Текст книги "Следствие продолжается. Финал Краба (сборник)"

Хватит! Отбегался

Скалов сидел за столом рядом с Гореловым и делал вид, что пьет наравне со всеми. Напротив сидели трое – молодые мужчины, рядом с ними – совсем окосевший Батурин. По материалам уголовного розыска Скалов знал, что Батурин – «специалист» по очистке квартир. И то, что сегодня случай свел оперативного работника с этим вором, было неплохо.

Батурин подозревался в нескольких крупных квартирных кражах. Скалов хорошо помнил, как чертыхался Тростник, когда рассказывал о Батурине. Тростнику удалось выяснить, что последний причастен к этим кражам. Брать его без достаточных улик не было никакого смысла. Добиться от него правдивых показаний просто невозможно. Тростник более десяти дней пытался установить, с кем Батурин ворует и где прячет краденое. Казалось, все места возможного сбыта похищенного уже удалось выявить. Но поймать преступников оказалось делом нелегким.

Тростнику доставалось и от начальства. И действительно, среди похищенного имущества наряду с мелкими предметами и ценностями были крупные вещи, особенно ковры, сбыть которые почти на виду у работников милиции было невозможно. Сколько ни бился Тростник над разгадкой, где воры устроили тайник, ничего утешительного добыть не мог. И вот Батурин сидит вместе со своими друзьями за одним столом с оперативником и, не зная того, упивается хвастливыми речами:

– Что мне деньги?! Вчера в ресторане червонцем дал прикурить Сане.

Сидевший напротив, уже изрядно пьяный, Саня подтвердил:

– Точно-о… Официантка от удивления ч-чуть ноги не о-ошпарила.

Скалов постепенно все больше и больше накапливал сведений о друзьях Батурина. Маленький магнитофон во внутреннем кармане пиджака Скалова четко фиксировал весь разговор. Нужно только умело направлять ход воровской беседы. Скалов вспомнил о спрятанных коврах и решил попытаться выяснить, где их укрыли Батурин и его друзья.

Лейтенант придвинулся к Батурину и заплетающимся языком сказал:

– Ты, кореш, молодец! Был у меня друг – копия ты. С таким – готов куда угодно. Жаль – погорел. И главное, обидно: заделал квартиру, золотишко, хрусталец, башни взял. Я помог ему красиво сбыть. А его, фраера, опять на ту же хату потянуло. Вспомнил, что уж больно красивый ковер имеется. Отговаривал его, отговаривал, а он мне: «Ничего… никто не рассчитывает, что я опять в ту же квартиру пойду. Понимать надо… психология». Ну и пошел. Взял коврик – и в комиссионку. А оказалось, что, как только он из квартиры с ковриком вышел, тут же и хозяин пришел. Кипеж поднялся. Контора приехала. Пустили собаку, а она, сволочь ушастая, прямо к комиссионке и приперла. А там кореш мой уже коврик какой-то мадам загоняет. Так, бедняга, и погорел.

Батурин засмеялся:

– Мы делаем иначе. От ковров тоже не отказываемся. Но только загонять их не спешим. Нашли, так сказать, великолепное место для временного хранения. – Он достал из кармана пиджака паспорт и вынул из него несколько квитанций. – Вот они – коврики мои. Видишь? В кармане помещаются. Ни один барбос своим носом не учует.

Скалов увидел, что это квитанции о сдаче ковров в химчистку. «Так вот оно что! – удивился лейтенант. – Оказывается, они “прячут” ворованные вещи. Сразу же после кражи ковры сдают в химчистку, вроде как в камеру хранения. Ловко!»

– По своим ксивам сдаешь?

– Что я – фраер? Ксивы – не проблема. Если тебе надо – скажи, на любую фамилию сделаю.

Скалов понимал, что квитанции и фальшивый паспорт, будь задержан Батурин, – неопровержимые доказательства его вины. Оперативник начал искать выход из создавшегося положения. Неожиданно раздался звонок. Все замерли. Горелов направился в прихожую. Наступила напряженная тишина. Скалов видел, как Батурин вытащил из кармана паспорт с квитанциями и сунул его в сапог, что лежал у дивана. Но это была не милиция. В дверях стоял Краб.

