Текст книги "Отряд"

15

ЧЕРЕЗ ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ трясущегося скаут-мастера запрут в стенном шкафу.

Это будет идеей Кента. Он предложит ребятам вполне разумную причину, но, в конечном счете, поступит так просто потому, что может. Очень волнительно подбивать остальных на столь грандиозный мятеж.

КЕНТ ДЕРЗКО шагал прочь от костра. Он предполагал, что Тим попытается его остановить, но становилось все более и более ясно, что тому не хватит решимости. Тим был напуган. Напуган до печенок, о чем и признался у костра.

Сам Кент, однако, не испугался. Черта с два! Такое не в его характере. Сейчас им нужен лидер, а не старый трусливый кот.

Кент не сомневался, что остальные ребята последуют за ним. Нужно только сделать первый шаг. И кто вообще, черт возьми, этот Тим? По мнению отца Кента, мистер Тимоти Риггс – одинокий педик средних лет. Не педофил, конечно, – Джефф Дженкс скорее отрезал бы собственные яйца, чем оставил сына в лесу с подобным типом. Нет, по словам Здоровяка Джеффа, Тим Риггс, скорее всего, просто тощий, печальный гей, который одиноко живет в своем огромном доме на утесе.

«Ты имеешь полное право увидеть, что там в хижине, сынок. Законное право! – услышал Кент голос отца. – Не позволяй какому-то дрочащему гомику принимать решения за тебя. Только не сейчас, когда ставки так высоки. Разве ты не видишь, что он сделал? Шарлатан вскрыл совершенно незнакомого человека, выпотрошил его, разделал бедного ублюдка, точно оленя на охоте. Сам в этом признался, а теперь хочет скрыть свой поступок. Человек мертв, сынок! Твоя задача – взять дело под контроль. Тиму тебя не остановить».

– Послушай, Кент, – окликнул его Макс, – там месиво. Парень мертв. Без шуток. На кой тебе это видеть?

– Я тоже хочу посмотреть, – донесся откуда-то из темноты голос Шелли.

Кент положил руки на плечи Макса, как делал отец, когда кто-нибудь из помощников начинал нервничать.

– Макс, мне нужно посмотреть. Ясно? Если я не знаю, в чем проблема, как я с ней справлюсь?

Макс наморщил лоб:

– Да, но…

– Никаких «но». У нас есть законное право.

– Ладно, но лучше закрой рот и глаза марлей.

– Зачем?

– От инфекции.

Кент мрачно кивнул:

– Ага. Хорошая мысль.

Тим почти догнал его. Кент слышал за спиной тяжелое дыхание, похожее на хрипы больного пекинеса.

– Кент Дженкс! Если хоть одной ногой туда ступишь…

Парень плечом протиснулся в дверной проем. Запах ударил в нос будто молот. Сладкие фруктовые ноты, под которыми скрывалась тухлая вонь разложения.

Незнакомец со связанными руками и ногами лежал на диване. Рубашка была разрезана, бледную кожу покрывала слизь. Мужчина выглядел почти умиротворенно, если бы не натянувшаяся кожа губ, из-за чего рот кривился в жуткой ухмылке. Незнакомец выглядел так, будто скрывал какую-то грязную тайну.

На полу лежал отрезанный кусок червя. Он был похож на увеличенную версию презерватива, который Кент с Чарли Свенсоном однажды нашли под футбольной трибуной в школе Монтегю. Чарли ткнул презерватив палкой, вспугнув вялых осенних мух. Жужжание наполнило уши Кента. «Что это?» – спросил он тогда. «Никогда не видел резинку? – сказал Чарли. – Натягиваешь ее на свой фитиль перед тем, как всадить цыпочке, и она не забеременеет».

У Чарли было два старших брата. Он кое-что понимал в жизни. Кент вспомнил, как ему стало немного стыдно за свою наивность. А еще чуть-чуть тошно.

Но сейчас вид мужчины ошеломил его. Тот был мертв. Возможно, Кент ожидал, что зрелище будет похоже на похороны его бабушки: бабуля покоится в гробу из красного дерева посреди бежевой гостиной, пианист играет «Ближе, Господь, к Тебе», а она лежит безмятежная, с закрытыми глазами и слегка подрумяненными щеками.

