Текст книги "Отряд"

40

ЕСТЬ ЕСТЬ ЕСТЬ ЕСТЬ…

Шелли поднялся посреди глубокой ночи, чтобы поохотиться.

Он нашел себе прохладное темное укрытие. Хромал по лесу, держась за ушибленное колено, пока наконец не наткнулся на пещеру, пробитую в каменном основании острова. Та оказалась глубокой и узкой, и в ней ощущался привкус соли. Возможно, ее подпитывали подземные реки, впадавшие в море.

Шелли лежал в кромешной тьме, прислушиваясь к журчанию воды, сбегавшей по каменным стенам пещеры. Это место ему подходило. Чудесное место для родов.

Мальчишки. Макс и Ньютон. Тощий и толстый. Джек Спрат и его жена[19]19
  Из «Песенок Матушки Гусыни». Синоним пары, в которой полная жена и сухопарый муж.


[Закрыть]. Они решили, что он болен. Как же они ошибались.

Он не болен. Он просто превращается во что-то совершенно новое.

Шелли чувствовал внутри бескрайнюю темноту – зудящую и черную, раскрывающуюся бутоном полуночного цветка. Было очень больно. О да. Но перемены всегда таковы.

Ненавистные мальчишки ранили его. Они могли навредить его малышам, но нет, он чувствовал, как те довольно извивались внутри. Слава богу.

Мальчишки должны умереть.

Шелли все равно собирался их убить. Он не был уверен, что повеселится, хотя, возможно, и почувствует то мимолетное волнение, которое испытал, топя Кента, – шипучее, пенистое ощущение бомбочки для ванной, которое бежало по венам. Но теперь он убьет их просто из принципа. Они навредили ему, а значит – намеренно или нет – навредили его малышам. А отец всегда защищает своих детей.

Шелли выбрался из пещеры. Ночь окутала его с головой. Он стал ее частью, такой же темной, как и она сама.

ЕСТЬ ЕСТЬ ЕСТЬ

О боже, чего ж они такие настырные? И такие голодные. Они без конца требовали, как и положено всем детям… Но Шелли был только рад давать.

Он наткнулся на пораженный болезнью вяз. На стволе пестрели крошечные дырочки. Шелли оторвал кусок коры – его сила была огромна! – и разодрал ногтями гнилое дерево. В его руках оказалась целая пригоршня мокриц. Он с хрустом пережевывал их в кашицу. Мокрицы ерзали на языке и щекотали горло. Шелли хрипло хихикнул, слизывая с пальцев останки насекомых.

ХОРОШО ХОРОШО ЕСТЬ БОЛЬШЕ БОЛЬШЕ БОЛЬШЕ

Шелли заметил свое отражение в блестевшей от лунного света луже. Он стал жутко морщинистым. Казалось, будто пауки с тонкими стальными лапками впились в его плоть, скручивали и затягивали ее, оставляя на лице глубокие борозды.

Живот превратился в раздутую тыкву. Выпирал из-под рубашки и нависал над поясом брюк. Внутри этой бледной, покрытой сетью голубых прожилок округлости плескался опасный и волнующий груз…

…в промозглых пустошах его сознания – можно сказать, в подсознании – безмолвный страх вплетался в мысли. «Это неправильно, – произнес чей-то голос. – Тебя съедят заживо».

…волна едкого тепла омыла эти мысли и сожгла дотла.

Ох, они так много от него требовали! Как утомительно кормить столько голодных ртов. А те порождали все новые и новые голодные рты, все больше и больше…

Шелли незаметно соскользнул по склону к лагерю. Отсветы костра дрожали на изломанных стенах хижины. Шелли прокрался к дальнему углу и изучил обстановку. Макс уже спал. Шелли представил, как схватит его за волосы и прижмет лицом к раскаленным добела углям. Вообразил, как лицо этого тупицы растает, будто резиновая маска для Хеллоуина.

На Шелли в упор смотрел этот толстяк, Ньютон.

Сердце бешено забилось в груди. Ньютон сидел по другую сторону костра. Отсветы пламени плясали в глазах, которые, казалось, глядели прямо на него.

