Текст книги "Россия и ее империя. 1450–1801"

Однако самым примечательным обстоятельством было относительно безболезненное принятие реформ украинской элитой. Конечно, раздавались голоса, призывавшие защищать автономию Украины, но немало было тех, кто видел ее равноправным партнером России и призывал к более тесному сближению. Самой сложной проблемой было включение местной знати в состав русского дворянства. Административные реформы привели к созданию сотен должностей, предназначенных для дворянства, и первоначально любой представитель украинской знати в воинском чине, предусмотренном Табелью о рангах, получал, в соответствии с ней, наследственное дворянство. Те, кто не служил, должны были – согласно либеральному подходу Румянцева, симпатизировавшего местной аристократии, – представить подтверждение своего статуса местному дворянскому собранию. В 1785-м действие Жалованной грамоты дворянству распространилось на Гетманщину, и украинская знать получила такие же привилегии, что и польское шляхетство (кроме политических прав и институтов). К 1790 году местные собрания возвели в дворянство 25 тысяч казаков и представителей украинской элиты, часто по довольно сомнительным основаниям. Это число уменьшилось наполовину после пересмотра 1795 года, когда были применены более строгие критерии, но все равно оставалось значительным. Многие представители украинской знати пошли на службу в полицию, судебные и административные учреждения южных окраинных областей (Новороссия, Правобережье, Грузия) и Петербурга. Некоторые достигли высших должностей: так, двое из шести екатерининских статс-секретарей, пользовавшихся огромным влиянием после реформ 1770-х годов, были украинцами – А. А. Безбородко и П. В. Завадовский. Разумеется, сохранялось преклонение перед образом былой Гетманщины, поддерживаемое потомками представителей казацкой старшины и украинской знати. Как указывает Сергей Плохий, в этих кругах была создана анонимная «История русов или Малой России» (1801–1804), где восхвалялись украинская культура и казачьи права и привилегии; она заметно повлияла на развитие украинского национализма в XIX веке. И все же в царствование Екатерины II, после более чем полувека самоуправления и автономии, Левобережье стало интегрироваться в империю.

ЗАСЕЛЕНИЕ НОВОРОССИИ

В течение этого столетия, по мере того как Россия подчиняла казаков и кочевые народы от Причерноморья до Урала, она неуклонно заселяла степь земледельцами. В первой половине века поселенцы направлялись преимущественно в низовья Волги, где губернаторы усиленно побуждали землевладельцев выписывать крепостных; крестьяне, как всегда, стремились бежать от крепостной зависимости. Крестьянское население Саратовской провинции (Астраханская губерния) почти утроилось к 1740-м годам. Во второй половине столетия государство начало привлекать сюда русских и украинских крестьян из перенаселенных районов при помощи разнообразных стимулов – денежных субсидий, временного освобождения от податей, раздачи земель. Однако условия для переселенцев из-за рубежа неизменно были более выгодными.

Как уже говорилось, в 1750-х годах, при Елизавете, власти начали привлекать иностранцев (сербов, болгар, молдаван, македонцев) для несения воинской службы, размещая их в поселениях вдоль северной границы Запорожской Сечи: в 1752 году возникла Новая Сербия, в 1754-м – Славяносербия. В обоих действовали налоговые льготы. Начиная с 1764 года, в течение царствования Екатерины, эти территории преобразовывались в русские губернии. В 1776 году местные землепашцы были приравнены к русским государственным крестьянам и крепостным – на них легла обязанность поставлять рекрутов и вносить подушную подать. В то же время создавались все новые колонии для иностранцев, десятилетиями сохранявшие свои привилегии.

