Текст книги "Иномирец"

– Хм, – нахмурился Герберт, и у Виктора екнуло сердце. – Чего ж ты сразу не написал в столицу? Как только закончатся гулянья, я немедленно же снаряжу линкор адмирала с китобойным снаряжением и отправлю самого Николаса Шарпа устранять твою маленькую беду. А что насчет болотников – так я выделю тебе людей из личной гвардии. Думаю, тридцать опытных воинов будет вполне достаточно. Да и денег для общего подъема поместья я тебе выдам, но с тем расчетом, чтобы ровно через два года поставки рыбы из твоих краев были не хуже, чем несколько лет назад, до появления чудовища. Идет?

– Благодарю, ваша светлость, – вздохнул с облегчением Виктор. – Конечно же я согласен. Жена будет просто в восторге от этих новостей!

– Кстати, о твоей жене, – герцог заговорил несколько тише. – Похоже, что она у тебя не совсем верная. Все время прижимается к Шарпу и, кажется, настраивает его против тебя. Советую держать ухо востро. Если ты понимаешь, о чем я.

Иномирец покраснел и, понурив голову, ответил:

– Ваша светлость, боюсь, что это я виноват в неверности супруги. По правде говоря, я не считаю ее своей женой, не люблю ее и не жду этого от нее. Может, в моей биографии это и не указано, но давным-давно я был женат на другой девушке, которую очень любил. Любил так, как не полюблю больше никого и никогда. Она была прекраснее всех звезд на небе, умнее и смекалистей целого штата ученых, волшебнее самой магии…

– И что же с ней стало? – осторожно поинтересовался герцог.

– Она умерла, и уже давно. Клянусь богами, после ее ухода я все еще храню ей верность, хоть и… кхм… женился на Ларе. И несмотря на то что никогда больше ее не увижу, я храню ее образ в своей душе, и каждый раз, когда мне плохо, я представляю лицо Лизы, такое доброе и улыбчивое, подбадривающее и дающее сил…

Герберт снова приобнял собеседника и грустным тоном сказал:

– В этом мы с тобой похожи. Моей супруги нет на этом свете уже пятнадцать лет, и с тех пор я не могу заставить себя жениться вновь. Ночами я все представляю, как обнимаю ее, прижимаю хрупкое тельце к себе и грею, зарываюсь носом в ее волосы. А когда понимаю, что все это лишь моя фантазия, то реву, как маленькая девочка. Смешно, да?..

– Ваша светлость! – раздалось за спиной. Виктор обернулся, и худшие его ожидания оправдали себя: это были инквизиторы. – Мы рады видеть вас в добром здравии.

– О, благодарю, друзья, да пребудет с вами Свет, – ответил Герберт. – Присаживайтесь, угощайтесь, испейте напитки. Мы скоро запечем отличного кабана, которого подстрелил для нас наш друг Джеймс Берк.

– Джеймс Берк? – медленно и по слогам переспросил епископ, садясь на бревно напротив. Палач остался стоять за спиной. – Джеймс Берк, помещик и владелец рыбацкой деревни Марлонно, я правильно понимаю?

Клод Люций так буравил Виктора взглядом, что, казалось, еще немного, и он прожжет в объекте своего внимания дыру. Повисла неловкая пауза, которую прервал герцог:

– Да, все верно, ваше преосвященство. Что-то не так?

Епископ еще несколько мгновений рассматривал замаскированного под эльдормена Виктора, хмурился, но вскоре отвел взгляд в сторону и улыбнулся:

– Нет-нет, что вы, все отлично. Просто я, кхм… давно не видел нашего друга Джеймса и уже успел позабыть, как он выглядит.

