Текст книги "Краткая история философии"

Глава 8. Идеальный остров. Ансельм и Аквинат

Каждый из нас, включая тех, кто читает эти строки, имеет некое представление о Боге. Все мы понимаем, о чем идет речь, даже если сами не верим в его существование. Однако понимание значения слова еще не означает веру в существование явления, которое это слово описывает. Тем не менее святой Ансельм (1033/4–1109), итальянский священник, позже ставший архиепископом Кентерберийским, утверждал прямо противоположное. Его «онтологическое доказательство» сводится к тому, что сам факт наличия у нас в головах идеи Бога доказывает его существование в реальности.

В своем трактате Proslogion Ансельм определяет Бога как то, что «превосходит все мыслимое». Иными словами, Бог, по мнению Ансельма, – самое великое, что можно представить. Нет ничего, что превосходило бы его в могуществе, знании и доброте. А то, что превосходило бы Бога, само было бы Богом. То есть Бог – это высшее существо.

Данное определение представляется непротиворечивым. Например, Боэций (см. главу 7) определял Бога похожим образом. Не вызывает сомнений и тот факт, что мы способны представить такого Бога в чертогах нашего разума. Однако, как замечает Ансельм, Бог, который существует лишь в нашем разуме, не будет самым совершенным существом, которое только можно вообразить. Тот Бог, который будет существовать еще и на самом деле, будет, без сомнения, более совершенным. Даже атеисты признают, что такой Бог предположительно может существовать. А так как существующий в реальности Бог, по определению, совершеннее того, который существует лишь в воображении, то, как заключает Ансельм, Бог должен с необходимостью существовать в реальном мире.

Если Ансельм прав, то мы можем заключить о существовании Бога исходя всего лишь из того факта, что у нас есть идея о Боге. Данное доказательство является априорным, то есть оно не требует обращения к чувственным данным о мире. Заключение представляется весьма последовательным и логичным, а его посылки – бесспорными.

Ансельм также полагал, что Бог уникален. Свою мысль он пояснял на примере художника, который представляет в своем воображении некую сцену, прежде чем изобразить ее красками на холсте. После того как картина будет закончена, она начнет существовать не только в воображении автора, но и в реальности. Однако мы легко можем представить ситуацию, в которой художник никогда не воплотит свой замысел, и его картина останется лишь в его воображении. Ансельм полагал, что идея Бога отличается от идеи картины. По его мнению, идея Бога может существовать, только если Бог существует на самом деле. Иными словами, если мы верно определили природу Бога, то мы также должны, по словам Ансельма, принять факт его существования в реальности.

Большинству тех, кто впервые слышит аргументы Ансельма, его доказательство кажется подозрительным. Мы подсознательно чувствуем, что с ним что-то не так. Вряд ли найдется много христиан, которые пришли к своей вере на основании доводов Ансельма. Сам же философ, цитируя Святое Писание, утверждал, что только глупец будет отрицать существование Бога. Однако еще при жизни Ансельма другой богослов, Гаунило из Мармутье, подверг его доказательство критике, воспользовавшись для этого следующим мысленным экспериментом.

Представьте, что где-то на просторах океана существует чудесный остров, который никто и никогда не видел. Остров скрывает несметные богатства, на нем произрастают все виданные и невиданные растения и проживают все мыслимые и немыслимые животные. И, что делает этот остров только лучше, на его берег никогда не ступала нога человека. Это самый лучший остров, который только можно себе представить. Если кто-нибудь заявит, что такого острова не существует на свете, то всем будет понятно, что имеется в виду. Подобное заявление вполне укладывается в рамки здравого смысла. А теперь представьте, что рассказчик не остановился на описании прекрасного острова, но утверждает, что такой остров просто обязан существовать, так как является более совершенным, чем всякий другой. У вас есть идея совершенного острова, однако такой остров не будет самым совершенным, если он будет существовать лишь в вашем воображении, а потому он должен существовать на самом деле.

