Текст книги "Сказание от Сатаны"

Люди в большинстве своем словно мошки слетаются на тухлятину. Блеск золота и соблазны незаработанного богатства развращают их и без того покалеченную душу. Но ведь остались среди них и пчелы… Те, для кого предназначение земной жизни не в ублажении тела, а в совершенствовании и научении души.

Давно присматриваюсь к тем, с кем сводит меня судьба. Но это – как идешь в городе по забитому прохожими тротуару. Скользнешь глазами, даже не осознавая толком, кого встретил. Не столкнулся… И слава Богу. Да только «тротуар» мой все более пустынный. Я с трудом еще иду по нему. И теперь лишь две фигуры перед глазами.

Мой внук Виктор и Вы. Не удивляйтесь. Именно Вы. Кажется, и знакомы недолго. И виделись всего лишь раз. Но Ваши осмысленные глаза, одухотворенное лицо и скромная сострадательная улыбка встрепенули мое сердце. Оно внимательно смотрит на Вас: «Не он ли?» Тот, кому судьбой предназначено раскрыть тайну, хранимую веками.

А внук Виктор? Я многим обязана ему. За внимание, за родственные чувства… По крови, но не по духу. Он все более врастает в католическое движение. Совершая добрые поступки, он все больше думает не о духовном, но о мирском. Блеск лукавого золотого истукана начал, как и других, ослеплять и зачаровывать его. Доверив ему свою тайну, я рискую потерять ее для мира достойных людей навсегда.

Будучи далеким потомком графа Тулузского, Раймунда Шестого, много сделавшего для Добрых людей – «Совершенных» и просто верующих Альбигойцев, я не прощу себе ни в этом мире, ни в высшем, куда надеюсь попасть, если тайна эта канет в безмолвную бездну секретных хранилищ Ватикана. Так что Вы, любезный Анатолий Иванович, единственный достойный, на кого смотрю с надеждою. Впрочем, все по порядку.

Я уже писала Вам, что после войны окончила медицинский факультет университета. Стала врачом. Мне часто приходилось выезжать в маленькие деревеньки, разбросанные вокруг Каркасона. Слава Богу, было на кого оставить моего малолетнего сына. Его бабушка и моя вторая мама, Екатерина Сергеевна, являлась надежной крепостью, в стенах которой мир и покой.

Однажды судьба занесла меня в небольшое, но древнее местечко – Рен-ле-Шато. Там заболела богатая и таинственная женщина. Ее звали Мари. Уже в преклонных летах, но страстно желающая жить дальше.

Начало второй половины прошедшего века, первые годы после великой кровавой войны, были подобны солнечным дням в начале весны. Они внушали надежду, что впереди на долгие годы установится счастье на земле. Вот это ощущение радости от ушедшей беды владело всеми нами независимо от возраста. Поэтому, наверное, когда я вернула ей здоровье, она была несоразмерно благодарна. А когда я отказалась взять довольно большую сумму денег за проведенное лечение, Мари удивленно посмотрела на меня. Помолчав, попросила приезжать к ней регулярно, для профилактических осмотров. Хотя она была гораздо старше меня, мы подружились.

Мари рассказала историю своей жизни. Когда-то, в далеком прошлом, она была экономкой у удивительного священника. Уроженца тех мест. Этот кюре, после окончания духовного училища, попросился назад, на свою родину, в Рен-ле-Шато. Хотя его деловая хватка и сметливый ум претендовали на более удачное место служения. Но… То ли наивные мечты о счастье среди знакомых с детства полей, холмов и развалин древних крепостей, то ли таинственный дух привели его в это когда-то славное и видное, а теперь совсем забытое место. Найдя немного денег (взяв из церковной кассы), он начал делать небольшой ремонт в своей старинной и обветшавшей церкви. Сдвинув алтарь, решил сменить колонны, на которых тот стоял. Одна из них оказалась легче другой. Присмотревшись внимательно, кюре понял, что легкая колонна пустая внутри. Так и оказалось. В полости он обнаружил среди прочих бумаг два деревянных цилиндра. В них древние свитки и старинная книга. С помощью друга, аббата из соседнего городка, местного любителя археологии и криптологии, удалось прочесть зашифрованную надпись. Никто, кроме них, не знает, что там было написано. Но только после этого священник из Рен-ле-Шато стал неожиданно баснословно богатым. Он перестроил местную церковь. Много загадочного появилось в ней. Особенно пугала надпись над входом: «TERRIBILIS EST LOCUS ISTE» («Место это ужасно»). А немного ниже, более мелкими буквами, еще одна анаграмма. Ее расшифровывают так: «Катары, альбигойцы, тамплиеры – рыцари истинной церкви». Согласитесь, довольно странная надпись для католического храма. Все перечисленные были уничтожены как еретики. Но найденные рукописи несли не только сведения о запрятанных кладах альбигойцев или тамплиеров…

Священник этот при жизни упоминал, что если их тайна выйдет наружу, то это может изменить судьбу мира. Уже перед своей смертью он пытался исповедаться у священника из близлежащего городка. Но тот вскоре выбежал в ужасе из комнаты, где находился умирающий. И отказал в последнем причастии. Так никто и не узнал тайну, ушедшую в могилу местного кюре.

