Текст книги "Профессия: репортерка. «Десять дней в сумасшедшем доме» и другие статьи основоположницы расследовательской журналистики"

– Да, я дам вам жестяную кружку, вы можете держать ее в камере, – ответил он.

Я зашла в свою камеру. Обстановку нельзя было назвать роскошной: иные назвали бы ее попросту убогой. Голый цементный пол, кирпичные стены, до половины выкрашенные коричневой краской, а выше побеленные, медный водопроводный кран. Кровать – воплощение простоты: она представляла собой доску, надежно прикрепленную к стене на высоте двух футов над полом. Нечего и говорить, что на ней не было ни покрывала, ни подушки, ни одной из тех мелочей, без которых мы, как нам кажется, не можем обходиться дома: это была доска, и ничего кроме доски. Мой тюремщик запер решетчатую дверь. Я не особенно хотела спать и была в настроении поболтать. Выглядывая через решетку, я видела клубы табачного дыма, а между ними, проблесками, доброе лицо старика-надзирателя.

Болтовня с тюремным надзирателем

– Ну и как же вас называют? – спросила я, чтобы завязать знакомство.

– Надзирателем, – ответил он, украдкой взглянув на меня.

– Скажите, если эта печка обрушится, как мы сможем спастись? – спросила я.

– Не имею ни малейшего представления, – сказал он с улыбкой.

Я не отступала:

– Нам всем придется зажариться в своих камерах?

Он рассмеялся:

– Да, думаю, тут бы вам и конец пришел, но не стоит бояться, здесь не может возникнуть пожар.

Было довольно неприятно остаться в одиночестве, не имея иной пищи для размышлений, кроме многочисленных разновидностей храпа. Меня стало одолевать страстное желание, чтобы кто-нибудь проснулся и пошевелился. Я почувствовала себя обманутой, не найдя здесь компании, на которую рассчитывала: воплей, рыданий и песен заключенных всех мастей. И как будто в ответ на мое желание кто-то загрохотал в дверь, а вслед за грохотом голос – женский голос – закричал:

– Эй, капитан, капитан! Подите сюда, что вам стоит? – и снова грохот, грохот, грохот в дверь.

– Ну уж нет. Чего вы хотите? – спросил мой тюремщик.

– Эй, отоприте дверь, что вам стоит?

– А зачем мне отпирать дверь, что вам нужно? – отозвался он весело.

– Просто хочу, чтоб была отперта, вот и все. Отоприте, что вам стоит? Пожалуйста, капитан!

– Я вас боюсь! Вы меня, поди, укусите, если я отопру, – услышав этот ответ, она рассмеялась от души.

– Не укушу я вас. Отоприте дверь, ну отоприте дверь!

– Не могу, боюсь, укусите, – отвечал он все так же весело, бедная женщина снова рассмеялась и довольная отправилась спать.

Сцены в камере

Я услышала, как он отпирает решетку другой камеры и говорит: «Ну-ну, не скрючивайтесь так. Вот так-то лучше будет», – и решетка снова была заперта.

– Что-то случилось? – спросила я, пока он шел по коридору. Я все еще глядела через решетку.

– Нет. Там просто одна женщина – я боюсь, что она задохнется, – сказал он, приближая лицо к прутьям.

– За что она здесь?

– Пьяна, – отвечал он кратко. – И я только что нашел у нее это и боюсь, что она задохнется, – он показал сквозь прутья все еще тлевшую сигарету.

– А из-за чего женщины оказываются здесь чаще всего?

– Пьянство. У нас пять пьяных приходится на любую другую жалобу, – ответил он грустно. – Сейчас у нас тут четверо.

– Надзиратель, который час? – спросил кто-то.

– Эй, офицер, – закричал другой, – выпусти меня отсюда, не могу оставаться в этой клетке.

Порой внезапно наступала тишина, так сильно тяготившая меня. Я почувствовала слабость от долгого стояния и решила лечь и постараться отдохнуть. Я сложила свой жакет как подушку, завернулась в свой шелковый шарф и попыталась заснуть. Но стоило мне соскользнуть в приятную дремоту, как надзиратель вернулся.

– Держите, – сказал он, отодвигая засов на моей двери, – я нашел тут одеяло, оно может вам пригодиться.

– Вы очень добры, – сказала я серьезно, – поверьте, я вам очень благодарна. – А затем, переменив тему: – Скажите, женщины, которых сюда приводят, доставляют вам много хлопот?

