Текст книги "Двенадцать"

63

По пути в центр Тимми и Марк Ротко заходят в гастроном «Стар-дели» купить сигарет. Магазин чисто убран и хорошо освещен, но посетителей сейчас совсем нет. Они быстро проходят в конец магазина, а за ними наблюдает смуглый мужчина, стоящий за прилавком. Покупка сигарет требует большего самообладания и большего контакта с людьми, чем кража дисков из магазина. Наконец они, волоча ноги, подходят к прилавку и рассматривают пачки сигарет, расставленные за спиной у продавца. Он смотрит на них сверху вниз, и крепкий низкорослый Марк Ротко неловко переминается с ноги на ногу. В таких ситуациях он все еще нервничает, поскольку однажды его поддельный документ порвали пополам. На прилавке стоит календарь, в котором указана дата. Сигареты могут купить те, кто родился в этот день или раньше. Марк Ротко старается не смотреть в ту сторону. Он говорит:

– Пачку «Парламента».

– Удостоверение личности есть?

Марк Ротко возмущенно закатывает глаза и начинает искать в своих огромных карманах бумажник. Тимми вертит в руках конфету. Марк Ротко открывает бумажник и достает поддельное удостоверение личности с символикой штата Огайо. На фотографии он наклонил голову вперед, чтобы на подбородок падала тень. Голова на снимке кажется приплюснутой.

Мужчина смотрит на удостоверение, фыркает, глядя на Марка Ротко, и бросает документ на прилавок.

– Нет. Оно поддельное.

– Нет? Что еще за на фиг, козел? Не мы такие, жизнь такая![31]31
  «Don’t hate the playa, hate the game!» – слова из песни группы «IMx».


[Закрыть]

Тимми нравится, как приятель это произносит, и ему становится весело.

– Да, так в чем дело, ты, чертов погонщик верблюдов? Ему восемнадцать, так что продай ему сигареты. Видишь документы?

– Поддельные.

– Не поддельные, козел.

– Уходите, или я вызову полицию. – Продавец протягивает руку к телефону.

– А что, если я тебе пенделей навешаю.

Марк Ротко выставляет вперед свой двойной подбородок. Тимми машет рукой в сторону, копируя жест из видеоклипов гангста-рэпа и поддакивает:

– В натуре. Скажи ему. Базара нет, чувак, накостыляем ему как следует.

Мужчина смотрит на Тимми, облокачивается на прилавок и пристально глядит на Марка Ротко, прямо в его маленькие голубые глазки.

– Ау меня вот что есть, – он достает из-под прилавка старый потертый револьвер и поднимает его над головой.

Тимми и Марк Ротко бросаются к двери. Тимми орет:

– Вот засада, он достал девятимиллиметровый ствол и собирается всадить пулю тебе в задницу, мой белый друг!

Владелец магазина поражается тому, как быстро мальчик все это протараторил. Он убирает незаряженный пистолет под прилавок.

64

В комнате ожидания у кабинета дерматолога сидели пожилые женщины, и, глядя на их лица, Белый Майк вдруг понял, почему индейцы называли белых бледными демонами. У некоторых дам глаза были постоянно распахнуты слишком широко, у других казались чересчур узкими. Посетительница с маленьким подбородком бросалась, как страус, на перепуганную девушку-администратора за стойкой.

– Это такое неуважение. Я прождала здесь час, и у меня назначена встреча, так что сейчас я просто вынуждена уйти.

– Мне очень жаль, но…

– И я просто не могу больше здесь оставаться и теперь прием придется назначить через неделю, или через две, или через месяц, или через три месяца.

– Мы можем назначить прием на ближайший понедельник, утром, в любое время до девяти.

– А в девять пятнадцать нельзя?

Другая девушка из-за стойки отрицательно покачала головой. Женщина заметила это и бросила на нее свирепый взгляд.

В процедурном кабинете работала китаянка. Серебряным инструментом она давила угри на лице Белого Майка, а он смотрел ей в глаза, а еще на свое отражение в зеркале-увеличителе, которое было надето у нее на голове, как фонарь у шахтера. «Вот такая у нее работа – давить прыщи», – отметил про себя Белый Майк.

