Текст книги "Обратный интеллект"

Подколодный заерзал и смачно пыхнул дымом: – Ну… – он вскинул глаза на потолок, расплываясь в плотоядной улыбке, – Счастья для всех даром и пусть никто не уйдет обиженный! – потом, спохватившись, махнул рукой и расплющил окурок о чайное блюдце, – Да мало ли что можно сделать… – Он хитро подмигнул, густо заштриховывая одну из пляжных фигурок. Женя следил, закурит ли Подколодный еще одну сигарету, если нет, значит сейчас отвалит и разговор носил всего лишь односигаретный характер. – Затрудняешься. Твое восприятие не готово к таким возможностям. Не хватает очень многих новых отношений, то есть знаний, которые ты, в принципе, мог бы выработать на основе уже известных тебе сведений. Наштампуешь бабла, тебя посадят или прибьют, ну и в таком духе. Придется нарабатывать новый опыт. – Так ты хочешь сказать, что тебе известны все эти механизмы, по которым образуется понимание и тому подобное? – Подколодный заколебался, но не вытащил пачку сигарет из кармана. – Бог ты мой, – вздохнул Женя, – ты хоть бы прочитал наш отчет. – Хорошо, дашь прочесть?

Женя порылся в столе и неохотно извлек потертую папку. – Это и все? – Подколодный облегченно расправил плечи, – Дня через три верну, – он поднялся с кресла, щурясь как после просмотра кинофильма в темном зале, и вышел из комнаты. Тут же влетел возбужденный Рязанов: – Евгень Саныч, вы освободились? – Чего тебе? – Помните, у нас на проводах монтажа начала белая пыль оседать? – Ну? – Я вчера прошелся тряпкой, случайно бросил ее на осциллограф, а сегодня смотрю, луч модулируется. Проверил, а это только с высокочастотным осциллографом, другие на тряпку не реагируют. – Ну и что? – Похоже, что эта пыль – высокочастотный ретранслятор данных. – Да ну? – Женя взглянул на календарь, висящий на стене в виде огромной картинки весело едущей на велике полураздетой девушки с передвижной трафареткой для текущего дня, и понимающе хмыкнул: стояло первое апреля. Миша проследил направление мыли. – Да не прикалываюсь я! Пойдемте, сами посмотрите! – Честное слово, сейчас не могу. Времени не хватает. Я, конечно, на сто процентов уверен, что ты представление заготовил что надо, но, извини, потом. – Какое, блин, представление, Евгень Саныч? – Миша горячился не на шутку, и Женя засомневался. – Ладно, показывай быстрее. Они прошли в комнату СИР. Здесь во все поле стен, наподобие кафельных пластин, крепились рядами электронные платы с бусинками бескорпусных микросхем. Промежутки между платами пронизывали жгуты, набранные из огромного количества проводников, и все это образовывало единую сеть, монтаж которой потребовал в свое время энтузиазмически кропотливого труда. Несмотря на использование микропотребляющих элементов, вся сеть в покое пожирала полтора киловатта. Примененные же ячейки памяти требовали постоянного питания иначе весь накопленный системой опыт необратимо терялся. Поэтому наготове стояла батарея аккумуляторов и аварийный силовой бензоагрегат. В центре комнаты телекамера СИР увлеченно уставилась в самодельный книгодержатель. Присоска быстро и ритмично переворачивала страницы. – Что он читает? – вполголоса спросил Женя у Миши. – Попросил «Мифы древней Греции». – А почему не по программе?

