Текст книги "Следствие продолжается. Финал Краба (сборник)"

Финал Краба

Обычное осеннее утро. Дождя нет, но плотные низкие облака закрыли небо и могут в любой момент омыть землю.

Генерал Романов любил в воскресный день поработать один. Не было обычной круговерти, ежеминутных телефонных звонков, не отрывали от дела сотрудники.

В такие дни генерал обычно просматривал почту: нет ли чего срочного, знакомился с поступившей за неделю литературой, обзорами передового опыта.

Но сегодня он изменил своей привычке и, просмотрев почту, позвонил Севидову:

– Владимир Михайлович! Доброе утро! Чем занимаетесь?

Севидов в этот момент вместе с Савичем и Ветровым уточнял план задержания Краба. Он сказал об этом генералу, и тот предложил:

– Заходите втроем ко мне, вместе и подумаем.

Романов был в курсе всех событий, и время на доклады терять не потребовалось.

Генерал спросил у Ветрова:

– Установили, что за квартиры посещал мужчина, который уехал на машине Краба?

– Так точно, товарищ генерал. В одной он сам живет. Хозяева уехали на несколько лет за границу, и он снял у них это жилье. А другая квартира, где он остался на ночь, принадлежит Борзовой Людмиле Ивановне. Работает кассиром-бухгалтером на каком-то заводе. На каком – пока не знаем, так как в домоуправлении сведений не оказалось. В адресном бюро данные устарели – она числится студенткой института народного хозяйства. Я думаю, Виктор Алексеевич, что эта Борзова и есть объект внимания Краба. Ее и этого мужчину мы хотели сегодня утром издали показать Скалову, но старший лейтенант не уверен, что кого-либо опознает.

– Разрешите, товарищ генерал? – В дверях стоял Тростник.

– Входите, майор.

– Товарищ генерал! Мне было поручено установить фамилию неизвестного, который от универмага уехал на машине Краба.

– Ну и как?

– Все в порядке. Поэтому я и решил зайти к вам. Дежурный сказал, что полковник Севидов у вас.

– Кто он? – спросил Севидов.

– Крокет Георгий Васильевич.

– Та-ак, – протянул Романов. – Для чего же им понадобился этот фокус с передачей друг другу машины?

– Будем выяснять, Виктор Алексеевич, – ответил Севидов.

– Краб не мог засечь наших, когда они ехали следом?

– Не должен, товарищ генерал, – заверил Тростник. – Здесь что-то другое.

Ветров задумчиво чертил на листке бумаги замысловатые фигурки. Его опять мучила давно возникшая смутная догадка: «А что, если это действительно так? Поэтому становится ясным, почему не удалось выявить ни одного человека, который бы видел Краба и Крокета одновременно». Однако Ветров и на сей раз промолчал.

– А что думает Савич? – спросил Романов.

– Я вчера был в прокуратуре. Со следователем, который ведет дело об убийстве Мужлина, договорился о взаимодействии. Как бы нам ни хотелось не допускать кражи, видимо, придется пойти на некоторый компромисс. Краба надо брать с поличным. Я думаю, что и Крокет будет с ним. Сразу и поставим точку.

– По крайней мере, – начал рассуждать генерал, – брать пока не будем. Однако допускать, чтобы он совершил кражу, тоже нельзя. Вот из этого, – заключил Романов, – и исходите. Кстати, где сейчас Крокет?

– Дома, – ответил Севидов. – Спит перед атакой.

– Краб в поле зрения не появился?

– Нет, Виктор Алексеевич. Но мы не беспокоимся. Он придет к Николаеву…

Крокет уже в который раз обдумывал план предстоящего дела. Он все обстоятельно взвесил, все уточнил до малейших подробностей. Наконец можно приступать к решительным действиям…