– Привет компании! – бросил он как-то безразлично и повернулся к Горелову. – Пойдем поговорим.

И они направились на кухню. Скалов тоже поднялся и пошел за ними. Краб со злостью проговорил:

– Что же вы, гады, туфту мне суете?

– Какую туфту? – удивился Горелов.

– Кто отпечатки от ключей делал?

– Я. А что такое?

– Что такое! Что такое! Ты же совсем другие отпечатки дал.

– Брось мозги заливать! – вспылил Горелов и кивнул в сторону Скалова. – Он видел, как я садился в машину, когда фраер бабу на кладбище повел.

Скалов подтвердил слова Горелова.

Краб громко сказал:

– Ну вас к… Больше моей ноги здесь не будет. Мы друг друга не знаем.

И он сразу же направился к выходу. Скалов мгновенно сориентировался:

– Я догоню. Поговорю с ним, – успокоил он стоящего в растерянности Горелова и пошел за Крабом.

Скалов, как только оказался в подъезде, перестал торопиться. Не спеша он спустился вниз и выглянул из подъезда. Краб в этот момент выходил со двора. Подождав, пока Краб скроется за углом, лейтенант бросился в противоположный конец двора. Там, с обратной стороны дома, есть телефон-автомат. Он быстро набрал номер домашнего телефона Ветрова, прислушался к гудкам. «Дома или нет?» – волновала его мысль. В трубке щелкнуло, и Скалов услышал голос Ветрова. Василий коротко доложил о сложившейся ситуации. Ветров спросил:

– Что ты предлагаешь?

– Игорь Николаевич, я считаю, что находиться у Горелова смысла нет. Краб больше у него не появится. А если сейчас снять Батурина, Горелова и его дружков, то они, узнав, кто я на самом деле, сразу же расколются.

Ветров с минуту помолчал, потом решительно сказал:

– Сделаем так: Горелова во что бы то ни стало оставь дома, а сам с Батуриным и его дружками выходи на улицу. Обязательно проведи их мимо кинотеатра. Там и задержим. Но выходите не раньше как через сорок минут.

Скалов вернулся в квартиру, подошел к Горелову, похлопал его по плечу:

– Не волнуйся, все будет хорошо. Он уже отошел и сказал, что где-то через час заглянет, если успеет какое-то дело оформить.

Скалов сел за стол и начал разливать водку по стаканам. Все были пьяными, и отсутствие лейтенанта никаких подозрений не вызвало. Прошло полчаса. Скалов встал из-за стола:

– Ну что? Завязываем?

– Да, пора отваливать, – согласился Батурин и, нагнувшись к сапогу, взял паспорт, положил его в карман:

– Пошли!

Все встали и направились к выходу. Скалов тронул Горелова за рукав:

– А Краб? Он же обещал прийти. Ты подожди его. А я пройдусь с ними.

Через минуту компания вышла во двор. Скалов, не давая никому опомниться, взял под руку Батурина и повел его в нужную сторону. Остальные направились за ними. Все получилось превосходно. Даже Скалов, как ни старался, не смог заметить своих. Они появились как из-под земли. Батурин, кажется, единственный из тех, кого задерживали, среагировал на облаву. Он вырвался из рук державшего его работника милиции и попытался бежать. Но Скалов подставил ногу и, когда тот хотел подняться, схватил его за шиворот:

– Спокойно, Батурин! Хватит, отбегался…

Ехали все в одном милицейском автобусе. Батурин повернулся к сидящему сзади Скалову и заметил:

– Здорово ты нас! Ох, как здорово!

Один из друзей Батурина мрачно съязвил:

– А по внешности вроде свой кореш…

– Внешность бывает обманчивой… сказал еж, слезая с половой щетки… кореш… свой кореш… – бормотал про себя Батурин, тупо уставившись в окно. На ночных пустынных улицах лил дождь. Город спал…

В лесу

Березы! Ни с чем не сравнимое, чарующее зрелище. Одетые в золото осени, в эти дни они особенно выразительно обозначались на темно-зеленом фоне хвойного леса.

