Текст книги "Иномирец"

Глава 12

Всю ночь Виктор размышлял над тем, что же спасло его после дуэли с адмиралом Шарпом, какая мистическая сила смогла вернуть ему оттяпанный Палачом палец. На ум приходили только мимолетные мысли об очередной проделке Лагоша, но в таком случае в действиях проказника отсутствовал какой-либо мало-мальски логичный мотив. «Какой ему прок от моего спасения? – бился над дилеммой иномирец. – Если бы он желал мне благополучия, то не кидал бы на острие турнирного копья мою и без того потрепанную душонку». Виктор думал об этом так долго, что неожиданно для себя благополучно уснул.

С самого утра следующего дня шли непрекращающиеся приготовления к предстоящей свадьбе. Ради праздничного обеда со своими жизнями распрощались восемьдесят жирных свиней, пятьдесят увесистых коров, почти сотня молодых ягнят, тридцать дюжин мясных куриц, неисчислимое количество морской и речной рыбы и даже одна невероятно здоровенная акула, голову которой тащили на тележке шестеро крепких мужчин. Тем количеством напитков – вин, соков, заморских «шипучек» и прочих, – которые приготовили для трапезы, напилось бы все герцогство, но, увы, доступ ко всему этому имели лишь приглашенные на банкет. Но остальные – крестьяне, фермеры, простолюдины – не оказались обделенными, их тоже накормили и напоили. Правда, не так сытно и празднично, как знать, но все же.

Жениху видеть невесту до момента бракосочетания запрещалось практически под страхом смертной казни, что Виктора сперва немного нервировало – хотелось все-таки взять в жены красивую, умную, хозяйственную, а тут получается – кот в мешке. Но потом он с горечью в сердце вспоминал, что все это неправда и что совсем скоро с этой светской жизнью придется навсегда расстаться в пользу голодных скитаний по миру в поисках каких-то загадочных ответов. Этим утром Виктор понял, что вошел во вкус: ему нравилось казаться знатной персоной, нравилось быть состоятельным графом, крупным землевладельцем с отличным состоянием. И когда на ум приходили мысли о расставании с такой жизнью, становилось до боли грустно.

Даша со вчерашнего вечера так и не появлялась. Виктор сперва очень за нее беспокоился, но в полночь в дверь постучался гонец, передавший от сообщницы послание. В нем говорилось, что с Дашей все в порядке и что она всячески строит из себя недотрогу, а это в контексте «неверной жены» выглядело довольно странно, и потому спектакль требовалось прекращать как можно скорее. Девушка предложила Виктору поднапрячься и за день свадьбы узнать абсолютно все, что нужно, после чего бежать, бежать и еще раз бежать отсюда, пока епископ не докопался до чего-либо.

Неприятной деталью казалось и то, что теперь Виктора должны были увидеть абсолютно все гости, и без шлема, так что те, кто знал настоящего Джеймса Берка в лицо, могли поднять неслабую шумиху, а это уже грозило сорвать не только операцию, но и оборвать жизни иномирцев. Даша по этому поводу попросила Виктора надеть на праздник шляпу с широкими полями, чтобы обеспечить максимальную неузнаваемость.

В дверь номера постучались с рассветом. Виктор нехотя открыл гостю и увидел на пороге высокого юношу в белом халате со странным высоким начесом. Вопросительно изогнув бровь, граф поинтересовался:

– Вы, собственно, кто?

– Ваш личный цирюльник, господин, – широко улыбнулся парень. – Попрошу вас следовать за мной. Я покажу вам мой альбом с рисунками стрижек и бород, а вы выберете то, что нужно, после чего мы займемся самим процессом. Идемте, идемте, господин! Время не ждет!