– Я должен за ними присматривать, потому что они больны и способны на все, особенно когда хмель выветривается. На этом самом месте – нет, в соседней камере – лучшая в мире девушка умерла у меня на руках. О, она была красавица и такая хорошая девушка, какую только можно себе представить. Я поговорил с ней у двери, оставил ее. Десять минут спустя, когда я делал обход, она лежала мертвая.

Надзиратель предается воспоминаниям

– Она покончила с собой? – спросила я быстро.

– Нет, сердечный приступ, – сказал он тихо. – Она отошла за минуту, а какая хорошая девушка была. Другая девушка повесилась в этой самой камере, где вы находитесь. Да, я оставил ее всего на несколько минут, а когда вернулся, она висела на двери камеры. Я ее срезал и был уверен, что она мертва, но ее привели в чувство. – Я испустила вздох облегчения и отказалась от решения требовать о переводе в другую камеру. – Я внимательно смотрю за ними всю ночь и всегда весело с ними разговариваю, чтобы их подбодрить, но иногда они теряют последнюю надежду.

– Что вы делаете с их телами?

– Бросаю их в ящик и вывожу, – ответил он довольно бодро. – У нас тут и младенцы рождались, и мы всегда первым делом отправляем женщину в больницу. Но мне нужно продолжать обход. Постарайтесь немного отдохнуть, а если вы готовы заплатить за чашку кофе, я пошлю за ней для вас поутру.

– Спасибо, спокойной ночи, – сказала я, и он тихо отозвался, удаляясь по коридору:

– Спокойной ночи.

Я свернула одеяло в виде подушки, это оказалось очень просто. Не знаю, как и когда я забылась сном и как долго спала, когда меня разбудил крик какого-то мужчины.

– Скажите! Скажите! СКАЖИТЕ! – кричал он. – За что меня здесь заперли? У меня нет ни гроша. Я не знаю, за что вы запираете парня, у которого нет ни гроша. Скажите! Скажите! СКАЖИТЕ! Я хочу выйти. Отоприте дверь!

«Заткнись!», «Да ведь ты еще пьян!», «Нишкни!», «Закрой варежку!», «Да он полоумный!» – вот лишь некоторые из замечаний, которые выкрикивали ему пробудившиеся заключенные, а один запел: «Где ты блуждаешь в ночи, мой сынок?»

С этого момента в полицейском участке не было ни минуты тишины. Еще не рассвело, но я не имела ни малейшего представления, который час. Было очень забавно слушать реплики людей, мертвецки пьяными доставленных сюда накануне вечером. Один мужчина кричал: «Мэри, эй, Мэри, отопри дверь! Ты зачем ее заперла? Завтрак готов?» – это вызвало всплеск оживления и обсуждений среди его более трезвых товарищей. Я почувствовала некоторое облегчение оттого, что Мэри при этом не было, бегло вообразив в красках, как это животное ведет себя дома.

«Привет, пташка»

Ранним утром произошла смена караула, и на место моего добросердечного старого тюремщика заступил молодой человек. Я пошевелилась, когда он проходил мимо моей камеры, и он крикнул:

– Привет, пташка, ты проснулась? А ну-ка, пташка, передай мне вон ту жестяную кружку.

Я встала, сняла кружку, висевшую на вентиле водопроводного крана, и передала ему.

– Скажи-ка, ты откуда? – спросил он с любопытством, когда я подошла к двери и на меня упал газовый свет. – За что ты здесь?

– Это не имеет никакого значения, – сказала я сердито.

– Погоди-ка, я скоро вернусь, – сказал он, и по его возвращении я повторила историю своего ареста, рисуя собственные перспективы самыми мрачными красками.

– Что ты будешь делать, если тебя освободят? – спросил он после этого.

– Не знаю. А что? – спросила я.

– Ну, если ты собираешься остаться в городе, мне бы хотелось увидеть тебя снова.

– О! – только и могла я сказать от удивления.

– Ты останешься в городе?

– Нет, я уеду на первом же поезде после освобождения, – на этом его кто-то позвал, и он удалился.

К этому времени заключенных начали выводить. Засовы на дверях отпирались один за другим, и очередной заключенный удалялся, чтобы предстать перед судьей. Мне все было слышно, но ничего не видно. Большинство заключенных дружелюбно болтали между собой. Напоследок какая-то женщина, по всей видимости, узнала кого-то по голосу, поскольку она окликнула двух молодых людей, изрекавших самые грубые непристойности, какие мне в жизни довелось слышать.

