Текст книги "Планета СССР. Прерванный полёт. Очерки неравнодушного человека"

Острое недовольство сложившейся ситуацией, бездействием властей проявилось и на совещании у Президента Горбачева с участием руководства союзных органов, предприятий, колхозов и организаций. Выступающие обращали внимание руководства страны на трагические последствия продолжающегося неконтролируемого и необоснованного роста денежной массы и требовали обеспечить стабильность рубля, «дать правительству широчайшие полномочия, …пойти на самые резкие меры, не самые неприятные, чтобы стабилизировать рынок… во имя спасения государства это надо сделать». Острой критике подверглась неблаговидная деятельность кооперативов, совместных предприятий, коммерческих банков. Шла речь о необходимости остановить неконтролируемый рост цен, решить другие острые проблемы.

Ведущий совещание Президент никак не отреагировал на выступления. И это было не случайно, что стало еще более ясно после заявления присутствующего на совещании ближайшего помощника и соратника Горбачева секретаря ЦК В. Медведева. Он заявил, что «страна находится на переломном моменте и нам предстоит в ближайшее время перейти тот рубикон, за которым отступления не будет». Это означало, что Президент и его окружение были непоколебимы в стремлении, несмотря ни на что, покончить с советской системой и с маниакальной настойчивостью пытались вести дело к рынку, т. е. утверждению капитализма. Разразившийся же в стране кризис они хладнокровно рассматривали не как проявление ошибочности, тупиковости избранного ими пути, а лишь как неизбежные издержки смены курса страны.

Из изложенного следует, что именно после начала разрушения советской системы управления народным хозяйством, принятия и реализации постановлений ЦК КПСС, Совета Министров СССР о радикальной экономической реформе, внедрения новых методов хозяйствования резко обострились существующие в СССР экономические проблемы и начал стремительно нарастать кризис, охвативший все фазы воспроизводственного процесса. Именно стратегически неверная концепция перестройки в области экономики, некомпетентность перестройщиков, слабая их организаторская работа (или отсутствие таковой) и явились причиной возникновения системного кризиса в экономике, ставшего первопричиной появления системного кризиса в стране и ее разрушения.

Это вынуждены признать многие из тех, кто участвовал в формировании планов перестройки и их реализации. Еще на начальном этапе перестройки небезызвестный Е. Гайдар отмечал, что «расширение самостоятельности предприятий, прав министерств и производственных коллективов в области внешнеэкономической деятельности, быстрый рост кооперативных банков лишь усугубили проблемы в народном хозяйстве» (5).

В вышедшем в 1989 г. сборнике статей «Этот трудный, трудный путь» академик Л. Абалкин констатировал, что «ход перестройки ознаменовался возникновением и нарастанием негативных процессов. Возрос дефицит государственного бюджета, вышли из под контроля денежные доходы населения, резко обострилась ситуация на потребительском рынке»…(33).

Известный глашатай перестройки, антисоветчик Н. Шмелев в своей статье в этом сборнике, озаглавленной «Об экстренных мерах по предотвращению развала советской экономики» вынужден был написать, что «наблюдаемые в последнее время, особенно в 1989 г., резкое усиление инфляции, обострение положения дел на потребительском рынке и скачкообразный рост бюджетного дефицита делают неизбежным – если эти разрушительные процессы не будут остановлены – глубокий кризис всей советской экономики в пределах, по-видимому, 1990 г.» (33).

Антисоветчик, пропагандист перехода к рынку Г. Попов в этом же сборнике признал, что «Вопрос о надвигающейся экономической катастрофе неявляется предметом дискуссии среди депутатовэкономистов, что нарастающий хаос – результат разрушения советской системы управления . «Нет прежней торговли, – отмечал он, – она уже разложилась. Нет прежней милиции – она уже не может защищать граждан. Нет министерств – они ничего не решают. На наших глазах перестает функционировать советский аппарат. Дерево в целом начало падать. Его подрубили мы» (33).

