Текст книги "Страстное желание"

Глава 10

Ей снова снился Лусиан. Он прикасался к ней влажным языком там, внизу, нежно, возбуждающе нежно. Восхитительно нежно. Она прогнулась навстречу его ласке, всхлипывая от наслаждения. Ласки его подвели ее к краю, за которым должен последовать взрыв, но взрыва не последовало, Лусиан отстранился, оставив ее неудовлетворенной, томящейся от желания.

– Прошу тебя… – Бринн хотела, чтобы они соединились, чтобы он овладел ею.

Он знал, чего она хочет.

Он целовал ее, поднимаясь, все выше, дыхание его обжигало ее кожу… ее живот, грудь, горло. Тело ее дрожало от радостного предвкушения. Лусиан накрыл ее своим телом. Его набухшая отвердевшая плоть скользнула в ее влажное, истомленное ожиданием лоно, вошла глубоко… но тут он замер.

Невероятно нежно губы его коснулись ее лица, сорвали с губ ее радостный вздох. Он улыбнулся ей, и от пронзительной нежности этой его улыбки Бринн захотелось плакать. Изнемогая от желания, она сжала его в себе, чувствуя его жар, его желание.

И тогда он начал двигаться в ней, и ритм его движений был древним, как мир. Томление желания нарастало, распускалось в ней, как цветок, казалось, этой сладкой муке не будет конца, и вот один, последний толчок, и мир раскололся на тысячу ослепительных осколков, на брызги огня, и она закричала в экстазе…

Бринн проснулась, вся дрожа. Постель рядом с ней была пуста. Она была одна.

Все это ей лишь приснилось. Лусиана не было рядом. Эта его пронзительная нежность была лишь видением. Она своей расчетливой холодностью прогнала его прочь.

Бринн дотронулась до лица. Щеки были влажными от слез. Во сне она нашла нежность, которой ей так не хватало в Лусиане. Во сне он согревал ее теплом своей души. Во сне она узнала радость, которой не знала наяву.

Зажмурившись, Бринн прижала подушку к груди, вспоминая свой сон, вспоминая о том, как отчаянно тосковала по нему, как сильно ей его не хватило.

Как хотелось ей отогреть его своим теплом, подарить ему нежность, которой была лишена сама, но уделом ее была лишь холодная отчужденность. Она знала, что по-другому нельзя.

В ту ночь Лусиан не приходил к ней, как не приходил и всю последующую неделю. Бринн убеждала себя, что должна быть благодарна ему за передышку. Но отчего-то без этих ночных визитов она еще острее чувствовала свое одиночество.

Однако причина ее уныния крылась не только в том, что отношения с мужем стали донельзя напряженными. Дабы не допускать того, что случилось во время приема у леди Эджком, Бринн перестала бывать в мужском обществе. Она вообще редко выходила из дома, и то лишь в компании знакомых дам. С Пикерингом и Хогартом она отказывалась общаться совсем.

Она чувствовала себя отрезанной от жизни. К тому же временами на нее накатывала черная меланхолия, которую нельзя было объяснить одним лишь одиночеством. Месячные пришли и закончились в срок, что означало, что она не забеременела. А это значило, что рано или поздно их брачные отношения с Лусианом должны были восстановиться.

К концу первого месяца ее замужней жизни все же случилось одно радостное событие – по пути домой из Харроу ее заехал навестить Грейсон.

Бринн была так счастлива, что бегом помчалась ему навстречу и бросилась в объятия брата.

– Эй, детка, не задуши меня, – со смехом сказал Грейсон, освобождаясь от сестриных, объятий.

Когда до Бринн дошло, что на нее с недоумением смотрит дворецкий и кое-кто из слуг, она схватила Грейсона за руку и потащила за собой в салон, закрыв за ними дверь, чтобы никто не мешал.

– Надеюсь, ты привез мне весточку от Тео? С тех пор как я уехала, я ничего о нем не знаю.

– Некогда было писать. Ведение домашнего хозяйства занимает уйму времени. Я даже представить не мог, сколько всего ты делала по дому, чтобы в нем было тепло и уютно.

Бринн лишь досадливо отмахнулась от комплимента.

– Как дела у Тео?

– Хочу тебя обрадовать. Учителя в Харроу им довольны, и, по-моему, он вполне счастлив. Когда я уезжал, он с учителем химии обсуждал окислительные свойства каких-то там кислот.

