Текст книги "Тайны Шлиссельбургской крепости"

«Человек-аэропорт», звеня кандалами, еще метался по «нумеру 11», пережигая в себе, как заходящий на аварийную посадку самолет, остатки жизни, когда в девятой камере «нумерной» казармы появился новый постоялец – осужденный на 15 лет заточения издатель-масон Николай Иванович Новиков.

Рождение Николая Ивановича Новикова совпало с прибытием в Петербург 14-летней Софьи-Августы-Фредерики, принцессы Ангальт-Цербстской, которой суждено было превратиться в Екатерину Великую, и совпадение это весьма символично. Трудно найти другого человека, который в такой степени, как Новиков, был бы одновременно и продуктом Екатерининской эпохи, и ее жертвой.

Как это зачастую бывает, образование будущему просветителю поначалу явно не давалось. Из московской дворянской гимназии он был исключен «за леность и нехождение в классы».

В 1762 году, когда Новиков начал служил в гвардии, произошел дворцовый переворот, и восемнадцатилетний гвардеец за проявленную решительность сразу же был произведен в унтер-офицеры.

Но карьера гвардейца, сумевшего угодить будущей императрице, не закончилась на этом: в 1767 году унтер-офицер Новиков в качестве секретаря был прикомандирован к комиссии по составления проекта нового Уложения.

Комиссия работала на основании выпущенного Екатериной II «Наказа», который она называла «фундаментом законодательного здания империи», и в состав комиссии входили представители городов, государственных учреждений, дворянства, государственных крестьян и национальных меньшинств. Эта комиссия, хотя и не составила никакого Нового Уложения, тем не менее стала школой для многих, кто принимал участие в ее работе, в том числе и для Николая Ивановича Новикова.

В 25 лет, пользуясь екатерининским указом, даровавшим дворянству освобождение от государственной службы, он выходит в отставку и начинает заниматься литературно-издательской деятельностью.

С 1769 года он издает сатирические журналы «Трутень», «Пустомеля», «Живописец» и «Кошелек», которые пользовались поразительным успехом и с которыми («Живописец») сотрудничала сам императрица.

В 1772 году Новиков выпустил «Опыт исторического словаря о российских писателях», а в 1773 году при поддержке Екатерины II приступил к изданию «Древней Российской Вивлиофики».

Вступление Николая Ивановича Новикова в масонскую ложу произошло тоже благодаря политике Екатерины. Случилось это после первого раздела Польши.

«Опера, сочиненная вашим величеством, – сообщил тогда Екатерине II прусский король Фридрих II, – будет выполнена без малейшей остановки».

Россия приобрела тогда Витебскую и Могилевскую губернию, а еще – 100 000 евреев и двадцать – коллегиумы, резиденции, миссии – иезуитских организаций.

Начало масонской карьеры Новикова трудно назвать частью сочиненной Екатериной II оперы, но то, что совершилось оно под влиянием этой «оперы», несомненно.

Перебравшись в Москву, он развернул воистину титаническую деятельность. Взяв в аренду Московскую университетскую типографию, он начинает издание газеты «Московские ведомости», множества журналов и книг, а в 1784 году, сблизившись с розенкрейцерами («Братство златорозового креста»), Новиков создает «Типографическую компанию» – крупнейшее для своего времени издательское и торговое предприятие.

«Типографическая компания» приносила огромные доходы, однако в 1792 году, вскоре после указа Екатерины II о введении черты оседлости, ограничившей расселение лиц иудейского вероисповедания, в подмосковном имении Новикова был произведен обыск, в результате которого нашли книги, напечатанные в тайной типографии.

Новиков был арестован и осужден на 15 лет заключения в Шлиссельбургской крепости.

Сидел масон Новиков в девятой камере «нумерной» казармы не один, а со своим крепостным человеком, который за человека не считался и который и в шлиссельбургской камере должен был прислуживать своему ставшему государственным преступником владельцу.

Не в пример староверам и шейхам сидельцем масон Новиков оказался жиденьким. Хотя после смерти Екатерины II 9 ноября 1796 года его и освободили по приказу императора Павла, но вышел он на свободу больным и сломленным физически и морально.

В 1818 году Н.И. Новиков умер в своем подмосковном имении Авдотьино. Удалось ли выжить в крепостном аду его крепостному человеку, никаких известий нет.

А вот Федор Кречетов карьеры на службе не сделал.