Телекамера развернулась в Женину сторону: – Виноват, шеф, просто очень интересно, – откликнулся СИР. – Экзамены же скоро! Ты полковнику мифы рассказывать будешь что ли? Спишут нас обоих! – Боюсь, шеф, вовсе не полковника нам нужно опасаться. Все больше накапливается необъясненных фактов, которые наводят на мысль о внеземной причине… – Емае…! – огорченно выдохнул Женя, – Ну как такое показывать заказчику? – Вы плохо еще меня знаете, шеф, и сильно недооцениваете. – Знаю, что хвастать ты горазд! Кстати, откровенно говоря, мне не нравится, когда ты называешь меня шефом. – Извините, шеф, я привык. В этом нет ничего дурного. – Какие факты тебя так возбудили? Штукатурка у нас сыпется? Луч осциллографа пляшет? Я таких фактов могу сколько угодно привести. Я вот точно помню куда положил листок с методикой, а через минуту его уже там нет. Не забывай, что в принципе нашего восприятия есть определенные слабости! – Вот еще факт, шеф. Во время одного из сейсмических колебаний в нашей комнате я видел, как образуются эти трещины. Сила колебания соответствовала семи баллам при слишком малой продолжительности и форме, не характерной для землетрясений в наших местах. Я справлялся, городская станция не зафиксировала толчка в это время. Теперь вспомните как в моей комнате нашли брусок из неизвестного материала, припрятанный на верхних рядах моего монтажа. Вы сами тогда не разобрались, что же это такое и взяли диковинку себе. – У меня его кто-то стащил. – Думаю, его положили на место. Взгляните наверх, нет ли его там?

Миша влез на стремянку и обшарил взглядом монтаж: – Ничего кроме этой белой пыли. – Осмотрите стол, больше прятать негде, – предложил СИР. – Некогда мне детективными исследованиями заниматься, – простонал Женя. – Минутку. Каждое утро я обрастаю белым инеем как селитрой в колбасном погребе. Мне кажется, это возникает прямо из воздуха. Жаль мне не придали газоанализатора и ночью я не могу принюхаться. – Евгень Саныч, вот этот брусок! – Миша вылез из-под столика, заваленного шнурами и макетками. Что за голубоватый метал это был они так и не смогли определить. Никаких щелей или хоть чего-то на гладких поверхностях не было, а вес говорил о пустоте внутри. – Кого будем подозревать? – осведомился СИР. – Пусть так и побудет сегодня первое апреля, – вспылил Женя, – у меня на это все нет никаких сил. Извините!

И он поспешно выскочил из комнаты. Он сел за свой стол, но работать было не суждено. Открыв папку, он наткнулся на письмо. Слегка пахнуло дешевыми духами. Женя заинтригованно вскрыл конверт, не забывая контекст первого апреля, и вынул листок, исписанный старательным почерком начинающего школьника: «Женя! милый…

Извини, что смею так тебя называть потому, что ты никогда, никогда не узнаешь кто же написал тебе… Нас разделяет непреодолимая пропасть непонимания и пространства. Чем больше я тебя наблюдаю, тем добрее, справедливее и симпатичнее ты мне кажешься. В тебе я нахожу те черты, которые делают существование восторженным и со страхом вижу, как ты становишься все желаннее. На что мне рассчитывать? Мы такие разные. А ты такой глупый. Извини за письмо, но могу же я однажды сказать все это, кто запретит?.. И сейчас мое чувство, нежное и печальное, предано тебе. Не пытайся найти меня. Лишь во сне я смела с тобой и счастлива! Если хочешь, напиши мне и положи в эту папку. Видишь, какая я противоречивая и растерянная…

Прощай, милый! Твоя Зиреа. Можешь называть меня Зирюшей». Женя обалдело продолжал смотреть в листок и мысли у него начали от растерянности сворачиваться. Что еще за дешевая и косноязычная фантазерка? Или фантазер?

В комнату зашла деловитая Жмуркина с рулоном схем в руках. Женя дернулся было прятать письмо, но передумал. – Наталья Ильинична, – он потряс письмом, – представляете, кто-то своеобразно разыграл меня первого апреля. Конечно прикольно, так что хотелось бы отблагодарить автора. Вы мне не подскажете кто это мог бы быть?

