Текст книги "Россия и ее империя. 1450–1801"

Глава 4
Экспансия в XVIII веке
Сибирь и степь

За век своего расцвета русская империя существенно увеличилась и в смысле размеров, и в смысле внутреннего разнообразия. Около 1700 года ее площадь составляла приблизительно 16 миллионов квадратных километров; за 100 лет Россия приобрела приблизительно один миллион километров в европейской части и свыше одного миллиона – на территории нынешнего северного Казахстана. В стране проживали представители более чем 25 этнических групп. Рассмотрим кратко приобретения, совершенные в этом столетии, чтобы оценить их значимость. На сибирском направлении Россия проникла на дальневосточные полуострова, а затем на Аляску, лежащую по ту сторону Берингова пролива (где в 1818 году проживали лишь несколько сотен русских и представителей сибирских народностей). Надежды на приобретение территорий, прилегающих к Балтийскому морю, реализовались с основанием Санкт-Петербурга, расположенного на побережье Финского залива (1703). Кроме того, в ходе Северной войны (1700–1721) Петру I удалось приобрести Ливонию вместе с такими крупными торговыми городами, как Рига и Ревель. Разделы Польши (1772, 1793, 1795) дали возможность присоединить земли, входящие сегодня в состав Украины и Белоруссии, герцогство Курляндское и кое-какие территории, населенные литовцами. Победы были одержаны и на юге, но здесь Россия не смогла удержать порты и территории, прилегающие к Азовскому и Каспийскому морям – в 1735 году ей пришлось оставить Дербент и Баку. Однако при Екатерине II были достигнуты блестящие успехи. По итогам трех войн с Турцией (1735–1739, 1768–1774, 1787–1791) Россия удержала Крым и побережье Черного моря от Днестра (близ устья которого уже в 1794 году был основан новый порт – Одесса) до Северного Кавказа. В последней четверти XVIII века Россия, как и прежде, пыталась расширять свои владения за счет Предкавказья и Закавказья, которые частично входили в состав турецкой и персидской империй, а частично находились под их влиянием. Однако эти территории, обладающие крайне сложным политическим устройством и этническим составом, сопротивлялись русскому завоеванию. Единственным успехом здесь стало добровольное присоединение Грузинского царства (1801), окончательно же Кавказ и Средняя Азия были покорены лишь во второй половине XIX века. Кроме того, к России отошли значительная часть бывшей Польши (1815) и Финляндия (1810). Все эти земли имели большое стратегическое и экономическое значение. Территории, присоединенные в течение XVIII века (Прибалтика, Правобережная и Левобережная Украина, причерноморские степи) в 1826 году давали почти 29 % государственных доходов. В этой главе мы рассмотрим политики завоевания и контроля, применявшиеся в отношении восточных и прикаспийских земель, а также Северного Кавказа.

СИБИРЬ

В начале XVIII века Россия заявляла свои права на земли вплоть до Тихого океана и, кроме того, договорилась с Китаем об установлении границы по Амуру. Казаки, действуя от имени государства, продвигались на север и восток в поисках дорогих мехов – собольих и прочих. Кроме того, Петр I снарядил экспедиции для исследования Камчатки, дальневосточного побережья и Аляски. Витус Беринг в 1725 году доплыл до Аляски, но на берег не высадился; в 1741-м он вернулся и объявил ее владением России, что положило начало процессу безжалостного подчинения алеутских племен и уничтожения выдр, котиков и других морских млекопитающих. Петр I и его преемники также усилили эксплуатацию Сибири, особенно по той причине, что к концу XVII столетия в казну стало поступать намного меньше дорогих мехов. Новыми приоритетами стали расселение крестьян с целью ведения сельского хозяйства, обеспечение торговых связей с Китаем и развитие металлургии. Петр I послал немецкого ученого Даниэля Мессершмидта для исследования минеральных богатств Сибири. Промышленная добыча началась на Урале с его месторождениями железа и меди: туда были посланы тысячи крепостных, которым пришлось работать в невыносимых условиях. Как и ранее в случае Строгановых, государство сначала давало монопольные права промышленникам. Речь идет прежде всего о Демидовых, к 1730-м годам превративших юго-восточный Урал в важнейший горнодобывающий и металлургический регион страны. Примерно с 1704 года в районе Нерчинска началась добыча серебряных, а с 1730-х годов – и медных руд. В 1720-е годы Демидовы получили монополию на алтайские месторождения, дававшие железо, медь, цинк, свинец, серебро и золото. В 1744 году государство установило прямой контроль над алтайскими месторождениями, а позже – и над нерчинскими серебряными рудниками. Были упорядочены торговые сношения с Китаем (российским государственным караванам разрешалось прибывать в Пекин раз в три года), в то время как Кяхтинский договор (1727) установил границу между двумя странами.