Белый Майк думал о разных профессиях и о том, какого цвета у него глаза. Он видел свое отражение. Глаза у него голубые. Не как пламя, не как лед или небеса или как море. Просто голубые. И это Белого Майка раздражало. Он стал думать о том, чем занимается его отец: предоставляет людям место, где можно поесть. А эта женщина давит прыщи. Его мать, направившая его сюда, чтобы эта женщина сделала ему чистку лица, раньше преподавала антропологию, науку о человеке. Белый Майк, конечно, думал и о том, кем станет он сам. Может быть, ему тоже придется давить кому-то прыщи, чтобы заработать себе на хлеб.

65

Джессика с матерью пришли на ланч в бистро на Мэдисон-авеню. Здесь подают печенье, паштеты, чай, фруктовое мороженое. Джессика не совсем понимает, зачем мать пригласила ее на ланч. У них это не принято. Их не назовешь лучшими подругами. Они заказывают салатики, диетическую колу, одну порцию лингини с соусом из моллюсков и одну порцию запеченного морского черта.

– Как у тебя дела, Джессика?

– Отлично, – она нервно смеется. Как-то это странно, – все по-прежнему.

– Я получила твой табель успеваемости.

Джессика ничего не отвечает. За последнюю четверть она совсем скатилась. И она знает, почему: она не занималась. У нее были дела.

– Да, а что?

– Джессика, я понимаю, что ты очень стараешься, но скоро тебе поступать в колледж, и я подумала, что мы, наверно, могли бы…. пересмотреть какие-то вещи.

– Что ты имеешь в виду. Найти нового преподавателя?

– Вообще-то нет. Я тут задумалась, не случилось ли чего? Возможно, тебя что-то тревожит?

– Нет.

– Мне кажется, что если тебя что-то беспокоит, ты могла бы пойти к одному знакомому доктору.

– К психоаналитику?

– Да. Знаешь, я тоже хожу к такому врачу. Как и многие другие.

– Много девочек из нашей школы тоже так делают.

– Нуда, видишь. Вот я и подумала, что тебе, наверное, нужно поговорить с человеком, с которым у тебя нет близких отношений. Это помогло бы тебе исправить отметки. Ты ведь знаешь, как папа хочет, чтобы ты поступила хотя бы в Уэслианский.

– Какая разница, мама. Мне не нужен психоаналитик.

– Ты почувствуешь себя лучше. Мне это всегда помогает. Иногда трудно разобраться в том, что происходит.

– Не знаю, что мне сказать.

– Что ты, вы найдете, о чем поговорить. Посмотри на свои оценки. С тобой явно что-то не так.

– Ну ладно. Я схожу. Только скажи когда.

– Ты сама будешь довольна, что согласилась.

В школе у Джессики есть знакомые девчонки, которые рассказывают, как они пытаются трахать мозги своему психоаналитик Или просто трахнуть психоаналитика. Как они им врут и выдумывают всякую всячину о своей жизни. Одна девочка, которая учится совершенно ужасно, рассказывает доктору, что могла бы заниматься блестяще, но злится на глупых учителей, которые даже не пытаются дать сложные и интересные задания. Она уверяет, что в школе для нее все слишком просто. Страхолюдина, у которой в жизни не было парня, жалуется на проблемы в отношениях с мальчиками. Джессика начинает думать, о чем она будет говорить. Ну, точно не о «двенадцати».

66

– Чё за товар, Майк? – спрашивает Тимми, когда они появляются на углу Сорок пятой улицы и Пятой авеню, где назначил встречу Белый Майк.

– Не надо со мной говорить с этим дерьмовым акцентом. – Они идут дальше. – Пятьдесят?

– Да, пятдэсят, – говорит Тимми.

– Пятдэсят, – говорит Марк Ротко, кудахтая от смеха. Белый Майк просто смотрит на него. Марк Ротко начинает нервничать, отворачивается и подталкивает локтем Тимми, который достает из кармана помятую пятидесятидолларовую купюру и сует ее Белому Майку. А тот отдает Тимми пластиковую коробочку из-под фотопленки, наполненную травой, разворачивается и направляется в центр.

Марк Ротко внезапно чувствует себя таким счастливым, что начинает тихо напевать, вышагивая походкой сутенера.

Белый Майк уже шагает прочь, но Тимми окликает его:

– Эй, Майк, подожди, у меня для тебя есть клиент.

Белый Майк, не оборачиваясь, дожидается, когда они подойдут.

– Мы с ним учились в одной школе. Его зовут Эндрю. Он позвонил мне и попросил подсказать насчет дилера. Он знал, что у меня есть нужные знакомства. Можно ему будет у тебя купить товар?

– Если он окажется каким-нибудь раздолбаем, отвечать будешь ты, Тимми.