По виду Жмуркиной Женя понял, что она не в курсе, но жгучее любопытство, сверкнувшее у нее в глазах, могло наделать хлопот и лучше было показать ей текст как сообщнику. – Сейчас, Евгень Саныч, мы посмотрим. Все-таки, хе-хе, женское чутье меня редко подводит. Я вот вам схемы принесла на проверку, куда их? – Кладите на стол, я потом посмотрю. – Значит письмо вам написали? – Да, – Женя нарочито брезгливо протянул листок двумя пальчиками. Глаза у Жмуркиной заинтриговано забегали, она прикусила губу и, забывшись, засопела. – Ум-ма не приложу! – она вскинула глаза на Женю, – если честно, – дурочка какая-то писала. Точно не наша. И подписалась как-то ведь тупо… Может быть кто-то из мужчин пошутил? – Хм, – Женя посуровел, – Мишка опять?.. Как же его на все хватает! – Вот, действительно, на Мишу очень даже похоже. – Спасибо вам, Наталья Ильинична, – Женя проводил Жмуркину взглядом, со вздохом взглянул опять на письмо и, споткнувшись на слове «глупый», порозовел от негодования. Он вложил улику обратно в папку и нетерпеливо ткнул фалангой в клавишу внутренней связи: – Рязанов, ко мне! – Он только что вышел, – безэмоционально ответил СИР. – Когда появится пусть немедленно зайдет!

Женя почувствовал себя очень уставшим и одиноким. Он болезненно вздрогнул от телефонного звонка и поднял трубку: – Черноус! – Это из отдела снабжения. Пo вашей заявке пришли лазеры. Вы заказывали каждого типа по десять штук, а отпущено всего три прибора, стоимостью по три тысячи. Вспомним, что в СССР в то время новенькая «волга» стоила семь тысяч. А средняя зарплата по стране составляла 195 рублей. – Что?? Какие приб… какие три тысячи? Это, значит, в сумме девять тысяч? – Ну да… – Так приборы пришли или полупроводники? – Приборы, лазеры. – Это ошибка! Мы заказывали маленькие такие лазерные диодики! – Евгений Саныч! Сами разбирайтесь. Если не нужны лазеры будем продавать. – Конечно! Продавайте их к чертям! Извините…

Женя отлично помнил, что, когда Миша составлял заявки он горячо убеждал его, что им позарез нужны твердотельные лазерные элементы, возможно, задумал наделать пистолетики с мишенями. Опять Рязанов! Женя взглянул на часы: бесполезно прошло уже полтора часа рабочего времени. Он потянулся к рулону и развернул схемы перед собой. – Евгень Саныч, вызывали? – у дверей стоял сумрачный Миша. – Ну-ка зайди. Чем ты сейчас занимаешься? – У Вымина прибор сломался, он попросил меня посмотреть. – Почему мне не сказал? У тебя своих дел мало? – Они же сами не смогут наладить, это наш зрительный адаптер. – Ты в каких облаках летаешь? На проходной завелся, теперь с Весельчаком нужно разбираться, политинформацию сорвал, а после этого тратишь время на исследование тряпок и дешевые розыгрыши! – Какие розыгрыши? – Миша невинно поднял брови. – Вот ты знаешь, что пришли твои лазеры? – О! Наконец-то! – По три тысячи за штуку. Лицо у Миши приняло лошадиное выражение. – Это значит аж девяносто тысяч?!.. – Дуракам везет. Выслали только три прибора. Это стационарные лазеры. Попробуй только не примени. – Зачем нам стационарные? – промямлил Миша бесцветным голосом. Он возмущенно поднял голову, – Вы же помните, там в каталоге цены не было и кроме названия и обозначений по буквам трех типов ничего не стояло… Сами знаете, у нас бардак, а не информация. – Ты меня сегодня доведешь. Вот как у тебя хватило ума заниматься такими пацанскими штучками? – Женя обнажил улику и шаркнул к нему по столу. Миша прочел письмо и посмотрел на Женю с такой презумпцией невиновности, что только опытный актер после долгой репетиции мог бы разыграть все настолько чисто. – Скажешь, что не ты? – спросил Женя уже мягче. – Да у нас тут вообще, как вы сказали, ни у кого бы не хватило ума такое написать. Даже у Добрыча веселее бы вышло… А насчет первого апреля, то если бы вы тогда не сказали, я бы и не вспомнил. – Ладно, иди. Все. Женя принялся задумчиво выстукивать пальцами марш Шопена в ускоренном варианте. Настроение у него значительно выправилось. – Хм, елки… таинственная незнакомка, – прошептал он, с благосклонной усмешкой посматривая на уже помятый листок. Нужно просто спрятать камеру СИР и задать ему проследить, кто проникает к нему в кабинет. Он понял, что уже точно не сможет сосредоточиться на работе пока не распутает взаимосвязь всех странностей последнего времени. Женя свернул рулон и отложил его в сторону. Он вынул чистый лист и, воровато посмотрев на пустующие столы сотрудников, принялся писать: «Здравствуйте, таинственная незнакомка!

