Текст книги "Бессмертный"

– А ты подумаешь?

– Только чтобы тебе не пришлось врать, здоровяк: да! Я подумаю над вашим предложением. Мы все подумаем, только дайте нам уже то, за чем мы сюда явились, а то нас ждут, а мы и так задержались. – Я едва сдерживался, чтобы их обоих не схватить за ноги и хорошенько не встряхнуть.

Трансфэйсер, как и говорил Роул, оказался у него всего один, да и тот, по его словам, был не самым исправным, а так как эта технология была у него в единственном экземпляре, разбирать ее до основания, чтобы как следует изучить микросхемы и внутренности, он не решился. Каких либо инструкций и чертежей у него тоже не было. На мой вопрос, почему он не смог раздобыть и как следует изучить какую-то технологию изменения внешности, когда у него в коридоре целый мальпленган висит, он ответил, что был занят более важными делами. Наверно, подбирал менее грязные трусы, и, судя по всему, дело провалил.

Трансфэйсер он все же отдал нам бесплатно, в надежде, что мы все-таки подумаем над их предложением вступить в повстанческое движение. Отказываться от халявы я не стал.

За небольшую цену он предложил воспользоваться другой технологией, которая была повсеместно разрешена. Небольшой ручной аппарат был похож на обычный сканер, однако обладал способностью выращивать волосы на любой части тела почти мгновенно, а также менять их цвет; нужно было просто задать команду. Костун хоть и не особо любил растительность на лице, а потому брившийся каждый раз, когда выдавался случай, все же согласился на небольшие усики, которые немного облагораживали его внешность, делая лицо менее похожим на детское. Так как большинство дэбелов имели проплешину на макушке, лысину, чтобы не вызывать подозрения, решено было не заделывать. Большинство представителей дэбельской расы были похожи: небольшой рост, округлый живот, пухлое потное лицо и, естественно, лысина, поэтому Костуна особо гримировать не имело смысла. Его узнает только разве что другой дэбел.

Единственную в нашей команде представительницу женского пола было по определению труднее изменить таким способом, так как из волос у ее были лишь волосы на голове да брови, а Мара сразу отказалась от пышных усов и бакенбард, которые я ей предложил. Сросшиеся брови ей тоже не льстили. Поэтому она лишь сменила цвет волос с густо-черного на блондинистый, а также подправила немного форму бровей. Несмотря на то, что мы всем скопом считали изменение формы бровей не особо действенным способом смены внешности, девушка нас не послушала и оказалась права. Более густые брови оказали необычный эффект, поэтому сменить форму бровей решили все, даже я, но только лишь чуть-чуть. Костуну сначала сделали брови просто огромными, даже больше, чем были у того джигударго, что хотел нас всех тихонько казнить на красной планете, но отсмеявшись, просто сделали их чуть более густыми, тем самым уравновесив его внешность: теперь он стал похож на маленького толстого мушкетера.

Вот и получилось так, что вышли мы из здания уже новыми людьми. Но все с той же компанией в виде лысого Машаи. Ему волосы иметь почему-то совсем не хотелось, наверно, не желал закрывать татуировку черепа.

– Эка вас там раскрасили, – воскликнул трехглазый, когда нас увидел. – А ты, – показал он на меня, – имя которого я уже забыл, так вообще другой человек.

Может, это и было немного подозрительно, но я сразу одел трансфэйсер и сменил внешность. Если он перестанет работать раньше, чем мы выйдем из города, я вернусь и затолкаю его Роулу в ухо.

– На то и расчет, – хмыкнул я. Голос, к сожалению, трансфэйсер сменить не мог, но вряд ли кто-то из наших преследователей с ним знаком.

– А этого у вас вроде не было, когда вы входили, – показал он уже на длинный чехол у меня за спиной.

– Сувенирчик, – многозначительно протянул я.

– Дашь взглянуть? – прищурился Самта. – А то я слышал, у этого расплавленного игрушек много интересных где-то в подвалах, вот и вы, наверно, одну такую прикупили. Верно?