День выдался на редкость солнечный, ласковый. Было воскресенье – одно из немногих, когда Ветров и Тростник смогли остаться в узком домашнем кругу, со своими семьями. Рано утром собрались вместе и небольшой группой отправились на вокзал. Электричка минут за сорок домчала до нужной остановки. На платформу высыпала пестрая оживленная компания грибников. Поезд отправился дальше, и вскоре все разбрелись по лесу.

Было уже далеко за полдень, когда Ветров и Тростник, их жены и дети собрались на небольшой поляне. Рядом стояли кошелки и корзины, а то и просто целлофановые мешочки, доверху наполненные грибами. Дети еще не успели утихомириться. С визгом носились они друг за другом, кувыркались, барахтались, как медвежата. Началась подготовка к обеду. Всем было весело и хорошо. На разостланной льняной скатерти появилась снедь.

Ветров и Тростник в сторонке сидели на плащ-палатке, довольные тем, что так удачно проходит выходной день. Разговор невольно зашел о работе. Тростник, откусив длинную травинку и задумчиво глядя на верхушки деревьев, заметил:

– Ты был прав. Хозяин дома действительно… Я сразу же начал проверку. И знаешь, что удалось выяснить?

– Не тяни, Володя, а то скоро позовут. Видишь – стол уже готов.

– Понимаешь, старик, оказывается, второй раз женился.

– Ну и что?

– Да ничего. Только от первого брака сын у него есть – Крокет Георгий Васильевич. Он раньше тоже в этом доме проживал.

– Как же тогда соседи его не видели?

– Не успели. Этот отпрыск трижды судим был. Один раз за убийство, второй – за грабеж, третий – за кражи из магазинов. Его отпуска в виде краткого пребывания на свободе после отбытия наказания были слишком малы. Где уж там с соседями знакомиться!

– Как ты узнал?

– Ты же сам сказал – поработать.

– Да-а. Это интересно. Где этот сынок сейчас?

– В том-то и дело, что пропал.

– Как пропал?

– А вот так. Освободился в последний раз почти два года назад – и как в воду канул.

– Что отец? Искал его?

– Искал. Я сделал запрос по месту его последней отсидки. Вчера вечером ответ пришел. Полтора года назад администрация колонии письмо от Крокета-старшего получала. Просил сообщить, где находится сын. Ответили, что так, мол, и так – сынок освобожден, поехал домой, к вам…

– Что же старший? Больше не искал?

– Нет. Видимо, получил весточку и успокоился.

– Это интересно. Очень интересно! – повторил Ветров. – Вполне возможно, что тот, который приводил женщину на кладбище, и Крокет-младший – одно и то же лицо. Знаешь, когда я познакомился со стариком, то, уходя, подумал: не может такой человек честно жизнь прожить. Слишком никчемная, прямо скажу, гадкая душонка.

– Я же тебе еще не все рассказал, – перебил друга Тростник. – Крокет-старший тоже судим.

– За что?

– За истязание первой жены. Год ему давали, а жена вскоре умерла. Отбыл срок и в первые же дни на другой женился.

– Надо немедленно заняться этими Крокетами…

Закончить разговор им не удалось: жены не позволили. Потихоньку подкравшись сзади, они дружно навалились на увлекшихся собеседников. Дети с превеликим удовольствием помогали матерям создавать куча-мала. Вволю побарахтавшись, все наконец угомонились. Расселись вокруг скатерти. Жены с нарочито серьезными интонациями укоряли мужей:

– Вы хотя бы здесь о делах не говорили. Отдыхать приехали.

– Правильно, правильно! – поддержал их Тростник. – Один великий ученый создал довольно оригинальную формулу человеческого счастья: тридцать процентов своего времени мы должны отдавать работе, тридцать – общению с людьми. Так вот, наш разговор с Игорем и шел за счет времени, отведенного на общение с людьми.