По всей Сибири протянулась линия крупных острогов, охранявшихся казаками и туземными подразделениями (рис. 4.1). Иркутск защищали местные казаки; в 1720-х годах, помимо Иркутского, в восточной Сибири были созданы Тунгусский и Бурятский казачьи полки, которые возглавлялись представителями бурятской элиты; с 1760-х годов они комплектовались путем добровольного набора. Россия и здесь применяла свою политику учета местных особенностей – большинство туземных институтов и практик остались нетронутыми. Однако на протяжении XVIII века она предпринимала попытки искоренить рабство, существовавшее у местных народов – не только из человеколюбия, но и в надежде сделать бывших рабов налогоплательщиками. Как правило, центральная власть чувствовала себя на сибирских просторах не очень уверенно. Вся Сибирь образовывала одну губернию с центром в Тобольске, делившуюся на пять провинций (Вятскую, Соликамскую, Тобольскую, Енисейскую и Иркутскую); в 1764 году из нее была выделена Иркутская губерния. Вся эта обширная территория слабо контролировалась из центра и славилась процветавшим в ней взяточничеством.

Рис. 4.1. Спасская башня (1667) из Илимского острога в Иркутском архитектурно-этнографическом музее «Тальцы»

Административная реформа 1775 года была применена к Сибири (1783) в урезанном виде. В Европейской России губернии стали намного меньше по размеру, в управлении ими власть опиралась на местное дворянство. Позднее в Сибирь (как, впрочем, и в Европейскую Россию) для лучшего контроля стали назначаться генерал-губернаторы. В 1783 году на ее территории появилась третья губерния – Колыванская: в нее вошли земли алтайского горнодобывающего региона, где наблюдался бурный рост населения. С учетом отсутствия местного дворянства и малонаселенности Сибири в целом, судебные и налоговые органы, предусма-тривавшиеся административной реформой 1775 года, вводились там в упрощенном варианте. Главами судебных органов становились чиновники, но при этом, в соответствии с реформой, появились суды низшей инстанции, где заседали представители местного населения, а дела решались согласно традиционным практикам. Во всей Сибири существовало всего 33 уезда и, помимо них, шесть областей на малонаселенных окраинах: в них сохранялось исконное местное самоуправление. Таким образом, контроль над Сибирью был усилен, но центральная власть оберегала местные особенности.

В этом столетии наблюдался приток переселенцев в Сибирь. В 1719 году крестьян восточнославянского происхождения и прочих выходцев из Европы насчитывалось 819 тысяч, а местных жителей, по оценкам, – около 360 тысяч (половина из них – буряты и якуты). Однако население распределялось неравномерно. Особенно нелегко приходилось тем, кто обосновывался в таежной зоне, прежде всего в ее восточной части. Русские поселения там были невелики по размерам: в начале XVIII века в долине Лены существовало всего 164 русских крестьянских хозяйства, в низовьях Енисея (данные на 1702 год) – 130. В 1697 году во всей Якутской провинции проживали лишь 1222 русских мужского пола, в 1775-м – 1932. Последняя крупная программа по переселению была осуществлена в 1790-е годы в районе русско-китайской границы, но на эти отдаленные рубежи согласились переехать всего несколько сотен человек. Кроме того, на восток теперь отправлялось намного больше ссыльных, чем в предыдущем столетии: Петр I и его преемники отдавали все большее предпочтение каторжным работам, а не смертной казни. Ссыльные не образовывали сколь-нибудь однородной группы: уголовных преступников обычно отправляли на поселение в Восточную Сибирь, где они работали на рудниках; старообрядцы на протяжении 1750–1770-х годов большими партиями присылались в район Иркутска и занимались крестьянским трудом; военнопленные представляли собой квалифицированную рабочую силу – важнейшим для Сибири событием стала присылка после Полтавского сражения 1100 шведских офицеров, солдат и матросов, которые немало сделали для развития городов и картографии. На востоке оказывались и известные политические заключенные – такие, как сподвижник Петра I Александр Меншиков (сослан в Березов, 1728) и Александр Радищев (сослан в Илимск, 1790). Но ссыльных было очень немного в сравнении с остальным населением, к тому же эти цифры не выдерживают сравнения с теми, которые относятся к следующему, XIX веку.