Виктор ужаснулся, представив, как цирюльник обнаруживает его наклеенную бороду и начинает задавать десятки ненужных вопросов, а потому сразу же захлопнул дверь с невнятными словами отказа. Парень стоял и причитал что-то о безумной важности этого ритуала еще минут десять, после чего пообещал вернуться с повторным предложением через час и, видимо, отправился восвояси. Вздохнув с облегчением, Виктор облачился в заранее принесенный ему белый праздничный костюм с золотыми манжетами и пуговицами, высоким жестким воротником и широчайшими бронзовыми эполетами, по краям которых свисали сверкающие рюшки. В сочетании с густой, пусть и ненастоящей бородой, а также порядком надоевшим париком образ получился слегка накрученным и наигранным, но Виктор замечал среди гостей наряды и посмешнее. К тому же вряд ли кто-то станет смеяться над графом Берком, суженым леди Оливии Чаризз, дочери самого герцога!

Одевшись, натянув шляпу и подвесив на пояс рапиру, новоявленный граф спешно покинул свои покои и направился в главный зал – глотнуть чего-нибудь бодрящего перед трудным, очень трудным днем. Спустившись в зал, он наткнулся на услужливых лакеев, которые быстренько собрали ему завтрак и чуть ли не покормили его с ложечки. Закончив с трапезой, Виктор хотел было прогуляться по внутреннему двору, но его перехватил только что проснувшийся и тоже решивший чего-нибудь хлебнуть герцог. Он крепко обнял будущего зятя, забрал у лакеев поднос с бутербродами и повел его в другое место.

– Ваша светлость, куда мы идем? – Виктор слегка испугался разоблачения, и его нервозность не осталась незамеченной.

– Это секрет. Да не волнуйся ты так, не на плаху веду! Ты чего? Аж затрясся…

– Мне просто немного холодно, – соврал иномирец, делая вид, что посильнее укутывается в свой мундир. – Плохо спалось.

– Отчего же? – закидывая в рот целый бутерброд, поинтересовался Герберт. – Так, нам сюда, в эту дверь.

– Ну для меня все это очень волнующе. Турнир, помолвка, свадьба и родство с вами – далеко не всякий может рассчитывать на такое. Мне на голову свалилось великое счастье, и – о Свет! – я действительно безумно рад этому. Ведь будучи графом и имея такое состояние, такое имя и такие связи, я могу улучшить благополучие всего государства в тысячу раз! Пока вы, ваша светлость, контролируете герцогство из столицы, я стану вести дела на южных границах, поддерживая благосостояние морских и речных портов, пограничных крепостей и далеких провинциальных поместий с окружающими их фермами. Я… я…

– Полегче, полегче, мой дорогой друг, – рассмеялся герцог, прожевывая очередной бутерброд. – Я нисколько не сомневаюсь в твоих управленческих способностях и, кстати, очень жалею, что большинство моих вассалов совсем не такие, как ты. Но надо уметь держать себя, свои эмоции и свои слова в руках, понимаешь? Со мной, понятное дело, ты можешь говорить на любые темы, но вот в присутствии других придется быть несколько сдержаннее. Иначе тебя вмиг выживут из герцогства или попросту прирежут за углом темной ноченькой.

– Почему меня убьют, ваша светлость? Чего плохого в высоких идеалах?

– Потому что коррупция, алчность, жадность и иные моральные пороки прочно укоренились среди властных и знатных людей. К сожалению, искоренить подобное никак нельзя – все эти негативные качества будут преобладать в человечестве во все времена, сколь бы развитым общество ни стало. Такова природа людей. Каждый борется за свое собственное счастье и богатство всеми доступными способами, прикрываясь только лицемерием. Поэтому тебя прирежут, Джеймс. Потому что своими идеалами и нравами ты будешь мешать тем, кто держит в своих руках власть ради собственной выгоды.

– Тогда почему бы нам не взяться за таких людей всерьез? Алчных лицемеров гнать из столицы, прошу прощения, ссаными тряпками. Конечно, это будет длительный процесс, но ради результата стоит подождать, разве нет?