Сердце Виктора бешено заколотилось. Мысленно он уже распрощался с жизнью и стал продумывать план побега, заведомо обреченного на провал. На его плече все еще висело ружье, выхватить которое – секунды две-три. На поясе – рапира, достать ее – секунда-полторы. Если изловчиться, то можно сперва прыгнуть и повалить епископа на землю, после чего рвануть вперед, где стоит и жует траву еще не уведенный в стойло конь герцога. Если судьба будет благосклонна, то Виктор сможет убежать, и в лесу его вряд ли догонят. Но тогда погибнет Даша, которую наверняка запытают до смерти в подземельях ордена. Обдумав все это за короткие доли секунды, Виктор решил рискнуть – раз епископ сразу не сдал его с потрохами, значит, у него какие-то более тонкие и изощренные планы. И до сих пор было непонятно, узнал ли Клод Люций в псевдо-Джеймсе своего беглеца или же просто заметил огромное различие с настоящим главой семейства Берк.

– Да, ваше преосвященство, у меня был трудный год. Морозы и болотники меня слегка изменили, – ляпнул Виктор и мысленно проклял себя за эту глупость.

– Морозы? В ваших краях? – удивленно спросил епископ. – Вот это новость. Ну ладно, не я ведь живу в Марлонно, верно? Вам, рыбакам, лучше знать, какая у вас там погода.

– Ну раз у вас все хорошо, предлагаю приступить к обеду! – потер ладони герцог. – Обожаю кабанью спинку на вертеле!

Трапеза состоялась почти через два часа. Уставшие, но донельзя довольные охотники за милую душу уплетали настрелянную дичь. Как и ожидалось, больше всех поймал адмирал Шарп, и почти все рассказы были именно о его сегодняшней охоте, отчего Виктора уже изрядно подташнивало. Но и землянину дали слово: герцог, в перерыве между историями Николаса, попросил своего нового друга Джеймса рассказать о том, как он поймал этого прелестного жирного секача. Виктор решил не привирать и рассказал все, как было, изрядно похвалив за помощь собаку. Герберт клятвенно пообещал, что Нелли будет представлена к галетной награде и трехдневному отдыху на сеновале.

Даша тоже поведала о своих приключениях. К удивлению большинства, эта хрупкая дама самолично подстрелила трех куропаток, но промахнулась в тетерева, попав лишь в ветку, на которой сидела краснобровая птица. Правда, за этот промах никто ее не винил. Напротив, все неприкрыто гордились тем, что в их обществе наконец появилась хоть она женщина, умеющая держать в руках ружье.

Закончив с обедом, охотники собрались обратно в Авельон. Выдвигаясь, Герберт пригласил Виктора идти рядом с ним впереди колонны, чтобы немного поболтать.

– Понимаешь, – говорил он, – когда я управляю делами во дворце, нет никого, с кем я мог бы побеседовать на любые темы. Не стану кривить душой, ты и сам наверняка знаешь, что почти вся знать в герцогстве насквозь пропиталась лицемерием и самолюбием. Признаюсь честно, меня это порой так задевает, что хочется одним махом взять и уравнять всех с обычными горожанами. Но ты, Джеймс, дал мне новую надежду. Ты напоминаешь мне меня, а потому я чувствую к тебе некую привязанность. Не сочти за наглость, но я попрошу тебя быть ко мне как можно ближе во время праздника, идет?

– Не вопрос, ваша светлость, – ответил Виктор, понимая, что, находясь рядом с герцогом, он не подвергается явной угрозе со стороны знающего о подмене епископа. По каким-то причинам Клод Люций не спешил раскрывать все свои карты или же попросту опасался делать это в присутствии Герберта. Как бы там ни было, время на обдумывание дальнейшего плана пока еще оставалось.

– Вот и славно. Надеюсь, ты получишь истинное удовольствие, поглядев на завтрашний турнир. Ты ведь любишь турниры, Джеймс?

– Конечно, кто же их не любит, ваша светлость?

