбер. – Кто другой, учинив такое безобразие, уже был бы возле границы с Канавой.

– Вообще-то маркиза... хм... не блещет великим умом, при всей ее склонности к интригам, – сказал дю Шор. – Или она надеется, что орден ее прикроет?

– Это с какой стати? Герцога ей убить не удалось.

И тут Гверн произнес нечто совершенно гениальное.

– А может, она и не собиралась его убивать.

– Тогда зачем было устраивать всю эту заваруху?

– Не знаю. Я чужестранец. Вот если бы в Тур-де-Форсе, кроме праздника, происходило бы что-нибудь важное... какие-то международные переговоры... тогда она могла бы поставить целью эти переговоры сорвать. Но ведь ничего такого не было?

Он, конечно, нарывался. Но голос его был столь простодушен, взгляд столь чист, что даже я купилась бы. Насчет того, купился ли дю Шор, не знаю. Но он задумался.

Камамбер не унимался.

– А ежели граф Равиоли у них за связного, им бы положено в Гран-Ботфорте бежать. А это в другой, как я понимаю, стороне.

– А велик ли гарнизон в замке Каданс? – не выдержала я.

Шевалье Омон вытаращился на меня так, словно увидел перед собой говорящую лошадь. Вернее, если бы моя лошадь заговорила, он бы удивился меньше. И это после вчерашнего! Как будто сражаться женщина может (впрочем, Монбижу упоминала, что дамы у них дуэлируют), а вопросами обороны интересоваться – ни-ни!

– Ну... нет, в общем-то... обычный, – промямлил он.

– Пожалуй, – дю Шор очнулся от своих раздумий, – больших воинских сил там не расквартировано. Я там был и обратил внимание, что после смерти мужа маркиза уволила многих прежних слуг и наняла новых.

Уже смеркалось, когда перед нами показались очертания башен замка Каданс. Копыта лошадей зацокали по плотине, преграждавшей заросший пруд.

– Вот он, пруд Туртель, – сказал дю Шор.

– Это здесь нашли тело маркиза? – спросила я.

Дю Шор кивнул. Камамбер окинул водоем взглядом.

– Достаточно большой. Она вполне могла держать чудовище здесь.

– Только не здесь, – возразила я. – Посмотрите на поверхность – она не только кувшинками заросла, ее бурой тиной затянуло. Если бы спрута извлекли отсюда, все бы порвали и перебаламутили.

– Похоже, в последний раз пруд чистили, когда извлекли труп маркиза, – сказал дю Шор. – А это было изрядно давно. Водица стоялая, пованивает...

Возразить было нечего. На этот пруд мэтра Кобелье с его очистными сооружениями не нашлось.

– Ваши предложения, господа? – Камамбер взглянул на окружающих.

– Дождаться темноты – и ударить, – изрек Гверн. – Ночью они не поймут, сколько нас.

– Это не вполне благородно, – возразил дю Шор. – Может быть, так принято в Поволчье, но не в Шерамуре. Нужно выслать герольдов, потребовать капитуляции.

Ну, знаете, уж если Гверн со своей повышенной правильностью кого-то не устраивает!.. И вообще, поволчанским князьям на такие слова полагается обижаться.

И я обиделась.

– Прошлой ночью, судари мои, вы убедились, что поволчанские обычаи не так уж плохи.

– И если сочетать поволчанский напор с шерамурской утонченностью, этим можно многого добиться, – примирительно заметил Камамбер.

Я во вчерашних его действиях особой утонченности не заметила, однако спорить не стала.

– Потребовать именем его светлости герцога, чтоб нас пропустили, – внес свое предложение шевалье Омон. – Если они откажутся, у нас будет полное право наказать их за неподчинение.

– А с чего вы взяли, что они непременно откажутся? – спросила я.

Омон едва не поперхнулся. И только почтение, которое он испытывал к княжескому титулу, помешало ему ответить грубостью.