ЕСТЬ ЕСТЬ ЕСТЬ ЕСТЬ

«Секундочку, – подумал он. – Сначала я должен их убить. И тогда останусь один. И тогда смогу спокойно родить. И тогда мы все сможем поиграть».

Убить. Но как? Свой нож он потерял. Неужели Ньютон на самом деле на него смотрит?

– Я вижу тебя, Шелли.

Ньютон вытащил из кармана нож. Нож Шелли. Осторожно раскрыл и воткнул острием в бревно. Лезвие вонзилось в дерево, рукоятка чуть дрожала. Вызов?

– Уходи. Убирайся отсюда. Сейчас же, – прошептал Ньютон.

Холодный скользкий угорь призраком проник в предсердия и крепко их сжал. Шелли попятился, точно ящерица. Ему сильно хотелось их смерти, но… Но… Но он был так голоден.

Шелли споткнулся и тихо заскулил, когда его живот, качнувшись, коснулся угла хижины – на миг показалось, что он оторвется наполненным водой шариком и лопнет на лесной подстилке. И тогда все будет потеряно. Его малыши. Его драгоценные малыши.

ШЕЛЛИ СНОВА был в лесу. Над ним сгустилась ночь. Голод сделался адским, невыразимым словами, но человек должен страдать за то, что любит.

Он ковылял по лесу, поедая все подряд. Реальность доходила до него вспышками. В один миг он, забившись под бревно, пожирал яйца. Возможно, яйца термитов, которые лопались на зубах бледными желейными драже…

…затем он шел вдоль берега по щиколотку в ледяном прибое. Набросился на сгнивший панцирь какого-то существа, которое когда-то ползало в море. Такой вкусный. Панцирь выскользнул из онемевших пальцев, а он рухнул следом в волны, визжа как поросенок и хватаясь за свою вонючую добычу…

…позже, гораздо позже, Шелли лежал в темноте под прохладное журчание. Кричал или, может быть, плакал, точно сказать он не мог. Гулкое эхо проделывало странные вещи с его голосом.

Впрочем, все это уже не имело значения. Дом, тупые родители, учителя, множество банок с его игрушками в разных стадиях разложения, закопанные на заднем дворе. Все это – его прежняя жизнь, его глупая, незапоминающаяся жизнь.

Он станет отличным папочкой.

Лучшим.

* * *

Из показаний, данных под присягой Строптивцем Брюэром Федеральному Следственному комитету в связи с событиями, произошедшими на острове Фальстаф, Остров Принца Эдуарда:

В.: Пожалуйста, назовите свое имя и звание, сэр.

О.: Строптивец Брюэр, адмирал Военно-морского флота Канады.

В.: Строптивец?

О.: Я всегда говорю людям, что у моей матери, должно быть, имелось какое-то предчувствие на мой счет.

В.: Весьма дальновидно с ее стороны. Адмирал, когда вы узнали о событиях, происходящих на острове Фальстаф?

О.: Около трех ноль-ноль. Не могу вспомнить точное время на дисплее часов возле кровати. Однако звонок отслеживался, так что мы можем получить эту информацию, если потребуется.

В.: Что вам сказали?

О.: Что произошла утечка неспецифической инфекции неизвестного поражающего действия.

В.: Вы знали о природе этой инфекции?

О.: В то время нет.

В.: Совершенно не имели понятия?

О.: Не утруждайте себя повторами вопросов, друг мой. Ответ останется неизменным.

В.: Я всего лишь пытаюсь прояснить для суда некоторые моменты, адмирал. Каков ваш опыт в распространении или нейтрализации заражения, если таковой имеется?

О.: Если бы у меня не было опыта, думаю, что мой телефон не разрывался бы посреди ночи. Еще в 2002 году я возглавлял мероприятия по сдерживанию вспышки атипичной пневмонии в Торонто.

В.: Насколько я помню, во время той вспышки погибло сорок четыре человека.

О.: Могло быть гораздо больше. Тогда было мое первое «родео».