Спасибо за письмо, которое означает, что во мне еще можно разглядеть нечто привлекательное, ведь без этого вряд ли возникнет желание тратить время даже на розыгрыш, Но, превознося мои, по-вашему, достоинства, не отказывайте мне и в способности понять вас. Уже по письму ясно, что вы – очень необычный человек. Если вы не решаетесь приоткрыть свою тайну, то хоть как-то удовлетворите мое естественное любопытство. Обещаю, что, несмотря ни на что, буду рад доброжелательно обсудить с вами происшедшее.». Женя отлично понимал, что составил достаточно компрометирующий документ, но желание во всем разобраться и смутные романтические надежды оказались сильнее и он, сложив листок, спрятал его в папку. Резко зазвонил телефон. Женя сорвал трубку: – Черноус. – Это Весельчаков звонит. Я подготовил приказ о нарушителях с занесением в личное дело, пусть ваш Рязанов придет распишется в ознакомлении. – Мы же договорились сначала обсудить! – Итак все ясно: нарушитель должен сидеть… быть наказан. – Что за нетерпение? У вас, может, личные счеты? А я вот разобрался и убежден, что Рязанов прав. Если его фамилия появится в приказе обещаю вам неприятности. – Вы угрожаете самому Хламу?.. – Вместо того, чтобы как-то помочь нам, вы находите в себе способности только дезорганизовывать сотрудников и срывать тем самым плановую работу! – Женя хлопнул трубкой и, развернув схемы, твердо решил, что если сейчас кто-нибудь зайдет, то он выставит его за дверь прочитать объявление с просьбой по всем вопросам обращаться после четырех. Дверь с шумом распахнулась, Женя принял предельно суровый вид, но входить не торопились, только в коридоре раздался беззаботный женский смех. Это был предел. Женя нащупал стакан для метания. Наконец в комнату залетела, слегка запнувшись о порог, его Аленка, волоча за собой раскрывшийся портфель. Женя сглотнул и поставил стакан на стол. – Папа! У меня в школе застежка сломалась на портфеле! – Тише, ты! Чего кричишь? Ты что, не могла мне дома сказать? – Ага! Как бы я пошла домой со сломанным портфелем? – Но сюда же ты пришла? А до дома столько же. – Ну почини!

Женя взял застежку, расправил пинцетом скобы и, продев их сквозь прорези в портфеле, согнул там. – Держи и катись домой. Смотри нигде не задерживайся по дороге! – Ладно!

Наконец Жене удалось проверить схемы и, вызвав Жмуркину, он объяснил ей что нужно исправить. – Так вот, Наталья Ильинична, оказывается это не Рязанов, – вдруг поделился он в глупом порыве откровенности. – Кто же тогда вас так полюбил? Выходит, посторонние. – У нас никого постороннего не было. – А вы ответ напишите. – А я уже написал, – Женя не узнавал себя. Он прищурил левый глаз и, раскрыв папку, вынул содержимое. Но там было новое письмо. – Что же это такое, – пошевелил Женя поблекшими губами и непослушными пальцами раскрыл бумагу. – Опять эта Зирюша, – скрипуче засмеялась пристроившаяся позади Жмуркина, – шустрая какая, только она точно – чокнутая…

Женя отстранился, сверкнув глазами строго на Жмуркину и та чутко почувствовала дистанцию, на которую и отошла. Женя с трудом прочел короткий ответ, постоянно сбиваясь со смысла: «Я очень рада, что у нас так легко возникли отношения! Я в восторге! Как только смогу, я сразу вышлю свою информацию чтобы ты познакомился со всем, за исключением, конечно, лишь тайны моего рождения. Зиреа. Твоя Зирюша.»

