Текст книги "Следствие продолжается. Финал Краба (сборник)"

Где Шубак?

Когда Лисаускас узнал фамилию человека, который заказывал чемоданчик, то, еле сдерживая восторг, воскликнул:

– Шубак, говоришь?! Мы же его разыскиваем!

– За что?

– За кражу оружия. Познакомился с женщиной – начальником почтового вагона, украл у нее наган и – дай бог ноги – скрылся. Сколько нам трудов потребовалось, пока не удалось установить, что это Шубак. Он же ей представился под другим именем. Та развесила уши, поверила. К себе в вагон пригласила. Два раза в рейс брала. А он выбрал момент и спер оружие.

– Где же он сейчас находится?

– Где-то здесь. Дважды ему на хвост наступали, но выскальзывал. – Лисаускас немного помолчал и добавил: – Самое опасное, что, по нашим данным, Шубак готовит вооруженное нападение на инкассатора. На какого именно инкассатора и где – пока не знаем. Известно только, что женщина по имени Лариса прячет его на своей даче. Так что давай вместе высчитывать, где его искать.

Лисаускас заметил, что Ветров чему-то улыбается, и удивленно спросил:

– Ты чего улыбаешься?

– Вспомнил одну детскую считалочку. – И видя, как недоуменно смотрит на него друг, пояснил: – Иду сегодня сюда, смотрю – недалеко от гостиницы дети играют. Одна девочка – годика четыре ей – считает: «Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, царь велел меня повесить, а царица не дала и повесила царя. Царь висел, висел и в помойку полетел. А в помойке жил Борис – председатель дохлых крыс, а жена его Лариса – замечательная крыса». Вот только не запомнил, что дальше.

– Ну тебя! Дурачишься, а у меня голова кругом идет. Замолотит Шубак мокруху, будет тогда считалочка! А тут еще и ты на мою голову. Нет бы взять жену, детей да прикатить сюда отдохнуть на пару деньков. А то только работу подкидываешь да еще считалочками занимаешься. – И неожиданно передразнил Ветрова: – «А жена его Лариса – замечательная крыса». Между прочим, установить бы эту Ларису, тогда Шубака взять нетрудно.

– А что вы предприняли?

– Запросили списки владельцев дач и проверяем их. Ищем и оперативным путем, но пока – увы!..

– Ладно уж прибедняться. Если ты взялся за это дело, то сомнений нет – найдешь. Я тоже боюсь: если не возьмем Краба – жди новой беды. Надо полагать, что замышляет он не прогулку на катере.

Ветров помолчал с минуту, потом спросил:

– Передали для моих по телетайпу записку о Крокете?

– Конечно, еще вчера.

– Интересно, что старик теперь скажет о сыне?

Чужой – к родному отцу

Старик Крокет не спал. После того как майор побывал у него и поинтересовался сыном, он потерял покой и сон. Крокет прожил на свете немало. И обмануть его было трудно. Нутром чуял, что над сыном сгущаются тучи. Нет, не за судьбу Георгия волновался он. Боялся за себя. Хотя сын никогда ему о своих делах не рассказывал, но он хорошо видел, что тот живет не как все. Старый Крокет не вмешивался в его дела: пусть живет, как знает. Но эта история с машиной? А вдруг и его на старости лет возьмут? Он узнал однажды, какая жизнь уготована уголовникам, и сейчас, на склоне лет, ему не хотелось снова пробовать те харчи, что ел когда-то на протяжении целого года. Через несколько дней старик сходил на почтамт и отправил короткое письмо на имя Клешнева: просил сына приехать на побывку.

«Интересно, – думал старик, – где он взял документы Клешнева? А вдруг убил?!» – От этой мысли Крокета забил озноб, и он, кряхтя и громко сопя, начал подыматься с постели.

В этот момент что-то ударилось об оконное стекло. Старик замер. В стекло опять что-то стукнуло.

«Наверное, он», – подумал хозяин и, натянув на ноги резиновые боты и набросив на плечи пальто, вышел во двор. Громко залаяла собака, и старик, прикрикнув на нее, приблизился к калитке.

– Кто там?

– Я. Открой.

Старик узнал голос сына и дрожащими руками начал быстро отодвигать запоры. Наконец калитка распахнулась, и в свете уличного фонаря возникла фигура незнакомого мужчины. Вид его был страшен, и Крокет с испугом воскликнул:

– Кто вы?