А в это время работники милиции стояли перед своей дилеммой. За Крокетом вели неустанное наблюдение Тростник и четыре оперативника. Трудно сказать, сколько еще пришлось бы им быть при этом малоинтересном занятии. Но ситуация вдруг круто изменилась: из квартиры Крокета вышел Краб. Он спустился вниз и сел в зеленые «жигули», что стояли во дворе. Работники уголовного розыска разделились на две группы: двое остались наблюдать за квартирой Крокета, а трое на автомашине последовали за Крабом. Тот вел машину уверенно и ловко. «Волга» с оперативниками еле успевала за ним. Вот и кладбище. Краб остановил машину, закрыл ее на замок и направился к воротам. Двое сотрудников, соблюдая дистанцию и осторожность, двинулись за ним. Краб подошел к могиле, оглянулся. Вокруг, казалось, было полное безлюдье. Он подошел к памятнику и отставил плиту. Достал из тайника свертки, сложил их в саквояж, поставил на место плиту и, оглядываясь почти на каждом шагу, направился к машине. Вскоре «жигули» мчались по направлению к заводу, где работал Николаев. Вот и площадка, где обычно стоит личный транспорт работников этого предприятия. Здесь и остановился Краб. Он сразу увидел Николаева, который стоял у проходной и нетерпеливо вертел толовой. «Ишь ты! Не терпится, – подумал Краб. – Даже раньше времени с работы дал драпа». Но Николаев огорошил его:

– Жду тебя почти час. Боялся, что опоздаешь и не смогу предупредить.

– О чем предупредить? – насторожился Краб.

– Понимаешь, меня с другими работягами гонят на уборку картофеля в подшефном колхозе. Сколько ни отбрыкивался, и слышать не пожелали. Видишь – уже все на машине.

Краб оглянулся и увидел крытый брезентом грузовик. В нем сидели человек пятнадцать. Один из них крикнул:

– Николаев! Сколько тебя ждать?! Поехали!

Краб махнул рукой:

– Ничего не поделаешь. Езжай, как-нибудь забегу.

– Ты что – сам пойдешь?

– Посмотрим… Пока!..

Краб пешком сходил в магазин, купил две бутылки коньяка и поехал к дому, где жила Борзова. Он быстро поднялся на лестничную площадку и своим ключом открыл дверь квартиры.

Тростник и четыре сотрудника неотступно следовали за ним, поддерживая связь с Севидовым по радио. Тот запросил, где сейчас находится Борзова. Тростник нашел Майского, который вместе с Рыбниковым наблюдал за ее квартирой. Лейтенант пояснил, что Борзова еще не пришла с работы. Тростник тут же сообщил об этом Севидову. Полковник теребил подбородок:

– Так, так, так. Значит, Крокет остался дома, а Краб пришел к Борзовой. Интересно, что же они будут дальше делать? Наверно, Краб и Крокет решили на пару идти.

Ветров улыбнулся:

– На пару-то на пару. Только в единственном лице.

– То есть как в единственном?

– Владимир Михайлович, вам никогда не приходила в голову мысль, почему Краба и Крокета никто не видел вместе? Это – во-первых. Во-вторых, почему все знают только Краба, но ни разу не видели Крокета?

– Об этом я, кажется, не думал. Но здесь есть и объяснение: Крокет действует через Краба, который держится у него на положении марионетки.

– Нет, Владимир Михайлович! Мне это представляется в другом плане. Посмотрите: в кражах участвует только Краб, Крокет – всегда в стороне. Готовит преступление только Краб. Он же имеет и соучастников, ведет с ними переговоры. Спрашивается, чем тогда занимается Крокет? Выходит – ничем! В таком случае зачем Крабу напарник, от которого проку, что с козла молока? А в том, что Крокет совершает преступления, – я не сомневаюсь.

– Ну, не тяни, не тяни! Вижу, что задумка есть. Делись, – проворчал полковник.

– Я полагаю, Владимир Михайлович, что Краб и Крокет – одно и то же лицо. Просто человек исполняет две роли в спектакле, который для него имеет свое название – «Сладкая жизнь».

– Ты так считаешь? – изумленно спросил Севидов и задумался…

Краб, как только вошел в квартиру Борзовой, сразу же стал превращаться в Крокета. Снял парик, усы, бороду, умылся, причесался. Взглянул в зеркало и самодовольно ухмыльнулся. На него смотрел вполне симпатичный молодой человек. Правда, серые глаза глядели зло и настороженно. Огромным усилием воли Крокет снял напряжение с лица. Теперь взгляд его был веселым, даже привлекательным. Когда он вот так смотрит на Людку, та балдеет от счастья и готова идти за ним хоть в огонь, хоть в воду.

Крокет, аккуратно сложив в саквояж свои маскарадные принадлежности и щелкнув замком, взглянул на настенные часы с кукушкой. До окончания работы у Борзовой оставался еще добрый час. От нечего делать он подошел к мягкому креслу и, лениво развалившись в нем, взял в руки тонкую стопку журналов «Советский экран». Его скучающий взор скользил по иллюстрированным страницам. Но этого занятия хватило ненадолго.