– Он счастлив, ты не шутишь? Он, правда, выглядит счастливым?

– Безмерно. – Грейсон испытующе посмотрел на сестру. – А как насчет тебя, Бринн? Ты счастлива?

Бринн пожала плечами. Ей не хотелось обсуждать свой брак.

– Я счастья не искала. А теперь, пожалуйста, расскажи мне о Тео.

Бринн уселась рядом с Грейсоном на кушетку и принялась расспрашивать его об успехах Тео. Она с любовью смотрела на брата, пока тот с удовольствием пил чай с домашним печеньем, принесенный заботливым дворецким.

Когда речь, наконец, зашла о ближайших планах Грейсона, тот смущенно сказал:

– Я надеялся получить приглашение остановиться здесь, в этом доме, если Уиклифф не возражает. Мне бы не хотелось тратить деньги на номер в гостинице.

– Ну конечно, ты должен остановиться у нас, – заявила Бринн, добавив немного запальчиво: – Не важно, возражает против этого Уиклифф или нет.

Бринн вызвала дворецкого, велев ему распорядиться насчет того, чтобы карету Колдуэллов разместили в каретном сарае, а лошадей на конюшне. Она сама проводила брата в комнату для гостей. Отношения Бринн с домоправительницей оставались натянутыми, и Бринн не хотелось, чтобы язвительные замечания миссис Пул отравили им с Греем радость от общения.

Решив, что Грейсону надо дать время на то, чтобы освежиться и отдохнуть, Бринн предложила встретиться за ужином в шесть.

– В Лондоне обычно ужинают намного позднее, – пояснила Бринн, – но я предпочитаю сохранять привычный деревенский уклад.

– Уиклифф будет ужинать с нами? – стараясь не выдать голосом своей острой заинтересованности, спросил Грейсон.

– Едва ли, – ответила Бринн. – Я обычно ужинаю одна. Лусиан мало бывает дома.

Грейсон пытливо взглянул на сестру, но от комментариев касательно ее брака воздержался. Вместо этого Он задал ей довольно странный вопрос.

– Бринн, что ты знаешь о работе Уиклиффа в министерстве иностранных дел?

– Не так уж много. Мы никогда не говорили о его работе.

– Я слышал, что он работает в разведке. Шпион, так сказать.

– Мне об этом говорили. – Она вопросительно подняла брови. – А тебе что до этого?

Грей пожал плечами:

– Так. Просто любопытно. Ну что же, увидимся за ужином.

Вернувшись в свою гостиную, Бринн немного почитала, затем переоделась к ужину и отправилась искать брата. Не найдя его ни в его спальне, ни в гостиной, она решила поискать его на первом этаже. Но его не было ни в столовой, ни в салоне. И где же она его нашла? В кабинете Уиклиффа! Он сидел за столом и шарил в одном из выдвижных ящиков.

– Грей?

Он вздрогнул и поднял на нее глаза. Вид у него был виноватый.

– Что ты делаешь? Это же стол Лусиана.

– Я… я искал письменные принадлежности.

– В твоей комнате есть и бумага, и перья, и чернила.

– Правда? Я даже не подумал там поискать.

Он сунул руку в выдвижной ящик, затем убрал ее и, закрыв ящик, поднялся. Бринн замерла, заметив, как он опустил что-то в карман. Она подошла к нему. Неужели он считает ее слепой?

– Что ты взял, Грей? Он густо покраснел:

– Ничего особенного.

– Грейсон Колдуэлл, – сказала Бринн так, словно отчитывала провинившегося младшего брата, покажи мне, что ты взял.

После довольно продолжительных колебаний он полез в карман.

– Это так, ерунда.

Бринн узнала перстень с фамильной печатью Уиклиффа.

– Печать Лусиана?

– Да. Я просто хотел ее одолжить.

– Зачем?

– Чтобы запечатать письмо.

– Почему бы тебе, не попросить его самого запечатать твое письмо?

– Нуда, конечно, – с сарказмом протянул Грейсон. – Я должен предъявить ему неопровержимую улику – доказательство того, что я задействован в провозе контрабанды. Как ты думаешь, как он на это отреагирует? Он работает на британское правительство. Ты думаешь, он закроет глаза на то, чем я занимаюсь?