В.: И все, что вы знали об инфекции в Норд-Пойнте, это…

О.: Я приземлился со всей имеющейся на тот момент информацией. У нас имелся один случай заражения…

В.: Должно быть, это Том Пэджетт.

О.: Совершенно верно, подопытная свинка. Тифозный Том. Имелась стандартная рабочая процедура: изоляция территории, удержание всех жителей, определение зоны поражения. Никого не впускать и, самое главное, никого не выпускать. Вот как мы ведем дела с айсбергами.

В.: Айсбергами?

О.: Так среди своих называются подобные угрозы. Мы видим только десять процентов айсберга. Остальные девяносто находятся под водой. Поэтому, когда появляется не до конца установленная, но в потенциале огромная угроза, мы называем ее айсбергом.

В.: И удержание было жизненно необходимо?

О.: Как всегда, и даже больше в этом случае. Поступила информация, что мы можем столкнуться с трехуровневым вирусом – заражающим через переносчика, через воду и воздушно-капельным путем. Ужасная тройка.

В.: Какие приказы вы получили?

О.: Как правило, я не получаю приказы. Моя обязанность – раздавать их всем подряд.

В.: Тогда каков же был ваш план действий?

О.: Он был полномасштабный. Тотальное подавление. Карантин острова и всех форм жизни на нем. Ничто не прибывает и не убывает. Мне пришлось принять весьма серьезные меры.

В.: Например?

О.: Во-первых, мы ничего не могли поделать с детьми. Да, жестко, тут двух мнений быть не может. Но мы не могли рисковать.

В.: Что-нибудь еще?

О.: Как я и сказал, ничто не прибывало и не убывало. Если с острова взлетала чайка и пыталась долететь до земли, я приказывал снайперу-разведчику сбивать ее в небе. И отдавал распоряжение солдатам в защитных костюмах выловить ее тело из воды. После того как остров был зачищен, я приказал сбросить четыре миллиона галлонов «Анотек-Блю» в прибрежные воды. Мы называем это вещество «голубая смерть» – оно убивает всех без разбора. Морских животных, растения, планктон, простейших. Яйцеголовые в ЦКЗ сказали мне, что я должен сделать еще один проход, просто для надежности. Нескольким «зеленым» из-за этого пришлось выжимать свои панталоны. Мы и остров сровняли с землей. Четырьмя ударами напалма – вы знаете, как трудно найти напалм? Я приказал сделать остров Фальстаф биологически стерильным, ни одного живого существа на нем не оставить. Возможно, там все еще плавает несколько амеб. Я постоянно поражаюсь упорству всего живого на этой планете. Но если что-то там и осталось, то не из-за отсутствия упорства с моей стороны.

* * *

41

МАКСУ СНИЛСЯ СОН.

Он у отца в морге. У них нет другой возможности увидеться в ближайшие дни. Люди в Норд-Пойнте умирают не так уж и часто, зато они любят охотиться и ловить рыбу, а это значит, что у отца копятся заказы на чучела. Такова природа таксидермии: натягиваешь мертвых животных на основу, пока они не начали разлагаться. И тут главное – время. Конечно, то же самое относится и к человеческому телу.

Отец работает в отделанной белым кафелем комнате в подвале городского суда. В воздухе стоит резкий запах древесного угля из воздухоочистителя, который гудит в углу. Полки и светильники сделаны из нержавеющей стали. В центре комнаты возвышается огромный стальной стол.

Макс наблюдает за работой отца. На том длинный белый халат – из тех, какие носят фармацевты, – и фартук из черной вулканизированной резины. Работая, отец насвистывает. Сегодня он исполняет «Старую серую кобылу».

«Старая серая кобыла, она уже не та, что прежде, не та, что прежде…»

На столе лежит тело женщины. Она умерла в очень преклонном возрасте. Бедра прикрыты белой простыней, а сверху все обнажено. Груди женщины длинные и похожие на трубы. Пустые глазницы высохли, точно две половинки кабачка с вырезанной сердцевиной, на пару дней забытые на столе.