Только Мари, многие годы жившая рядом и помогавшая ему, была допущена к какой-то части этой тайны. Она вдруг стала удивительно богатой после смерти своего господина. Об источнике этого состояния она не говорила, но понятно, что оно досталось ей от умершего кюре. Как-то она обмолвилась, что Ватикан настолько боялся тайны, которой владел священник, что мгновенно исполнял любую прихоть этого мелкого падре. Но только после того, как тот отослал фотографические снимки каких-то древних рукописей. Немного подумав, она показала их мне. Вначале фотографии, потом сами свитки.

Прошло два года. Изредка я приезжала к Мари. Нам было о чем поговорить, что вспомнить. Она, к тому времени уже в весьма преклонных летах, как и я теперь, присматривалась к окружающим ее людям. Кому же передать то, что ей оставил когда-то ее господин? И решила, что доверенным лицом должна стать я.

Мне трудно сказать, почему ее выбор пал на меня. В таком вопросе, я теперь понимаю это, слушаешь не рассудок – он часто близорук, – а голос сердца. Того таинственного чувства, словно из другого мира, которое властно ведет нас, куда посчитает нужным. Мари, как и я, отличалась от других только тем, что послушно шла в указанном направлении.

Вот и сейчас, с грустью глядя на эти загадочные для меня артефакты, прошу Вас приехать еще раз в мой дом. Пришло, видно, время прощания и передачи этой тайны в Ваши руки. И права распорядиться ею. Вы знаете языки, на которых они написаны. Сделав перевод, Вы, если сочтете нужным, сможете опубликовать их. А там пусть люди сами решают, насколько важная тайна открыта им. Они уже не дети. И ответственность за открытую им тайну, должны сами взять на себя.

С уважением и благодарностью за Ваше внимание.

Ирэн.

Саша с любопытством пробежал еще раз глазами по исписанным листам. Остановился на Викторе, которого блеск лукавого золотого истукана начал ослеплять… При этом у него мелькнула мысль: «А что тут странного? Нормальный логичный подход к жизни». Потом на Ватикане, испуганном этими таинственными рукописями… «Так Витторио не шутил, обещая много денег за эти свитки! – теперь уже эта мысль посетила Александра. И тут же: – Хорошо, что свет вырубили. Так что это письмо не отправилось к Витторио, в Рим».

– И не отправится – твердо решил он.

Саша берет очередной конверт. Вынимает письмо Ирэн. На этот раз оно короче предыдущего. Но тут же две непонятные фотографии. Какие-то развернутые рулоны с текстом.

Славный мой друг, Анатолий Иванович. Отдаю должное Вашей скромности. Но во всем надо знать меру. Вы – легко цитирующий Аристотеля и Цицерона, причем на языке оригинала, Вы – великолепный знаток нашего старолангедокского языка, Вы – человек, неизмеримо больше нас, французов, знающий нашу средневековую историю и литературу, – со скромностью заявляете мне, что не готовы к такому ответственному шагу, как перевод латинского и древнегреческого текста. Советуете мне подыскать специалистов – переводчиков с древних языков. Стыдитесь! Мне не нужен высококлассный специалист. Мне нужен человек! Который не предаст и не продаст Истину. Не обменяет эти во многом таинственные для меня артефакты на звонкую монету Ватикана. Я теперь ни на минуту не сомневаюсь, что такой человек – Вы. У меня вдруг появилось ощущение, что Вы – продолжение меня. И я почти так же не хотела брать древние рукописи из рук Мари. Утверждала, что только книгу, написанную на старолангедокском, смогу как-то прочесть и что-то понять. Ведь это язык моих предков. А древние латынь и греческий, на которых написаны свитки, мне практически незнакомы. «Вот и найди достойного человека, который знает те языки», – ответила она мне. Но чем дольше живу, тем больше моя память напоминает мартиролог. Кто когда умер… И каким хорошим человеком он был. Вернее, «она». Женщины живут дольше.