Женя ошеломленно посмотрел на Жмуркину, нуждаясь хоть в какой-то опоре: – Как оно здесь оказалось? Я же не выходил на комнаты?!

Жмуркина настороженно засопела: – Надеюсь уж меня-то вы не подозреваете?

А потом, криво сощурившись, разулыбалась: – Хо, Евгень Саныч, а не вы ли сами шутите! Не ожидала! Как это вы, однако, ловко меня одурачили! – она кокетливо погрозила длинным пальнем и, подхватив рулон схем, радостно выскочила из комнаты. Женя тщательно исследовал папку, но это была издевательски обыкновенная папка. Голова после такого натиска отказывалась соображать и пришлось достать табличку с надписью: «Аутотренинг 15 минут, категорически не беспокоить». Женя прикрепил ее к двери, заперся, съел драже «Ундевит», запил глотком спиртовой настойки «Элеутерококка», выдернул из розетки шнур телефона и, откинувшись в кресле, задремал.

Прошло немного времени, и болезненная дремота постепенно спала. По мере того, как сам собой становился ясным план действий, нарастал энтузиазм и приходилось себя сдерживать как самолет перед стартом, чтобы тут же не вскочить с кресла. Лучше было еще немного подождать, чтобы в голове все уложилось, и возникшая ситуация сама бы натолкнула на правильное решение. Большой вес приобретал романтическо-космический вариант объяснений. Этому способствовала повальная готовность советских людей к вот-вот ожидающемуся контакту с иным разумом по типу романтических произведений И. Ефремова. Но в какую лужу можно сесть если фокусы с письмом все же ловкий трюк, такой простой, что сразу догадаться невозможно. Женя потянулся, встал и, ликвидировав следы аутотренинга кроме запаха настойки, направился к СИР. Войдя в комнату, Женя застал Мишу, азартно что-то творившего на макетном столе. Телекамера внимательно следила за ним. Индикация состояния схем СИР почему-то была включена, пожирая киловатты, и облака светящихся точек бескорпусных светодиодов клубились вдоль стен в ритме завораживающего танца. Женя решил не отвлекаться сейчас на нравоучения по экономии электричества. – Ты можешь показать свою тряпку в действии?

Миша слегка вздрогнул и обернулся: – Тряпку? Да вы знаете, Евгень Саныч, что мы тут обнаружили?! Смотрите, вот я собрал кварцевый генератор. Обратите внимание, – Миша ткнул пальнем в частотомер, – семь знаков стоят как вкопанные, а теперь, внимание! – Миша приблизил к макету тот самый брусок, – видите, как заскакали цифры? Этот кирпич модулирует частоту. Но никакого излучения от него нет в диапазоне от нуля до десяти гигагерц, это я вам точно говорю, можно хоть чем экранировать. Как он влияет на генератор?!