– Да я, батька. Не бойся! Я просто переоделся.

Голос действительно был сына, и хозяин глухо выдохнул:

– Проходи. Напугал меня. Что за леший, думаю, ночью приперся. Чего ты так нарядился?

– Чего, чего! Не маленький – сам можешь догадаться. Кто у тебя дома?

– Никого. Старуха одна спит. Иди в хату.

Краб вошел в дом, подождал, пока отец, заперев калитку, войдет следом, и спросил:

– Где мы поговорим?

– Идем на ту половину. Квартирантов уже нет. Там и поговорим.

Они прошли в дальнюю комнату. Старик щелкнул выключателем и испуганно уставился на незнакомое чудище: сын это или не сын?

– Я специально оделся так. Если у тебя спросят, кому машину дал по доверенности, скажи – Клешневу. Дескать, познакомился с ним и он тебе понравился. Уехал, мол, на моей машине в экспедицию. Возвратится – машину пригонит.

– Я тебе по делу послал письмо. Милиция про тебя спрашивала.

– Когда? – вскочил со стула Краб.

– Несколько дней назад.

– Чем интересовались?

– Меня это как раз и волнует. Спрашивали, где машина, где ты.

– Ты ответил?

– Сказал, что ты сидишь, а машина – в деревне.

– Не спрашивали, в какой?

– Спрашивали. Ответил, что не могу сказать. Так и так, говорю: стыдно будет перед родственниками, если начнут у них интересоваться мною и моей машиной.

– Молодец! Это ты хорошо придумал. А что еще спрашивали?

Старик задумался:

– Больше, кажется, ничего. Ну а ты как?

– Нормально, – усмехнулся сын. – Живу, не скучаю.

– И веселого, видать, мало?

– А почему же?

– Так, как ты живешь, – это все время в страхе жить, в поту спать. – И старик неожиданно для самого себя спросил: – Жора, ты людей убиваешь?

Страшен был вопрос. В большой, полуосвещенной комнате он прозвучал как-то по-особому зловеще. Но не смутил он Крокета-младшего.

– Людей? Зачем их убивать? – кисло улыбнулся он. – Сами подохнут. – Немного помолчав, ночной гость добавил: – Хотя нож в тело человеческое, как в масло, входит и сделать это совсем нетрудно. – Крокет снова вспомнил Мужлина. В воображении вспыхнул момент, когда он осветил фонариком сломанную ногу. Краб скрипнул зубами и зло взглянул на отца: – Чего ты вдруг на эту тему разговор завел? Гляди у меня, старик! Продашь – не посмотрю, что батька…

– Что ты! Что ты, Жора! Да разве я хотел! Я просто так. Чует мое сердце – не оставил свое ремесло… За тебя переживаю.

– За меня переживать не надо. Я давно не сосунок. Сам выбрал дорогу. Сам по ней и пойду, пока не остановят.

Отец смотрел на сына, словно впервые видел его. Кто знает, может, парик, грим, странная одежда заставили Крокета-старшего по-другому посмотреть на свое создание.

Было видно, что старика уже давно мучает роковой вопрос, и он не выдержал:

– Скажи, Жора, почему ты стал таким?

Сын измерил его с ног до головы презрительным взглядом и бросил в упор:

– Каким воспитал, таким и стал.

Старик потупил голову и, преодолев смущение, задал еще один вопрос:

– Помню, была у тебя девушка. Где она сейчас?

– Не знаю. Не нужен был ей, когда отсидел первый срок.

Неожиданно Краб сам спросил:

– Вот ты, отец, спрашиваешь, почему я таким стал. Так вспомни, каким ты был раньше. Разве забыл, как мать бил? Это ты загнал ее в могилу. Мы с тобой, как видишь, люди одинаковые. Ну да ладно уж. В общем – держи язык за зубами. Всего!

Отец провел его до калитки…

Встреча с Николаевым

Николаева они дождались на улице, когда тот шел после работы домой.

Горелов подошел к нему сбоку и окликнул. Николаев остановился и, увидев друга, заулыбался:

– А, Саша? Привет!

– Знакомься. Кореш мой. Пойдем в сторонку – поговорить надо.

Они прошли к небольшому скверику и присели на садовую скамейку.

Разговор вел Горелов:

– Давно видел Краба?

– В последние дни что-то не появлялся.