Но наконец-то, не сомневаюсь, нашла такого человека в Вашем лице. Вы говорите: «Чтобы правильно спеть песню, мало знать слова. Надо еще услышать мелодию. Так и в литературном переводе…» Вот и прислушайтесь! А как услышите, исполните. Если я доживу до этого замечательного момента, прошу Вас выслать и мне перевод этих загадочных историй. Кое-что мне известно. Пьер восемьсот лет назад начал делать перевод. Да так и не закончил.

Вместе – Учитель, Пьер, Вы, я и такие как мы, скромные мечтатели-идеалисты, желающие только добра, – во всех веках образуем что-то очень важное и нужное в этом мире. Как звенья одной цепи или узлы одной сети. И мы уже не существуем сами по себе, но друг для друга. А воспоминаниями поддерживаем друг друга через века. Осознав это, Вы оставите свою несоразмерную скромность и исполните долг! Возвратите к жизни в умах человеческих древние знания и чаяния, записанные когда-то на этом ветхом пергаменте. Я жду Вас! Не откладывайте! Времени остается мало!

P.S. Высылаю Вам две старинные фотографические карточки, сделанные когда-то тем священником.

Саша еще раз посмотрел на две небольшие фотографии. Они были тусклые, пожелтевшие. И все же на них хорошо видны два пергаментных свитка. Они были развернуты где-то посередине текста. По обе стороны рулоны пергамента, а на открытой части письмена. Судя по буквам, на одном – латинские, на другом – греческие.

«Интересно, что же там такое написано, если в Ватикане готовы заплатить большие деньги, только бы получить эти свитки», – подумал Александр. Еще более интересный вопрос для него: «Так, сколько они готовы заплатить? Надо будет выяснить у Витторио. Но не следует спешить и объявлять, что сейчас он хозяин этих манускриптов. Вначале надо узнать цифры цены. Конечно же, сделать вид, что это мало, какими бы они ни были. Поторговаться. А уже после начать обсуждать условия продажи». В голове Саши быстро и легко скользили практические мысли, образуя ажурную конструкцию предстоящей бизнес-сделки.

– Может быть, десять тысяч евро или даже сто… За каждый свиток. Книга на лангедокском, судя по всему, покупателя мало интересует. Иначе тот священник и ее бы сфотографировал.

Предвкушение больших неожиданных денег свежей радостью наполнило Александра. Он улыбнулся.

Тут вновь засветились индикаторные огоньки на бытовой технике. Тихая спокойная музыка, передаваемая Relax-радио, полилась из аудиоколонок. Это электрики закончили ремонт. Теперь все как обычно. Принтер и сканер, крякнув, подсказали, что готовы к работе.

«Любопытно, так какую же цену они предложат?» – думал Александр, укладывая на стекло сканера эти старинные фотографии. Отсканировал. Посмотрел критически. Слишком бледная копия получилась.

«А что, собственно, мешает мне обновить фотографии? – подумал он. – Цифровой фотоаппарат серьезный. Да и покупатель поймет, что я не блефую».

Он достает тот старый коричневый портфель. Вынимает из него коробки с манускриптами. Теперь уже без страха открывает их. Хотел было взять голыми руками, но в последний момент остерегся: «Может, грибок какой на этом пергаменте? Или мои потные пальцы сотрут какие-нибудь буквы, написанные многие сотни лет назад неизвестным человеком…»

Саша идет в ванную комнату. Находит чистые резиновые перчатки ярко-оранжевого цвета. Такие используют для проведения санитарно-гигиенических работ. Защитив таким образом руки, он застилает стол попавшей под руку газетой. Достает из деревянного футляра свиток. Разматывает рулон. Примерно посредине открывает часть текста. Как и на старой фотографии, примерно те же буквы. А по обе стороны – свернутые в рулоны верхняя и нижняя части свитка.

То же самое делает с другим текстом. Этот, судя по буквам, на греческом. Уже вечереет. Включает настольную лампу.

«Вспышку лучше отключить. Она разрушает пигмент чернил», – уже как полноправный хозяин начал рассуждать он. Быстро делает качественные цифровые фотографии. Подсоединив кабель, переводит в память компьютера. И уже оттуда пересылает их на электронную почту Виктора. При этом пишет сопроводительное письмо.

Виктор, добрый день.

Я обнаружил среди бумаг Анатолия Ивановича несколько писем Ирэн. Отсканировал их и переслал тебе. Надеюсь, ты их уже получил. А теперь увидел эти фотографии каких-то древних рукописей. Не о них ли ты спрашивал?

Так, начав деловую операцию, чувствуя себя скорее игроком, пришедшим в казино с целью сорвать большой куш, Саша включил телевизор. Пора отвлечься и развлечься. Но ничего интересного для него не было. А забивать голову мусором сегодня почему-то не хотелось.

Глава пятая

– Сергей Владимирович, я могу заглянуть к Вам в кабинет, минут на пять? – по внутренней связи спрашивает Саша.

