Текст книги "Россия и ее империя. 1450–1801"

Москва слабо контролировала этот беспокойный приграничный регион, предоставив тамошним обитателям широкую автономию. Казачьи полки сохраняли независимость, Россия выставляла их против крымских татар, посылая в походы или используя для обороны линии. В крепостях и острогах распоряжались воеводы, но в целом административная и политическая система этой области была скопирована с казачьего полкового самоуправления, действовавшего повсеместно в русских землях. Вся территория делилась на пять полков, которыми, в соответствии с казачьими обычаями, управляла казацкая старшина. Казаки пользовались такой автономией, какой не было ни у кого в центральных русских регионах: право на винокурение, право на использование наемного труда, свобода торговли, право на владение землей, право избирать лиц, занимающих официальные должности. В 1670-е годы была сооружена Изюмская черта (южнее Белгородской), призванная защитить Слободскую Украину и стать опорой для продвижения России к Черному морю. Она образовывала своего рода петлю, следуя вдоль Северского Донца в его нижнем течении и Оскола, проходя через Усерд и Валуйки; в вершине петли располагались Царев-Борисов и Изюм.

БАШКИРЫ

Первые сведения о башкирах, живших в лесостепи восточнее Волги, относятся к X веку. Традиционный ареал их проживания был ограничен крупными реками – Волгой на западе, Тоболом на востоке, Камой на северо-западе, Яиком (позднее – Урал) на юге. То были тюркоязычные кочевники, принявшие ислам еще до вхождения в состав Золотой Орды (которая, в свою очередь, стала мусульманской в XIV веке) и жившие согласно шариату и обычному праву. В северной, лесистой части зоны своего обитания они вели полукочевой образ жизни, занимаясь охотой, ловлей зверей, рыболовством, разведением пчел, а иногда и земледелием. Но большинство башкир были кочевниками-скотоводами, проживавшими южнее, в лесостепи; они разводили лошадей, овец и коз. После распада монгольской державы башкиры платили дань Казанскому ханству (на северо-западе), ногайцам (на юго-востоке) и Сибирскому ханству (на востоке).

После завоевания русскими Казани в 1552 году некоторые башкиры – на севере и западе – присягнули России (1557), но рассматривали это, согласно степным традициям, как отношения между равными и допускали возможность восстания, если партнер станет ущемлять их интересы. Вскоре начались конфликты. Русские землевладельцы и крестьяне, продвигаясь на восток, постепенно заселяли наиболее плодородные башкирские земли, а представители средневолжских «ясачных» народов – татар, мордвы, чувашей, черемисов – и беглые крестьяне восточнославянского происхождения стремились уйти из-под контроля Москвы. В 1574 году была основана крепость Уфа, в 1586 году ставшая городом. Тем самым русские власти способствовали дальнейшей колонизации этих земель, куда в принудительном порядке переселялись также ссыльные и служилые люди. Кроме того, государство начало селить там крепостных, которые работали на новооткрытых уральских рудниках и металлургических заводах. Башкиры периодически поднимали мятежи, недовольные появлением «строгановских» городков и острогов (1570–1580-е годы) и укреплением Уфы (1587). Наконец, вместе с другими народностями Средней Волги они участвовали в массовых антирусских восстаниях в Смутное время (1605–1613). Россия отвечала на это решительно и жестоко, усиливая свой контроль над Башкирией на всем протяжении XVII века.

Однако у башкир имелись основания и для сотрудничества с Россией: им доставляли беспокойство проживавшие в степи ногайцы, а затем вытеснившие ногайцев калмыки. Чтобы защититься от этих нападений, Россия в 1650-х годах соорудила Закамскую черту, которая шла параллельно Каме на юге от нее – от Белого Яра на Волге (южнее Симбирска) до Мензелинска на Урале. Для защиты линии привлекались местные башкиры (так называемые «верные башкиры») – благодаря этому башкирский народ упустил возможность объединиться, а Россия получила нужную ей военную помощь.