Из изложенного следует, что экономика страны к 1991 г. оказалась в кризисном состоянии. Она непрерывно двигалась вниз, и непринятие экстренных мер по ее спасению было чревато скатыванием экономики в пропасть. Было ясно, что такое ее положение и угрожающая тенденция развития были вызваны проводимыми перестройщиками «реформами», в том числе и потому, что, как признавались затейники авантюры, она началась при отсутствии теории перестроечного периода и понимания содержания, алгоритма практических действий в такой период. Они сами признали необходимость принятия экстренных мер для спасения ситуации. Казалось бы, что сама логика диктовала необходимость восстановления управления экономикой с помощью советской системы хозяйственного управления. Однако перестройщики категорически отказались от такого шага, прежде всего по политическим соображениям, из-за ложного представления о принципах и методах советской системы управления народным хозяйством. Это четко выразил академик Абалкин, сказав, что «переломить экономическую ситуацию и происходящие процессы в стране …, сделать надо так, чтобы не остановить сам процесс перестройки, чтобы не повернуть курс в обратную сторону, не допустить ни при каких обстоятельствах возврата к исторически отжившей себя административно-командной экономике» (33).

Вот почему перестройщики во главе с Горбачевым и Ельциным твердо решили продолжать «поход в рынок», игнорируя реальную обстановку, все уже проявившиеся тяжелые последствия такого курса. Притом сделать это они решили в кратчайшие сроки, чтобы патриотические силы не опомнились и не сбросили с седла обезумевших маньяков, мечтавших побыстрее оказаться в цивилизованном Западе, т. е. капитализме. В этом своем устремлении они не учитывали даже то, что советский народно-хозяйственный комплекс состоит главным образом из монополизированных производственных ячеек, тесно увязанных друг с другом, работающих в основном для удовлетворения внутренних потребностей, изолирован от мирового рынка и поэтому совершенно не готов к вхождению в него и что в таких условиях попытка искусственно, ускоренно внедрить рыночные отношения неизбежно приведет к разрушению основного производственного звена экономики, катастрофическим последствиям. Это и произошло, когда в России, других бывших союзных республиках отказались от государственного планового управления экономикой, регулирования цен, провели массовую приватизацию предприятий.

Перестройка охватила все стороны политической жизни страны. Особенности политических преобразований заключались в том, что они проходили на фоне неуклонного ухудшения социально-экономической обстановки в стране, в условиях возникновения и активного проявления центробежных, националистических и криминальных сил. Это обстоятельство вносило сумятицу в сознание людей и дезориентировало поведение партийных кадров, работу государственных, хозяйственных органов и порождало разные, часто противоположные оценки хода перестройки. Кроме того, действия Горбачева, его окружения в этом направлении противоречили их же публичным заявлениям, что политические реформы направлены на совершенствование социалистического строя.

На наш взгляд, единственно верным критерием оценки всего произошедшего могут служить лишь реальные действия отдельных персонажей, правящих структур и реальные результаты, последствия этих действий. О необходимости реформы политической системы Горбачев объявил в 1988 г. на XIX Всесоюзной партийной конференции. Говоря о том, что «у нас за плечами уникальный опыт первой в мире социалистической демократии, рожденной Октябрьской революцией», он тут же по существу опроверг сказанное, дав негативную оценку советской политической системе как «серьезно деформированной со сложившимися командно-административными методами управления, оказавшими пагубное воздействие на различные стороны развития общества» (116).

Свой негативный взгляд на прошлое страны он проявил в необъективной оценке XX съезда КПСС, решения которого, по оценке Горбачева, «открывали возможности для реализации ленинских принципов жизни партии и государства», но которые «не были использованы» (116). Он подверг сомнению правильность курса партии на укрепление советской государственности и противопоставил его задаче расширения демократии, которая уже нашла отражение в действующей Конституции страны. По его мнению, это привело к «равнодушию, ослаблению социальной активности масс, отчуждению человека труда от общественной собственности и управления». Дав такую извращенную картину прошлого, он заявил: «именно в окостеневшую систему власти, в ее командно-нажимное устройство упираются сегодня коренные проблемы перестройки».