Мужчина после смерти сделался уродлив. Его шею опоясывали фиолетовые кровоподтеки. Из бока вытекало коричневое, напоминавшее дерьмо, месиво. Один глаз был широко распахнут, другой прикрыт, как будто мужчина решил сально подмигнуть. Фруктовые мошки пили сладкую мерзость из его раны. Этот человек умер лишенным и любви, и достоинства.

Кент жалел, что не может поступить так же, как отец. Тот оцепил бы район и вызвал судмедэкспертов. Схватил бы мегафон и спокойно произнес: «Народ, расходимся. Здесь не на что смотреть».

Но ведь это неправда, да? Господи, тут было на что посмотреть.

Страх домушником проник в сердце Кента. И мальчика это смутило – ведь он сам настоял на таком развитии событий, – но в тот момент ему захотелось вернуть все обратно. Оказаться дома, в безопасности, в своей постели, рядом с крепко спящим лабрадором Арго. Кент желал этого каждой клеточкой своего тела.

Тим пробирался сквозь толпу мальчишек, поливая их рубашки алкоголем.

– Натяните их на рот и нос! Натягивайте! Немедленно!

Ребята повиновались. Их глаза над поднятыми воротниками помутнели от шока. Лишь во взгляде Шелли блестело возбуждение.

Тим с силой толкнул Кента в грудь. Мальчишка шлепнулся так сильно, что его задница мячиком отскочила от пола.

– Я же сказал тебе, черт возьми, держаться подальше отсюда, Кент!

Тим склонился над упавшим пареньком, грубо схватил его за плечо и встряхнул. Тело Кента задергалось тряпичной куклой.

– Здесь рассадник болезни! Теперь вы все рискуете заразиться!

Скаут-мастер провел ладонью по волосам, которые стояли торчком от пота и дыма костра. Он открывал рот, будто запыхавшийся пес, а кожа туго натянулась на скулах.

«Ты ведешь себя иррационально, Тим, – холодно произнес HAL 9000.– Ты причинил вред ребенку – и не в первый раз за сегодняшний вечер».

– Черви разносятся при контакте, – произнес он, не обращая внимания на голос в своей голове. – Понимаешь? Если ты съешь что-то с глистами или их яйцами, то заработаешь эту заразу. Здесь ничего уже не исправить, Кент. Нечего тут, на хрен, исправлять. Даже если бы твой папаша, всемогущий Джефф Дженкс, попробовал тут выкобениваться, то кончил бы так же, как этот парень. Ясно?

Тим представил, как Дженкс-старший, затянутый в синюю униформу и застегнутый на все пуговицы, засовывает за петли для ремня волосатые пальцы и окидывает сцену ехидным взглядом. «Ну и ну, док, что это за махач?»

– Не смей так говорить о моем отце, – обессиленно выдавил Кент.

– Заткнись! – Тим тяжело навалился на кухонный стол. – Просто за-ткнись! Я серьезно, Кент. Если еще раз дернешься, скручу тебя как рождественскую индейку. Вы хоть что-то понимаете в инфекциях, хоть один из вас? Мы не знаем, с чем имеем дело. Может, оно передается орально. Может, через воду. А может, господи, по воздуху.

– Тогда зачем было его резать? – Шелли прикрывал рот ладонью, поэтому слова прозвучали приглушенно. – Зачем было втягивать в это Макса? Или нас?

Тим переводил взгляд с одного мальчика на другого, не находя больше в их лицах ничего знакомого, лишь презрение, подозрительность и медленно разгорающуюся ярость. Доверие, которое он много лет с таким усердием взращивал, висело на волоске. И тот в любой момент мог оборваться. Страх подобного исхода парализовал скаут-мастера.

Он указал на отсеченный кусок червя на полу:

– Такого не бывает в природе. Понимаете? Такие твари не должны существовать. Ничего подобного Бог не создавал. Поэтому мы должны быть очень осторожны. Крайне осторожны.

– Нужно сжечь хижину, – пробормотал Шелли.

Тим покачал головой.

– Так зараза может просто разнестись по воздуху. Вот что мы сделаем: выйдем наружу, сядем у костра. – Тим озабоченно откусил кусочек сломанного ногтя и судорожно его проглотил. – И дождемся лодки, которая приплывет послезавтра. Больше мы ничего не можем сделать.

Ровный гул вертолета донесся со стороны моря. Казалось, машина зависла прямо над ними. Яркие полосы света – зажегся прожектор – пробивались сквозь отверстия в крыше. Лопасти гнали порывы пахнущего морем воздуха через щели в бревенчатых стенах. Свет резко потускнел, и вертолет улетел обратно.