– Нет проблем. Он тебе, наверно, пришлет сегодня сообщение. Вот его номер. – Тимми дает Белому Майку корешок от билета на бродвейское шоу, который прихватил возле телефона своей матери.

– Ну что, мир, Белый Майк? – говорит Тимми.

– Ладно. – И Белый Майк уходит.

Тимми и Марк Ротко направляются к Тимми, чтобы выйти на крышу и выкурить славный косячок.

67

В ту осень, когда Белый Майк не пошел в колледж, в Центральном парке собиралась компания скейтбордистов, которые катались вокруг маленького амфитеатра, защищенного полукуполом, недалеко от Семьдесят второй улицы. Ребята курили и выполняй трюки. Вокруг них играли в шахматы старики, а люди спортивные катались на роликах или бегали трусцой. Еще там выгуливали собак. В первый раз Белый Майк увидел скейтбордистов случайно, а потом стал приходить снова и снова. Сидя на скамейке, он поджидал сообщения и наблюдал за скейтбордистами. Это было приятно. Погода была хорошая.

Скейтбордисты ставили свои доски одну на другую, и кто-нибудь из них пробовал сделать сложный трюк. Некоторые ребята катались очень неплохо и могли перепрыгнуть через три доски. С важным видом Самый высокий парень, один из тех, кто катался лучше всех.

всегда ездил с сигаретой в руке, и иногда, скользя мимо, он делал длинную элегантную затяжку, и позади него плыло облачко дыма. Он даже трюки выполнял, не выпуская сигареты, а когда приземлялся после прыжка, затягивался снова. Носил он широкие штаны с болтающимся задом, кеды для скейта, зеркальные солнечные очки с широкими дужками фирмы «Оакли» и бейсболку «Янкиз» козырьком назад. Он никогда не падал. Белый Майк впервые увидел его, когда тот перепрыгивал через четыре доски, разведя в стороны свои длинные руки, как хищная птица, а в одной руке дымилась сигарета Преодолев препятствие, он легко и ловко приземлился. Белого Майка это поразило.

Понаблюдав за скейтбордистами, сам Белый Майк кататься не стал, но решил, что благодаря им нашел отличное место. И эта сцена под куполом стала одним из самых любимых мест его в городе, куда он постоянно приходил, даже по ночам Для того чтобы пересечь сцену, как он знал, требуется сделать двадцать больших шагов, и он шел по ней, а пальто его вздымалось и развевалось, потому что под куполом гулял ветер.

68

В камере не так плохо, как ожидал Хантер. По крайней мере хорошо то, что при нем было удостоверение личности, поэтому его не сразу отвезли в центр, а больше суток продержали в камере местного участка. Да и в центре было не так плохо. На него никто особенно не обращал внимания. Его даже потрясло, с каким безразличием отнеслись к нему и полицейские, и задержанные. Он решил, что просто выдался такой вялый день. Сидя в камере, он много размышлял, потому что отжиматься ему показалось пошлым, и не хотелось глупо выглядеть. Он пытался вспомнить все, что когда-либо учил наизусть в школе, но припомнить удалось только начало «Энеиды» на латыни: «Агmа virumque саnо» – «Битвы и мужа пою». Слова показались ему уместными.

Нельзя сказать, что ему не страшно. Но Хантер понимает, что никого не убивал, а в замкнутом пространстве осознание собственной невиновности очень помогает.

Хантер думает о том, как его тянет с кем-нибудь поговорить. Лучше всего с Белым Майком, но можно практически с кем угодно. А может, и нет. Может, ему никогда уже не захочется ни с кем разговаривать, никогда.

Днем приходит полицейский и отводит его в кабинет, где сидит незнакомый Хантеру адвокат. Адвокат представляется. Он связался по телефону с отцом Хантера.

– Тебя, я думаю, разыскал отец Эндрю?

– Да, Хантер, он очень помог. Так мило с его стороны было нас найти. Мы же оставили для тебя программу нашей поездки.

– Да, знаю.

Молчание.

– Да. Как бы то ни было, завтра рано утром я вылетаю, как и обещал. Это лучшее, что я могу сделать. Господи, кто же мог предположить, что такое случится.

– Понятно.

– Извини, что так долго.

В разговоре снова зависает пауза. «Он же отец, пусть сам догадается, – думает Хантер. – Дам ему возможность самому понять, о чем нужно говорить дальше».

– Как ты себя чувствуешь?

Хантер качает головой, прикрыв глаза.