Государству с большим трудом удавалось заселять центральную часть Сибири; между тем южная часть Западной Сибири и территория современного Северного Казахстана – там, где лесостепь переходит в степь, – стремительно заполнялись выходцами из других областей страны. В первой половине столетия русские и представители народов, проживавших в Среднем Поволжье, хлынули на земли башкир (северный и южный Урал), а в 1740-е годы двинулись оттуда дальше на восток, следуя вдоль границы степи. Для защиты русских поселений от набегов казахов сооружались пограничные укрепленные линии, образовавшие сплошную дугу (карта 4). В Западной Сибири на протяжении 1740-х годов была построена линия, которая шла от Оренбурга вдоль реки Яик к Верхнеяицку (после пугачевского восстания они были переименованы, соответственно, в Урал и Верхнеуральск). В 1750-х годах линия была продлена на восток от Омска на Иртыше (основанного в 1715 году). Иртышская линия шла от Омска на юг вдоль этой же реки, достигая Усть-Каменогорска в алтайском горнодобывающем регионе и проходя через Семипалатинск, важный центр торговли (основан в 1719 году). Территории, защищенные этой укрепленной линией, стали активно заселяться во второй половине столетия. После разгрома войсками Цинской империи джунгар, проживавших к востоку и югу от Иртышской линии (1755–1757), и Китай, и Россия присоединили часть их исконных территорий. К концу столетия в окраинных областях проживало приблизительно 39 тысяч татар, в то время численность восточных славян там достигала 400 тысяч. Переселение в западносибирскую тайгу облегчилось в 1760-е годы благодаря прокладке к северу от Иртышской линии Московского тракта: он шел от Тюмени до Красноярска, располагавшегося в верховьях Енисея. Власти насильственно расселяли крестьян вдоль этого тракта, чтобы обеспечить продовольствием воевод с их аппаратом, казаков, пищальников, духовенство. За ними потянулись добровольные переселенцы. В 1689 году Петр I объявил о намерении построить дорогу из Восточной Сибири в Пекин, но работы начались лишь в 1730-е годы и затянулись на много десятилетий.

Карта 4. Уральские укрепленные линии и почтовые тракты в Западной Сибири середины XVIII века. Выполнена на основе карты, помещенной в издании: Studies in Russian Historical Geography. London: Academic Press, 1983. Fig. 7.4

Крестьяне восточнославянского происхождения, прибывавшие в Сибирь, не подвергались закрепощению, но платили подушную подать и выполняли работы, требовавшиеся от всех государственных крестьян. К ним не применялась рекрутская повинность, так как государство было заинтересовано в увеличении населения Сибири, а не его сокращении; по этой же причине не брали рекрутов из числа местных жителей. Как и в центре, эти крестьяне создавали самоуправляющиеся общины; многие были выходцами из Поморья с его крепкими общинными традициями. Свои сообщества образовывали также горожане, возчики, купцы и казаки. Восточные славяне и прочие пришлые народы выработали в Сибири особую культуру, которой не знали центральные области. Здесь не существовало крепостного права и помещиков, до административных центров было далеко, жизнь была свободной, вмешательства властей почти не ощущалось, новоприбывшие руководствовались своими собственными чувствами и склонностями. Поселения были более разнообразны в этническом и культурном отношении, чем в центре, приезжие принимали на вооружение стратегии выживания, выработанные туземцами. Там, где населенные пункты были еще более изолированы друг от друга, особенно на Крайнем Севере, и в частности в Якутии, переселенцы из числа восточных славян, как уже отмечалось, нередко перенимали местные языки и местную культуру. И напротив, в крупных восточнославянских общинах старожилы сохраняли русские обычаи, им был свойствен независимый характер, который в последующие годы стал основой для мифа о свободной жизни на окраинах как воплощения истинно русского духа.