Служил он писцом в канцелярии, копиистом в Юстиц-коллегии, писарем в штабе фельдмаршала Разумовского и, наконец, аудитором в Тобольском пехотном полку. Впрочем, военная карьера и не могла удасться у него, поскольку чувствовал Кречетов, что «не только человека, но и животное убить не может». В 1775 году подпоручик Кречетов вышел в отставку.

Но не достиг Федор Кречетов успехов и на статской службе. Правда, здесь он усиленно занимался самообразованием и, читая по ночам журналы, издаваемые Николаем Ивановичем Новиковым, в какой-то момент понял, что может и сам послужить просвещению соотечественников.

Для этого, по мнению отставного поручика, необходимо было обличить царящий в стране произвол и вызвать сочувствие к бесправному положению простого народа. Когда эта задача, по его мнению, была решена, Кречетов задумался о создании «Всенародного, вольного, к благоденствованию всех общества».

Конечно, пришлось поломать голову, но скоро и тут нашелся выход. Кречетова осенило, что ликвидировать неграмотность всех слоев российского населения можно с помощью организации широкой сети училищ, а искоренить беззакония и лихоимства можно с помощью юридических знаний. Еще, конечно, и воспитание надо бы вести в масонском духе, чтобы смягчить грубые нравы народа.

Новоявленного «просветителя» не посадили сразу только потому, что его «нелепые писания» немало потешали окружение императрицы.

Тем не менее Федор Кречетов не сдавался, скоро он объявил об издании «открытого масонства святой истины». Не думая о последствиях, он поносил митрополита Гавриила, не одобрившего его издательских начинаний, расхваливал события в революционной Франции и неприлично выражался об императрице. Кроме того, он по-прежнему сулил просветить Россию и тем самым избавить народ от ига царизма.

На Кречетова был сделан донос, но отставной поручик не запирался и в Тайной канцелярии. Он предрек митрополиту Гавриилу участь растерзанного толпой в дни чумного бунта московского митрополита Амвросия, напугал власти солдатским восстанием и пригрозил заточить в монастырь саму императрицу – «как убивицу, впадшую в роскошь и распутную жизнь».

Безусловно, отставной поручик выглядел достаточно карикатурно. Читая его высказывания в пользу масонства, возникает ощущение, что Кречетов черпал знания о нем только со страниц новиковских журналов.

И тем не менее некоторые мысли Кречетова глубоки и сохраняют актуальность и сейчас, а ощущению справедливости, живущему в этом смешном человеке, следовало бы поучиться и другим…

«Из всех его мыслей и произносимых им слов видно, что он не хочет, чтобы были монархи, а заботится более о равенстве и вольности для всех вообще, – писал тогда генерал-прокурор А.Н. Самойлов, – ибо он, между прочим, сказал, что раз дворянам сделали вольность, для чего же не распространить оную и на крестьян, ведь и они такие же человеки».

Кажется, эта мысль, что – крестьяне «такие же человеки», как и дворяне – и переполнила чашу терпения властей предержащих.

18 июля 1793 года Федор Кречетов был помещен в Петропавловскую крепость, а затем переведен в Шлиссельбург.

Поместили Кречетова во втором этаже «нумерной» казармы в камере № 5.

Изможденный и оборванный, с распухшими от водянки ногами, он провел в одиночном заключении шесть лет и был освобожден только в 1801 году по случаю вступления на престол Александра I.

Еще осенью 1785 года появился в Валаамском Спасо-Преображенском монастыре странник и попросил настоятеля дозволить ему пожить на острове, в пустыни, чтобы принять «попустительство искусов великих и превеликих».

Игумен Назарий принял двадцативосьмилетнего странника, назвавшегося Авелем, и только 1 ноября 1787 года велел ему выйти из пустыни в монастырь.

«И пришел Авель в монастырь того же года, месяца февраля в первое число и вшел в церковь Успения Пресвятыя Богородицы. И стал посреди церкви, весь исполнен умиления и радости, взирая на красоту церковную и на образ Божией Матери… внидя во внутренняя его; и соединился с ним, якобы един… человек. И начал в нем и им делать и действовать, якобы природным своим естеством; и дотоле действоваша в нем, дондеже всему его изучи и всему его научи… и вселися в сосуд, который на то уготован еще издревле. И от того время отец Авель стал вся познать и вся разумевать: наставляя его и вразумляя всей мудрости и всей премудрости».

И «с того убо время начал писать и сказывать, что кому вместно».