Гаунило заметил, что если кто-нибудь использовал подобного рода доводы, чтобы убедить нас в существовании «совершенного» острова, то такой человек был бы поднят на смех. Невозможно по мановению руки заставить появиться в реальности остров из ваших фантазий, просто потому что вам так захотелось. Допустить возможность подобного абсурдно. По мнению Гаунило, так называемое онтологическое доказательство Ансельма ничем не отличается от примера с идеальным островом. И действительно, если вы на основе приведенных аргументов не поверите в существование совершенного острова, то почему те же самые доводы должны убедить нас в существовании совершенного существа? Подобным способом можно «доказать» существование чего угодно – самой совершенной на свете горы, леса, здания и т. д. Гаунило был верующим человеком, однако он полагал, что доказательство Ансельма не убедительно. Сам же Ансельм возражал, что приведенные им доводы работают только в случае с Богом, а не с островами и прочими самыми лучшими представителями своего класса вещей, так как Бог совершеннее всего на свете. Именно поэтому Бог существует с необходимостью, Он просто не мог бы не существовать.

Двести лет спустя другой итальянский богослов по имени Фома Аквинский (1225–1274) в своей огромной книге под названием «Сумма теологии» кратко перечислит пять доказательств существования Бога. Ирония в том, что эти доказательства, которые занимают всего несколько строк, гораздо более известны, нежели какая-либо другая часть его книги. Второе доказательство, известное как доказательство первопричины, основывается, как и бо́льшая часть философии Фомы Аквинского, на работах Аристотеля. Аквинат так же, как и Ансельм, хотел использовать доводы разума для доказательства бытия Бога.

Доказательство первопричины можно проиллюстрировать на следующем примере. Представьте футбольный мяч. Чтобы вы смогли с ним поиграть, кто-то должен был придумать его дизайн и изготовить. Для этого, в свою очередь, понадобились бы материалы и прочие ресурсы, которые необходимо добыть. Если взять шире, ежесекундно случается множество самых разнообразных событий, и у каждого из них есть побудительная причина. У каждой из причин есть свои собственные причины, и так далее. Однако означает ли это, что причинно-следственная связь не имеет начала?

Фома Аквинский был убежден, что это не так. В противном случае, получалось бы, что цепь причин и следствий бесконечна. Должна существовать некая первопричина, которая запустила все остальные. Если Аквинат прав, то существует нечто, что само по себе не имеет производящей причины, иными словами – следствие без причины, или та самая первопричина, которую теолог и называет именем Бога. Бог – суть причина всего.

Позже другие философы придумали целый ряд контраргументов для подобного рода доказательств. Некоторые обратили внимание на тот факт, что даже если Аквинат прав и существует некая первопричина, не имеющая побудительных причин, у нас нет никаких оснований считать, что в качестве таковой выступил именно Бог, а не что-то еще. Первопричина, без сомнения, должна быть очень мощным фактором, но ничто не указывает на то, что она обладает свойствами, которые религия приписывает Богу. К примеру, такая первопричина не обязана быть всеблагой или всезнающей. В качестве такой первопричины может выступать некий всплеск энергии, нежели персонифицированное божество.

Мы также не обязаны принимать на веру допущение Фомы Аквинского, согласно которому цепь причинно-следственных связей является конечной. И в самом деле, откуда нам знать? В отношении каждой предполагаемой первопричины мы можем задать вопрос, а что стало ее причиной. Аквинат просто предположил, что если мы будем последовательно двигаться по цепочке от следствия к причине, то рано или поздно столкнемся с причиной, у которой не было собственной побудительной причины. Однако у нас нет никаких оснований вслед за ним считать цепь причинно-следственных связей конечной.

Разительным контрастом таким богословам, как Ансельм Кентерберийский и Фома Аквинский, философские воззрения которых являются следствием их веры и монашеского образа жизни, выступает Никколо Макиавелли, которого некоторые люди и по сей день полагают самим дьяволом во плоти.