Был и другой способ, с помощью которого Россия пыталась привлечь башкир на свою сторону: он заключался в предоставлении социальных привилегий как народу в целом, так и его знати. Башкиры сохранили свои земли и пользовались различными льготами. Как плательщики ясака, они не подлежали прямому налогообложению и рекрутской повинности – и, кроме того, избежали закрепощения. Землевладельцы из числа башкир подчинили себе некоторые ясачные народы в среднем течении Волги: так образовалась этногруппа тептярей, зависимых сельскохозяйственных работников. Тем не менее, время от времени вспыхивали мятежи. В 1662 году российские власти приняли ряд мер для повышения доходов государства (включая обесценивание монеты, которая в центральных областях привела к массовым «медным бунтам»). Одной из них стало увеличение размера ясака. Башкиры восстали, причем у них имелись и другие причины для недовольства – незаконный захват пастбищ русскими поселенцами, коррумпированность приказных людей. Когда восставшие обратились за помощью к крымским татарам, калмыки, зажатые между Крымом и Башкирией (и с 1655 года состоявшие в союзе с Россией), помогли русским подавить это выступление. Еще одним поводом для волнений было наступление на ислам. В 1681–1683 годах башкиры поднялись в ответ на указ о насильственной христианизации (и вынудили Москву отказаться от нее), а в 1705–1711 годах – по случаю обложения мечетей и мулл новыми налогами, предав огню не менее 75 православных церквей. Власти сурово расправлялись с восставшими, после чего шли на некоторые уступки (снижение размера ясака, запрет русским селиться на башкирских землях). Целью России было создание устойчивого баланса сил в Башкирии и медленное подчинение местных жителей – это должно было помочь эффективно отвечать на набеги со стороны непокоренных степных народов – ногайцев, калмыков, а позднее и казахов.

НОГАЙЦЫ И КАЛМЫКИ

Русские впервые столкнулись с ногайцами и калмыками в степях нижней Волги, после чего установили с ними отношения, основанные на сложной взаимозависимости. В целом эти народы сохраняли независимость от русской администрации. Но Россия вступала с ними во взаимодействие, характерное для срединных земель, и иногда привлекала к сотрудничеству для достижения тех или иных целей. Восемнадцатое столетие стало для России временем выжидания: неспособная усмирить или подчинить себе степь, она искала компромисса.

Как показал Майкл Ходарковский, при взаимодействии с народами Евразии – коренным населением Сибири, калмыками, ногайцами, прочими кочевниками-степняками – Россия придерживалась обычаев, установленных чингизидами. Взяв на себя роль верховной власти, она соблюдала ритуалы взаимного уважения и обмена. К примеру, заключались договоры (шерть), предполагавшие братские и союзнические отношения между сторонами: последние ежегодно обменивались подарками (Россия считала то, что получала, данью). Предусматривался и аманат: одна из сторон отправляла другой заложников – отпрысков знатных семейств – в обмен на подарки, расцениваемые как дань. Принимающая сторона обязывалась хорошо обращаться с заложниками. Так, например, в XIV веке московские и тверские князья посылали своих сыновей в Сарай, столицу кипчаков, где юноши усваивали монгольские обычаи. Московское государство продолжило эти традиции, принимая молодежь из знатных родов в качестве заложников: то был символ ее власти над степными окраинами. По мере укрепления бюрократического аппарата и военной мощи России в этих областях (в большинстве случаев речь идет о XVIII веке), ее власти отказывались от сложных схем, вводя прямое налогообложение, прекращая обмен подарками и утверждая подчиненный статус местного населения. Россия использовала к своей выгоде практику обмена заложниками, воспитывая прибывавших юношей в русских традициях и определяя их на службу.

Обе стороны относились к подобным союзам прагматично, даже цинично, к тому же действенность их ослаблялась нестабильностью кочевнических государственных образований. Русские, в свою очередь, напирали на выгодные им положения договоров либо манипулировали их текстом: усилиями переводчиков русский текст выглядел так, что кочевники соглашались на зависимость от Москвы, а в тех экземплярах, которые получали они, говорилось о братских отношениях. Кочевники рассматривали посылаемые ими ежегодно подарки как знак взаимоуважения, Россия – как налог или дань. И все же этот прагматический подход обеспечил России стабильность на южных и восточных рубежах, в которой она так нуждалась на протяжении XVI и XVII столетий.