– Весьма дерьмово, папа.

69

Мэт Маккаллок измученно вешает трубку. Его жена приняла таблетки и уснула еще до того, как он набрал номер. Он об этом позаботился, ему не хотелось ее выслушивать. Он делает себе еще одну порцию джина с тоником и смотрит на пляж. Ему кажется, что сын напуган.

Он помнит, что случилось с ним, когда лет ему было столько же, сколько сейчас Хантеру, и как он испугался. Он и тогда уже много пил, но помнит все. Он учился в предпоследнем классе старшей школы, жил в пансионе при школе. Все произошло тоже зимой, но незадолго до каникул. В конце семестра должны были приехать родители, и хор мальчиков готовил для них концерт. Пели они гимны и духовные песни. «Аллилуйя» Генделя и тому подобное. Первые два года он очень радовался, что вернется домой на каникулы, и когда стоял на сцене и пел, все как-то вдруг менялось, и певучие «аллилуйя» лились дождем и наполняли собой большой зал. Он весь отдавался пению, и от этого становилось хорошо, ведь, черт возьми, это же было под Рождество, и все ученики не могли в этот день оставаться подвыпившими циниками.

А на третий год обучения в пансионе в день перед концертом Мэт пил и хулиганил – занятия уже практически закончились. На земле толстым слоем лежал снег. Мэту и еще некоторым ребятам пришло в голову, что славно было бы устроить в лесу костер. Место они выбрали недалеко от спального корпуса, но так, чтобы их не могли увидеть. И вот в тот вечер они сбежали, а через несколько часов, когда все как следует напились, мальчишки зажгли костер. Полянка осветилась, и снег отражал пляшущие огоньки на красные лица школьников. Мальчишки весело вопили, глядя на костер, а потом начали петь «Аллилуйя, аминь» – вместо застольной песни – и плясать вокруг огня, подпрыгивая в неярком жутковатом свете, который бывает зимой на восточном побережье. Ветер подхватил и понес по воздуху россыпь искр. Они упали на двух парней, и куртки у них вспыхнули.

Одним из тех двоих был Мэт Маккаллок. У него загорелся рукав, и он увидел, что с другим парнем произошло то же самое, но Мэт просто сунул руку в снег и наблюдал, как тот, другой, убегает в лес. Леса Мэт Маккаллок всегда боялся.

Другой парень был пьян и только через секунду понял, что на нем горит одежда. А кругом распевали хором «аминь, аминь, аллилуйя, аминь», и он растерялся, что ли, побежал в лес, и никто этого не заметил, кроме Мэта. Когда мальчишки все вместе распевали свою любимую громкую часть, «Царь царствующих, во веки веков, владыка владык», куртка у парня расплавилась, и горячая масса обожгла кожу. От шока он потерял сознание, и пламя уничтожило всю его одежду, сожгло почти всю кожу, а всего-то футах в сорока от того места, за деревьями, стоял Мэт и остальные ребята. И голое мертвое тело осталось лежать, прикрытое только остатками расплавившейся куртки, в этом свежем, чистом, холодном снегу, под деревьями в Новой Англии.

Мэт Маккаллок все еще помнит, как подростком оказался причастен к большой беде. Правда, у него самого никаких серьезных неприятностей не было. Никто так и не узнал, что Мэт тогда заметил, как тот парень убежал и не вернулся. На следующее утро, когда нашли труп, Мэта Маккаллока стошнило, но все решили, что добродушный мальчик просто сильно переживает. Никого из тех, кто был в ту ночь у костра, не выгнали из школы, – их было слишком много. Но поскольку нужно было на кого-то свалить вину и принять меры, ведь это была старая, уважаемая школа, то уволили одного из деканов. Он уехал в Колорадо и пошел работать в государственную школу а мальчишкам, которым он раньше преподавал английский, стали задавать намного больше домашних заданий, чем раньше. Мэт Маккаллок и все остальные довольно долго переживали свою вину, до окончания школы, по крайней мере, а потом каждый пошел своей дорогой, и тяжелые воспоминания преследовали их только время от времени.