На работе, тем более при подчиненных, они неукоснительно держат корпоративный этикет. Хотя в личных беседах давно уже на ты.

– Александр Николаевич, минут через двадцать освобожусь. Тогда можете зайти – отвечает ему Сергей.

Эти минуты ожидания тянутся тоскливо. Саша хочет договориться и на месяц уйти в отпуск за свой счет. Обещание, данное дяде Толе, надо выполнять. Необходимо прочитать и разложить по полочкам то, что скопилось в коричневом портфеле. Переводы древних свитков и старинной книги, личные заметки и еще что-то. Саша пока не притрагивался к папкам с файлами, которые лишь перелистал недавно.

А тут еще Витторио позвонил и взволнованным голосом сообщил, что все получил. И бабушкины письма и фотографии. Просил поискать остальные письма Ирэн. У него складывается ощущение, что должно быть два или даже три дополнительно.

– Видимо посчитал ответы Анатолия Ивановича, – верно решил Саша. – Но не буду оставшиеся письма пересылать ему. Не стоит расстраивать. А вот по поводу фотографий – весьма любопытно. Оказывается, на них те самые свитки, которые так интересуют покупателя. Тот готов через Витторио провести серьезные переговоры об их приобретении. После подтверждения достоверности, разумеется.

– Но какая ориентировочная цена? – осторожно спросил Саша.

После секундного молчания Витторио ответил:

– От миллиона евро. За каждый свиток… Так они у тебя?

У Александра запершило в горле. Он, покашляв, немного заикаясь ответил:

– Не… Нет… Но где-то среди вещей Анатолия Ивановича. Я пока многое не разобрал в шкафах и на загородной даче. Возможно, там спрятаны?

У дяди Толи не было загородной дачи. Но лучше быть осторожным, когда всплывают такие большие деньги.

– Саша, ищи! Это серьезная возможность заработать… Нам обоим. Как только обнаружишь, сразу же позвони мне, – взволнованно сказал ему Витторио и попрощался.

А теперь надо освободиться, хотя бы ненадолго, от рутинного времяпровождения на работе. И заняться настоящим делом.

Разговор с Сергеем был коротким, хотя и не бесконфликтным.

– Ты что? Сдурел?! Какой отпуск? У нас самая путина. Заказчики, как косяки сельди, так и идут в нашу сеть. Впереди Новый год, Рождество. Распродажи! Каждый коммерсант хочет привлечь к себе внимание покупателя. Наша реклама ему в помощь! Так что выброси эту дурь из головы. Отпуск ему… В самый напряженный и халявный момент года! – горячится Сергей.

– У меня серьезная причина. Я и… Валя решили пожениться. Можешь спросить у Виталия Эдуардовича. Месяц мне нужен, чтобы подготовиться, – тихо, но твердо отвечает ему Александр.

– К чему? Постель у вас и так, кажется, не остывает… – запальчиво крикнул ему Сергей.

– Оставь свою пошлость при себе! – уже грозно взглянул на него Саша.

Сергей опустил глаза:

– Извини. Я не хотел тебя обидеть. Ну, хотя бы подготовь рекламу рождественских распродаж торгового центра. От них через час приедут и привезут рекламные материалы.

На том и порешили.

И теперь Саша с тоской слушает словоохотливого коммерческого директора этого крупного универмага, который витиевато рассуждает, как бы лучше и побольше продать под шумок распродажи, неликвидных товаров, целый год пылящихся на складе. При этом о покупателях он говорит с легким оттенком презрения. Как о неразумных детях, которых требуется в очередной раз обмануть.

– Технология отработана до мелочей. Не в первый раз, – ответил ему Александр Николаевич и подал на подпись проект договора.

– Деньги поступят на счет вашей фирмы завтра же, – улыбнулся ему коммерческий директор, прощаясь и пожимая руку.

– Не сомневаюсь, что Вы, как обычно, будете пунктуальны, – без улыбки, грустно взглянул на него Саша.

А в голове в это время проплыла мысль о циничных коммерсантах и бестолковом потребительстве толпы: «Их дурачат, приучая ублажать свои пороки. А они и рады… Ничего, кроме презрения не заслуживают ни те – лукавые коммерсанты, стремящиеся сбыть залежавшийся товар, ни эти – наивные потребители ненужного хлама. Как участники двух команд в одной игре, предающей Бога – через порчу души – и Природу – через ее разорение для производства чепухи. Не удивительно, что все чаще наш золотой миллиард обывателей, уподобляют злокачественному новообразованию на теле Земли. А я? – с досадой спросил он сам себя. – Организатор этого матча для недалеких хитрецов и массой одураченных» – вздохнув, ответил он.