В 1760-х годах Екатерина II поощряла иммиграцию из-за рубежа в соответствии с меркантилистскими представлениями: чем больше население страны, тем она успешнее. В своем «Наказе» (1767) императрица выражала беспокойство: «Россия не только не имеет довольно жителей, но обладает еще чрезмерным пространством земель, которые ни населены, ниже́ обработаны». В середине столетия правители по всей Европе старались привлечь в свои страны переселенцев, что часто раздражало их соседей. Так, Фридрих Великий активно заселял прусские земли протестантами и жителями других немецких государств. То же самое делали Габсбурги. Что касается Британии и Франции, то они пытались наладить приток европейцев в свои заморские колонии. Екатерина II в этом смысле ничем не отличалась от европейских монархов. Начиная с 1762 года, русские представители в Европе раздавали щедрые обещания: земли, свобода от налогов (на срок до 30 лет), свобода от рекрутской повинности, ссуды, гарантии свободы вероисповедания, самоуправление. Тем, кто намеревался заводить мануфактуры, даже разрешалось покупать крепостных. Крупные европейские государства высылали российских агентов, отказывались публиковать их манифесты, запрещали своим подданным переезжать в Россию. Поэтому переселенцы по большей части представляли свободные города и государства южной и западной Германии. Примерно 30 тысяч немцев прибыли в 1762–1775 годах, обосновавшись в семи-восьми колониях на западном берегу Волги, близ Саратова. Среди них было много моравских братьев, которых в России называли гернгутерами. В 1770-е на запорожские земли в низовьях Днепра прибыло несколько групп меннонитов. Благодаря единонаследию (тогда как у русских крестьян участки делились между сыновьями), свободе от военной службы, постоя и прямого налогообложения, гарантированных на много лет вперед, эти немецкие земледельцы быстро пришли к процветанию. В страну хлынули также тысячи других иностранцев – болгар, греков, румын. В начале XIX века раздача льгот иностранцам прекратилась – власти сочли ее дорого обходящейся и неоправданной. Субсидии перестали выдаваться с 1819 года. В 1780-е годы, когда в Саратовском наместничестве (бывшая Саратовская провинция), где проживала бо́льшая часть немецких колонистов, и на остальных территориях южного приграничья началась административная реформа, права колонистов, связанные с языком и обычаями, были сохранены в судах низшей инстанции.

Между 1782 и 1795 годами 56 % всех, кто переселялся в империю, оседали в причерноморских степях, ставших особенно привлекательными после окончания войны с Турцией (1792). Новороссия была разделена на две губернии: Херсонскую (восточнее Днестра, включая земли за Бугом) и Екатеринославскую (восточнее земель донских казаков). Поселенцы стекались со всех сторон. В Очаковской степи, помимо меннонитов, обосновались молдаване. В Новороссию прибывали крестьяне из Левобережья и Слобожанщины, русские, бежавшие от крепостной зависимости или перемещенные сюда помещиками из перенаселенного центра, староверы из-за рубежа, которым предлагали заселять степные районы. Крепостное право было здесь исключением, а не правилом; иммигранты получали привилегии, становясь колонистами или государственными крестьянами. Все это, плюс постоянный приток крестьян из Украины, привело к стремительному росту населения Новороссии, начиная с 1760-х годов.

Крупнейшим приобретением России в степной зоне стало Крымское ханство: из всех государств, образовавшихся на развалинах монгольской Орды, оно было наиболее организованным в политическом отношении и самым успешным. Крымские татары, говорившие на одном из тюркских языков и исповедовавшие ислам, были потомками степняков-кочевников, давно образовавшими землевладельческую элиту Крымского полуострова и причерноморской степи. Как чингизиды, они обладали довольно высоким статусом: став вассалами Османской империи, они тем не менее настаивали на своем сюзеренитете над Московским и Польско-Литовским государствами, требуя от них дань на протяжении значительной части XVIII века и получая ее. Ханы из династии Гиреев, потомки Чингисхана, правили, опираясь на многочисленную элиту, состоявшую из родовитых мирз и беев. Население полуострова было многонациональным, немалая его часть жила в городах (Кафе и других), включая греческих, армянских и еврейских купцов. В степях севернее Крыма и на самом полуострове разводили скот, занимались земледелием, в том числе виноградарством, и ремеслом. В сельском хозяйстве использовали, среди прочего, рабов. Часто говорится о том, что в 1769 году крымские татары совершили последний крупный набег на южные земли России, но и позже крымские невольничьи рынки пополнялись пленниками с Кавказа. После русского завоевания рабство было упразднено, невольничьи рынки закрыты. Однако работорговля близ южных границ России продолжалась и в XIX веке на протяжении нескольких десятилетий.