Позиция Горбачева нашла отражение в принятой конференцией резолюции. В ней было отмечено, что «на первый план сегодня выдвигается кардинальная реформа политической системы. Именно она должна открыть новые возможности углубления перестройки во всех областях общественной жизни и обеспечить гарантии ее необратимости» (116).

Из указанной записи в постановлении конференции, изречений Горбачева следует, что предназначение реформы политической системы заключалось в создании условий для углубления перестройки и обеспечении ее необратимости. Главное же в перестройке ее инициаторы видели в переходе к рынку. Стало быть, поставленная ими основная задача политической реформы состояла в том, чтобы открыть путь для решения этой задачи перестройки – ликвидировать экономическую основу социалистического государства, обеспечить создание правовых основ для приватизации социалистической собственности, формирования эксплуататорского класса, собственников средств производства. О правомерности такой оценки направленности затеваемой политической реформы красноречиво свидетельствует заявление Горбачева на III съезде народных депутатов СССР, который безапелляционно изрек: «Глубокая перестройка экономики оказалась невозможной без демонтажа авторитарно-бюрократической системы в целом» (202). Горбачевская позиция была созвучна взглядам либералов. «Глубокая перестройка экономики, – заявил на этом съезде Г. Попов, – невозможна без политической реформы».

Из изложенного следует, что затеваемая политическая реформа имела разрушительный характер и была направлена на ликвидацию советской социалистической системы, создание иного строя.

Декларативными, не соответствующими требованиям и обстоятельствам времени были намерения Горбачева и его окружения ослабить государственные институты, осуществлять дела на принципах самоуправления, самофинансирования, самообеспечения и т. д. без учета реального состояния общества и его готовности к реализации этих устремлений.

В ходе политического реформирования намечалось решить отдельные назревшие вопросы. Такие как повышение роли Советов всех уровней в жизни страны, ограничение сроков пребывания кадров на выборной работе в одной должности в партийных и советских органах, проведение выборов на альтернативной основе и др. Однако эти намерения не изменяют оценку политической реформы, ее содержания как неэффективной и разрушительной.

Гласность. Такую ее направленность наглядно демонстрирует метаморфоза с политикой гласности, объявленной на XIX Всесоюзной конференции КПСС. Необходимость гласности декларировалась как «непременное условие развертывания процесса демократизации всех сфер общественной жизни, функционирования органов государственной власти», а также реализации ленинского указания о том, что «массы должны знать все, обо всем судить и на все идти сознательно».

Однако вскоре выяснилось, что гласность была провозглашена с иными целями. Она рассматривалась прорабами перестройки как действенный инструмент для дискредитации КПСС, советского строя, верных ему руководителей и специалистов, изменения самосознания советских людей и обеспечения их согласия, пусть молчаливого, на формирование иного, чем советский, общественного строя.

Первым шагом на пути реализации намеченного стала смена действующих и назначение на их место лояльных перестройщикам руководителей средств массовой информации (СМИ), идеологических, пропагандистских центров. Вслед за этим развернулась мощная антисоветская, антикоммунистическая кампания в подконтрольных перестройщикам и направляемых ими СМИ. Публиковались лишь материалы, порочащие советский строй, партию и восхваляющие рынок, западный буржуазный образ жизни и перестройку Горбачева, рынок как панацею от всех бед.

Пожалуй, наиболее зримым подтверждением целевой, антисоветской направленности кампании гласности и всего хода перестройки является злобная реакция ее инициаторов и всех антисоциалистических сил на публикацию в неподконтрольной Кремлю газете «Советская Россия» статьи преподавателя одного из ленинградских вузов Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами» в защиту советского строя.