Раньше у него такие мысли не появлялись. Но звонок по мобильному не дал довести их до конца. Это Валя шепчет ему:

– Саша. Я жду тебя после работы. Мне зябко одной.

– Уже выезжаю… Чтобы согреть… – улыбнулся в трубку он.

– А как же рабочий день? – теперь нормальным голосом, удивленно спрашивает она.

– У меня отпуск на месяц, – весело отвечает он.

– Перед медовым решил устроить сахарный? – звонко засмеялась она.

– Приеду, расскажу – уже без улыбки сказал Саша.

И вот теперь, лежа в сладкой неге, он нескладно, но настойчиво убеждает ее, что этот месяц ему нужен для проведения ремонта в собственной квартире, доставшейся от Анатолия Ивановича.

– Да зачем она тебе нужна? Жить все равно будем у меня. В этой нашей квартире, – поправилась Валя. – Отец шепнул мне, что подарит ее нам, – мечтательно глядя в потолок, промолвила она.

– Знаю. Он и маме моей сказал об этом, – нехотя ответил Саша.

– Молодец батя… Умеет дела делать, – тихо засмеялась Валя.

– Да уж… – неопределенно, то ли с одобрением, то ли с иным чувством, согласился Александр.

– А свою однушку продай. Деньги вложи в дело. Как младший партнер папы сделай ощутимый взнос. Или мне купи приличную шубку из благородного меха… А к ней ювелирный гарнитур, – лукаво улыбнулась Валя.

– Сейчас не могу. Для меня эта квартирка – память о дорогом мне человеке. Почти отце… Ты же знаешь. Там все его вещи. Они как живые. Я не могу их выбросить на улицу, – шептал он на ухо, носом потирая ее щеку.

– Ох! И выдумщик же ты. Мечтатель, – засмеялась она. – Вот поэтому, наверное, и люблю тебя так сильно, – потянулась к нему губами Валя.

Его страстный поцелуй был ей ответом.

Уже когда прощались, она ласково посмотрела ему в глаза. И как вторая половина какого-то большого и надежного существа, на которых и держится человеческая жизнь на Земле, попросила:

– Но ты не очень утруждай себя. Найми каких-нибудь таджиков. Пусть они делают ремонт. Самые ценные вещи перевези. И, конечно же, сам переезжай сюда. Ты мне нужен здоровым и сильным. Таким, как сегодня… – она слегка покраснела и в смущении опустила глаза.

– Не беспокойся. Меня надолго хватит. И на квартиру. И на тебя, – засмеялся он, целуя ее в губы.

Приехав домой, Александр в тишине, не надевая перчаток, вынимает из портфеля эти таинственные свитки.

«Надо же! За два клочка пергамента, свернутых в рулоны, могу получить два миллиона евро… Серьезные деньги. Что же такое записано на них, что неизвестный коллекционер готов выложить такую сумму? Понятно, что «благодетель» из Ватикана. Об этом еще Ирэн упоминала. И она, наверное, также смотрела на эти письмена в надежде, что кто-то когда-то где-то раскроет их тайну. Хотя специалистов по древним классическим языкам много, но выбрала именно дядю Толю. А тот не хотел, отказывался. Если бы он знал, сколько может получить денег за эти два скромных свертка! Нет! Не обрадовался бы. Дядя Толя, как и Ирэн, был бессребреником. У них другая философия жизни. Чем большую цену им назначают, тем сильнее будут упорствовать: значит, действительно ценное и важное для мира людей в их руках! Старая школа воспитания. Классическая. Не то, что мы – я и Витторио», – с необъяснимой досадой на самого себя и свое прагматичное поколение начал разворачивать Александр свои мысли в другом направлении.

Но тут звонок мобильного вернул его к обыденной реальности.

– Саша, сынок. Добрый день. Вернее, добрый вечер. Это в Риме, откуда звоню, еще день.

Голос Виталия Эдуардовича легко узнаваем. Но Саша все же переспросил:

– Виталий Эдуардович, так это вы?

– А то кто же, – засмеялся тот в телефонной трубке. – Не удивляйся, что я опять в Италии. Пока это еще тайна, но только не для тебя. Ты теперь мне все равно что сын и будущий партнер по бизнесу. Я купил здесь, в Риме, небольшую, но доходную компанию. Сейчас, как часовщик, занят ее ремонтом и наладкой работы. Недели через две вернусь. Так что спокойно перебирайся в нашу квартиру, к Вальке. Из своей все ценное перевези к матери или к нам. Так надежнее. А то эти наемные работники… Не только ремонт сделают, но и обчистят до нитки.