СРЕДНЕЕ ПОВОЛЖЬЕ, УРАЛ, БАШКИРИЯ

Среднее Поволжье, раскинувшееся по обеим берегам реки – центром этой географической области, где лес переходит в степь, является Казань, – на протяжении XVI–XVIII веков стало ареной значительных демографических изменений. Население его – чуваши, черемисы (марийцы), вотяки (удмурты), проживавшие в лесах, и татары и мордва, обитатели лесостепи, – состояло в основном из плательщиков ясака. Не все они активно перемещались с места на место, что было отличительной чертой эпохи. Так, вотяки в XVIII веке по большей части не покидали своих исконных земель в Среднем Поволжье и на Северном Урале. Черемисы и чуваши оставались на территориях к северу и югу от Волги выше Казани, хотя некоторые все же переселялись на Урал начиная с 1760-х годов. Однако многие этнические группы пришли в движение и расселились далеко от первоначального ареала обитания. Казанские татары в XVII–XVIII веках оседали в более плодородном Нижнем Поволжье, на Северном и Южном Урале, а также в промышленном районе севернее Казани. В 1790-х годах татары составляли 14 % населения Оренбургской губернии на Южном Урале. Точно так же к середине столетия лишь половина мордвы проживала на своей исторической родине – в Среднем Поволжье, по берегам Суры, южнее Мурома. Остальные переместились в черноземный регион на правом берегу Волги и на Южный Урал; многие из тех, кто выбрал Урал, попали в зависимость от русских, татарских и башкирских землевладельцев, став тептярями.

Русская колониальная политика в Среднем Поволжье в течение этого столетия становилась все менее терпимой к местным особенностям. Сюда переселилось много русских, регион стал относительно близок к центру, границы империи отодвигались к югу и к востоку, государство стремилось навести единообразие в налогообложении и социальной политике. К 1740-м годам плательщики ясака перестали быть таковыми, на них распространили подушную подать и рекрутскую повинность – бремя, которое несли лишь немногие неславянские народы империи. Нетипичной была и насильственная христианизация (две волны – в самом начале столетия и в 1740-е годы). Большинство мордвинов, чувашей, черемисов и вотяков обратились в православие, но лишь поверхностно, сохранив анимистские культы; однако вместе с этим они постепенно подвергались русификации. Такому же обращению, насильственному и поверхностному, подверглись и сибирские народы: в Западной Сибири это были остяки (ханты) и вогулы (манси), в Восточной – якуты, тунгусы, буряты, чукчи, коряки.

Те, кто сопротивлялся обращению, подвергались экономической дискриминации. Землевладельцы-мусульмане (татары), отказывавшиеся переходить в православие, теряли свои угодья и становились однодворцами, а то и крестьянами-налогоплательщиками. К концу XVIII века татарская элита, ранее владевшая большей частью земель в Среднем Поволжье, в значительное мере утратила свои позиции; многие из тех, кто остался верен исламу, сделались купцами и предпринимателями в Казани, участвуя в торговле между башкирами, казахами и Российской империей. Этническое самосознание татар начало формироваться в 1760-е годы, когда Екатерина II отказалась от насильственной христианизации мусульман – как под влиянием гуманистической идеологии Просвещения, так и из желания видеть татарских купцов посредниками в торговле с Китаем и странами Средней Азии. Татары, принадлежавшие ко всем социальным слоям, от князей до крестьян, начали создавать по всей империи сети контактов, торговые и культурные; они образовывали немалое по численности меньшинство населения на Южном Урале и Северном Кавказе и большинство – в Крыму. Татарский культурный ренессанс в масштабе всей страны состоялся после вхождения в ее состав Крыма с татарским населением (1780-е годы), которое установило связи с казанскими татарами. Черемисы (марийцы) и чуваши, не принявшие православие, испытывали влияние татарской культуры, исламской по своей сути – независимо от того, оставались ли они в Среднем Поволжье или переселялись в район Оренбурга.