Самта фанател от оружия, судя по всему, это развилось вместе с паранойей, недаром он на себя столько орудий нацепил, словно на войну собрался. Если что случится, он и третью всего этого просто не успеет воспользоваться.

– Верно, но игрушка эта слишком хорошо запакована, чтобы сейчас ее тут разворачивать, тем более под таким пристальным вниманием.

– Так вы заметили? – хмыкнул он, оглядываясь по сторонам. – Или это вам Роул сказал? Да не важно. За нами и правда наблюдают. Прикинь, Маха, – повернулся он к Машае, – стоим, значит, никого не трогаем, тут к нам какие-то пацанчики подваливают, мол, чо стоим, кого ждем, а мы отвечаем, что стоим потому, что сесть не на что, а ждем людей, но не их, разумеется, а они бычить начали, представляешь?

– Они бычить начали? Ну ладно.

– Так вот, – пропустил Самта колкость мимо ушей, – мы им слово, они нам два. Я уже собирался на них нашего железного друга натравить, – он махнул на робота, – а тут их главному как прилетит какой-то камешек, да прям в макушку. Я еле сдержался, чтобы не заржать, уже готовился драться, а он ругнулся да свалил, чо-то бурча под нос, а за ним и его свора утопала. Прикинь! Ребята с крыши их одним камешком уделали. Я их так и не увидел даже, одни тени.

Даже странно, что в таком задрипанном городке находятся профессионалы, которых я смог заметить лишь из-за огромного опыта в вопросе слежки и сокрытия. Наверно, наемники, только трудно представить, чем им платят здешние помойные коты. Если кто-то из местных вдруг решил бы их на нас натравить, нам бы пришлось не сладко.

– У них и другие «камешки» есть, и те ребята это знают, потому и свалили, – сказал Машая. – А ты в следующий раз на рожон не лезь. А то тебя сначала пырнут, а потом спрашивать будут, и ни ребята с крыши, ни твое вооружение тебе не поможет.

– Да знаю, знаю, – отмахнулся Самта.

– Ладно, пошлите, – повернулся бармен к нам, – а то и вам, и нам нужно спешить.

– А вам-то чего? – спросила Мара.

– Так бар восстанавливать.

– У вас же скоро заварушка планируется, разве ж потом до бара будет?.. – начала Мара. Язык без костей.

– Всегда есть дело до бара, – громко перебил Машая первым, что пришло на язык, и покосился на Самту, строя нам гримасы, намекая, что трехглазый ничего о революции не знает и в восстании не участвует. Узнай он правду, давно бы свалил, это точно.

– Что за заварушка? – не понял Самта.

– Да это… так… это…

– Обычная заварушка, – пришел я на помощь здоровяку. – У вас же постоянно в баре драки всякие, вот Мавра и говорит, что опять какая-нибудь кутерьма может приключиться, так какой смысл все снова отстраивать?

– А-а-а, – протянул Самта, задумавшись. Он явно отвлекся, когда Мара заговорила о «заварушке», а потому не все услышал, а тем более понял, так что вряд ли заметил подвоха. Хотя все равно как-то странно на нас посмотрел, словно мы что-то от него скрываем. Но пока это его лично не касается, ему было все равно.

– Бар нужен, – снова заговорил он. – Как же без бара? Мне ж тогда новую работу искать придется, где нужно будет работать. – Он поморщился.

– В каком это смысле?.. – начал Машая, но трехглазый его прервал:

– Мы же вроде спешили, нет? – И быстро потопал вперед. Такие работники и даром не нужны, но Машая все равно держал его при себе. Пусть он и говорил, что ему не хватает человеческого общения (хотя сам он был не особо болтлив), но мог найти кого и получше. Хотя для работы в баре нужна выдержка, чтобы не испытать продукцию на себе, а Самта, судя по всему, не был любителем выпить, зато любил деньги. Отдавать Машае долги он не стремился, а потому вряд сильно расстроится, если бармен поляжет на этой своей войне за свободу.

– Вот поганец, – ругнулся бармен и зашагал за ним в сопровождении робота. Мы же специально немного отстали.