Бринн нахмурилась.

– Почему ты продолжаешь заниматься контрабандой? Ты обещал мне, что отойдешь отдел, как только расплатишься с долгами. Лусиан предоставил тебе средств больше чем достаточно. Не так ли?

– Не совсем, – сказал Грейсон, избегая встречаться с ней взглядом.

Бринн тяжело вздохнула:

– Грей, я не буду просить у Лусиана денег. Достаточно того, что я продалась ему в жены. Я не желаю попадать в еще большую зависимость от него. Не хочу чувствовать, что я ему еще что-то должна…

– Деньги не помогут мне выпутаться из этой проблемы. Бринн положила руку ему на плечо, заглядывая в глаза.

– Грейсон, что случилось? Что пошло не так?

– Да ничего особенного не случилось. Все в порядке. Мне просто нужно поставить печать Уиклиффа на письмо, удостоверяющее поставку бренди. Тогда, если меня поймают, мне не придется платить налоги.

– Но зачем тебе рисковать? Разве ты не можешь перестать заниматься контрабандой?

– Я собираюсь бросить это дело, Бринн. И очень скоро. Но у меня все еще остались кое-какие обязательства. Я не могу выйти из дела, пока не сделаю одну последнюю поставку. Клянусь, это предприятие станет последним, но оно будет более опасным, чем все, что было до сих пор.

Он смотрел на нее с мольбой. Бринн даже растерялась. Она никогда не видела брата в таком волнении, в таком беспокойстве.

Бринн долго молча смотрела на брата, раздумывая над тем, во что же он на самом деле вляпался.

– Грей, – сказала она, наконец, покачав головой, – ты не можешь без разрешения воспользоваться печатью. Ты должен положить перстень на место.

– Прошу тебя, Бринн, – сказал он, угрюмо глядя в пол, – не проси меня об этом. У меня нет выбора.

– Я не прошу тебя это сделать, я приказываю. Если ты не положишь печать на место, я вынуждена буду рассказать обо всем Лусиану.

– Ты не сделаешь этого, Бринн, – выдержав паузу, ответил Грейсон. – Он меня уничтожит. Я думаю, Уиклифф уже подозревает, что я причастен к свободной торговле. Он вполне может устроить так, что меня поймают с поличным, и тогда меня посадят в тюрьму. То, что ты, моя сестра, замужем за Уиклиффом, ничего не изменит. Ты этого хочешь?

– Нет, конечно, я этого не хочу, но…

– Я не за свою шкуру боюсь. На карту поставлена твоя жизнь и жизнь Тео.

Бринн охватила тревога.

– Тео? О чем ты?

Грейсон тяжело вздохнул и покачал головой: – Я лишь хотел сказать, что на вас не лучшим образом отразится то, что меня посадят в тюрьму. Не переживай. Я справлюсь со своими проблемами. Но эта печать мне нужна буквально на пару минут.

– Грейсон…

– Прошу тебя, Бринн, ты должна мне верить. Грейсон не выдержал пристального взгляда сестры и отвел глаза.

– Иного пути нет, – тихо сказал он, – Пожалуйста, поверь мне. Я не опустился бы до этого, если бы положение не было столь отчаянным.

Бринн хотела, было ответить, но замерла, услышав в холле мужские голоса. Стремительно обернувшись, она увидела в дверях кабинета Лусиана.

Она почувствовала, как краска стыда заливает лицо, как всего пару минут назад это случилось с ее братом. Им обоим должно было быть стыдно уже потому, что они находились в кабинете хозяина дома без его разрешения.

Бринн в тревоге смотрела на мужа, пока тот с любезной улыбкой жал руку ее брату. Интересно, что он успел услышать из того, о чем они говорили здесь с Грейсоном? Казалось бы, Лусиан ничего плохого не заподозрил, но, тем не менее, когда Лусиан обратился к ней, изображать невинность ей было трудно.

– Я как раз показывала Грейсону дом, – заикаясь, проговорила она. – А потом мы собирались поужинать.

– Прекрасно. Надеюсь, вы не станете возражать, если я составлю вам компанию.

– Нет, конечно, нет, – сказала Бринн, вымучив улыбку. До конца вечера Бринн не представилась возможность поговорить с братом без посторонних. Для нее так и осталось загадкой то, что он имел в виду, говоря о своем отчаянном положении. Не смогла она и напомнить ему о том, чтобы он вернул перстень Лусиана на место.