В 1774 году, после ожесточенной военной кампании, в ходе которой было уничтожено несколько городов и погибли тысячи людей, Россия установила протекторат над Крымским ханством. Первоначально Шахину, последнему хану из династии Гиреев, разрешили сохранить трон, строго наблюдая за ним, но вскоре из-за его интриг Россия взяла Крым под свой прямой контроль (1783). Это случилось в разгар административных реформ, проникнутых духом стандартизации, но в Крыму Екатерина II проводила политику, направленную на сохранение местных особенностей. В Тавриде (как стал называться полуостров) были подтверждены права (включая те, что касались пользования землей) и налоговые льготы татарской знати и других групп (греков, валахов, армян). Крымских татар освободили от подушной подати и рекрутской повинности. Конфессиональные права мусульман были закреплены с созданием Таврического магометанского духовного правления (1791). Аналогично Оренбургскому, созданному в 1788 году для Среднего Поволжья и Урала, оно задумывалось как орган надзора за религиозными институтами и связующее звено между мусульманами и российскими властями. На него, кроме того, возлагалась особая задача – наблюдение за странствующими муллами, подозревавшимися в разжигании протурецких настроений. Таврическое правление, как и Оренбургское, возглавлял муфтий, опиравшийся на религиозную иерархию: новосозданные институты, которых не было прежде.

Несмотря на многочисленные проявления прагматизма со стороны России, в 1780-е годы начался отток населения из Крыма. Еще до его присоединения в 1783 году русские власти переселили бо́льшую часть крымских христиан – армян и греков, живших в городах (более 30 тысяч человек) – на побережье Азовского моря, а большинство ногайских татар – в кубанские степи, где было создано казачье войско. В это же время более 200 тысяч татар переселились в Османскую империю. Новые волны эмиграции последовали после присоединения Крыма к России и русско-турецкой войны 1787–1792 годов, когда уехали тысячи человек, встревоженные мерами по разоружению татар, предпринятыми в ходе войны. Как утверждает Келли О’Нил, процесс «интеграции» Крыма шел не так, как в других местах, из-за тесного отождествления крымских мусульман с их единоверцами в Османской империи; территориальная близость и культурные связи приводили к тому, что многие попросту не стремились пополнить ряды русского дворянства, в отличие от казаков, прибалтийских немцев, грузин, поляков и прочих. Те же, кто остался, вынуждены были бороться за сохранение своего политического преобладания. В 1785 году, с обнародованием Жалованной грамоты дворянству, татарские мурзы первоначально были приравнены к дворянам, а их земельные права подтверждены, независимо от состояния. Около 5000 мурз были причислены к дворянству на своих местных собраниях. Но затем русская политика по всей империи ужесточилась, стало необходимо предъявлять подтверждающие документы. Отчасти это было связано с боязнью того, что нерусская знать (украинская, немецкая, польская, крымская) может численно превзойти русское дворянство. После этого крымские чиновники начали предпринимать проверки, и в 1820-е годы осталось менее 100 семейств мурз, официально принадлежавших к дворянству.

И все же татары по-прежнему господствовали на полуострове. Изначально Россия создала Таврическое областное правление, в котором основная роль отводилась местной знати – мурзам; общий надзор за его деятельностью осуществлял русский генерал-губернатор, в ведении которого оставались финансы и вопросы, связанные с безопасностью. Всего через год, в 1784-м, правление было распущено, и на полуострове стали реализовываться административные реформы 1775 года. Благодаря этой системе, при которой административные и судебные учреждения заполнялись местной знатью, многие должности оказались заняты родовитыми татарами. О’Нил указывает, что мирзы занимали лишь около 15 % высших должностей, но около 80 % должностей на уровне уездов и, таким образом, сохранили властные позиции в этом многонациональном сообществе. В период до 1802 года Россия ограничивала для татар доступ к административным должностям выше уездных, чтобы создать больше возможностей для русской, греческой, армянской и других элит. Кроме того, Россия старалась привлечь татар на военную службу в легкоконные части, предоставляя им земли и жалованье: эти иррегулярные войска действовали вместе с русской армией, наподобие казаков. Россия использовала их в войнах с Польшей и Наполеоном, но предусмотрительно старалась не посылать против турок.