Реформирование государственной системы. Значимой мерой, направленной на ликвидацию политического советского строя, формирование новой политической системы, адекватной обществу с частной собственностью на средства производства, стало реформирование высших органов власти страны. Пожалуй, самой заметной и принципиальной из таких мер стало учреждение в стране института Президентства в соответствии с законом, принятом Внеочередным III съездом народных депутатов 12 марта 1990 г. Согласно этому закону Верховный Совет СССР лишался распорядительных функций. Закон интегрировал Президента в структуру исполнительной власти, замкнув на него большую часть деятельности Совета Министров. Президент наделялся правом законодательных инициатив, утверждения законов и множеством других полномочий. Высшие органы власти (Съезд народных депутатов и Верховный Совет) могли контролировать его работу лишь в форме заслушивания ежегодных докладов о положении страны.

Таким образом, был изменен государственный строй страны, сложившийся после Октябрьской революции. Это изменение означало резкое ограничение власти Советов. Она передавалась вновь учрежденному институту президентства, который был в значительной мере независим от представительных органов власти.

Автор данных строк солидарен с теми, кто справедливо полагает, что институт полноправного президентства с одновременным резким ослаблением власти парламента был введен прежде всего для правового обеспечения легализации в стране частной собственности, т. е. перехода к капиталистическому обществу и избавления президента от контроля партии и резкое снижение ее роли в жизни страны.

Другой причиной, побудившей Горбачева предложить введение поста президента, являлось нарастание хаоса в стране, снижение авторитета Горбачева и его влияния на ход событий. Но надежда на то, что полученные им полномочия как президента помогут остановить эти тенденции, оказались тщетными. Вместе с тем, затея с президентством продемонстрировала стремление Горбачева к неограниченной власти, игнорирование им лично демократических принципов в работе.

Реформирование КПСС. Составной частью политической реформы была реорганизация Компартии СССР, касающаяся ее идеологических основ, места в системе общественно-политических отношений, в жизни государства, содержания практической деятельности, организационного строения.

Заслуживали одобрения продекларированные в начале перестройки намерения демократизировать внутрипартийную жизнь, провести общественно-политическую аттестацию членов КПСС. Своевременным были призывы к развитию критики и самокритики, повышению боевитости партийных организаций, укреплению партийной дисциплины, обеспечению на партийных форумах широкого и принципиального обсуждения актуальных вопросов жизни партийных организаций, положения дел в коллективах по месту работы коммунистов.

К сожалению, намеченное в главном не было осуществлено. Аттестация коммунистов так и не была проведена. Многие проблемы жизни и деятельности партии остались вне поля зрения Горбачева, руководящих органов партии. Таковым являлся вопрос о создании действенной системы контроля со стороны коммунистов за деятельностью партийных комитетов, и прежде всего, находящихся фактически вне контроля ЦК КПСС, Политбюро, секретарей ЦК КПСС. Отсутствие такого контроля порождало волюнтаризм, вождизм, бюрократизм, крупные просчеты в политике и повседневной деятельности партии и было чревато опасностью ее перерождения, прежде всего правящей верхушки КПСС, что и произошло.

Для обеспечения действенного и постоянного контроля требовалось реализовать указания В. И. Ленина на сей счет, о чем речь впереди.

Необходимо было коренным образом улучшать идеологическую работу партии. Огромный пропагандистский аппарат партии не справлялся с возложенными на него обязанностями. Масса коммунистов и граждан не имела стойких коммунистических убеждений, что наглядно проявилось в годы перестройки. Члены ЦК КПСС, делегаты партийных форумов, депутаты Советов штамповали антикоммунистические, антиленинские постановления. Многие партбилетчики открыто предали партию и Советскую власть, стали ярыми антикоммунистами, составили костяк новой буржуазной власти и вошли в стаю расхитителей общенародного достояния.

Казалось бы, объявив о преодолении «искривлений» социализма, перестройщики должны были прежде всего сосредоточить внимание на формировании коммунистического мировоззрения граждан и развитии марксистско-ленинского учения с учетом современных реалий в стране и мире. Однако прорабы перестройки задумали вместо коммунистической идеологии разработать некую «идеологию перестройки» (116).