Бринн несколько удивило то, что Лусиан с видимым удовольствием играл роль гостеприимного хозяина. За столом он поддерживал беседу, тогда как Бринн по большей части молчала, погруженная в свои мысли. Есть ей тоже не хотелось. Она никак не могла решить, как поступить: одно дело провозить контрабандный бренди и совсем другое – красть у Лусиана кольцо с печатью.

И все же, если Грей и вправду попал в беду, то бросить его в беде Бринн не могла, не считала себя вправе. И если Тео что-то угрожало… Она должна была выяснить, что так тревожило ее старшего брата.

После ужина Бринн, как требовала традиция, оставила джентльменов одних, а сама отправилась в гостиную. Когда же, выпив по бокалу портвейна, мужчины к ней присоединились, беседа не выходила за рамки того, о чем принято говорить в мужской компании.

Вскоре Бринн поняла, что пересидеть Грея ей не удастся, и отправилась спать, тогда как Грей и Лусиан закончили играть в бильярд уже далеко за полночь.

На следующее утро она проснулась раньше обычного – едва забрезжил рассвет. Услышав стук копыт по мостовой, Бринн накинула шаль и побежала вниз. Грей уже собрался уезжать.

Он увидел ее в тот момент, когда она подбежала к входной двери.

– Грейсон, – сказала она, – мне кажется, ты кое-что забыл.

Он улыбнулся, взглянув на дворецкого, который отдавал распоряжения насчет погрузки багажа в карету.

– Ах да, детка. Я забыл попрощаться. Наклонившись к ней, он шепотом сказал ей на ухо:

– Не устраивай сцен, Бринн, особенно в присутствии слуг.

– Я устрою тебе сцену, если ты немедленно не объяснишь мне, что происходит, – ответила она ему шепотом. – Что у тебя за неприятности?

– Ничего такого, с чем бы, я не мог справиться сам. Я не хотел тебя тревожить.

– Грейсон, – повторила она в бессильном отчаянии, – как насчет того предмета, который тебе не принадлежит?

Он сунул руку в карман и, достав кольцо, вложил его ей в руку:

– Вот, возьми.

Сжав в ладони кольцо, Бринн, дабы не вызвать подозрений у слуг, изобразила улыбку.

– Если ты когда-нибудь сделаешь что-то такое вновь, драгоценный братец… – пробормотала она.

– Ты убьешь меня? Знаю. – Грейсон ухмыльнулся. – Но эта печать спасла мою жизнь, понимаешь ты это или нет.

Он поцеловал ее в щеку на прощание. Бринн зябко повела плечами, глядя вслед брату. Неужели и в самом деле на кону стояла его жизнь?

Не успела за Грейсоном закрыться дверь, как Бринн бросилась в кабинет, чтобы вернуть на место печать.

Она едва успела выдвинуть ящик, как за спиной у нее раздался голос Лусиана:

– Ты что-то ищешь, любовь моя? Может, я могу тебе помочь?

Бринн подскочила от неожиданности и стремительно обернулась. Встречаясь с ним взглядом, Бринн всегда испытывала острые ощущения, но сейчас эти глаза словно пронзали ее насквозь. Она смотрела на него, лихорадочно соображая, какую причину назвать, чтобы объяснить свое присутствие здесь.

– Любопытно узнать, что тебя так манит в этой комнате?

– Ни… ничего, – ответила она, поймав себя на том, что заикается. – Я… я потеряла сережку. Я подумала, что могла потерять ее здесь вчера.

Когда Лусиан шагнул к ней, она попятилась. Он окинул ее взглядом, многозначительно приподняв бровь. Бринн увидела себя его глазами: в неглиже, непричесанная, босиком. Хорошо, что хоть шаль успела накинуть.

– Может, прежде чем отправляться на поиски, стоило причесаться? – пробормотал он, вплотную приблизившись к ней.

Бринн судорожно сглотнула слюну.

– Я… у меня не было времени. Я хотела попрощаться с братом.

– Тебе не приходило в голову, что ты смущаешь лакеев, разгуливая по дому полуодетой?

– В этом виде тело мое прикрыто куда лучше, чем когда я выхожу в свет в вечернем платье, – чуть более взволнованно, чем следовало бы, парировала Бринн.