– О, Джеймс, не будь ребенком. Один в поле – не воин. Даже если я начну выдворять негодяев за порог, меня обвинят в… государственной измене, например. И сотни якобы преданных мне людей вдруг станут давать против меня нехорошие показания. Закончится все в лучшем случае изгнанием, в худшем – плахой или виселицей. Так что я поступаю несколько иначе: даю окружению мнимую свободу действий и иллюзию выбора. Вассалы считают, что они имеют какую-либо власть, но они глубоко заблуждаются. Да-да, не удивляйся, я тоже не рыцарь в сияющих доспехах. Я правитель, и ради Авельона я готов на все.

– Думаю, я мог бы многому у вас научиться, ваша светлость, – вздохнул Виктор, понимая, что на самом-то деле графский титул пропадет в тот самый момент, когда он убежит из дворца на поиски Книги, жизненно необходимой Даше. И если бы ему действительно выдался такой шанс, Виктор без сомнения отдал бы свою новую жизнь на благо пусть и чужого для него, но все-таки общества.

– Зови меня Герберт, – вдруг улыбнулся герцог. – Только, пожалуйста, наедине. В присутствии иных людей я для тебя все-таки светлость, идет?

– Хорошо, ваша… Герберт. Благодарю за доверие.

– Да нет, это тебе спасибо. За преданность. Несмотря на видимое благополучие герцогства, ячейки высших сословий прогнили насквозь. И как только от меня останется лишь тень, шакалы вгрызутся в остатки Авельона и не оставят от него даже обглоданных косточек. Именно поэтому мне нужен такой человек, как ты. Джеймс, твоя семья станет основоположником новой династии, которая проследует за мной, когда я умру и мое мумифицированное тело заточат в железный саркофаг. Однажды и ты станешь герцогом, друг мой, и в этот день мой дух обретет покой.

– Простите, я не расслышал. Вы, кажется, сказали что-то про мумификацию? Или мне показалось?

– Не показалось. – Герцог повел Виктора по очередному коридору. Открыв невзрачную дверь в самом его конце, он стал подниматься по узкой винтовой лестнице. – Да, немногие знают о том, что правителей в нашем государстве не хоронят в земле и не предают огню, как это принято. Мой отец, мой дед и прочие – все они плотно заварены в полых статуях в тайной герцогской гробнице далеко на севере. Я был в том склепе лишь однажды, еще будучи ребенком, в день почтения предков, посреди зимы. Тогда мне то место казалось очень страшным, в особенности потому, что гроб для каждого правителя ставится там еще при жизни. И вот представь, проходим мы мимо тринадцати саркофагов, а отец мне показывает на открытый, четырнадцатый, и говорит, что он приготовлен для него. А сейчас их там соответственно пятнадцать, и однажды мне придется занять место рядом с почившим родителем.

– Ох… думается мне, это место хорошо охраняется, верно? Ведь там похоронены все ваши предки. Наверняка еще и личные вещи лежат рядом в сундуках. Одежда, драгоценности, оружие.

– Еще как лежат. Но никто на сокровища не зарится – склеп тайный, о его существовании знают очень немногие, а о местоположении – единицы. Это самое надежное место во всем герцогстве. Ну не считая храмовой сокровищницы глубоко под городом, которую охраняют пуще дворца.

И тут Виктор осознал совершенно точно и четко: предмет его поисков – Книга – находится там, в сокрытой от чужих глаз герцогской гробнице. Сердце бешено заколотилось, гулко отдаваясь в ушах; руки снова затряслись, но на сей раз не от страха и волнения, а от предвкушения скорой победы, последний рывок к которой пока еще только предстояло сделать, но стоит предпринять лишь одно небольшое усилие, и тайное станет явным.

– Э-эм… Герберт, я бы счел за честь поклониться вашему роду. Мы можем как-нибудь съездить туда?

– Конечно, можем, – кивнул герцог. – Но не в этом месяце. И даже не в следующем. Сейчас у нас на носу свадьба, и после этого надо будет разобраться с твоими новыми владениями, а это, надо сказать, процесс долгий. Не забивай пока этим голову, сегодня твой день, так что расслабься и получай удовольствие от заслуженных оваций.