– Ну половина моих гостей придет на трибуны только ради того, чтобы скоротать время. Истинных ценителей этого практически искусства осталось очень мало – я бы даже сказал, катастрофически мало! Но мы это дело исправим. В этом году я организовал такой турнир, который окажется интересным даже для старых бабок или мясных куриц. То есть для всех! Там будет представление, доселе невиданное. Реконструкция одного из боев с болотниками. Также чародеи представят уникальные салюты: распускающиеся в небе цветы, разноцветные горящие узоры, украшающие вечерние облака, дождь из лунного света… нет, не стану рассказывать обо всем, иначе тебе будет неинтересно.

– Как я понимаю, ваша светлость, принять в нем участие может только свободный от брачных уз рыцарь, верно? Ну я под этот критерий вряд ли подхожу, хе-хе…

– Слушай, а может, ну ее, леди Берк эту? – усмехнулся Герберт. – Я был бы просто счастлив, появись у моей дочери такой муж, как ты. Да и жена твоя, Лара, неверная и вышедшая за тебя лишь по расчету, явно направила свое вожделение в, кхм, адмиральское русло…

– Вы же несерьезно, ваша светлость? Положим, что с женой проблем нет. Но я никогда не носил доспехов, не держал в руках кавалерийское копье, да и вряд ли удержу, взяв в первый раз. И боевого коня у меня нет.

– Неужели ты думаешь, что обмундирование и лошадь – это проблема? Я выделю для тебя и то и другое. А насчет умения… Я дам тебе сегодня лучшего тренера верхового боя, согласен? Хоть чему-то, да научит. А завтра с утра попытаешь удачу. Не бойся, все копья будут небоевыми, а значит, даже при самом тяжелом поражении ты не умрешь. Зато хоть узнаешь, на что способен. И да, я упомянул о приданом?..

– Приданом? Н-нет, – нахмурился Виктор.

– Совсем вылетело из головы. Тому, кто возьмет в жены мою дочурку, я отдаю треть всех территорий герцогства, пятую часть государственной казны и право занять место герцога, когда я уйду на покой.

Виктор никогда не считал себя человеком жадным, но такая награда за победу буквально заставила его тут же выпалить:

– Согласен!

– Вот и чудненько, – улыбнулся герцог. – Я верю в тебя. А насчет Лары не беспокойся… шлюха – она и в высшем обществе шлюха, это видно сразу.

От слов Герберта Виктору стало не по себе. Ведь Даша, если все было так, как она говорила, всего лишь разыгрывала свою явную симпатию к адмиралу, чтобы окружающие видели ее отношение к законному супругу. И теперь Виктор понимал, для чего это было задумано. Он решил, что извинится перед девушкой за вспышки ревности и каким-либо образом вскоре загладит свою вину.

Вернувшись в Авельон, Герберт сразу же отправил Виктора заниматься с тренером. Учителем оказался хромой рыцарь в годах, явно видевший лучшие времена. Но он был ветераном и знал о военном деле все, и даже больше. Он облачил своего ученика в тяжеленные, полностью закрытые доспехи, целый вечер гонял его по тренировочному ристалищу взад-вперед, заставляя крепко держать в руках болтающееся в разные стороны невыносимо длинное копье и попадать им с разбега в расставленные по всей длине арены манекены. Сперва получалось не очень хорошо: только один из пяти манекенов падал от удара, но уже через несколько часов точность превышала семьдесят процентов. В конце концов, это не так сложно, как фехтование, решил Виктор, подбадривая себя.

В конце тренировки учитель объяснил Виктору все нюансы и тонкости, хитрости и увертки, которые могли пригодиться новоиспеченному боевому всаднику, и, пожелав удачи, отправил его спать еще до заката, объяснив, что участнику турнира перед выступлением надобно выспаться впрок, дабы не клевать в седле носом.

Сердечно поблагодарив тренера, уставший, но довольный собой Виктор вернулся в свои апартаменты, где его уже ожидала с подробным докладом сообщница Даша.