– Тогда для чего маркизе де Каданс нужно было бежать из Тур-де-Форса? – Камамбер не язвил, это его и впрямь интересовало. – Да еще с такой поспешностью?

– Чтобы, например, заманить нас в ловушку.

Тут никто возражать и поминать славные шерамурские традиции не стал. Маркиза была из Гран-Ботфорте, а жители этой страны славятся коварством.

– Так что же делать? – повторил дю Шор.

– Шевалье, вы говорили, что неоднократно бывали в замке Каданс. И вы представляетесь мне человеком весьма проницательным. Скажите, в замок можно проникнуть... как бы это выразиться... только с парадного входа?

– Ах, вот вы о чем... Разумеется, нет. Каждый приличный замок имеет потайной ход. Но покойный маркиз не настолько мне доверял, чтобы сообщить, где именно этот ход находится.

– Но тем не менее он есть, и я надеюсь его отыскать.

– Это займет слишком много времени.

– Вот что я предлагаю. Разделимся. Основные силы направятся прямиком в замок и потребуют открыть. Тем временем мы с князем попробуем отыскать этот ход и проникнем в замок с тыла.

– Отлично! – в один голос воскликнули Омон и Камамбер. Омона я понимала – он обрадовался, что я не буду ему мешать. А Камамбер добавил: – Я предпочел бы присоединиться к вам. Прогулка обещает быть опасной и увлекательной.

– Я тоже, – высказался дю Шор.

– Не стоит, сударь. Шевалье Омон подчинен герцогу, и, сдается мне, там должен быть еще и независимый наблюдатель. И не думайте, что это менее опасно. Я уже предупредила – в замке может ждать ловушка.

Снова последовала пауза. Многое можно было сказать о здешних дворянах, но, определенно, трусов среди них не было. Наверное, не доживали до совершеннолетия. Наконец дю Шор кивнул.

– Шевалье Омон, я еду с вами.

Тут мы расстались. Отряд стражников и дю Шор со слугами поехали дальше по направлению к замку, а мы с Гверном повернули, чтобы спуститься с дамбы и отправиться в обход. Следом ехал Камамбер. Меня не слишком радовало, что этот искатель приключений увязался за нами, но и не слишком огорчало. К заговорщикам он не принадлежал, тут определенного подвоха ожидать не приходилось, а боец он умелый.

– С чего ты взяла, будто сумеешь отыскать этот ход? – спросил Гверн по-поволчански. – Есть в запасе заклинание поиска?

Иметь при себе такое заклинание было бы неплохо. Но чего не было, того не было. Отвечала я по-шерамурски.

– Нет. Есть у меня догадка, что этим ходом в последние месяцы пользовались. А значит, должны остаться следы.

Камамбер подъехал поближе.

– Вы имеете в виду, после смерти мужа маркиза завела любовника или любовников, тайно посещавших замок?

– Что ж, будучи вдовой, маркиза вольна в своих поступках. Но я сейчас о связях другого характера. И герцог, и герцогиня подозревают, что маркиза де Каданс – ставленница ордена Святого Рогатуса. А сейчас встал вопрос о том, что она причастна к черной магии. В таком случае у нее могли быть сообщники. Как они, по-вашему, попадали в Каданс?

– Пожалуй, верно. Но как вы намереваетесь искать вход?

– Замок Каданс находится довольно далеко и от других замков, и от города. Туда подземный ход вести не может.

– Да, вряд ли кто станет копать на много миль.

– А никто не будет устраивать выход из подземелья на открытой местности. Нужно искать какую-нибудь низину, овраг, пещеру...

– Точно. Что ж вы дю Шора то отослали? Он окрестности знает лучше всех нас.

– Сомневаюсь, что он их исследовал. А мы сейчас этим займемся, пока нас не заметили.

– Любопытно, как там дела у наших друзей?

– Шума нет, значит в замок их пропустили беспрепятственно, – сказал Гверн.

– Да, верно. Если б они стали лагерем или Омон сгоряча принялся штурмовать ворота, мы бы это услышали. Дю Шор человек более хладнокровный, он будет там к месту. И как это вам, княгиня удается все предусмотреть?