– Привет! Пити, это ты?

– Да. Это ты, Мэйми? – отвечал он.

– Сегодня дежурит судья Даффи, он ничего. Я уберу челку назад, и он скажет: «Ну, Мэйми, вы снова обвиняетесь в пьянстве и нарушении общественного спокойствия. Что вы на это скажете?», я скажу: «А подите вы…», и Даффи скажет: «Десять дней или десять долларов». А у меня ни гроша.

Тут все заключенные засмеялись, будто услышали забавную шутку.

Заключенные шутят

Кто-то отозвался: «Эй, Мэйми, дай мне свой адрес, я тебя навещу, как выйду». Беседа приняла очень вульгарное направление, последовал обмен адресами, новые знакомства, дружбы и обещания встретиться на рынке Джефферсона и обменяться условленными знаками, чтобы узнать друг друга. Полицейский участок – подходящее место для дурных людей, чтобы стать еще хуже.

Возвратился новый надзиратель и предложил мне полотенце на случай, если я захочу умыться и предстать перед судом, сияя чистотой. Он был очень мил и добр и к тому же заказал мне завтрак. Многие заключенные, я слышала, говорили о его доброте.

Многих пьяных пришлось будить. Одному мужчине с глубоким басом было велено смыть кровь с лица. Когда надзиратель вышел, другой заключенный посоветовал едва проснувшемуся мужчине не умываться, а предстать перед судьей как есть, в крови. Из их разговора можно было заключить, что тот мужчина семь лет прослужил барменом на Бродвее и подвергся аресту впервые в жизни. Он был пьян и вроде бы заснул на каком-то крыльце, и полицейский ударил его дубинкой так, что он потерял сознание. Он, однако, умылся, как было приказано, удалив все следы крови.

Этот бармен был весьма честным человеком по сравнению со всеми прочими в этом месте. Его расспросы и в целом неопытность и простодушие в отношении судопроизводства меня позабавили. Остальные понимали, что он новичок, и Мэйми незамедлительно сообщила ему свое имя и адрес и просила заходить. Потом она попросила в случае, если он выйдет первым, пройти мимо ее камеры или встретиться с ней на рынке Джефферсона. Наконец она велела ему слушать внимательно и, понизив голос, попросила ссудить ее деньгами. Он сразу согласился. Затем человек, назвавшийся вагоновожатым, сказал, что у него при себе всего шесть центов и, если его не освободят к десяти часам, когда он должен являться на работу, он потеряет место. Он спросил бармена, не оплатит ли тот его штраф, который должен был составить, по его расчетам, пять долларов. Бармен согласился.

– А если выйдет десять долларов, ты заплатишь? – спросил вагоновожатый, и бармен ответил, что заплатит и десять.

Предстала перед судом

Принесли мой завтрак – стейк, жареную картошку, котелок кофе, несколько булочек, сахар и соль. Официант сказал, что с меня 45 центов, я дала ему 50, он меня поблагодарил. Надзиратель предупредительно открутил газ поярче, чтобы мне было видно, и оставил меня завтракать. Прошла, казалось, целая вечность, когда наконец пришло и мне время отправляться в суд. Почти все заключенные уже туда отбыли, и я начала бояться, что обо мне забыли. Наконец появился заспанный детектив Хейс.

– Доброе утро, – сказал он, отпер дверь, и я покинула камеру, в которой провела такую долгую ночь. Мы прошли сквозь полицейский участок на улицу, сели на конку на Седьмой авеню и вскоре прибыли в суд на Джефферсон-маркет[41]41
  Джефферсон-маркет в действительности долгое время был рынком, где в отдельном здании над лавками торговцев проходили заседания суда, однако к моменту написания статьи Блай рынок уже снесли.


[Закрыть].

Меня поместили в большую камеру вместе с приблизительно двадцатью другими женщинами. Не могу поделиться с вами тем, что я там услышала, потому что все это было совершенно непечатно. Мужчинам, следившим за порядком, по всей видимости, доставляли удовольствие чудовищные фразы, которые отпускали в их адрес женщины-заключенные, а женщины, казалось, соревновались в сквернословии. Тем, кому не удалось позавтракать, подали кофе. Одна женщина заговорила со мной: она рассказала, что ее пьяной нашли на улице накануне ночью. Это было безыскусное, домашнее с виду создание, поэтому я спросила ее, где же она приняла свою «дозу» (такое выражение, как я успела усвоить, было здесь в ходу).