– Да, хорошо, – замялся Виктор. – А далеко ли до склепа? Сколько мы будем до него ехать?

– Ну если по Мофкритскому тракту, то дней десять, но обычно мы не ездим туда по дороге, ведь это тайное путешествие. Обычно мы идем по морю на каком-нибудь военном корабле, не маленьком, чтобы отразить нашествие пиратов, но и не большом, чтобы не привлекать лишнего внимания. На судне мы будем плыть несколько дольше – недели три, но зато нам не придется пробираться через сосновую чащу и три широкие реки, потому что гробница находится недалеко от морского берега. А что касается одного из твоих предыдущих вопросов: никто не позарится на наше родовое золото не только потому, что склеп хорошо спрятан, а еще и потому, что там попросту никто не живет. Абсолютная глухомань. Ближайшее поселение, деревня Арвенх, если мне память не изменяет, находится в целом дне пути оттуда на юг.

Виктор в глубине души ликовал. Он снова и снова воспроизводил в голове подробное описание местоположения гробницы, чтобы ненароком его не забыть и все в точности передать Даше. А Герберт тем временем поднялся по лестнице до самого верха и уперся в невзрачную деревянную дверь, на которой висел щит с гербом семьи Чаризз. Герцог передал поднос Виктору, а сам, смахнув с бороды хлебные крошки, достал из кармана ключ и просунул его в замочную скважину. С громким скрипом повернул его, толкнул дверь и вошел внутрь, жестом приглашая своего товарища проследовать за ним.

Помещение оказалось абсолютно круглым. Через четыре широких окна, частично закрытых прозрачными занавесками, лениво пробивался утренний свет. У стен одиноко стояли простые стулья без особых изысков, а в самом центре комнаты в небольшой стеклянной витрине лежал странного вида клинок.

– Добро пожаловать в самую высокую точку Авельона и по совместительству главную башню моего дворца. Переведи дух, подъем сюда отнимает много сил. Оглядись.

Виктор подошел к одному из окон и обомлел. Весь город лежал перед его взором… Да что там город! Казалось, что отсюда видно все герцогство. Огромные поля на востоке. Горный кряж на севере. Густые леса на юге. Широкое море на западе. А самое главное, отсюда отлично просматривалась шапка газового гиганта на горизонте, и выглядело это более чем внушительно. Глядя на Акемо, Виктор заметил на ее фоне сразу три луны – сестры Пакемо – того мира, в котором он сейчас находился.

– Ну как тебе? – подмигнул герцог. – Неплохо, правда?

– Потрясающий вид, – согласился Виктор. – Невероятный обзор.

– Раньше это место именовалось Башней магов, или же просто Башней, но на самом деле на протяжении уже многих тысячелетий мало кто желает жить здесь. Сейчас придворный маг предпочитает более комфортную комнату внизу, неподалеку от кухни. А теперь иди сюда, я тебе кое-что покажу.

Не сразу оторвавшись от окна, Виктор подошел к герцогу. Герберт открыл витрину и взял в руки лежащий там меч. Он оказался одноручным и совсем недлинным, но оттого выглядел не менее необычным. На черной кожаной рукояти виднелась белая надпись. Шарик навершия сверкал то голубым, то зеленым, то коричневым цветом. Короткие плечи гарды сильно закруглялись в противоположную от рукояти сторону. А само лезвие, тонкое и изящное, извивалось, словно змея или язык пламени.

– Это мой родовой фламберг, – пояснил герцог. – Волнистый клинок из очень редкого и чрезвычайно крепкого сплава не раз пробивал даже самые толстые доспехи наших врагов. А навершие, или яблоко, – это наш глобус, точная копия небесного тела, по которому ты ходишь, только в многократно уменьшенном варианте. У этого меча есть имя – его зовут Пакемберг. Вот возьми его.

Герберт протянул оружие Виктору и стал ждать его реакции. Иномирец аккуратно оглядел лезвие со всех сторон, поразился качеству рукояти и глобуса в частности, пару раз сделал выпад в сторону несуществующей цели и довольно кивнул:

– Идеальный вес. Не тяжелый, но и не слишком легкий. Очень удобно и приятно лежит в руке.