Гверн и Камамбер согласились со мной (что удивительно), и мы отправились искать в окрестностях замка Каданс соответственные места. Искали мы их вместе, искали мы их порознь, в блеклых сумерках и при свете луны, но ничего не нашли. Местность была плоска, как гладильная доска. А несколько тропинок, обнаруженных поблизости, выводили на проезжую дорогу, а отнюдь не к подземному ходу.

Камамбер, лишь недавно превозносивший мои проницательность и предусмотрительность, отрекся от своих слов.

– Приходится признать, княгиня, что вы ошиблись.

Если б Гверн был тут один, он бы сказал то же самое. Но он не мог позволить другому мужчине делать замечания его жене.

– Ход должен быть! Просто мы его не можем найти. Может, он не в город ведет. И не в соседний замок. А в лес. Лес здесь ближе.

Мысль была здравая, но положения не облегчала.

– Ага, и ищи его лесу под каждой корягой. На траве вытоптанную тропинку легче заметить, чем на палых листьях. Надо было собак охотничьих у герцога призанять, что ли...

– А тут единственно где вытоптано, это у дамбы, а мы там уже были...

Я посмотрела на Гверна.

– Как ты сказал? У дамбы? Князь, ты – гений, а я – тупица.

– Другой бы спорил... А что я, собственно, такого сказал?

Но я уже развернула коня назад. Ядрена Вошь! Разгадка с самого начала была у меня перед глазами. Единственным подходящим под мое описание местом была дамба. И то, что кругом следов полно, ни у кого не вызывает подозрения.

– Куда вы, княгиня? – воззвал Камамбер.

– Вход должен быть во внешней стене дамбы.

– Разумеется, там должны быть ворота. Нужно же когда-то спускать воду, чтоб очистить пруд. Но чего вы добьетесь, если их откроете? Мы просто утонем в тухлятине.

– Шевалье! Дамба достаточно широка, чтоб по ней проехал конный отряд. Он и проехал по ней совсем недавно. Для того, чтоб при таких условиях выпустить воду, понадобиться целый коридор поперек дамбы. А что мешало строителям заодно прокопать коридор вдоль нее?

Камамбер молчал, озадаченный.

– В крайнем случае – зальет нас не сразу, зато пруд прочистим.

Я спешилась, подоткнула подол – надеюсь, Камамбер не был излишне шокирован, узрев штаны под платьем, – и полезла вверх по склону.

Дамба была частично насыпной, частично укреплена камнем. Причем делалось это до победы в Моветоне нового архитектурного стиля. Валуны изрядно заросли мхом, но лезть по ним было можно.

Подо мхом я ее и нашла. Железную дверь в стене.

– Есть!

Я толкнула дверь, но она оказалась заперта.

– У вас же ключа нет, – меланхолически заметил Камамбер.

– Шевалье, вы меня удивляете. Зачем нам ключ, даже если он золотой? – покопавшись в своем походном наборе, и извлекла стилет с подходящим лезвием.

Покуда я вскрывала замок, Гверн пробирался следом за мной. Не мог же он пропустить, чтоб я пролезла в проход первой. А еще рыцарь! Мужское самолюбие, демон меня заешь.

– Осторожно! – предупредила я.

– Сам знаю, – огрызнулся он.

– Я не в том смысле. Водица вполне может хлынуть, как шевалье и предупреждал. И вовсе не такая чистая, как в фонтанах Тур-де-Форса.

Эта мысль несколько охладила рвение Гверна, но не убила его вовсе. Он выждал, пока я открою дверь, убедился, что вода не течет из образовавшегося проема ни бурным потоком, ни тонкой струйкой, отодвинул меня, и полез в этот проем.

– И что? – осведомилась я.

– Ничего. В смысле, не вижу ничего. Сыро и воняет.

Судя по тому, как гулко отдавался его голос, полость внутри была довольно большой.