Саша прервал:

– Виталий Эдуардович, да я сам справлюсь. Все-таки мужик. Когда был студентом, на стройке подрабатывал. Да и ремонт скорее косметический…

Понятно. Валентина уже обо всем доложила отцу.

– И то верно. А что потом думаешь делать с этим жилищем? – спросил Виталий.

– Пока не решил. Может, сдам в аренду надежному квартиросъемщику. Все какая-никакая, но копейка будет капать в семейный бюджет.

Виталий прервал:

– Да продай ты эту квартиренку. Хоть и немного выручишь, но уже появятся свободные деньги. Можешь внести их в качестве своего пая в мою компанию. Я не обижу…

Саша улыбнулся:

– В любом случае желательно ремонт сделать. Тогда цена продажи будет выше. Или квартиросъемщик станет больше платить.

Голос в трубке согласился:

– И то верно… Но сильно не заморачивайся. Жить вам с Валькой будет где. Я решил подарить вашей семье свою квартиру. Причем официально – дочери и тебе. В равных долях. Это чтобы не чувствовал себя приживалкой, а был полноценным хозяином. Парень ты надежный. Не воспользуешься моим доверием для мелочной корысти. У нас с тобой впереди большие дела. А с дочкой хоть и сложно иногда спорить – она, как и все бабы, бывает упрямой и бестолковой, – но все же жить можно. Думаю, объездишь. Приучишь слушаться если не папу, то хотя бы законного супруга. Я тут, кстати сказать, вчера с самим папой римским несколько минут общался. Витторио, который к вам приезжал, оказывается здесь в большом почете. Он и был переводчиком. А потом познакомил меня с одним влиятельным кардиналом. Солидный и приятный человек. Он нужен мне для начала большого бизнеса в Италии. Вы, говорит, Виталий Эдуардович, можете надеяться на наше благорасположение и поддержку вашей новой фирмы в Риме, да и по всему католическому миру. Ватикан всегда предпочитает искать и находить друзей. «Но будет и у меня к вам просьба. Нам стало известно, что два древних, очень ценных для историков церкви манускрипта оказались в вашей стране. Их передала выжившая из ума по старости француженка». Представляешь кому? – голос в телефонной трубке сделал эффектную паузу.

Александр замер. Сердце его, и без того часто забившееся, тут заработало в бешеном ритме.

– Анатолию Ивановичу! Твоему покойному дяде-профессору. Вот уж поистине мир тесен и непредсказуем. Так что ты, сынок Саша, внимательно все посмотри. И в шкафах, и на даче. Если найдешь – серьезные деньги получишь. Тогда уже на равных будешь со мной. А вместе мы сможем многое! Ну, все. Спокойной ночи.

И голос в трубке затих. «Как все осложнилось! Сам Виталий Эдуардович подключен к этому делу. Такой быстро все выяснит. И то, что у Анатолия Ивановича не было дачи. Когда-то ему выделили от института скромный садовый участок, но он почти сразу же передал его в безвозмездное пользование какой-то своей сотруднице. У вас, говорил, семья большая. Руки рабочие есть. А земли не хватает. Так что мой земельный подарок будет вам весьма кстати».

Потом каждую осень через племянника Александра чуть не тайком передавали дяде Толе овощи, выращенные на своей и его земле. А тот все возмущался:

– Ну зачем ты, Саша, берешь и привозишь мне их овощи. Им ведь они куда как важнее. У них детей мал мала меньше полно. А они оба преподаватели. Получают немного. Каждая копейка на счету. Да у меня от этого их картошка поперек горла станет.

– Дядь Толь. Но ведь обидите… Они же от чистого сердца, – каждый раз отвечал ему Саша. Действовало.

А мысли уже шли дальше: «С другой стороны, иметь компаньоном в этом необычном деле, такого опытного, можно сказать, прожженного бизнесмена, очень полезно. Проще будет продать эти манускрипты без особого риска, что обманут и продешевишь. Так сколько же запросить за такие почему-то ценные артефакты? – продолжал рассуждать сам с собой Александр. – Два миллиона евро – это почти два с половиной миллиона долларов США. Назову цену в долларах. В этой валюте надежнее. Америка еще продолжает царствовать на мировом финансовом рынке. А Европа – как коммунальная квартира… Жильцы обязательно будут переругиваться. Так что валюта у них пока не очень крепкая. Три миллиона баксов – и ни копейкой, вернее, ни центом меньше!» – твердо и спокойно, почувствовав себя крупным спекулянтом, решил он.

Уже засыпая, Александр продолжал ловить у себя мысли о предстоящей сделке: «Так, ведь и Витторио надо будет отстегнуть. Нет! Пусть уже сам накручивает на мою цену, сколько посчитает нужным. А Виталий Эдуардович? Вот, ему отстегну. Сколько? Да неважно. Все равно все деньги пойдут в общий котел. А главный повар над ним – Виталий. Теперь почти что второй, вернее, третий его отец».