– Нравится?

– Еще бы. Превосходный клинок!

Герцог похлопал Виктора по плечу и усмехнулся:

– Тогда возьми из витрины ножны и забирай оружие себе. Это мой тебе подарок, Джеймс. Подарок от чистого сердца. Самая ценная реликвия во всех моих владениях. А зубочистку свою выбрасывай, несолидно это. Такое чувство, что ты свой меч на базаре приобрел.

Виктор от удивления чуть не выронил подарок из рук. Рассыпавшись в благодарностях за оказанную честь, он вложил Пакемберг в ножны и подвесил его на пояс взамен уже ненужной рапиры.

– Ничего прекраснее в жизни не видел, – все не прекращал нахваливать меч Виктор. – Да с такой штукой я могу дракона одолеть!

– Ну я бы на твоем месте не спешил с такими выводами. Ты ведь знаешь, что пепельники разводят драконов, устраивают между ними бои и делают на огнедышащих рептилий ставки? А так как эти существа могут вырасти с трехэтажный дом, их убивают на пятом месяце жизни, чтобы, ни приведи Свет, они не перешагнули порог юношества и не превратились в матерых, почти неуязвимых убийц. Варварство, конечно, но эти крылатые «малыши» могут и в детском возрасте запросто сожрать двоих-троих пепельников и даже не подавятся. И никакой Пакемберг не поможет против их непробиваемых панцирей.

– А эти драконы, часом, принцесс не похищают? – усмехнулся Виктор.

– Что? Принцесс? Знаешь ли, они неразборчивы и уж если захотят пожрать, то не будут выбирать каких-то там тощих принцессок. Они, скорее всего, проредят популяцию мирно пасущихся овечек, если вырвутся на свободу. Да и не станут они похищать – у них нет понятия «про запас». Выпотрошат на месте, и дело с концом.

– Понял. И что же, в дикой природе драконы часто встречаются?

– Очень редко. Пустынные драконы – продукт магической инженерии пепельников-шаманов. Они не различаются по полу, абсолютно стерильны, а потому не имеют возможности производить потомство и живут чуть дольше лошадей. Так что если какое чудище и вырвется из клети, то, скорее всего, улетит как можно дальше и заляжет на дно. А потом и издохнет через десять – двадцать лет, так и не причинив никому особого вреда. Кроме безобидных овечек конечно же. Бедолаги… Ладно, с оружием разобрался? Тогда спускаемся, нам еще встретиться с народом нужно – поздравить их с твоей сегодняшней свадьбой.

Виктор кивнул. Пока не появилась Даша, нужно продолжать играть свою роль.

Герцог и граф спустились в главный зал и провели там в ожидании свиты чуть больше получаса. Затем знатная делегация направилась в центр Авельона, на главную площадь, дабы дать простолюдинам возможность взглянуть на жениха леди Оливии хоть одним глазком, благословить его на предстоящие деяния и просто пожелать удачи в будущей семейной жизни. Взобравшись на заранее подготовленную сцену, Герберт произнес хвалебную в отношении Виктора речь, и новоявленный граф явно пришелся горожанам по вкусу. Они радовались и ликовали, поздравляли своего будущего правителя со столь знаменательным событием. Многие женщины подносили к сцене корзины с выпечкой и фруктами, мужчины складывали возле ног Виктора ножи и кинжалы, мечи и булавы, молоты и копья, а дети забрасывали знать ярко-желтыми цветами и ромашковыми венками. Все это внимание вызывало на лице иномирца лишь умиление и глупую широкую улыбку. Виктор, наслаждаясь овациями, не с первого раза услышал, как герцог передает ему слово.