Глава 11

Сон выдался удачным и спокойным. Ни кошмаров, ни иных сновидений – лишь черная пелена забвения после тяжелого и очень эмоционального дня. Перед самым отходом ко сну Виктор с Дашей крепко закрыли изнутри дверь на два замка и засов, после чего придвинули к ней тяжеленный шифоньер и целую кучу маленьких пуфов. Все это было сделано для пущей безопасности, чтобы епископ или его ищейки не смогли застать иномирцев врасплох. Бежать, конечно, из комнаты возможности не оставалось – разве что через основной вход, но лучше уж иметь время на подготовку к схватке, нежели истекать кровью в ночной рубашке, не успев даже схватиться за клинок.

Даша одобрила желание Виктора принять участие в турнире, потому что любые действия земных шпионов могли благополучно повлиять на исход операции. К тому же первое место в этих конных соревнованиях могло приблизить победителя к герцогу настолько, что между ними откроется целая река доверия, что само по себе уже было вещью чрезвычайно полезной. Сама же девушка рассказала, что побеседовала с доброй полусотней приближенных к герцогу персон, но никто из них, как ожидалось, про Книгу даже не слыхал. Единственной надеждой оставался Герберт Чаризз, который, к счастью, проникся к Виктору особой симпатией, и симпатия эта могла перерасти в явную дружбу в случае победы на турнире. Даша сказала, что продолжит играть роль неверной жены, чтобы Джеймс Берк смог публично отказаться от брака в пользу юной и непорочной леди Оливии, герцогской дочери.

Проснулись за час до рассвета. Одевшись и убрав в сторону баррикады, Виктор принял благословение от напарницы и проследовал на тренировочную площадку, где его уже с нетерпением ждали несколько человек: его светлость, адмирал Шарп, епископ Клод Люций и небольшой штат слуг. Герцог подбадривающе похлопал нового друга по спине, сказал ему пару напутствующих слов и отдал его в руки слуг, которые должны были облачить никогда не надевавшего латы Виктора в непробиваемый стальной панцирь.

– Турнирная броня весит в два раза больше обычной, – заметил Николас. – А потому не имеет узкой специализации и никогда не используется в боевых условиях.

Виктора отвели в небольшое помещение для переодевания и там раздели догола. Кто-то из слуг поинтересовался у него отсутствием большого пальца на правой руке, но тот лишь махнул и попросил об этом особо не распространяться. Поверх голого тела сперва надели толстые, но мягкие лосины и жаркий шерстяной поддоспешник. Далее в порядке наслоения следовали красивая рубашка-кольчуга и некое подобие кольчужных трусов для дополнительной защиты паха. После всего этого по кускам стали прицеплять округлые стальные элементы основного доспеха: блестящую трехслойную кирасу, весящую не меньше пятнадцати килограмм, наплечники, поножи, защиту для рук, ног, локтей и коленей, кистей и стоп, шеи и пояса. Все это безобразие звенело на Викторе, как на колокольне собора Василия Блаженного во время Рождества, что не могло не смущать – ведь звон, раздающийся при каждом шаге, разлетался по всей округе. Последним надели глухой шлем без подвижного забрала, но и без иных отверстий, кроме тонкой прорези для глаз. Форма шлема была вытянутой и отлично обтекаемой, что, возможно, делало скачущего рыцаря похожим на летящую вперед баллистическую ракету. Макушку украшали длинные заостренные «уши», заканчивающиеся яркими оранжевыми перьями. Головной убор не был предназначен для маневренности: его конструировали для защиты, так что он намертво крепился к кирасе без возможности повернуться хоть немного вправо-влево, и снять его можно только с чужой помощью.

– Вот так консервная банка, – гулко произнес из своей «передвижной тюрьмы» Виктор. Он удивился, как прозвучал его голос здесь, под этими нестерпимо тяжелыми доспехами. Да и плюс ко всему каждую минуту становилось все жарче и жарче, тело взмокло уже на первых минутах после облачения в турнирные латы, а день только начинался. – Блеск. Блеск!

– О, Джеймс, я смотрю, ты уже освоился, да? – появился на пороге раздевалки герцог. – Ну-ка, сделай пару шагов вперед.