Крокет оставил кресло, бросил флегматичный взгляд в окно и снова открыл саквояж. Часть содержимого он выложил на стол. Чего тут только не было! – плоскогубцы, одна маленькая и одна большая отвертки, две связки различных ключей, небольшая фомка, электрический фонарик, нож, ключ от сейфа, два мотка проволоки, веревка, маленькая пилочка для металла и еще всякая всячина.

Он положил в карман только ключ от сейфа, фонарь и нож. Затем все металлические предметы завернул в тряпки и сунул обратно в саквояж. Сверху положил связки ключей, резиновые перчатки, бороду, усы и парик. Всю эту поклажу Крокет поставил возле двери, немного прошелся по комнате. Что-то прикинув в уме, он поднял с пола две бутылки с коньяком, втолкнул их в холодильник. Потом, посмотрев на часы, шагнул к вешалке, перекинул через руку плащ, взял саквояж и вышел из квартиры.

У Тростника и Майского глаза полезли на лоб, когда они увидели, что к машине подходит Крокет.

– Что за чертовщина? – проворчал майор. – Я же своими глазами видел, что Крокет остался дома, а в эту квартиру зашел Краб.

Он тут же из кармана достал радиостанцию:

– Ромашка, Ромашка! Я двадцать третий, я двадцать третий. Как меня слышите? Прием!

И тут же прозвучал ответ Ромашки:

– Я – Ромашка. Слышу вас хорошо. Прием!

– Ромашка! Где находится ваш?

– Дома. Пока не выходил.

Крокет в это время положил в багажник саквояж, сел в машину и завел двигатель. Тростник и Майский бегом бросились к своей машине и двинулись следом.

Пока ехали за Крокетом, Тростник, угнетенный и подавленный непонятными фокусами Краба и Крокета, связался с управлением, коротко сообщил об увиденном. Он тут же услышал голос Ветрова:

– Двадцать третий, двадцать третий! Все так и должно быть. Не удивляйтесь. Объясню позже. Продолжайте наблюдение.

Тростник изумленно повертел головой:

– Что за хохмачество? Не пойму! Цирк на дроте – и все тут!

Крокет остановился недалеко от проходной, и Тростник почти тотчас увидел своих. «Наверное, здесь работает Борзова?» – предположил майор и по радиостанции сообщил, где он находится. Ветров сразу же спросил:

– Наших, которые работают с Борзовой, видите?

– Да, видим.

– Хорошо, продолжайте действовать…

Крокет занервничал – что-то Борзова задерживается. На нее это не похоже. Всегда была аккуратной. Жора глянул на часы: «Го-го-го! Уже лишних двадцать минут торчу здесь. Что случилось?»

И в этот момент показалась Борзова. Села в машину и облегченно вздохнула:

– Ух ты! Еле вырвалась. Зарплата сегодня – дел невпроворот. Поехали.

Он, не отвечая, включил скорость, и машина сначала медленно поехала мимо выходящих из проходной людей, а затем, быстро набирая скорость, понеслась по улице. Жора спокойно разговаривал с «любимой» и, конечно, не видел, как за ним, соблюдая необходимую дистанцию, повторяя его маневры, шли две машины.

Вскоре «влюбленные» приехали к дому Борзовой. Закрыли машину и поднялись на третий этаж в ее квартиру…

Тростник услышал по радио, как центр вызвал Ромашку и приказал снять наблюдение за квартирой Крокета. Это еще больше смутило майора, и он начал искать причину столь неожиданной метаморфозы. Однако загадка так и осталась для него загадкой. Правда, в данном случае никакой вины за ним не было.

Ветров был в курсе всех событий, и поэтому только ему одному и удалось раскусить все хитросплетения, к каким прибегнул опасный преступник…

В ресторан… на прощание

Крокет взглянул на часы. Ровно семь часов вечера. Впереди еще уйма времени. И он предложил:

– Люда, может, сходим в ресторан?

Она взглянула на него и удивленно спросила:

– Георгий! Откуда у тебя столько денег? – И уже шутливо добавила: – Уж не воруешь ли, а?

– Нет, дорогая! Я – не вор. Слава богу, что мои драгоценнейшие родители в моем лице, а точнее говоря, в лице сидящего перед тобой страстно влюбленного поклонника, имели только одного-единственного сына. Постоянно думая о своем ненаглядном чадушке, они сберегли некоторую сумму, что позволяет теперь выпить чашечку кофе в приличном ресторане – и мне, и тебе, бесценное мое сокровище. – Крокет легонько прикоснулся губами к раскрытой ладони Борзовой.