Стоя спиной к Максу, отец берет в руки глазную присоску.

– Дело в том, – произносит он странным монотонным голосом, – что после смерти глазные яблоки всасываются в голову. Ты знал об этом, Макси?

Отец никогда не зовет его Макси.

Большим пальцем отец вставляет присоску в глазницу женщины. Крошечные зубцы цепляются за глазное яблоко. Он тянет. Глаз возвращается на место с тем же звуком, с каким ботинок вытаскивают из грязи.

– Так-то лучше…

Отец снова принимается насвистывать. Звук хриплый, похожий на шипение, словно он выходит из какого-то совершенно другого рта. Страх бьет Макса в живот.

Отец оборачивается. Голова у него вытянутая и плоская как блин. Максу даже кажется сначала, что ее расплющило невероятным давлением. Она выступает вверх и заворачивается, как лепесток лотоса.

– О Макс-си Макс-си Макс-си…

Из халата отца торчит голова червя. Склизкая и белая, будто поганка. Ядовитая жидкость сочится из ребристого переднего конца и стекает вниз, образуя на воротнике пористую корку.

– Ссстарая сссерая кобыла, она ужжже не та, что прежжжде…

Голос идет из дыры посередине головы – круглой и невыразимо-темной, точно провал шахты. Дыра усеяна полупрозрачными зубами, похожими на стеклянные клыки.

– Ссстарая сссерая кобыла… – поет отец-червь, раскачиваясь и отрыгивая слизь.

Пара желтых точек выплывает прямо из центра дыры, словно фары автомобиля, поднимающегося со дна океана. Макс мог поклясться, что, прежде чем проснуться, услышал еще один голос, идущий из самых глубин червя, – непрекращающийся крик его настоящего отца, застрявшего где-то внутри.

НЬЮТОН ТРЯС его за плечо.

– Макс! Макс!

Тот резко вскочил. В глаза ударил солнечный свет. Сон медленно вытекал из черепной коробки, покидая тело бесконтрольными судорогами и дрожью.

– Все в порядке? Ты кричал, – сказал Ньютон.

– Да. Просто кошмар приснился.

Было уже утро. Макс не знал, как долго проспал. Позвоночник скрутило узлом, а желудок выбрасывал кислоту.

Ребята подошли к кромке моря. Вдалеке по-прежнему курсировали корабли. Они походили на мерцающий жар над шоссе – с какой скоростью ни мчись, а он и не приближается, и не отдаляется. Максу хотелось заорать на них, но к чему суетиться? Пустая трата и без того убывающих сил.

Ньютон стер с глаз корку сна и побрел к лодке Оливера МакКэнти. Потянул за измочаленный шнур мотора. Двигатель издал «у-ух-ух» – тот же вгоняющий в уныние звук, что и в прошлый раз, когда несколько дней назад они попытались завести его. Ньютон дернул снова. И снова. И снова. Он думал о плакате в классе естествознания – растрепанный Альберт Эйнштейн с высунутым языком над цитатой: «Безумие – это точное повторение одного и того же действия. Раз за разом, в надежде на изменение». Ньют побежденно отпустил веревку, покачнулся, оступился и шлепнулся на задницу. Он закрыл глаза ладонями, опустил голову на колени и заплакал.

– Эй, – произнес Макс. – Эй, Ньют, не…

Но Ньютона было уже не остановить. Сдерживаемые рыдания рвались из его горла. Ужаснее звуков Макс никогда не слышал. Он обнял Ньютона за плечи и ощутил напряжение, словно схватился за рельсы перед подъезжающим локомотивом. Он не сказал Ньютону, что все уладится, потому что ничего не уладится. Как раньше уже никогда не будет. Прошлое обладало тем совершенством, которое у будущего никогда не появится.

Макс просто позволил Ньютону выплакаться.

Его рыдания наконец затихли. Он несколько раз судорожно вздохнул и произнес:

– Извини, Макс. Это было не очень… – Дважды икнул, восстановил дыхание и закончил: – Не очень круто с моей стороны. КБПАМ? – спросил он скорее у себя, чем у Макса. – Он уж точно не стал бы плакать как ребенок.