Глава 9. Лиса и лев. Никколо Макиавелли

Вообразите, что вы являетесь правителем Флоренции – города-государства в Италии XVI века. Ваша власть абсолютна. Вы можете отдать любой приказ, и он будет исполнен. Вам ничего не стоит бросить кого-то в тюрьму просто потому, что этот человек плохо отозвался о вас, или же потому, что его подозревают в организации заговора. Также к вашим услугам верные войска, готовые исполнить любой ваш приказ. Однако при всем при этом ваш город со всех сторон окружен другими городами-государствами, чьи амбициозные правители облизываются на вашу территорию. Возникает вопрос: как вам себя вести? Должны ли вы в подобной ситуации держать свое слово, поступать добродетельно и всегда думать о людях лучшее?

Никколо Макиавелли (1469–1527) полагал, что это плохая идея, однако, возможно, все же стоит хотя бы казаться добрым и честным. По мнению философа, иногда гораздо полезнее обманывать, нарушать обещания и даже убивать своих врагов. Государю нет необходимости держать слово. По словам Макиавелли, правитель должен научиться не быть хорошим. Ведь самое важное – это удержать власть в своих руках, а такая цель оправдывает любые средства. Нет ничего удивительного, что «Государь», та книга, в которой Макиавелли изложил свои взгляды, стала скандально известна с самого момента своей публикации в 1532 году. Кто-то и сейчас полагает ее воплощением зла на Земле и настольной книгой преступников, другие же видят в ней самое точное изложение политических реалий. И по сей день «Государь» читают политики, однако лишь немногие из них рискнут признаться в том, что руководствуются изложенными в ней рекомендациями в своей практической деятельности.

Начнем с того, что эта книга писалась не для всех – автор задумал ее как руководство для тех, кто недавно пришел к власти. Макиавелли работал над ней, живя на ферме, в семи милях к югу от Флоренции.

Макиавелли родился и вырос в этих краях. И тут надо сказать, что Италия XVI века была весьма опасным местом. В качестве дипломата Макиавелли довелось повстречать многих сильных мира сего, включая нескольких королей, императора и папу римского. Однако все эти персоны не произвели на него благоприятного впечатления. Единственным политиком, которым он по-настоящему восхищался, был Чезаре Борджиа, незаконнорожденный сын папы Александра IV, известный своей безжалостностью. Чезаре не видел ничего зазорного в том, чтобы идти к власти над Италией по трупам своих врагов. По мнению Макиавелли, он делал все верно, а проиграл исключительно из-за собственного невезения – заболел в тот момент, когда враги предприняли атаку. Макиавелли по жизни тоже часто не везло, и он много размышлял на тему удачи.

Когда богатая и влиятельная семья Медичи вернула себе власть над Флоренцией, Макиавелли оказался в тюрьме, куда его бросили по обвинению в участии в заговоре с целью свержению их власти. Философ пережил пытки, но был выпущен на свободу. Не многим из его друзей так повезло. Однако полностью избежать наказания ему не удалось. Хоть он и не признал за собой никакой вины даже под пытками, тем не менее его отправили в изгнание. Макиавелли не имел права возвращаться в город, который любил всем сердцем. В глуши, отрезанный от мира политики и интриг, он проводил вечера за воображаемыми разговорами с философами минувших дней, обсуждая, как наилучшим образом добиться власти и суметь удержать ее в своих руках. Весьма вероятно, своего «Государя» Макиавелли написал, чтобы произвести благоприятное впечатление на власть предержащих и получить должность советника по политическим вопросам. В этом случае он смог бы вернуться во Флоренцию – к восхитительному коктейлю из опасности и азарта, составляющему настоящую политику. Но его надеждам не суждено было сбыться. Что ж, Макиавелли посвятил себя творчеству. Помимо «Государя» он написал еще несколько книг, также его авторству принадлежит пьеса под названием «Мандрагора», которую можно встретить в репертуарах театров и по сей день.