Будучи таврическим генерал-губернатором, Потемкин старался уравновесить влияние татар, поощряя переселение в Крым государственных крестьян и православного духовенства из областей с русско– и украиноязычным населением. Прибывали и иностранцы – молдаване, валахи, шведы, поляки, немцы, греки, болгары, корсиканцы; образовалась меннонитская община. Все пользовались различными правами и привилегиями. Русские агенты в Европе даже зазывали в Крым торговцев и ремесленников, чтобы те заменили уехавших горожан и помогли возродить виноградарство, шелководство, скотоводство и другие отрасли экономики. Большинство их осели в степях к северу от полуострова, и доминирование татар в Крыму продолжилось. В абсолютных цифрах татарское население сократилось наполовину, но в 1795 году все же составляло 75 % от общего числа; русских было 4 %, греков, армян, украинцев и евреев – примерно по 2 %. Татарам пришлось принимать участие в деятельности имперских властных структур, многонациональных по своему составу, но они сохранили господство у себя на родине.

ПРИБАЛТИКА

После присоединения Ливонии (Эстляндии и Лифляндии), завоеванной у Швеции (фактически это произошло в 1710 году и было закреплено Ништадтским миром 1721 года), Россия оказалась обладательницей территорий с прочными социальными и политическими структурами европейского образца, которые образовались после захвата этих земель с эстоно– и латышско-язычными населением немецкими рыцарями-католиками (XIII век). После секуляризации земель Тевтонского ордена (в Пруссии) и Ливонского ордена Швеция, Речь Посполитая и Россия повели борьбу за эти ценные прибалтийские земли. Результаты Ливонской войны (1558–1583) оказались катастрофическими для России, ослабленной из-за событий, связанных с введением опричнины (1564–1572). Напротив, Швеция добилась крупных успехов, заняв Эстляндию (ядро современной Эстонии), столица которой, Ревель, была крупным портом на Балтике (рис. 5.1). Речь Посполитая сохраняла за собой Лифляндию и Курляндию – земли с латышским населением – до 1629 года, когда они также отошли к Швеции. Крупнейшими городами в них были Рига, столица Лифляндии, и Дерпт (Тарту, Юрьев).

Рис. 5.1. Башня ратуши в Таллинне, построенная в XVI веке и долгое время бывшая самым высоким сооружением города. Фундамент башни сложен в XIII веке. Ратуша считается самым древним зданием подобного рода во всей Прибалтике и Скандинавии. Фото Джека Коллманна

При минимуме контроля со стороны шведского губернатора ситуация в Эстляндии и Лифляндии почти не менялась на всем протяжении XVII века. Знать, говорившая по-немецки и исповедовавшая лютеранство, заправляла в ландтаге, сословном органе дворянства, постановления которого имели обязательную силу, и правительстве из 12 ландратов. Ее представители также преобладали в судебных учреждениях, где применялось германское право, кодифицированное в 1740 году (хотя кодекс и не был утвержден Сенатом). Дворянство являлось замкнутым сословием землевладельцев, привилегии которого подтверждались в письменном виде Польшей, а затем Швецией. В Швеции не было крепостного права, но оно сохранялось в завоеванных ею прибалтийских землях. Однако крестьянская зависимость никогда не достигала таких крайних форм, как в России: согласно шведскому законодательству, крестьяне имели право обращаться в шведские суды и продавать излишки продукции. Кроме того, в 1686 году каждый приход должен был создать начальную школу, где обучение велось на местном языке. Интеллектуальная жизнь была насыщенной: на волне Контрреформации открылись коллегиумы в Риге (1566), Вильно (1579) и Дерпте (1583). При шведах последний был преобразован в университет (1632).

Петр I начал Северную войну как раз с целью утвердиться на Балтике. На шведских землях была основана новая столица России – Санкт-Петербург. Война опустошила Прибалтику: из-за голода (1696–1697, 1709–1710) и чумы (1710) число ее жителей в 1710-е годы сократилось в два раза. Правда, после этого наступил демографический подъем, и к 1790-м годам население удвоилось. Сильное недовольство вызвали массовые депортации из Дерпта и сельских районов Ливонии в 1708 году. Кроме того, русские власти, намереваясь усилить контроль над завоеванными территориями, закрыли Дерптский университет, который возобновил свою деятельность лишь в 1802 году. После жестоких мер, предпринимавшихся во время завоевания, настала очередь традиционной для России политики учета местных особенностей. Новая власть подтвердила права немецкого дворянства и не стала трогать его сословных институтов. Более того, она прекратила начатую шведами редукцию земель (отъем в пользу государства), отталкивавшую местную знать. Были подтверждены и права городов, живших по Магдебургскому кодексу. Сохранилось крепостное право. А. Плаканс предложил для всего этого термин «снисходительное самодержавие».