Исходным и главным в затеянном преобразовании партии, на наш взгляд, должно было быть повышение ее роли в политической системе и жизни всего общества. Именно это было записано в резолюции XIX партконференции 1988 г. «Решение судьбоносных для страны и социализма задач перестройки, – определила конференция, – требует повышения руководящей роли партии…» (116). Однако из данного той же конференцией определения этой роли следовало, что в действительности партии отводится весьма скромная, посредственная роль в стране, она не рассматривается больше как руководящая и направляющая сила советского общества, притом в соответствии с конституцией страны. Согласно резолюции, принятой партконференцией, роль партии в обществе сводилась к теоретической разработке важнейших вопросов развития страны, выработке идеологии перестройки, к расстановке кадров через демократические механизмы преобразования политической системы.

Конкретным проявлением избранной перестройщиками линии в отношении партии, непонимания истинного ее предназначения в государстве и обществе явилось решение провести так называемое «разграничение функций партийных и государственных органов» (4). Перестройщикам было невдомек, что сложившаяся советская система управления обществом и место компартии в ней объективно возникли исходя из исторических условий нового общества и его задач. Как справедливо полагает А. Зиновьев, «Советская власть сформировалась «как единство государственности и сверхгосударственности». И эту власть он характеризует как «сверхгосударственность». Ее формирование определялось объективными факторами, важнейшими из которых, по мнению философа, были ликвидация частного предпринимательства, мобилизация всех сил и ресурсов страны на физическое выживание и на оборону от внешних врагов; огромность страны, разнородность населения; стремительное усложнение общества во всех жизненно важных аспектах. Поэтому проблема управления гигантским человейником оказалась важнейшей. Для решения ее традиционные средства государственности были очевидным образом недостаточны или не годились совсем. Так что необходимость создания сверхгосударственности диктовалась реальными потребностями и условиями страны, а не была выдумана кучкой революционеров и идеологов». Что же касается компартии, то она «объективно, – пишет А. Зиновьев, – стала органом сверхвласти» (237). И эта объективность, на наш взгляд, определялась сложностью и многообразием подлежащих решению задач сверхгосударства, разветвленностью системы власти, многочисленностью ее подсистем, что предопределяло необходимость наличия структуры, координирующей деятельность всех ветвей власти, объединяющей их в единое целое и определяющей общее направление их работы. Таким органом и была признана компартия как политически зрелая организация, сыгравшая определяющую роль в успешном свершении Октябрьской революции, достижении победы в Гражданской войне, организации социалистического строительства и отражении внешней агрессии. Но, пожалуй, главнейшим фактором, диктующим потребность в Коммунистической партии как авангарде общества, являющейся по выражению А. Зиновьева, «его ядром и стержнем» была необходимость сохранения завоеваний Октябрьской революции, коммунистической идеологии, формирования коммунистического сознания граждан, неуклонного движения страны по пути социалистического развития. В основе же всех функций сверхгосударства (а значит и партии. – Н.Ч.), – отмечает А. Зиновьев, – «лежит функция обеспечения жизнедеятельности общества как органического целого» (237).

Стало быть, все аспекты жизни общества должны были быть в центре внимания компартии. А это означает полную несостоятельность тезиса перестройщиков о разграничении функций партийных и государственных органов, а точнее об исключении партии из участия в решении многих важных вопросов жизни страны.