– Эй, подождите! – окликнул нас Камамбер. – Тут у руда несколько деревьев, и я нарублю сухих веток. Факелы нам не помешают.

Наверное, он был прав. В Балалайских горах мы бродили по подземным коридорам, растянувшимся на многие шли, без всяких факелов, но там у нас был волшебный фонарь.

Камамбер взбирался дольше нас обоих и с видимым трудом. Непривычен, похоже, был к таким упражнениям, да и тяготил его несвойственный дворянам груз. Я приготовила огниво и паклю из походного набора, чтоб обмотать ею доставленные сучья. Нафты, к сожалению, в наличии не имелось. Может, оно и к лучшему, разгораться будет дольше, зато прогорит не так быстро.

Уцепившись за дверцу, Камамбер с некоторым подозрением смотрел, как я мастерю факелы. Я успокоила его, сообщив, что в Поволчье туго с освещением и факелами мы пользуемся довольно часто. Вооружившись факелами, мы прошли внутрь. Хвала богам, у Гверна хватило терпения не пускаться исследовать ход в одиночку и дождаться нас.

В общем, я достаточно повидала в своей жизни подземных ходов, чтоб этот поразил мое воображение.

– Снимаю шляпу, княгиня, вы были совершенно правы, – промолвил Камамбер. Шляпа при этом оставалась у него на голове. Пустынный демон с ней, с шерамурской галантностью, лишь бы факел удержал.

При свете стало видно, что мы находимся посреди коридора, уходящего по направлению к замку Каданс. Гверн, принявший у меня факел, осветил противоположную стену.

– Вот еще одна дверь!

Действительно, она там имелась, и гораздо основательнее, чем та, через которую мы проникли. Ее скорее можно было назвать воротами. По ту сторону стены должен был плескаться пруд Туртель, а через эти ворота из него спускали воду. Хоть что-то здесь использовалось по прямому назначению.

Было сыро, холодно, пахло стоялой водой, тиной, а может, и чем похуже. Под ногами чавкало.

– Ну, идем, – предложила я. – Мы и так порядком задержались.

– Идем, – без особого энтузиазма согласился Камамбер. Он покосился на водные врата. – Будем надеяться, что эта стена покрепче той, что ограждала погибший город Кар-Низ.

– Что за город? Никогда не слышала.

– А, вы же приезжие... Это очень древняя легенда. Кар-Низ располагался на северном побережье Шерамура, неподалеку от нынешнего порта Моне, откуда я родом. Этот город сильно страдал от наводнений, вызванных морскими приливами, и, дабы спасти его, король Баллон приказал возвести мощную дамбу поперек залива. А ключ от ворот в плотине вручил своей единственной дочери.

– Ну, ясно. А. дочь завела любовника, и не нашла ничего лучшего, чем впустить его через дверь в плотине. Вода из залива хлынула в город, и затопила его.

– С чего вы взяли? – Камамбер был искренне удивлен. – Просто подрядчики разворовали весь выделенный для дамбы камень для постройки собственных вилл. Плотину размыло при первом же наводнении. Кар-Низ погиб. А Баллон заявил, что с божественной стихией королям не совладать, особенно если она соединена со стихией казнокрадства, и перенес столицу в глубь континента. Так была заложена Парлева...

– А с подрядчиками он что сделал?

– Так они же первыми и утонули! – Камамбер жизнерадостно рассмеялся. – Виллы-то они понастроили на берегу залива, с видом на море!

За этим познавательным разговором мы прошли, точнее, прошлепали довольно далеко. Сырость в воздухе по-прежнему чувствовалась, но воды под ногами уже не было. Из чего следовало, что дамбу мы миновали и благополучно движемся в предначертанном направлении.

Когда земляные своды сменились каменными, нам преградила дорогу окованная ржавым железом дверь. Разумеется, запертая с противоположной стороны.

– И что Вы на это скажете, княгиня? – съехидничал Камамбер. – Похоже, здесь ваш стилетик не поможет.