В Башкирии русские действовали примерно таким же образом, стремясь потеснить местных землевладельцев и поселить на этих землях лояльных России крестьян-налогоплательщиков. Настал расцвет металлургии: с 1699 по 1725 годы на Урале появилось 18 крупных заводов, к которым было приписано свыше 5000 крепостных. В 1721 году Петр I предоставил недворянам право владеть крепостными, чтобы покупать крестьян для работы на подобных предприятиях. Эти рабочие прибывали вместе с семьями, что привело к заметному росту численности неместного населения в Башкирии. В Башкирии размещались крупные склады, обеспечивавшие караванную торговлю со Средней Азией; на севере и западе имелись плодородные земли. Переселенцы прибывали и в Южную Башкирию, но большую часть ее территории по-прежнему занимали пастбища, где пасся скот кочевников.

Строительство укреплений в Башкирии преследовало разнообразные цели: обеспечить спокойствие вдоль торговых путей, ведущих в Среднюю и Восточную Азию, предотвратить бегство русских налогоплательщиков в степи, подорвать политическое единство башкир. Закамская черта, сооруженная в 1650-х годах, утратила свое значение, и к началу 1730-х годов возникла параллельная ей линия, проходившая южнее, в направлении северо-запад – юго-восток, от Красного Яра близ Самары до Мензелинска в среднем течении Камы: она разрезала надвое Северную Башкирию. В 1730-е годы была закончена большая оборонительная линия в форме дуги, которая пролегла через калмыцкие и казахские степи, в том числе через владения яицких казаков – от устья Яика до Оренбурга. Тогда же появилась Самарская линия, которая шла южнее реки Самары, вдоль нее, от Красного Яра до Оренбурга, где соединялась с линиями, простиравшимися в Западную Сибирь. В 1750-е годы, таким образом, уже существовали линии протяженностью 3500 километров от устья Яика до Алтая. Все эти колоссальные по объему работы финансировались за счет подушной подати, которой были обложены мордва и татары в Среднем Поволжье.

Россия пользовалась разногласиями между башкирами, чтобы окружить их на их же собственных землях. Как правило, башкиры, проживавшие на севере, более оседлые и нередко состоявшие на русской службе, были менее склонны к восстаниям, чем те, которые населяли южноуральские земли и вели преимущественно кочевой образ жизни. Но все они были способны объединиться, имея одинаковые причины для недовольства – чрезвычайные поборы, земельные захваты. Так, в 1705–1711 годах башкиры восставали в ответ на увеличение ясака и количества лошадей, которых у них забирали для ведения Северной войны. В эти же годы и по этим же поводам вспыхивали мятежи в Астрахани и среди донских казаков.

Оренбургская экспедиция (1734–1744) с первого взгляда могла показаться научным и картографическим предприятием, но в действительности она являлась мощным орудием политического угнетения. Возглавляемая картографом Иваном Кирилловым (1689–1737), она состояла из ученых, которым поручили составлять карты, описывать растительный и животный мир, создавать условия для прибытия новых поселенцев, а главное – основывать укрепленные города и линии, о которых говорилось выше. Все это было частью плана по окружению башкирских земель. Экспедиция основала Оренбург на берегах Яика (1735), в самом сердце области башкирских пастбищ (позднее, в 1741 и 1743 годах, он переносился ниже по реке), и начала работы по строительству укреплений. Настойчивые захваты земель, а также стремление сократить число мусульманских старейшин и усилить контроль русских властей над исламом привели к Башкирскому восстанию (1735–1737), которое Кириллов подавил с необычайной жестокостью. Более 300 башкирских деревень были сожжены, около 30 тысяч человек, включая женщин и детей, – убиты, посланы на каторжные работы либо зачислены в пехотные части, рассеянные по всей империи. По оценкам, речь идет о 12–14 % тогдашнего населения Башкирии. После разгрома восстания Россия стала более жестко контролировать систему самоуправления башкир и создала на их землях новую губернию – Оренбургскую. В 1743 году Оренбург стал основным таможенным постом для сибирской торговли, и караваны стали приходить туда вместо Астрахани. Таким образом, Россия вела систематическую работу по урезанию автономии башкир и установлению русского контроля над этими территориями, используя разнообразные стратегии, которые предусматривали перемещение населения, военные и административные меры.