Виктор с трудом кивнул и, набрав полную грудь воздуха, занес ногу для шага. Резкий скрип – и колено заело, а само тело стало стремительно терять равновесие. От падения горе-рыцаря спасли лишь вовремя подбежавшие и удержавшие его в стоячем положении слуги.

– Ох-ох! Вваша светлость, боюсь, у меня ничего не выйдет. Я даже полуметра не пройду, как грохнусь и рассыплюсь на сотни звенящих обломков. Может, мне стоит отказаться, пока еще есть время? Чтобы, так сказать, не опозориться.

– Не волнуйся. Тебе ведь не нужно ходить пешком, конь выполнит всю грязную ходячую работу, хе-хе. А еще я выделил тебе специальное седло, выпасть из которого практически невозможно: оно очень глубокое и имеет выемки для шести выступов-креплений на твоих набедренниках. В общем, уверен, ты не пропадешь! Может, есть какие-нибудь пожелания перед началом?

– Да, пожалуй. Во рту пересохло. Можно воды?

Герцог усмехнулся:

– Ну нет. Придется немного потерпеть. Шлем уже намертво привинчен. Времени на раздоспешивание совсем не осталось. Дам пару напутствующих советов. Первый и самый главный: все твои противники-петушки будут стараться привлечь к своим горячо любимым персонам как можно больше внимания. Они станут паясничать как дети и «играть» с противником, что ты можешь использовать в свою пользу. Как только возьмешь в руки копье – вцепись в него мертвой хваткой и заставь всех этих выродков подавиться собственным смехом! И помни о цели. Ты будешь сражаться не ради славы или чего-то еще, а ради родства со мной, ради руки моей дочери. Пусть эта мысль придаст тебе сил. А вот этот подарок сделала сама крошка Оливия, когда узнала, что у меня уже есть фаворит, которого мне бы хотелось видеть в качестве ее законного супруга. Вот возьми. – Герберт повязал на запястье Виктора цветастую фенечку и заговорщицки подмигнул иномирцу. – Некоторых твоих возможных соперников я смог, так сказать, убедить проиграть бой. Как ты понимаешь, турнирная сетка уже составлена, по крайней мере на первый этап, но доступ к ней имеют лишь немногие, в том числе и я. Так что для меня не составило особого труда дать кому надо парочку взяток. Не удивляйся – здесь дела иначе не делаются. Ну ладно, тебя отведут куда следует, а мне надо идти в герцогскую ложу – скоро начало. Искренне желаю удачи, и да пребудет с тобой Свет!

Виктор уже начинал жалеть, что согласился на эту безнадежную авантюру, но отступать назад было поздно. «И как только они в этих железках ходят?» – искренне недоумевал он, в сопровождении слуг добираясь до стойл, где его уже ждал боевой конь в белой, вышитой золотом попоне. Забираться на него оказалось самым сложным на данный момент испытанием, и это заняло у бедняги почти двадцать минут, но когда дело наконец подошло к концу, возникла новая проблема: один из помощников сказал, что вылезать из седла нельзя будет еще очень долгое время, так что если Виктор вдруг хочет в туалет… то он опоздал и упустил свой шанс.

– Блеск, – повторил иномирец. – Просто блеск!

Всадника отвели в специальные «стойла ожидания», где все участники, коих оказалось ровно тридцать два, собрались перед началом турнира. Вокруг каждого из них столпились помощники, тренеры, оружейники и пажи, что очень напомнило Виктору земные гонки мирового уровня на спортивных машинах, где в заезде принимали участие не просто гонщики, а целые команды из нескольких водителей и целой бригады механиков, медиков и прочих.

На Виктора смотрели с явной усмешкой, хотя убедиться в этом не было никакой возможности – на каждом крепко сидел закрытый со всех сторон шлем. Сам же Виктор внимания к себе старался не привлекать и просто стоял в стороне, особо не двигаясь и ожидая начала представления. И вот спустя несколько минут вдалеке послышались бурные овации уже собравшейся на трибунах толпы, отчего сердце Виктора бешено заколотилось, вливая очередную порцию волнения и сомнения в целесообразности происходящего.