– Кхм, – откашлялся фальшивый граф. – Ну я горд тем, что оказался победителем на вчерашнем турнире. Но главной наградой для меня стала именно помолвка с дочерью его светлости Герберта Чаризза! Я пока еще ее не видел, но уверен, что мы станем с ней отличной парой. У нас будет много детей и внуков. Каждый из них вырастет славным авельонцем и будет служить на благо родины, отечества и всех вас! Ведь именно вы и являетесь нашим герцогством. Не города и крепости, не леса и горы, не реки и озера. Авельон – это вы! И каждый из вас – это одно маленькое колечко в большой непробиваемой кольчуге. Держитесь друг за друга крепче, и ни один клинок не пробьет нашу веру в будущее, стабильность настоящего и почтение к прошлому! Славься, народ Авельона!

Хоть речь Виктора не была запланированной, зрителям она очень понравилась, и новая порция одобрения не заставила себя долго ждать. Горожане радостно галдели и продолжали приносить подарки, но не отрывая их с трудом от сердца, а трепетно отдавая графу самое лучшее с абсолютно счастливым выражением лиц. Виктор, растроганный подобным поведением, даже пустил скупую мужскую слезу по своей загримированной и заклеенной ненастоящей бородой щеке. Происходящее вокруг казалось ему какой-то вымышленной утопией, но как только он вспоминал о ситуации за стенами города или, напротив, внутри того же герцогского дворца, все становилось на свои места, а горожане снова казались не осчастливленными жителями, а просто обманутыми и не знающими всей правды простолюдинами. Но Виктор не осуждал Герберта за то, что его народ остается в неведении о многих неприятных вещах, таких, как грабители-болотники или насквозь коррумпированная власть – ведь счастливыми людьми управлять гораздо легче, чем обеспокоенными и недовольными.

Закончив с выступлением, виновник торжества в сопровождении герцога и его свиты вернулся обратно на банкет. К этому моменту празднично украшенный главный зал уже был полон старых гостей, а новые стекались во дворец десятками, если не сотнями. Многие из них приходили просто отдать дань уважения герцогу и его будущему зятю, оставляли какой-нибудь подарок и отправлялись восвояси, но некоторые планировали остаться на время всего гуляния, до самого конца. А так как свадьба – это праздник далеко не однодневный, вселенских масштабов дворянская попойка могла затянуться на долгие, долгие дни, а возможно, и недели. Как сказал Герберт, могло случиться абсолютно все что угодно.

Виктор решил, что опасность разоблачения с прибытием новых гостей многократно возросла, а потому старался прятать свое лицо, опускать взгляд или скрываться за телом герцога. Его единственным преимуществом было то, что все те, кто будут на него смотреть, вряд ли станут ожидать подлой подмены, не видя в этом ни малейшего смысла, а потому скорее всего попросту убедят самих себя, что разница между старым Берком и нынешним им попросту почудилась. Все эти мысли о возможном провале операции снова заставляли Виктора нервничать, а Даши, которая могла бы его успокоить, как назло, все не было и не было. Адмирал, к слову, тоже появляться на банкете не спешил, отчего в душу иномирца стали закрадываться не самые приятные фантазии, которые он тут же гнал от себя прочь.

В центре зала стояла самая огромная пирамида из бокалов с шампанским, которую только Виктор когда-либо видел. Несколько десятков человек окружили ее, взявшись за руки, и не смогли это сооружение полностью обхватить. Каждый слой бокалов немного уменьшался, поднимаясь вверх, а самый последний элемент пирамиды почти задевал высоченный потолок. А те самые фениксы, что зажигали свечи на люстрах, выхватывали бокалы из абсолютно неожиданных мест и разносили их всем, кто еще не получил свою порцию игристого напитка. И в каком бы месте услужливые птицы не нарушали целостность пирамиды, она не рушилась и даже не шаталась. Хотя один из слуг громко объявил о том, что трогать этот монумент очень нежелательно, потому что фениксы, во-первых, обучены этому с самого рождения, а, во-вторых, используют для равновесия пирамиды шампанского кое-какие чары.