– Не думаю, что крутизна сейчас имеет значение, а?

Ньютон еще раз судорожно вдохнул:

– Да. Думаю, что не имеет.

Макс подошел к лодке и откинул крышку мотора. Внутри были две маленькие дырочки, куда должны были вставляться свечи зажигания. Он вспомнил свой сон – две желтые точки, светящие из темной дыры…

Разум лихорадочно заработал. Два открытия сложились в голове, точно вставшие на место кусочки пазла.

– Он их, наверное, съел.

– Чего? – переспросил Ньютон. – Кто съел? И что?

– Свечи зажигания, – тихо ответил Макс. – Мужчина. Незнакомец. Он проглотил свечи зажигания. Съел их.

– Съел? Зачем ему это?..

Ньютон задумался. Тот человек был страшным, как мертвец, и тощим, будто проволока. Следом вспомнились Кент и Шелли. Да, возможно, незнакомец настолько проголодался, что съел свечи зажигания.

– Он так поступил, потому что был голоден, да?

Макс пожал плечами:

– Наверное. А может быть, просто не хотел, чтобы его нашли. Без свечей зажигания лодка не заведется, верно? Может быть, он решил, что надежнее спрятать их внутри себя.

– А ты откуда знаешь?

– Я их видел, Ньют. Когда скаут-мастер разрезал его, чтобы вытащить червя. Я видел, как они блестели внутри… Ну, наверное, в его желудке.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ МИНУТ ребята уже стояли в хижине над мертвым незнакомцем.

Они старались не обращать особого внимания на состояние его тела. Почему-то казалось неправильным осквернять его своими взглядами. Они пытались думать о нем абстрактно, как о головоломке или загадке, которую нужно решить самым простым и безопасным способом.

И все же не могли оторвать глаз от тела.

Его локти и колени кто-то объел. Животные или насекомые? Но как же это так быстро случилось? Или, может, кожа стала настолько тонкой, что кости сами ее протерли, как колени протирают дешевые джинсы?

Лицо незнакомца провалилось внутрь. Это отвлекало – невозможно было отвести взгляд. Ньютон накрыл его кухонным полотенцем.

– Как думаешь, все черви мертвы?

Макс кивнул:

– Должно быть. Так говорил скаут-мастер. Черви умирают следом за хозяином.

Ньютон все еще сомневался:

– А как насчет яиц? Они по-прежнему могут быть там, верно? Яйцам ведь не нужна пища.

Макс легонько коснулся запястья мужчины кончиками пальцев:

– Холодный. Он уже давно умер.

– Ладно, но сперва надень что-нибудь на руки.

Они нашли пару перчаток для мытья посуды. Ньютон вытащил два пустых полиэтиленовых пакета из-под хлеба.

– Сначала надень перчатки. Сверху – пакеты. А потом я приклею к ним рукава твоей рубашки, чтобы ничего не попало внутрь.

– Отличная идея.

Яркое солнце светило сквозь проломленную крышу, лучи поблескивали на насекомых, которые жужжали над телом. Остров уже начал захватывать хижину. По стенам расползалась плесень, в трещинах пророс грибок. Скоро фундамент сгниет и разрушится. «Может, и к лучшему», – подумал Макс.

– Постарайся дышать неглубоко, – велел Ньютон.

– Ладно, хорошо. Ты меня уже пугаешь.

Ньютон посмотрел на него с недоумением:

– Макс, черт возьми, ты вот-вот полезешь в мертвого чувака. Хорошо бы тебе напугаться.

Макс просунул пальцы между бледных краев раны, сквозь тонкую пленку превратившейся в желе крови в живот мертвеца. «Холодная овсянка, – повторял он про себя. – Я просто копаюсь в миске с холодной овсянкой».

Внутренности мужчины разжижились и стали зернистыми: казалось, они больше не имели никаких очертаний, никаких органов или кишок – рука двигалась сквозь слои холодной комковатой субстанции, которая на ощупь немного напоминала банановое пюре.