– Ладно уж, великий ученый! – легонько ткнула Тростника в бок жена. – Лучше вино открой…

Всех радовал лес. Обед удался на славу. Прибрав скатерть, все решили сделать еще один заход по грибы. Женщины с детьми остались вблизи поляны. Мужья разошлись в разные стороны испытать счастья.

Ветрову крупно повезло. Углубившись в лес, он набрел на одно чудесное местечко, где, как в сказке, один около одного сидели молоденькие красноголовики. Буквально за несколько минут Игорь Николаевич наполнил корзину и, мысленно представив, с каким удивлением посмотрят на нее женщины и дети, направился в обратный путь. Неожиданно он увидел небольшую поляну, посреди которой стояли «жигули». Рядом на развернутом одеяле, в обнимку, сидели мужчина и женщина. Увидев Ветрова, они отстранились друг от друга и настороженно смотрели на него. Майор, немного смутившись, стараясь не смотреть на эту парочку, ускорил шаг. И чем дальше он отходил от места случайной встречи, тем больше какая-то смутная тревога охватывала его. «В чем дело? – думал майор. – Наскочил ненароком на уединившихся любовников. Не извиняться же мне перед ними! Не в квартиру вошел».

Но тревога нарастала. Ветров-грибник пытался рассеять свое беспокойство, а Ветров-оперативник искал причину этого беспокойства. И вдруг – о чудо! Майор как вкопанный остановился у белоствольной березы. Номер машины, мимо которой он только что прошел, – вот она, причина тревоги! «Автомашина с этим номером остановилась возле кладбища», – вспомнил Ветров. Он повернулся и торопливым шагом двинулся назад, к месту встречи. Однако Ветров-оперативник остановил его: «Стой, куда же ты? А если у них оружие? Надо позвать Тростника!»

И майор, не обращая внимания на падающие из корзины красавцы красноголовики, побежал к своим.

Ориентироваться в этом лесу было несложно: веселые детские крики далеко разносились окрест. А вот и знакомая поляна. Игорь Николаевич, не переводя дыхания, спросил:

– Где Володя?

Жена Тростника встревоженно посмотрела на Игоря Николаевича:

– Что случилось?

– Ничего. Не волнуйся. Он очень нужен. Зовите его.

И все дружно стали звать Тростника. Тот не откликался. Ветров сунул два пальца в рот и сильно свистнул. Дочка даже присела на корточки и с восхищением посмотрела на отца. Сыну это тоже очень понравилось, и он подскочил к отцу:

– Папа, научи!

– Потом, сынуля, потом, – пообещал майор и подошел к лежащей на траве куртке Тростника. Ощупал карманы и понял, что и он оружия с собой не брал. Наконец вдали послышался голос Тростника. Прошло еще минут пять, пока он появился на поляне:

– Что вы тут вдруг раскудахтались?

– Пошли! По дороге расскажу, – бросил Ветров и повернулся к женщинам: – А вы пока собирайтесь. Мы скоро будем.

Они бежали рядом, и Ветров коротко вводил друга в курс событий. Вот и дорога. Осталось еще шагов триста, и покажется та поляна. Вдруг с противоположной стороны, прямо из лесу, на дорогу выкатили «жигули». Ветров схватил Тростника за руку.

– Смотри! Вот она!

Машина находилась от них метрах в сорока, ее номер был четко виден. «Жигули» повернули налево и стали удаляться. Ветров стоял, стиснув кулаки:

– Ушел, гад!

– Что сделаешь? Крыльев у нас нет, не догоним. Ну, ничего. Это для нас кое-что значит. Раз ездит с этими номерами, то факт – поймаем. Пошли к нашим, успокоим.

И они, уже не спеша, направились к семьям. Солнце клонилось все ниже. Надо было возвращаться в город.