Башкиры оказались окружены не только оборонительными линиями, но и переселенцами. Для защиты новых линий в 1755 году было создано Оренбургское казачье войско, объединившее казаков Самары и Уфы, поощрялось заселение территорий вокруг Оренбурга. Людей перемещали насильно или заманивали привилегиями в виде владения землей и крепостными. В эти края устремились русские дворяне на покое, обращенные в православие калмыки и джунгары, украинские и русские крестьяне, однодворцы с Гетманщины и Слобожанщины, польские шляхтичи из недавно занятого Полоцка. Происходила и миграция на добровольных началах: здесь оседали государственные крестьяне, однодворцы, беглые крепостные, а также татары, чуваши, мордва из Среднего Поволжья и с севера Башкирии. Чтобы привлечь в Оренбург татарских купцов из Казани и бухарских торговцев, их соблазняли различного рода привилегиями. Прибывали и русские землевладельцы – в 1649 году им запретили покупать башкирские земли, но они все равно делали это (или попросту захватывали их). Об этом пишет Сергей Аксаков в «Семейной хронике» (1858), полухудожественном повествовании, рассказывая о поселении своего деда в Башкирии.

К середине 1740-х годов в башкирских землях уже насчитывалось более 50 тысяч переселенцев восточнославянского происхождения. Затем процесс еще более ускорился, и в считаные десятилетия их число почти удвоилось. За 18-е столетие население Башкирии выросло на 64 % и стало этнически разнородным: башкиры, русские, татары, чуваши, черемисы, вотяки, мордва, бухарцы. Оренбург в это время был преимущественно русским городом. Русских землевладельцев насчитывалось вдвое больше, чем башкирских и татарских, вместе взятых. Крестьяне как Северной, так и Южной Башкирии участвовали в оживленной экспортной торговле зерном. Южный Урал же оставался в основном районом скотоводства, кочевого и оседлого: башкиры, уральские казаки и казахи разводили здесь лошадей, овец, коров, коз и верблюдов. Однако и в этих землях оседали крестьяне, занимавшиеся земледелием. Если в 1719 году башкиры составляли 71 % населения в историческом ареале своего обитания, то в 1795-м – всего 20 %, а доля русских выросла до 40 %.

Башкирам наносили прямой урон переселение извне и усиливавшийся политический, экономический и религиозный контроль России. Религиозная политика последней вела к росту напряженности. Комиссия, которой было поручено обращение в православие народов Среднего Поволжья и Урала, с 1731 по 1764 год оказывала давление на мусульман – она встречала сопротивление, прежде всего со стороны башкир, но не отказывалась от своих методов. В своих наказах Уложенной комиссии (1767) башкиры часто просили разрешить постройку новых мечетей и религиозных школ.

Тем не менее, в XVIII веке Башкирия была не так сильно интегрирована с центром, как Среднее Поволжье, различные социальные группы имели неодинаковый статус. В отличие от того, что наблюдалось у многих народов Среднего Поволжья, беднейшие башкиры и другие обитатели региона не были превращены в государственных крестьян (с последствиями в виде подушной подати и рекрутчины): они платили ясак, причем в меньшем размере, чем другие нерусские народности, и даже тептяри (нерусские, обрабатывавшие земли башкир) платили более легкий оброк, чем государственные крестьяне славянского происхождения. Башкирская элита сохранилась, действуя как посредник на «срединной земле». Россия дала ее представителям возможность сохранить свой статус: некоторые служили в милиции на Закамской оборонительной линии, не платили ясака и носили почетный титул тархана. Так называемые «верные башкиры» служили бок о бок с русскими в Оренбурге, как и мещеряки (мишари), татары, перешедшие на русскую службу после взятия Казани; многие селились возле Уфы, в центре Башкирии. Башкирские и мещерякские землевладельцы контролировали местное самоуправление, в которое московские власти почти не вмешивались.

Административная реформа 1775 года, осуществленная здесь в 1781-м, способствовала привлечению башкир на русскую службу. От обширной Оренбургской губернии отделили новую, Уфимскую, в составе 12 уездов; обе находились под управлением генерал-губернатора. Как и в Европейской России, в Уфе и Оренбурге появились земские суды для элиты, судебные палаты по уголовным и гражданским делам, совестные суды. В них заседали жители башкирских деревень и представители других сообществ – как на высшем, так и на местном уровне. В десяти уездах создавались суды низшей инстанции (расправы) для башкир и других коренных народов, а также государственных крестьян. Основой для их деятельности служили шариат и местные обычаи. Одной из целей этого был подрыв могущества башкирских элит. Образованные в результате реформы полицейские и судебные органы обычно заполнялись офицерами, русскими и башкирами, так как русских землевладельцев в этих краях было немного (лишь в пяти уездах из 12 их оказалось достаточно, чтобы создать дворянские земские суды).