«Значит, банановое пюре. Я ищу свечи зажигания в большой куче бананового пюре».

Рука скользнула в хлюпающую полость. Раздался неприличный пукающий звук. Воздух наполнился гнилой сернистой вонью болотного газа. Внутри у Макса все перевернулось, но его не стошнило, наружу вышел лишь сухой выдох, наполнивший рот горьким привкусом желчи. Рука нащупала что-то твердое. Макс потянул его из полости.

– Обалдеть, – сказал Ньютон.

В сложенной чашечкой ладони Макса лежала свеча зажигания. Она была испачкана розовато-серыми сгустками, но на боку ясно различалось слово «Чемпион».

Максу потребовалась целая минута, чтобы найти вторую. Ему пришлось погрузить руку довольно глубоко – почти до локтя – и разорвать несколько эластичных и изогнутых тварей. Похожие на трубки, они рвались, будто водоросли, растущие на мелководье залива Норд-Пойнт.

Когда с делом было покончено, обе свечи зажигания легли рядышком на полу. Ребята улыбнулись друг другу. Лучшее событие в их жизни. Правда, пришлось покопаться во внутренностях мертвеца, но все же.

Их обоих переполняло чувство, которого они по-настоящему не испытывали уже много дней.

Надежда.

42

Они понесли свечи зажигания к воде. Макс был так взволнован, что даже не потрудился снять перчатки. Из-за каменистой насыпи показалось море. Впервые на их памяти оно не казалось таким уж и огромным, а расстояние до Норд-Пойнта – пугающим.

Ньютон откинул крышку мотора. Нахмурился.

– Мы должны их просто вкрутить? Они все в… Ну, ты понимаешь.

– Думаешь, есть разница?

– Вполне возможно. Сначала надо их помыть.

– А они от этого не испортятся? – спросил Макс.

Ньютон ткнул пальцем в слова, выведенные мелким зеленым шрифтом на боковой стороне свечи: «Морской Стандарт».

– Это означает «водонепроницаемые».

Они так осторожно смывали серо-розовые сгустки в холодных морских волнах, как будто отмывали от нефти детенышей кряквы.

Когда свечи стали чистыми, Ньютон разложил их сушиться на большой плоский камень. Нарочно его выбрал, поскольку тот был огромным, ровным, с розовыми вкраплениями гранита. Очень приметным. На таком свечи точно не потерялись бы.

Макс постучал по бензобаку. Из-под костяшек раздался гулкий звук.

– Почти пусто.

– А что насчет генератора? – спросил Ньютон. – В нем должен быть бензин.

Они вернулись в лагерь. Крышка бензобака оказалась сорвана. Вокруг на земле поблескивал разлитый бензин. Макс тряхнул генератор. Внутри ничего не булькало.

Ребят окутала пелена отчаяния. Сама Вселенная была настроена против них. Но почему? Максу вдруг пришло в голову, что у Вселенной должны быть мишени и получше. Ведь полно же психопатов и жуликов, верно? Зачем же цепляться к парочке детей? Вселенная иногда ведет себя как черствая гадина.

– А что насчет запасной канистры на случай непредвиденных ситуаций? – вспомнил Ньютон. – Скаут-мастер держал ее в подвале.

Когда мальчишки начали спускаться по лестнице, ступеньки застонали. Солнечные лучи пробивались сквозь щели в полу хижины. Подвал был до жути чистым – ни единой паутинки, ни одного из тех болезненно-серых грибов, которые Макс недавно видел в углах.

«Боже, Кент, наверное, съел их», – с тошнотой подумал он.

Макс приподнял канистру. Та, к счастью, оказалась тяжелой.

– Тут по меньшей мере галлон, – сказал он.

Может быть, Вселенная не такая уж и сволочь. Но она любит поиздеваться.

Когда они вернулись к лодке, свечи зажигания исчезли.

ПОКРЫТЫЙ РОЗОВЫМИ КРАПИНКАМИ камень был пуст, если не считать двух мокрых пятен на месте свечей. Ньютон даже хохотнул. Сдавленно и недоверчиво.