Прибалтика находилась в ведении двух российских органов центрального управления: Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел, где заседали пять человек, в большинстве своем прибалтийские немцы, и Камер-конторы лифляндских, эстляндских и финляндских дел, где высшие должности также занимали прибалтийские немцы. На местах контроль со стороны России был минимальным. Назначаемый Петербургом генерал-губернатор редко присутствовал на подведомственных ему территориях, помощники же его избирались местной знатью. Лифляндское и эстляндское дворянство в 1720–1740-е годы максимально затруднило доступ в свои ряды, чтобы сохранить монополию на власть. Только его представители избирались в местные суды; апелляционной инстанцией служил ландрат. Крестьянские повинности – барщина и оброк – на протяжении столетия постоянно утяжелялись.

В 1710 году Россия также приобрела несколько сельских районов в Финляндии к северу от Петербурга; они образовали Выборгскую провинцию в составе пяти уездов. Юстицией на местах ведали судьи из числа знати, работавшие вместе с выборными заседателями из крестьян. Апелляционной инстанцией являлся окружной суд, назначаемый Сенатом. В общественной жизни использовались три языка – русский, шведский и немецкий.

Лингвистическая пестрота была свойственна не только землям вокруг Выборга, но и всему прибалтийскому региону, прежде всего потому, что Реформация дала здесь импульс развитию местных языков. В Лифляндии и Эстляндии немецкий был языком политической власти, но латышские и эстонские крестьяне (рис. 5.2) располагали начальными школами, где обучение велось на местном языке; уровень грамотности среди них непрерывно повышался. Появлялись переводы на эстонский и латышский языки; в 1739-м на эстонском был опубликован полный текст Библии. С 1730-х годов в этих землях росло влияние моравских братьев (гернгутеров), пиетистского направления в лютеранстве, представители которого проповедовали трезвость, высоконравственный образ жизни, утверждали достоинство личности, поощряли овладение грамотой и, более того, сочинение духовных текстов всеми христианами. Обеспокоенное такой конкуренцией, лютеранское духовенство обратилось к императрице Елизавете с просьбой о запрещении гернгутеров, что и было сделано в 1743 году. Однако Екатерина II вновь разрешила их деятельность (1764), и с тех пор они представляли собой пиетистскую альтернативу лютеранству.

Интеллектуальная жизнь в Прибалтике была активной, ее участники поддерживали тесные связи со своими коллегами в Речи Посполитой и городах Пруссии. К XVIII веку появилась заметная прослойка публичных интеллектуалов – как правило, это были дворяне, получившие проникнутое просвещенческим духом образование в университетах Германии (Геттинген, Росток, Галле, Лейпциг, Иена) и других стран Европы (например, голландский Лейден). Возвратившись в Ливонию и Эстонию, некоторые из них создавали сочинения, осуждавшие крепостничество, и разрабатывали серьезные проекты аграрных и социальных реформ, вызывавшие дружный отпор местной знати. Издательство Харткноха в Риге стало центром распространения идей немецкого Просвещения. Помимо брошюр на немецком, эти литераторы публиковали кое-что и на местных языках. Иоганн Готфрид Гердер, в своих более поздних философских и литературных трудах впервые четко обозначивший концепцию немецкой нации, в 1760-х годах преподавал в Риге, где начал разрабатывать учение о «народе» и коллективном духе, в котором выражаются этнос и культура. Там он собрал, а позже издал эстонские и латышские народные песни. Собиранием местного фольклора – песен и сказок – после него занимались и другие исследователи; стали появляться грамматики латышского языка, словари, этнографические энциклопедии Лифляндии и Эстляндии. По оценке Плаканса, в XVIII веке вышло более 220 книг на эстонском, на латышском же между 1755 и 1835 годами было опубликовано около 700 сочинений. При этом он указывает, что к концу столетия, в революционную эпоху, вся эта деятельность, сочетавшаяся со стремлением наладить образование для крестьян, стала вызывать подозрения властей и знати, и кое-где (особенно в непротестантских областях) такие образовательные программы были сокращены.