Лусиан усмехнулся.

– Но к вечернему платью положена прическа. Дорогая, сейчас ты выглядишь так, словно тебя только что выволокли из постели. Пожалей нас, смертных, не наводи на нескромные мысли, – добавил он, и тут ухмылка внезапно сошла с его лица.

Ну да, конечно, успела подумать Бринн, это последнее замечание было данью привычки, он, завзятый сердцеед, не мог говорить с женщинами иначе, но Лусиан не забыл о том, с кем он говорил, как не забыл и об обстоятельствах этой беседы.

Выражение его лица было предельно серьезным, когда он протянул руку, чтобы убрать с ее лба упавший на него локон, но когда пальцы его коснулись ее виска, Бринн вздрогнула. Она была уверена, что этот жест не мыслился им как прелюдия в любовной игре, но от этого легкого касания ее вдруг бросило в жар. Он возбуждал ее и тогда, когда совсем не желал этого.

Бринн с опаской подняла на него глаза. Лусиан не шевелился. Он словно превратился в статую. Словно его околдовали. Она узнала этот тусклый огонь желания в его глазах.

Бринн понимала, что должна действовать немедленно, чтобы прогнать чары.

Когда взгляд мужа остановился на ее губах, она заставила себя холодно улыбнуться. Словно не в силах остановить себя, Лусиан нежно провел большим пальцем по ее нижней губе.

– Ты так хорошо разыгрываешь ледяную неприступность, – хрипло пробормотал он.

Ему ничего не стоило растопить ее лед, если она ему позволит. Бринн слишком хорошо это знала. Пульс ее участился.

Лишь она одна знала, чего ей стоила эта видимость равнодушия.

– Вы не один такой. Все мужчины рядом со мной чувствуют это.

Он резко отдернул руку, словно обжегся. Взгляд его вновь сделался холодным и надменным.

– Я ухожу на весь день, – сказал он, после чего повернулся и вышел из кабинета.

Бринн судорожно вздохнула. Внезапно вспомнив о том, зачем пришла сюда, она опустила кольцо Лусиана в ящик, затем закрыла глаза, слушая, как в ушах стучит кровь.

Ее удручало то, что, она вынуждена лгать Лусиану. Она презирала обманщиков. Но выбора не было. Неизвестно, как отреагировал бы Лусиан, скажи она ему правду о брате. Пусть Грейсон и участвовал в чем-то противозаконном, он был ее родным братом. И, конечно же, если приходилось выбирать между мужем и Грейсоном, то она выбирала брата. Ведь он был ее семьей.

Разве нет?

Глава 11

Лусиан отразил удар соперника и перешел в атаку, нанеся точный удар в грудь. Вокруг ринга собралась толпа. Редко кто подбадривал дерущихся криками, большая часть зрителей следила за происходящим в благоговейном страхе и молчании.

Клуб Джексона на Бонд-стрит был одним из лучших боксерских клубов в Англии. Обнаженные до пояса соперники тяжело дышали, стоя друг напротив друга в боксерской стойке. У них за плечами было уже шесть раундов. Бой велся на кулаках – без перчаток. У Лусиана ныли плечи, он заработал немало синяков и ссадин, но зато сумел переломить ход игры и теперь имел над Джексоном очевидное преимущество.

Решающий момент наступил, когда он прямым сильнейшим ударом в челюсть отбросил Джексона на канаты, натянутые вокруг ринга.

С трудом, поднявшись на ноги, Джексон устало вскинул руки и усмехнулся:

– Все милорд, мир! Я знаю, что с меня довольно.

Лусиан кивнул, скрыв свое разочарование. Соперники пожали друг другу руки. Лусиан снисходительно выслушивал поздравления и похвалы. Он все еще жаждал крови. Он готов был биться еще и еще.

Нехотя он взял полотенце и вытер пот со лба.

Кулачные бои как нельзя лучше подходили для того, чтобы снять стресс, вызванный сексуальной неудовлетворенностью. Но похоть все также терзала его, а настроение оставалось все таким же мрачным. Лусиан плохо спал и не мог сосредоточиться на работе. Ночи стали для него пыткой. Дни он старался заполнить отупляющей работой или иными занятиями, как, например, кулачные бои, стремясь измотать себя физически, чтобы ночью забыться сном. Но ничего не помогало.