Страх пришел во сне

Крокету не спалось. Он лежал на диване, забросив руки за голову, и думал. В последнее время его все сильнее начало одолевать беспокойство. Кто-кто, а уж Жора Крокет кое-что в жизни повидал, да и дел натворил столько, что и самому подчас невмоготу становится. Он научился жить осторожно. Следил за каждым своим шагом и, прежде чем что-либо предпринимать, старательно все взвешивал, обдумывал. Поэтому и удавалось ему много раз выходить сухим из воды. Но вот уже несколько месяцев что-то беспощадно глодало его, особенно после убийства Мужлина.

«Что поделаешь? – думал он. – У меня другого выхода не было. Если бы взяли Мужика, то я сейчас жил бы в муках и гаданьях: расколется или нет». Но какой-то внутренний голос, ранее не знакомый Крабу, укорял: «Он же был твоим лучшим другом. Ты сам говорил, что за тебя, дескать, я спокоен, не заложишь».

Нет, не жалость к другу беспокоила Краба. Его начинал преследовать страх. Раньше при виде работника милиции он спокойно проходил мимо, мог даже заговорить с ним. Теперь Крабу казалось, что первый же встречный милиционер поймет, кто прячется под париком и фальшивой бородой. И еще он до слез жалел деньги, оставленные возле трупа Мужлина. Много их там было. Ох как много! Надолго хватило бы.

Краб тяжело вздохнул и повернулся на бок. Жора привык жить на широкую ногу. «Надо быстрее решать, что делать с Борзовой, – размышлял он. – Через нее можно, конечно, взять заводскую кассу. А дальше? Как быть с Людкой дальше? Надо будет смываться. А она – сразу же в милицию. “Так, мол, и так, дорогие товарищи. Был у меня женишок. Только после кражи быстренько исчез”. Правда, искать меня будет трудненько. Я ведь сейчас вне подозрений. Фамилии моей контора не знает. Да и Крокет, если на то пошло, сейчас находится, как любят они выражаться, в местах, не столь отдаленных».

Краб начал вспоминать операцию, которую он провел, чтобы запутать следы, уйти из поля зрения милиции. Сразу же после своего последнего освобождения с помощью Толика Пудова он украл документы у одного геолога, зазевавшегося в очереди возле киоска с прохладительными напитками. Все было исполнено очень тонко и расчетливо. Геолог, видимо, ехал к своей семье и лишился документов буквально минут за пятнадцать – двадцать до отправления поезда. Пропажа могла обнаружиться только в дороге или после прибытия пассажира домой.

Крокет был доволен. У него на руках настоящий паспорт. Правда, с переклеенной фотографией. Но сделано это достаточно искусно. В паспорте стоит штамп постоянной прописки, есть отметка, что его владелец – геолог. Так что Краб уже не рецидивист Крокет, а геолог Клешнев. Толик Пудов здорово помог. К тому же у него имеются документы на право владения легковым автомобилем, принадлежащим старику Крокету. Оформлены тоже на имя Клешнева.

После освобождения Краб удачно вскрыл сейф в одной колхозной кассе. Решил обзавестись машиной. Пришел к отцу: так, мол, и так. Того долго уговаривать не понадобилось. Получив кругленькую сумму на дорогую покупку да еще тысячу целковых в придачу, старик бросился по инстанциям. Просил, умолял, жаловался. В конце концов добился своего: «жигули» выколотил без всякой очереди. Через неделю Крокет-старший передал автомобиль по доверенности своему чаду, лжегеологу Клешневу.

Краб самодовольно ухмылялся, вспомнив, как Толик Пудов подрабатывал технический паспорт на автомобильные номера, которые добыл Николаев, и удостоверение на право управления автомобилем на имя Фролова. Ох и шельмец этот Толик! Кто-кто, а он своим ремеслом владел безукоризненно. Новоиспеченный владелец «жигулей» смог убедиться в этом довольно скоро – при первой же встрече с сотрудником Госавтоинспекции. Случилось это при совсем непредвиденных обстоятельствах. Краб отправился на дело, поставил на машину похищенные номера и на время стал Фроловым. Рейс предстоял неблизкий. Уже на первых километрах за городом он был остановлен возле поста ГАИ. Тут же собралось несколько машин частных владельцев. Шла обычная проверка документов. Лейтенант бегло взглянул на водительские права и технический паспорт, предъявленные Крабом, ничего подозрительного в них не заметил, разрешил двигаться дальше. С тех пор Краб окончательно уверовал в надежность липовых изделий Толика Пудова и сидел за рулем смело, даже с некоторой бравадой, как бы демонстрируя всем своим видом невозмутимость и спокойствие.