Тут он был прав. Чифаньский порошок бы нам сейчас не помешал. Хотя – от него шуму много, а мне бы не хотелось заранее предупреждать о нашем прибытии.

Я снова потюкалась в дверь. Проржавела не только обшивка, но и петли. Полуобернувшись к Гверну, я спросила:

– Ну что, князинька, осилишь?

Он примерился, и саданул по двери. Та застонала, но удержалась. Он приналег плечом, а я разбежалась и пнула дверь, стараясь при том не задеть Гверна.

Дверь жалобно заскрипела и сошла с петель.

– Вот она, настоящая, природная, грубая поволчанская сила! – восхитился Камамбер.

Гверн был слишком занят, укладывая дверь на пол, и не услышал этого замечания, за что оставалось благодарить богов. Ну а мне было все равно. Однако восторгу Камамбера быстро пришел конец. За оставленным нами коридором обнаружился другой, такой же темный и сырой.

– И чего мы этим добились?

– Полагаю, мы уже в замке, шевалье.

– Скорее, в погребе, – Гверн осветил факелом стены.

Слово он подобрал неточное. У меня со словом «погреб» были связаны бочки с пивом, мешки с зерном, круги сыра, окорока и другие полезные и приятные вещи. Здесь ничего подобного не было. По каменным стенам сочилась вода, несло гнилой соломой.

– Я бы сказал, что здесь расположены замковые темницы, – уточнил Камамбер.

– А в замке Каданс есть темницы?

– В каждом уважающем себя замке они должны быть. Как и подземные ходы.

Возразить было трудно.

– Тогда удивительно, что здесь нет стражников.

– Стойте! – Гверн сделал нам знак замолчать. – Вы слышите?

Прислушавшись, мы уловили странный звук. Равномерный, повторяющийся, как будто бы били чем-то тяжелым и металлическим.

– Это какой-то злосчастный узник стремится пробить стену своей темницы, – предположил Камамбер. – Неделями, месяцами, может быть, годами, он долбит жестокий камень.

– Бросьте, шевалье. Если б он начал долбить хотя бы час назад, мы бы его услышали сразу, как вошли. Но в том, что это узник, вы, думаю, правы. Он услышал голоса, и пытается привлечь наше внимание.

– Еще бы! Вы так болтаете, что не заметите, как стены рухнут!

Камамбер счел это замечание Гверна не стоящим ответа.

– Почему бы ему просто не позвать на помощь?

– А это мы сейчас проверим. – Я опять прислушалась, пытаясь определить, откуда исходит звук. Дрожащий свет факелов выхватывал в стенах одну дверь за другой, и, наконец, мы приблизились к источнику перестука-перезвона. На двери висел массивный замок, однако устройство его было довольно простым, и верный клинок-отмычка справился с ним без труда.

За дверью располагалась темница классическая обыкновенная. Там и сям были расположены знакомые мне, отчасти по урокам Финалгона, отчасти по жизненному опыту, орудия пыток. Их было не очень много – очевидно, здесь был представлен малый типовой набор: дыба, переносная жаровня (остывшая), дюжина щипцов. На соломе, рядом с небрежно брошенным кабальеррским сапогом, лежал человек. Упакован он был на совесть – крепко связан сыромятными ремнями, прикован за ногу цепью к ржавому кольцу в стене, а физиономия у него была замотана тряпкой, едва оставлявшей возможность дышать. Тем не менее он как-то умудрился извернуться и так дергать ногой, чтоб цепь била о стену. Такая сообразительность внушала уважение.

– Надобно перерубить цепь, – сказала я.

– Опять я... – проворчал Гверн, но от задания не уклонился. Сколько бы он потом ни возмущался, что его благородный клинок используют не по назначению, помочь человеку в беде он никогда не отказывался.

Пока он высвобождал ноги узника, я занялась противоположной частью тела. (Я о голове, если кто не догадался.) Естественно, рот был заткнут в полном соответствии с правилами, изложенными незабвенным полковником Трушиным в его бессмертном «Трактате о кляпах». А лицо, укрытое тряпкой, пропитанной каким-то вонючим снадобьем, было мне знакомо. Как и любому из присутствующих. Принадлежало оно графу Равиоли.