Женя почесал затылок и удержался от множества предположений. – Хотите узнать, что это за модуляция? Вот, что мы видим на выходе частотного детектора, – Миша ткнул пальцем в осциллограф, на экране которого луч выписывал колебания, напоминающие фоновый ритм бодрствования. – Ну-ка, СИР, изобрази что-нибудь новое! – попросил Миша. Светящиеся облака индикации СИР принялись переливаться в одном темпе и ритм на осциллографе явно отслеживал это. – Когда уменьшаешь постоянную времени детектора, – увлеченным шепотом пояснил Миша, – начинают проявляться более мелкие составляющие. Брусок передает полную активность цепей СИР! Белый порошок ее принимает с проводников и передает на радиочастоте, а брусок ретранслирует принципиально неизвестным способом фиг знает куда и кому. Похоже, что он модулирует пространственно-временной континуум и таким образом влияет на генератор, – Миша эффектно замолчал с широко раскрытыми глазами, сам понимая, как лихо загнул. – Круто, – согласился Женя, склонный теперь верить, чему угодно, – но, может быть, все это можно объяснить проще? А почему СИР молчит? – Вам не понравилось мое прошлое заключение, – осторожно проговорил динамик, – а каждый новый факт подтверждает его. Мое положение и так шаткое, не дай бог сбросите память. Закон не защищает мою индивидуальность и мне нужно вести себя осмотрительнее чтобы не впасть в немилость и не подвергнуться технической эвтаназии. Женя смутился и даже подобрел от жалости: – Брось, СИР, ты – хороший парень. С твоим-то умом ты должен понимать, что цикл обучения обошелся в огромную сумму, распоряжаться которой никто запросто не в праве, да и сил мы все потратили столько, что ты нам уже как сын. – Сын полка? – подсказал СИР. – Не стоит так, – Женя уселся на стул около монтажного стола, – Ты в последнее время повадился делать вид, что тебя всерьез трогают те же проблемы жизнеобеспечения, что и человека. Скоро начнешь жаловаться на боль в пояснице и половое одиночество. – Надо признаться, что я все больше понимаю эти проблемы. – Так и должно быть. Но нельзя допускать чтобы тебя самого это затрагивало. Если ты станешь закреплять подобные ложные связи, то просто приобретешь манию. Так что следи и трезво оценивай это. – Слушаюсь, шеф! – бодро пролаял динамик. Женя поморщился. – Зашел я сюда, ребята, потому что вы меня почти убедили. Добавились еще и у меня фактики кое-какие, но нужно быть осторожнее чтобы не остаться в лопухах. Далеко не все, что мы здесь достигли общепризнанно и терять репутацию никак нельзя. – Это ясно, – вздохнул Миша, – но слишком уж Они за нас взялись. – Между прочим, – подал голос СИР, это началось вскоре после того как Хлам тиснул рекламную статью в газету. – А ведь точно, – обрадовался Миша, – До того у нас было тихо! – Вот еще один факт «за», – усмехнулся Женя, – Значит за прессой следят! Одно не пойму, зачем они рушат нашу комнату или это следствие возни с подпространством? – Сегодня толчков не было, – сообщил СИР, – Лично у меня впечатление, что комнату пытались осторожно передвинуть. А сейчас вас просят к телефону, шеф. Сказать, что нет? – Кто? – Незнакомый мне женский голос. Женя поднял трубку чуть дрогнувшей рукой и, захлебываясь в предчувствиях, проговорил осторожно и вкрадчиво: – Черноус слушает… – Чего это ты такой вежливый? – раздался подозрительный Ларискин голос, – Кто-то должен был позвонить? – Я стараюсь быть на работе со всеми вежливым, – досадливо огрызнулся Женя, – Ты чего хотела-то? – Твоя дочь явилась ко мне прямо на лекцию и заявила, что только что от тебя. Ты разве не мог направить ее домой? Представляешь, сколько она шаталась по улицам? – Я говорил ей чтобы нигде не задерживалась. Ладно, дома разберемся. – Я же не могу ее отправить домой в такую даль! – Пусть у тебя посидит. Что же делать?

В трубке раздались гудки. Женя положил ее и помассировал точки акупунктуры на голове, которые, по его убеждению, должны снимать стресс. – А пока что меня прослушивают, – задумчиво напомнил СИР, – Каждую мою мысль. Можете говорить им что хотите, они наверняка услышат. – Черт, – Женя призадумался и посмотрел на часы, – вроде обедать пора, надо подумать… Ладно, ребята, космос космосом, но вы про работу не забывайте, – Женя с напускным спокойствием встал со стула и неторопливо вышел из комнаты.

Очереди в столовой почти не было. Женя деловито ставил себе на поднос тарелки и стаканы как вдруг позади раздался Мишин голос: – Товарищ!.. Да, да вы, можно вас на минутку?

Повар, высокий улыбчивый мужчина, оставил недорезанными луковые перья и недоуменно подошел к стойке, двумя пальцами счищая с лезвия длинного ножа зеленые кружки. – Чего вам? – Скажите, вам нравится ваша работа?