Людмила засмеялась и повисла у него на шее:

– Наконец ты нашел возможность тратить собранные твоими родителями деньги. Скажи, сколько любимых может обеспечить эта сумма?

– Ох и ревнивая ты! Ну, собирайся! А то в ресторан не попадем.

Людмила начала собираться. Крокет подошел к окну и, глядя на стоящую во дворе машину, задумался. «А если старик копыта на сторону отбросит? Что с машиной будет? – рассуждал он. – Может, зря отдал документы Чеховскому? Сейчас можно было бы постараться переоформить машину на меня».

Неожиданно Крокет припомнил последние встречи с отцом. «Странно как-то вел себя. Уж больно за машину беспокоился. Как бы не заложил меня, старый хрыч! – Беспокойные мысли роем носились в его голове. – Кто я ему? Сын? Только по документам числюсь. Странно, но я не помню его, когда был ребенком. Что я от него получил? Помню только пьяные драки. Мать бил, меня тоже не щадил. Однажды так поддел, что мигом под кровать сыграл».

Крокет поморщился, будто ощутил боль в боку от удара подкованным отцовским сапогом. «Нет, верить нельзя. Нужно заставить старика, чтобы завещание на машину было оформлено на меня. Правда, это может насторожить его, подумает, что укокошить хочу, в милицию ринется. Лучше пока отложить это дело. Черт с ним! Годика два-три можно подождать. Откинется Чеховский, возьму свои ксивы и составим дарственную. Надо только узнать, сколько ему сидеть осталось…»

Голос Борзовой вывел Крокета из задумчивости:

– Я готова. Пошли?

Они спустились вниз, вышли из подъезда, пешком направились в центр города и вскоре сели за столик в ресторане.

Тростник воспользовался паузой и позвонил Ветрову:

– Слушай, Игорь! Не похоже, что он ночью будет выступать. Привел свою подругу в ресторан и гуляет на всю ивановскую.

– Все правильно, Володя. К вам поехала смена. Передай им Краба, а сам приезжай сюда.

– Понял, еду…

Ветров был у себя. Когда Тростник вошел в кабинет, майор по телефону разговаривал с женой:

– Ты не волнуйся. Сегодня немножко задержусь, – успокаивал он Надю. Тростник не выдержал, вырвал трубку из рук друга и прокричал:

– Надя, привет! Ты не верь… Он, кажется, собрался трудиться налево, – и не дожидаясь ответа, передал Ветрову трубку. Игорь Николаевич молча слушал жену.

– Понимаешь, Надюша, этот наглец даже не успел разобраться до конца, что к чему, и отдал мне трубку. Ты, может, повторишь, что я слышал? – И повернулся к Тростнику: – Ну что? Хочешь послушать?

Тростник засмеялся и, отчаянно махнув рукой, отказался взять трубку.

Ветров закончил телефонный разговор и выразил сочувствие своему сослуживцу:

– Что? Набегался?

– А ты что думал? Шлепая по следам, не очень-то отдохнешь!

– Ах, ах! Умаялся, бедненький! – подзадорил майор Тростника. – Ты лучше мне другое скажи: как он ведет себя? Вы могли насторожить его, вызвать излишние подозрения.

– Нет. Это исключается. Мы работали чисто… Слушай, Игорь: что это за фокусы? Мы ждем Краба – выходит Крокет… Завели в квартиру Крокета – выползает Краб.

– Старик, ничего здесь странного нет. Краб и Крокет – одно и то же лицо. Крокет думал вокруг пальца нас обвести.

– Вот это фокус! А я-то голову ломаю. Что за мистика, думаю: прямо на глазах Краб в Крокета, а Крокет в Краба превращаются! Зря только Рыбникова обругал. Ведь сам мог пустой клозет до петухов караулить. Да, но как же Краб? Не будет же он вместе с Борзовой кражу совершать! Насколько мне известно, она его знает как Крокета.

– В том-то и дело, что она и как Крокета не знает его. Он для нее – Клешнев, и больше никто.

В кабинет вошел Майский:

– Как я понимаю, сегодня ночью спать не будем.

– Естественно. Впрочем, ты уже забыл, как ночь выглядит.

– Помню. Не забыл. Теплой выглядит, Игорь Николаевич. – И тут же спросил: – А почему он повел Борзову в ресторан?

– Думаю, что для того же, для чего и снотворное купил.