В начале XVI века тюркоязычные, исповедовавшие ислам ногайцы переселились в низовья Волги, на земли Большой Орды, уничтоженной крымскими татарами; четкой политической организации у них не имелось. Будучи отличными коневодами, они пригоняли летом в русские земли – порой даже в Москву – большие табуны лошадей для продажи. После взятия Казани ногайцы, зажатые между Московским государством и Крымом, присягнули в верности Москве (1557), но отношения с ней так и не стали прочными. Когда в 1630-х годах калмыки перебрались на левый берег Волги, большинство ногайцев поселились восточнее Азовского моря, оказавшись под покровительством крымских татар. Позднее, когда Россия стала продвигаться в сторону северокавказских степей, ногайцы стали для нее серьезным препятствием.

С 1630-х годов России приходилось считаться и с калмыками, оказавшимися в низовьях Волги, в прикаспийских степях. Это были монгольские племена, которые в результате междоусобиц оказались вытеснены в степи Центральной Азии. Ламаисты по религиозной принадлежности, они стали основывать монастыри, и занятая ими территория превратилась в оплот буддизма. В 1655 году они заключили союз с московским царем и участвовали в военных кампаниях на стороне России, получая взамен продовольствие, оружие и так далее. Но они не прекращали набегов, служивших основой их экономики, и на русско-калмыкской границе было неспокойно в течение всего этого столетия.

Защиту от калмыков обеспечивали яицкие и донские казаки. В отличие от небольших ватаг в Сибири, казачьи общины на крупнейших реках у западной оконечности Шелкового пути (Днепр, Дон, Яик) часто бывали многочисленными и могущественными – в этом случае рядом с ними охотно селились крестьяне. Присутствие казаков на территории от нижнего Яика до южной Башкирии фиксируется как минимум с 1591 года, когда некоторые из них приняли участие в военных действиях на стороне русских. Яицкие казаки были типичным многоэтничным и многоконфессиональным сообществом, включавшим немало мусульман и даже отдельных калмыков-буддистов. Судя по реестру начала XVIII века, там встречались выходцы из донских, запорожских, северокавказских казачьих общин, крымских, ногайских и астраханских татар; попадались также башкиры, чуваши, мордвины, калмыки, шведы и поляки. В конце XVII столетия появились старообрядцы, и казачье войско стало отождествляться с этими носителями консервативных убеждений. Для России яицкие казаки являлись типичными посредниками – жителями срединных земель: охраняя границу с калмыками, они пользовались значительной политической и военной автономией. Помимо совершения набегов, они вели лов рыбы на Яике и получали от России хлеб, оружие и прочие выдачи.

ДОНСКИЕ КАЗАКИ

Донские казаки в XVII веке защищали Россию от крымских татар и, в меньшей степени, от калмыков. Присутствие их в низовьях Дона отмечается с конца XV века; к XVII веку они уже образовывали многочисленную и могущественную группу, политически гораздо более сплоченную, чем яицкие казаки. Обитая на территориях между Российской и Османской империями, они сооружали крепости для защиты от набегов ногайцев, крымских татар и калмыков; жизнь самих казаков тоже проходила главным образом в набегах. Но они также поставляли Москве информацию в обмен на оружие и припасы, выполняя важные разведывательные функции по мере продвижения России на юг. К середине XVI века донские казаки установили с Россией прочные отношения, получая ежегодные зерновые выдачи – довольно крупные – и обладая привилегией вести торговлю в русских городах в обмен на участие в походах (казаки были в составе русских войск, бравших Казань и Астрахань) и совершение разведывательных миссий.

Земли, на которых проживали донские казаки, в XVI–XVII веках пользовались самоуправлением и делились на станицы, управляемые казацкими старшинами согласно казачьему праву. Казачьи атаманы умело вели переговоры с Москвой: донские казаки не платили России прямых налогов, сохраняли свою полковую организацию и свои политические институты, не допускали введения у себя крепостного права, пользовались личными свободами – такими, как право носить яркую одежду по образцу турецкой. Казаки были русскоязычными и в XVII веке формально исповедовали православие, к которому, однако, примешивались языческие практики; первая православная церковь в Черкасске, донской столице, появилась лишь при Петре I. Многие переходили в старообрядчество.