– Их босс уже знает о нас, – сказал я.

– Почему ты так решил?

– Не похож Роул на того, кто что-то скрывает от своего босса, так что не будет дожидаться, пока тот сам его спросит.

Говоря о Спардии, в глазах Роула читался благоговейный если и не страх, то как минимум мандраж. Страх бы он начал испытывать, узнай его босс, что тот скрыл от него подобную информацию, а этого торговцу оружием не хотелось. Машая же испытывал к нему большое почтение, и тоже не стал бы обманывать босса, если бы мы не попросили. А может, он знал, что Роул и без него все передаст.

– Да, ты прав, – согласилась Мара. – Они фанатики какие-то. Тот обожженный так точно больной на всю голову, как речь зашла об их движении, так его понесло, не остановишь.

– Вот и я о том же. Надеюсь, нам не помешают выйти из города.

Девушка нахмурилась, Костун стал беспокойно озираться, хотя, казалось бы, куда уж беспокойней.

– Напрягают меня эти парни на крышах, – сказал он. – Так и чудятся в каждом окне с винтовкой в руках.

– Они там и сидят.

Костун еще больше насторожился, не выпуская из липких ручонок свой пистолет-пулемет; пот так и лился водопадом по его испуганному лицу.

Машая проводил нас до собственного бара, предложив напоследок выпить, но мы отказались, хотя Костун и пытался уговорить пропустить по рюмашке чего-нибудь обжигающего, но нам надо было спешить. Бармен нарисовал подробную карту маршрута до городских ворот, благо путь не шел ни через одну стену хлама и чужую территорию. Некоторые территории являлись нейтральными, в основном это были пути от одних ворот до других. Иначе мы бы и до бара не добрались. Машая еще предложил приставить к нам одного из роботов для обеспечения безопасности, но и от этого мы отказались. Распрощались мы довольно тепло, но широкоплечий бармен, посматривая на Самту, добавил, чтобы мы все же подумали над предложением. Я обещал.

Карта Машая оказалась довольно точной, он даже написал несколько банд, мимо территорий которых мы будем проходить, и посоветовал поспешить, так как уже начинало темнеть, а «выйти из города куда труднее, чем в него попасть». Еще посоветовал не привлекать внимания, что было проблематично. Невысокий бровастый и усатый толстяк, высокий человек с длинным и узким, практически лошадиным, лицом, да еще и с конским хвостом (это замаскированный я) и стройная блондинка с изящными густыми бровями, – такая компания явно привлекала внимание в темном злачном городишке, где каждый второй – здоровяк с автоматом в военной или около военной форме с бульдожьим лицом. Сопящие в грязи оборванцы без жилья с залитыми глазами тоже посматривали недружелюбно, даже больше, чем когда мы входили. Мы выглядели легкой добычей, так что оставалось уповать лишь на устрашение оружием.

Когда до ворот оставалось три-четыре поворота в этом огромном лабиринте, перед нами как из-под земли появились двое. Костун даже с испугу чуть не дал по ним очередью, но я все же перехватил его у́зи и опустил дуло вниз так, что если бы даже его оружие и не стояло на предохранителе, он бы все равно лишь взбороздил землю.

– Вот вы где шляетесь! – наигранно недовольно крикнул Иолай, укоризненно тыча в нас пальцем.

– Мы не шляемся, мы работаем, – протянул я.

– Работают они, как же! Мы уже хотели идти вас из переделки вытаскивать, когда увидели, что вы вроде бы возвращаетесь обратно к воротам. Мы бы вас и не узнали, если бы у меня не была встроена программа распознавания лиц; двоих – Мару и Костуна – я сразу узнал, а тебя вот нет. Хорошая штука, этот трансфэйсер.

Верон вздохнул и потер переносицу.

– Увидели? Это где это вы нас увидели? – прищурился я, не упустив оговорку киборга и реакцию черноглазого.

– Ну… это…

– Мы повесили на вас жучок, – перебил мычащего Иолая Верон. Он недовольно посматривал на своего приятеля, как не так давно я посматривал на Мару, не способную держать язык за зубами.