С такими светлыми практическими мыслями Александр начал засыпать. Последнее, что промелькнуло в его сознании, было: «Надо хотя бы имитацию ремонта создать. Ведь через две недели тесть заявится сюда. Так у меня всего две недели! Успею ли разобрать записи дяди Толи?» Последняя мысль была тревожной. Но чернота сна без сновидений уже поглотила его.

Проснулся, как всегда, рано. Хотел было встать. Совершив привычный утренний ритуал, бежать, вернее, ехать на работу. Но вовремя вспомнил, что у него теперь целый месяц безделья. Хотя и обещал сегодня и завтра появиться после обеда в офисе. В деталях обсудить тот злополучный план привлечения легковерных покупателей на рождественские распродажи в большом торговом центре. Но… спешить некуда. Можно еще поваляться расслабленно в постели. Попытался вновь уснуть, да укоренившаяся привычка просыпаться рано не позволила сделать это. Поворочался. Подложил руку под голову и продолжил прерванные сном мысли. Ну хорошо. Деньги он получит. Употребит их в дело. Благо, Виталий Эдуардович не даст им прокиснуть. А как же Анатолий Иванович? Вернее, его просьба – подготовить и опубликовать переводы этих древних рукописей. Ну так что же… Одно другому не мешает. Перевод уже существует. Надо только все систематизировать. Отделить одно от другого. А первоисточники просто тщательно сфотографировать: «Вот эти фотографии и перевод опубликую в Интернете. Для кого-то, наверное, будет интересно. Правда, там все о Боге, о душе… Сейчас это не в моде. Да все равно, найдутся мухоморы и ботаники, которые откликнутся. Начнут давать свои трактовки, версии переводов, спорить». Но ему до этого уже не будет дела. «Обещание, данное дяде Толе, выполню. А потом и настоящей работой с Виталием Эдуардовичем можно заняться. Мои дети и его внуки голодать не будут. Теперь… Как же получить деньги? Желательно наличными. Но рискованно. Да еще такую сумму. Тогда другой вариант – можно открыть счет в серьезном банке, в том же Риме. И перевести туда. По договору. За, так сказать, консультационные услуги. А уже оттуда буду вкладывать частями в тот или иной проект Виталия Эдуардовича. Их у него множество. Но распоряжаться своими деньгами должен только я», – сладкое ощущение себя хозяином своей жизни, серьезным, состоятельнымо человеком появилось в Александре.

С этим радостным чувством он встал. Пошел умываться. Потом завтракать. Уже когда допивал вторую чашку привычного зеленого чая, случайно бросил взгляд на письменный стол, стоящий в углу. На нем грудой лежали журналы, газеты, какие-то письма. Словом, та корреспонденция, которую он же и складывал, пока Анатолий Иванович был в госпитале.

– Пора бы и там порядок навести, – подумал Саша.

После завтрака подошел к столу. Начал почти бездумно раскладывать журналы в одну сторону, газеты в другую. Письма в отдельную пачку. Их было неожиданно много. Саша даже не успел удивиться, что еще достаточное число людей пишет по старинке, как среди них мелькнуло знакомое… Обратный адрес и название Carcassone не оставляли сомнения. Это еще одно письмо от Ирэн. На этот раз уж точно последнее.

Александр взял конверт. Отошел от стола. Сел на диван.

«Вскрывать, или нет?» – вновь, как и тогда, мысль стала искать компромисс между любопытством и чувством приличия. Ведь письмо было запечатано. И адресовано явно не ему, а уже ушедшему навсегда дяде Толе. Как и следовало ожидать, победило любопытство. Было в этом чувстве что-то могучее, первобытное. Легко опрокидывающее все более поздние конструкции цивилизованного человека. А тут еще сметливый ум подсказал: «Ведь теперь я, Александр Николаевич, – полноправный представитель в этом мире интересов Анатолия Ивановича. Может быть, Ирэн напоследок решила сообщить что-то важное, которое пригодится в дальнейшей работе по редактированию текстов перевода».

Взяв ножницы, Саша решительно вскрывает конверт.

Драгоценный друг мой, Анатолий Иванович.

Простите, что я не ответила Вам на предыдущее письмо. Но, видимо, моя жизненная дорога привела к своей цели – к могиле.