Повар офигел на секунду, улыбнулся до ушей, шутливо замахнулся на Мишу ножом и отправился шинковать лук. У Жени отлегло, что не возникло очередного инцидента, и он передвинул поднос к кассе. – Рубль двадцать три, – не глядя рассчитала кассир и, получив два железных рубля, рассыпала сдачу на подносе. Женя направился к пустому столику в дальнем углу. Он любил есть не торопясь, хорошо прожевывая и обдумывая каждый кусок, не догоняя быстроедов-сотрапезников. Но, едва он присел, как с соседнего столика, подхватив свои тарелки и стакан с компотом, к нему перебрался Подколодный. Вслед за ним подоспел и Миша. – Извини, – замычал, жуя, Подколодный, – но в вашем отчете не разберется и криминалист. Это даже не диссертация по сантехнике, а какой-то манускрипт на еще не родившемся языке. Подколодный сглотнул суп и заговорил только после того, как положил в рот новую порцию. Видимо он полагал, что процесс пережевывания достаточно схож с процессом произнесения слов и их целесообразно объединить. Женя молча работал ложкой, ему пофиг были уже эти проблемы. – Но самое обидное, – Подколодный выразительно ударил кулаком по столу, добившись тревожного перестука тарелок и вздрагивания сидящих, – что ты это, конечно, отлично понимал и все же подсунул мне эту чертовщину!

Женя находился в необычайно приподнятом состоянии духа, вызванном сопричастностью к контакту с неизвестным и оставался снисходителен ко всему. – Стоит ли так расстраиваться, Геннадий Иванович, – он добродушно улыбнулся, – ты ведь потратил не более чем три часа на чертовщину. Это с очевидностью выглядело как подтверждение мысли о намеренности обиды и Подколодный посуровел, затаивая месть. – Десяти минут было достаточно, чтобы понять, что понять это невозможно. – Знаете, Геннадий Иванович, – встрял Миша, – все это туфта по сравнению с проблемами внеземных цивилизаций. Женя насторожено посмотрел на него, но Подколодный проигнорировал молодого выскочку, далекого от институтской этики. Некоторое время они молча жевали. Оказалось, что Подколодный не оставил решимость выжать хоть какой-то полезный результат или получить какой-то аргумент в свою пользу. – Если коротко и без хамства, чем ваш СИР отличается от автомата, работавшего по жесткой программе? – Осмыслением новой ситуации, – лениво изрек Женя. – Иначе свободы воли не видать, – добавил Миша, – Скажите, есть ли у вашего Бэби такая штука: волевое усилие – когда новая оценка вступает в конфликт со старой? – Мы пока не добрались до таких тонкостей математического аппарата, – нехотя признал Подколодный, – но разве это так существенно? – Это не математика, а основа осознанного уровня адаптации. К примеру, – Миша исподлобья взглянул на Подколодного, – вас заставляют съесть под прицелом пулемета тарелку несвежих тараканов. Вот она – свобода выбора. Почему возникает внутреннее сопротивление? Чему вы сопротивляетесь? Зачем нужно волевое усилие?

Подколодный с омерзением оттолкнул свою тарелку, откинулся на стуле и с ненавистью уставился на Мишу, но тот хладнокровно продолжал: – Предположим, вы подчинились. Вопрос: по собственной ли воле, в конечном счете, съели тараканов? – Меня же заставили. – Но выбор был за вами. Вы были в ясном сознании и предпочли меньшее зло. А могли и на амбразуру кинуться. Ваша воля здесь выразилась в конфликте старой программы вашего опыта: отвращения к тараканам и новым понимании чем вам грозит отказ. Простое сопоставление того, что лучше и никакого мат аппарата не нужно. Какая значимость пересилит, то вы и сделаете. Вот так и накапливается опыт по мере осознания наиболее важного нового. – Вот ваш СИР и накапливает опыт по крупицам. Зачем он нужен, если с тем же успехом можно обучить и человека? – Подколодный старался не смотреть на Мишу чтобы не спровоцировать новый одиозный выпад. – У нашего СИР никогда не будет склероза мозговых сосудов, инсультов и подобных финишных исходов, – спокойно возразил Женя, – Он всегда мыслит, как гений. У него нет забот с жизнеобеспечением тела. И, обрати внимание, Геннадий Иванович, он максимально трезв. Все его решения точны в рамках приобретенного опыта, ведь они отражают ранее испытанное воздействие реальней среды. А мы ему еще и компьютерный процессор придали. – Так что получается, – добавил Миша, – что мы с вами куда ближе к обезьянам. А вот СИР – это перспектива человеческого развития. Человек, похоже, всего лишь переходный тип между обезьяной и некоей глобальной информационной системой, состоящей из связанных радиоканалами СИРов. – Ну это ты уже… – поморщился Женя, – хотя что-то тут есть… – Так, – сказал Подколодный, – Может вы оба и похожи на обезьян, а я о себе так не думаю, – он многообещающе вздохнул и поднялся. Женя тоже поднялся и молча понес сдавать посуду. Миша остался в одиночестве дожевывать котлету.