– Я цепляла незнакомцев на улицах и уговаривала их меня угостить, – отвечала она. – У меня нет ни гроша, чтобы оплатить штраф, и меня уж наверно засадят. Я вся трясусь.

Сомнительный стряпчий тут как тут

Я осталась в камере последней. Пришел детектив Хейс и сказал, что какой-то адвокат хочет меня видеть. Я прервала чтение увлекательного пассажа из истории Прадо[42]42
  По всей видимости, речь об Эдуардо Пауло да Сильва Прадо, бразильском атташе в Лондоне. В 1889 году была провозглашена Республика Бразилия, с чьей политикой Прадо боролся. – Прим. пер.


[Закрыть], освещаемой сейчас в The World. Решетка отворилась – я миновала нескольких полицейских (которые были хорошо со мной знакомы, но в этот раз не признали) и оказалась в тихой комнате, где меня ждал тщедушный человек.

Он сказал:

– Мисс Смит, я агент адвоката Макклиланда, и поскольку дело ваше не сулит добра, я подумал, что вам может пригодиться совет. Если вы меня наймете, я сбегаю домой к мистеру Макклиланду, он живет прямо через улицу, и он придет и все уладит. Он политик и имеет влияние на всех полицейских и судей, он может вас выручить. Сходить за ним?

– Не думаю, что в этом есть надобность. Я невиновна и не боюсь, – ответила я.

– У них против вас железное дело, и женщина, у которой пропали деньги, привела двух свидетелей, готовых выступить против вас. Дайте мне десять долларов, чтобы заручиться услугами мистера Макклиланда, и он все уладит в лучшем виде.

Я ответила:

– Я подумаю об этом.

– Поздно думать. Примите мой совет. Деньги для меня не имеют значения. Не нужны мне ваши деньги. Но если вы этого не сделаете, я встану там рядом с вами и… – Я презрительно взглянула на него, и он продолжил уже без издевки: – …буду смотреть, как вас засадят и назначат залог в тысячу долларов, а потом за вас возьмется Большое Жюри. Вы об этом пожалеете.

Я вернулась в камеру, вскоре за мной пришел детектив Хейс и отвел меня к маленькому судье, чье доброе сердце всегда болит за обездоленных. Детектив начал рассказ о моих деяниях, несколько раз мне пришлось внести поправки в его показания. Затем судья Даффи велел мне поднять вуаль.

– Эта леди не похожа на воровку, – сказал он тепло. – Я повидал немало воровок, и у нее совсем не такое лицо.

Я взглянула на него с благодарностью и подавила порыв подать ему знак, чтобы пробудить воспоминание о том, что он уже встречал меня под видом безумной девушки и отправил в лечебницу на острове Блэкуэлл.

Он спросил:

– Где женщина, которая выдвинула обвинение?

– Она обещала явиться, но так и не пришла, – ответил детектив.

Освобождена судьей Даффи

– Полагаю, она нашла свои деньги. Эта леди их не крала, я знаю. Она может быть свободна.

Я не сказала «спасибо», однако была очень благодарна одному из добрейших людей Нью-Йорка за хорошее мнение обо мне. Я последовала за детективом в другое место, где тот сказал человеку (частенько видевшему меня в прошлом), что мисс Смит, арестованная по обвинению в крупной краже, освобождена. Затем мы покинули зал судебных заседаний, по дороге несколько человек остановили детектива, расспрашивая его о моем деле.

– Куда вы направитесь теперь? – спросил детектив, когда мы дошли до угла.

– В Гидни-хаус, чтобы заплатить по счету, – ответила я. – Я пришлю за саквояжем.

Он спросил:

– Я увижу вас снова?

– Надеюсь, что нет! – ответила я, намеренно превратно истолковав его вопрос. – Не хотелось бы мне снова попасть в такую передрягу.

Что вы на это скажете, мистер Хейс?

– Я не так хотел вас увидеть, но, знаете, если вы дадите мне знать, где вы остановитесь…

– Не понимаю, зачем вы хотите увидеть меня снова. Надеюсь никогда больше вас не встречать.

– Скажите мне, как вас зовут или где вы живете, – настаивал он.

– Ни за что на свете.

– Ну а что, если я и сам знаю? Ваша фамилия Кент, и вы живете в Олбани.