Рис. 5.2. В Эстонском музее под открытым небом близ Таллинна (ранее – Ревель) сохраняются крестьянские постройки. Фото Джека Коллманна

Петр I и его преемники старались привлекать на службу прибалтийских немцев, и в 1710–1917 годах последние занимали немалую часть высших государственных должностей (одну восьмую). В XVIII веке более чем 3000 немцев было позволено обучаться в университетах Германии. Для некоторых своих реформ Петр I брал за образец прибалтийские страны, институты которых восходили к шведским. Это касалось, в частности, городских учреждений и провинциальных органов власти, где доминировали выборные представители из числа знати, наподобие ландратов. Разрабатывая административную реформу 1775 года, Екатерина II вдохновлялась прибалтийской системой – в русском центре главный ее смысл заключался в привлечении местного дворянства к управлению.

Реализация этой реформы в Прибалтике привела к наступлению на местную автономию. Несмотря на выступления прибалтийских немцев в Уложенной комиссии (1767), содержавшие решительные возражения против применения к их странам имперского законодательства, – а может быть, вследствие их, – Екатерина II приложила усилия к интеграции финансовых систем Лифляндии и Эстляндии в общероссийскую и приведению дворянских учреждений к новому общеимперскому стандарту. В 1780-е годы в Прибалтике в рамках проведения реформы появились прокуроры, судебные и налоговые палаты на губернском и местном уровне, – доступ в создаваемые учреждения был открыт для представителей незнатного и ненемецкого населения. Заседателями в местных судах могли быть даже государственные крестьяне. Были созданы дворянские собрания, участие в которых принимали все дворяне, независимо от национальности. Вводились подушная подать и рекрутская повинность.

В 1785 году в Прибалтике начали действовать Жалованные грамоты дворянству и городам, еще сильнее подорвавшие исключительное положение немцев. Вторая из них вводила иерархию горожан – купцов, лавочников, ремесленников, – основанную на имущественных критериях, а не социальном или этническом происхождении. В 1782 году были упразднены таможенные барьеры между Лифляндией и Эстляндией, с одной стороны, и остальной империей – с другой, что нарушило монополию купцов-немцев и привело к активизации торговли, которая велась через Ригу. Жалованная грамота дворянству создавала дополнительные возможности для занятия должностей и приобретения земли дворянами ненемецкого происхождения – русскими, польскими и другими. И все же немецкая знать по-прежнему занимала господствующие позиции в органах управления; русский язык использовался только в губернских учреждениях, на более низком уровне применялись немецкий язык и немецкое право. По словам Джона Ледонна, в Выборге реформа, как ни парадоксально, привела к еще большему сосредоточению власти в руках землевладельцев, занимавших выборные должности, и снизила роль заседателей из числа крестьян. Тем не менее, шведский язык употреблялся в местных судах еще в 1790-е годы. Прибалтийские немцы потеряли контроль над институтами, но сохранили господствующее положение на местах и не утратили сплоченности. Постепенно они стали частью общеимперского дворянства и чиновничества, образование которых и было одной из целей Екатерины.

Если брать Прибалтику, то от екатерининских реформ больше всего пострадали городские низы и крестьянство. Ливонских крестьян и горожан в 1783 году обложили подушной податью, заменившей прежнюю поземельную; ее уплата еще больше закрепила зависимое положение крепостных. Крестьяне поднимали восстания, но не смогли ничего добиться. При Павле I для крестьян Ливонии и Финляндии была введена рекрутская повинность, как и для некоторых народов Среднего Поволжья. Таким образом, они вошли в число тех немногих неславянских народностей, которых коснулись эти две повинности, отличавшие крестьян восточнославянского происхождения.

В ходе разделов Польши к Российской империи отошли новые территории, на которых проживали латыши и прибалтийские немцы – Латгалия (Инфлянтия) и Курляндия. Латгалия, столицей которой был крупный город Даугавпилс (Двинск) оказалась в составе России в 1772 году, после первого раздела, став частью Витебской губернии. То была аграрная юго-восточная часть Ливонии, присоединенная к Речи Посполитой в XVII веке; католическая знать различного происхождения (поляки, литовцы, украинцы) и немцы-лютеране держали здесь в крепостной зависимости латгальских (говоривших на латышском языке), польских и литовских крестьян. К услугам правящего сословия были польские шляхетские права, парламентские институты и польская культура; русские власти сохранили все это за ним. Население также было разнообразным по составу (оценочные данные на 1784 год): 62 % католиков, 31 % униатов, 4 % лютеран, 2 % иудеев, менее чем по 1 % других реформатов и старообрядцев.