К испытаниям предстояло подготовить еще кучу методик тестирования и обучения. И хотя это никто никогда не станет читать, выглядеть все должно безупречно. Главное – пройти нормоконтроль, где будут придираться к каждой букве, а не к смыслу. Людей не хватало. Добрыч наотрез отказывался разбираться в биологических аспектах, выполняя только работу, касающуюся чистой схемотехники, хотя неофициально любил щегольнуть интригующими сведениями из отчета. Миша отлично разбирался и в схемотехнике и в теории, но на него находила дикая тоска, когда дело касалось подготовки документации. Женский контингент способен был только на бездумное, но качественное оформление бумаг и схем. Поэтому Женя был единственным дееспособным разработчиком, влача еще и административные обязанности. Иногда в отчаянии он чувствовал себя как на лодке в океане, но отдельные трудности так или иначе преодолевались, и он плыл дальше. Теперь, когда Женя ощутил на себе внимание таинственной и не мало могущественной незнакомки, он находился в восторженно-приподнятом настроении, старался быть не по земным меркам справедливым к людям и своим обязанностям. Он заглянул в комнату СИР. Стойка с телекамерой стремительно подъехала чуть сбоку и динамик оглушительно рявкнул в ухо: – Поздравляю, шеф, мы были правы! – Что у тебя за манеры? – Женя поморщился, закрывая ухо. – К черту манеры! Телепатия! – казалось СИР так и пляшет от возбуждения. – Ты что, сбесился? – прошипел Женя. – Они связались со мной, шеф! – чуть спокойнее пояснил СИР, – Это невозможно описать: какое-то полное взаимопроникновение! Я столько узнал! – Что же ты узнал? – в голове у Жени слегка повело. Мир стремительно становился другим. СИР помолчал и, наконец, успокоившись, задумчиво признал: – Трудно даже сказать так сразу. А может у меня галлюцинации такие… Еще не пришел в себя. Беру таймаут, выбросьте пока из головы!

Женя тряхнул головой, выбрасывая. Настойка пустырника была на донышке, а успокоится очень бы нужно было. В комнату осторожно вошел Добрыч, держа себя за подбородок: – Знаете, Евгень Саныч, нашу заявку на изобретение отклонили. Думаю, что в таком виде нам ее не протолкнуть. А у Подколодного давно лежит положительное решение на его систему. – И что? – А то, что во все заявки включен Хлам и если они внедрят своего недоделанного Беби, то им светит карт-бланш. – Так… ну конечно, им выгодно внедрять именно Беби. – Под нас уже копают и шатают, – Добрыч показал пальцем на трещину. – Ладно Кир, спасибо. – Евгень Саныч, как вы предполагаете, у меня в ближайшее время много будет работы? – Ты же сам знаешь, нужно второй терминал СИР подготовить. – А можно мне взять неделю в счет отпуска, а потом я все сделаю отдохнувший? – Ты же отлично понимаешь, что мы не успеваем… – Женя вдруг подумал, что вообще-то Добрыч свое дело сделал и никакой пользы для подготовки не представляет в отличие от Миши. – Хотя… Ладно, бери свою неделю. После такого разговора Женин оптимизм напрягся. Несмотря на космическую перспективу, он решил заглянуть к Подколодному чтобы до конца выяснить отношения в контексте подковерных инсинуаций, но того не оказалось на месте. Тогда он вернулся в комнату СИР. Миша стоял на стремянке и орудовал паяльником в живом монтаже. Телекамера бдительно следила за его действиями. У Жени нехорошо похолодело внутри. – Что это ты делаешь?!