Снадобье, очевидно, призванное одурманить пленника, успело выдохнуться, и к нашему приходу Равиоли был уже в полном сознании. Когда я освободила его от кляпа, а Гверн – от цепи, он откашлялся, отплевался и воскликнул:

– Святая Феличита! Благая судьба привела вас сюда, сеньоры! О, сколь рад я вас видеть, в особенности вас, благородная донна, чья красота сияет во мраке заточенья, как...

– Вот про заточенье – поконкретнее, пожалуйста. Что с вами случилось, граф, и почему мы застали вас в таком непрезентабельном виде?

– Эта стерва, эта сука...

– Граф, выбирайте выражения! – прервал его Камамбер.

– Прошу прощения. Я не хотел оскорбить сравнением благородный собачий род. Короче, эта негодяйка, воспользовавшись общим замешательством, возникшим на празднике в Тур-де-Форсе, накинула мне на лицо платок с какой-то отравой, а затем, когда я лишился сознания, велела своим слугам связать меня и доставить сюда. Я, правда, этого совершенно не помню.

– Вот как? – в голосе Камамбера послышалось сомнение. – А мы думали, что вы ее сообщник. Или любовник.

– Что? Да я лучше с болотной гадюкой в постель лягу – безопасней будет!

– Слышала я, что у немильцев утонченные пристрастия в-любви, но чтоб до такой степени... Так отчего же вы, граф, столь настойчиво преследовали маркизу де Каданс?

– Вот именно. Преследовал. – Теперь он говорил серьезно, без привычной аффектации. – Позвольте, я вам все объясню. Только развяжите меня.

Немного подумав, я перерезала стягивающие его ремни. Покряхтев и поохав, Равиоли сел, потом поднялся на ноги.

– Позвольте представиться: Равиоли, бывший подеста славного города Немиля, ныне работаю по поручению владетельных сеньоров Папарацци.

Я едва успела открыть рот, но задать вопрос не смогла – Камамбер меня опередил.

– Судебный чиновник?

– Скорее, следователь.

– И вы проникли в благородное общество, прикрывшись графским титулом?

– Отнюдь! Здесь я ни словом ни солгал. Его императорское величество Фабриций Мануфактор особым указом изволил сделать меня графом.

Камамбер хмыкнул весьма некуртуазно. Но меня сейчас волновало другое.

– Папарацци? Родственники маркизы?

– Можно сказать и так. До замужества с маркизом де Кадансом эта дама носила фамилию Папарацци. Только это была фамилия ее мужа. Покойного.

– Еще один покойный муж?

– Вы не совсем точно выразились, шевалье... Однако родственники усопшего выразили сомнение в естественности его смерти. Поспешный отъезд вдовы не позволил им допросить ее лично, и мне поручили провести расследование. К сожалению, мне не удалось провести маркизу, и она догадалась об истинной цели моего приезда в Моветон. Меня привезли сюда, и она немедля собралась подвергнуть меня изощренным пыткам. Ее слуги готовились вздернуть меня на дыбу, а маркиза приказала подать ей ананасный компот, чтоб, поедая его, любоваться моими мучениями. Но в этот миг доложили о прибытии отряда из Тур-де-Форса. Меня тут же приковали и заткнули рот, дабы я не выдал место своего пребывания. Я даже не надеялся, что меня найдут. Ведь ход, который ведет из замка к этим темницам, скрыт. Как вам удалось его обнаружить?

– Случайно. Тут не один потайной ход.

– По правде сказать, мы в самом замке еще и не были, – сообщил Камамбер.

– Тем восхитительней ваш приход! О, сколь счастлив я, что своим спасением обязан принчипессе, равной которой нет от Варикозо до Силикозо!.. – он снова вернулся к своей обычной манере.