– А лодка вообще приплывет, скаут-мастер Тим? – спросил Ньютон.

– Конечно. Мы все вернемся домой. Ваши родители будут очень рады вас увидеть. Они отправят исследовательскую команду. А теперь пойдемте. Давайте… Давайте… Идите… Нару…

Головокружение волной накрыло скаут-мастера. Перед глазами замелькали похожие на мошкару пятна. Носовые пазухи пылали от озона – то же самое ощущение, которое появляется, когда прыгаешь с причала в залив и соленая вода бьет в нос, вышибая слезу.

Тим облизнул тонкие губы:

– Мы должны…

Кент с трудом поднялся. В его глазах отразилась ужасная догадка.

– Ты болен, – произнес он дрожащим голосом. – Заразился. У тебя черви.

– Я не… – Тима затошнило, как в детстве, когда, объевшись сахарной ватой на Эбботсфордской ярмарке, он отправлялся кататься на карусели. – Необходимо…

– Мы должны поместить его в карантин, – обратился Кент к остальным. – Он может всех нас перезаражать.

Мальчишка решительно двинулся вперед. Тим выставил перед собой руки. Господь милосердный! Те походили на пару обтянутых кожей пик. Он толкнул Кента. Тот опустил плечи, смягчая удар, и ладони скаут-мастера не причинили ему ни малейшего вреда.

Тим отступил. Собственные ноги казались ему деревянными ходулями, ввинченными в бедра.

– Пожалуйста, – сказал он и толкнул еще раз, шутливо. Мальчишка улыбнулся. Но взгляд его был недобрым.

В Кенте нарастал преступный умысел, который придал ему ледяную решимость. Выступая против старшего, он чувствовал себя правым. Если проявить волю и твердо придерживаться курса, все обязательно получится. И любые награды – награды под стать несгибаемой силе характера – будут заслуженными.

Кент пихнул своего скаут-мастера. Тим смешно упал, вытянув руки и открывая рот, точно рыба в предсмертном вздохе. Он рухнул на пол с глухим стуком. Его внутренности сотрясло, стенки кишечника расслабились. А затем произошла совершенно естественная, но страшно неудачная вещь – Тим пустил газы.

Трубный звук пронзил потрясенную тишину. Неприятный запах поплыл по комнате.

– Мне очень жаль, – произнес Тим. – Я не…

– От тебя воняет, – хихикнул Шелли.

Кент пригвоздил Тима взглядом:

– Заприте его в стенном шкафу.

– Нет. – Протест рыданием сорвался с губ Тима.

Ребята застыли в нерешительности. В тот миг дело могло обернуться как угодно.

И тут Шелли бросился на Тима. К нему присоединился Кент. Мальчишки с криком наскочили на скаут-мастера и схватили его. Затем подключился Эфраим. Потом Макс, с низким неистовым ревом. Всех наполнил головокружительный восторг. Его почувствовал даже Ньютон, который включился в схватку последним и с сожалением бормотал: «Нет, нет, нет», но был не в силах побороть тошнотворный порыв. Ребят смело волной сильного, неистового слепого желания.

Все произошло очень быстро. Напряжение постепенно накапливалось, нарастало с каждым новым событием: грохот приемника, разбивающегося под визг помех; черный вертолет высоко над головами; клубок змей на мокрых камнях; звуки из хижины, когда Тим и Макс оперировали незнакомца; и больше прочего – ужасающее угасание их скаут-мастера, человека, знакомого им почти всю жизнь, который теперь превратился в схему из анатомического атласа, в дергающийся скелет. Напряжение кипело, пульсировало в груди, требовало разрядки – хоть какой-нибудь, какими угодно средствами – и теперь, точно разразившаяся ливнем туча, дало себе выход. Мальчишки не могли ему сопротивляться. Они перестали быть самими собой, они стали толпой. И толпа устанавливала правила.

«Это всего лишь игра», – думали некоторые из них. Все остается игрой, если не обращать внимания на болезненный ужас в глазах скаут-мастера. Беспомощный страх взрослого, который, в конечном счете, мало чем отличается от беспомощного страха младенца. Все остается игрой, если не замечать истекающего коричневой мерзостью мертвеца на диване.

Игра, игра, игра…

Они потащили Тима к стенному шкафу. Скаут-мастер пронзительно вопил. Он пришел в ужас оттого, что утратил контроль, – оттого, как быстро это случилось. Он был в ужасе от этого шкафа. Но больше всего оттого, что могло находиться внутри него самого.