Но уже не на Валааме писал и сказывал Авель, а в Костроме, в Николо-Бабаевском монастыре на Волге…

Зимой 1796 года инок Николо-Бабаевского монастыря Авель показал монаху Аркадию книгу, в которой было написано о царской фамилии.

Аркадий донес о книге настоятелю, и тот, прочитав, что 6 ноября нынешнего года матушка-государыня императрица Екатерина Алексеевна непременно помрет, немедленно отправил книгу и ее сочинителя по инстанциям.

Неизвестно, писал ли Авель, что императрицу хватит удар, когда она будет сидеть на ночном горшке, но всё равно предсказание чрезвычайно разгневало петербургских чиновников.

– Како ты, злая глава, смел писать такие титлы на земного бога?! – кричал на тульско-костромского пророка обер-прокурор Сената генерал А.Н. Самойлов. – Кто научил тебя писать о подобных секретах?!

– Меня научил писать сию книгу Тот, Кто сотворил небо и землю, и вся иже в них, – отвечал Авель. – Тот же повелел мне и все секреты оставлять…

Обер-прокурор направил Авеля в Тайную экспедицию.

Там пророка допрашивал «коллежский советник и кавалер» Александр Макаров.

Запись допроса сохранилась.

Любопытно, что начинается он вопросом самого Авеля.

– Есть ли Бог и есть ли диавол? – спросил он у своего следователя. – И признаешь ли ты их?

– Тебе хочется знать, есть ли Бог и есть ли диавол и признаются ли они от нас? – переспросил Макаров. – На сие тебе ответствуется, что в Бога мы веруем и по Священному Писанию не отвергаем бытия и диавола; таковые твои вопросы, которых бы тебе делать отнюдь сметь не должно, удовлетворяются из одного снисхождения, в чаянии, что ты, конечно, сею благосклонностью будешь убежден и дашь ясное и точное на требуемое от тебя сведение и не напишешь такой пустоши, каковую ты прислал. Если же и за сим будешь ты притворствовать и не отвечать на то, что тебя спрашивают, то должен ты уже на себя самого пенять, когда жребий твой нынешний переменится в несноснейший и ты доведешь себя до изнурения и самого истязания…

Доводить себя до изнурения и самого истязания Авель не стал и подробно рассказал, что крещен в веру греческого исповедания, которую содержа, повинуется всем церковным преданиям и общественным положениям; женат, детей имеет троих сыновей; женат против воли и для того в своем селении жил мало, а всегда шатался по разным городам.

– Когда ты говоришь, что женат против воли и хаживал по разным местам, то где именно и в чем ты упражнялся? – спросил Макаров. – И какое имея пропитание, а домашним – пособие?

– Когда мне было еще десять лет от роду, то и начал мыслить об отсутствии из дому отца своего с тем, чтобы идти куда-либо в пустыню на службу Богу; а притом, слышав во Евангелии Христа Спасителя слово: «Аще кто оставит отца своего и матерь, жену и чада и вся имени Моего рода, то сторицею вся приимет и вселится в царствии небесном», внемля сему, вячше начал о том думать и искал случая о исполнении своего намерения. Будучи же семнадцати лет, тогда отец принудил жениться, а по прошествии несколько тому времени начал обучаться российской грамоте, а потом учился и плотничной работе.

– Откуда был глас и в чем он состоял?

– Когда был в пустыне Валаамской, был из воздуха глас, яко боговидцу Моисею пророку и якобы изречено тако: иди и скажи северной царице Екатерине Алексеевне, иди и рцы ей всю истину, еже аз тебе заповедую…

– Для чего внес в книгу свою такие слова, которые касаются Ея Величества и именно, якобы на нее сын восстанет и прочее, и как ты разумел их? – задал Макаров главный вопрос.

– На сие ответствую, – ответил Авель, – что восстание есть двоякое: иное делом, а иное словом и мыслию, и утверждаю под смертной казнью, что я восстание в книге своей разумел словом и мыслию; признаюся чистосердечно, что сам сии слова написал потому, что он, то есть сын, есть человек подобострастен, как и мы…

Когда императрице доложили об итогах допроса, Екатерина II спокойно выслушала пророчества Авеля, но когда услышала, что умрет 6 ноября нынешнего года, впала в истерику.