– Погодите, – прервала я его излияния, – насколько я поняла, маркиза очень опасна. Она не побоялась напасть на вас в Тур-де-Форсе, в присутствии множества гостей и герцогской охраны. А теперь мы в ее владениях, кругом ее слуги, и, значит, наши друзья, открыто прибывшие сюда раньше, могут быть в беде.

– Наверное, так и есть. Если она знает так много о разных дурманящих веществах, она могла отравить их! – Гверн повернулся к выходу из камеры.

– Но если это подземелье скрыто, мы не знаем, как из него выбраться, – остановил его Камамбер.

– Знаем, – возразил Равиоли. – Я пришел в себя раньше, чем предполагала маркиза, но, пока меня тащили, притворялся, что я без сознания. Думаю, я сумею вас вывести.

Немильский следователь (ну, везет мне в жизни на следователей, даже отставных) оказался прав. К тому времени, когда наши факелы прогорели, мы перебрались в обитаемую часть замка.

Здесь наконец попался первый стражник. Я ничего не успела с ним сделать, он тоже ничего не успел. Равиоли, которому передали нести один из факелов, предусмотрительно его не выбросил, когда огонь потух, и образовавшейся дубинкой так резво вырубил стражника, что тот и рта не открыл. Равиоли быстро лишил его шпаги и кинжала, и мы продолжили путь. Было так же темно, но стало теплее, как это бывает в жилых помещениях. Впереди забрезжил свет, очень слабый – всего лишь пара светящихся пятен. Указав на них, Равиоли приложил палец к губам. А то без него мы бы не догадались, что надо молчать! Говорили тут другие, в том числе маркиза. Тон ее был спокоен, и слова перемежались игривым смехом.

Я подошла ближе к свету. Как и ожидалось, «пятна» были прорезями в ковре или гобелене, сделанными для тайного наблюдения. А за ковром находилась комната, где за столом, уставленным яствами и винами, восседали маркиза, дю Шор, Омон и несколько его людей, очевидно имевших дворянское звание – поэтому их и допустили к господскому столу. Маркиза была в домашнем платье, таком же, впрочем, декольтированном, как платья парадные. Она устроилась вплотную к Омону и только что голову ему на плечо не положила. Отблеск свечей играл на ее иссиня-черных волосах.

– Теперь, когда вы обыскали замок и убедились, что здесь нет никого и ничего предосудительного, – говорила она, – вы понимаете, сколь беспочвенны всякие подозрения. Я никогда не встречалась с графом Равиоли. Как вы могли даже помыслить такое?

– А зачем же вы, маркиза, столь поспешно покинули Тур-де-Форс? – спросил Омон.

– А это мой каприз, шалунишка вы эдакий! У настоящей дамы должны быть капризы. А я – настоящая дама, вся такая изменчивая, непостижимая, загадочная, а не la bandito в юбке, как некоторые... Что же до графа Равиоли, то за ужасными происшествиями в замке моих дорогих друзей Такова-Селяви, несомненно, стоял он. Герцогу и герцогине нужно тщательнее подходить к подбору гостей. Там были такие личности, что я бы их и на порог не пустила, даром что при титулах. А этот негодяй, обманув всеобщее доверие, выехал из Тур-де-Форса, смешавшись с моей свитой, затем отстал от нас в пути и свернул на другую дорогу. Сейчас он, вероятно, скачет в направлении Гран-Ботфорте. Вряд ли мы когда-нибудь снова о нем услышим.

– Ну, это уже слишком, – пробормотал Равиоли и кинжалом, реквизированным у стражника, распорол гобелен. На мой взгляд, это был слишком эффектный ход. Достаточно было просто откинуть гобелен. Но теперь глазам присутствующих предстало потайное помещение, и вся наша компания.

– Князь! Граф! Шевалье! – вскричал Омон. Про меня он, как водится, забыл.

Дю Шор, в отличие от начальника стражи, казалось, был не очень удивлен. Он еще помнил, что мы отправились на поиски подземного хода.