Что же такого советовал Макиавелли правителям, и почему это так шокировало его читателей? Его главная идея заключалась в том, что любой государь должен обладать тем, что сам философ называл virtu. Этот итальянский термин принято переводить как «доблесть» или «мужество». А что под этим словом подразумевал сам Макиавелли? Он был убежден, что успех во многом зависит от удачи. Если точнее, половина успеха зависит от капризов фортуны, тогда как другая – от наших собственных поступков. Но вместе с тем он полагал, что мы можем повысить свои шансы, если будем действовать быстро и решительно. И хотя удача играет огромную роль в нашей жизни, это не значит, что мы должны вести себя как жертвы. Да, река может разливаться, и это то, что мы не можем предотвратить. Однако если мы заблаговременно озаботимся о строительстве плотин, то наши шансы на выживание будут выше. Другими словами, тот лидер, который хорошо подготовился и сумел поймать правильный момент, с большей вероятностью преуспеет в деле борьбы за власть, нежели тот, который этого не сделал.

Макиавелли полагал, что философия должна основывать свои выводы на том, что есть, а не на том, что должно быть. Для того чтобы объяснить своим читателям, что он имеет в виду, он обратился к ряду примеров из ближайшей (для него) истории, причем бо́льшая часть этих примеров включала в себя людей, с которыми ему доводилось встречаться лично. Так, когда Чезаре Борджиа прознал о том, что семья Орсини готовит против него заговор, он притворился, что ни о чем не подозревает. Чезаре пригласил лидеров Орсини в место под названием Сенигалия, а когда они туда прибыли, приказал их всех убить. Макиавелли одобрил поступок Борджиа, по мнению философа, это был отличный пример virtu.

Однажды Чезаре захватил власть над одним из регионов Италии, Романьей. В качестве своего представителя на месте он назначил человека по имени Ремирро де Орко, который был печально известен своей жестокостью. Де Орко огнем и мечом привел Романью к покорности. Однако, когда провинция наконец-то покорилась власти Борджиа, тот приказал казнить де Орко и бросить его расчлененное тело на центральной площади Романьи. И опять Макиавелли хвалит действия Чезаре, ведь тем самым он добился цели, которую поставил перед собой, а именно – покорил Романью, жители которой, с одной стороны, были обрадованы смертью Ремирро де Орко, а с другой – были напуганы, поскольку прекрасно знали, кто приказал его казнить. Ведь если Борджиа был способен на подобную жестокость в отношении одного из своих сторонников, то что же он может сотворить с ними? В глазах Макиавелли действия Чезаре были поступком настоящего политика-виртуоза – именно так должен поступать разумный правитель.

Может показаться, что философ одобрял убийство как метод ведения политики. В каком-то смысле это было действительно так, особенно когда цель оправдывала подобные средства. Однако не в этом кроется смысл приведенного примера. Макиавелли хотел показать, что методы Чезаре работают. Убивая своих врагов или даже собственных подчиненных, он, тем самым, обходился «малой кровью». Благодаря своей решительности и жестокости Борджиа сначала захватил, а потом и удержал власть над Романьей. Для Макиавелли же важен был именно результат, а не то, как он был достигнут. Чезаре, с точки зрения философа, был хорошим правителем именно потому, что не брезговал делать то, что было необходимо для достижения поставленной цели. Макиавелли не одобрил бы убийство ради убийства, однако действия Борджиа не были бессмысленной жестокостью. Наоборот, по мнению философа, милосердие в подобной ситуации обернулось бы катастрофой как для правителя, так и для государства.

Макиавелли убежден, что для государя предпочтительнее, чтобы его боялись, а не любили. В идеале, конечно, лучше, если тебя и боятся, и любят, однако подобного достичь очень сложно. Если правитель полагается только на любовь своих подданных, то он рискует быть покинутым в трудные времена. Те же, кто его боится, останутся ему верны.