70

В одиннадцатом классе все изучали этику. Это был обязательный предмет Белый Майк все ломал голову почему. На этом уроке ему всегда было скучно, но он не показывал виду и запросто получал отличные оценки, пока однажды в качестве темы для обсуждения не предложили религиозные организации, а также все с этим связанное: дискриминацию, веру, свободу и все такое. Белый Майк, развалившись на стуле, слушал, как остальные пытаются сформулировать свои мысли, а именно то, что моральные ценности христианства им близки, но при этом религию они все же считают опиумом для народа У них в классе была одна черная девочка (она получала стипендию), и она стала рассказывать, что каждое воскресенье ходит в церковь и поет и какое взаимопонимание царит между верующими. Белый Майк был в плохом настроении. Он поднял руку, и все посмотрели на него, потому что он всегда говорил неожиданные вещи.

– Проблема в том, что религия представляет собой всего лишь бегство от действительности. И взаимопонимание общины тоже. Все это, знаете ли, от одиночества. Человек просто хочет за что-то держаться, если не может ничего сделать сам. Религия существует для слабых. Есть ли у верующего сила, позволяющая ему придерживаться нравственных ценностей? Нет. – Казалось, что чернокожая девочка вот-вот расплачется. Учитель пытался остановить Белого Майка, но тот продолжал, глядя ему прямо в глаза. Смотрите, что я сейчас сделаю. – Ведь на самом деле, преклоняя колени у церковной скамьи, вы просто делаете минет господу.

– Выйди из класса, Майк, – учитель указал на дверь. – Немедленно.

71

Белый Майк понимает, что зимней ночью ни одного скейтбордиста не встретить, но, позвонив парню по имени Эндрю, назначает ему встречу возле амфитеатра в парке, там, где собирались скейтбордисты. Белый Майк приходит заранее. Стоя на сцене, он смотрит на скамейки и на снег, кое-где еще совсем нетронутый, на котором видны синие и белые отсветы уличных фонарей.

Белый Майк замечает своего клиента издалека. Тот поглядывает по сторонам и через плечо. Белый Майк закатывает глаза, видя такие манеры. «С чего это я ему здесь назначил встречу? – удивляется про себя Белый Майк. – Как в дурном кино. С той разницей, что пакет у меня на пятьдесят долларов. Ну и ладно».

Эндрю думает: «Тьфу ты, вот и дилер», – увидев бледного высокого парня в темном пальто, стоящего в тени на сцене.

– Здравствуй. – Больше Эндрю ничего не приходит в голову.

– Привет. – Белый Майк еще не встречал ребят, которые говорили бы ему «здравствуй».

– Хм, да, вот, возьми. – Эндрю отдает деньги.

Белый Майк смотрит парню в глаза:

– А ведь ты больше никогда не станешь покупать товар, верно?

– Надеюсь, что нет. Пусть это тебя не обижает.

– Возможно, ты даже не будешь курить эту травку, а?

– Может, и не буду. – Эндрю не ожидал, что дилер окажется таким разговорчивым.

– Раз уж ты не станешь моим постоянным клиентом, не мог бы ты мне кое-что рассказать?

– А нам обязательно вот так стоять на одном месте?

– Здесь совсем неплохо, но мы можем и пройтись. Я знаю, ты хочешь уйти. Но почему бы тебе не проводить меня из парка? Тебя зовут Эндрю, да?

– Да. Пойдем. – Они идут к выходу.

– Так зачем ты купил травку?

– Одна знакомая попросила, так что я как бы покупаю для нее.

– Ей не стоит курить травку, если она боится покупать сама.

– Ну, не знаю.

– Что же, если тебя это устраивает, то, наверное, все в порядке.

– О чем ты?

– Ну, главное в твоей жизни – девчонки.

– Нет, это не так.

– Ты же покупаешь травку для какой-то девицы.

– Да, но дело же не только в ней.

– То есть как?

– Ну, много чего еще будет. Завтра канун Нового года.

– Так и что с того?

– Да я, блин, вообще не понимаю, о чем ты… – Эндрю резко замолкает, напоминая себе: «Ты что, ты же беседуешь с наркодилером».

Белый Майк сует руки в карманы и молчит.

Когда они выходят из парка на Семьдесят вторую улицу, начинает падать снежок. Хлопья летят в свете фонарей и кажутся белыми-белыми; можно услышать, как они опускаются на землю.

– Удачи тебе с твоей девчонкой.

– Ага. Спасибо за травку.

– Всегда к вашим услугам.

– И тебе удачи, в торговле или чем ты еще занимаешься. Надеюсь, у тебя все получится.

Белый Майк поворачивает в сторону центра, а Эндрю смотрит ему вслед, наблюдая, как на плечи уходящего парня в пальто ложатся снежинки.

«Да это же самый чокнутый дилер на свете», – думает Эндрю.