Еще одним инструментом привлечения местного населения на сторону России стало Оренбургское магометанское духовное собрание (1788), на самом деле находившееся в Уфе. Оно избирало главу всех мусульман России – муфтия и являлось посредником между российскими властями и мусульманским сообществом. Теоретически власть его распространялась на приверженцев ислама во всей империи – в Среднем Поволжье, на Урале, в Сибири, в степных областях и в Европейской России. Собрание и муфтий должны были наблюдать за брачными, разводными, наследственными делами, решать административные вопросы, содействовать формированию лояльности к государству и династии. Собрание издавало законы для мусульман, наблюдало за мусульманскими учебными заведениями, назначало мулл и религиозных учителей согласно единообразным процедурам; в свою очередь, государство финансировало строительство мечетей и медресе в Уфимской и Оренбургской губерниях. Благодаря этой реформе Россия получила административный доступ к башкирской общине и определила формы взаимодействия империи с проживавшими в ней мусульманами.

Наконец, Россия, как и везде, использовала военную администрацию для поиска и воспитания верных ей слуг. В 1798 году было создано Башкиро-мещерякское войско – воинское формирование казачьего типа, состоявшее в основном из мусульман. Для его комплектования образовывались башкирские и мещерякские кантоны. Как и оренбургские казаки, башкиры и мещеряки несли службу на укрепленных линиях и призывались на двухлетний срок. На Оренбургской линии выплачивалось ежегодное жалованье в размере 10–20 рублей, а на более подвижной Сибирской линии – 30–50. На 1767 год в Оренбургской провинции насчитывалось 195 тысяч башкир, 94 тысячи крестьян восточнославянского происхождения, 60 тысяч представителей аристократии, 10 тысяч отставных солдат и 49 тысяч казаков. Таким образом, хотя башкиры постепенно подвергались окружению и интеграции в общеимперскую жизнь, в XVIII веке они держались за свое традиционное занятие (военное дело) и за свои земли.

КАЛМЫКИ И КАЗАХИ

Оборонительные линии, протянувшиеся от места впадения Яика в Каспий до Усть-Каменогорска на Иртыше – это более 3000 километров, – стали границей между Россией и степными народами, с которыми она неустанно стремилась установить стабильные отношения, в перспективе подразумевавшие ее господство. Процесс шел, но в XVIII веке еще не завершился, так что граница стала, по сути, «срединной землей». Охранять ее помогали казачьи отряды, создававшие в то же время свои проблемы. Продвигаясь к Каспию, Россия преследовала те же цели, что и в предыдущем столетии, когда, приближаясь к причерноморским степям, строила укрепленные линии: защититься от набегов, добыть плодородные земли, подходящие для земледелия, предотвратить бегство крепостных.

Отношения с калмыками в XVIII веке были нестабильными и, более того, драматическими. Калмыки обитали на левом берегу Волги и с 1655 года состояли с Россией в неустойчивом союзе. Майкл Ходарковский прекрасно показывает, как Россия манипулировала этими отношениями и ужесточала свой контроль, невольно или намеренно ошибаясь в толковании условий договора. Калмыки, в свою очередь, оставляли за собой свободу действий и время от времени восставали, совершали набеги и даже объединялись с крымцами или ногайцами против России. К 1718 году русские закончили сооружать Царицынскую сторожевую линию, отрезав калмыков от их северных пастбищ: им оставили небольшой клочок степи, зажатый между земель, населенных донскими казаками (явными врагами), ногайцами и казахами. В 1720-е годы Россия употребила немалые военные силы для подчинения калмыков, раздувая к своей выгоде распри между ними. Кроме того, она стала открыто вмешиваться в их внутренние дела; в 1741 году калмыки приняли участие в составлении руководства по разрешению споров между калмыками и русскими, которое во многом основывалось на российских практиках и нормах.