– Думаю, вы захотите задержаться в городе и отдохнуть, – сказал он, когда мы сели в конку на Седьмой авеню. Он сообщил мне, что я не смогу послать за саквояжем – мне нужно явиться за ним лично и расписаться в получении. Поэтому мы отправились обратно в полицейский участок. Он добавил: – Я могу отвезти вас в гостиницу, где никто вас никогда не отыщет.

– Я немедленно уеду из города, – упорствовала я.

Он спросил:

– А как же моя награда?

– Что вы имеете в виду?

– Я был к вам добр. Я мог бы попросить судью не отпускать вас, а задержать, пока мы ищем новые улики, но позволил вам выйти на свободу. Я вовсе не рад, что у вас были неприятности, но рад, что встретил вас, и хотел бы увидеть вас снова. Сдается мне, я был к вам добр.

Я ответила:

– О да, так и есть. Все были очень добры ко мне. Я-то думала, меня забьют дубинками до смерти.

– Не такие уж мы негодяи, мы никогда не беремся за дубинки без крайней необходимости.

– Дженни Смит освобождена, пришла за своим саквояжем, – сказал он приятному человеку, сидевшему за стойкой в полицейском участке. – Она думала, полицейские изобьют ее дубинками!

Полицейский рассмеялся:

– Уж скорее приголубят!

– Охотно верю, – ответила я, и детектив придержал для меня дверь.

– Вы пришлете мне весточку? – спросил он, снимая шляпу.

– Возможно, – я засмеялась. – Я знаю ваше имя, и вы, возможно, еще услышите обо мне.

Необходимость преобразований

Я прошла немного по Седьмой авеню, позвонила в дверь многоквартирного дома, поднялась на несколько пролетов, справилась о некоем никогда не существовавшем семействе и наконец вышла удовлетворенная: если кто-нибудь шел за мной по пятам, мне удалось сбить его со следа.

Я пришла к нескольким выводам.

Первый – что полицейским участкам следует нанимать для обыска профессиональных служащих-женщин.

Второй – что нельзя предоставлять мужчинам-полицейским возможность подглядывать в глазок за женщинами во время обыска.

Третий – что ни в чем не повинная женщина, попавшая в руки полиции, не обязательно столкнется со скверным обращением.

Четвертый – что заключенные мужчины и женщины не должны содержаться в пределах слышимости друг от друга.

Пятый – что, если все надзиратели так добры, как те, что повстречались мне, их отнюдь не следует заменять женщинами, потому что женщины никогда не бывают так добры к своим обездоленным сестрам, как мужчины.

Женщины и преступность

Инспектор Бёрнс рассказал Нелли Блай незаурядные вещи

По его словам, за каждым преступлением стоит женщина

Она – лучшая мишень на спине преступника

The New York World, 28 июня 1889 года

За редкими исключениями, все живущие на этом свете убеждены, что просто созданы для одного из трех поприщ. Тот, кто не хочет быть актером, мечтает стать писателем, а если кто не стремится стать и писателем – жаждет быть детективом. Наверняка вы вспомните нескольких своих знакомых, уверенных в том, что они наделены огромным драматическим даром, которому аплодировал бы весь свет, доведись им только попасть на сцену. А несколько других ваших знакомых знают, что их гений поразил бы литературный мир, если бы злонамеренные издатели не отказывались публиковать их произведения. И конечно, иные ваши знакомые за сутки разгадали бы тайну убийств в Уайтчепеле[43]43
  Серия нераскрытых жестоких убийств, совершенных в неблагополучном лондонском районе Уайтчепел в период с 1888-го по 1891 год. По меньшей мере пять из них связывали с фигурой Джека-потрошителя. На момент публикации статьи Блай жертвами стали восемь женщин, все они занимались проституцией; впоследствии произошли еще три убийства.


[Закрыть] и раскрыли дело Кронина[44]44
  Дело об убийстве Патрика Генри Кронина в Чикаго в 1889 году обернулось самым долгим на тот момент судебным процессом в истории США. Резонанс вызвала причастность убитого к ирландской националистической организации «Клан-на-Гейл», осуществлявшей террористические акты в Великобритании. Кронин узнал о фактах коррупции в чикагской ячейке организации и вскоре был убит. Интерес общественности к делу был в первую очередь связан с боязнью разного рода тайных обществ. Перед судом предстали семеро обвиняемых. Процесс начался осенью 1889 года, через четыре месяца после выхода статьи Блай.


[Закрыть], представься им только такая возможность.