Бринн околдовала его. А теперь добавилась еще и новая мука: мука подозрений.

Сегодня, застав ее в своем кабинете, он задумался о том, не совершил ли в отношении ее роковой ошибки. Решив сделать Бринн своей женой, он был уверен в том, что она не имеет никакого отношения к незаконной деятельности ее брата. Однако после того, как он увидел ее у себя в кабинете вместе с братом, увидел их виноватые лица, ему пришлось серьезно задуматься над тем, может ли он ей доверять.

Лусиан тихо выругался. Мало того что его агенты в Корнуолле не нашли ничего, что свидетельствовало бы против сэра Грейсона, мелкая контрабанда не в счет, выйти на след украденного золота или на след главаря, легендарного Калибана, тоже не удалось. Мало ему было этих неприятностей, так теперь еще занозой в сердце стала мысль о том, что его жена, живущая с ним под одной крышей, строит против него козни у него под носом.

Похоже, Лусиан дрался с Джейсоном с несвойственным ему ожесточением именно из-за нее, из-за Бринн, вернее, из-за сознания того, что она способна его предать. Как бы гам ни было, легче ему после драки не стало.

Лусиан швырнул полотенце на скамью. Когда же он потянулся за рубашкой, то, посмотрев через плечо, увидел, что к нему направляется маркиз Вулвертон. Дейр не улыбался.

– Что привело тебя сюда? – спросил у него Лусиан, когда Дейр приблизился. – Я думал, ты считаешь бокс варварским занятием.

– Так и есть. Фехтование куда приличнее для джентльмена.

– Если ты хочешь просто поболтать, то выбрал не лучшее время. Должен тебя предупредить, настроение у меня хуже некуда.

– Сожалею, но я тебе его испорчу еще сильнее. До меня дошла одна сплетня, о которой, я думаю, ты захочешь узнать.

– Что за сплетня?

– Ты помнишь ту драку на приеме у твоей тетушки? Лусиан болезненно поморщился:

– Как я могу забыть? Два щенка подрались за право учить мою жену стрелять из лука.

Дейр кивнул.

– Пикеринг и Хогарт до сих пор в ссоре. Поэт вызвал Хогарта на дуэль, и они решили стреляться, даже не дожидаясь рассвета.

– Дуэль? – приподняв бровь, переспросил Лусиан. – Какое отношение это имеет ко мне?

– Они стреляются из-за твоей жены, Лусиан. Это означает, что один из этих безмозглых юнцов обвинил другого в том, что тот оскорбил графиню Уиклифф. И тот, другой, принял вызов. Пока мы с тобой беседуем, они, возможно, уже перестреляли друг друга.

Чтобы сберечь время, Дейр повез Лусиана к месту предполагаемой дуэли. Насколько стало известно Дейру, дуэль было решено провести на поле у северной дороги, сразу за городом.

Лусиан молчал, погруженный в мрачные раздумья. Вполне возможно, что они опоздают, и тогда ни дуэль, ни неизбежный скандал предотвратить не удастся. Однако попытаться все же стоило.

Когда карета подъехала к полю, Лусиан совсем пал духом. Похоже, они действительно опоздали. Несколько экипажей стояли у обочины дороги, у кромки поля собралась толпа.

Сердце Лусиана болезненно сжалось, когда он узнал экипаж с гербом Уиклиффов на дверях. Судя по всему, ландо только что подъехало, ибо с подножки торопливо спрыгнула женщина и, проталкиваясь через толпу, бросилась к полю.

Бринн. Господи!

Лусиан как завороженный смотрел, как она, расталкивая зрителей, бежит к дуэлянтам. Что, если она бросится наперерез пуле? Грянули выстрелы.

И тогда Лусиан испугался по-настоящему.

Спрыгнув с подножки, не дожидаясь, пока остановится экипаж, Лусиан помчался за ней, обмирая от ужаса при мысли о том, что может увидеть.

Несколько человек окружили распростертое на траве тело. Неужели это она лежит на траве? Лусиан расталкивал соглядатаев плечами… И вдруг он замер на месте. Его трясло. Бринн была там. К счастью, на земле лежала не она. Она стояла на коленях возле поверженного дуэлянта и держала его окровавленную руку.