– Он тебя просил по пластилиновому слепку ключ сделать?

– А ты почему интересуешься?

– Да ты не дрейфь! Этот слепок мы вот с ним делали, поэтому и спрашиваем. Краб как в воду канул. А мы на мели сидим. Башни нужны.

– Ну, я сделал ключ. А что?

– Да ничего. Мы тебя хотим в долю взять.

– А Краб?

– Без него обойдемся. Хитрый он больно! О нас все знает, а мы – что о нем? Вот то-то! Даже фамилию темнит.

– Это ты верно сказал, – согласился Николаев. – Мы о нем ничего не знаем. Я с ним вон уже сколько соли съел. Сколько ключей, отмычек сделал. Даже на дело с ним и Мужиком ходил, а веры ко мне все равно нет у него. Конечно, я бы тоже согласился, чтобы обо мне никто ничего не знал: ни фамилии настоящей, ни адреса. Тогда и спать можно спокойно.

– А ты что? Спишь неспокойно? – спросил Скалов.

– А ты как думал? Разве будешь спокойным, когда тебя в любой момент за мягкое место схватить могут. Ты сам-то не местный?

– Нет – проездом. Вот у друга остановился.

– Тебе легче. Замолотишь пару краж – и бывайте здоровы. А нам здесь каждый день живи и бойся. Ну, ладно. Так какое дело ко мне?

Горелов ответил:

– Надо пару ключей да набор отмычек сделать. Есть у нас одна квартира. Хозяева уехали, а она, бедненькая, ждет нас не дождется. И касса колхозная тоже умоляет, чтобы в гости пришли.

– Сделать, конечно, можно… Время надо. Тяжело сейчас на заводе этим делом заниматься. Вокруг глаза, чуть что – сразу замечают.

– А из старых запасов ничего не осталось? – спросил Скалов.

– Нет. Сделал Крабу и Мужику один набор – пальчики оближешь. Так потеряли где-то.

– Набор?

– Все, что надо для сейфов любой конструкции, – хвастливо заявил мастер.

Скалов видел, что Николаева, измученного долгим бездельем, начало изрядно заносить. В пылу безудержного бахвальства он готов был во все тяжкие пуститься. Лейтенант продолжал осторожно вытягивать из него нужные сведения.

Николаев рассказал, что длинный фонарик и надетый на его верхнюю часть фотообъектив позволяют регулировать толщину луча света и не дают ему распыляться, быть видимым с улицы.

– Молодец! – похвалил его Скалов. – А какой ты объектив ставишь?

– В принципе можно почти любой. Крабу поставил «Гелиос». У сестры валялся старый фотоаппарат, и я продлил жизнь этому объективу.

Горелову не сиделось. Он был не против такой беседы, но если бы к ней еще и бутылочку.

– Слушайте, огольцы! А что, если продолжить этот разговор где-нибудь в другом месте? Захватим пару бутылок.

– Брось ты! Бутылок, бутылок! – перебил его Скалов. – Поздно, в магазинах водка уже не продается.

– А зачем водка? Возьмем пару «фаустов» – это не хуже.

– Хреновину порешь, Сашка! – проговорил, вставая, Николаев. – Жить надо уметь. Вот для тебя пара «фаустов» – и вся услада жизни. Возьми меня. Чем я лучше тебя? Ничем. Но меня на чернило не тянет. Другое дело – ресторан, девочки, музыка, коньячок. Понимаешь? Когда это все есть, чувствуешь себя человеком. Поэтому, если хотите, пошли в ресторан. Там найдем что надо и вечер проведем красиво.

Такая перспектива Скалову не улыбалась. Не хватало еще, чтобы к приезжему человеку подошел кто-либо из знающих его людей.

– Нет, в ресторан идти сегодня не стоит, – возразил Василий. – Ты лучше подумай над нашими предложениями. Если согласишься, то готовь инструменты. На днях мы тебя встретим на том же месте.

Они попрощались и разошлись…

Дома у Шубака

Во все эти дни Ветрову пришлось активно поработать. В вильнюсском архиве он изучал уголовное дело, по которому привлекался к ответственности Шубак. Вместе с местными оперативными работниками участвовал в проверках его связей. Несколько раз беседовал с Чеховским. Сейчас он направлялся к родителям Шубака. Было решено, что Игорь Николаевич под видом знакомого побеседует с ними и попытается собрать дополнительные сведения.