Я знавала множество таких людей и полагаю, что чем слабее их шансы попробовать свои силы, тем счастливее их звезда. Одна моя знакомая – тучная, уродливая, черная сорокапятилетняя седоволосая коротышка – воображает себя второй Шарлоттой Кушман[45]45
  Шарлотта Кушман (1816–1876) – популярная американская актриса, благодаря диапазону голоса игравшая как женские, так и мужские роли.


[Закрыть]. Каждое лето она помещает в газетах объявление следующего содержания: «Молодая привлекательная звезда блестящего драматического дарования ищет импресарио, готового вложить 5000 долларов; принесет ему 20000 за полгода». Другая женщина, о чем бы она ни прочитала – от ограбления банка или убийства до пропажи мопса, – непременно думает, что раскрыла бы загадку, если бы только кто-нибудь порекомендовал ее какому-нибудь сыскному бюро.

Инспектор Бёрнс[46]46
  Томас Ф. Бёрнс (1842–1910) – глава департамента полиции Нью-Йорка с 1880 по 1895 год. Властный и жестокий полицейский, Бёрнс ввел в обиход выражение «третья степень», означавшее допрос подозреваемых с особым пристрастием. О его манере вести дела и его успехах в сыске часто писали в газетах. Эпоха Бёрнса завершилась с приходом на пост комиссара полиции Теодора Рузвельта, в будущем президента США.


[Закрыть] искушен в общении с самозваными детективами, как никто другой в Нью-Йорке: я решила спросить его, какие шансы имела бы в его ведомстве женщина.

– Скажите, – спросила я, – много ли вы получаете заявлений от женщин, желающих стать детективами?

– В среднем два-три в неделю, – ответил он, облокотившись на стол и играя со вставочкой для пера. – Как я получаю их? И лично, и по почте. Удивительно то, что на пятьдесят женщин не приходится и одной жительницы Нью-Йорка.

– К какому классу принадлежат эти женщины?

– Не могу сказать вам с уверенностью, но с представительницами двух классов я никогда не сталкивался – с очень богатыми и очень бедными. Эти дамы всегда хорошо одеты и выглядят образованными. Думаю, в большинстве своем живут они вдали от Нью-Йорка, на досуге зачитываются романами о потрясающих женщинах-детективах или полицейскими отчетами о поимке преступников и мечтают над ними, пока наконец их не охватывает навязчивая идея о собственном хитроумии и они не ищут возможность его продемонстрировать.

– Они рассчитывают зарабатывать этим деньги?

– Не думаю. Они предлагают работать бесплатно или за любую плату, только бы я испытал их в деле. Все они думают, что наделены природной интуицией и способны к великим свершениям.

Женщины не способны хранить секреты

– Вы когда-нибудь поручали дело какой-нибудь из них?

– Никогда. Я, разумеется, не хочу обижать дам, – сказал инспектор, бездумно вращая мой зонтик, как волчок, – поэтому, когда они уговаривают меня «испытать их только разок, ну пожалуйста», я всегда говорю, что не могу так поступить по определенным причинам. Этого достаточно: стоит вам только раздразнить женское любопытство, и вы не будете знать покоя, пока оно не будет удовлетворено. Женщины не способны хранить секреты. Недавно здесь была одна умная женщина – хорошо одетая, привлекательная дама, – которая сказала: «Ну же, инспектор, отчего вы отказываетесь нанимать женщин?» – «Потому что, – сказал я ей, – ни одна женщина, у которой есть муж или любовник, не сможет сохранить секрет». – «Тогда я-то вам и нужна! – сказала она, вскочив. – Мой муж умер, и сердце мое похоронено вместе с ним», – при этом воспоминании инспектор рассмеялся от души.

– Однако это правда, – продолжал он серьезно, – ни одна женщина не способна хранить тайну. Если у нее есть муж или любовник, она хочет доказать ему свое доверие, делясь с ним секретами. Когда я все-таки нанимаю женщину, я по возможности ничего не рассказываю ей о деле, поручая ей работу; если же такой возможности нет и ее необходимо посвятить в курс дела, я всегда посылаю кого-то тайно проследить за ней во время работы. Я никогда не встречал женщины, которой мог бы довериться в таких делах. Нам в этой конторе женщины не нужны. Никогда не бывало дела, в котором никак нельзя было бы обойтись без женской помощи, и, однако, нет ни одного дела, в котором женщина не играла бы важной роли и не помогла бы нам в значительной мере.

– Не понимаю, – сказала я, поскольку инспектор смотрел на меня, наблюдая, какое впечатление произвели его слова.