Курляндское герцогство – основная его часть была расположена на полуострове, замыкающем с запада Рижский залив, – создал в 1561 году великий магистр Ливонского ордена Готхард Кетлер во время секуляризации орденских владений. Герцогство вошло в состав Речи Посполитой на правах автономии. Находясь под властью семейства Кетлеров, нередко вступавшего в конфликт с немецкой знатью, оно процветало благодаря судостроению, торговле и промышленному производству. Более того, в XVII веке Курляндия ненадолго обзавелась колониями в Африке и Вест-Индии. Крестьяне, преимущественно латыши, были крепостными. В XVIII веке герцогство, как и вся Речь Посполитая, постепенно втягивалось в зависимость от России. Петр I выдал свою племянницу Анну Иоанновну за курляндского герцога (1710); в 1711 году она овдовела и правила Курляндией, пока не стала русской императрицей (годы царствования 1730–1740). Как в Митаве, так и в Петербурге она опиралась на курляндских немцев. Взойдя на русский престол, Анна Иоанновна всячески покровительствовала Курляндии и после того, как в 1737 году пресекся род Кетлеров, сделала герцогом своего фаворита Эрнста Бирона. Герцогский двор в Митаве стал своего рода форпостом петербургской культуры; столицу украсили барочные здания, построенные Растрелли. После третьего раздела Речи Посполитой (1795) последний герцог подписал отречение, и Курляндия вошла в состав России. На ее территории сразу же начали осуществляться российские административные реформы, было введено деление на уезды, но местные должности стали занимать представители немецкой знати. Таким образом, на короткий период было обеспечено сохранение статус-кво – до тех пор, пока Павел I не стал отменять екатерининские реформы (с 1796 года). В 1801 году курляндских крестьян официально освободили от рекрутской повинности – еще одно свидетельство того, что с крестьянами различных национальностей на окраинах империи обращались по-разному.

РАЗДЕЛЫ ПОЛЬШИ: ПОЛЯКИ, ЛИТОВЦЫ И ЕВРЕИ

По итогам трех разделов – между Россией, Австрией и Пруссией – Речь Посполитая перестала быть суверенным государством. Бо́льшая ее часть отошла к Российской империи. С 1772 по 1795 год последней достались более 460 тысяч квадратных километров территории и 7,5 миллиона новых подданных – украинцев, белорусов, литовцев, латышей, поляков и евреев, что существенно затруднило управление империей.

После первого раздела, осуществленного в 1772 году, Россия получила вертикальную полосу земли – часть Великого княжества Литовского – с такими городами, как Полоцк, Витебск, Мстиславль, Гомель, а также Латгалию, с совокупным населением в 1,3 миллиона человек, состоявшим в основном из белорусскоговорящих крестьян, но также горожан, евреев и представителей польской знати. Крестьяне, горожане и евреи были немедленно обложены подушной податью (1773), но положение высших классов не слишком изменилось. Привилегии польской шляхты были подтверждены, она по-прежнему собиралась на местные собрания (сеймики), удержала за собой исключительное право на винокурение и виноторговлю. Сохранилось городское самоуправление – часто основанное на магдебургском праве – и крепостная зависимость. На новоприсоединенных землях были образованы Псковская (в 1777 году разделенная на Псковскую и Полоцкую; в последнюю вошли бывшие владения Речи Посполитой), Витебская и Могилевская губернии с уездными комиссарами и земскими судами для решения гражданских и земельных споров. На губернском уровне языком администрации стал русский, были созданы палаты уголовного и гражданского суда, но в низших инстанциях разбирательства шли на польском языке и согласно польским законам – в той мере, в какой последние не противоречили российскому законодательству. В 1778 году, в соответствии с реформой 1775 года, появились губернские и местные финансовые, судебные и полицейские органы. Польская знать сохранила господствующие позиции, в частности, в дворянских собраниях, образованных после дарования Жалованной грамоты дворянству (1785). Закон от 3 мая 1783 года, вводивший для всех крестьян подушную подать и лишавший их свободы передвижения, применялся здесь так же, как в Левобережной Украине и Слобожанщине.