– Жучок? – возмутилась Мара. – Вы нам не доверяете?

– Да не в этом дело, – наконец вспомнил слова киборг, – просто не хотели вас… потерять.

– Потерять?

– Ну да. Мы бы вас вообще наверно не узнали в таком виде. Мы сначала подумали, что вы какие-то бродячие музыканты. Или циркачи, – усмехнулся он. – Толстяк у вас за место клоуна; ты, – показал он на меня, – какой-нибудь конферансье или наездник. Хотя с чехлом за спиной на музыканта как раз и похож; ну а девушка, – посмотрел он на Мару, – девушка для отвлечения внимания от фокусника, – ехидно оскалился Иолай.

– А фокусник, как я понимаю, у нас ты? – поняла Мара. – Эдакий прохиндей, достающий всякие дурацкие штуки из всяких неожиданных мест.

– Мне нравится эта игра, – радостно оскалился киборг, – хотя в словах про неожиданные места я вижу иронию и даже уязвление. Да и фиг с ним, я не обидчивый. Тогда кто у нас Верон?

– Тот, кто не любит надоедливых фокусников, – ответил за себя черноглазый. Он с самого начала был не в духе, а Иолай то и дело гримасничал, как самый настоящий клоун. В общем, настроение у них было противоположным.

– Молчу, молчу, а то по шее получу!

– Кстати, ты чего снял свои линзы? – удивился я.

– Чтобы местные обитатели видели, что я не простой прохожий. Когда выйдем за черту этого… городка, я снова их вставлю.

В полусумраке черные склеры глаз Верона были еще более темными, придавая ему демонический облик, а желтые радужная оболочки вспыхивали блеском каждый раз, когда на них падал свет. О гераклидах знали практически все, но знание не могло защитить от страха, когда видишь одного такого перед собой. Некоторые считали гераклидов проклятыми Дьяволом, и помимо регенерации и более долгой жизни, приписывали им и другие способности, вроде превращения в волков, а то и в нетопырей, даже говорили, что они едят младенцев, зажаривая их на вертеле. И было плохой приметой, посмотреть гераклиду в глаза. Все это, конечно, было неправдой, но суеверные не хотели рисковать.

– Я тоже хотел снять псевдо-кожу с руки, – подал голос Иолай, – чтобы показать, что я киборг и лучше со мной не связываться, но Верон запретил.

– Ладно, хватит болтать. Пора отсюда убираться, пока нас не подстрелили.

Бомжеватые личности у стен уже зашептались, глядя на нас, однако никто не хотел рисковать. Но чем больше темнело, тем, казалось, более храбрыми становились местные жители.

– Согласен! – чуть не выкрикнул Костун. – Как же я устал целый день ходить, – пожаловался он.

Мы пошли к воротам, выводящим наружу. Возле них, рядом с бойцами – ничего себе! – стоял тот самый беззубый урод, который первый выказал свое недовольство нами в баре, а потом одним из первых и свалил. Он всматривался в нас, выходящих из города, но сгущающиеся сумерки, видимо, подпортили и без того его слабое зрение. Он мог увидеть меня, совершенно незнакомого человека, мог увидеть блондинку, хотя «та баба» была жгучей черноволоской, мог увидеть еще двух людей, недавно вошедших в город, а теперь возвращающихся, но узнать нас ему было трудно. Лишь Костун вызывал опасение быть узнанным, но все обошлось. Возможно потому, что слух частично заменил ему зрение, а слышал он лишь угрожающее звяканье оружия.

Так мы и вышли всей группой из города, и никто нам дорогу не преградил и даже слова не сказал. Хотя в воздухе витало напряжение, будто они знают, кто мы, что тут делали, куда идем и что запланировали. И чувство это было гнетущим, но каким-то глубоким, как затишье перед бурей, в которой нам явно отведена своя роль. И не из последних.

Глава 6

– Интересная история, – протянул Верон, подперев рукой подбородок и всматриваясь в языки пламени горящего в номере камина. – Революционеры. Это и не удивительно, что они решились на открытые и масштабные действия после такого.