Как вы могли заметить, взгляды Макиавелли отличаются изрядной долей цинизма – философ был невысокого мнения о человеческой природе. Он полагал, что в большинстве своем люди ветрены, жадны и бесчестны. И если ты хочешь быть успешен как правитель, то об этом факте ни в коем случае нельзя забывать. Доверять же можно только тем, кто опасается последствий своей измены.

Таким образом, если ты можешь достичь своих целей гуманностью, добротой, верностью слову, любовью и всепрощением (или хотя бы видимостью перечисленного), то это, конечно, замечательно. Но если с добротой ничего не выходит, то нужно вспомнить о том, что ты не только человек, но и зверь, и, помимо человеческих качеств, тебе присущи еще и звериные. Это важно – в отличие от других мыслителей, Макиавелли был убежден, что хороший правитель должен брать все лучшее не только у людей, но и у зверей. Государь должен быть хитер как лиса, и силен как лев. Ведь далеко не всегда одной силы достаточно, чтобы выбраться из ловушки, в которую ты угодил. А хитрость без силы не обеспечит твою безопасность. Если же правитель будет полагаться только на доброту и справедливость, то он долго не протянет. К счастью, люди легковерны, и жестокому и беспринципному человеку достаточно лишь казаться добрым и честным, чтобы его полагали таковым.

Вы, возможно, посчитали Макиавелли ужасным злодеем. Еще раз скажу, многие люди и по сей день продолжают так думать, а в макиавеллизме принято обвинять тех, кто использует других людей, манипулирует ими. Но некоторые философы полагают, что Макиавелли удалось нащупать нечто важное. Почему бы не допустить, что обычные стандарты поведения не применимы к лидерам? Ведь одно дело быть добрым и доверять обещаниям других людей в повседневной жизни, и совсем другое – поступать так, будучи главой государства. Как известно из истории, доверие на государственном уровне может приводить к печальным последствиям. Так, в 1938 году британский премьер-министр Невил Чемберлен поверил словам Адольфа Гитлера, когда тот пообещал не расширять территорию Германии за счет Чехословакии. С высоты сегодняшнего дня подобное поведение кажется наивным и глупым, ведь нам известно, что именно Гитлер вскоре развязал Вторую мировую войну. Макиавелли бы обратил внимание Чемберлена на то, что у Гитлера есть все причины солгать, и доверять ему ни в коем случае не стоит.

С другой стороны, мы не должны забывать, что Макиавелли поддерживал жестокое отношение не только к действительным, но даже к потенциальным врагам. Даже в реалиях Италии XVI века его открытая поддержка действий Чезаре Борджиа шокировала многих современников. Многие из нас полагают, что должны существовать законы, которые ограничивали бы возможное преследование правителем своих врагов. Если таких ограничений нет, раз за разом к власти будут приходить тираны, подобные Адольфу Гитлеру, Пол Поту, Иди Амину, Саддаму Хуссейну и Роберту Мугабе. Все они использовали те же приемы, что и Чезаре Борджиа, чтобы добиться и удержать в своих руках власть. А это, согласитесь, плохая реклама для философии Макиавелли.

Сам же Макиавелли полагал себя реалистом, то есть тем, кто видит людей такими, какие они есть на самом деле – корыстными и эгоистичными, а не такими, какими они должны быть. Томас Гоббс также придерживался подобного мнения. Более того, он положил его в основу своих представлений об обществе и государстве.