Пока Виктор, от изумления проглотив язык, наблюдал за происходящим, перед ним запорхала одна из волшебных оранжевых птиц. Она протянула иномирцу бокал и стала смиренно ожидать, пока тот примет подношение. Как только Виктор забрал напиток и кивком поблагодарил феникса, птичка улетела под свод.

– Прекрасные создания, – заявил герцог. – Сколь умны и мудры они! Ты даже представить себе не можешь, сколько раз фениксы помогали мне в решении мелких и крупных проблем. У меня есть одна личная пташка – Глория. Так вот она каждое утро будит меня именно в то время, о котором я ее с вечера попрошу. Глория частенько работает курьером. Она прекрасно ориентируется на суше и на море – может запросто переправить мое послание через весь океан и без труда отыщет там линкор адмирала Шарпа, даже если до него месяц пути. Еще она всегда знает, когда мне плохо или хорошо. Порой, во время моей скорби, Глория садится рядом, смотрит на меня… и плачет. Я не шучу, у нее действительно бывают слезы.

– А могу ли я завести одну такую? – поинтересовался Виктор.

– Отчего бы и нет. Хьюбнехт, – подозвал Герберт слугу, – принеси сюда одного из птенцов.

– Сию минуту, ваша светлость, – кивнул мальчишка, убегая в подсобные помещения. Спустя несколько минут он вернулся, держа в руках едва оперившуюся малютку размером не больше кулака. Птенец, однако, не боялся и не улетал: он спокойно ожидал то ли приказа, то ли своей участи.

Виктор аккуратно принял волшебное существо в свои ладони и улыбнулся.

– Ну привет, – сказал он.

Птенец что-то пропищал в ответ.

– Он просит, чтобы ты дал ему имя, – сказал герцог. – Назови же его!

– Чарли, – решил Виктор, вспоминая, что когда-то давно так звали его домашнего попугайчика. – Тебя будут звать Чарли!

Глаза феникса на миг засияли, превратившись в горящие угольки. Птенец кивнул, принимая свое имя, и перелетел на плечо Виктора, признавая его своим полноправным хозяином и единственным другом.

Виктор погладил Чарли по головке, искренне наслаждаясь красотой сказочного создания. Птица казалась божественной, совсем неприземленной. Ее истинная цель – никак не служба при дворце или выживание в дикой природе. Тут было нечто иное, сокрытое от человеческих глаз и примитивного людского разума. Феникс не требовал пищи – он мог месяцами обходиться без нее. Феникс не видел в сородичах врагов или соперников – его не интересовали несущие негатив поступки. Феникс никогда не предаст хозяина – он ценит его больше собственной жизни. Все эти качества плохо сочетались с понятием «птица», пусть даже это существо и классифицировалось как экзотическое.

– О, смотри, что это тут у нас? – Один из «разносчиков» доставил герцогу бокал, и тот, сразу его осушив, увидел на дне маленькую сияющую жемчужину. – Хьюбнехт, что это такое?

– Ваша светлость, в каждом из бокалов лежит маленькое напутствие. Примечательно, что здесь нет ни одного повтора – над этой диковинкой трудились несколько последних месяцев. Лучшие чародеи вложили в эти самые напутствия большой смысл, так что это не просто слова. К ним стоит прислушаться.

– Вот оно что, – хмыкнул герцог, оглядев жемчужину со всех сторон. Заметив тоненький разрез, он поддел его ногтем, и мини-шкатулка раскрылась, показав свое содержимое, коим оказалась сложенная в четыре раза бумажка размером с тыквенную семечку. – Так, что тут написано? Джеймс, дружище, прочитай ты, я без очков плохо различаю буквы.

– Конечно, ваша светлость, – кивнул Виктор, разглядывая бумажку Герберта. Увидев, что на ней написано, он на миг обомлел: – Тут сказано… сказано «не верь».

– Не верить? Кому не верить? – герцог громко рассмеялся и направился к своему трону. – Вот же глупости какие! Эй, граф, а у тебя что за напутствие?

Виктор допил шампанское, раскрыл жемчужину и вытащил оттуда бумажку. На всякий случай отвернувшись в сторону, прочитал ее содержимое. На маленьком, пахнущем алкоголем клочке бумаги зловеще красовалось одно-единственное слово: БЕГИ.