На мгновение Лусиану показалось, что он сходит с ума. То, что он видел, в точности повторяло то, что он видел во сне, в своем навязчивом кошмаре… с одним лишь отличием: во сне умирающим он видел себя.

Лусиан с бьющимся сердцем подошел ближе. На траве лежал Пикеринг. Поэт был ранен, но умирающим он не выглядел. Пожилой мужчина, очевидно, хирург, осмотрел раненое плечо и, покачав головой, недовольно что-то пробормотал.

Юный Пикеринг, морщась от боли, пока хирург осматривал рану, во все глаза смотрел на Бринн.

– Миледи, – хрипло прошептал он, закусив нижнюю губу.

Она нежно прикоснулась к его лбу, убрала прилипшую прядь.

– Тише. Не разговаривайте. Берегите силы.

Лусиан скрежетал зубами. Он не знал, какое из чувств было в нем сильнее: облегчение или ревность. Он хотел свернуть Бринн шею за то, что та так нежно вела себя с раненым. Она сводила его с ума уже тем, что посмела дарить нежность другому, будь то раненый или здоровый, тогда как ему, законному мужу, не доставалось ничего…

Однако когда Лусиан подошел и встал рядом с ней, она подняла голову, словно почувствовала его присутствие. Она плакала. Он видел влажные дорожки от слез на ее бледных щеках, видел муку в ее глазах. Лусиан почувствовал такую боль, словно в груди его повернули нож.

Бринн замерла на мгновение, увидев его, но раненый заговорил, и она вновь обратила свое лицо к несчастному юноше.

– Я готов терпеть боль в десять раз сильнее этой, – хрипло пробормотал Пикеринг, – за одну лишь вашу улыбку.

Бринн сглотнула слезы. Она хотела, было ответить несчастному, но тут вмешался врач:

– Скорее всего, он выживет, но я должен удалить пулю. Надо увезти его отсюда. Отойдите, пожалуйста.

Вокруг раненого собралось немало народа, но один молодой человек стоял в стороне. Лусиан догадался, что это был противник Пикеринга. Когда Бринн поднялась с колен (ее все еще покачивало), лорд Хогарт подошел к ней и, умоляюще глядя ей в глаза, сказал:

– Простите меня, миледи. Я не хотел его ранить, честно. Она махнула рукой в ответ. Глаза ее все еще блестели от слез.

– Не у меня вы должны – просить прощения! – возмущенно сказала она.

Растерянность на его лице от ее резкой отповеди сменила обида; Он открыл, было, рот, чтобы возразить ей, но Бринн опередила его:

– Это должно прекратиться, Хогарт. Все. Довольно. Я больше не желаю видеть ни вас, ни Пикеринга.

– Миледи…

– Прошу вас, уходите.

Гордость его была задета, но он почувствовал, что Бринн говорит искренне, ибо он отступил от нее на шаг, потом еще на шаг, потом повернулся и пошел прочь, как слепой, не разбирая дороги.

Смахивая слезы с глаз, Бринн смотрела, как раненого Пикеринга грузят на носилках в карету хирурга. Толпа постепенно начала расходиться. Многие украдкой бросали взгляды на Лусиана.

Бринн, набрав для храбрости в грудь побольше воздуха, тоже решилась взглянуть на него, и сердце ее упало. Глаза его метали грозные молнии.

Она не стала протестовать, когда он крепко взял ее под руку и повел к ландо с их фамильным гербом. Краем глаза она видела, что друг Уиклиффа лорд Вулвертон ждет у своего экипажа. Видела Бринн и то, как Лусиан махнул, давая понять, что собирается ехать с женой.

Усадив Бринн в карету, Лусиан сел рядом, с силой захлопнув за ними дверь. Бринн чувствовала, что он весь кипит от ярости.

– Что вы здесь делаете? – спросила она, размазывая слезы по щекам.

– Как ты думаешь, что я тут делаю? Я приехал за своей женой. За женой! И это я должен задать тебе этот вопрос. О чем ты думала, черт возьми, бросаясь под пули? Тебя могли убить!

– Я не думала…

– Конечно, не думала! Что ты рассчитывала там увидеть? Надеялась позлорадствовать, глядя, как два влюбленных в тебя щенка уничтожают друг друга?

– Нет, конечно, нет. Я пыталась их остановить.