Глава 10. «Жизнь человека беспросветна, тупа и кратковременна». Томас Гоббс

Томас Гоббс (1588–1679) является одним из величайших политических мыслителей Англии. Гораздо менее известен тот факт, что Гоббс был одним из первых адептов фитнеса. Каждое утро он отправлялся на длинную прогулку и бегом взбирался на встречающиеся по пути холмы. На случай, если ему придет в голову хорошая идея, он всегда имел при себе трость, в рукоять которой была вмонтирована чернильница. Этот статный, высокий мужчина с красным лицом, густыми устами и маленькой тонкой бородкой был когда-то весьма болезненным ребенком. Однако в зрелости он отличался отменным здоровьем и до самой старости любил играть в теннис. Гоббс обожал рыбу, избегал вина и практиковался в пении – за закрытыми дверями и в отсутствии слушателей, – пением он развивал свои легкие. И конечно же, как и другие философы, он был весьма умен.

В результате он дожил до 91 года. При том что средняя продолжительность жизни в XVII веке составляла всего 35 лет, это является впечатляющим результатом.

Несмотря на свое позитивное отношение к жизни, Гоббс, как и Макиавелли, весьма скептически относился к людям. С его точки зрения, все мы по своей природе эгоистичны, так как нами движет или страх смерти, или жажда наживы. И все, к чему мы стремимся, – это власть над другими людьми, осознаем мы это или нет. Если вы не согласны с Гоббсом, то почему же вы тогда закрываете дверь своей квартиры, когда уходите? Может быть, вы так поступаете потому, что опасаетесь злоумышленников? Придут другие люди и украдут ваши вещи? Конечно же, вы можете возразить, что подобное асоциальное поведение присуще лишь немногим. Но Гоббс бы сказал, что в глубине души мы все эгоисты, и лишь существование единых для всех законов и угроза наказания держат нас в узде.

Философ также полагал, что если общество перестанет существовать и мы вернемся к тому, что он называл «естественным состоянием», в котором нет государства и законов, то каждый из нас будет, если потребуется, грабить и убивать других людей. По крайней мере тогда, когда это будет необходимо для нашего собственного выживания. В мире, где ресурсы ограничены, особенно если от того, найдете ли вы пищу и воду, зависит, доживете ли вы до завтрашнего утра, может оказаться, что самым разумным поведением будет убить другого человека, прежде чем он попытается убить вас. По словам Гоббса, жизнь за пределами общества «беспросветна, тупа и кратковременна».

Если вдруг исчезнет государство, которое препятствует одним людям посягать на жизнь, землю и имущество других, то тут же начнется бесконечная война всех против всех. Трудно вообразить более жуткую ситуацию. В мире беззакония даже сильнейшие не будут чувствовать себя в полной безопасности, ведь никто не может быть всегда настороже, так как все мы так или иначе нуждаемся в сне. Поэтому даже слабейшие из нас смогут, проявив достаточно смекалки и хитрости, одолеть сильнейших.

Вы готовы возразить, что, объединившись, мы можем не опасаться того, что нас убьют. Однако проблема в том, что мы не знаем, кому можно доверять, а кому – нет. Ведь даже если кто-то обещал тебе помочь, это не означает, что «благодетель» не нарушит свое слово, если это будет ему выгодно. Любые действия, требующие кооперации людей, как, например, ведение сельского хозяйства или строительство, невозможны без взаимного доверия. К сожалению, очень часто, когда ты наконец понимаешь, что тебя все это время обманывали, уже слишком поздно – удар в спину уже нанесен, иногда буквально. И нет никого, кто был бы готов покарать предателя. Вас окружают враги. Вы живете в постоянном страхе нападения. Согласитесь, подобного никому не пожелаешь.

Гоббс полагал, что единственный способ положить конец подобной войне всех против всех – это наделить верховной властью одного или группу индивидов. Иными словами, люди в естественном состоянии должны будут заключить «общественный договор», то есть согласиться пожертвовать частью своих самых опасных свобод ради безопасности. Ведь без такого, как его называл сам философ, суверена, жизнь будет подобна аду. Суверен будет наделен правом наказывать тех, кто преступил черту.