Поспешно смяв напутствие и выбросив его в сторону, Виктор вернулся к Герберту и откашлялся.

– Что там было? – спросил герцог.

– Да так, ничего особенного. Что-то про долгую дорогу и озлобленные небеса. А каковы наши дальнейшие планы?

С удовольствием плюхнувшись на свой трон, его светлость пригласил спутника сесть рядом с ним. Когда Виктор с некоторым смущением опустился на соседний трон, по размерам меньше первого, герцог ответил:

– Теперь едим и пьем, попутно ожидая, пока моя дочь закончит предсвадебную мессу. Сколько она еще будет длиться – знает один лишь епископ, потому что именно он проводит этот древний обряд. Хороший мужик, честно сказать. Род Люциев известен уже почти тысячу лет, и начинается он с одного великого воина древности, который, кстати, заложил одну из пограничных крепостей герцогства – Хайен Лючиа, самую грозную и неприступную твердыню, после Авельона, разумеется…

Почти до самого вечера герцог и Виктор сидели за столом, предаваясь праздному веселью и продолжая принимать от гостей нескончаемые поздравления и подарки. Все это время Чарли не покидал плеча своего хозяина, смиренно ожидая приказа. Герберт предупредил, что фениксу необходимо постоянно давать какие-нибудь поручения, иначе он всего за пару недель зачахнет и уже никогда не сможет стать прежним. Услышав это, Виктор поспешил принять меры и стал посылать птицу за вкусностями на разных концах стола, и Чарли, принося очередную закуску, выглядел донельзя счастливым. Питомец также оказался на редкость умным – он с первого раза понимал, чего от него хотят и, кажется, целиком и полностью понимал человеческую речь. Решив кое-что проверить, Виктор отвернулся в сторону, чтобы его не услышали окружающие, и попросил феникса принести ему кусок буженины. Но попросил он это на своем родном языке, отчего сначала сам впал в ступор – настолько чужим прозвучал здесь русский язык, а потом и слегка загрустил от осознания того, что совсем скоро эта речь с ее тридцатью тремя въевшимися в голову еще во времена далекого детства буквами сотрется из памяти за ненужностью. Виктор вдруг понял, что даже с Дашей он говорил на языке этого мира, и самым неприятным было то, что местная речь казалась совсем родной и непринужденной – что в устном виде, что в письменном. Птенец, кстати говоря, русскую речь прекрасно понял. Видимо, решил Виктор, он улавливает не слова, а сам смысл, посыл.

Когда наконец от песен и плясок, еды и напитков, подарков и поздравлений уже стало подташнивать, в зале появился епископ. На сей раз он прибыл абсолютно один, без какого-либо сопровождения. Облаченный в красивую алую мантию и высокую золотую митру, он чинно прошествовал по ведущему к герцогскому столу ковру и низко поклонился правителю. Герберт, не поднимаясь, поклонился в ответ, после чего его преосвященство занял последний незанятый рядом с герцогом трон и заговорил:

– Все прошло прекрасно, ваша светлость. Девочка с безукоризненной точностью претерпела все испытания и исповедь. Как того и требовали традиции, она со вчерашнего дня не ела и не показывала никому своего лица. О Свет, я помню Оливию еще совсем малюткой. Она выросла на моих глазах, а теперь я отправляю ее во взрослую жизнь…

Виктор, все еще опасаясь какой-нибудь подлости со стороны епископа, старался в его сторону не поворачиваться и постоянно опускал взгляд в пол. Герцог, если и заметил это, то виду не подал, а вместо этого ответил Клоду Люцию:

– Жаль, что ее мать не дожила до этого дня. Уверен, она была бы так счастлива, что этого ее счастья хватило бы на весь Авельон! Впрочем, Джеймс тоже на своем веку успел потерять любимую жену, так что у нас с ним в какой-то степени братские души. Я ему полностью доверяю.