– Пожалуйста, мальчики, – скулил он. – Пожалуйста, нет… Мне нужна помощь…

Они не желали слушать. Волна безумия достигла своего пика. Они легко волокли скаут-мастера. Его вес, разделенный на пятерых мальчишек, оказался не больше, чем у младенца. Руки Эфраима скользнули под рубашку Тима. Под последним ребром мальчик нащупал резкую впадину. Тело скаут-мастера ссохлось. Ладони Эфраима коснулись живота… И потрясенно отдернулись, когда нащупали нетерпеливые толчки.

Шелли оскалился. Он походил на гиену, рыскающую среди трупов на поле боя. Кент распахнул дверцу шкафа. Внутри было пусто, если не считать нескольких позвякивающих вешалок. Ребята закатили туда Тима, точно бочонок. Дрожащие пальцы скаут-мастера цеплялись за дверной косяк. Эфраим аккуратно убрал их.

Мальчишки всем весом навалились на дверь. Дышали они рвано и порывисто. Кент бросился в спальню и вернулся с кодовым замком. Продел его сквозь защелку и запер.

Внезапно ребята словно очнулись. Макс и Эфраим нервно обменялись невеселыми взглядами. Из-за двери стенного шкафа доносились всхлипы их скаут-мастера.

– Когда мы его выпустим? – спросил Ньютон.

– Когда сюда доберется лодка, – холодно ответил Кент, – не раньше.

– А если она не появится?

– Заткнись, Ньют, – отрезал Кент.

Никто не стал спрашивать комбинацию замка – все понимали, Кент ее не назовет. На столе стояла початая бутылка виски. Напиток для мужчин. «Генерал Джордж Паттон выпивал перед битвой рюмку дешевого виски, – постоянно говорил отец Кента, – а после победы – стакан самого лучшего».

Что же это, если не победа? Когда завтра прибудет лодка, его сообразительность оценят по достоинству.

– Давай, Кент, – сказал ему Шелли, – выпей.

– Нет, – возразил Макс, – не надо…

Но тот уже поднес бутылку к губам. Виски расплавленным железом потекло в горло. Кент вытер рот ладонью. Его гримаса превратилась в широкую ухмылку.

– Все будет хорошо, парни.

* * *

Из показаний, данных под присягой Натаном Эриксоном Федеральному Следственному комитету в связи с событиями, произошедшими на острове Фальстаф, Остров Принца Эдуарда:

Вопрос: Мистер Эриксон, расскажите, как вы познакомились с доктором Клайвом Эджертоном.

Ответ: Я тогда только выпустился из медшколы. Некоторые мои однокурсники стали адъюнктами, но они-то были лучшими из лучших. А я больше походил на балласт.

В.: Оказались не у дел?

О.: Можно и так сказать. Немногие компании готовы нанять молекулярного биолога-теоретика, чьей докторской было «Сравнение процесса старения человека и нематоды C. elegans».

В.: Нематоды C. elegans?

О.: Это круглый червь. Около миллиметра длиной. Caenorhabditis elegans, но все называют его просто C. elegans. В течение своей жизни он проявляет много привычных для старения человека признаков: снижение подвижности, образование морщин, деградация тканей, снижение способности бороться с инфекцией. Я пытался найти гены, которые могли бы замедлить процесс старения человека.

В.: Благородное стремление.

О.: Ну да. Я был ослеплен наукой.

В.: Как о вас узнал Эджертон?

О.: Многие исследователи вились вокруг этой программы, понимаете? Они и прикинули, что могут приманить какого-нибудь недавнего выпускника – того, кто согласится выполнять черную работу.

В.: То есть Эджертон пригласил вас?

О.: Скажем так: это была ситуация обоюдной безысходности.

В.: Почему он выбрал вас?

О.: Как уже сказал, я дешево обходился и не имел никаких других вариантов. Но я работал с нематодой C. elegans, которая имеет примерно такое же сходство с эхинококком, как гольян с большой белой акулой. И ни одно из этих созданий не похоже на то, что вывел Эджертон.

В.: Вывел? Разве вы не вдвоем работали над мутировавшим экземпляром?