Старики Шубаки жили на окраине города в уютном доме, окруженном высоким дощатым забором. В глаза бросалась прикрепленная шурупами к калитке металлическая пластина. На ней гравер искусно изобразил оскаленную песью морду, а рядом – руку, указательный палец которой протянулся к кнопке электрического звонка. Ветров позвонил и стал ждать.

Прошла минута, другая. Никто не появлялся. Игорь Николаевич снова нажал на кнопку. Прошло еще какое-то время, и наконец во дворе послышались шаркающие шаги. Звякнул запор, и калитка распахнулась. Перед Ветровым стоял пожилой мужчина.

– Здравствуйте! Здесь проживает Шубак?

– Здравствуйте! – ответил хозяин. – Проживает здесь. Проходите, пожалуйста.

Ветров, подходя к высокому крыльцу, обратил внимание на идеальный порядок во дворе. Все было расставлено по своим местам. Под навесом виднелась аккуратно сложенная поленница. Вошли в дом. Хозяин предложил раздеться. Майор снял плащ и следом за хозяином прошел в большую светлую комнату. Здесь все говорило о достатке. Из боковой двери вышла сухонькая старушка. Игорь Николаевич поздоровался. Она вежливо ответила и пригласила присаживаться.

– А Антон дома?

– Антон? – Ветров заметил, как смутился хозяин. – Так вы к нему?

– Да, к нему. Я, правда, уже давно в Вильнюсе не был. Может, с ним что случилось? Вас удивил мой приход?

– Нет, нет, – поспешно ответил хозяин. – Я подумал, что вы ко мне. Антона дома нет. Он уехал.

– Надолго?

– Кто его знает. Нам он ничего не сказал… Взял и уехал.

– Странно. А он работает?

– Да где там! – махнула рукой хозяйка, но муж прикрикнул на нее:

– Да подожди ты! А вы, простите, кто будете?

– Я? Просто знакомый. Мы знаем друг друга с прошлого года, когда я был здесь в командировке. Он мне дал свой адрес. Приглашал, когда буду в Вильнюсе, заходить. Вот и зашел. У него тогда затруднения были с работой. Он устроился?

– Устроился, а через месяц бросил, – с огорчением произнес хозяин. – И чего мы только не делали, чтобы он наконец человеком стал. Да разве он послушает! Друзья – на первом плане.

– Да, друзья у него довольно странные, – подтвердил Ветров. – Я тогда ему тоже об этом сказал. Одни имена чего стоят – Краб, Мужик…

– Да, это так, – тяжело вздохнула хозяйка. – Наши слова не идут ему впрок. Сейчас спутался с этой… трудно даже женщиной назвать.

– А кто она?

– На соседней улице живет. С мужем разошлась. Вернее, он не выдержал ее выкрутасов и сам ушел. Теперь как бешеная на мужиков бросается. Нашего дурака окрутила. А он бросил хорошую девушку. Думали, что уж женится, остепенится. И вот как головой в омут. Потянулся за этой, извините, потаскухой…

– Странно, странно. Однако чем-то взяла его! – заметил Игорь Николаевич.

– Да не она нужна ему, а машина ее. Он же всю жизнь о машине мечтает. Работать не хочет, а пофорсить за рулем – хлебом не корми.

– Он что – к ней переехал?

– Ходили мы к ней. Спрашивали. Говорит, что знать не знает, где он. А по глазам видно, что врет.

– А может, с ним несчастье какое? В милицию заявляли?

– В милиции знают. Уже сами несколько раз к нам приходили.

– Вы о женщине этой говорили?

– Не хотели мы раньше о ней говорить. Стыдно было. Но теперь решили: участковому все расскажем.

– Извините. Помнится – у него еще друзья были. Один такой весь заросший, на обезьяну похожий. Вот только имя его забыл. Но видно, что гусь. Нехороший человек.

Старики переглянулись между собой, и хозяин сказал:

– Это, наверное, тот, что ночевал у нас. Действительно, на зверя похож. Но он приезжий. Две ночи переночевал и уехал.

Хозяйка дополнила:

– А через два дня и наш сказал, что едет к другу. И тоже уехал. Возвратился только через неделю. Потом, наверное, месяц в загуле был. Пил беспробудно.

– Куда же это он ездил?

– Да наверняка к тому – с львиной гривой, – ответил хозяин. – Старуха, когда они прощались, слышала, что наш обещал скоро быть у него.