Мы все сидели в номере одной из самых дорогих гостиниц Каветана, распложавшись полукругом возле камина с порталом, по цвету напоминающим красное дерево, коим было отделано все, что только можно было украсить, поэтому комната выглядела даже немного жутко, но все же довольно красиво и стильно.

За окном давно стемнело, но спать особо не хотелось. По крайней мере, никто кроме Костуна не выказывал усталость, а сам толстяк, расположившись в удобном кресле, сидел с полуприкрытыми глазами, уперев лицо в кулак.

Верон снял всего три комнаты под разные имена, но только его, самая большая, выходила окнами прямиком на здание сената. Для непривычного глаза оно выглядело странно: огромная правильная пирамида, которая как будто слилась с другой такой же, но находящейся вверх дном. Однако при этом та, что вверх тормашками, словно частично ушла под землю, оставив снаружи лишь перевернутое основание, которое как бы примыкало со всех сторон к вершине первой пирамиды, возвышающейся над ним. Четыре угла этого основания служили посадочными площадками для различных летательных аппаратов, а широкие и длинные края с разных сторон были уставлены либо столами и стульями, либо небольшими хаотично расставленными палатками, ларьками и павильонами, продающими различные сувениры и вкусности. На самом краю со всех сторон стояло в ряд несколько обзорных труб. Именно это здания мы решили штурмовать. Наш корабль вполне подходил по размерам, чтобы уместиться на посадочной площадке, что не могло не радовать.

Две другие комнаты гостиницы находились напротив этой, но были относительно малы. Напротив – это значит, что для начала необходимо было спуститься на полпролета ниже по широкой лестнице, где располагались менее престижные и дорогие номера, но все еще шикарно обставленные. Верон записал себя и своего телохранителя в один номер класса люкс, меня и Мару он записал как женатую пару в полулюкс, а Костуну оставался самый маленький из всех номер повышенной комфортности. Толстяк, естественно, недовольно заворчал, что он мол, привык именно к таким номерам, какой себя взял «жадный гераклид с манией величия и транжирством». Верон вроде как хотел указать на нелогичность обвинения толстяка, но сказал лишь, что только его одного принимают за другого человека, брата Верона, в то время как остальным лучше не привлекать внимания. Костуну оставалось лишь согласиться и на дешевый по его меркам номер, но ворчать меньше он не стал, лишь тише.

– Мы им, естественно, отказали, но чтобы отвязаться, пришлось пообещать, что мы подумаем над их предложением, – поставил я точку в своем кратком пересказе того, что с нами случилось.

Верон как-то неопределенно покачал головой и хмыкнул.

– А ты что же, сразу согласился бы присоединиться к фанатикам? – поинтересовался я.

– Вряд ли бы я с ходу согласился, конечно, но подумать бы подумал.

– Думаешь, с ними будет легче схватить сенатора? Да, это так, но есть несколько нюансов.

– Слушаю. – Он внимательно взглянул на меня.

– Во-первых, – начал я, – да, мы наведем необходимый шумок, под который можно легко спереть сенатора, но не факт, что эти… революционеры красноперые не подстрелят специально, а что более вероятно – случайно, нашу дорогую жертву похищения, что не есть хорошо. Во-вторых, чтобы устроить масштабную революцию, нужно много народа. А откуда он появится? Правильно – из того вонючего городка, а между нами двадцать – двадцать! – километров. Пока они сюда будут идти, их заметят все, кому не лень, и вызовут подкрепление, а сенатора вообще могут увезти куда-нибудь на другой спутник. Ну или на планету. Нам за ним бегать по всей системе? Нет, мы, конечно, можем его перехватить по дороге, но это лишний геморрой и не нужные риски.

– Тут ты прав, кончено, но я думаю, что они не так глупы, чтобы переть сюда всем табуном двадцать километров по открытому пространству. Они явно не один день к этому готовились, да и не с того момента, когда услышали об упавшем лайнере. Как ты сам говорил, они лишь хотят использовать это событие и его последствия как отправную точку. Как призыв к действию. Воплощение давнишнего плана.