Гоббс также полагал, что существуют «естественные законы», которые продолжат свое существование в обществе. Одним из них является правило вести себя с другими людьми так, как бы мы хотели, чтобы они вели себя с нами. Однако законы бесполезны без того, кто принуждал бы людей к их соблюдению. Без законов и могущественного суверена, все, на что люди могут рассчитывать, – это смерть. Единственным утешением является тот факт, что жизнь в подобных условиях не может быть продолжительной.

В своей книге «Левиафан» (1651) Гоббс подробно описывает переход кошмара естественного состояния к безопасности и спокойствию гражданского общества. Изначально Левиафан – это мистическое чудовище, описанное в Библии. Гоббс же использует его в качестве метафоры государственной власти. На обложке первого издания книги был изображен великан, который держит в своих руках меч и скипетр. Этот великан, в свою очередь, состоит из множества людей поменьше. Он воплощает в себе всю мощь государства и суверенной власти. Философ был убежден, что без такого суверена общество вновь утратит единство, распавшись на множество отдельных индивидов, готовых ради выживания вцепиться друг другу в глотки.

Таким образом, люди в естественном состоянии имеют веские основания стремиться к миру и сотрудничать друг с другом. Только так они могут обеспечить свою безопасность. В противном случае их жизнь будет ужасна. По мнению философа, безопасность намного важнее свободы. Страх смерти будет толкать людей к созданию общества. Гоббс также полагал, что ради заключения общественного договора и предоставлению суверену права издавать обязательные для всех законы люди будут вынуждены принести в жертву значительную часть своей свободы. Ведь сильная власть предпочтительнее бесконечной войны всех против всех.

Гоббсу довелось жить в непростое время. У его матери начались преждевременные роды, когда она услышала, что испанская армада отплыла к берегам Англии. Позднее философ бежал от ужасов гражданской войны в Париж, однако страх анархии, в которую может погрузиться страна, не оставлял его до самой смерти. Именно в Париже он написал «^Левиафана», а в Англию вернулся вскоре после публикации книги в 1651 году.

Как и многие его современники-мыслители, Гоббс интересовался не только философией. Он был тем, кого принято называть человеком эпохи Возрождения. Гоббс увлекался геометрией, древней историей и другими науками. В молодости он также любил литературу – его авторству принадлежит несколько переводов. Философией же он увлекся на склоне лет. Гоббс был материалистом. Он полагал, что человек – это всего лишь сложный механизм, физическое тело без души. По Гоббсу, наши мышцы и органы – аналог пружин и шестеренок (вершины технологической мысли XVII века). Довольно часто в его произведениях можно встретить объяснения «скрытых пружин» того или иного действия, или «шестерней», которые «двигают нами». Он был убежден, что все аспекты нашего существования, включая мышление, имеют физическую природу. В его философии не нашлось места душе. Сегодня подобные мысли можно услышать из уст многих ученых, однако для того времени данная позиция была радикальной. Гоббс также заявлял, что Бог является материальным объектом, и некоторые комментаторы утверждают, что таким хитрым способом философ заявлял о своем атеизме.

Критики полагают, что Гоббс наделил суверена, будь то монарх или парламент, слишком большой властью над индивидом. Описанное им государство мы бы назвали авторитарным, так как в нем власть суверена над гражданами ничем не ограничена. Конечно же, мир и страх смерти – веский повод подчиниться власти государства. Однако концентрация власти в руках одного человека или группы лиц может быть опасна. Гоббс не верил в демократию, он не доверял способности людей принимать самостоятельные решения. Возможно, если бы он знал об ужасах, которые творили тираны XX века, он бы изменил свое мнение.

Гоббс печально знаменит тем, что отрицал существование души. Его современник, Рене Декарт, наоборот, полагал, что дух и тело в корне отличаются друг от друга. Вероятно, именно поэтому Гоббс заявлял, что Декарт гораздо лучше разбирается в геометрии и ему не следует лезть в философию.