Бринн отвернулась к окну. Она знала, что Лусиан вправе ее осуждать. Узнав о готовящейся дуэли, она пришла в ужас. Помчавшись туда, она думала лишь о том, что должна успеть вмешаться, пока никто не пострадал. Однако все было напрасно. Она все равно не успела.

– Надеюсь, ты удовлетворена, – едва сдерживая гнев, сказал Лусиан. – Скандал обеспечен. Что за спектакль – два дурака пытаются убить друг друга из-за моей жены. – Он задернул экран на окне кареты с ее стороны, потом сделал то же со своим окном, словно желая укрыться от любопытствующих глаз.

– Я не хотела, чтобы это случилось, – пробормотала Бринн.

– Не надо считать меня глупцом. Я прекрасно знаю, что тебе нет дела до того, что теперь я стал посмешищем.

Бринн в отчаянии покачала головой. Лусиан был вправе злиться на нее. Она запятнала его имя и собственную репутацию. Даже если она и не провоцировала этот скандал, она знала о проклятии и могла предположить, к чему все приведет.

Бринн проглотила слезы и, вздернув подбородок, запальчиво сказала:

– Наш брак был ошибкой. Я с самого начала вам об этом говорила, но вы не желали слушать.

– Теперь уже поздно его отменять. И я больше не стану мириться с твоими развратными выходками.

– Я не вела себя как развратница!

– Неужели? Почему тогда все кобели так и норовят залезть под твои юбки?

– Таково действие проклятия.

– А может, все куда проще объясняется? Может, ты наставляешь мне рога? – Лусиан сжал ее предплечье и грубо развернул к себе. – Смотри мне в глаза, Бринн. Я тебя предупреждаю, мой наследник должен походить на меня!

Это было уже слишком. Бринн ошеломленно смотрела на мужа.

– Я бы никогда не нарушила клятвы, что давала у алтаря.

– Вот как? С тебя довольно того, что ты сводишь придурков с ума? А больше – ни-ни?

Бринн стало не по себе от его взгляда. Она и до этого видела Лусиана не в лучшем настроении, но сейчас он ее просто пугал.

Они словно сцепились взглядами. Ее – дерзкий, вызывающий, его – разгоряченный, взгляд охваченного похотью мужчины. Он сжал ее плечи.

– Не прикасайтесь ко мне, – предупредила Бринн, пытаясь отстраниться.

Глаза его потемнели, как море в шторм.

– Ты бросаешь мне вызов, жена?

Она зябко повела плечами, понимая, как рискует, но остановиться уже не могла:

– Что, если так?

Во взгляде его промелькнуло что-то такое, отчего по телу побежали мурашки. Одним ловким движением он задрал ей юбку.

– Не думаю, что вам нужен еще один скандал, – дерзко бросила ему в лицо Бринн.

Взгляд Лусиана был тяжелым и чувственным одновременно. От возбуждения глаза его потемнели. Он медленно сунул руку под ее юбки.

Бринн почувствовала, что задыхается. Реакция собственного тела на его прикосновение ошеломила ее. Ему лишь стоило дотронуться до нее, а она уже изнемогала от желания. Она вся горела, соски стали как острые пики. Она не сомневалась в том, что он чувствует ее готовность, вдыхает ее мускусный запах.

Лусиан собирался взять ее прямо здесь, в карете. Бринн знала об этом, но не хотела его останавливать.

Утонув в синеве его взгляда, она начала дрожать от пронзительного предвкушения. Кровь вскипела. Неизбежность того, что должно было произойти между ними, и пугала и возбуждала ее.

Он схватил ее за плечи и привлек к себе. Он приник к ее губам. Язык его был влажен и обжигающе горяч. Они сошлись для схватки – ее воля против его воли, и от жара этой схватки возник пожар – пожар страсти.

Он нашел вход в ее лоно и погрузил в нее пальцы, повторяя движения языка, раз за разом овладевавшего ее ртом. Если и остались в голове Бринн какие-то мысли, то они улетучились, сгорели в чувственном огне невиданного накала.

С Лусианом происходило то же самое.

Его лихорадило от чувственного жара. От желания разбить в прах ее защитный панцирь холодности, переплавить ее сопротивление в послушный воск, заставить сдаться ему на милость, на милость победителя, заставить ее умолять его о пощаде.