Скоро появился указ:

«Поелику в Тайной экспедиции по следствию оказалось, что крестьянин Василий Васильев неистовую книгу сочинял из самолюбия и мнимой похвалы от простых людей, что в непросвещенных могло бы произвести колеблемость и самое неустройство, а паче что осмелился он вместить тут дерзновеннейшие и самые оскорбительные слова, касающиеся до пресветлейшей особы Ее Императорского Величества и высочайшего Ея Величества дома, в чем и учинил собственноручное признание, а за сие дерзновение и буйственность, яко богохульник и оскорбитель высочайшей власти по государственным законам заслуживает смертную казнь; но Ее Императорское Величество, облегчая строгость законных предписаний, указать соизволила оного Василия Васильева, вместо заслуженного ему наказания, посадить в Шлиссельбургскую крепость, вследствие чего и отправить при ордере к тамошнему коменданту полковнику Колюбякину, за присмотром, с приказанием содержать его под крепчайшим караулом так, чтобы он ни с кем не сообщался, ни разговоров никаких не имел; на пищу же производить ему по десяти копеек в каждый день, а вышесказанные, писанные им бумаги запечатать печатью генерал-прокурору, хранить в Тайной экспедиции».

9 марта Авеля разместили на пожизненное заключение в Шлиссельбургскую крепость. Здесь, в секретной камере номер 22, и провел пророк десять месяцев и десять дней, пока 5 ноября того же года императрицу не нашли свалившеюся с ночного горшка на полу будуара. Государыню поразил удар, и она скончалась, как и предсказал Авель, на следующий день – 6 ноября 1796 года…

Когда «зело престрашная книга» монаха Авеля была показана императору Павлу, он повелел отыскать «столь зрячего провидца»…

Если бы арестантам, подобно генералам, выдавали эполеты с вензелями императоров, при которых довелось им сидеть, у пророка Авеля не хватило бы места на таких эполетах.

Он сидел при Екатерине II, при Павле, при Александре I.

Ну а при Николае I его заточили в Спасо-Евфимьевом монастыре в Суздале. Здесь и скончался он 29 ноября 1841 года, унося в могилу свою «зело престрашную книгу» судеб русских императоров…

Говорят, что пророческое предсказание Авеля «о судьбах державы Российской» и основанной Павлом династии еще при жизни основателя было вложено в конверт с наложением личной печати императора Павла I и с его собственноручной надписью: «Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины».

«В Гатчинском дворце, постоянном местопребывании императора Павла I, когда он был наследником, в анфиладе зал была одна небольшая зала, и в ней посередине на пьедестале стоял довольно большой узорчатый ларец с затейливыми украшениями, – рассказывала обер-камерфрау императрицы Александры Феодоровны М.Ф. Герингер. – Ларец был заперт на ключ и опечатан. Вокруг ларца на четырех столбиках, на кольцах, был протянут толстый красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ зрителю. Было известно, что в этом ларце хранится нечто, что было положено вдовой Павла I, императрицей Марией Феодоровной, и что ею было завещано открыть ларец и вынуть в нем хранящееся только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины императора Павла I, и притом только тому, кто в тот год будет занимать царский престол в России».

Согласно завещанию, 100 лет спустя, 11 марта 1901 года, император Николай II с императрицей Александрой Федоровной, министром двора и лицами свиты прибыли в Гатчинский дворец и, после панихиды по императору Павлу, вскрыли пакет…

Еще утром, как свидетельствует М.Ф. Герингер, собираясь из Царскосельского Александровского дворца ехать в Гатчину, государь и государыня были веселы. К предстоящей поездке они относились как к праздничной прогулке, обещавшей доставить им незаурядное развлечение.

Веселыми вошли они в Гатчинский дворец, а вышли удрученными.

Точного содержания предсказания никто не знает, но после этой поездки Николай II стал поминать о 1918 годе как о роковом годе и для него лично, и для династии, когда стало ясно, что не удается и ему устранить своею отеческою благостию печальные последствия посеянного первыми Романовыми зла, когда ясно стало, что придется для этого принять мученический венец.