Да, их понедельник, с которого все грозятся что-то начать делать, наконец, настал, и они правда хотят что-то делать, а не снова пообещать себе начать в через неделю. Лучшего шанса у них не будет. И все же не хотелось, чтобы их планы порушили наши, тем более что они желают власть полностью свергнуть, а мы лишь немного направить в нужную нам сторону. К сожалению, они не понимают, что их план как раз и может привести к тому, что людей сошлют куда-нибудь в резервацию, а объяснять им это бессмысленно, они уже наметили маршрут.

– Это да, но как им в город-то незамеченными попасть? Туннель? Да там весь город распределен между бандами, даже если некоторые – большинство – бандитов из разных группировок и состоят в так называемой «Гаруде», от этого они не перестают быть бандитами. Вряд ли эти мордовороты даже ради «высшей цели» будут горбатиться, копая туннель годами. Им бы пострелять да выпить. А никаких других средств передвижения я у них не увидел.

– Да мы и людей почти не видели, – втесалась Мара, – но это не значит, что их там нет. Если они сами умеют прятаться, то и какие-нибудь машины могут спрятать.

Ага, и космические корабли в придачу. Будет весело, если у них на орбите висит спутник с орбитальными ракетами, тогда им вообще ничего делать не нужно будет: нажал кнопку и любуйся алым закатом. Но вряд ли этот спутник до сих пор не заметили.

– Мара права, – кивнул Верон.

– Может и права, но даже если у них и есть средства передвижения, они все равно не смогут приблизиться к городу незамеченными.

– Да, это тупик, – согласился черноглазый после длинной паузы. – Но все же мы тут говорим об этом минут двадцать, а они планировали восстание не меньше года. Это как минимум.

– Я видел и участвовал в удачных операциях, которые продумывались за десять минут до начала ручкой в блокноте, так что я тоже в этом немного разбираюсь. Но те операции были либо намного менее крупные – простая разведка, либо настолько масштабные, что генералы двигали по полю маленькие фигурки солдат, которые служили для обозначения целых армий.

– Не сомневаюсь в твоем опыте, – вставил Верон.

– Но тут расстояние в двадцать километров, – продолжил я, – а силы нападающей стороны не такие уж большие, чтобы пробраться незаметно, как маленькая группа, или с размахом и фанфарами, показывая бесстрашие огромной армии. На ум приходит лишь один вариант.

И этот вариант я уже видел не раз, даже участвовал в них, на обеих сторонах. Сейчас же я был на нейтральной стороне, но все же одним из основных действующих лиц. Все мы ими были.

– Я уже понял, к чему ты ведешь, – улыбнулся черноглазый уголком рта.

– А я нет, – не стал скрывать Костун.

– Восстание начнется не извне, а изнутри! – сказал я всем сразу и по-злодейски рассмеялся, вскинув голову.

– Как это? – испортила момент Мара.

– Женщина! Не прерывай мой злодейский смех!

– Да ну тебя. Так вы хотите сказать, – повернулась она к Верону, – что кто-то в городе собирается начать революцию, а те, из того городка за стеной, явятся позже?

А она схватывает на лету, хотя все же ей требуются явные подсказки, чтобы все понять.

– Это лишь предположение, – ответил черноглазый, – но, на мой взгляд, самое логичное. Будь у них необходимая техника, они могли бы, например, долететь до города ночью на каких-нибудь небольших и не шумящих летательных аппаратах, но даже если они у них и есть, то их явно не так много, чтобы перенести всю повстанческую армию за раз.

– Кстати, насчет техники и технологии, – перебил я Верона. – А вдруг у Роула, ихнего торговца оружием и техника (и кто-то он там еще?), отыщется какой-нибудь портативный метасалир и он просто всех сюда перенесет?

Портативные метасалиры никогда не пользовались спросом.