– Игорь Николаевич, ей ничего не угрожает?

– Как тебе сказать? – Ветров на какой-то момент задумался. – Честно говоря, я и сам тревожусь. Если он своего лучшего друга не пожалел, то что ему стоит какая-то случайная женщина. Однако, как мне кажется, можно предполагать и другое. Скажем, нужно ли ему убивать Борзову? Тем более что копия ключа у него уже есть. А снотворное? А коньяк? Видимо, события развернутся так: она выпьет снотворное, разбавленное коньяком, а он пойдет на дело. Вернется к утру, а Борзова и знать ничего не будет. Даже если бы он и попал под подозрение, то она первая начнет горло драть и доказывать, что ночью сей рыцарь дальше ее постели никуда не уходил.

Тростник подошел к столу и снял трубку прямого телефона. Ответил дежурный.

– Это Тростник. Меня никто не спрашивал? Да, да… понял вас… Спасибо… Я позвоню ей.

Ветров улыбнулся:

– Давай я позвоню. Поговорю, как ты с моей.

– Не хватало еще! – буркнул Тростник. – Моя таких шуток не любит.

– Что? Отлуп будет?

– Да ну тебя, – отмахнулся Тростник и направился к двери. – Пойду звякну, чтобы не беспокоилась.

Майский спросил:

– Игорь Николаевич, а кто на заводе знает о готовящейся краже?

– Директор, секретарь парткома и начальник охраны. Все будут ночью на заводе. Директор просил, чтобы и его взяли на операцию. Еле отговорил. Решили, что начальник охраны возьмет с собой лишь одного подчиненного, и хватит. Нас тоже будет немало…

Прошло около трех часов. Ветров получил сигнал, что Крокет и Борзова вышли из ресторана и направились в сторону ее дома. Майор позвонил Тростнику:

– Пора и нам. Бери ребят, встретимся внизу.

Через несколько минут два милицейских «козла» быстро неслись по вечерним улицам города…

Краб не спеша вел под руку Людмилу, развлекал ее анекдотами. Борзова была не в настроении, думала о чем-то своем, и болтливость спутника ее раздражала:

– Хочешь, я расскажу анекдот?

– О, давай! – И Краб, куражась, добавил: – Только не соленый.

– Бог придумал умных и дураков, решил их расселить на земле. А как расселить? Думал он, думал и решил: умных посадить в один мешок, дураков – в другой. Раскрутил оба мешка над головой и бросил их с огромной высоты на землю. Вот летят умные в своем мешке и поют: «А мы – умненькие, а мы – умненькие». – И неожиданно спросила Георгия: – Слыхал небось?

Георгий замотал головой:

– Нет, что-то не слыхал.

– Тогда ты в другом мешке летел.

Краб громко расхохотался:

– Ну и купила! Ну и купила! Молодец! Постой, постой… Выходит, что я дурак?

– Нет, ты просто в другом мешке летел.

Дальше они шагали молча. Пришли домой.

Борзова спросила:

– У меня будешь ночевать?

– Конечно. Мы с тобой еще по рюмочке сделаем.

Он подошел к холодильнику, открыл дверку и взял бутылку коньяку.

– Садись, выпьем.

– Сейчас. Переоденусь только.

Она потянула лежащий в кресле халат и начала переодеваться. Краб вышел на кухню, быстро достал таблетку снотворного, подумал и взял еще одну, выхватил из столика две столовые ложки, растер таблетки. Вытащил из кухонного буфета рюмки и, высыпав в одну из них порошок, быстро направился в комнату. Краб разлил в рюмки коньяк и стал ждать, пока она подойдет к столу. Когда Борзова подняла рюмку, он сказал:

– У тебя, кажется, настроение испортилось?

– Немного, – односложно ответила Борзова и посмотрела через рюмку на люстру. Крабу стало не по себе: «Нет, видеть она не могла».

Он достал из кармана коробочку с серьгами и протянул Людмиле:

– А это тебе.

Она взяла коробочку и, открыв ее, удивленно спросила:

– Мне?! В честь чего?

– Просто так, – Краб скромно опустил глаза, – хотел сделать приятное. Давай – за здоровье!

– Давай. А за подарок спасибо.

Он первым глотнул напиток. Борзова отпила половину и поставила рюмку на стол.

– Э-э, нет! – запротестовал Краб. – До дна! До дна!

– Ты меня споить хочешь? – спросила Люда. – Может, задушить решил?

Приняв игриво-сценическую позу, Краб зло засмеялся:

– Не выпьешь – задушу!