Судя по стихающему шуму, герцог попросил тишины для того, чтобы произнести пафосную публичную речь. В этот момент всех всадников пригласили на торжественное построение, и колонна облаченных в боевое обмундирование скакунов в ряд проследовала к арене.

Ристалище оказалось похожим на футбольное поле, где аккуратно стриженный газон был разделен на несколько отдельных участков для разных видов соревнований. Но сегодня требовался лишь один из них: продолговатый, с проходящим посередине высоким забором. Всадники выстроились в ряд и поклонились трибуне, на которой восседал его светлость, и Виктор, взглянув туда, впервые увидел принцессу, но рассмотреть ее так толком и не смог: герцогская ложа находилась очень высоко, да и широкополая шляпа с темной вуалью от яркого солнца на голове леди Оливии этому очень мешала. Но голос Герберта даже на таком расстоянии был слышен более чем отлично:

– А вот и участники соревнования, которых вы все знаете и любите, за которых болеете и на которых, я уверен, потихоньку делаете ставки! Не стану вас за это винить, ведь я тоже поставил на победителя третью часть всех государственных земель…

По трибунам прошлась волна смеха. Шутка была принята на «ура».

– Спешу напомнить, что главное правило турнира – быть предельно честным! Никаких уловок и всего остального, есть только вы и ваши противники – это все, что должно занимать ваше доблестное сознание в этот славный день!

Виктор вдруг почувствовал необычный прилив сил, никак не связанный с воодушевляющей речью герцога. Спина выпрямилась сама собой, тяжелый вес турнирных лат словно перестал ощущаться, а обзор, максимально урезанный границами прорези в шлеме, расширился как минимум впятеро; сознание, как и зрение, прояснилось, и Виктор почему-то определенно понял, что теперь он победит с гораздо большей вероятностью, чем считал всего минуту назад. Прислушавшись к своим ощущениям, он почувствовал приятное тепло в кончиках пальцев, и сразу понял: волнение перед боями, неуверенность в собственных силах, страх быть пойманным епископом – все эти эмоции смешались в один мощный ком, который катился с вершины уже долгое время и вот наконец с грохотом врезался в границу терпения. И та сила, которой Виктор владел, поглотила эмоции как подпитку, превратившись во вполне физическое ощущение собственной уникальности, самоуверенности и других приятных чувств.

– …нашими отцами, дедами, прадедами, – говорил что-то Герберт, но Виктор прослушал почти всю его речь и, осознав это, раздосадованно зашипел. – Да возгордятся предки величием нашим, да не посрамим мы честь отдавших жизни за нашу свободу! Да ниспошлет нам свою божественную благодать вселенский добродетельный Свет! Kaelte haelde!

– Каэлтэ… что? – не понял Виктор.

– Кельте хельде, – подсказал один из его помощников. – Это древний язык наших отцов-основателей. На нем были написаны многие первородные сказания, в том числе и самая популярная мифологическая Книга. Ну это-то вы точно знаете. Дословно переводится как «бескорыстная доброта».

– Да, да. Конечно, знаю. Просто… забыл.

После фразы на древнем языке трибуны как по сигналу встали и сделали жест, который вызвал бы в цивилизованном земном обществе крупный резонанс: они сперва приложили ладони к своим сердцам, после чего протянули их к небу, в сторону светил. Но это не было нацистской пропагандой или символом ненависти. Напротив, каждый делал это с легкостью и добротой в душе, и герцог, повторив движение за всеми, объяснил невеждам.

– Вечный путь от сердца к небесам! – воскликнул он. – Следуя заветам предков, да не станем мы посвящать отмеренный нам срок на то, о чем впоследствии станем жалеть. Мой распорядитель объявит первые пары. Да начнется турнир! Кельте хельде!

– Кельте хельде! – подхватила толпа.

– Кельте хельде, – одними губами прошептал Виктор.