– А где живет тот – с львиной гривой?

– Не знаем. Спрашивал как-то Антона, но он рявкнул: «Не твое дело!» Стукнул дверью – и на улицу.

– Тот больше не приезжал?

– Нет, не появлялся. Если бы и появился, то показали бы ему, где бог, а где порог.

– Может, вам надо в милицию сходить, посоветоваться? Я вот слушаю и чую: здесь что-то нечисто. Может, ворует Антон? Чтобы пить, деньги нужны. А он не работает…

– Ой, не говорите, дорогой человек, – перебил его старик. – Мы тоже так подумали. И знаете, почему? Старуха однажды взяла его брюки – почистить да погладить. Кладет под утюг – карман оттопыривается. Думает, что там такое? И вдруг достает целую пачку денег. Прямо в банковской упаковке. В милицию хотели заявить. Но ведь сын как-никак.

– Сын, говорите? А если он живет за счет других? Может, грабит или убивает… Мой совет – не тяните. Сходите в милицию, – сказал Ветров, вставая. – Поймите, сколько бы веревочка ни вилась, а конец наступит. Может столько наворочать… Вижу теперь, что это за человек. Мне такой не нужен. А вы подумайте. Не мучайте себя на старости лет…

Игорь Николаевич попрощался со стариками Шубаками и ушел. По дороге в управление его мысли были заняты этими людьми. Хорошая, трудовая супружеская чета. А сын? В кого такой удался? Почему еще встречаются такие типы? Нет, здесь на пережиток прошлого не сошлешься. Здесь мы, взрослые, сами где-то допускаем ошибки в воспитании. И эти ошибки порой бывают непоправимыми.

В управлении майор сразу же зашел к Лисаускасу, рассказал ему о беседе с родителями Шубака и предложил:

– Давай направим под каким-нибудь предлогом к ним участкового. Пусть попытается по душам поговорить. Уверен – они ему все расскажут. Кстати, надо участкового спросить, кто эта женщина. Он наверняка знает.

Лисаускас поднял трубку телефона и попросил дежурного пригласить к нему участкового инспектора.

Вскоре в кабинет вошел молодой подтянутый лейтенант. Ветров рассказал ему все, что удалось узнать о той женщине. Этих сведений оказалось достаточно. Участковый, чувствовалось, хорошо знал свою территорию и людей, проживающих на ней.

– Так это же Лариса Орехова! – воскликнул он. – Действительно, муж поймал ее с другим. И точно, ушел. Она осталась одна. Правильно, у нее – машина.

– А где ее дача находится? – спросил Лисаускас.

– Вот этого не знаю, но я мигом…

– Нет, нет, спасибо, товарищ лейтенант, – не надо. Пока не трогай ее. Мы это сделаем иначе. Зайди ты лучше к родителям Шубака и, не показывая какого-либо интереса к их сыну, побеседуй по душам.

Участковый ушел. А Лисаускас не скрывал своей радости. Наконец-то установлена женщина, которая прячет Шубака!

Сейчас нужно выяснить, где находится ее дача, и приступать к операции по задержанию преступника. Было известно, что Шубак человек по натуре очень жестокий и с придурью. Наверняка, имея оружие, он применит его и попытается скрыться.

Лисаускас пригласил к себе группу оперативных работников и поручил им не спускать глаз с Ореховой, установить, где ее дача, сообщить, когда она поедет туда. Затем он отпустил их и повернулся к Ветрову. Игорь Николаевич стоял у окна, и, что-то мурлыча себе под нос, улыбался.

– Ты что улыбаешься?

– Считалочку вспомнил.

– Какую?

– Про Бориса и Ларису.

– А ну тебя! – махнул рукой Лисаускас. – Опять эта чепуха!

– Нет, дорогой, не чепуха! Это дети, наверное, сочинили. А они часто мудрые вещи придумывают. Лично меня эта считалочка успокаивает. Хочешь, научу?

Оба расхохотались…

Сходи в ресторан

Майский при очередной встрече со Скаловым передал ему приказ Матвеева: постараться попасть вместе с Николаевым в ресторан.