– Вы знаете старую пословицу, что за всяким преступлением стоит женщина? Так вот, если женщина и не стоит за делом, она всегда в нем замешана. Если нам нужно отыскать преступника, мы прежде всего ищем женщину. Разыскиваем его жену или подружку и уделяем внимание ей. Это лучшая метка на спине преступника. Они, сами того не ведая, дают нам все наводки, необходимые в нашей работе. Всякий мужчина, пусть он не в ладах с законом, любит какую-нибудь женщину, и даже если ему удастся сбежать, он наверняка не сумеет побороть желание написать любимой. Он тем или иным образом передает ей сообщение, и тут-то мы его и ловим. Если она его жена, она не бросит его до гробовой доски и всем пожертвует, чтобы ему помочь. Но ее преданность только скорее предает его в руки правосудия, поскольку нам известно каждое ее движение. Если она его подружка, отзывчивость вынуждает ее вспомнить всю его заботу, и она предлагает ему утешение, в котором он нуждается, так что в обоих случаях женщина, сама того не ведая, помогает нам поймать мужчину.

Предавая любовников

– Женщина – жернов на шее вора, – сказал инспектор. – Почему? Потому что он скорее пойдет на риск, чтобы повидать любимую женщину, чем ради выпивки или азартной игры.

– Стало быть, женщины все же приносят вам немалую пользу, – сказала я.

– Сознательно – нет, безотчетно – да, – ответил инспектор.

– Вы никогда за всю вашу практику не встречали женщины, которая хорошо исполняла бы работу детектива?

– Что ж, женщина, помогавшая в деле Макглойна[47]47
  В 1881 году 19-летний Майкл Макглойн застрелил французского торговца вином. Бёрнсу недоставало доказательств, однако он ловко срежиссировал допрос, в ходе которого убийца во всем сознался. Детали этого дела и описание сцены допроса продолжали публиковать в газетах даже после того, как Бёрнс покинул свой пост в полиции Нью-Йорка.


[Закрыть], сработала хорошо, но она работала вслепую. Эта девушка ступила на дурную дорожку и хотела исправиться. Я услышал ее историю и отослал ее назад в деревню к старой матери. Но, как она рассказала мне позднее, соседи ее отнеслись к ней очень черство, а мать умерла от разбитого сердца: девушке ничего не оставалось, как вернуться в Нью-Йорк к своей прежней жизни. Однажды ночью я увидел трех женщин, дерущихся на улице, и в той, которой досталось сильнее всех, узнал ту девушку, что отослал в деревню. Я снова подобрал ее и отправил на встречу с Макглойном. Она не знала для чего. После она мне говорила, что уверена – если бы она знала, к чему все придет, она не сделала бы этого ни за какие деньги. Она думала, что Макглойн знает какого-то вора, за которым мы охотимся, и что я собираюсь через Макглойна выяснить его местонахождение.

– Почему женщина не может стать хорошим детективом?

Из нее никогда не выйдет успешный детектив

– Из честной, уважающей себя женщины никогда не выйдет детектив, – сказал инспектор медленно. – Детективы вынуждены заниматься сомнительными вещами, на которые порядочная женщина никогда не пойдет. Как я вам уже говорил, я никогда не знал женщины, которая была бы успешным детективом. Они могут быть полезны в общественных делах, которые ведут маленькие частные фирмы, но, опять-таки, только чтобы разрушить семейное счастье мужчины или женщины.

– Как вы думаете, какого рода женщины работают в детективных агентствах?

– Ну, – сказал он, – я полагаю, что очень трудно быть в одно и то же время хорошей женщиной и профессиональным детективом. Ни одна хорошая женщина не станет выпытывать у других их семейные тайны, чтобы после предать их доверие. Полагаю, хорошим женщинам свойственна деликатность, доброта и честность, которые не позволят им совершить нечто подобное. Некоторые из этих частных агентств порочат лицо города. Сотрудники просматривают газеты, и стоит им углядеть любое упоминание о потерянных либо украденных вещах или пропавших людях, они пишут подателям объявлений с просьбой к ним обратиться за некоторыми сведениями. Когда заинтересованное лицо приходит, его убеждают нанять агентов, и те работают без малейшего результата до тех пор, пока жертва готова платить. Я знаю случаи, когда они присылали семейным парам подметные письма, чтобы возбудить в них взаимные подозрения и ревность, а затем незаметно навязывали им свои платные услуги. Одна женщина жаловалась мне, что в ней таким образом разжигали ревность, пока она не наняла человека следить за своим мужем. Ее муж не давал ей никаких поводов для упреков, просто ей внушили подозрения. Я послал за мужем, и он поведал мне похожую историю – только он нанял женщину, чтобы следить за женой. Я нашел этих двух детективов и обнаружил, что они муж и жена, которые последовательно расстраивали отношения другой пары, платившей им немалые деньги. Это только один случай. Подобных ему множество.