Зазвучал гимн, исполняемый духовым оркестром. Несколько десятков труб, туб, тромбонов, виолончелей и флейт почти десять минут играли непрекращающийся марш, самую главную государственную музыкальную композицию, отчего у Виктора волосы встали дыбом – настолько эмоциональной была эта музыка. Бархатистый женский альт пел на неизвестном языке, но смысл отчего-то был вполне ясен, и он несильно отличался от смысла любого иного гимна любой иной страны любого иного мира.

Как только оркестр смолк, зрители вновь расселись по трибунам. Низко поклонившись, герцог удобно расположился в своей ложе и стал наблюдать за происходящим с самой удобной точки на всей арене.

Распорядитель – тот самый причисленный к лику святых еще при жизни Джозеф Райзен – появился посреди ристалища и стал называть всех участников по парам. Как только звучало имя очередного знатного рыцаря, так сразу один из секторов трибун начинал протяжно визжать, кричать, гоготать и всячески поддерживать своего фаворита, а сам воин поднимал своего коня на дыбы и высоко взмахивал рукой. Когда же очередь дошла до Виктора, все вокруг замолчали, и лишь два голоса – Герберта Чаризза и Даши – развеяли наступившую тишину своими напутственными торжественными возгласами.

Первыми выступали двое рыцарей с труднопроизносимыми именами. Сперва они дождались, пока остальные участники отойдут в сторону, после чего разошлись по разным краям длинной перекладины и вооружились поднесенными им копьями. Несмотря на примерно одинаковую поддержку зрителей, на вид разница между этими воинами казалась очень существенной. Один из них был выше другого на полторы головы и шире в плечах почти в два раза. Лошадь его соответственно тоже была массивнее и внушительнее, отчего результат казался заранее предрешенным.

Рыцари поклонились толпе, повернулись друг к другу и пригнулись, прижимаясь к гривам своих четвероногих товарищей.

– Начинайте! – повелел герцог, и сразу же прозвенел гонг.

Двое всадников неспешно преодолели несколько шагов по направлению друг к другу, словно пытаясь прочувствовать почву или заставить противника испытать определенную нервозность. После этого стремительно набрали скорость и нацелили друг на друга наконечники копий. Они пригнулись еще сильнее, разгоняясь все быстрее и быстрее, и вот до столкновения остаются уже считаные доли секунды… Толпа замерла; она затаила дыхание – в ожидании результатов первого поединка из нее не доносилось ни звука. Когда всадники столкнулись, послышался звонкий удар. Сперва было непонятно, кто победил, потому что оба противника остались в седлах, но всего через секунду здоровяк воздел свое оружие, ознаменовывая свою победу, а его противник, теряя устойчивость, завалился из седла вправо. Зацепившись за стремя ногой, он не рухнул на землю полностью, и конь протащил его еще с десяток метров, прежде чем остановился и стал смиренно ожидать дальнейших действий.

Толпа, как и ожидалось, взревела. Довольный интересным началом, Герберт захлопал в ладоши, а его дочь демонстративно прикрыла лицо ладонями, выказывая свою нелюбовь к подобному варварству. По странным причинам, уверенности у Виктора не убавилось, и он, постоянно поддерживая свой боевой дух воспоминаниями о Лизе, лишь зверел с каждой минутой, все больше и больше желая опробовать себя в качестве боевого всадника с длинным турнирным копьем в руках. К тому же терять такой настрой было попросту невыгодно – бой Виктора должен был случиться всего через две схватки.

К побежденному рыцарю подбежали его помощники. С трудом подняв тяжеленное латное тело, они отнесли бедолагу в лазарет, и там, где они его проносили, на земле оставались крупные кровяные кляксы. Один из глашатаев объявил, что принявший поражение благородный сэр Кракулин во время удара потерял сознание от мощного удара копьем в шлем и челюсть благородного сэра Кракулина более не способна прожевывать что-нибудь жестче свежего белого хлеба. Виктор неожиданно для себя рассмеялся над этими словами, что внутри стального панциря прозвучало очень зловеще, и этот смех, многократно усиленный эхом, услышали все участники турнира, что, возможно, могло их слегка деморализовать.