– Понимаешь, – разъяснял Александр, – приказ заместителя начальника управления. Такое решение принято на совещании у генерала. Конечно, риск некоторый есть. В ресторане ты можешь встретить кого-либо из знакомых. Но, с другой стороны, и без риска не обойдешься. Ты сможешь познакомиться с его дружками. Это нам сейчас крайне необходимо. Так что, Вася, иди в ресторан, гуляй. А мы подстрахуем. Имей в виду: администратор ресторана – надежный человек, можешь к ней обратиться. Она хорошо знает в лицо Николаева. Ну, пока!

Они разошлись. Скалов, решив, что он может обойтись и без помощи Горелова, направился к проходной завода, где работал Николаев. Было около семнадцати. Значит, Николаев скоро появится. И действительно, ровно в семнадцать он вышел. Скалов перебрался на другую сторону улицы и двигался с ним параллельно. Через два квартала Василий ускорил шаг, обогнал Николаева, снова перешел на противоположную сторону улицы и двинулся навстречу ему.

– А, Леня! Привет! Откуда так прешь? – разыграл Скалов неожиданную встречу.

– Привет! С работы иду. Иду и думаю о тебе. Хотел зайти к Сашке. Понимаешь, у нас суббота будет рабочей, и у меня нет возможности сделать кое-какие штучки.

– Хорошо. А чем ты сегодня занимаешься?

– Пойду домой, переоденусь, а затем на «стрелку». Договорился с одной чувихой время в ресторане провести. Потом домой попробую затащить. Чего там зря башни на нее тратить! – усмехнулся он.

– Это ты прав. А вот я не знаю, куда себя деть. Плохо, когда никого нет.

– Слушай… Айда со мной! Посидим в ресторане, отдохнем, время красиво проведем. – И заметив смущение Скалова, добавил: – Тебя деньги смущают? Не беспокойся. Я плачу. Потом рассчитаемся.

– А чувиха?

– Не беспокойся! Я возьму еще одну, и получится неплохая компания.

– Дело говоришь. Все равно нечем заняться. Пошли!

Они договорились увидеться ровно в восемь часов вечера и разошлись…

Скалов по телефону связался с Севидовым и сообщил о состоявшейся встрече.

Ровно в восемь Василий был возле ресторана. Но Николаев пришел раньше. Рядом с ним стояли две ярко размалеванные девицы. Одна из них картинно держала сигарету. Скалов подошел, поздоровался. Николаев глянул на часы.

– Ого! Какая точность! По тебе хоть время сверяй.

– Сверяй-то сверяй, а как подошел туда… Смотри, что творится!

Скалов скосил глаза на вход в ресторан. Там действительно толпилось человек двадцать, и все, не обращая внимания на висящую за стеклом дверей дощечку «Свободных мест нет», умоляли швейцара впустить их.

Николаев пренебрежительно махнул рукой:

– Чепуха. Здесь у меня все свои. Этому швейцару я регулярно даю по червонцу на сигареты. Как ты думаешь: будет он меня после этого замечать? Сейчас убедимся. Пошли!

Они протолкнулись к двери, и швейцар, увидев Николаева, заулыбался, тут же открыл дверь, закланялся:

– Проходите! Пожалуйста… – Толпа загудела, и он громко сказал: – Тише, граждане, тише! Этим товарищам заказан столик. А вы расходитесь: видите – мест нет. – Он закрыл на ключ дверь, опять улыбнулся Николаеву: – А я уж начал волноваться. Не случилось ли чего, думаю, не заболели ли вы, не дай бог.

– Здоров я, батя, здоров. Держи на сигареты, или, если хочешь, на девочек.

– Гы-гы-гы, – оскалился швейцар, – куда уж мне девочки. Давно уже не волнуют. Слава богу, хоть рюмочку можно…

Они прошли в зал. В углу стоял приготовленный свободный столик. Сели. Налили. Выпили. Скалов осторожно оглядел зал. Знакомых за ближайшими столиками, кажется, нет. Неожиданно мелькнула озорная мысль: «Вот если бы Таня увидела меня здесь – в компании с этими подругами!»

В ресторане у Николаева оказалось много знакомых. Одним он снисходительно кивал головой, с другими отходил от столика и о чем-то беседовал. После одного такого разговора Василий подождал, пока тот сядет, наклонился к нему и спросил:

– Леня! Кто это? По-моему, я видел его с Крабом.

– Он играет здесь в оркестре. Краба он, конечно, знает.

– Слушай… смотрю: ты здесь прямо-таки король. Все тебя знают, ты тоже всех. Разве в другие места не ходишь?