Следует отметить, что функции государственных органов определялись законами, постановлениями, инструкциями Советской власти. Как бывший ответственный работник партийных комитетов разного уровня доподлинно знаю, что ни в каких партийных документах не было и намека партийным органам и организациям присваивать себе функции государственных, отраслевых органов управления, общественных организаций. Да это невозможно было делать и физически. Во всей стране насчитывалось всего 150 тыс. партийных работников, в то время как в органах государственной власти, управления народным хозяйством работало 17 млн человек. Например, в промышленно-транспортном отделе возглавляемого мною Фрунзенского райкома партии г. Минска насчитывалось всего три человека при более тридцати предприятиях промышленности, транспорта, проектно-конструкторских организаций, работающих в районе. Районный Совет народных депутатов и его исполком решали самостоятельно огромный комплекс вопросов организации просвещения, здравоохранения, функционирования жилищно-коммунального хозяйства, бытового обслуживания населения, работы общественного транспорта, развития физкультуры, спорта, благоустройства района. Поскольку Совет располагал ограниченными возможностями влиять на предприятия и организации, райком партии, по просьбе Совета, оказывал ему помощь в реализации возложенных на него функций, привлекая к этой работе трудовые коллективы района, возглавляемые коммунистами. Райком партии не заслушивал отчеты о работе ни исполкома Совета, ни подчиненных ему служб и организаций.

Весьма малочисленными были аппараты партийных комитетов всех уровней, вплоть до аппарата ЦК КПСС, состоящего всего из 2 тыс. ответственных работников. В экономическом отделе ЦК КПСС, в котором я работал в 1974–1979 гг., насчитывалось всего несколько десятков работников. Я был единственным, кто по линии ЦК КПСС, т. е. партии, на постоянной основе анализировал, как Госкомцен СССР и вся система ценообразования страны реализовывали политику КПСС в области ценообразования, рассматривал поступающие в Отдел письма с жалобами и предложениями граждан, касающимися ценообразования.

Что же касается Госкомцен СССР, всех органов ценообразования, то они руководствовались определяемой компартией политикой цен в стране, но непосредственно работу по утверждению, пересмотру цен, контролю за ними, разработку методологии ценообразования строили исходя из утверждаемых правительственными органами положений об органах ценообразования, утверждаемых комитетами цен методик по установлению цен. Все это показывает, что никакой подмены органов ценообразования, как и других центральных экономических ведомств страны, аппаратом ЦК не было, да и не могло быть даже чисто физически из-за отсутствия соответствующих кадров.

Однако это не означало, что в деле руководства партией обществом отдельными партийными звеньями не нарушалась та грань, где кончалось политическое руководство и начиналась сфера функциональных действий советских отраслевых органов управления, администрации предприятий и организаций. Допускавшиеся несоответствия в стиле и методах работы партийных комитетов при взаимодействии с советскими, хозяйственными и другими органами управления и общественными организациями не могут служить даже поводом для обоснования выдвинутого перестройщиками тезиса о подмене партийными комитетами других органов управления и необходимости проведения в связи с этим кампании по разделению функций партийных и государственных органов.

Намеченный курс по ограничению функций партии стал реализовываться. Как свидетельствуют члены ЦК КПСС и Политбюро, началось отстранение партии от руководства социально-экономическим развитием страны в целом, снижением роли ее руководящих органов. По этому поводу член Политбюро, секретарь ЦК Е. Лигачев пишет: «Длительное время КПСС была фактически отстранена от разработки и обсуждения программы перехода страны к рынку… на Политбюро эти вопросы не обсуждались» (10).

Силы, стремящиеся разрушить СССР, советский социалистический общественно-политический строй отдавали отчет в том, какую огромную роль играет КПСС в жизни страны. Поэтому они всячески дискредитировали КПСС и стали активно добиваться ликвидации правовых основ деятельности партии как руководящей силы общества. Группа антикоммунистически настроенных либеральных народных депутатов, объединенных в межрегиональную группу, неоднократно вносила предложение об исключении из Конституции СССР ст. 6, определяющей положение КПСС в обществе. Горбачев и его окружение не предпринимали никаких мер противодействия этой инициативе. Более того, Конституционная комиссия под руководством Горбачева, образованная Съездом народных депутатов, подготовила предложение об исключении из Конституции ст. 6. Одновременно Горбачев выступил с инициативой, чтобы партия сама выступила за такое изменение как свидетельство ее желания отказаться от привилегированного положения в обществе.