В XVII веке, с ростом внутренних трений, у вождей донских казаков появились общие с Россией интересы. Прибывавшие на Дон русские крестьяне считались казаками, но не имели права приобретать землю и жаловались на то, что пребывают в бедности и подвергаются плохому обращению со стороны более состоятельных казаков. Отвергая давнюю казачью традицию включать в состав общин всех новоприбывших, атаманы донских казаков солидаризировались с московскими властями, отвергая претензии переселенцев, желавших считаться казаками, и оказывая помощь отрядам, которые Россия отправляла для поимки и возвращения беглецов. После заключения Бахчисарайского мира между Россией и Турцией (1681) донские казаки соблюдали его условия, прекратив набеги на турецкую территорию и согласившись с границами, установленными договором. Как Брайан Бек, так и Питер Пердью отмечают, что это случилось задолго до того, как европейские державы установили такие же четкие границы. Когда беднейшие казаки поднимались на бунт (восстания Разина в 1670–1671 годах и Булавина в 1706–1709 годах), казацкая старшина вместе с царскими войсками участвовала в их кровавом подавлении: так, Разин был схвачен казаками и выдан Москве. Перед казнью Разина (1671) его провезли по улицам Москвы, но лишь после того, как облачили в мешковину вместо яркого казачьего наряда. Проявляя лояльность, казачьи атаманы получали возможность отстаивать свои главнейшие вольности во время переговоров с Москвой.

СОВРЕМЕННЫЕ УКРАИНСКИЕ И БЕЛОРУССКИЕ ЗЕМЛИ

С еще одной могущественной группой казаков – речь идет о днепровских казаках – Россия столкнулась во второй половине XVII века. Однако для понимания той роли, которую эти казаки играли в русской империи, необходимо рассмотреть культурное и политическое развитие этих территорий. Как уже отмечалось, во второй половине XIV века, когда ослабление Золотой Орды привело к образованию вакуума власти, Великое княжество Литовское завладело белорусско– и украиноязычными землями, входившими в состав Киевской Руси. Населенные православными восточными славянами, они с XI века делились на мелкие княжества, где правили боковые ветви киевской династии. После их вхождения в Великое княжество Литовское местные князья сохранили влияние, заняв государственно-административные должности. В 1385 году великий князь Ягайло заключил унию с Польским королевством. Постепенно связь между двумя государствами становилась все прочнее, и в 1569 году они образовали Речь Посполитую. По условиям этого соглашения, южные земли – «Русь», согласно терминологии того времени, – отходили к Польше, тогда как за Литвой сохранялась территория нынешней Беларуси. Речь Посполитая имела единого монарха (фактически – еще с 1385 года, хотя иногда от этого правила отступали), единую систему представительных учреждений, в которых господствовала знать, и вела единую внешнюю политику. В то же время между двумя ее частями сохранялись заметные различия: продолжали существовать две правовые системы, две армии, два государственных бюджета.

На протяжении нескольких столетий после Кревской унии православная элита, говорившая на восточнославянских языках, сохраняла свой статус, свои владения и свою религию, но в то же время подвергалась политической и культурной полонизации. В XV веке, когда политические события стали принимать особенно острый оборот, она начинала требовать обширных прав и привилегий, а также институтов наподобие польских, включая представительные органы на местном и общенациональном уровне, выборов короля, исключительного или почти исключительного права владеть землями и крепостными, экономических льгот (в том числе права на винокурение), свободу от налогообложения, право законно сопротивляться королю, а также грамоты, подтверждающей все эти права. Для исповедовавших православие князей и дворян, как, впрочем, и для остальной польско-литовской знати, XV–XVI века стали временем процветания: Речь Посполитая сделалась крупнейшим экспортером зерна, скота и других товаров в быстрорастущие города Западной Европы. Дворяне продавливали через сейм (парламент) законы, способствовавшие закрепощению крестьян и ослаблению позиций горожан на рынках, хотя германоязычные города Балтийского побережья, от Данцига до Риги и Ревеля, процветали. Как показала Наталья Яковенко, автор исследования, посвященного менталитету православных князей, они разделяли общую для всей знати воинскую этику и культуру Речи Посполитой, но отчетливо осознавали себя «русью».