Возможно, что запечатанное императором Павлом на сто лет предсказание Авеля как-то было связано с его пророчеством, помещенном в «Житии», которое было напечатано в журнале «Русская старина»…

«Сей отец Авель родился в северных странах, в московских пределах, в Тульской губернии, деревня Окулово, приход церкви Ильи-пророка. Рождение сего монаха Авеля в лето от Адама семь тысяч и двести шестьдесят и в пять годов, а от Бога Слова – тысяча и семьсот пятьдесят и в семь годов. Зачатия ему было и основание месяца июня и месяца сентября в пятое число; а изображение ему и рождение месяца декабря и марта в самое равноденствие; и дано имя ему, якоже и всем человекам, марта седьмого числа. Жизни отцу Авелю от Бога положено восемьдесят и три года и четыре месяца; а потом плоть и дух его обновятся, и душа его изобразится яко ангел и яко архангел… И воцарится… на тысячу годов… царство восстанет… в то убо время воцарятся… вси избранные его и вси святые его. И процарствуют с ним тысячу и пятьдесят годов, и будет в то время по всей земле стадо едино и пастырь в них един… И процарствует тако, как выше сказано, тысячу и пятьдесят годов; и будет в то время от Адама восемь тысяч и четыреста годов, потом же мертвые восстанут и живые обновятся; и будет всем решение и всем разделение: которые воскреснут в жизнь вечную и в жизнь бессмертную, а которые предадятся смерти и тлению и в вечную погибель; а прочая о сем в других книгах. А мы ныне не возвратимся на первое и окончаем жизнь и житие отца Авеля. Его жизнь достойна ужаса и удивления…»

Срок, когда «мертвые восстанут и живые обновятся, и будет всем решение и всем разделение: которые воскреснут в жизнь вечную и в жизнь бессмертную, а которые предадятся смерти и тлению и в вечную погибель…» – еще не наступил…

По Авелю этот срок падает на 2892 год.

Еще почти целое тысячелетие до него…

Глава вторая
Секретный дом императора Павла

Юношы их пояде огнь, и девы их не осетованы быша.

Священницы их мечем падоша, и вдовицы их не оплаканы будут.

И воста яко спя Господь, яко силен и шумен от вина…

Псалом 77, ст. 63 – 65

После восстания декабристов был только один случай более или менее значительного участия офицеров в заговоре против режима (дело Рыкачева); позднее прикосновенность офицерства к революционным течениям была единичной и несерьезной.

А.И. Деникин

Новое имя Шлиссельбурга, не укрепившись в мифологии петровских побед и свершений, так и осталось не прочитанным и не осознанным народным сознанием.

Ну а после «ареста» в Шлиссельбурге святых мощей Александра Невского, после заточения царевны Марии и царицы Евдокии, после страшного фарса «попытки» Мировича, разыгранной по императрицыному сценарию, заляпанным дворцовой грязью оказалось и героическое прошлое русской крепости Орешек.

И очень скоро название ее сократилось в просторечье, и уже во времена Екатерины II и Александра I, словно вбирая в себя все беззаконие и распутство эпохи, превратилось в Шлюшин.

В словаре Владимира Даля слова «шлюха», «шлюхота» (слякоть, грязь) и «Шлюшин», как народное название Шлиссельбурга, стоят рядом…

Еще в 1762 году по приказу Петра III в Шлиссельбургской крепости началось строительство Секретного дома.

Здание это упиралось торцами в крепостные стены, разделяя двор цитадели на две неравные части: большой (южный) двор, и малый (северный) двор.

Существуют предположения, что Петр III планировал поместить в Секретном доме свою супругу, пока она еще не стала Великой, но дворцовый переворот, совершенный ею, помешал осуществить этот план.

После дворцового переворота и убийства самого Петра III работы на Секретном доме приостановились. Новая императрица, хотя и проводила в Шлиссельбурге изучение государственных преступников, но достраивать помещение, которое закладывалось, как тюрьма для нее, остереглась.

Строительство Секретного дома завершил уже в 1798 году ее сын император Павел, когда взошел на престол, который столько десятилетий незаконно удерживала Екатерина.

Спланирован Секретный дом был предельно просто.

Сквозь все здание проходил коридор, по обе стороны которого размещались десять одиночных камер.

На большой (южный) двор цитадели выходили камеры № 8, № 9, № 10. Остальные семь камер выходили окнами на малый (северный) двор.

Кроме одиночных камер в Секретном доме имелась кухня, она находилась рядом со Светличной башней, и солдатская караульня у крепостной стены, обращенной к Ладожскому озеру.

Павел успел достроить свой Секретный дом, но заселить его не успел.

12 марта 1801 года он был убит последним любовником матери Платоном Зубовым и его братом Александром. Принимали участие в убийстве императора – куда же без них? – и офицеры гвардии.

Император Павел мало что успел сделать.

Его убили за то, что он покусился на основы рабовладельческого устройства империи, убили, чтобы он не успел сделать то, что собирался сделать.

Но – увы! – император Павел был убит и потенциальные насельники Секретного дома так и остались на свободе.