По сигналу еще одна пара рыцарей заняла исходные позиции. На сей раз воины казались равными по силе и габаритам, но только одному трибуны рукоплескали, а другого освистывали. Виктор решил ни у кого не спрашивать, почему все происходит именно так, и сделал вид, что его ничего не удивляет. Он с интересом разглядывал процесс приготовления к началу поединка, то, как оруженосцы с трепетом отдают своим наставникам их личные турнирные копья, кланяются и отходят в стороны. Как сами рыцари совершают ритуальные жесты, видимо, помогающие в битве и приносящие удачу, а после кланяются герцогу и низко-низко пригибаются к лошадиным гривам.

Удар гонга – и всадники устремились навстречу друг другу. Из-под копыт коней, облаченных в специальные доспехи, высоко вверх вырывались клочки еще влажной от утренней росы травы и черной грязи. Каждый шаг, каждый удар по земле оставлял неглубокие выемки, и если так пойдет и дальше, то к концу турнира от былой красоты ристалища не останется и следа. Рыцари все сближались и сближались, набирая скорость; удар таким копьем без заранее набранного разгона не принес бы желаемого результата. А два неумолимо приближающихся друг к другу объекта, скорость которых могла достигать тридцати, сорока, а то и пятидесяти километров в час, обеспечивали даже тупым турнирным пикам столь великую мощь удара, что далеко не каждый после такого мог самостоятельно подняться на ноги и продолжать жить нормальной жизнью. Верхом же мастерства в этом виде «несмертельного» поединка считалось «переломить копье» о противника, но на самом же деле подобные случаи происходили чрезвычайно редко. Хотя хроники нередко говорили о том, как ломались настоящие боевые копья на полях сражений, но это уже были совершенно иные ситуации с отличными от сегодняшнего поединка «правилами», которых, по сути, и не было вовсе.

То ли одно из копий оказалось длиннее, то ли кто-то из рыцарей проявил себя как более ловкий и проворный боец, но всего через несколько секунд после начала раунда прозвучал звук удара, и тут же объявился победитель. Что-то прокричав, он послал в сторону герцогской дочки воздушный поцелуй и вальяжно удалился, освобождая место для следующей пары.

В таком темпе прошел еще один бой. Все было так же, как и раньше: двое становились напротив друг друга, разгонялись и совершали выпады, после чего один, принимая поражение, вылетал из седла, а другой, побеждая, переходил к следующему этапу соревнования. Виктор вдруг понял, что ничего сложного в этом нет, равно как нет в турнире особой доблести или проявления своих воинских талантов. Все, что могло принести участнику победу, – лишь крепость его доспехов, длина копья и уверенность в собственных силах. На последнее очень влияла поддержка сидящей на трибунах толпы, которая, в свою очередь, формировалась на основе репутации участника. То есть, грубо говоря, чем лучше отношение зрителей к рыцарю, тем успешнее окажется его выступление.

Когда очередного поверженного унесли в лазарет, глашатаи объявили о начале поединка эльдормена Джеймса Берка и сэра Сэмюеля Мортонса. Сердце Виктора бешено заколотилось, но не от страха или волнения, а от прилившей вдруг ярости, от взыгравшего в крови адреналина и непомерного желания победить, вырвать победу, выгрызть ее вместе с глоткой противника, если потребуется. В седле он сидел уже вполне уверенно, а потому без особого труда послал коня на стартовую позицию. Сам не зная почему, он указал рукой в сторону сэра Мортонса, после чего демонстративно провел большим пальцем у горла. Трибуны от такого жеста завороженно загудели – им нравилось все, что означало нарушение привычного для зрителей уклада жизни. Разумеется, сами принимать участие в подобных соревнованиях они бы никогда не стали, но вот поглазеть на подобное со стороны – это милое дело.