О.: Послушайте… На мне всегда будет лежать груз вины. Я мог бы сказать вам, что результат был неизвестен, что я просто занимался наукой, а если бы имел представление о том, к чему все приведет, то сжег бы лабораторию дотла. Когда следствие закончится, вы отправите меня в тюрьму. Я это заслужил. И большего заслужил, но для некоторых преступлений не существует подходящего наказания. Я приложил руку, но мой вклад был минимальным.

В.: Как так?

О.: Клайв Эджертон – гений. А еще он чокнутый, простите за мой французский, и, возможно, социопат, но, несомненно, гений. Хотя мой IQ, вероятно, выше, чем у большинства людей в этой комнате, я был не более чем лабораторной обезьянкой Клайва. Я не способен видеть биологические процессы так, как он. Не способен видеть цепочки, а значит, не способен разорвать и переупорядочить их. Так что да, я понимал, что мы делаем – теоретически, во всяком случае, – но ничего не создавал. Я не способен.

В.: Но вы понимали?

О.: Да.

В.: И никому не сказали?

О.: Верно.

В.: Почему?

О.: Коммерческая тайна. Мы трудились над тем, что в случае успеха могло принести миллиард долларов. Эджертон работал по гранту биофармацевтической компании. Секретность имела решающее значение.

В.: Настолько решающее, что вы рисковали жизнями?

О.: Мы не знали, что на кону стояли жизни… Мы ведь говорим об одном из трех священных Граалей современной медицины – способе лечения мужского облысения, способе обратить вспять процесс старения и способе похудеть, не прилагая усилий. Что если кто-нибудь изобретет таблетку, которую можно проглотить перед сном и проснуться утром с пышной шевелюрой, или без морщин вокруг глаз, или на пять фунтов легче? Сколько за нее можно будет выручить? Клайв часто повторял старое изречение: «Невозможно быть слишком богатым или слишком худым». Он говорил: «Если я могу сделать богатых худыми, то они сделают богатым меня».

* * *

16

БЛИЖЕ К ПОЛУНОЧИ Макс спустился к морю. Небо было усыпано далекими звездами. Пляж узкой, похожей на кость полосой тянулся до самой кромки воды. Море короткими всасывающими вдохами наползало на берег. Казалось, что остров пыталось проглотить огромное беззубое существо.

К Максу присоединился Ньютон. Его ладонь легла на обнаженную руку приятеля. Страх проскочил между мальчишками – теперь Макс тоже его почувствовал.

– Мы не должны были так поступать со скаут-мастером.

– Он болен, Ньют.

– Я знаю. Но в шкаф. Так нельзя. Разве я не прав?

– Ты тоже участвовал, – устало произнес Макс.

Сглотнув, Ньютон кивнул:

– Участвовал. Мама рассказывала мне про защитную реакцию, – может, все дело в ней. Знаешь, когда дела идут плохо, мы изо всех сил стараемся их исправить. Или просто отвлечься. Как думаешь, Макс, это была она?

– Нас занесло, Ньют. Вот и все.

Прошлым летом Максу пришлось делить дом с семейством буревестников – более стремительной версией тупиков. Они заселяли выходившие на Атлантику утесы, но из-за демографического взрыва начали устраивать гнезда в домах Норд-Пойнта. Буревестники отдирали гипсокартон от стен и выдергивали утеплитель вместе с розовой изоляцией, чтобы освободить место для себя.

Птичье семейство соорудило такое гнездо над окном спальни Макса. Утром он выглядывал и видел, как папаша-буревестник высовывал голову из дыры, которую пробил в фасаде дома, и, оглянувшись по сторонам, отправлялся на охоту.

Однако на отца Макса все это не произвело впечатления. Утеплитель и яркие лоскуты изоляции устилали газон. Из-за птиц рухнет стоимость дома при перепродаже, считал отец. И это несмотря на то, что он прожил в Норд-Пойнте всю жизнь и умер бы, скорее всего, здесь же. Отец поехал в «Инструменты для дома» и вернулся с баллоном строительной пены. Затем вскарабкался по стремянке к гнезду, разогнал птиц, сунул насадку в дыру и принялся закачивать герметик, пока тот не вздулся и не затвердел, превратившись в одутловатую корку. Вниз отец спустился с самодовольной улыбкой.

Но на следующий день буревестники вернулись. Похожими на серпы клювами они рвали герметик на куски. Теперь газон покрылся и утеплителем, и изоляцией, и герметиком. Отец Макса повторил процедуру, полагая, что птицы уступят. Но буревестники – родственники почтовых голубей, они всегда возвращаются. «Надо бы их перестрелять», – ворчал отец, хотя никогда бы так не поступил.