– Не буду рисковать, – улыбнулась Борзова и выпила. – Пойду постелю…

Последние шаги

Краб выскользнул из дома около часа ночи. Подошел к машине, сел за руль и поехал. Остановился поблизости от завода, выждал несколько минут, развернулся и въехал во двор большого дома. Недалеко от стоящих машин поставил свою, замкнул дверку, вытащил из багажника саквояж, извлек оттуда принадлежности для гримировки. Напялив парик, прицепив бороду, усы, Краб направился к заводу. Он долго ходил с саквояжем в руке вдоль забора. Прислушивался, оглядывался, словно предчувствуя опасность. Наконец решил действовать. Подошел к штабелю стеклотары возле небольшого магазинчика, постоял, подумал, затем поднес два ящика к забору. Осмотревшись внимательно еще раз, Краб перенес еще несколько ящиков, соорудил из них небольшую пирамиду и взобрался на забор, чтобы осмотреть внутреннюю часть заводской территории. Все было спокойно. Тогда Краб достал моток веревки, привязал один конец к торчащему на вершине стены металлическому штырю, а другой – к саквояжу. Несколько ловких движений – и все его имущество оказалось на земле с обратной стороны забора. После этого и сам он спустился по веревке вниз. С минуту стоял. По-прежнему кругом было тихо. Краб отвязал саквояж, взял его в руку и быстро направился к зданию заводоуправления. Подошел к крайнему окну. В руках появились все тот же клей и лист плотной темной бумаги. Чтобы выдавить стекло, времени много не понадобилось. Вскоре Краб уже находился в туалете. Натянул на руки медицинские перчатки, дернул за ручку дверь – открыта. Вышел в длинный темный коридор. Пробрался мимо ряда дверей и, остановившись у одной из них, достал связки ключей, начал ковыряться в замке. Отомкнул. Прежде чем потянуть на себя дверь, достал из кармана нож, раскрыл его. Попробовал, хорошо ли зафиксировано лезвие, и только тогда вошел в бухгалтерию.

Большая комната была заставлена канцелярскими столами, книжными шкафами. Краб осмотрелся и направился к обитой жестью двери. Включил фонарик, тщательно осмотрел ее. Признаков сигнализации, кажется, никаких нет. Достал связки ключей и начал колдовать над замком. Щелчок, второй щелчок – дверь распахнулась. Краб оказался в маленькой комнате. Слева в стене – квадрат окошка, возле него – стол и стул. «Наверное, здесь сидит Людка?» – подумал Краб, направляясь в противоположный угол, где горой возвышался громадный сейф. Поставил саквояж на пол, достал из кармана ключ. С минуту держал его в руке и словно читал про себя какое-то волшебное заклинание, наконец вставил ключ в замочную скважину. Повернул раз, другой, и дверь с легким скрипом раскрылась. Краб включил фонарик. Вспыхнул яркий свет. Нет! Не свет фонарика. Загорелась электрическая лампа под потолком. Сзади послышался какой-то шум. Еще ничего нс понимающий Краб обернулся. В комнату входила группа людей, среди них двое в форме милиции.

– Спокойно, гражданин Крокет! – приказал оперативный работник.

Все было как во сне. Краб не успел опомниться, как на запястьях замкнулись наручники!

– Отбегался, отбегался, Крокет.

Майский поправил:

– Не Крокет, товарищ майор, а Краб.

– Нет, товарищ старший лейтенант, именно Крокет, он же Клешнев, он же Фролов. – Ветров, подойдя к Крабу, сорвал с него парик, бороду и усы. – Теперь видишь – кто это?!

Только сейчас понял Крокет, что капкан сработал. С его уст сорвался хриплый возглас:

– Кто?

– Что – кто? – не понял Ветров.

– Я понимаю… мне – вышка… Кто заложил меня?

Майор улыбнулся:

– Мы.

– Кто «мы»? – переспросил он.

Тот спокойным голосом уточнил:

– Уголовный розыск…

Раннее утро. Дождя нет. Ветров решил пройтись пешком. Когда он входил в квартиру, домашние уже не спали. Дочка бросилась к нему и повисла на шее:

– Папа пришел! Папа пришел!

Игорь Николаевич подхватил ее на руки и спросил:

– Хочешь, научу считалочке?

– Хочу! Хочу!

– Тогда слушай: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Царь велел меня повесить. Но царица не дала и повесила царя. Царь висел, висел и в помойку полетел…