– Они здесь, – произнес он, качая головой и натянуто улыбаясь. – Нет, нет, они где-то здесь, я уверен. Где еще, черт возьми, им быть?

Мальчишки вошли в ледяной прибой и принялись упрямо шарить среди камней. Вдруг, пока их не было, на берег обрушилась волна и унесла свечи в море. Но этого не могло быть – галька вокруг была сухой, как крекеры. Лодыжки у ребят порозовели, потом посинели. Макс с трудом выбрался из воды.

– Ты что, издеваешься? Ньют, где они, черт возьми?

– Откуда мне знать? Я оставил их здесь.

– Надо было в карман положить.

– Так это я виноват? Ты серьезно? Что, ты думаешь, произошло – рыба выскочила и проглотила их? Или птица унесла?

– Ладно, а что, если их действительно унесла птица? Пеликан, вроде тех, что сидят на буях в заливе Баркер? Отец говорил, что они заглатывают банки из-под газировки.

– Боже. Не тупи. – В голосе Ньютона звучало превосходство: он словно разговаривал с дошколенком, который заявлял, что зубная фея реальна. – Пеликаны – прибрежные птицы.

– А это тогда что, Ньют? – Макс раскинул руки в стороны. – Или это берег, или ты просто здоровенный жирный придурок.

– Пеликаны – птицы с побережья на материке. А это оооостров. Птицы с материка не летают на островааааа. Дошло, или карту нарисовать…

Макс сделал два шага вперед, уперся ладонями в грудь Ньютона и толкнул. Тот упал. Макс ожидал, что он, как всегда, останется лежать, но вместо этого Ньютон оттолкнулся от камней, двинул плечом в живот Макса и вышиб из него дух.

Они катались по берегу, молотя друг друга. Удары были жесткими, но почти беззвучными. Кулак Ньютона столкнулся с носом Макса, и от этого череп последнего зазвенел, точно колокол собора. Макс с рычанием перевернулся на спину и попал локтем Ньютону под подбородок. В воздух брызнула кровь, поразительно яркая в лучах утреннего солнца.

Ребята, тяжело дыша, отпрянули друг от друга. Нос Макса превратился в раздавленную сливу. Щеки окрасились кровью. Снова открылась рана на животе. С подбородка Ньютона стекали алые капли. Мальчишки настороженно смотрели друг на друга, пытаясь понять, завершилась ли битва, или это всего лишь антракт перед началом новых боевых действий.

– Мы закончили? – пробормотал Макс.

– Да, закончили, – опустив глаза, ответил Ньютон.

Они сидели в молчании, пока не выгорел адреналин. Вслед за этим пришло вялое облегчение. Как будто сработал спусковой механизм парового датчика – ребятам сразу стало легче и дышать, и думать.

Макс протянул Ньютону руку, тот схватился за нее и поднялся на ноги.

– Только зря время и силы потратили, – сказал он.

– Ага.

– Не знаю, почему парни так поступают. Мне плохо. Я чувствую вкус крови на зубах.

– Прости.

Ньютон пожал плечами.

– Не нужно. Я ведь тоже участвовал. – Он криво усмехнулся. – Спорим, ты такого не ожидал? КБПАМ!

– Чего?

– Да так. Твой нос в порядке?

Макс схватился за кончик носа и пошевелил его из стороны в сторону:

– Больно, но не думаю, что сломан.

Они смотрели вдаль, на море.

– Это был Шелли, – сказал Макс.

– Да, – отозвался Ньютон, – я подумал о том же.

– Думаешь, он выбросил свечи в море?

– Вряд ли.

– Думаешь, он забрал их с собой?

– Угу.

– Думаешь, он хочет, чтобы мы его нашли?

– Угу. Игры такие. Принеси палочку, песик.

Макс вздохнул. Он чувствовал себя древней развалиной.

– Пятого-десятого, психованного придурка Шелли нам сюда.

– Кто не спрятался, я не виноват.

– Идем, – сказал Макс. – Мы должны его найти.