«Нет, что ни говори, – думал он, – пока мне везет. Взять хотя бы квартиру. Хозяева уехали на два года куда-то на Север. Заплатил им за весь срок, и сейчас, по сути дела, я полный хозяин этого жилья. Здорово получилось и с документами!»

В воображении Краба вновь возникли застольные встречи, когда он передал свои документы старому другу. Это был многоопытный карманный вор. И Краб договорился с ним, чтобы тот не носил при себе собственные документы, а держал паспорт и справку об освобождении Краба. Крокет хорошо знал, что, сколько карманник будет жить на свободе, столько он будет и воровать. А ведь веревочка вьется… наступает конец. Так оно и случилось. Друг попался с поличным и сел на скамью подсудимых под фамилией Крокет.

Эти воспоминания немного успокоили Краба. Он незаметно уснул. Но и во сне его одолевали тревожные видения. Они нагромождались одно на другое. Мелькали знакомые и незнакомые лица. Слышались какие-то страшные, загадочные реплики. Вдруг бесшумно подкатила машина, беззвучно открылась и закрылась дверца, и Краб проскользнул на заднее сиденье между Мужлиным и Людой. Машина будто поплыла по широкой асфальтированной дороге. Мимо быстро мелькали деревья, дома. Ехали на дело. Вот только Краб никак не мог понять, зачем они взяли с собой Борзову. Неужели она знает, чем он занимается?

Неожиданно из призрачного пространства вынырнуло кладбище. Машина помчалась между могилами. Краб никак не может понять, почему они оказались именно здесь. Спросил у Мужлина, но голоса его не расслышал. Вдруг показалась могила родственников. Однажды он приводил сюда Люду. Это тогда, когда Горелов Саша со своим другом делали слепки ключей, которые Борзова оставила в машине. Краб хочет повернуть руль машины, но ничего не получается, руки беспомощно скользят по баранке, совершенно не двигая ее. Борзова молча улыбается и тут же поворачивается к Мужлину, обнимает его. Краб хочет остановить машину, но – не тут-то было! Руль не слушается. А Борзова страстно прижимает Мужлина к себе, смеется и показывает исподтишка ключ – тот самый ключ от сейфа. Люда внезапно отшатнулась от Мужлина и начала душить Краба. Сильные цепкие пальцы все сильнее впиваются в кадык. Отчетливо видно, как его друг протягивает Люде нож. Краб узнает нож. Он убил им Мужика. Краб теряет самообладание. Он хочет освободиться от Борзовой и выскочить из машины, но не хватает сил. Тяжело дышать. Он изо всех сил отталкивается ногами от чего-то очень твердого. Проснулся от ушиба об пол – свалился с кровати вместе с подушкой. Сидя на полу, Краб почувствовал, что его тело покрылось липким, холодным потом. Все еще находясь под впечатлением от кошмарных сновидений, он так и замер в странной позе. Постепенно придя в себя, приподнялся и сел на диван. Закурил.

– Хреновина какая-то… К чему бы все это? – проворчал он. – И чего пугаться?! Мужика нет в живых. Кто докажет, что именно я убил?

Мало-помалу Краб успокаивался. Его мысли приобрели некоторую стройность, и он начал размышлять дальше:

– Отца надо предупредить. А то еще проболтается, что машину по доверенности передал.

Краб прикидывал, как жить дальше. Нет, угрызения совести его не мучили. Он думал, как тоньше и хитрее действовать, чтобы не попасть впросак…