Такое развитие событий свидетельствовало о том, что Горбачев был уже не самостоятелен в своих решениях, действовал под давлением проявивших себя самых радикальных, антисоциалистических, антигосударственных, националистических сил и свою беспомощность в противостоянии этим силам пытался принимаемые под их давлением свои губительные для страны и партии решения выдать за позицию КПСС. С другой стороны, отмена III съездом народных депутатов в марте 1990 г. ст. 6 Конституции, на котором члены КПСС составляли абсолютное большинство, свидетельствовала о произошедших катострофических изменениях в партии, о фактическом расколе ее на активных сторонников социалистического выбора и тех, кто сознательно придерживался иной точки зрения или пребывал с помутненным сознанием.

XXVIII съезд КПСС. Состояние партии и ее руководства отчетливо продемонстрировал ход XXVIII съезда КПСС, начавшего свою работу в июле 1990 г. Съезд проходил в обстановке, когда уже в полной мере проявился разрушительный характер перестройки, разразился полномасштабный экономический кризис, страна начала распадаться на части. Катастрофически ухудшилось материальное положение людей, страну охватили забастовки, протесты, разрастались кровавые межэтнические конфликты, бандитские разборки.

Однако Горбачев не подверг анализу сложившуюся обстановку. Судя по тону и содержанию доклада, он не отдавал отчета (или делал вид) о всей сложности, катастрофичности состояния страны, а тем более, не готов был признать, что возникшая ситуация – следствие ошибочности, губительности избранного курса перестройки, необдуманных, бессистемных, хаотичных действий его лично.

Более того, Горбачев пытался нарисовать радужную картину событий. Поскольку плачевное социально-экономическое положение в стране было невозможно скрыть, его хвалебный речитатив касался менее осязаемой сферы – общественных отношений и просто проводимых реформаторских мер, по сути направленных на разрушение Советского государства, жизнеустройства народа, вызывающих общий хаос и бедствия для людей. Что же касается провалов в социально-экономической и др. сферах, то он определил их всего лишь как «пену на поверхности бурного и здорового в своей основе перестроечного процесса», как явления переходного периода. Оставаясь верным себе, Горбачев причинами неуспехов и «в определенном смысле даже ухудшения», по его терминологии, назвал «крайне тяжелое прошлое», противодействие переменам со стороны бюрократического слоя в управленческих структурах, активизации деструктивных сил; как будто эта активизация не вызвана перестройкой. Выход же из создавшегося положения он видел в ускорении проведения провозглашенных реформ, что означало убыстрение сползания страны к краху, который произошел буквально год спустя.

Ход XXVIII съезда КПСС продемонстрировал заметное изменение отношения к затяжной перестройке партийных руководителей и рядовых коммунистов. Многие выступающие на съезде выражали протест против все усиливающейся антисоветской и антипартийной кампании в средствах массовой информации и говорили о том, что это спланированная, с далеко идущими целями акция. Высказывалось недовольство тем, что партия все больше отстраняется от участия в решении принципиальных социально-экономических и политических вопросов развития страны.

Несмотря на негативное восприятие многими делегатами съезда деятельности руководящих органов партии, непринятие направленности перестройки и реформирования партии, Горбачев остался непоколебим в намерении продолжить губительную перестройку. Вероломство Горбачева и в том, что, несмотря на острую критику хода перестройки и деятельности ее прорабов, он смог протащить в решениях съезда свою оценку перестройки, свои антипартийные, антиленинские взгляды. В принятых съездом документах были продублированы многократно высказываемые Горбачевым оценки Советского государства, как «авторитарно-бюрократического строя, неспособного ввести страну в русло мировой цивилизации, …насаждающего пренебрежительное отношение к культурно-историческим ценностям и интеллектуальному богатству народа». Народная социалистическая собственность характеризовалась им как «казенно-бюрократическая», а КПСС как «ядро командно-бюрократической системы» (3).