На польско-литовских землях отразились все культурные перемены, происходившие в католической Европе в Средние века и раннее Новое время. В XV веке там строились соборы в стиле высокой готики, в XVI–XVII веках – неоклассические ренессансные здания. Тесные связи с итальянскими университетами обеспечивали классический характер образования. Книгопечатание, пришедшее из центральной Европы, на протяжении XVI века быстро распространилось в Польше, а затем и в землях Руси. В официальных документах использовались польский, староукраинский и старобелорусский языки, заменившие латынь. Дворяне и состоятельные горожане были грамотными. Города получили самоуправление на основе Магдебургского права и других подобных кодексов. Значительную часть населения составляли евреи: их общины, которым были дарованы привилегии со стороны монарха, пользовались самоуправлением и свободой отправлять свою религию. Евреи по преимуществу жили в городах, но в XVII веке многие перебрались в украинские земли, где служили приказчиками у польских дворян-землевладельцев.

Шестнадцатое столетие для польско-литовского государства, как и для Западной Европы, стало временем религиозных конфликтов. Лютеранство уже в 1520-е годы стало распространяться на балтийском побережье, во владениях тевтонских и ливонских рыцарей, и вскоре стало религией большинства населения – дворян, горожан, крестьян. На протяжении XVI века и в Польше, и в Литве среди крестьян появилось немало горячих сторонников арианства (антитринитаризма), тогда как кальвинизм завоевал много приверженцев среди знати в Польше, Литве и на Руси (в 1572 году кальвинисты составляли большинство в Посольской избе, нижней палате сейма, а состав сенаторов, заседавших в верхней палате, был таким: 70 католиков, 60 протестантов, 3 православных). Католикам в это время принадлежала 21 типография, протестантам – 24. В 1564 году около двух третей глав воеводств – административно-территориальных единиц, на которые делилась страна, – были протестантами.

Примерно с 1580-х годов польский король Сигизмунд из шведской династии Ваза, католик по вероисповеданию, начал контрнаступление, пригласив в страну сотни иезуитов и прочих миссионеров, которые основывали школы и колледжи с передовыми образовательными программами: учащимся преподавали доктрины Контрреформации наряду с началами наук и живыми языками. Эта деятельность, вместе с отказом короля назначать некатоликов на приносившие большую выгоду высшие должности, вызвала волну обратного перехода в католичество. На рубеже XVI и XVII веков соотношение между католиками и кальвинистами в сейме составляло уже шесть к одному, и протестантизм стал уделом преимущественно низших классов. Некоторое число лютеран сохранилось на севере, антитринитариев – на территории современных Беларуси и Украины. Иезуиты и представители других католических орденов, активно занимавшихся миссионерством, обратили внимание и на православных. Знать Руси – княжеские семейства – в большинстве своем действительно обратилась в католичество, как и значительная часть украинской шляхты. Всех их привлекали соображения политической целесообразности, а также культурное превосходство, с которым ассоциировался католицизм.

В землях Руси главным проигравшим оказалась православная церковь, лишившаяся представителей общественной элиты: православная знать стала обращаться сперва в кальвинизм, затем в католичество. Пытаясь восстановить влияние церкви, группа епископов заключила Брестскую унию с католиками (1596): православное священство соглашалось подчиняться римскому папе в обмен на сохранение обрядности (институт женатых священников, богослужение на старославянском). После этого польский король запретил православную церковь в своем государстве, передав ее имущество новообразованной церкви, которая получила название униатской или греко-католической (см. главу 20). Священники, не признававшие унию, лишались своих мест. Уния вызвала протест среди православных епископов и мирян, особенно среди церковных братств Львова и Киева (этот процесс прекрасно описан у Ярослава Исаевича). Началось движение за спасение православия. Стали возникать «славяно-греко-латинские» школы с системой обучения, заимствованной у иезуитов; цель состояла в воспитании истинных защитников веры. Самой известной была киевская, позднее преобразованная в «академию» и названная по имени митрополита Петра Могилы (1596–1646). Подражая деятелям католической Контрреформации, братства и православные монастыри обзаводились типографиями и выпускали религиозные труды на местных языках, в том числе катехизис Петра Могилы, сборники проповедей, жития святых и другие благочестивые книги. Православные интеллектуалы вели споры со своими оппонентами из числа католиков. В 1632 году польский король сделал уступку и вернул православию легальный статус, но отнятое имущество не было возвращено, а преследование православных не прекратилось.