– Это вряд ли, – оживился Иолай. Он разбирался в технических вопросах лучше нас всех, а потому не мог не подключиться к разговору. – Даже если у него и есть метасалир, что практически невозможно – их крайне редко используют, если можно так выразиться, в повседневности, а у простого торговца в гетто ему вообще неоткуда взяться, – то ему едва ли хватит и всей энергии города открыть и стабилизировать портал, дабы туда прошло хотя бы человек пятьдесят. Даже если войдет и один, не факт, что такой портал не глюкнет, и вошедшего не распилит пополам. Это в лучшем случае.

Иолай поведал, что попытки использования портативного метсалира не увенчались успехом. Точнее, все работало, но энергии для открытия необходимо было крайне много. Для одного портала солнечную энергию приходилось собирать месяцами, потому что мешала отдаленность планеты или спутника от звезды, а также атмосфера, которая не позволяла проникнуть всем тем излучениям, что исходят от Солнца. Хотя Иолай все же считал, что на некоторых правительственных базах есть подобные порталы, энергию в которых поддерживают постоянно, хотя если что-то пойдет не так, взрыв может быть способен снести небольшой город.

– Значит, как и предположил Амар, восстание может начаться только изнутри. Остается только один вопрос – когда?

Восстанию всегда требуется кокой-то импульс, толчок, который заставит один камушек покатиться с горы, влеча за собой целую лавину. Проблема в том, что тот, кто ее создает, не обязательно этого желает. Благими намерениями, как говорится…

– Это проблема.

– Почему? – не понял Костун. Он вообще мало что понимал, но суть все же кое-как улавливал, несмотря на то, что глаза его слипались. Она ему не нравилась.

– Потому что, скорее всего, у нас не будет времени подготовиться, – ответил Верон. – Если не начнем действовать незамедлительно, мы можем упустить свой шанс схватить сенатора. Придется импровизировать.

– О! – оживился я. – Импровизация – это мой конек! Итак, начнем действовать незамедлительно?

– Лучше следующей ночью, – сказал Верон после небольшой паузы. – Многим из нас необходимо как следует отдохнуть, а завтрашний день потратим на подготовку. Действовать начнем, когда стемнеет.

– А если эти революционеры начнут раньше? – спросила Мара. Она не выказывала беспокойства, но, как и в прошлый раз, держала все в себе, накапливая напряжение, пока не взорвется. Оставалось лишь надеяться, что взрыв произойдет не в самый ответственный момент.

– Я в этом сильно сомневаюсь, – ответил я.

– Почему?

– Они решились действовать, используя катастрофу, как повод, но почему-то не напали на сенат сразу же, как только прозвучи обвинения сенатора. Думаю, они и теперь ждут повода для нападения.

Каждый ждет своего понедельника или свое завтра. Зачем делать сегодня то, что можно отложить на завтра? Мы был тем самым импульсом, который собирается сдвинуть маленький камушек с неугодного нам места, но кто-то уже приготовился, чтобы толкнуть нас в спину, дабы этот камушек выпал из наших рук, превратившись в катастрофу. И если мы не удержимся на ногах…

– А мы можем быть этим поводом, – поняла девушка. Схватывает на лету, как я и сказал.

– Верно. Полагаю, они начнут действовать сразу же, как только начнем действовать мы.

– Тогда мы можем и побольше отдохнуть, – вклинился Костун. Тема отдыха интересовала его больше всего. – Если они ждут нас, то пусть и дальше ждут, а мы отдохнем в номерах, понежимся в джакузях, насладимся здешними вкусностями. Я как-то был в одной гостинице, не в этой, конечно, здесь слишком дорого, но там подавали потрясающе вкусных мидий! Пальчики оближешь. Уверен, что тут-то точно должны они быть. – Костун говорил с воодушевлением, даже сонливость почти не засыпала ему глаза песком.

– Это, конечно, хорошо, – перебил его Верон. – Но все это лишь предположения. Даже если они и верны, не факт, что уже готовые к атаке повстанцы будут спокойно сидеть и ждать, когда мы сподобимся действовать. Они могут подтолкнуть нас к этому, что сильно усложнит дело.

– Думаешь, они такие умные? – засомневался Иолай.