Инспектор Бёрнс – красивый, хорошо сложенный мужчина. Его рост – 5 футов 10 дюймов[48]48
  178 сантиметров.


[Закрыть], а вес – 180 фунтов[49]49
  Около 82 килограммов.


[Закрыть]. Его коротко остриженные темно-русые волосы слегка тронуты сединой, а висячие темные усы не могут скрыть неизменную мягкую и приятную улыбку, которая вместе с честными голубовато-серыми глазами может создать у вас ошибочное впечатление, что этот человек никогда не ведал мирского горя и порока.

Инспектор Бёрнс борется с преступностью вот уже двадцать шесть лет. Он начинал простым полицейским, «просто потому, что ему приглянулась синяя униформа с медными пуговицами», и ловил, по его словам, самых изощренных нарушителей закона. Благодаря своей честной и умелой работе он поднялся по карьерной лестнице, не пропустив ни одной ее ступени, потому что в его деле никто не может занять должность, минуя очередность. Одиннадцать лет назад он стал инспектором.

– Сегодня я даже зеленее, чем в первый день службы, – сказал инспектор, подразумевая, что работа для него не превратилась в рутину. – Я живу работой. У меня нет никакого досуга и отпусков, я не посещаю места развлечений. Когда я бодрствую, я работаю каждую секунду, а когда я сплю – мне снится работа.

Напряженная жизнь инспектора

Инспектор Бёрнс с 1875 года живет в доме 59 по Западной Девятой улице. У него славная жена и очаровательная стайка из пяти дочерей – способных, интересных и умных детей. Нет только сына, который продолжил бы фамилию отца. 15 июня инспектору исполнится сорок семь лет, но выглядит он гораздо моложе.

Некоторые из самых интересных дел инспектора были опубликованы. Несколько лет назад он составил книгу, озаглавленную «Профессиональные преступники Америки». Эта книга – наиболее полная в своем роде из всех когда-либо изданных. Она содержит фотографии и истории самых известных преступников Америки и помогла опознать многих из них. После того как инспектор Бёрнс продал права на книгу своему издателю, были предприняты усилия, чтобы вручить по экземпляру «Профессиональных преступников Америки» каждому американскому консулу. По словам инспектора, американские консулы часто становятся жертвами профессиональных преступников, оказавшихся за границей. По каким-то причинам это начинание потерпело неудачу.

Помимо этой книги, мистер Бёрнс выпустил еще пять совместно с мистером Джулианом Готорном[50]50
  Джулиан Готорн (1846–1934) – американский журналист и писатель, сын Натаниэля Готорна и друг Томаса Ф. Бёрнса.


[Закрыть] – в их числе «Великое ограбление банка», «Трагическая тайна», «Американский специалист по подлогу» и «Преступление, совершенное другим». Последний труд, только что изданный в нескольких частях, – «Сержант Вон», история о ряде уникальных преступлений, совершенных у нас и в Европе. Над этой книгой инспектор Бёрнс работал один.

– Если окружить Нью-Йорк стеной, – сказал инспектор по поводу сыска преступников, – сыщик может изучить город в совершенстве и справиться с любой работой, но если ему придется разыскивать сбежавшего преступника или сообщника за стеной, легко себе представить, что сыщик сработает из рук вон плохо. В каком бы городе или городке ни произошло преступление, я непременно интересуюсь и мысленно работаю над ним, чтобы понять, как, почему и когда это преступление было совершено. Таким образом, я в курсе происходящего, и если по какому-то случаю часть этой работы выпадет мне, я сразу же буду знать, что предпринять, поскольку уже досконально изучил дело и знаю не меньше, чем узнал бы, работая на месте преступления. Люди забрали себе в голову, что работа детектива проста и с ней справится любой; но в ней, как и на других жизненных поприщах, необходима способность порождать оригинальные мысли и прорабатывать их. Если они попытаются идти по чужим стопам, они потерпят неудачу, как пить дать. Но это прекрасное дело, и я поглощен им всем сердцем, – заключил инспектор.