В такой напряженной обстановке казаки играли чрезвычайно важную роль, поднявшись над своей воинской этикой, чтобы возглавить массовое восстание с целью произвести социально-экономические изменения. Казаки начали скапливаться в Приднепровье уже в конце XV века; в 1492 году упоминалось об отрядах казаков, служивших Польше и Литве в качестве наемников на границе леса и степи, чтобы защищать их от набегов крымчан. В конце XVI века на берегах Днепра, главным образом в районе порогов, жили уже тысячи казаков. Польско-литовское государство старалось держать в узде эту вольницу и для этого создало реестр казаков: те, кто вносились в него, получали привилегии в обмен на службу. Государство платило им жалованье, казаки образовывали особые полки и избирали верховного предводителя – гетмана; как и польские шляхтичи, они освобождались от налогов, не могли быть подвергнуты произвольному задержанию, имели право владеть землей. Хотя по своему положению казаки очень напоминали польскую знать, государство никогда не признавало за ними этого статуса, и большинство их оставалось вне реестра. В 1568 году насчитывалось лишь 1300 реестровых казаков, в 1625 году – 6000, в 1630 году – 8000. Между тем в Хотинской битве между поляками и турками (1621) участвовало более 40 тысяч казаков. Несмотря на усилия Польши превратить нереестровых казаков в крестьян, подлежащих налогообложению, они сохраняли свой образ жизни, ориентированный на ведение войны и совершение грабежей. В ходе своих набегов казаки доходили до Крыма и турецких портов, подрывая дипломатические усилия Речи Посполитой, стремившейся жить в мире с южными соседями. Попытки властей обложить казаков налогами и недовольство последних угнетением со стороны поляков вызывали частые восстания (1596, 1625, 1630, 1637). Все они жестоко подавлялись, вслед за чем на нереестровых казаков накладывались новые запреты.

Запорожская Сечь – колыбель казачества – стала тем центром, где пробудилось его политическое самосознание. Во главе с гетманом Петром Сагайдачным (годы правления 1614–1622) запорожские казаки поднялись на защиту интересов восточных славян против Речи Посполитой. В 1620 году казаки оказали вооруженную поддержку православному священству, и вся Сечь вступила в Киевское православное братство: таким образом, политическая позиция казаков стала более отчетливой. В 1648 году последовало восстание, спровоцированное бесчинствами одного польского магната – жертвой последнего стал запорожский полковник Богдан Хмельницкий (1595–1657; см. рис. 3.1). Вскоре его избрали гетманом. Восстание быстро ширилось, к нему присоединялись группы украинцев, у которых имелись свои причины для недовольства – религиозные, политические или социальные. Казаки требовали права владеть землей и сохранения своих льгот; православная церковь поднимала верующих против унии; украинская мелкая шляхта и горожане восточнославянского происхождения жаловались на социально-экономическое угнетение со стороны поляков; украиноязычные крестьяне протестовали против дальнейшего закрепощения. Побуждаемые ученым православным духовенством и шляхтой, хорошо знакомой с польской политической системой, Хмельницкий и казацкая старшина перешли от озвучивания жалоб казаков к широкой программе: восстановление православия, региональная автономия для украинских земель, сопротивление польскому владычеству.