И все же он разозлился – им овладел тот особый гнев, который вызывает у человека упрямство природы. Снова съездив в «Инструменты для дома», отец вернулся с очередным баллоном пены и несколькими футами сверхпрочной сетки из проволоки. Ножницами по металлу он вырезал круги примерно того же размера, что и дыра в стене, а затем, взобравшись на стремянку, соорудил что-то вроде слоеного пирога: слой герметика, потом проволока, герметик, проволока, герметик, проволока. «Ладно, птички, – сказал он, – как вам такое?»

На следующий день, вернувшись из школы, Макс нашел в кустах мертвого буревестника. Папашу семейства – это было видно по темному оперению хвоста. Птица лежала, вывернув шею под жутким углом. Клюв сломан – оторван наполовину. Глаза мутно-серые, точно оловянные. Вокруг бардак – клочья герметика по всей лужайке. Но дело рук отца Макса держалось крепко. Папаша-буревестник, наверное, сломал себе шею. Неужели он так расстроился, так обезумел, что кидался на преграду, пока не убил себя?

Когда отец Макса увидел мертвую птицу, то сжал зубы, несколько раз быстро моргнул, а затем тихо произнес: «Я просто хотел, чтобы они нашли себе другое место».

Среди ночи Макса разбудил какой-то писк. Звук шел из стены. Макс отправился в комнату родителей и растолкал отца. Тот протер глаза и последовал за сыном в спальню. А стоило ему услышать те самые звуки, лицо его приняло странное выражение.

В три часа ночи отец вскарабкался на стремянку. Полы его домашнего халата развевались на соленом ветру. Отверткой и тисками отец выдирал герметик и проволочную сетку с таким бешенством, что едва не рухнул вниз. А к тому времени, как закончил, писк прекратился. Отец сунул руку глубоко в дыру, в небольшую полость, о существовании которой и не подозревал. Все найденное там он с величайшим благоговением рассовал по карманам халата.

В кухне, с побелевшим от потрясения лицом, он разложил на столе свои находки: птичку-маму и двух птенцов. У мамы было сломано крыло. Малыши были крохотными, серо-голубыми и все еще липкими от клейкой жидкости из яичной скорлупы. Все трое не подавали признаков жизни.

«Я не знал, – только и смог сказать отец Макса. – Если бы знал, то никогда бы… Меня занесло».

Макс подумал об этом сейчас, связывая тот случай с тем, как они поступили со скаут-мастером Тимом.

Они просто увлеклись, вот и все. Такое случалось и со взрослыми. Когда ты зол, разочарован и напуган, увлечься очень легко.

– Я никогда раньше не видел мертвых людей, – сказал Ньютон. – У меня хомяк умер. Йода. Выбрался из клетки, застрял в раздвижной двери шкафа и сломал себе шею. Всего лишь хомячок, но он был моим другом и умер у меня на руках. Шея у него как-то странно висела. Я не мог перестать плакать. – Ньютон потер запястьем глаза и глубоко вздохнул. – Мы похоронили его в коробке из-под обуви на заднем дворе. Я сделал крест из палочек от эскимо. Немного тупо. Чёрт. Не говори другим парням, ладно? Они снова начнут надо мной насмехаться.

Отец Макса тоже похоронил птиц в коробке из-под обуви, выложив ее роскошным бархатом для гробов.

– Это не тупо, Ньют. По-моему, ты все правильно сделал.

– Да? – Ньют улыбнулся, но затем его лицо постепенно помрачнело. – Как думаешь, может, выпустить скаут-мастера?

– Только Кент знает код замка.

Мальчишки, прищурившись, смотрели на крохотные огоньки родного острова. Их оказалось больше, чем обычно. Маленькие пятнышки света сновали взад и вперед, словно фосфоресцирующие муравьи, выползающие из неонового муравейника. Макса охватило чувство покоя. Даже скорее дзеновского терпения, словно тело собирало оставшиеся силы, будто заранее зная, что в ближайшее время ему понадобится каждая их унция. Макс мельком подумал, что именно так ощущают себя люди на войне. И еще более мимолетно он подумал о своих родителях. Они, наверное, спали и не имели ни малейшего представления о том, что происходит.

– Ты правда думаешь, что лодка придет?

– Заткнись, Ньют. Пожалуйста.