– Нельзя ходить по всем ресторанам. Погореть можно. А здесь ко мне привыкли… своим считают. Никого не удивляет, откуда у меня башни водятся.

– Леня! У тебя – замах. Только деньги и на черный день могли бы пригодиться.

– А на кой они? Черный день для нас с тобой – это тюрьма. А там – что за деньги купишь? Так что… копить не хочу. Что украду – пропью, прогуляю. Шиву полнокровной жизнью… – Николаев неожиданно оборвал себя на полуслове и изменил тему разговора: – Смотри! Вон – за крайним столиком – мужика лысого рядом с блондинкой в красной кофте видишь?

– Ну, вижу.

– С этим мужиком не мешало бы познакомиться. Любые ксивы может сделать.

– Подожди, подожди. Это не о нем Батурин говорил, что паспорт сделал?

– Наверняка о нем. Классный специалист и язык всегда держит за зубами. Сколько раз он нашему брату помог – самому Богу известно. Хочешь – познакомлю?

– Если его к нашему столику пригласить? Пойдет?

– Если я приглашу – за честь сочтет, – хвастливо ответил Николаев и неверной походкой направился к лысому.

Скалов незаметно обвел глазами зал: «Где же наши? Ага, вот они!» Он увидел в следующем ряду Тростника и Майского. Они поняли, что лейтенант ищет их. Майский встал и пошел к выходу. Скалов тоже приподнялся из-за стола, извинился перед своими дамами, пообещал через минуту возвратиться и направился к дверям.

Скалов нашел Майского в туалете:

– Установите лысого мужчину. Он сидит за одним столом с блондинкой, одетой в красную кофточку. Николаев обещал его пригласить к нам за столик.

– Чем интересен этот кучерявый?

– Подделывает документы.

– Понял. Иди обратно. Не упустим, проводим к самому дому.

Василий направился в зал. И очень кстати. Николаев уже шел к столику вместе с лысым. Скалов сел на свой стул. Одна из девушек с наигранной обидой сказала:

– Что же вы нас одних бросили! Так и украсть могут.

Василий схватил со стола нож и сделал страшные глаза:

– Пусть только попробуют! – А про себя подумал: «Какой черт вас возьмет!»

Подошел Николаев.

– Знакомьтесь. Это мой друг, – представил он лысого, средней комплекции человека. – Уговорил к нашему столику присесть.

Пока шли взаимные представления, рукопожатия, Николаев подал рукой знак официантке, и она принесла еще один стул.

Лысый назвался Анатолием. На вид ему можно было дать более сорока. Одетый в превосходный серый костюм, с бабочкой, он вызывал к себе какое-то особое расположение. Собеседников, возможно, подкупали его непринужденная манера держаться, озорное настроение.

Анатолий сразу же обратился к женщинам:

– Что же вы не танцуете? – И не дожидаясь ответа, достал из кармана пачку сигарет. – Закуривайте.

– О! «Мальборо»!

Все с удовольствием закурили. Анатолий повернулся к Николаеву:

– Что же это ты? Звать звал, а не угощаешь!

Николаев схватил бутылку с коньяком и разлил.

Лысый поднял рюмку:

– За милых, но прекрасных дам!

– А почему «но прекрасных»? – капризно надула ярко накрашенные губки одна из собеседниц.

– Мне так нравится, – рассмеялся Анатолий, и все дружно выпили.

Николаев уже изрядно окосел. Он наклонился к соседу и сказал:

– Толя, этот парень недавно откинулся, и твоя помощь, возможно, понадобится. Понимаешь?

– А кому я отказывал и когда? Сейчас не надо об этом. Позвони на работу – встретимся, поговорим.

Затем они пили за любовь, за успехи в любви и еще дьявол только знает за что.

Скалова никак не устраивала перспектива провожать одну из этих девиц. Улучив удобный момент, когда Анатолий пошел к своему столику, он вызвал в фойе Николаева:

– Слушай, Леня! Ты на меня не обидишься, если я смоюсь? Понимаешь, Краб должен прийти сегодня к Сашке. Я обещал, что буду.

Николаев был в хорошем настроении:

– Если надо, то о чем речь? Иди! Я возьму такси. Одну подругу подброшу домой, вторую – к себе поведу. А когда встретимся?

– Давай уж после воскресенья. Ты к тому времени что-либо подготовишь…