На пике своего могущества (1648–1657) казаки во главе с Богданом Хмельницким контролировали обширные территории по обоим берегам Днепра. За восстанием последовали военные действия, продолжавшиеся полвека. Этот период остался в памяти украинцев как «Руина», поляки называют его «Потопом», а евреи – «Бездной отчаяния». События того времени часто называют борьбой за национальную независимость, но, вероятно, так считали только образованные идеологи из числа церковников и некоторые представители шляхты. По мнению Яковенко, в действительности конфликты отличались разнообразием и высокой динамикой. Казачьи отряды нападали по своему усмотрению, не заботясь о том, что скажут вожди восстания в Киеве, без разбора грабя православные монастыри, украинские и еврейские селения. Жертвы с обеих сторон исчислялись тысячами. Высшая украинская знать была привержена скорее дворянской воинской этике, чем идеям солидарности с соотечественниками или единоверцами. Казачья власть лишила собственности тысячи польских шляхтичей и евреев, раздав ее казакам и украинским крестьянам. Все это привело к роковому ослаблению Речи Посполитой и большим переменам в украинских землях. Когда страсти улеглись, было подписано Андрусовское перемирие (1667), подтвержденное затем «Вечным миром» (1686). Приднепровские земли были поделены на Правобережье (оставшееся в составе Речи Посполитой) и Левобережье (где правил Хмельницкий, а затем его преемники). В 1654 году Хмельницкий заключил союз с Россией (Переяславский договор 1654 года), по условиям которого Левобережная Гетманщина поступала в зависимость от России. С востока к ней примыкала Слободская Украина, уже входившая в русскую сферу влияния, а с юга – все еще независимая Запорожская Сечь; тысячи украинских крестьян и казаков бежали в ту и другую в те десятилетия, пока продолжалась смута.

Рис. 3.1. Памятник Богдану Хмельницкому в Киеве (1888) стоит напротив величественной колокольни начала XVIII века, у входа в Софийский собор, возведенный в XI веке. В 1740-х годах колокольню перестроил петербургский архитектор Иоганн Готфрид Шедель. В ходе реконструкции она получила нарядный барочный фасад, выполненный украинскими мастерами. Фото Джека Коллманна

Правобережная Украина оказалась опустошена в ходе долгой войны, последовавшей за восстанием Хмельницкого: население сократилось, экономика была подорвана. В 1680-х годах польские власти разрешили казакам вернуться и возвратить свои земли, но одновременно позволили там селиться польской шляхте, заложив основы социальной напряженности, которая сыграла свою роль уже в следующем столетии. Сохранялись крепостничество и характерная для Польши структура общества. Под давлением католических иерархов православная церковь в Правобережье в начале XVIII века была вынуждена признать унию. Западнее Правобережья находились Галиция и Волынь, которые из всех земель с украиноязычным населением в наибольшей степени испытали польское влияние. Там не было казачества, основой экономики являлись крупные магнатские хозяйства, где применялся труд крепостных. Самым значительным городом был динамично развивавшийся многоэтничный Львов.

Казаки Гетманщины пользовались автономией в течение полувека. То была относительно плотно заселенная территория с 11 крупными городами и 126 малыми. Число жителей в конце XVII века составляло около 1,2 миллиона человек. Отстаивая казачью независимость и православную веру, гетманы упразднили униатскую церковь, изгнали польских землевладельцев, демонтировали польско-литовскую парламентскую систему с собраниями шляхты. Место последней заняло полковое устройство: полковники правили согласно казачьим обычаям. В Гетманщине так и не появилось официально признанных сословий – например, казачьего эквивалента дворянства, – но в течение одного-двух поколений была выстроена четкая социальная иерархия.

Первоначально в Гетманщине, как и раньше, без труда причисляли к казакам: крестьяне, горожане, выходцы из русской шляхты могли стать казаками с правом владения землей, свободой от налогообложения, возможностью участвовать в местном самоуправлении. К 1650 году численность казаков стала наибольшей за всю историю – 50 тысяч человек. Такое расширение общественной элиты, в контексте польской политической культуры с ее традициями представительства и в условиях колоссального роста сельскохозяйственного производства, быстро превратило казаков Гетманщины в слой привилегированных землевладельцев, внутри которого царило громадное социальное неравенство (тот же процесс шел на Дону). Казацкая старшина присвоила себе земли польской короны и шляхты, постепенно урезая права низшего офицерства и рядовых казаков (на владение землей, на занятие должностей, на участие в государственном управлении). Казачьи низы беднели, многие казаки погибли в войнах второй половины столетия. В 1669 году казаков насчитывалось всего 30 тысяч, в 1730-м – лишь 20 тысяч, причем многие из них впали в нищету.