Я чаще стала болеть. Одна хворь переходит в другую, порождая во мне фантастический мир страданий, не столько телесных, сколько душевных. Наверное, так Господь мудро дает нам понять, что не стоит особенно печалиться по земной жизни. Достойно сделав свое дело здесь, чему-то научившись, что-то исправив в себе, со спокойствием можем перейти в Его мир. Отдохнув там, вновь вернуться сюда, в мир людей. Но это будет после… А сейчас единственная моя печаль – что не могу общаться с Вами как недавно, во время Вашего мимолетного визита ко мне. Я тогда наконец-то смогла выполнить то, что услышала в себе, – передала Вам на хранение эти почти таинственные для меня свитки и книгу, написанную восемьсот лет назад. Конечно, зная немного старолангедокский – язык моих предков, я прочитала и почти все поняла написанное когда-то Пьером. Он, как и я, был, оказывается, тоже из рода Раймунда Шестого – графа Тулузского. Так мы и встретились, родственники, через много веков. Удивительные дела творятся иногда в этом мире.

Но Пьер был катаром, или, как их здесь называли, альбигойцем. Из разряда Совершенных – этих чистых в помыслах и поступках людей. Достойных приемников и подвижников Господа нашего Иисуса Христа.

Да только власть лукавого, овладевшего тогда начальствующими в римской курии, привела и к его гибели. Лишь воспоминания остались после него. Но для меня они бесценны! Пьер начал было записывать перевод манускриптов. Да так и не успел закончить. Передав Вам рукописи, я успокоилась. Потому что выполнила просьбу, обращенную ко мне. Что это было? Голос с неба или призыв сердца? Я не знаю. Да и неважно теперь. Небо можно услышать только сердцем.

Когда, отвергнув собственные интересы, исполняешь просьбу властного и сильного, не из страха перед ним и не по корысти – ты уже не раб, но друг. Так и человек, достойный Бога.

Не сомневаюсь, я выполнила Его просьбу. И, может быть, теперь многие узнают об истинном пути жизни Иисуса из Назарета. Этого великого святого, путеводной звездой показывающего верную дорогу. Многие будут испуганы. Но страх их – от недомыслия и отсутствия требовательности к себе. Большинству гораздо проще оставаться всю жизнь малыми детьми, просящими у взрослого, большого и сильного, очередных благодеяний. А получив, тут же забывать о Нем, продолжая развлекаться в песочнице пустяшной жизни.

Лукавые, видя этот порок и страх людей, используют его в своих корыстных интересах. Вместо того чтобы развивать в человеке собственные крылья, готовы поднимать его в небо на неуклюжем воздушном шаре. За деньги, разумеется. И тут же опускать вниз.

Поэтому так испугались власть имущие в Ватикане, когда тот мелкий священник из местечка Рен-ле-Шато послал им фотографические снимки подлинных артефактов, с письменами тех, кто был рядом с Иисусом, во время Его трудного пути к возвышенному кресту и вселенской славе. Это уже не фантастические выдумки живших многие десятки лет после Его подвига. А манускрипт. Документ. Юридически и исторически безупречное доказательство. Поэтому кардиналы с трепетом исполняли любую прихоть того кюре, лишь бы не передал свитки историкам.

Он поддался искушению. Обменял славу первооткрывателя на конкретные деньги из Ватикана. При этом, как человек неглупый, надежно спрятал рукописи и пригрозил, что они обязательно попадут в руки непредвзятых журналистов и историков, если с ним что-то случится. Ватикан на время отсрочил появление правды. Сможет ли на этот раз – не знаю.

Меня огорчило Ваше последнее письмо. В нем Вы как будто прощаетесь со мной. Я читала и плакала. Вам еще рано умирать! Ведь Вы гораздо моложе, годами, разумеется, чем я. Понимаю, тяжелая болезнь часто вносит досадную коррективу в жизнь человека. Но соберитесь с духом. Я надеюсь, он поможет Вам выстоять перед этим испытанием. И победить!

А если нет… Тоже не стоит отчаиваться. Берите пример с меня. Моя глубокая старость – как тяжелая болезнь с безнадежным диагнозом. И все же, встретив Вас, я вдруг почувствовала в себе весенний аромат юности. Как и много-много лет назад, все во мне начало петь радостную песню солнечной жизни. Теперь не сомневаюсь: любовь с первого взгляда все же существует. И возникает она между теми, кто когда-то, где-то, в другой жизни, в другом теле, в ином времени уже встречался и любил друг друга.

В сокровищнице души чувство это сохраняется долго, если не навсегда. Поэтому и через сотни лет, через десятки прожитых и пережитых жизней Господь изредка дарит нам счастье – встретить свою настоящую любовь. Человека, который поистине продолжение тебя самого, лучших качеств твоих. Потому и ценим его больше, чем кого-либо другого. Больше, чем самого себя.

Следующие несколько строк были густо зачеркнуты. Но письмо продолжалось.