– В чем дело?! – с величайшим возмущением произнесла маркиза. – Этих людей я не приглашала.

– Мы нашли графа в подземелье замка, – провозгласил Камамбер, не слушая ее.

– В каком подземелье? – удивился Омон.

– Подозреваю, шевалье, что вы крайне неопытны по части проведения обысков, либо были чем-то одурманены. Итак, мы нашли графа в темнице, и он рассказал нам много интересного.

– А что я еще могу рассказать... – начал Равиоли, однако маркиза перебила его.

– Эти люди проникли в замок предательски и незаконно! Теперь вы видите, господа, как одинокая женщина вынуждена прибегать к крайним мерам, дабы охранить свою честь!

Но Равиоли, вырвавшегося на оперативный простор, нелегко было смутить.

– Видимо, только страх перед одиночеством толкнул вас к устранению прежних мужей.

– Мужей? – переспросил дю Шор.

– Да. Как я понял, маркиз де Каданс не имел в Моветоне ни близких родственников, ни друзей. Поэтому все согласились закрыть глаза на обстоятельства его гибели, хотя их никак нельзя было назвать обычными. У нас, в Гран-Ботфорте, так не принято. У нас еще не забыли, что значат обязательства перед родней, пусть ты эту родню в глаза не видел и терпеть не можешь.

– Маркиз де Каданс покончил с собой в припадке черной меланхолии, – отчеканила прекрасная Вальмина. – Таково решение суда, и, согласно законам королевства Шерамур, оно не подлежит обжалованию.

Но Равиоли продолжал свою речь.

– Как я уже говорил вам, родственники почтенного сеньора Папарацци усомнились в том, что его смерть была естественной. Считалось, что он утонул, купаясь в озере Скверно, однако родне было известно, что он с детства страдал водобоязнью. Расспросить об этом скорбящую вдову не представлялось возможным. Мне было поручено установить местонахождение этой вдовы, а также навести справки о ее прошлом, так как о сеньоре, носившей до замужества фамилию Артемони, было очень мало известно. Расследование заняло у меня больше времени, чем я рассчитывал, но принесло массу любопытных сведений. Оказывается, владетельный Папарацци не был первым мужем сеньоры. Она вышла за него, уже будучи вдовой. И муж ее также умер не своей смертью. Его, как сообщили, запытали в дороге разбойники, которые почему-то не тронули сопутствующую ему прекрасную даму.

– Наглая ложь! – прошипела маркиза.

– Что, тронули?

– Я знать не знаю никакого Артемони!

– Фамилии Бурратини и ди Пьеро вам тоже ничего не говорят? Эти господа также скончались после того, как связали свои жизни с вами, сеньорина Малотекста, и смерть их не была легкой.

– Малотекста? – встрепенулся дю Шор. – Потомки знаменитого тирана, деспота и мучителя Розамундо Малотекста? Но я слышал, этот род пресекся...

– По мужской линии – да. Теперь пресекся. А до этого обеднел, захирел и потерял прежнее значение. Последним отпрыском мужского пола в этом некогда славном роду был Раулио, брат-близнец этой очаровательной дамы, что сидит с нами за одним столом. Однако он умер во младенчестве, и мы не будем гадать, отличался бы он теми же наклонностями, что и сестра, к тому возрасту, когда у него выросла бы борода. А о наклонностях маркизы я узнал, отчасти занимаясь своими изысканиями, отчасти она поведала о них сама. С каким удовольствием рассказывали вы, сеньора, о мучениях, коим подвергли вы маркиза де Каданса, держа его в темнице и моря голодом, прежде чем утопить в пруду! Кстати, я так и не понял, каким по счету был он вашим мужем – шестым или седьмым? Впрочем, неважно. Можете поверить, господа, что предшественникам маркиза пришлось не легче. С юных лет эта синевласая дева находила особое удовольствие в том, чтобы подвергать пыткам, а затем жестоко убивать мужчин. Перед этим Вальмина полностью подчиняла их своей воле. Добивалась она цели просто – она им безудержно льстила.