– Они, может, и нет, но вот их предводитель, Спардий, вполне может таковым оказаться. Если верить Амару и остальным, члены «Гаруды» довольно… фанатично относятся к своему боссу, а глупый человек не способен вести за собой такое количество людей, тем более самодовольных бандитов, которые вообще не любят подчиняться.

– Значит, решено: завтра вечером мы захватим сенатора и выудим из него всю информацию.

Мара спала всю ночь как убитая и проснулась лишь за полчаса до полудня. Я не спал всю ночь. Сначала пытался, но проворочавшись часа два, не выдержал и пошел к номеру Верона и Иолая. Как я и думал, они тоже не спали.

– Что, не спится? – усмехнулся Иолай, открыв дверь. Прям дворецкий какой.

– Я вообще могу не спать, – откликнулся я, – но все же просто люблю иногда вздремнуть, когда время есть, а сейчас сон совсем не идет.

– Верон – гераклид, как ты знаешь, он тоже очень долго может обходиться без сна, а мне главное иметь полный заряд и целые детали.

– Я так и думал, что вы не спите.

– Ты очень необычный, – сказал Верон. Он сидел в мягком кресле возле окна, смотря на здание сената, и даже не повернулся, когда я вошел. Сидел он в пол оборота и единственный видимый мне глаз блестел золотом, ловля свет уличных фонарей.

– Я? Почему? Из-за неспособности умереть?

– И это тоже. – Он повернулся. – Ты не просто не можешь умереть, но еще и не чувствуешь усталости, и в добавок ко всему, ты не по-человечески силен. Простое бессмертие не дает такие возможности.

– А ты много знаешь о бессмертии? – усмехнулся я. Верон оставался серьезным. С того самого момента, как нас пытались убить лже-патрульные, он постоянно ходил смурным и практически не улыбался, а если улыбка и касалась его губ, то была какой-то натужной. Я считал, что это из-за ранений, из-за того, что он попал в потовую ситуацию, из которой не мог выбраться самостоятельно. Он любил держать все под контролем, а тут он был слишком беспомощным, пуст и не хотел этого признавать. Судя по всему, дело все же было во мне.

Так-то он вообще выказывал мало эмоций, но именно рядом со мной, после того, как он узнал о моей силе, Верон то хмурился, то старался на меня не смотреть, однако скрывал это, пусть и неумело.

– Нет. Я просто пытаюсь мыслить логически, – ответил он после небольшой паузы.

– Логически? – я рассмеялся. – Я пытался узнать о своих способностях тысячи лет: ходил к экстрасенсам, ясновидящим, гадалкам, сам гадал на всем, чем можно. Надо мной было проведено опытов больше, чем на любом живом существе во Вселенной. А ты хочешь все понять, размышляя среди ночи у открытого окна?

– Почему ты скрываешь ото всех свой дар? – спросил он спокойно, но я чувствовал его напряжение. Он хочет узнать обо мне – а может, о моей способности – больше, чем пытается показать, оставаясь хладнокровным. Я ему не нравился, я был загадкой, которую он не мог разгадать самостоятельно, естественно, что ему неприятно просить об ответах.

– Почему? Это же элементарно! Меня начнут преследовать, чтобы очередной раз провести надо мной опыты, которые проводились уже сотни раз. – Вообще, меня и так преследуют очень многие, но их станет в разы больше, если я стану всемирно известным. – Все существа во Вселенной – абсолютно все! – считают себя умнее других. Каждый, проводя какой-либо опыт, который до него проводился множество раз, но другими расами, надеется, что те, другие, совершили какую-нибудь ошибку, может совсем крошечную, но она стала роковой. Но я-то не они, думает этот каждый, я-то не дурак, у меня-то все получится, я же умнее всех! Но у него не получается, как и у тех, других, но тут находится новый умник, который считает… В общем, это бесконечный замкнутый круг. Ну или спираль, если хочешь, ибо каждое такое повторение делает этот опыт все более тупым и бессмысленным, а значит, все те новые, кто его проводят, оказываются не умнее предыдущих. И вот эта спираль уходит в бесконечность, доказывая и то, что идиотизм тоже бесконечен.